Сезон охоты на падчериц

Глава 14. В которой мы благополучно пересекли МКАД и теперь удалялись от Москвы в сторону калужских лесов.

— Погодка-то разгулялась, а?

Кого не люблю, так это разговорчивых таксистов. Как-то раз судьба подарила мне работу в славном городе Киеве. Мне нравилось там все — и степенные хитроватые люди, и упоительная местечковость, и огромные каштаны, и драники с поджаркой из грибов в уютных харчевнях, и даже киевские наглые кошки, которые норовили на лету разодрать пакет с сосисками. Но таксисты… Это что-то. Когда, измотанная до предела, я возвращалась домой, молила покровителя только об одном — чтобы он послал мне молчаливого водилу. Увы, проще было просить полцарства и коня в придачу. Но сейчас ни к чему не обязывающий разговор был даже в радость.

— За час доедем? — спросила я разговорчивого мужика. Лет пятидесяти, весьма справный, как говорит моя бабушка, внешне, он был для меня в эти минуты якорем, удерживающим в реальности. Такие мужики по осени непременно ходят за грибами, а зимой часами сидят на морозе с донкой в руках. По субботам они ходят в баню, а потом под стопочку едят сытный домашний обед. Они никогда не становятся богатыми, но в кубышке у них всегда припрятано на черный день, и шуба у жены есть, и дети ни в чем не нуждаются, а старая теща, хоть за глаза и ругает зятя, а все одно — не нарадуется. У них все как у людей. Конечно, понятие “как у людей” сегодня сильно размыто, но в минуты полного душевного раздрая меня всегда тянет к корням, к деревенской простоте и ясности.

Таксист пообещал, что через час непременно будем. По инструкции до нужной станции метро мне требовалось доехать именно на такси. И никак не позже обозначенного времени.

— Торопитесь куда? — закуривая едкую сигаретку, спросил мужик.

— Да, не люблю опаздывать.

— Это правильно, хотя по московским дорогам загадывать сложно. Вчера с женой в оптовый магазин поехали, так встали на три часа. Она уж мне всю плешь проела, будто я виноват. Авария приключилась, вот и встала трасса. Вы, женщины, любите перекладывать с больной головы на здоровую, потому и живете долго.

— Это кто как, — философски заметила я.

— Оно конечно. Какая судьба. У нас вон соседка молодая преставилась, такая напасть приключилась — с полюбовником в машине ехала, и колесо на скорости сорвало. Оба всмятку. С другой стороны, так чтобы совсем на пустом месте, не бывает ничего. У всего есть первопричина. С соседкой-то все просто — загуляла, сама себя фактически и угробила. А бывает, вроде и нет никакой причины, нет за человеком греха, а наказывает его Господь. Но если покопаться как следует, то наверняка в прошлом начудил. Или, может, только задумал начудить. А ему раз — по башке! Не шали, мол. Так в былые времена жен били — для острастки.

— Ну!.. Не те сейчас времена…

— Времена-то не те, а вода как замерзала при нуле градусов, так и замерзает.

Мужик прикурил вторую сигаретку и с кайфом затянулся. Он, видимо, был из категории философов и сейчас со всей душой отрывался, сев на любимого конька да еще найдя такую благодарную слушательницу.

— Вода — да, а люди изменились, — подбодрила я его.

— Не так чтобы сильно. Чем жив был человек триста лет назад, тем и сейчас живет. Воздух, вода, хлеб, бабы, водка для веселья, дети. Тут особо не намудришь. Ну езжу я сейчас не на кобыле, а на “жигулях”, но, если разобраться, я делаю по сути то же самое, что и дед мой, и прадед делал, — живу, продолжаю род, обустраиваю жизнь.

Какие золотые слова, подумала я. Ну ей-богу, иногда пожалеешь, что венцом положительных мутаций рода Голубкиных стала замороченная на всю голову Настя. А доила бы сейчас коров, пекла бы хлеб, валялась бы на сеновале с конюхом, глядишь, была бы куда счастливее.

— Слушайте, а как это мы так странно едем? — спросила я, внимательно разглядев пейзаж за окном. У меня было смутное подозрение, что едем мы в прямо противоположную от нужной мне точки сторону.

— Объезжаем, — небрежно бросил водила.

— Как-то странно мы объезжаем, — с сомнением произнесла я.

