Шаг с крыши

АНУКА

Витька летел с блаженным зудом в носу. С электрическим треском лопались возле ушей огненные полотнища. Мгновенные змеевидные ленты в зеленом сиянии прошивали Витьку насквозь, словно Витька был облаком. Бесчисленные искры уносились в багряную мглу, порождая звук простой и естественный, как движение ветра в печной трубе.

– Ап…

Скорость полета вызывала в Витькиной пустой голове вибрацию, но самого полета Витька не чувствовал. Все двигалось вокруг и мимо него, а сам он как бы висел на месте.

– Чхии…

В тот же миг светоносные спирали померкли, звук перешел в басовую ноту и устремился вдаль, словно шум уходящего поезда.

Витька еще раз чихнул и затрясся. Его толкнуло в ноги, пихнуло в спину. Повалило лицом в спекшийся мокрый грунт.

Вокруг была чернота.

– Ослеп! – закричал Витька и не услышал своего голоса и языка своего во рту не почувствовал.

– Ослеп и оглох…

Чернота вокруг была влажная, неподвижная.

– А-а-а-а! – закричал Витька, мокрея от страха.

– Аа-аа-аа-аа!! – закричало вокруг. Тьма всколыхнулась, пошла на Витьку многими жуткими голосами. Тоскливый хохот ударил откуда-то сбоку, снизу, пополз на него сиплый удавленный кашель.

– Ой, мама, мама, мама, мама… – Витькин голос стал сладким от ужаса. Витька прижался к земле – лоб расцарапал.

И тут услышал Витька слова:

– Кто здесь?

– Я! Я! Караул! Спасите!

– Я не может подняться? Я умирает?

– Нет, я вроде живой! – Витька вскочил на ноги, треснулся темечком обо что-то острое. – Ой, убивают!

– Пусть Я выйдет из-под висячих камней.

– Я не вижу, куда идти.

– Я не умеет видеть в темноте?

– Что я кошка, что ли? – слабея от отчаяния, сказал Витька.

– Анука умеет видеть в темноте лучше кошки.

Кто-то взял Витьку за руку и повел.

Темнота слегка поредела. Витька увидел перед собой невысокого гибкого человечка. Спросил шепотом:

– Ты кто?

Человечек отпрянул от него, выставил перед собой длинное узкое оружие.

– Я не один? Кто еще есть в пещере?

– Чего ты? Чего ты? – попятился Витька. – Я один. Не видишь, что ли? Здесь только мы – ты и я.

Человечек замахнулся своим оружием.

– Я говорит много и непонятно. Пусть Мы и Ты выйдут. Скажи, чтобы Мы и Ты выходили.

– Говорю тебе, я один.

– Тогда зачем Я сказал Мы и Ты?

– А как же сказать-то? Это ж местоимения.

Человечек замахнулся копьем в темноту.

– Анука не боится местоимений! Анука убила столько шакалов, сколько пальцев на обеих руках. Анука убила волка и раненого леопарда. – Она заглянула в самые темные уголки пещеры. Крикнула: – Пусть местоимения выходят!

Не верил Витька, что случается у людей панический страх, а тут вдруг поверил. Поверишь, когда стоит перед тобой некто да еще копьем машет направо-налево, а у тебя при этом даже паршивой рогатки нет.

Ударился Витька в панику!

– Зачем? Не желаю! Караул! Милиция!

Но, видать, на всякое страшное есть кое-что еще пострашнее: возле входа в пещеру раздался такой жуткий звук, словно кто-то толстые листы железа рвет, как бумагу. Рвет и бросает.

Витька лицо в землю спрятал – в голове у него белый снег в черных пятнах.

У входа в пещеру снова зарычало-заскрежетало-завыло.

– Тигр, – сказала Анука.

– Каугли маугли турка ла му! – закричал Витька. Витька торопился, часто глотал слюну и от этого чуть не задохся. Он пытался представить кухню, в которой всегда спасался от гнева родительского под бабушкину защиту. И свою родную-дорогую бабушку. Но вместо этого прорисовывались в Витькиной голове всевозможные зигзаги, словно кривой дождь, серый и серо-зеленый. – Сунду кулунду, каракалунду, чурики жмурики черк! – Заклинание Витька, может быть, раз двадцать сказал. Но даже с места не стронулся.

У входа в пещеру тигр рыл землю когтями, рыл и швырял.

– Тигр сюда не войдет, – успокоила Витьку Анука. – Здесь жил пещерный медведь. Здесь очень сильный запах медведя. Тигр никогда не набросится на медведя. – Анука внезапно вскочила и закричала: – Анука не боится тигра с большими клыками. Анука вырастет и убьет тигра.

Витька попятился на четвереньках.

– Чего ты, с ума сошла? Может, он саблезубый, может, он махайрод? Может, он начихает на твоего медведя?.. Тигруша, иди, тигруша, гуляй!.. – закричал он ласковым голосом.

Тигр рявкнул сильно, мол, знайте, кто здесь самый свирепый, зевнул и заскакал куда-то мягким галопом.

– Сейчас будет утро, – сказала Анука. – Пусть Я не боится, тигр пошел спать.

Витьке показалось на миг, что он муравей на асфальте. Что сейчас опустится на него чей-то сапог.

– Каугли маугли…

В его мозгу появилась наконец нормальная мысль – почему же он здесь оказался?

– Чертова ворона, безмозглая птица. Что я в этой пещере делать стану? Больно надо. Всю жизнь мечтал.

Вдруг задрожала земля. Зазвенели в пещере каменные сосульки.

– Мамонты, – сказала Анука.

«Пулеметик бы хоть какой, – подумал Витька, – лучше бы крупнокалиберный…»

Анука тронула его за плечо.

– Пусть Я не боится. Мамонты людей не едят.

– Мне уже все равно. Ворона чертова. Каугли маугли. Легко ей говорить – турка ла му. Вообрази время, в которое хочешь попасть, и шуруй. А если я и мигнуть не успел. А если мне чихнуть захотелось. Ну, попадись ты мне в следующий раз – чурики жмурики…

– Я говорит непонятно. Чего хочет Я?

