Шаг влево, шаг вправо

Глава 1

У меня нет офиса, но не потому, что я не в состоянии позволить себе арендовать помещение, обустроив его по последнему слову дизайнерской моды и компьютерной техники. Он мне просто-напросто не нужен. Вряд ли бы я появлялась там и задерживалась надолго, ведь моя работа – это слежки, погони, общение с различными людьми, очень часто неформальное. Далеко не все бывают откровенны с частным детективом, но случайному человеку люди часто выбалтывают абсолютно все, даже то, где записан PIN-код их банковской карты. К каждому человеку нужен свой особый подход. И уж тем более – к клиенту. Никто не хочет афишировать, что он обратился к услугам частного детектива. Был бы у меня офис, заказчики наверняка приходили бы туда в черных очках на пол-лица, чтобы их ненароком не узнали случайные прохожие. Другое дело – деловая встреча в кафе. Именно в подобных нейтральных местах я чаще всего встречаюсь со своими клиентами. Впрочем, иногда они приходят ко мне домой. Или я – к ним, в их офис или домой. Бывает, что мы беседуем в машине или в парке на скамье. Все зависит от обстоятельств.

Сегодня обстоятельства сложились таким образом, что мне предстояла встреча с новым заказчиком в больнице. Точнее, в частной клинике «Сантэ». Мне уже доводилось там бывать. Нет-нет, со здоровьем у меня все в порядке. В клинику положили одного из моих бывших клиентов. Он чувствовал себя так плохо, что доктора категорически не хотели меня к нему пускать. Мне пришлось, не раскрывая никаких подробностей, доказывать главному врачу, что мой визит повлияет на его пациента исключительно благотворно. Так и случилось. Хорошая новость оказалась сильнее лекарств. Александр Николаевич Полозов, главврач, даже поинтересовался – не экстрасенс ли я? В ответ я протянула ему свою визитную карточку. Он был немало удивлен, узнав, кто я на самом деле. И вот вчера он позвонил мне и попросил прийти – по делу. Я попыталась узнать по телефону хоть какие-то детали предстоящего мне расследования, но тщетно. Доктор оказался немногословным. Заручившись моим согласием явиться на встречу, он сразу же отключился.

Итак, я приехала в клинику «Сантэ», понятия не имея, каким делом мне предстоит заняться. Несмотря на то, что мне было назначено конкретное время, главврача на месте не оказалось. Секретарша сказала, что его вызвали к тяжелому больному, и предложила мне чашечку кофе. Я не стала отказываться, ведь кофе – это моя слабость. Мне кажется, что я достаточно долго смогу прожить только на этом напитке, а вот без него не протяну и дня. Нет, конечно, я не умру в прямом смысле слова, но это точно будет неполноценный, потерянный день.

Секретарша включила кофемашину, и вскоре приемную наполнил густой аромат «Арабики». Надо же, даже сорт мой любимый!

– Пожалуйста. – Девушка подала мне чашечку кофе.

Я пила его мелкими глоточками, растягивая удовольствие и скрашивая любимым напитком ожидание. Едва лишь моя чашка опустела, как пришел Александр Николаевич и распахнул дверь кабинета.

– Простите, Татьяна Александровна, что заставил вас ждать, – извинился он. – Проходите, присаживайтесь.

– Спасибо. – Я села за стол, слева от кресла хозяина. Однако Полозов расположился напротив меня и начал издалека:

– Знаете, Татьяна Александровна, один раз вы уже совершили в этих стенах чудо. Надеюсь, вы сделаете это и во второй раз. Не секрет, что многие болезни – от нервов. Если человек находится в состоянии длительного стресса, то это обязательно проявится каким-нибудь заболеванием. Чтобы лечение было успешным, надо устранить раздражающий фактор. Вы со мной согласны?

– Вам виднее, – ответила я, не понимая, к чему он клонит. – Давайте перейдем ближе к делу.

– Хорошо. Я постараюсь быть кратким. Дело в том, что к нам недавно поступил с гипертоническим кризом один пациент. Он здесь уже несколько дней, но нам никак не удается нормализировать его давление. Когда я лично с ним пообщался, он признался, что у него очень сложные семейные обстоятельства. Настолько сложные, что впору нанимать частного детектива.

– Жена, что ли, изменяет? – Я испытала разочарование, потому что слежка за неверными супругами – это самое нелюбимое мое занятие.

– Насколько мне известно, его супруга умерла около года тому назад. К тому же пациент уже в годах… Я сам не знаю, в чем дело, но, по словам Степанова, все очень сложно и запутанно. Я сказал, что у меня есть на примете частный детектив, и он проявил к этому неподдельный интерес, а на следующий день попросил меня связаться с вами.

– Ну что ж, – кивнула я, – я готова встретиться со Степановым.

– Тогда пойдемте!

Мы вышли из приемной и направились по просторному светлому коридору, свернув вправо. Надо сказать, что эта частная клиника, расположенная в тихом центре Тарасова, больше была похожа на элитный санаторий, нежели на больницу. На стенах висели картины в золоченых рамах. В холле, в окружении финиковых пальм, стоял большой плазменный телевизор. Негромко транслировались передачи по музыкальному каналу.

Главврач остановился около двери в палату номер двадцать два. Прежде чем ее открыть, он предупредил меня:

– Татьяна Александровна, не забывайте, что ваш будущий клиент – пациент нашей клиники. Будьте с ним поделикатнее. А если вы заметите, что Степанов не в состоянии контролировать свои эмоции, немедленно сворачивайте общение и позовите кого-нибудь из персонала. Там есть кнопка.

– Хорошо, – кивнула я, вникнув в ситуацию.

Александр Николаевич распахнул дверь. Около приоткрытого окна, спиной ко входу, стоял и курил высокий седоволосый пациент в синем спортивном костюме. Услышав легкий скрип двери, он выбросил сигарету за окно, повернулся к нам и начал оправдываться:

– Я решил свежим воздухом подышать…

– Сергей Федорович, ей-богу, вы как ребенок! Ведь знаете же, что в палате курить нельзя, но все равно курите здесь, – пожурил его врач.