— Вот бабы, в каждую строку свое лыко! Говорю же тебе, в объезд поехали. Сама же хотела побыстрее. Так вот, в объезд как раз так и будет.

Его фамильярность мне не слишком понравилась, но я решила за благо промолчать. Мужик тоже о чем-то задумался. Может, о своей бабе, которая такая же колготная, как я, а может, формулирует очередное мудрое высказывание.

С Лешкой мы сегодня не подрались только благодаря тому, что перец по-прежнему строго следил за каждым моим телодвижением. Мой ненаглядный готов был лечь трупом, чтобы не выпустить меня из квартиры. Он хватал меня за руки, он громко кричал и ругался. Он удивил меня богатыми познаниями в области нецензурной лексики, он разбил две чашки, три десертные тарелки и нежно любимую мной керамическую вазу и даже вывел из строя сковородку, умудрившись в порыве ярости отломать у нее ручку. Когда он понял, что результата его усилия не имеют и я спокойно, но твердо стою на своем, Лешка вознамерился ехать вместе со мной. Или за мной следом, если уж никак иначе нельзя. “Нет, нет и нет”, — по возможности ровным тоном парировала я.

— Ты, Настя, идиотская кретинка, ты ненормальная дура, ты наказание всей моей жизни! — орал благоверный, а я только смиренно кивала головой.

— Ты понимаешь, что я поседею, пока буду тебя здесь ждать? Твоя поездка — десять лет моей жизни. Даже двадцать! Ты хочешь моей смерти?

— Нет, Леша. Извини, я зря тебе все рассказала.

— Что? Да как ты смеешь такое мне говорить? Ты хочешь воевать с международной мафией, а я должен оставаться в стороне? Щи тут жрать? Кино смотреть?

— О господи, я не воюю ни с какой мафией. Я всего лишь хочу избавиться от чужих вещей.

— Ты совсем тупая, мне Бог послал самую тупую женщину! Неужели ты думаешь, что так все на этом и закончится? Вот так просто?

— Да, они мне обещали. Ты знаешь, я им верю.

На этой моей фразе Лешка со стоном упал на диван и как ненормальный стал колотиться головой в спинку. Все-таки в стену не стал, значит, еще контролирует себя.

Улучив момент, я быстро сиганула за дверь. Вслед мне понеслись крики, от которых зазвенели стекла в подъезде. Не слушая, не обращая внимания на щекотание в горле, опрометью спустилась вниз.

— Настя, Настя! Не помогло! — Дорофея Васильевна всей своей массой преграждала мне дорогу не свободу.

— Что? Что такое? — Я попыталась обойти ее справа, потом слева. Тщетно.

— Он приходил ко мне!

— Кто?

— Сатана!

— О-о-о!!! — заорала я и протаранила соседку лбом. Она испуганно ойкнула и отшатнулась.

Ладно, налаживать мосты будем потом, сейчас надо поменьше дергаться и спокойно смотреть в будущее. Психологи уверяют, что чем спокойнее в него смотришь, тем больше шансов заполучить по-настоящему счастливый завтрашний день. Позитивный настрой творит чудеса.

— А все-таки куда мы едем? — снова поинтересовалась я у шофера. Мой интерес был небезосновательным, поскольку мы уже пересекли МКАД и теперь удалялись от Москвы в сторону калужских лесов.

Таксист молчал. Он смотрел на дорогу, курил, дергал переключатель скоростей. На меня никакого внимания не обращал.

— Послушайте, что вы себе позволяете? — Голос мой вдруг задрожал. Как белый день было ясно, что мужик определенно собрался позволить себе многое. И мое разрешение ему на это не требовалось. Скорость была уже за сто, мы мчались по почти пустой дороге, оставляя позади столичную толчею и последние шансы на мое спасение. В городе можно было улучить момент и выскочить из тачки. А сейчас… Нечего и думать, можно лишь тихо завидовать Фее и Стрекозе, для которых подобная задача оказалась бы маленьким подсолнечным семечком. Щелк — и нет мужика. Я молила Бога, чтобы таксист оказался простым насильником. Но мне опять не повезло. Где же те, кто меня пасет? Где бравые парни, борцы с международной мафией? Или… или мое похищение — часть их тщательно спланированной акции?

— Вы из органов? — осторожно спросила я мужика.