– В другое время хочу. Я не туда попал.

– Сейчас рассвет. Будет день.

– А-аа… – Витька махнул рукой. – Все равно я попал к дикарям. Больно надо.

Анука выпрямилась. Даже в темноте было видно, что у нее очень гордая поза.

– Хапы не дикари. Хапы самый сильный, самый умный род в саванне.

«Говори, говори, – печально подумал Витька. – Еще никто в жизни на отсутствие ума не жаловался. Все умные! И я хорош – чего я теперь делать-то стану?»

В пещеру полился розовый свет. Тьма отпрянула, ушла в углы, легла за камнями. Свет раскалялся, бурлил в проходе, падал сверху сквозь узкую щель сверкающим ливнем. В нем играла, переливалась вековая хрустящая пыль, сбитая с места потревоженными мышами.

Витька увидел сталактиты. В теплых лучах они казались влажными живыми клыками, а вся пещера разверстой горящей пастью. Витька увидел белые кости – остатки медвежьих пиров. Анука, она оказалась девчонкой с косматыми черными волосами, стояла на коленях посередине пещеры, смотрела на солнце и говорила голосом леса:

– Верхние люди не забывают людей земли. Анука соберет сладкие ягоды для людей неба.

На девчонке была леопардова шкура, тонкая шея схвачена ожерельем ярко-красных блестящих плодов. Возле смуглых коленок лежало короткое копье с острым каменным наконечником.

– Почему Я не благодарит верхних людей? Люди неба каждое утро зажигают большой огонь, чтобы согреть землю.

– Иди ты, – проворчал Витька. – Обыкновенное солнце. Светило. Раскаленные газы.

Анука вскочила. Закричала голосом быстрой реки:

– Пусть Я замолчит! Верхние люди, не слушайте Я, Я лишился рассудка.

Витька пожал плечами, сплюнул и почесался. При свете солнца девчонка выглядела не очень опасной.

– Дура ты. Тигра не побоялась, а солнца боишься.

Анука рассматривала его тревожными широко распахнутыми глазами. Потом она робко шагнула к нему, потрогала за рукав.

– Откуда Я взял такую гладкую шкуру?

– Сукно, – сказал Витька.

Анука кивнула.

– Я убил сукно и снял с него шкуру. Анука никогда не видела людей с такой серой кожей. Где живут серые люди?

– Сукно, говорю. Материя. Чего глаза выпучила? Материя обыкновенная.

– Хапы убили много врагов, – сказала Анука. – Хапы никогда не снимали шкуры с убитых. Такое у хапов не принято… К какому роду принадлежит Я?

Сам по себе вопрос не был ни злым ни ехидным, но Витька сразу почувствовал себя в ответе за все современное ему человечество.

– Я человек! – закричал он. – Человек я! А ты обезьяна, дура, макака!

Анука не обиделась, удивилась только.

– Почему Я кричит? Почему Я зовет обезьяну и дуру? Зачем Я надел эти копыта?

– Это ботинки! Что, ботинок не знаешь?

Витька сел, стиснул свою бедную голову ладонями. «Откуда ей знать ботинки». От этой мысли страх из Витьки совсем ушел. Вспомнил Витька, что не позавтракал сегодня. В глазах у него самопроизвольно возникли котлеты и яичница солнцеподобная.

– Ой, мама, мамочка, мама… – Витька вздохнул сокрушенно. – Проклятая ворона, не могла, что ли, предупредить? Я небось в первый раз, неопытный еще. А она, эта ворона окаянная, небось сто лет прожила, могла бы намекнуть, мол, не торопись – дело новое, необыкновенное. А она даже ириски отобрала. – Витька снова вздохнул – эх, жизнь! – и посмотрел исподлобья на доисторическую девчонку.

Анука стояла перед ним в вольной спокойной позе.

«Ишь ты, дикариха, а красивая. Если бы она у нас в классе училась, я бы, пожалуй, дружил с ней. Не то что Анна Секретарева с задранным носом».

– Чего глаза-то выпучила? – сказал Витька.

– Анука пойдет на охоту. Я умеет охотиться?

– Я умею читать про охоту.

– Что?

– Рисовать, – сказал Витька грустно.

– Что?

– Что я умею, тебе даже и вообразить недоступно в твоем темном мозгу. Приемник на транзисторах могу собрать.

– Это едят?

Витька поперхнулся и закричал:

– Не хлебом единым жив человек! Я на велосипеде кататься умею, на мотоцикле и на коньках! Чучело ты ископаемое. Макароны умею варить! – После макарон Витькина речь оборвалась. Открылось ему внезапно, что лишился он силы вещей, которые отчасти и делали его человеком.

Анука нетерпеливо ногой топнула.

– Что Я умеет делать?

– Тише ты, – сказал Витька печально. – Не напирай. Я должен подумать… Рыбу ловить умею!

Анука заулыбалась.

– Пусть Я поймает рыбу.

– Давай удочку.

– Я опять говорит непонятно.

Витька встал, показал ей, как закидывают крючок, как подсекают рыбу. Анука следила за его действиями, наморщив лоб.

– Удочку давай, говорю. У-доч-ку. – Витька почесал голову. – Впрочем, для тебя что удочка, что ракета – все равно туман. Заря человечества. Каменный век. Не умею я рыбу ловить без крючка. Ничего не умею! И отстань от меня. Может, я с голоду хочу умереть. – «Ну и попал, даже подзатыльник нельзя дать – копьем проткнет». – Тебя бы к нам. Мы бы тебе показали человеков. Увидала бы самолет, сердце бы от страха лопнуло.

– У Ануки нет страха. Анука не кричит «Ой, мама, мама, мама!» Человеки очень отсталые люди. Человеки ничего не умеют.

– Отцепись! Отцепись, говорю! – Витька бросился к выходу из пещеры. Анука догнала его в два прыжка. Схватила за шиворот.