– Я больше не буду, – пообещал пациент, которому, на мой взгляд, было уже за семьдесят.

– Вот, познакомьтесь. Это – Татьяна Александровна, сыщица, можно сказать, вытащившая одного из наших пациентов с того света. Надеюсь, общение с ней и вам пойдет на пользу.

– Я тоже на это надеюсь, – выразил уверенность мой клиент.

– Ну что ж, не буду вам мешать. – Александр Николаевич еле заметно подмигнул мне, напоминая, чтобы я, насколько это возможно, постаралась эмоционально не перегружать пациента.

– Степанов Сергей Федорович, – официально представился тот, сделав шаг в мою сторону. – Так, значит, вас зовут…

– Иванова Татьяна Александровна. Сергей Федорович, давайте не будем терять время даром. Расскажите мне: что вас тревожит?

– Да, меня действительно кое-что сильно тревожит, настолько сильно, что я даже попал сюда. – Я заметила, как задергалась синяя тонкая вена под его правым глазом. – Честно говоря, я даже не знаю, с чего начать…

– Начните с главного. – Эту фразу я говорила своим клиентам очень часто, но далеко не все следовали моему совету.

– С главного? Вот это как раз и есть самое сложное! Понимаете, для того, чтобы картина произошедшего была полной, я должен поведать вам о событиях более чем двадцатилетней давности. Я много лет хранил молчание, и мне очень непросто сейчас решиться раскрыть эту тайну. Поймите, я ни в коей мере не хочу оскорбить вас своим недоверием. Вас рекомендовал доктор Полозов, и у меня нет оснований ему не доверять. Он – лицо незаинтересованное. Моя нерешительность вызвана исключительно щепетильностью моей проблемы. – Вена под глазом моего собеседника запульсировала сильнее.

– Сергей Федорович, если вы еще не готовы к диалогу, я оставлю вам номер своего телефона. – Я открыла сумку и поискала визитную карточку, решив, что начало расследования следует перенести к моменту выздоровления Степанова. – Вот, пожалуйста, моя визитка. Позвоните мне, как только поправитесь.

Пожилой человек взял ее и положил в нагрудный карман «олимпийки», не разглядывая.

– То есть вы сейчас уйдете? – уточнил Сергей Федорович, и я утвердительно кивнула в ответ. – Тогда я опять останусь один на один со своей проблемой… Ладно, тянуть дальше с ее решением нет смысла! Надо наконец взять и разрубить этот гордиев узел. Я пытался сделать это сам, но не смог.

На лбу у моего визави проступили капельки пота. Ему было нелегко посвящать постороннего человека в свои проблемы, но их неразрешенность явно давила на него тяжким бременем. Я все-таки взяла на себя смелость продолжить разговор. Расположившись в кресле, стоявшем слева от тумбочки, я попыталась подтолкнуть Степанова к дальнейшим откровениям:

– Итак, я вас слушаю.

Клиент присел на койку, застеленную голубым пледом, и, потирая руку об руку, начал рассказывать:

– Сейчас я пенсионер, а работал когда-то в прокуратуре, следователем. Как это ни парадоксально, но двадцать с лишним лет назад я вполне мог бы оказаться за решеткой. – Степанов искоса посмотрел на меня, ожидая какой-то реакции.

Несмотря на то, что его слова произвели на меня определенное впечатление, я постаралась не показать виду, что удивилась.

– Продолжайте, – сказала я самым будничным тоном, дабы не погасить эту волну откровений.

– Так вот, я вел тогда одно очень запутанное дело о краже экспонатов из фондов нашего художественного музея. Если бы туда не пришел новый директор, то, может быть, еще не скоро бы выяснилось, что в запасниках отсутствуют некоторые ценности, а в выставочных залах кое-какие предметы старины заменены качественными, но все-таки – подделками.

– Речь идет о картинах? – уточнила я.

– Нет, это были предметы роскоши, которые некогда принадлежали не только знатным дворянам, но и членам царской семьи. Большинство этих вещей были поистине уникальными. Например, золотой футляр для карманного молитвослова, инкрустированный сапфирами… Песочные часы, корпус которых был изготовлен из золота с рубинами и горного хрусталя, а внутри пересыпался отнюдь не речной силикатный, а золотой песок!

– Интересные, должно быть, вещицы! – впечатлилась я.

– Да, в советские времена они были гордостью нашего музея. В перечне похищенных музейных экспонатов значились также медальоны, шкатулки, портсигары, посуда и оригинальные ювелирные украшения. Я не буду вам рассказывать о том, как мы вышли на след исполнителей этих дерзких похищений. Это долгая песня, да она и не имеет особого отношения к событиям сегодняшнего дня. Важно то, что мы не нашли львиную долю похищенного и не установили имя заказчика. Все задержанные по этому делу упорно молчали. Признаюсь, работали мы с подследственными жестко, но это не принесло особых результатов. И если бы не было среди задержанных некой Натальи Хрековой, работницы музея, следствие еще долго топталось бы на месте.

– Вот как? Та женщина все-таки раскололась? – предположила я.

– Не совсем так. Дело в том, что Наталья была подружкой другого подозреваемого, Николая Бирюлина, и, как оказалось, ждала от него ребенка. На одном из допросов Бирюлин шепнул мне, что сдаст заказчика, если я пообещаю отмазать Хрекову. Дескать, он не хочет, чтобы его ребенок родился в неволе, и только я могу сделать так, чтобы этот малыш появился на свет в нормальных условиях, то есть в городском родильном доме, а не в тюремной больнице.

– Ну что ж, мне его мотив вполне понятен.

– Поначалу предложение Бирюлина показалось мне вопиющей наглостью, и я, не раздумывая, отказался от этой глубоко сомнительной сделки. Но потом, хорошенько поразмышляв над обстоятельствами дела, я понял, что готов принять это предложение. Как ни странно, но мне импонировало благородство Бирюлина. Он понимал: если заговорит, то получит гораздо больший срок, зато его гражданская жена останется на свободе и ребенок тоже родится на воле.