— Все мы в каком-то смысле из органов…— скабрезно улыбнулся он, явно имея в виду совсем не то, что я.

— Я с Григорием работаю, с Григорием, с вашим бывшим коллегой! — Мне не очень хотелось терять последнюю надежду.

— Рад за тебя и за Григория рад. Только навряд ли он может быть моим коллегой, гы-г-гы! — закатился в приступе веселья водила. — Ты, девка, не дергайся, хуже будет.

Лицо его, что любопытно, оставалось таким же благодушным, как и во время беседы о связи преступления и наказания. Вот тебе и деревенские корни, мозолистые руки, ясные мысли. Ничего ты, Анастасия, в людях не понимаешь.

— Скажите, что вы собираетесь со мной сделать?

— Тю-у-у! Нужна ты мне. Ничего я с тобой делать не буду. Сиди смирно, сказал же!

— Я вам заплачу, у меня есть деньги, правда!

— Ну заплати!

— Тогда остановите машину.

— “Остановите самолет, я сле-э-эз-у-у…” — пропел он, подражая забытому кумиру перестроечного рока.

— Могу очень хорошо заплатить. Вы будете обеспечены на всю жизнь.

— А я и так обеспечен, — хмыкнул он, сверкнул ослепительно белозубой улыбкой и прибавил скорость. Допотопный “жигуль” катил подозрительно быстро. — Не напрягайся, уже немного осталось.

— Чего… э-э-э… немного?

— Ехать, гы-гы-гы! — Он снова раскатисто заржал и лихо вписал машину в крутой поворот. Мы вырулили на узкую проселочную дорогу и понеслись, поднимая вихри снега с обочин — неровная колея все время выносила нас на обочину.

Мне даже не завязали глаза. Меня открыто везут туда, где, скорее всего, я встречу последние минуты своей жизни. Шансов нет. В чистом поле, которое мы бороздили, не было ни души, ни даже деревца, на котором было можно по-быстрому повеситься, не дожидаясь жестокой расправы. Господи, милый Лешка, я бы согласилась, чтобы ты изменял мне с каждой встречной юбкой, со всем, что движется и не движется, только бы не плакал над моей домовиной. Я бы никогда не сказала слова поперек, во всем с тобой соглашалась, я бы бросила работу и сидела дома, научилась варить борщ именно такой, как ты любишь, стирала бы твои носки вручную и никогда бы не смотрела хмуро по утрам. Боженька, если ты есть, торжественно клянусь, я пересмотрю все свои планы на будущее согласно заповедям, я непременно изменюсь в лучшую сторону, только, пожалуйста, пусть это будет еще в этой жизни!

Видимо, Боженька мне не поверил. Мужика не поразил удар грома, да и откуда бы ему взяться зимой. Мы благополучно объехали стороной крохотную деревеньку и, углубившись в лес, минут через двадцать остановились у ворот неприметного особнячка. Кругом, куда доставал глаз, тянулись к небу сосны и кособокие березки. Кружила в небе стая воронья, оглашая округу недовольным карканьем. Это были единственные звуки, напоминавшие о том, что жизнь еще продолжается. Я попыталась открыть дверь, в голову вдруг пришла шальная мысль — убежать в лес! Все-таки в лесу есть шанс оторваться от погони. Но за меня все уже предусмотрели. Дверь оказалась заблокированной. И выйти я смогла, лишь когда мой конвоир, приставив к моему лбу маленькую штучку, очень похожую на пистолет, поманил меня через водительское кресло. Я неловко выбралась. Какое-то время мы стояли напротив друг друга, ведя молчаливый диалог. Мужик глазами показал, что удрать — без шансов. Я вымученно улыбнулась — все происходит не по-божески, не по справедливости. Мой визави смачно сплюнул на притоптанный снег и забряцал ключами — ему божественная справедливость была до фонаря.

Дом выглядел совершенно нежилым. Здесь было настолько холодно, что пар клубами валил, стоило открыть рот. Запах пыли и несвежей обивки смешивался с ароматами керосина и мерзлых дров. А еще в доме было очень тихо. Не тикали часы, не шумел ветер в трубах. Казалось, что даже свет сюда не проникает, так сумрачно было внутри. Окна первого этажа были забраны тяжелыми коваными решетками, дверь, несмотря на внешнюю неприметность, изнутри оказалась обита толстым железным листом. Впихнув меня в кишкообразный коридор, мой похититель аккуратно запер дверь то ли на три, то ли на четыре замка и, не убирая пистолета от моего темечка, повел знакомить с новым пристанищем.