– И не держи! – вопил Витька. – Я сейчас выскочу. Пускай меня тигр сожрет! Пусть меня мамонт затопчет!

В пещеру текли запахи трав. Солнце стояло как раз против входа, будто пылающая заслонка, которую отодвинь – и выйдешь в иной мир, привычный и безопасный.

Витька вырвался из цепких девчонкиных рук, шагнул было вперед, но тут перед ним в ослепительном солнечном жгучем потоке возникла четвероногая тень. Два прямых острых рога торчали над нею. И она двигалась прямо на Витьку.

Анука толкнула его за камень. И Витька почувствовал, сколько силы в ее тонких руках.

– Пусть Я молчит, – прошептала Анука, сжав копье побелевшими пальцами.

Низкоплечий, скуластый воин тащил на плечах раненого. Два копья торчали над ними. Две дубины, тяжелые и суковатые, и два каменных топора свисали к земле. Воин положил раненого, подсунул ему под голову камень. Раненый приподнялся, прошептал хрипло:

– Зачем Тых принес Тура в пещеру? Тур враг Тыха. Тур из племени хапов. Тых из племени хупов. Хапы и хупы воюют.

Низкоплечий скуластый Тых запустил обе руки в черные волосы. Казалось, он хочет раздвинуть черепные кости, чтобы дать своим мыслям свободу.

– Пещерный медведь повалил Тыха. Тур медведя убил. Тур спас Тыха. Тых не может убивать Тура.

– Война есть война. Тых знает закон войны?

Тых закрутился на месте, размахивая дубиной.

– Лучше оставить жизнь волку или леопарду, чем воину из враждебной орды. Хап, которого хуп не убил сегодня, придет завтра, чтобы убить хупа. Так было всегда.

– Тых знает закон людей?

– Знает, – прорычал Тых. Мускулы на его плечах вздулись. – Люди иных племен ненавидят друг друга больше, чем носорог ненавидит мамонта, – сказал он, почти задыхаясь.

– Тогда убей Тура.

Тых замахнулся дубиной, зарычал дико. И грохнул дубиной о соседний камень так, что твердое дерево лопнуло. И сказал изумленно :

– Тых почему-то не может.

Новое чувство пугало его. Он, наверно, страдал, слушая, как ширилась и добрела его дремучая душа.

И вдруг словно лопнул тонкий висячий камень.

– Тых из враждебной орды! Анука убьет Тыха! – Анука вскочила, замахнулась копьем. Но метнуть копье не успела – на ее руке повис Витька.

– Что ты делаешь? Они же нас, как клопов – одним пальцем!

Тых прыгнул к камню, схватил их обоих и приподнял.

Витька увидел каменные бугры мускулов, густую гриву волос, крепкие, свисающие козырьком брови.

«Все, – тоскливо подумал Витька. – Задавит…»

Воин бросил их на землю.

– Дети лягушек! Тых не воюет с детьми. Когда Тых был ребенком, дети не совались в раздоры взрослых. Дети почитали воинов и охотников, как шакалы почитают тигра. Сейчас дети отрастили длинные языки.

В этих словах Витька уловил что-то знакомое, видимо, вечное, но не успел обдумать и сообразить что. Анука вскочила, гордо вскинула руки над головой.

– Анука не дочь лягушки! Отец Ануки – вождь хапов Гы! – Она трижды подпрыгнула на одной ноге и трижды выкрикнула: – Хапы будут владеть саванной!

– Пока еще хапы не завладели саванной, Тых оттаскает Ануку за уши. – Тых попытался это проделать. Но Анука отскочила, едва коснувшись ногами земли.

– У Ануки сердце рыси, ноги оленя, глаза ястреба. Пускай Тых сначала догонит Ануку, потом угрожает.

Воин даже и не взглянул на девчонку. Он рассматривал Витьку, как рассматривают люди зверька незнакомой породы, не зная, что ожидать от него – а вдруг он тебе в глаз какой-нибудь гадостью брызнет.

Витька млел от смущения.

– Здрасте, – сказал он, шаркнув ногой. – Я с вами вполне солидарен – она много хвастает. Не мешает нащелкать ей для порядка.

Воин ему не ответил, только лоб сморщил, будто гармонист сомкнул у гармошки мехи. Витька облизал пересохшие губы.

– Я тут случайно… Пролетом…

Тых пощупал Витькину тужурку.

– Школьная форма, – сказал Витька. – Одежда.

Тых посмотрел ему на ноги. Витька съежился.

– Ботинки – кеды. Я уже объяснял товарищу, – он кивнул на Ануку. – П-популярно рассказывал.

– Из какого племени Я? – спросил Тых.

Анука засмеялась, задергалась, словно ее щекотали.

– Я из племени человеков. Человеки еще не научились выражать свои мысли. Человеки не страшны хапам и хупам.

Тых посмотрел на Ануку, словно учитель, попавший впросак.

– Пусть Анука подождет, пока ее спросят… Тых не слышал про человеков. Может быть, Тур слышал?

– Тур не слышал, – прошептал раненый. Глаза его были закрыты. На смуглых щеках уже появился серый налет. – Тур хочет мяса.

Витька почувствовал тревогу при слове мясо. И не зря он ее почувствовал, и вполне своевременно.

Тых смотрел на него остановившимися глазами.

– Охотник и воин не может без мяса, – бормотал он, плотоядно облизываясь. – Тых не ел со вчерашней зари…

В черных его глазах Витька заметил голодный блеск, «Сожрут, как кильку, с костями». Витька прыгнул за камень.

– Не ешьте меня, я невкусный!

Кому хочется погибать так бесславно. Принялся было Витька выкрикивать заклинания, но тут раздался Анукин голос. Звенело в нем бесстрашное возмущение:

– Разве хупы едят людей?!

Тых ответил с досадой:

– Теперь не едят. Хупы не берегут хороших традиций. – Он шмыгнул широким носом и вдруг спросил: – А что человеки едят? Раз они такие отсталые. – Тых даже и не старался скрыть простодушной надежды. – Человек человека ест?