– А почему он должен был получить гораздо больший срок? – уточнила я.

– Пока Бирюлин молчал, мы могли инкриминировать ему только один эпизод. Причем он утверждал, что украл из запасника пару шкатулок спонтанно, просто потому, что они там «плохо лежали». Такую же песню пели все другие задержанные. На всех очных ставках они утверждали, что не знают друг друга. Хотя по всему было видно, что действия каждого из них четко спланированы и что они являются звеньями одной цепи. Стоило в деле появиться заказчику, как все действия Бирюлина, равно как и других подследственных, сразу переквалифицировались бы в участие в преступной группе. Собственно, так и случилось. А это уже другая статья и другой срок.

– Понятно, – кивнула я. – И вы все-таки пошли на сделку с Бирюлиным?

– Татьяна Александровна, вы – второй человек, которому я в этом признаюсь. Первой была моя супруга, которой я рассказал правду перед самой ее смертью. Только не подумайте, что она умерла от шока, узнав, что я не так идеален, как она себе представляла! Нет, у Лидии был рак. Она чувствовала, что вот-вот отойдет в мир иной, и попросила меня пролить свет на кое-какие события, мысль о которых уже давно мучила ее. Вы позже поймете, о чем речь. – Мой собеседник бросил на меня беглый взгляд и, вновь уставившись куда-то прямо перед собой, признался сдавленным голосом: – Да, я пошел на должностное преступление, но, поверьте, сделал это из самых благих намерений!

– Вы хотели взять крупную рыбу – заказчика, а мелкую рыбешку, такую, как Хрекова, можно было и отпустить, – прокомментировала я. – Так?

– Именно так, – подтвердил бывший следователь, – я рискнул превысить свои должностные полномочия ради высшей справедливости. Да и, по правде говоря, жалко мне было беременную женщину. Наталья, ослепленная любовью к Николаю, толком и не понимала, во что именно втянул ее приятель. Во всяком случае, мне так тогда казалось. Изучив материалы дела несколько в другом ракурсе, я понял, что можно сделать для Хрековой. Подозрения против нее основывались главным образом на свидетельских показаниях, и мне пришлось еще раз вызвать того, кто их давал, в прокуратуру. Я построил допрос таким образом, что тот человек запутался и изменил показания, даже не подозревая, что вводит следствие в заблуждение. Затем я «потерял» кое-какие справки, еще не подшитые к делу, и после этого мне осталось только извиниться перед гражданкой Хрековой и отпустить ее домой.

– То есть все прошло гладко?

– Я бы так не сказал. – На лбу у рассказчика вновь выступили капли пота. – Дело в том, что Скобцов, опер, работавший по тому делу, никак не хотел поверить в ее невиновность. Леонид был тогда еще молодым, горячим, вот он и не унимался, пытаясь убедить меня, что я совершил серьезную ошибку, отпустив Наталью. Когда же он понял, что я не намерен прислушиваться к его доводам, он обратился напрямую к моему начальству. На тот момент у меня была безупречная репутация, поэтому зампрокурора города, выслушав мои доводы, сказал, что у него нет оснований мне не доверять, и на этом разбор полетов закончился.

– Знаете, Сергей Федорович, я ведь какое-то время тоже работала в прокуратуре, поэтому представляю себе, как и чем вы рисковали. Надеюсь, дело того стоило? Бирюлин сдержал свое обещание?

– Да, когда Хрекову выпустили из СИЗО, Николай заговорил. Его показания стали настоящей бомбой! Оказалось, что заказчик не кто иной, как Кучаренко! – Степанов с пафосом произнес эту фамилию и посмотрел на меня.

Впрочем, никаких эмоций на моем лице не отразилось. Ну не знала я, кто такой Кучаренко! Когда происходили те события, я была еще в детсадовском возрасте.

– Простите, Сергей Федорович, но я впервые слышу эту фамилию, – не стала лукавить я.

– Ну да, конечно, вы ведь еще так молоды… Это раньше все знали Олега Аркадьевича – от школьника до пенсионера, ведь он был крупным тарасовским чиновником, а именно – начальником областного комитета культуры. Дня не проходило, чтобы он не мелькал в местных теленовостях.

– Понятно. И что дальше? Вы взяли этого Кучаренко?

– Взять-то мы его взяли, только бо́льшую часть похищенных драгоценностей он уже успел сбыть за границей, где часто бывал в служебных командировках. Кучаренко сам ведь не являлся коллекционером. Антиквариат ему нужен был лишь как средство обогащения. Зато мы нашли у него дома валюту, да в таком количестве, что ему грозила вышка. Время-то было еще советское, валютные преступления очень тяжко карались. Это теперь можно держать у себя дома доллары, евро и всякие там йены, и все… в рамках закона. – После некоторой паузы Степанов продолжил: – Уже после задержания Кучаренко произошло то, чего я никак не мог предвидеть. Осведомитель доложил Скобцову, что Хрекова – уже после того, как ее выпустили из следственного изолятора, – встретилась в парке с водителем Олега Аркадьевича, и тот передал ей какой-то сверток.

– То есть тот опер так и не поверил в невиновность Хрековой? – уточнила я.

– Не поверил, – подтвердил бывший следователь. – Леня доложил об этом на расширенном совещании, и мне волей-неволей пришлось запросить у прокурора санкцию на повторный обыск в квартире Хрековой. Так вот, мы поехали к ней, пригласили соседей в качестве понятых. Наталья вела себя очень спокойно, вероятно, потому, что была уверена – у нее ничего противозаконного не найдут. Мы проводили обыск по часовой стрелке, начиная от входной двери. В санузле и в кухне ничего не обнаружили и занялись спальней. Оставалась еще гостиная с лоджией и кладовка в прихожей. Мне безудержно хотелось курить, но в присутствии беременной женщины я не мог себе этого позволить, поэтому отправился в лоджию. Там мне в глаза бросилась коробка из-под обуви. Черт меня дернул посмотреть, что в ней… Татьяна Александровна, вы позволите, я закурю?