— Сортир здесь. Вода только холодная. Рефлектор электрический. Печку топить нельзя. Газа нет. Готовить тоже нельзя. Да и не из чего. Да и зря я тебе все это объясняю. Ночью к тебе приедут, а пока будешь спать.

Я с ужасом смотрела, как одной рукой он достает из кармана маленький одноразовый шприц, уже заполненный каким-то раствором. Странно, что он не сделал этого раньше. Йе-эс! Это был мой шанс, мой маленький, хиленький, но вполне различимый шанс. Дядя не знает, что у меня очень специфическая реакция на некоторые препараты. От настойки женьшеня, призванной повышать тонус, я засыпаю через полчаса. Снотворное дает мне заряд бодрости на сутки. Честное слово, этого никто из врачей толком объяснить не может. Правда, столь нелогичную реакцию вызывают далеко не все виды лекарств, но будем надеяться, что мне повезет хоть в этом.

В плечо вонзилась тоненькая иголочка, я только пискнула. Мне предстояло сыграть несложный этюд, и я справилась с ним если не на пять, то на твердую четверку. Веки тяжелеют, глаза закрываются, закрываются… Тело расслаблено, звучит медленная приятная музыка. Спокойной ночи, малыши, не забудьте выключить телевизор.

Я недвижно лежала на жестком кожаном диване до той поры, пока не стих шум мотора. Выждав для верности еще несколько минут, аккуратно встала и прикинула масштаб катастрофы. Даже на первый взгляд побег не казался простым. А уж на второй, да на третий, когда я внимательно присмотрелась к замкам и решеткам, пессимистичная составляющая моего настроения стала доминировать.

— У-у-у, — заскулила я, — какие су-у-уки-и-и… Потом немного поплакала, зачем-то сломала веник и, планомерно обойдя все пять комнат первого и второго этажа, решила действовать поэтапно. Сначала осмотр и сбор данных, потом анализ, далее планирование.

Первичное изучение местности дало не много. По ряду примет можно было предположить, что в доме когда-то жили, но потом особняк забросили и с той поры сюда не кажут носа даже на выходные. Старое тряпье в бельевом шкафу можно было датировать годом эдак девяностым. Кажется, именно тогда в моду вошли лосины и пестрые раздергайчики, а также мужские кожаные ремни с узорами и двубортные пиджаки. О начале ельцинской эпохи свидетельствовали и пожелтевшие газеты, кипой сложенные в закутке у камина.

В теле постепенно образовалась легкость, следов усталости как не бывало, лекарство вовсю веселило кровь. Ну точно, последний раз сюда приезжали по-серьезному лет десять назад. На кухонной полке я обнаружила пакетик с крупой, датированный девяносто вторым годом прошлого века. Странно, отчего забросили такое чудное место? Тишина, покой, свежий воздух. Стоп! Снег у ворот был притоптан. Да и к дому мы шли не через сугробы, а по аккуратной тропинке. Значит, здесь не так давно были люди. Но они приезжали не для того, чтобы скрасить субботний вечер в приятной компании. Они приезжали, скорее всего, чтобы решать дела. Возможно, на задворках в старой компостной яме уже стынет парочка трупов. Бог троицу любит… невесело подумала я и споткнулась о плетеный полосатый коврик. Больно ушибла коленку о подвернувшийся стул и от злости так шандарахнула по нему ногой, что деревянный доходяга отлетел метра на три и с грохотом разбился о стену, только щепки полетели. Одна из увесистых ножек приземлилась аккурат у аппарата АГВ. В противном случае я бы никогда не обнаружила еле заметную неровность пола под толстой тканью половика. Так и есть, под ковриком веселенькой расцветки скрывалась дверца люка.