– Что вы, что вы! – закричал Витька. – Мы травоядные. – В солнечном луче возле камня росла мелкая травка. Витька сорвал ее, принялся жевать. – Травоядные мы. Растительноядные. – И он улыбался, пуская зеленые горькие слюни. Анука поморщилась.

– Я умеет питаться травой. Я сын козла.

– Остришь, да? Пользуешься? Моего отца зовут Аркадий. Он кузнец на заводе. – В Витькином мозгу нарисовался отец в кресле с журналом «Наука и жизнь». Отец хотел, чтобы Витька стал кибернетиком. Мама хотела, чтобы Витька стал биологом. Бабушка – чтобы Витька счастливым был. – Не понимаете вы, – сказал Витька. – В растительной пище есть витамины.

Тых пощупал Витькины мускулы, согнул его руку, постучал ему по груди, отчего Витька закашлялся.

– От травы у людей не бывает силы. От травы бывает нежное мясо. Когда Тых был ребенком, люди иногда позволяли себе…

– Сейчас другое время! – твердо сказала Анука.

– Все течет, все изменяется. – Тых неохотно выпустил Витькину руку. – Пещерного медведя сожрали гиены. Есть нечего. Анука пойдет на охоту с Тыхом?

– Нет, – сказала Анука. – Тых враг.

– Когда Тых был ребенком, дети почитали за счастье пойти на охоту с настоящим охотником. Сейчас дети о себе много думают. Анука не хочет принести пищу раненому?

Анука опустила голову, пожевала немного свое ожерелье из ярко-красных плодов и забормотала, спрятав глаза в стреловидных ресницах:

– Тур научил Ануку метать копье. Тур научил Ануку считать добычу по пальцам. Научил находить плоды и съедобные корни. Научил выделывать шкуры животных. Анука пойдет на охоту с Тыхом. Анука добудет еду для Тура.

Витька снова подумал, что эта Анука девчонка совсем не плохая, даже, можно сказать, хорошая. А если бы ее подучить немного, то и совсем была бы что надо.

– Ты не бойся, – сказал он. – Днем хищные звери не ходят. Днем хищные звери спят. А какую-нибудь паршивую антилопу, так ее ведь можно в два счета…

Когда они ушли, Витька принялся слоняться по пещере туда-сюда. Он поддавал ногой мелкие камушки и блестящие белые кости. Скоро ему это надоело. «Что, я век буду тут сидеть?»

Выскочил Витька наружу. Поначалу он видел все вокруг смутно и неприязненно. Мамонты шли в высокой траве, темно-бурые, словно горы парной земли. «Приручить бы этих скотов: умные твари, сильные…» Вдали проскакали лошади низкорослые и косматые. «А этих-то обязательно. Вокруг пещеры вал насыпной, частокол от врагов. Со временем избы построим. Поля, конечно. Пшеницу!..» Возникали в Витькиной голове картины великих преобразований. И посередине новой счастливой жизни, на центральной площади возле Дома культуры увидел он статую в школьной форме на лихом коне.

– Да, – сказал Витька ответственным голосом. – Многое предстоит сделать. – И он направился обратно в пещеру, так как переполненная его душа искала общения.

Раненый Тур стонал. Выгибался.

– В груди у Тура зима, – хрипел он.

– Кофею бы или бы чаю. Вам согреться нужно. Горячего выпить. Почему они не развели костер? – спросил Витька.

– Что такое костер?

– Ну, огонь, чтобы чай вскипятить. Костерчик.

– Тур не понял всего. Тур понял, что Я говорит об огне, будто огонь младший брат Я. – Последние слова Тур произнес едва слышным, затухающим голосом.

– Никак умер?.. Анука! Анука! Тых! Где вы? – Витька выбежал из пещеры.

– Ану-ука-а!!! Ану-ука-а!!!

Мамонты, проходившие мимо, повернули головы. Глаза у них были голубые и тихие. Они подняли хоботы и затрубили. Заревели в кустах зеленые носороги с розовыми глазами. Закричали зебры и антилопы. Заверещали обезьяны на ветках.

В этом шуме и гаме услышал Витька скрипучий голос позади себя:

– Ты чего это панику поднимаешь?

На иссохшей кривой сосне сидела ворона – синяя.

– А-а, – сказал Витька. – Вот ты где, старая карга. Ты что наделала? Я куда просился? А ты меня куда загнала? Колдуй обратно.

– Я вас в первый раз вижу, – сказала ворона. – Вы, дорогой, что-то путаете.

– Ничего не путаю. Колдуй обратно, не то я тебя камнем…

– Крах, – сказала ворона. – Крум, крам, крупе… Та ворона была другая. Она еще не родилась. Она еще через пятьсот тысяч лет родится. Вы подождите. – Она поднялась с ветки, потянула на тяжелых крыльях к лесу, но воротилась вдруг и, кружась над Витькиной головой, сказала: – Мне представлялось, что в будущем люди будут вежливыми. Для людей очень важно стать вежливыми… Крах, крах! – И уселась на ветку. – Почему это я должна улетать? У меня дело. Я сейчас на огонь колдую. Тепло людям нужно. Без тепла люди – звери.

Витьку словно электрический ток ударил. Он бросился обратно в пещеру.

– Кремень нужно и еще другой, какой-то шпат. Нам же Костя вожатый показывал. Еще мху нужно сухого. – Витька набрал мху в расщелинах, наломал смоляных можжевеловых веток, надергал сухой травы и принялся кружить по пещере. Он поднимал камень за камнем, ударял ими друг о друга и отбрасывал.

– У них же кремневые наконечники!

Витька поднял тяжелое копье Тура.

Зазубренный клиновидный осколок маслянисто поблескивал.

И кто бы подумал, что этот паршивый камень положит начало цивилизации? Витькой овладело волнение – лоб вспотел, даже уши вспотели.