Я кивнула, понимая, что Степанову необходимо как-то снять стресс. Пенсионер подошел к окну, приоткрыл его и щелкнул зажигалкой.

– Неужели там оказалось именно то, что могло заинтересовать следствие? – я не удержалась от этого вопроса, потому что Сергей Федорович явно вздумал меня поинтриговать.

Сделав несколько быстрых затяжек, он выбросил сигарету на улицу, прикрыл окно и сел обратно на кровать.

– Вы не поверите, – продолжил бывший следователь, – но в той коробке лежали музейные экспонаты – те самые песочные часы и футляр для молитвослова, о которых я вам рассказал. Они даже не были ни во что завернуты, просто прикрыты тряпочкой.

– Похоже на подставу, – смекнула я.

– Вот я именно так сразу и подумал. Если бы к Хрековой попали в руки эти вещички, уж она-то спрятала бы их понадежнее. Я не стал долго задерживаться в лоджии, вернулся в спальню, прикидывая, что же делать дальше. Мой мозг работал на бешеных оборотах, но достойного выхода из этой ситуации я придумать никак не мог. Времени было в обрез – счет шел на минуты. Вскоре обыск в спальне был закончен, и все перешли в гостиную. Еще какие-то полчаса, и все дошли бы до лоджии. Чем ближе мы к ней подбирались, тем больше я проникался уверенностью в том, что должен что-то предпринять. Если бы мы нашли ценности, Наталья в тот же день вернулась бы в следственный изолятор. Начались бы новые разборки, возникли бы вопросы: на каком основании я ее отпустил? Всплыли бы на поверхность уничтоженные мною справки, развенчивающие ее алиби. Да и Бирюлин какой-нибудь фортель выкинул бы, например, взял бы и отказался на суде от своих показаний.

– Да, вполне, – согласилась я, мысленно поставив себя на место Бирюлина.

– Тогда бы я точно оказался в полном дерьме. Уж простите меня за такое выражение.

– Ничего страшного. Как говорится, из песни слово не выбросишь. – Я дала клиенту понять, что извиняться, в сущности, не за что. – Дальше-то что было?

– Понимать-то я понимал, что надо спасать не сколько Хрекову, сколько самого себя, но не мог ничего придумать. В тот момент, когда мы уже собирались идти осматривать лоджию, меня наконец осенила простая в своей гениальности идея. Я сказал Скобцову, чтобы он позвонил в райотдел и кое-что уточнил. Леня отправился в прихожую, где находился телефонный аппарат, а я снова вышел в лоджию – покурить. Улики были слишком объемными для того, чтобы спрятать их в карманы моего кителя, поэтому я не нашел ничего лучшего, как осторожно перекинуть коробку в соседскую лоджию. Окно там было занавешено, и моих манипуляций из комнаты не увидел бы никто, – пояснил Сергей Федорович. – Вскоре обыск был возобновлен, но ничего интересного для следствия, как вы понимаете, мы не нашли. Хрекову это нисколько не удивило, не то что Скобцова. Тот явно был разочарован впустую проделанной работой.

– А что же с антиквариатом случилось? – поинтересовалась я. – Неужели он так и остался у ничего не подозревавших соседей?

– После обыска мы вышли из дома и направились со Скобцовым в разные стороны. Он – в райотдел, а я – в прокуратуру, но с полпути вернулся назад и зашел к соседям Хрековой. Ими были супруги, которых мы приглашали в качестве понятых. Я сказал им, что мне надо уточнить кое-какую информацию, и пенсионеры охотно согласились ответить на все мои вопросы. Хозяйка предложила попить чайку, на что я без раздумий согласился. Пока она хлопотала в кухне, я немного пообщался с ее супругом, а потом попросил разрешения выйти в лоджию. Поскольку был уже вечер, на улице заметно похолодало, и я взял в прихожей и накинул на плечи свою куртку. В лоджии я даром времени не терял: засунул в один карман песочные часы, а в другой – футляр для молитвослова. Они с трудом там поместились. Я даже порвал подкладку, за что потом получил нагоняй от жены. Но старики, кажется, не заметили, как раздулись карманы моей куртки… Татьяна Александровна, я ни секунды не сомневался, что обязательно верну эти ценности в музей, – как бы оправдываясь, заметил бывший следователь.

– И вам это удалось? – спросила я, догадываясь, что ответ на этот вопрос, скорее всего, окажется отрицательным.

И я не ошиблась. Поерзав на кровати и как-то неестественно покашляв, желая оттянуть неприятный момент, Степанов все-таки признался:

– Нет, я так и не вернул их в музей, но вовсе не потому, что у меня при виде золота снесло голову и я решил извлечь из этого выгоду! Конечно, вещицам этим цены нет. Точнее, цена-то есть, но только на преступном рынке. Законно на аукцион их выставлять нельзя, они ведь в черном списке. Но это и не входило в мои планы, я ведь хотел, чтобы и песочные часы, и футляр для молитвослова снова стали достоянием народа. Увы, найти такой способ, при котором раритеты вновь не попали бы в корыстные руки, было непросто. Да и подставляться, как вы понимаете, мне не хотелось.

– Сергей Федорович, и где же вы спрятали футляр для молитвослова и песочные часы?

– Я укрыл эти ценности в Калиновке, в доме моих родителей, которые в те годы еще были живы. Они как раз тогда пристраивали летнюю кухню, и мне было нетрудно сделать тайник в кирпичной стене.

– Понятно.

– Татьяна Александровна, раз уж у меня с вами завязался такой доверительный разговор… – Степанов с некоторой опаской посмотрел на дверь, – я должен вам признаться, что был один момент, когда я хотел продать песочные часы. Это случилось в середине 90-х годов. Я тогда только-только вышел на пенсию, на нее-то мы и жили всей семьей. Лидия, супруга моя, в те годы работала в проектном институте, там зарплату по несколько месяцев не платили. Арина, наша дочь, родила, не будучи замужем. Ее жениха в Чечне убили… А Костик, наш сын, учился тогда в школе и рос не по дням, а по часам. В десятом классе у него уже был рост один метр девяносто два сантиметра. Мы еле успевали покупать ему новые вещи. В общем, финансовое положение нашей семьи было критическим, и тогда я пообещал родным, что скоро у нас появятся деньги. Много денег!