С первого раза дверцу поднять не удалось. Она была прочно забита толстенными гвоздями. Присмотревшись, я поняла, что замуровали лаз относительно недавно — шляпки были глянцевыми, грязь и ржа еще не успели коснуться металла. Нужен нож, большой прочный нож. Я вихрем пронеслась по кухне, распахивая поочередно все шкафы. На меня сыпалась годами копившаяся пыль, лицо чесалось от паутины и грязи, но в итоге мне удалось найти подходящее орудие труда, нечто среднее между долотом и ломом. Старое, слегка влажное дерево поддалось неожиданно легко, куда легче, чем гвозди. Уже через несколько минут я отодрала две доски. Дело пошло. В кровь сбив пальцы, я окончательно разломала люк. На меня пахнуло могильным холодом, морозной землей. За неимением фонаря я посветила в проем спичкой, но за то время, пока чахлое пламя сжирало тонкую щепку, ничего рассмотреть не удавалось… Взгляд упал на старую керосиновую лампу.

Я потрясла ее и убедилась, что каким-то чудом в ее недрах еще плещется толика керосина. Пересохший огрубевший фитиль долго не хотел зажигаться, но все-таки сдался под моими умелыми руками, затрепетал на сквозняке слабым чахоточным пламенем. Этого хватило, чтобы не переломать руки и ноги на круто уходящей вниз лестнице. Погреб оказался очень глубоким, не меньше пяти метров. С одной стороны стена шла под наклоном, в образовавшейся нише шевелилось какое-то тряпье. Минуты три мне понадобилось для осознания, что само по себе тряпье шевелиться не может. С трудом выйдя из ступора, я согнулась и полезла в дальний угол с проверкой. Уши мои не леденели от ужаса, коленки не дрожали, глаза не закатывались. Мне было просто любопытно, я была уверена на двести процентов, что если встречу самого Дракулу, то хладнокровно перегрызу ему горло. Я где-то читала, что даже с отчаянными трусами такое иногда происходит. Сначала ты боишься все больше и больше, а потом, за границей собственных возможностей, страх отключается.

— Господи, Семен Альбертович, вы как сюда попали?

Из кучи смердящего тряпья больными, погасшими глазами на меня смотрел Потапов. Выглядел он жутко. Заросший щетиной, облепленный опилками с клочками серой слежавшейся ваты, он почти посинел от холода и мог только мычать.

— Ы-ы-ы-ы…— Он попробовал протянуть мне навстречу руку и тут же отдернул ее обратно, увидев, как я непроизвольно отшатнулась.

Что же делать? Мне придется тащить его наверх, других вариантов нет. Зажав нос, я на цыпочках приблизилась к этому полутрупу и, была не была, резко рванула его за плечи. Видимо, его били или даже пытались прирезать. Разорванный рукав куртки задубел от крови.

— Давайте, давайте, нам некогда прохлаждаться, ну пойдем же, пойдем, — подбадривала я мужика. Однако голос мой звучал в высшей степени неуверенно. Что, собственно, я могла ему предложить взамен холодного вонючего подвала? Легкую смерть на чистом диване? Насчет “легкой” совсем не факт. Девочки не зря намекали мне, что порой смерть — это лучшее, что может приключиться. Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.

Минут через десять наше восхождение было завершено. Пару раз мы срывались с узких ступеней и кубарем катились обратно, но в итоге смогли выползти наверх, бессильно рухнув на разгромленной кухне. Немного отдышавшись, я кинулась растапливать камин. Слава богу, дрова нашлись в избытке, через полчаса пламя весело трещало, пожирая слегка влажные сосновые поленья. Для верности я слегка полила их керосином, и дело заспорилось.

Нагрев прямо в огне кастрюлю воды, я разрезала на Потапове одежду и как следует отмочила присохшую к ранам ткань. В одном из шкафов нашла зеленку и бинт и наскоро перевязала ему руку и бедро, располосованные чем-то очень похожим на тигриную лапу. Что же с ним делали? Три раза пришлось бегать с кастрюлей, пока Семен Альбертович не приобрел человеческий вид. Я закутала его в три свитера, двое штанов, шерстяные носки и пуховый шарф, подтащила к теплой, почти горячей кирпичной стене камина и попыталась немного растормошить. Но еще час, кроме “ыыыыы”, ничего другого добиться не могла. Однако постепенно он оттаивал. Сначала по телу узника пробежала крупная дрожь, как будто его подсоединили к розетке. Потом дрожь стала мельче, потом пропала вовсе. Его пальцы стали гнуться, а язык вполне сносно шевелиться.

— К-к-какое сегодня… ч-ч-число? — спросил он.

— Двадцатое, если не путаю.