– Сейчас, сейчас… – Сыромятные ремни поддавались с трудом. Витька перебивал их попавшимся под руку камнем. Сколько открытий сделано так вот – случайным ударом. Он стукнул камнем по наконечнику. Посыпались искры.

– Ура! – сказал Витька. Еще раз ударил камнем по наконечнику, снова посыпались искры.

– Огонь, – услышал он сдавленный шепот. – Я спрятал огонь в эти камни? – Раненый Тур пытался подняться. В глазах его чернел ужас. – Огонь бросается с неба. Огонь не боится мамонтов и носорогов. Огонь не боится пещерных львов…

– А чего ему бояться. – Витька ухмыльнулся великодушно. – И вы не бойтесь. Привыкнете. Все дикари так огонь добывали. Примитивно. – Он протянул камни Туру.

– Холодные, – прошептал Тур. – Как огонь туда влез?

– Никуда огонь не влезал. И нет там огня. От удара искры летят.

– Я говорит непонятно. Тур сам видел огонь.

Витька отобрал у него камни, ударил ими друг о друга. Тур отпрянул.

– Не бойсь, – Витька пошлепал воина по плечу, – сейчас мы костерчик запалим. – Ударил раз, ударил два. Искры сыпались из камней фейерверком, но мох не загорался.

– У Сереги со второго раза вспыхивало. – Витька ударил еще раз, еще раз пятнадцать. Наконец маленький красный жучок слабо зашевелился в траве. Витька принялся на него дуть легонько. Жучок превратился в змейку, свернулся в клубок и прянул. Трава занялась, затрещала.

– Это будет вроде бы подвиг открытия, – сказал Витька, обмякнув от самодовольства.

Раненый Тур, превозмогая боль, с искаженным от страха лицом уползал за камень. Витька схватил его за ногу.

– Ты куда?

– Огонь, – шептал Тур. – Огонь пожирает все на своем пути. – И он пополз дальше.

– А еще лучший воин!

– Против огня бессильны лучшие воины.

Витька тянул Тура за ногу.

– Стой! Замри!.. Не то превращу в головешку! И не вздумай убегать. Турка ла му… – Витька утер пот со лба. Подбросил в огонь хворосту.

Тур еще больше съежился. Лицо его, суровое, узловатое, как сплетенье корней, сейчас было растерянным и беспомощным. Когда огонь разгорелся по-настоящему, когда наполнил пещеру теплом, Тур сказал:

– Огонь не движется. Я приручил огонь. Я великий воин.

– А как же иначе. – Витька плечи расправил, принял подобающую случаю позу. – Кое-что проходили. – Витька прыгнул через огонь, подставил теплу грудь и живот. – Не боись, не боись, – говорил он. – Подползай.

Придерживая рану, Тур поклонился Витьке, потом бросил в огонь веточку. Радость вспыхнула на его лице.

– Огонь не трогает Тура. Огонь берет пищу из рук… Старики говорят, кому удастся приручить огонь, тот покорит все соседние племена. – Вдруг лицо его потускнело, словно покрылось ржавчиной. – Но однажды огонь выскочит и пожрет победителей. Люди исчезнут, звери исчезнут. Только гады в болотах останутся жить да рыба в глубокой воде… – Тур устал, он дышал тяжело и все опускался к земле.

В пещеру вошли Тых и Анука. Тых нес на плече косулю, Анука тащила большую связку плодов и кореньев. Увидев костер, Тых выронил свою ношу. Анука спряталась за него.

– Пусть Я выбросит огненные камни, – говорил Тур. – Будет большая война. Тур знает…

– Темнота! Огонь – начало цивилизации. Огонь будет согревать людей. Я научу вас варить пищу и обжигать горшки, – развалясь и посвистывая, объяснял ему Витька.

– А сколько будет смертей?

Витькина поза стала менее уверенной.

– Потому что друг другу не верят, – сказал он вдруг решительно и угрюмо.

Оправившись от первого потрясения, Тых и Анука приблизились, но все же остались стоять на почтительном от костра расстоянии.

– Привет! – сказал Витька. – Пока вы охотились, я тут вон чего сделал. – И он простер над костром руку.

Тых поклонился.

– Я великий воин. – Он положил перед Витькой косулю. – Пусть Я возьмет себе лучшую часть.

Анука протянула Витьке плоды и коренья.

Витька взял их великодушно.

– Ну что – сердце рыси, ноги оленя. Человеки тоже кое-что умеют. – Витька выхватил из костра головешку. Анука взвизгнула, бросилась на землю.

– То-то, – сказал Витька. – Проси прощения.

– Анука обидела Я. Анука больше не будет, – сказала Анука смиренным голосом.

Витька швырнул головешку в костер.

– И не воображай. Подумаешь, убила раненого леопарда. Он, может быть, сам издох.

Анука осторожно бросила в огонь веточку. Тых завистливо чмокнул.

– Дети быстрее привыкают к новому, – сказал он и, пересилив в себе что-то этакое, тоже принялся бросать ветки в костер. Он выбирал ветки поменьше и, когда бросал, всякий раз отскакивал и пыхтел. Витька навалил поверх огня хворосту. Костер загудел. Витька посмотрел на Ануку грустно и снисходительно, как, наверно, волшебник смотрит на фокусников.

«Я их вроде уже люблю, – подумал Витька. – Вот ведь дикари, а тоже славные ребятишки». Картины прогресса прорисовывались в его воображении с такой дивной силой, что на миг Витька задохся.

– Я, если захочу, я вам порох придумаю.

Анука смеялась. Махала над головой факелом.

– Анука научится зажигать костры! – кричала она.

Тых тоже взял головешку.

– Огонь не трогает Тыха! Тых держит в руках огонь? – вопил он.

Тых и Анука раскачивались, стоя на коленях. Так, раскачиваясь, они встали на ноги и пошли плясать вокруг костра, выкрикивая гортанные звуки.

– Пусть Я уничтожит огонь, – повторил раненый Тур. Его голос был слаб. Голос его был неслышен.