– Наверное, каждый поступил бы так на вашем месте, – сказала я, чтобы как-то приободрить пенсионера, терзаемого угрызениями совести.

– Ну, не знаю, каждый, не каждый, но я начал зондировать почву. Мне были известны фамилии тарасовских коллекционеров, которых могли бы заинтересовать антикварные вещи царской эпохи, и я попытался наладить с ними контакты. И выяснилось, что один из них не так давно умер, второго посадили, а третий уехал за границу. Короче, ничего путного с реализацией антиквариата у меня не получилось. К счастью, ситуация с деньгами как-то разрешилась сама собой. Жене выдали зарплату, дочь пошла работать, я же сидел с внуком. – После недолгого молчания Степанов продолжил рассказ: – С тех пор прошло уже больше десяти лет. Знаете, со временем я как-то стал забывать про музейные экспонаты, спрятанные в Калиновке… Во всяком случае, я уже не думал каждую минуту – как бы их вернуть в наш тарасовский «Эрмитаж»? Вспомнить о них мне пришлось три года тому назад, когда дочь решила построить загородный дом. Она ведь у нас еще в начале века в бизнес ударилась, начала стройматериалами торговать, причем весьма успешно. Мои родители к тому времени умерли, вот Арина и задумала их дом снести, а на его месте поставить современный коттедж. Она спросила мое мнение на этот счет. Я не возражал, хотя снос дома был неизбежно сопряжен с хлопотами – предстояло куда-то перепрятать мой клад.

– Неужели после смерти ваших родителей драгоценности так и лежали в пустом доме? – удивилась я. – Вы не боялись, что их случайно найдет какой-нибудь бомж?

– Не боялся. Родительский дом стал нашей дачей. С весны по осень мы жили там с Лидией, дети приезжали к нам на выходные. Зимой, конечно, туда могли залезть погреться бомжи. Но с чего бы эти непрошеные гости принялись разбирать стену? Да и соседи приглядывали за нашим домом.

– Понятно, – кивнула я, давая ему понять, что можно двигаться дальше.

– Я долго думал, где бы обустроить новый тайник, а потом решил, что не стоит сильно мудрствовать, все равно никто не знает, что я обладаю такими несметными сокровищами, – Степанов чему-то горько усмехнулся, – поэтому и искать их никто не будет. В общем, я на какое-то время забрал футляр для молитвослова и песочные часы в городскую квартиру и положил их в ящик письменного стола, закрывавшийся на ключ. Правда, ключ я старался всегда держать при себе. Лида что-то такое заподозрила и поинтересовалась, что я храню в столе. Я попытался отшутиться, но она принялась настаивать на том, чтобы я показал ей, что лежит в ящике. Естественно, я отказался. Мне пришлось бы тогда рассказать жене о том, как попали ко мне эти музейные экспонаты, но я не был готов к таким откровениям. Супруга моя сдалась и перестала об этом спрашивать, но, как потом выяснилось, не забыла об этом инциденте.

– Представляю, как тяжело вам было хранить столько лет эту тайну, – посочувствовала я ему.

– И не говорите! – Сергей Федорович убедился, что нашел в моем лице единомышленницу, и продолжил рассказ: – Прошло еще несколько лет. Дочь с внуком переехали в Калиновку. Сын несколько лет тому назад окончил академию права и работал в милиции. У моей жены обнаружили онкологическое заболевание. Она угасала не по дням, а по часам… А тут еще Костик преподнес мне сюрприз, спросив: «Папа, а это правда, что много-много лет тому назад ты расследовал одно антикварное дело?» Отрицать это было бы бессмысленно, и я подтвердил, что случилось в моей практике и такое дело. Сын, надо сказать, уже хорошенько выпил, поэтому язык у него развязался настолько, что он не постеснялся спросить – брал ли я взятку, чтобы выгородить одну подозреваемую?

– Сергей Федорович, скажите, сын вас об этом один на один спросил или в присутствии других членов семьи? – уточнила я.

– В том-то и дело, что при всех – при матери, которая уже на ладан дышала, при сестре, для которой я всегда был непререкаемым авторитетом, и даже при своем четырнадцатилетнем племяннике. Такого я от родного сына никак не ожидал услышать! «Я взял крупную взятку, чтобы выгородить одну подозреваемую», – эта формулировка никак не соответствовала действительности! – возмутился Степанов и схватился рукой за сердце.

Я не знала, достиг ли уже его рассказ кульминации или впереди будет еще что-то более волнительное, поэтому спросила:

– Сергей Федорович, как вы себя чувствуете? Может, нам лучше прерваться?

– Ну нет, – возразил пенсионер, – раз уж я решился все вам рассказать, то прерываться не буду. Признаюсь, сердце немного кольнуло, но сейчас отпустило. На чем мы остановились?

– На щекотливом вопросе вашего сына, – напомнила я. – Что вы ему ответили?

– Признаюсь, я тогда сильно вспылил. Костик понял, что сболтнул что-то не то, и поспешил извиниться передо мной. Я полагал, что инцидент на этом исчерпан, но оказалось, что всем домашним та история глубоко запала в душу. Как-то случайно я подслушал, что Саша, внучок, спрашивал у своей матери – как, по ее мнению, я уже продал антиквариат или нет? Правда, Арина осадила его. Мол, не болтай глупости, а то еще дед услышит и рассердится! А сама потом с матерью шушукалась – могло ли быть такое на самом деле?

Я слушала Степанова, и у меня в голове вертелся один очень важный вопрос. Как только клиент сделал передышку, я сразу же его и задала:

– Сергей Федорович, как вы думаете, откуда ваш сын узнал о том антикварном деле? Я так поняла, что никому доподлинно не было известно, что вы забрали из квартиры Хрековой улики.