— Оч-ч-чень холодно-но…

— Еще бы, не май месяц, — согласилась я.

— Я был там д-д-ва д-д-ня… Н-нне-эт, т-т-три. В-выпить есть? Т-там на полке должен быть к-коньяк.

Я пошла в указанном направлении и действительно нашла узкую стеклянную фляжку, наполовину заполненную темно-коричневой жидкостью.

Потапов сделал несколько глотков, и щеки его вскоре порозовели. Он даже зажмурился от удовольствия.

— Это моя дача, — неожиданно сказал он, — давно здесь не был. Так, заезжал раз в год проверить дом. Они меня выследили.

— Кто?

— Черт, какой я дурак! Ты, девка, видишь перед собой старого дурака, которому давно было надо уйти на пенсию. Чего, спрашивается, тянул?

— Господи, да вы можете изъясняться более внятно? Что уж сейчас-то в секреты играть?

— Вот именно. Не время и не место. Давай, девка, рвать отсюда надо!

— Но как? — воскликнула я. — Дом заперт снаружи!

— Это горе не беда. Они думали, я сдох, дали старику пару раз по голове — и дело с концами? Ан нет, суки копченые! Старая гвардия живуча! А ты молодец! Эк мне тебя Бог-то послал.

Потапов осторожно ощупал одну из стен и, отсчитав от некой точки три кирпича, осторожно надавил. Тут же, словно на пружинке, из стены выскочило некое подобие полочки. Помимо ключей в мягком кожаном футляре здесь нашлась еще одна фляжка коньяка, две пачки сигарет “Прима” без фильтра и внушительных размеров пистолет.

Запасные ключи от времени слегка поржавели, пришлось порядком повозиться, прежде чем замки сдались. Воздух свободы был упоительно сладок. Но он отчетливо пах порохом. Мы не слышали шума подъезжающей машины, поэтому вздрогнули, увидев людей в камуфляжных костюмах, которые появились из-за дровяного сарая. Настроены ребята были весьма решительно. Пока один передергивал курок, двое других заходили с разных сторон нам с Потаповым за спину.

— Ты когда-нибудь стреляла? — прошептал он.

— В школе, из пневматической винтовки. Дальше молока не попадала.

— То, что надо. Держи, — он сунул мне в руку уже согретый теплом ладони металл, — жать будешь сюда. Давай, на счет “три”.

— Да я не попаду, — вздохнула я.

— Это без разницы, главное, стреляй. Прицелься вон в того мордатого.

Выстрелить в живого человека, даже без особых шансов попасть, оказалось непросто. Я замялась, но ситуация не позволяла медлить.

— Серый, отбери у нее пукалку, — бросил тот, что заходил с левой стороны тыла, и прибавил шагу. Еще несколько секунд, и я окажусь в его власти. Уж лучше сразу прямиком в Царство Божие.

— Раз, два, три!

Я зажмурилась и выстрелила. А потом умерла. Не насовсем. Минуту, а может, чуть больше, адские картины носились перед моими широко открытыми от ужаса глазами. Двор на мгновение погрузился в еще большую тьму, а потом прямо из снега, шипя и брызгая искрами, выскочил огненный змей и вознесся в небо. Вслед ему потянулся широкий клуб дыма, потом дым осел, укутав весь двор так, что даже собственного носа было не видно.

— Быстрее, быстрее, уходим дворами, — тянул меня за руку Потапов.

— Что это было? — Язык совсем плохо меня слушался, но я просто умирала от любопытства.

— Ракета, сигнальная! Быстрее же!

Пока я играла в Никиту, Семен Альбертович каким-то чудом умудрился уложить двоих из наших преследователей.

Мы бежали в густеющую морозную ночь, тяжело дыша. Дом остался далеко позади, погони было не слышно, черный лес обступал нас со всех сторон, суля или скорое спасение, или мучительную смерть от холода. Когда впереди показалась дорога, навстречу рванули два луча. В последний момент рухнув в кучу валежника, мы смогли увидеть лишь черный высокий зад джипа. Он несся в сторону дома, у нас было очень мало времени, для того чтобы скрыться, спрятаться. Злодеи вызвали подмогу, теперь нам точно не уйти.

— Я знаю короткий путь, — тихо прошептал Потапов, хотя слышать нас мог разве что ветер.