Наконец Тых и Анука отплясали свое. Швырнули ветки в костер. Отдышавшись немного, Тых разрубил каменным топором тушу, Анука схватила кусок пожирнее. По ее рукам текла кровь. Анука вгрызлась в грудинку до самых ушей, как в ломоть арбуза. Витька сморщился.

– Дикари. Зачем же я огонь разводил? – Тыховым топором Витька нарубил мелких кусочков помягче, наткнул их на ветку и принялся на костре жарить. По пещере пошел вкусный запах.

– Что делает Я? – Ноздри у Ануки раздулись. Она вдыхала запах и жмурилась.

– Мясо жарю… Соли бы еще. Знаешь, что такое соль?

– Белые прозрачные камни, которые люди любят лизать.

– Вот и давай мне соль. Только давай не облизанную.

Анука сунула руку за пазуху, вытащила матовый соляной кристалл. Подала Витьке. Тых тоже вытащил соль.

И когда мясо поджарилось и даже по рваным краям слегка подгорело, Витька понюхал его блаженно. Снял кусочек. Обжигая пальцы и дуя на них, побросал с руки на руку, чтобы остыло. Посыпал солью и запихал в рот.

– Вкуснотища!

Анука медленно, сдерживая нетерпение и не отводя глаз от Витькиного рта, начала приплясывать и колыхаться. Пещеру заполнил негромкий урчащий звук, это Анука запела голосом живота, почуявшего наслаждение.

Витька снял еще кусочек, остудил немного, посыпал солью и протянул Туру.

– Попробуйте… – Другой кусок Витька подал Тыху и лишь последний Ануке, как самой младшей.

Наверно, с минуту в пещере слышались изумленные вздохи.

– Еще не то будет, – говорил Витька, выпячивая грудь. – Котлет нажарим. Горшки научитесь обжигать. Металл плавить. Варенье варить…

Тых давно уже проглотил мясо. Но все еще не мог прийти в себя от восторга. Он облизывал пальцы, ловил ноздрями слабеющий запах. Потом вдруг вскочил, насадил на копье целый окорок – сунул его в огонь. От костра пошел густой запах кухни.

– Я вас еще злаки выращивать научу. Заводы построим. Будете трудиться все, как один. Труд сделал человека!

Анука повесила на Витьку свое ожерелье. Простерла руки кверху.

– Анука поняла: человеки – верхние люди!

Витька уселся на камень повыше.

– А что, если разобраться, то человеки, конечно, верхние люди.

Тур и Тых распростерлись внизу, задрожали почтительно.

– Расскажи, как живут человеки? Человеки всегда едят мясо с огня?

– Всегда. И котлеты жарят… Бабушка как нажарит котлет – по всему дому запах. Даже соседи слюнки пускают…

Встанешь утром – зарядку сделаешь, умоешься в ванной, зубы, конечно, почистишь, а на столе уже блины со сметаной, а хочешь – с вареньем. В школу придешь, поучишься, поучишься, а на большой перемене – в буфет. Из школы придешь – щей кислых, погуляешь, в футбол постукаешь – и снова – ужин. Я на ужин котлеты люблю, я вообще котлеты предпочитаю.

– У верхних людей в каждой пещере огонь, – сказала Анука.

– Ну да, электрический.

– Анука глядит в небо по вечерам и видит, как верхние люди зажигают огни в своих пещерах. Наверно, готовят котлеты. А вокруг большого ночного огня, наверно, сидят и беседуют после удачной охоты.

– Очень похоже. – Витька кивнул. – И еще ездят друг к другу в гости. Сядут в автобус и поедут. Или ходят в кино и в театр.

– Анука хотела бы попасть к верхним людям.

Витька захохотал.

– Ишь ты. Для этого помереть нужно – короче, пройти эволюцию.

– Анука помрет! – Анука вскочила, схватила копье и наставила его прямо себе в сердце. – Анука хочет котлеты предпочитать!

Витька схватил ее за руки.

– Ты брось. Эволюция – это тебе не фунт изюма. Это процесс… Короче говоря – брось копье!

Тур и Тых стучали зубами от страха.

– Я великий воин! – вопили они. – Я научит людей обжигать горшки!

И никто не увидел, как в пещеру прокрался косматый лоснящийся парень в волчьей шкуре. Минуту пришелец с испугом смотрел на огонь, потом поднял дубину, норовя обрушить ее на Тыха.

– Тых, берегись! – крикнул Витька, он первый увидел пришельца.

Тых обернулся, ловко отпрянул от падающей на него дубины. Два неистово злобных тела, рыча, покатились по земле.

– Они задушат друг друга!

Анука выхватила из огня головешку, просунула ее между дерущимися. Тых и пришелец отпрянули друг от друга.

– Зачем пришел Глум? – спросила Анука.

– Вождь послал Глума искать Ануку. Вождь придет в ярость, когда узнает, что Анука сидит в пещере с людьми из чужого племени.

– Здесь Тур.

Только сейчас пришелец заметил Тура. Он подошел к нему, приложил почтительно руку к груди и вдруг закричал, вновь схватил оброненную дубину:

– Кто ранил Тура? – Он замахнулся, готовый кому-нибудь расколоть голову.

Тых поднял топор и опустил его медленно.

– Для воина радость убить врага, – сказал он. – Но сегодня Тых почему-то убивать не хочет.

Тур улыбался своим мыслям:

– Тур дрался с пещерным медведем. Тых помог Туру. Пусть Глум сядет к огню. Пусть попробует его тепла. Пусть попробует мясо, которое облизал огонь. Пусть будет мир в этой пещере.

Парень посмотрел на раненого темным непонимающим взглядом. Привыкший подчиняться, он сел к огню.

– Еще не было такого, чтобы хуп помог хапу. Может быть, в людях что-то испортилось?

Анука дала ему мяса с огня.

Они сидели все вместе и снова с восторженным изумлением жевали.

– Глум никогда не ел такого вкусного мяса. Кто научил Ануку есть мясо с огня?