– Я тоже задавал себе этот вопрос и достаточно быстро нашел на него ответ. Я знал, что Леня Скобцов все еще работает в органах, вот и решил, что это он просветил моего сына. Леонид ведь тогда, после неудачного обыска, опять-таки не мог успокоиться и все пытался на чем-нибудь подловить меня, чтобы уличить в пособничестве уголовникам. Но я вел себя очень осторожно, и он в конце концов остыл. Выходит, что не совсем!

– Да, теоретически это вполне возможно – что информация пошла от Скобцова. Только интересно, зачем ему вдруг понадобилось подставлять вас перед сыном спустя столько лет? – размышляла я вслух. – Тем более он же не мог знать наверняка, что вы забрали драгоценности.

Степанов развел руками:

– Если б я знал! Наверное, он просто решил досадить мне… и, надо сказать, у него это получилось. Разговоры о том антикварном деле у нас дома не замолкали. Лида перед смертью попросила раскрыть ей правду, и я не смог ей солгать и просто промолчать – тоже. Она мне напомнила, как в 90-е годы я пообещал принести домой кучу денег, как что-то прятал в письменном столе, и я… раскололся.

Я быстро уточнила:

– Ваш разговор никто не мог услышать?

– Нет, мы тогда были дома вдвоем, но я все-таки потом перепрятал антиквариат подальше. После смерти жены сын вновь начал досаждать мне своими вопросами. И самое обидное – Константин, по долгу службы обязанный блюсти закон, даже и не думал меня осуждать! Он не раз заверял меня, что поступил бы так же. Не дай бог ему оказаться на моем месте! – Степанов от злости сжал кулаки. – А еще сын сообщил, что он не понимает, почему я до сих пор не реализовал ценности, и предложил самому заняться этим. Мол, ему нужна отдельная квартира и новая машина, а на деньги, вырученные от продажи царских побрякушек, все это легко можно будет купить. Я на это не повелся и сказал – мол, мечтать невредно. Костя остался при своем мнении, я – при своем. Продавать антиквариат в мои планы не входило. По моему твердому убеждению, и золотой футляр для молитвослова, и песочные часы должны были вернуться в наш музей.

Я подумала: если бы Степанов так уж сильно хотел все вернуть, за двадцать-то лет он нашел бы какой-нибудь способ и передал ценности музею! В конце концов, отправил бы бандероль почтой. Хотя… в этом случае не было никаких гарантий, что человек, открывший посылку, не оставил бы ее содержимое себе.

– …После этого разговора с сыном я принял предложение дочери переехать к ней в Калиновку. Антиквариат перекочевал со мной. Арина отвела мне две комнаты в новом двухэтажном особняке. В одной я оборудовал библиотеку, а в другой – спальню. Мне не составило особого труда обустроить там тайник. Дочь до поры до времени даже не заикалась о том, что я, возможно, являюсь хранителем клада. Но месяца три-четыре тому назад у нее начались проблемы в бизнесе, и она принялась как-то слишком уж откровенно намекать на то, что ей нужна материальная помощь. Я предложил ей свои пенсионные сбережения, но она сказала, что это не спасет ее от банкротства. Требовались гораздо более серьезные вливания в бизнес. Знаете, я был свидетелем того, как моя дочка своими руками налаживала собственное дело, и мне было неимоверно обидно, что все в одночасье может рухнуть из-за какого-то мужика, решившего воспользоваться ее доверчивостью. – Степанов потянулся за пачкой сигарет, которую он прятал под подушкой.

– Кого вы имеете в виду? – уточнила я.

– Понимаете, влюбилась она в своего сотрудника, а он получил на время ее командировки право подписи и кинул мою Аринушку на кругленькую сумму, – пояснил Сергей Федорович, помял пачку сигарет и убрал ее обратно под подушку.

– Бывает, – понимающе вздохнула я.

– Знаете, Татьяна Александровна, так мне стало жалко дочку, что я едва не рискнул и не выставил на продажу через Интернет свои сокровища! Вовремя одумался, а точнее, меня внук просветил, что, как ни шифруйся на просторах Всемирной паутины, тебя в случае необходимости все равно найдут.

– Сергей Федорович, неужели вы поделились с внуком своим секретом?!

– Ну что вы? – Степанов даже обиделся. – Я ничего конкретного ему не сказал, только уточнил кое-что. Сам-то я в компьютерах не слишком силен, а вот Сашка у нас – продвинутый пользователь. Он каждый год на олимпиадах по информатике призовые места занимает. В общем, послушал я его и понял, что все это – пустая затея, и отказался от продажи антиквариата. Умом-то я и раньше понимал: если всплывут ценные экспонаты, некогда похищенные из музея, проблем не оберешься, но сердце склонялось к тому, чтобы помочь дочери. Однако – не получилось. После этого я, наконец, принял важное решение… В общем, я понял, как мне надо поступить со своим кладом.

– Как? – спросила я.

– Я решил сделать завещание в пользу Тарасовского художественного музея, подробно описав, откуда у меня взялись принадлежащие ему экспонаты и где они хранятся. Это было, на мой взгляд, единственно верным решением. После смерти-то мне уже бояться будет нечего, а раритеты вернулись бы туда, где им и следовало находиться.

– И вы написали это завещание? – уточнила я.

– Я все подробно изложил, описал суть дела и запечатал признание в конверт, и, прежде чем ехать к нотариусу, решил убедиться, что предметы, о которых идет речь, по-прежнему лежат на месте. Проверив тайник, я, к великому своему изумлению, обнаружил, что он пуст! Мне ничего не оставалось, как сжечь конверт с завещанием в камине и как-то вычислить, кто посмел забрать из-под моего носа то, что я столько лет так тщательно охранял, – Степанов тяжело вздохнул.

Я наконец поняла, в чем заключается суть предстоящего мне расследования. Оказывается, музейные экспонаты, не успев вернуться на место, снова были похищены!

– Позвольте задать вам несколько вопросов, – произнесла я, нарушив затянувшуюся паузу.

– Да, конечно.

