Дома, естественно, царила паника. Тихая, но отчетливая. Создавала ее мама Борьки, и причиной как раз Борька и был, точнее, его отсутствие. Высадившиеся на планету полчища Чужих уже, конечно, схватили и растерзали несчастного ребенка – скорее всего, именно с этой целью они и прибыли. Поэтому, когда Борька вошел домой, то был почти что сшиблен с ног и раздавлен – Чужие Чужими, а пока реальная опасность ему скорее грозила от собственной родительницы…
Остальные Рокотовы особого волнения не проявляли. Младшие брат с сестрой – восьмилетняя Ладка и пятилетний Тошка – приготовили к эвакуации игрушки и с интересом наблюдали за взрослыми. Одиннадцатилетний Вовка – сердитый, в полной пионерской форме – помогал вскрывать упаковки с разными военными мелочами. На его лице было написано: «Возьмите меня с собой!» – пополам с безнадежным пониманием нелепости оглашения этой просьбы. Бабушка Дина хладнокровно готовила и паковала в вакуум бутерброды, временами бурча, что мужики все бестолочи и что питаться бы им травкой с корой, если бы не бабы. Дед Семен – морщинистый, с коричневой почти кожей, похожий на лешего своими седыми патлами и бородищей – со вкусом перечищал на обеденном столе (откуда бабуля в обычное время его бы шуганула с таким делом) «ПКМ» и сипло мурлыкал, как здоровенный кот: «Ой, при лужку, при лужке…». Дядя Саша и дядя Антон вместе с отцом уже примеряли разгрузки, обмениваясь негромкими советами-замечаниями. Жена дяди Саши тетя Нина помогала бабушке, их девятилетки-близняшки Никита и Наташа с серьезными лицами караулили коляску с полугодовалым Сенькой. Пятилетний сын дяди Антона Димка возился с журналами Борьки, пользуясь тем, что его мама, тетя Валя, ушивает какую-то матерчатую колбасу защитного цвета.
В общем, все были при деле, поэтому Борька очень смутился напору мамы и с трудом отбился. Но она, убедившись, что старший жив-здоров, обрела обычное хладнокровие и, отойдя к окну, выходящему в садик, стала передавать туда пластмассовые коробки с патронами. Оттуда доносилось возбужденное поскрипывание-пощелкивание, речь взволнованных харг-каарт. Борька, удивленно выглянув над локтем матери в окно, увидел, что снаружи их не меньше десятка. Старшенький дяди Антона, двенадцатилетний Ромка, тоже в пионерской форме и тоже насупленный, раздавал им из вскрытого контейнера «АКС-74» и показывал, как их очищать от смазки и как с ними обращаться. Везде валялись куски ветоши и разодранные пластиковые упаковки. В дальнем углу сада старый знакомый шаман Безымянный с тремя помощницами, составив из родовых копий Священную Треногу, занимались серьезным делом – призывали духов молнии и грома на одоление супостатов. Выглядело это совсем не смешно, а сурово и трогательно.
– Как поохотился? – спросил отец как ни в чем не бывало.
– Нормально. – Борька продемонстрировал клыки и, подумав, бросил их в кухонный ящик. Потом разберусь, решил он. – Из штаба нашего не искали меня?
– Искали, – кивнул отец. – Не дергайся, никуда тебе бежать не надо. Решили, что вы по отдельности будете – связь, вестовые… Так что с нами останешься. Снаряжайся давай.
– Угу, – деловито кивнул Борька и вдруг поймал себя на том, что видит свои руки, ноги, всего себя, как бы со стороны и так же со стороны воспринимает свои мысли. И понял, что страшно волнуется. – Дееееед, а карты чего тут?
– Ну, я их не звал, – пожал плечами дед Семен. – Пришли, полон поселок набились, кто с кем ближе из наших знаком, к тем и подвалили. Оружие им давай, потому как чужие придут, лес, воздух и воду испортят, и картам жизни не будет. Им так Безымянный сказал, а ему прямиком духи ночью нашептали. Вот и вооружаем со складов разной завалью. Не гнать же… Бабы, хватит еду переводить. Нас всего-то пятеро, а вы на Императорскую Гвардию наготовили.
– Молчал бы, пень старый, – вскинулась бабушка Дина. – Таскаешь свою тарахтелку и таскай, а кормить мы вас станем.
– Деееед, – протянул Вовка, преданно подавая снаряженную ленту. – Ну, деееед… скажи папке, чтобы меня взяли… я стрелять могу, я патроны… Дед, ну Борька всего на два года меня старше!!! – выложил он почти со слезами главный козырь.