Анука показала вверх, на Витьку.

– Я научил, – сказал Витька с подобающей случаю скромностью. – Я вас еще и не тому научу. Я еще научу вас щи варить.

Глум упал на колени, почтительно покрутил головой. Потом он долго смотрел в костер, то вытаскивал из огня недожаренный окорок, то горящую головню. Поразмыслив, он взвизгнул, схватил горящую головешку:

– Хапы будут владеть саванной! – и, гогоча, бросился вон.

– Так поступают шакалы, – завыл Тых. – Тых тоже возьмет огонь. – Он выхватил из костра головню. – Хупы будут владеть саванной!

Тур распростерся перед Витькой.

– Я видел? Будет большая война. Люди еще кровожадны и дики, люди еще не готовы владеть огнем.

«Опять за свое», – подумал Витька.

– Ерунда. Они не умеют сохранять огонь в пути. Эти головешки у них погаснут. Их нужно от ветра прятать.

Стоявшая в растерянности Анука выхватила из костра головешку.

– Анука быстра и бесстрашна. Анука сохранит огонь в пути. Хапы будут владеть саванной!

Костер зачах, развороченный.

– И у нее погаснет, – сказал Витька. – Весь костер расхватали.

Раненый Тур поднялся.

– Пусть Я уничтожит огонь. Пусть огонь не достанется никому.

– Что вам жалко, что ли? Пусть варят мясо, согреваются в стужу.

– Я не знает людей, хапы хотят быть сильнее хупов. Хупы хотят быть сильнее хапов. Люди никогда не признают, что они равны.

– Люди не могут жить без огня!

Тур взял копье, которое позабыла Анука.

– Пусть Я убьет огонь!

– Ни за что! Огонь нужен людям.

Тур замахнулся.

Витька расстегнул на груди рубаху.

– Ну, протыкай! Прометея тоже протыкали такие! – Витька думал, что погибать довольно обидно, никто и не узнает, как ты погиб, и не отметят в истории. Витька забормотал: – Каугли маугли турка ла му.

– Человеки воюют? – вдруг спросил Тур.

– Воюют! – крикнул Витька.

– Как же так? Разве человекам не хватает еды?

– Да протыкай ты! – крикнул Витька и еще быстрее забормотал: – Каугли маугли турка ла му…

В пещеру вошла Анука с черной головешкой.

– Огонь умер, – грустно сказала она. – Анука сохраняла огонь на груди. Но ветер унес его. – Она увидела Тура с занесенным копьем. – Тур хочет, чтобы Я ушел назад, к верхним людям?

Тур плюнул, опустил копье.

– Н-не п-проткнул, – пробормотал Витька. – З-зна-чит т-ты не прав…

В пещере загудело, завыло. Глум и Тых с черными головешками бросились к костру, который уже едва тлел. Они отнимали друг у друга огонь и кусались. Они затоптали костер совсем, а когда затоптали, уселись рядом и принялись выть от обиды. Они толкали друг друга локтями и выли.

– Глум, сын шакала, убил огонь.

– Тых, жалкая гиена, убил огонь.

Витька смеялся.

– Ой чудаки, – сипел он. – Да я вам сколько хочешь огня навышибаю.

Свет в пещере заколебался. Заслонив вход громадным телом, величественно вошел вождь хапов Гы.

– Где тут огонь? – спросил он.

Гы был страшен. В львиной шкуре, весь увешанный клыками диких зверей. Этих клыков было так много, что колени вождя слегка подгибались от тяжести.

– Гы спрашивает, где тут огонь? – повторил он голосом бури.

– Огонь умер, – клацая зубами и кланяясь, ответил ему Глум.

Анука хвастливо шепнула Витьке на ухо:

– Мой папаша.

– Кто приручил огонь? – спросил Гы голосом льва.

– Я, – сказал Витька.

Гы повернулся к нему, ударил себя в грудь, как в железную бочку.

– Я отдаст огонь хапам. – Гы подпрыгнул, издав воинственный клич. – Хапы будут владеть саванной.

Раненый Тур встал перед вождем.

– Огнем не должен владеть никто.

Гы подпрыгнул от удивления.

– Тур говорит, как враг.

– Огонь принесет беду. Тур не хочет, чтобы хапы и хупы убивали друг друга. Слишком много стало смертей на земле.

«Похоже, что он совершает подвиг», – тоскливо подумал Витька.

Гы схватил раненого за грудь.

– Тур обезумел. Огонь принесет победу! Тур видел, как этот серый Я добывает огонь?

– Тур видел. Тур знает эти камни. Но Тур не скажет! – Раненый воин повернулся к Витьке. – Пусть Я молчит тоже.

– Молчу, молчу, – сказал Витька.

Гы шагнул к нему, выпятив грудь. Но Тур снова встал на его пути.

– Гы не посмеет обидеть Я, иначе на землю спустятся верхние люди.

Гы зашипел от злобы. Вдруг он поднял дубину и замахнулся на Тура.

– Тур лучший воин хапов! – крикнул Глум.

– Тур был лучшим воином. Сейчас Тур – пища для гиен.

Тур защитил голову рукой, но удар был так силен, что он не устоял на ногах. Глум над ним наклонился.

– Тур ушел. Тур замолчал навсегда.

Вождь Гы осторожно приблизился к Витьке.

– Гы никого не боится, – сказал он, оглядываясь. – Если Я не скажет, Гы убьет Я, и дело с концом.

– Гы не имеет мозгов, – прошептал раненый Тур. – Если Гы убьет Я, Я уйдет к верхним людям и уже никогда не вернется, чтобы учить хапов.

– Молчи! – голос Гы как обвал. – Разговорчивая падаль! – Вождь метнул в Тура дубину.

– Все, – прошептал Витька. И вдруг бросился на вождя в комариной отваге: – Фашист ты паршивый! – и укусил его за ногу.

– Гы убил своего лучшего воина. Гы действительно не имеет мозгов, – сказал кто-то насмешливо.