– Что представлял собою тайник?

– Моя спальня расположена в мансарде. Стены там обиты деревянными рейками. Выбрав момент, когда никого не было дома, я вынул несколько реек под окном, убрал теплоизоляционный материал и поместил туда небольшой сейф. Я его купил в магазине «Охотник». Он закрывался на кодовый замок. Я прибил рейки на место и убедился, что простым взглядом ничего нельзя было обнаружить, только с помощью металлоискателя. Тем удивительнее для меня, что сейф был все-таки найден и вскрыт!

– Ну, допустим, кто-то действительно воспользовался металлоискателем, а как же злоумышленник открыл сейф? Подобрать код не так-то просто, да и время для этого нужно. Вы когда-нибудь надолго отлучались из дома?

Сергей Федорович кивнул:

– Частенько случалось, что я на весь день уезжал в город. Что касается сейфа, то он был вскрыт самым вандальным способом. Дверца его была раскурочена, вероятно, ломиком. А вот рейки приладили обратно очень аккуратно.

– Значит, некто имел возможность не только проникнуть в ваш дом, но и достаточно длительное время пробыть в вашей спальне, – размышляла я вслух. – Как обстоят дела с охраной?

– Ворота и входная дверь стоят на сигнализации, они под видеонаблюдением, а вот в доме никаких камер нет. Собак у нас тоже нет. Когда-то, еще в городской квартире, у нас жила колли по кличке Лада, но, когда она умерла, мы поняли, что потеряли не просто собаку, а члена семьи. К сожалению, у братьев наших меньших очень короткая жизнь. Вновь переживать потерю четвероногого члена семьи никому не хотелось.

– Понятно. Сергей Федорович, вы просматривали записи с видеокамер?

– Нет, – признался он. – А зачем?

– Вы правы, только идиот будет светиться перед камерами. Скорее всего, посторонний человек проник в дом незамеченным… Сергей Федорович, вы же наверняка знаете какие-нибудь слабые места в системе охраны, так ведь?

– А посторонние здесь совершенно ни при чем! – вымолвил он с надрывом. – Дело в том, что я подозреваю в этой краже своих детей! Причем, и сына, и дочь. Скорее всего, они были в сговоре.

– У вас есть доказательства?

– Только косвенные. Сын в последнее время избегал общения со мной, а дочь всякий раз при встрече отводила глаза в сторону. А еще я случайно подслушал один телефонный разговор… – Наткнувшись на мой скептический взгляд, Степанов поправился: – Вообще-то, не совсем случайно, а нарочно! Мне не оставалось ничего другого, и я прислушивался и присматривался к тому, что происходит в доме. Так вот, из телефонного разговора дочери с ее подругой я понял, что финансовое состояние ее фирмы стабилизировалось, потому что Арина где-то раздобыла деньги.

– Ваша дочь говорила по телефону, что она выручила деньги от продажи антиквариата? – уточнила я.

– Нет, но я догадался, что все было именно так. Ей просто неоткуда еще было их взять, – твердо заявил Сергей Федорович. – А на прошлой неделе мне позвонил сосед по городской квартире и сказал, что меня разыскивал какой-то человек. Он оставил соседу номер телефона. Я позвонил по нему и попал в областной следственный комитет, к следователю Лопухину, и тот попросил меня зайти к нему. Я не стал с этим медлить и в тот же день отправился в Тарасов, на улицу Григорьева. Лопухин сказал, что обращается ко мне как к своему коллеге, который когда-то занимался расследованием краж из нашего художественного музея. Но заметьте, Татьяна Александровна, он спрашивал меня исключительно о золотых песочных часах и футляре для молитвослова, хотя – стараниями покойного Кучаренко – бесследно исчезли и другие раритеты. Нет, вы только не подумайте, что Лопухин меня в чем-то обвинял! Он просто задавал мне вопросы, на большинство из которых я отвечал с частицей «не». «Не помню», «не знаю», «не видел», «не слышал». А что мне еще оставалось?!

– Да, признаваться в чем-либо вам не было никакого резона, – согласилась я.

– Вот-вот, своим признанием я бы подставил детей. Какие они ни есть, но все-таки они – мои дети… Да и сам я виноват, что ввел их в искушение. Мне не стоило так затягивать с возвращением ценностей в музей. – Степанов потер рукой вспотевший лоб. – На следующий день после визита в следственный комитет я все-таки решил поговорить с Костей и Ариной о случившемся. Играть дальше в молчанку было уже невозможно. Я позвонил сыну и пригласил его приехать в Калиновку по срочному делу. Он сказал, что очень занят и в ближайшие дни у него не предвидится свободного времени. «Предметный» разговор с дочерью тоже не состоялся.

– Почему? – поинтересовалась я.

– Когда она вернулась с работы, я повел беседу издалека. Арина почувствовала, к чему я клоню, и занервничала. Она то и дело перебивала меня и порывалась куда-то убежать – то в магазин, то в кухню… Потом пришел Сашка, внук, а при нем продолжать разговор мне не хотелось. Вся эта нервотрепка привела к тому, что мое артериальное давление подскочило до критической отметки, и дочь тут же положила меня в эту клинику… Каждую секунду я думаю о своих детях! Нет, я нисколько не виню их в краже, хотя, признаюсь, я такого никак от них не ожидал. Я боюсь, что их привлекут за незаконный сбыт антиквариата! Чтобы как-то помочь им, я должен знать правду. Но, похоже, ни Константин, ни Арина по собственной воле ни в чем не признаются. Они ведь характером в меня пошли! А правда мне необходима. Я не могу больше жить во лжи, поэтому я охотно принял предложение Полозова обратиться к частному детективу. Что вы скажете мне, Татьяна Александровна? Вы прольете свет на то, что произошло? Мне важно знать, кто из них был инициатором – сын или дочь. Я также хочу знать, кому они сбыли ценности.

– Сергей Федорович, а вдруг вы все же заблуждаетесь? Что, если сейф вскрыли вовсе не ваши дети?

– Кроме них, некому, – отрезал Степанов.