“Короткий путь” пришлось преодолевать, утопая по колено в снегу. Но мы его одолели. Потом мы еще долго голосовали на обочине скоростного шоссе. Двух странных людей, один из которых сильно смахивал на бомжа, побаивались брать даже видавшие виды дальнобойщики. Но все-таки один из них рискнул и даже разрешил воспользоваться своим телефоном. Дозвонившись Гришке, я, не вдаваясь в подробности, коротко сказала, где нахожусь, и мы условились, что они с Лешкой подъедут к развязке МКАД.

— Эк вас угораздило, — широко улыбался нам водитель фуры, крутя баранку. — А я еду, смотрю — стоят, коченеют!.. Вы на пикник ездили, чудики? — прикалывался парень.

Деревенской простотой лица он напомнил мне того таксиста. Кажется, я теперь всю оставшуюся жизнь буду бояться широких открытых улыбок и крестьянской основательности в облике.

— Все, с этой минуты ты под арестом! — рявкнул Григорий. Лешка, бледный как обезжиренное молоко, сидел молча и только жадно курил, дым у него чуть ли не из ушей уже шел.

Критика в мой адрес была запредельно несправедливой. Я так сильно обиделась на коллегу, что даже не смогла послать его на три буквы. Понимала, что стоит мне открыть рот или сделать хоть одно лишнее движение, и я просто разревусь.

— Вы бы помолчали, любезный, — вдруг тихо, но очень уверенно сказал Потапов.

— Что??? — подпрыгнул на водительском сиденье Гришка, и мы чуть не вмазались в идущий впереди автобус.

— Правда, Гриш, заткнись, — бросил Лешка и, прикурив очередную сигарету, поглубже зарылся в воротник куртки.

— Да разве же я мог знать? Разве же я мог даже догадываться? — заерзал Григорий. Я поняла, что все это время его одолевал чудовищный приступ вины, и он, не зная, как с ним справиться, вел себя агрессивно. Или нет, если рассуждать совсем уж трезво, то Гришка был раздавлен собственной тупостью, тем, что не сумел просчитать последствий, не просто не уберег, а буквально подставил меня. В иерархии мужских ценностей это был поступок на минус сто.

— Накладка вышла! Мужики, ну честное слово, накладка! Ну кто мог подумать, что ее пасут не только наши и не только ваши, но еще и кто-то третий!

— Ладно, замнем для ясности, — буркнула я.

Потапов, все еще очень слабый после заточения, оказался самым трезвомыслящим среди нас. Он наложил вето на все известные адреса и сказал, что появляться там, где нас пусть даже с небольшой долей вероятности будут искать, крайне опасно. Гришка попробовал убедить всех, что нам следует немедленно ехать к его коллегам, и дальше уж они нас уберегут от всех опасностей.

— Уже уберегли, спасибо, — процедил сквозь зубы Лешка.

— Это серьезные люди, поверьте мне, не стоит корить их, что они не просчитали этот вариант, — спокойно заметил Семен Альбертович. — Я все объясню позже. А сейчас давайте подумаем, куда мы можем поехать.

— В гостиницу? — предложила я.

— В гостинице потребуют документы, — заметил Лешка.

— В кабак?

— Боюсь, что мы слишком живописно смотримся для кабака…— засмущался Григорий.

— А если…— Лешка задумался и, хлопнув себя ладонью по лбу, радостно выдал: — Ну конечно! Дом свиданий! Там никаких документов у нас не спросят!

— Какой дом свиданий? — напряглась я.

— Обычный, сейчас в Москве таких много. Туда едут парочки, не имеющие места для встреч.

— Ага…— тихонько буркнула я. Ну конечно, какие еще доказательства нужны? Видимо, последнее время Лешке приходилось неоднократно бывать в этих… домах. Ладно, сейчас не время для ревности.

— Больно состав нашей компании странный. Три мужика, одна баба, — скептически заметил Гришка.

— Да ладно, — махнул рукой Потапов, — Алексей прав. Это оптимальный вариант. А состав компании там никого не удивит.

Возможно, и так, подумала я. Меня вот нисколько не удивило, что Лешка с легкостью назвал адрес ближайшего убежища для тайных любовников. Все ломалось в моей жизни. Трещало по швам. Только я немного пришла в себя, поверила в чудо, и опять обухом по голове, получите и распишитесь.