В проходе стоял вождь хупов Крам. Из-за его спины выглядывал Тых. Крам огромный, как Гы. Клыками увешанный. Крам не в львиной, а в тигровой шкуре.

Он подошел к Витьке, уважительно поклонился.

– У хупов отличные мягкие шкуры. У хупов есть зубы волка, медведя и леопарда. Я сделает из этих зубов ожерелье. Я будет помогать вождю. Я станет получать лучшую долю охоты. – Он взял из рук Тыха шелковистую красную шкуру, накинул на Витьку и сцепил ее лапами, чтобы она не спадала. – Я будет кушать самое нежное мясо. Спать на ароматных травах.

Гы опомнился, взревел.

– Хапы получат огонь!

Вождь хупов Крам ловко отбил его дубину своей и опять улыбнулся Витьке.

– Надеюсь, Я видит, кто его друг?

– Крам говорит, как лиса. Все лисы трусы – все хупы трусы.

Палицы двух вождей скрестились с чудовищным треском.

– Пусть Глум приведет хапов!

– Пускай Тых приведет хупов!

Тых и Глум со всех ног бросились исполнять приказания вождей.

Вожди дрались. Их дубины сталкивались, как бревна, попавшие в водопад. Витька на них засмотрелся. На какое-то мгновение ему казалось, что он сидит в зале кинематографа, что рев и грохот низвергаются на него с экрана.

– Давай, давай! – закричал он. – Тресни его по кумполу!

И никто не видал, что Анука уже давно ползает на четвереньках в дальнем углу пещеры. Она поднимала камни и каменные осколки, и куски сталактитов.

– Анука видела, Я бросил камни сюда. Анука не знает, какие… – Среди осколков она нашла наконечник. – Может быть, про этот камень говорил Тур. Наконечник его копья. – Анука понюхала кремень, даже лизнула. – Холодный. – Попробовала откусить и, видимо, причинив себе боль, с силой ударила кремнем по лежащему у ее колен камню. Брызнули искры. Анука ойкнула. Потом опасливо подняла камень. – Тоже холодный… Почему из него вышли искры? – Она еще раз ударила по нему кремнем и закричала: – Анука нашла камни, которые выбросил Я! Люди научатся добыть огонь. Люди станут есть мясо с огня.

Дерущиеся остановились. Анука подняла камни, ударила ими друг о друга. Искры стрельнули ей в черные волосы.

– Люди научатся обжигать горшки!

И тотчас оба вождя бросились к девочке. Они опрокинули ее навзничь, навалились. Сквозь рычание послышался ее придушенный крик.

Витька бил вождей по плечам и по спинам, колотил их ногами, за волосы тянул, кусал и бодался. От вождей валил пар. Пахло серой, словно от паровозов. Витька кричал:

– Что вы делаете? Таких камней сколько угодно! Отпустите ее. Я найду вам другие камни. Остановитесь же, дураки-и!

Из груды шкур и горячих железных мускулов еще раз послышался затухающий крик Ануки.

Вожди отскочили друг от друга. В руке у каждого было по камню.

Анука лежала недвижная и прекрасная.

У Витьки засосало под ложечкой.

– Что вы наделали? Звери! Она же хотела, как лучше. Она ведь хотела для всех…

У входа в пещеру послышались голоса. Гы засмеялся, пошлепал себя по надутому великанскому животу.

– Хапы пришли.

Голоса стали громче.

– Хупы пришли. – Крам засмеялся тоже, ударил кулаком в свою великанскую жирноватую грудь.

– Хапы будут владеть саванной!

– Хупы будут владеть саванной!

Вожди больше не обращали внимания на Витьку, словно его и не существовало вовсе. И Витька снова почувствовал себя муравьем на асфальте.

Спеша и толкаясь, вожди побежали из пещеры наружу. Голоса возле пещеры как бы распались на два отдельных свирепых крика, это сошлись врукопашную две враждебных орды.

«Их бы из пожарного брандспойта», – подумал Витька. Он осторожно подошел к Ануке. Он еще на что-то надеялся и бормотал :

– Ну, Анука же. Ну, вставай. Чего ты умерла-то…

Он взял ее руки. Руки были теплыми, но Витька знал, что Ануки уже нет. Что все это нелепый кошмар, что он сейчас проснется и тогда исчезнет, уйдет из сердца ощущение вины. Витька укусил себя за руку.

– А-а-а-а-а-а-а-а! – протяжный крик раздвинул своды пещеры. Каменные сосульки подхватили его на высокой ноте.

Витька вскочил. Хромая, вбежал молодой парень – Глум. За ним с топором гнался Тых. Увидев распростертую на земле Ануку, Глум словно споткнулся. Остановился незащищенный. Встал на колени.

– Глум, берегись! – крикнул Витька. Но Глум не слышал его. Он гладил Анукины волосы. Он пытался чутким звериным ухом уловить ее дыхание.

Витькин крик услышал Тых – отшвырнул топор.

– Для воина радость убить врага… Но что-то случилось у Тыха в груди. Тых убивать не хочет…

Глум медленно поднялся с колен.

– Анука умерла, – сказал он с тоскливым недоумением. – Кому же Глум станет приносить ягоды и цветы саванны? – Его глаза остановились на Витьке. Витька весь сжался.

– Я убил Ануку, – сказал Глум.

– Ты что? – Витька попятился. – Зачем мне? Ее ваши убили, эти… гориллы.

– Я хочет взять Ануку с собой к верхним людям, – сказал Тых.

– А-а-а-а-ааа! – закричал Глум голосом одинокого дерева. – Глум без Ануки не может! Глум убьет Я. – Он схватил топор, лежащий возле Тыха. Замахнулся. И Витька понял, что это конец.

– Каугли маугли турка ла му…

Резко и сразу хлынула тьма. Она затопила пещеру. Она сверкала вихревыми огнями, и огни уносились куда-то вдаль. Глохли звуки. Только свист простой и естественный, словно ветер в печной трубе.