– Так… у вашей дочери есть прислуга?

– Да, у нее есть приходящая домработница. Работает в нашем доме уже три года, но она не заглядывает в мои комнаты. Я категорически отказался от того, чтобы Антонина у меня прибиралась. Не привык я к такому барству, да и сил мне до сих пор хватало застилать постель.

Я подумала, что заинтересованное лицо могло истолковать поведение старика по-своему, – если он не пускает к себе посторонних, в том числе домработницу, значит, что-то скрывает. Озвучивать эти мысли вслух я не стала, но уточнила:

– Кроме Антонины, другой прислуги в доме нет?

– Прислуга! – ухмыльнулся бывший следователь. – Слово-то какое буржуазное… Никогда не думал, что оно вновь будет у нас в ходу. Нет, другой постоянной прислуги у моей дочери нет, но она периодически нанимает работников для выполнения тех или иных задач. Садовник, например, весной занимался благоустройством участка. Я сам собирался обрезать деревья и вскопать клумбы, но дочь категорически воспротивилась этому. Оказывается, мода и на сад с огородом распространяется, а я в этой моде – не в зуб ногой, – посетовал пенсионер. – Строительная бригада до недавнего времени у нас работала. Дочь решила баньку с бассейном построить. Но все эти люди работали у нас до того, как мой сейф взломали.

– То есть вы периодически его проверяли? – спросила я.

– Не совсем так… Кроме антиквариата, там лежали мои награды, наши с Лидой обручальные кольца и кое-какие документы. Все это осталось нетронутым. Примерно за месяц до того, как я обнаружил пропажу, мне понадобился один документ, и я заглядывал в сейф. Все было на месте. Строители у нас тогда уже не работали. Садовник – тем более.

– Если постоянно выдергивать и прибивать обратно рейки, это может броситься кому-то в глаза, – заметила я. – Это как кнопки кодового замка – нужные затерты, поэтому и обращают на себя внимание.

– А кто вам сказал, что я постоянно этим занимался? С тех пор, как был оборудован тайник, я всего-то два раза в него лазил. Плюс – еще кто-то, кроме меня.

Так, Степанов уже не утверждает, что это сделали его дети. Похоже, мне удалось заронить в его душу некие сомнения. Но стоило ли это делать? Вдруг все было именно так, как и преподнес мне первоначально клиент, – его ограбили собственные дети? Или кто-то один – сын или дочь? Больше похоже на сына. Именно он первый узнал о том, что отец когда-то припрятал улики, продав которые он существенно повысил бы свое материальное благополучие, и парень никак не мог успокоиться, злился из-за того, что старик не понимает очевидной выгоды этого дела. Да и взлом сейфа – это занятие, скорее, мужское, нежели женское. Идем дальше: Константин в последнее время упорно избегает встреч с отцом… Впрочем, снимать подозрений с дочери тоже нельзя. Во-первых, она – хозяйка дома в Калиновке, и она быстрее и легче брата обнаружила бы тайник. Во-вторых, у Арины появился веский мотив – ей срочно понадобились крупные денежные вливания в бизнес. В-третьих, она косвенно подтверждала свою вину, опуская глаза во время встреч с отцом и избегая в разговорах с ним острых углов.

У моего нового клиента были все основания, чтобы заподозрить своих детей в краже, но я все же не исключала, что драгоценности прибрал к рукам кто-то другой. Кто? Да хотя бы и тот опер, тоже работавший по антикварному делу.

– Сергей Федорович, расскажите мне о Скобцове, – попросила я.

– Я ожидал, что вы спросите о нем, – признался Степанов. – Только мне и сказать-то нечего. Мы с ним не виделись с тех пор, как я вышел на пенсию, а это было без малого семнадцать лет тому назад. О том, что он в настоящее время работает замначальника ОВД Трубного района, я узнал примерно год назад – увидел его по телевизору. Костя служит под его началом, но сын никогда о Скобцове дома не распространялся.

– Ясно: оба работают в Трубном райотделе, – я сделала для себя соответствующие выводы.

Послышалась приглушенная мелодия мобильного телефона. Сергей Федорович вытащил из-под подушки аппарат и ответил:

– Алло!.. Я понял, спасибо, что предупредили… Татьяна Александровна, с минуты на минуту придет моя дочь. Хорошо, что Полозов встретил ее в коридоре и проводил к моему лечащему врачу. Иначе она уже была бы здесь. Я не хочу, чтобы Арина застала вас у меня в палате!

– Да, это неизбежно породит ненужные вопросы. – Я встала и направилась к двери.

– До встречи! – Клиент прощально махнул рукой.

Я вышла из палаты, но покидать клинику не спешила. Дойдя быстрым шагом до холла, я расположилась в кресле перед телевизором, поджидая Арину Сергеевну. Надо составить собственное впечатление об этой особе. Вскоре я увидела высокую, немного склонную к полноте женщину лет сорока. Она уверенным шагом шла по коридору, поправляя одной рукой уложенные в пучок светло-русые волосы, а другой – набирая номер на мобильном телефоне. Остановившись в непосредственной близости от меня, женщина приложила аппарат к уху.

– Андрей Валентинович, здравствуйте! Это Степанова. Ваши деньги сегодня поступили на наш счет. Можете забирать первую партию металлочерепицы… Нет, без оплаты я все вам отдать не могу! Ну и что из того, что мы уже больше пяти лет сотрудничаем с вами? Сейчас времена другие… Значит, завтра с утра придут первые машины? Договорились. До свидания! – Закончив разговор, Арина Сергеевна набрала другой номер, но он не ответил, и она убрала мобильник обратно в сумку, висевшую на плече, и пошла дальше по коридору. У двери в двадцать вторую палату посетительница приостановилась. Прежде чем открыть дверь, она о чем-то с полминуты поразмышляла, затем взялась за ручку, приоткрыла дверь и спросила – совершенно другим тоном:

– Не спишь? Ну, здравствуй, папа! Как ты себя чувствуешь?

Когда Арина Степанова скрылась за дверью, я поднялась и направилась к выходу.