– На три. – Борька вжикнул «молнией» извлеченной разгрузки.
Вовка глянул злыми глазами и замолк – взрослые на его просьбы вообще не реагировали. В окно всунулся ХРаРКх, один из лучших охотников соседей. Из накрест висящих кожаных сумок торчали несколько магазинов.
– Много снард больш снард дай дай! – застрекотал он.
– Переломисьси, – ответил добродушно дед Семен и лязгнул сошками.
ХРаРКх возмутился и пулеметно затрещал уже окончательно по-своему. Тетя Валя сунула ему упаковку патронов:
– Со всеми раздели!
Тот исчез в саду. Бабушка Дина отряхнула руки, придирчиво осмотрела запасы, кивнула:
– Ну вот… Теперь грузиться пойдем.
– Сама б тоже уезжала, – сказал дед Семен.
Бабушка хмыкнула:
– Вот еще. Стара я от разных чучел бегать. Да и не пустите вы их сюда, иначе что вы за мужики? А вы поедете! – повысила она голос на младших женщин, побросавших работу и навостривших уши. – Мои уже вымахали, а у вас еще растить и растить. И нечего тут спорить, и говорить не о чем. Точка… а ты, старый пень, – привычно-ласково обратилась она к собиравшемуся что-то сказать деду Семену, – за дверями вон будешь распоряжаться, а в доме – я хозяйка, ей и останусь.
– Ну, тогда сели, – не стал больше спорить с женой дед Семен. – Дорога вроде как и не дальняя, а…
Он не договорил, а Борька подумал, ощупью присаживаясь на какой-то ящик: «…а может навсегда увести – не вернешься».
В наступившей тишине Тошка, выдержав положенную паузу, звонко и с интересом сказал, оформив наконец-то какие-то свои мысли в слова:
– А у нас правда настоящая война, как в стерео?! Вот здорово!
В Доброй Надежде отряд ДОСАФ насчитывал 375 человек, из них 67 – юнармейцы-пионеры. В планах обороны планеты он значился как 73бо – «73-й батальон ополчения» – и имел своей задачей – в случае отсутствия каких-то конкретных распоряжений – просто-напросто оборону поселка от «текущей опасности». «Конкретным распоряжением» мог являться, например, приказ о призыве каких-то специалистов или людей, имеющих опыт регулярной службы, на доукопмлектование армейских частей. Но на этот раз такого приказа не только не было – напротив, в поселок прибыла боевая группа майора (звание Объединенной Армии, о создании которой было только-только объявлено, звучало непривычно, в русской армии это был просто штабс-капитан…) Иванищева – три сотни драгун, панцирников и гренадеров с кое-какой техникой, в основном – зенитными установками. Голова Галюшин, отец Витьки, почти с облегчением сдал полномочия по обороне Доброй Надежды. Два десятка драгун и егерей прибыли с латифундии Полежаева под командой Олега. Его отец решил оборонять жилой комплекс латифундии, а сына послал на помощь соседям.
У 73бо имелась и кое-какая своя техника – и наземная, и стволы поддержки, и даже авиационная. Майор Иванищев, впрочем, был обеспокоен. Он и не пытался скрывать от жителей, что Чужие, несомненно, нацелятся с высадкой на район столицы – с его складами, космодромом и вообще. Но там развернута отличная наземная ПКО, поэтому не исключено – и даже точно, – что Чужие, получив отпор, начнут высадку по принципу «кто где может», а оттуда пойдут на столицу по земле. В этом случае Добрая Надежда, расположенная на краю леса и степи, становилась одной из первоочередных мишеней…
Ту ночь, проведенную на позициях, Борька помнил потом всю жизнь. Спать он не мог, сидел в траншее, глядя в небо, и – думал. Пытался как-то уложить в сознании мысль о войне. Мысль не укладывалась, вставала колом и ежом. Война – это было что-то далекое. Даже когда во время первого контакта случилось кровавое недоразумение со сторками – земляне решили, что это была просто чудовищная ошибка, тем более что и сторки горячо в этом всех убеждали, а Галактика и правда была вовсе не тихим местом… Какая война? Зачем напали на землян? Борьку мало интересовала политика, он мог, конечно, рассказать кое-что о взаимоотношениях рас, но… зачем? Неужели из-за того, что Земля несколько раз заступалась за другие расы? Но это же так понятно! Никто в школе уяснить не мог, почему себя так ведут люд… ну, существа с древней историей и высокой техникой – какая им радость давить и терзать других и почему они так возмущаются, если земляне вступаются за слабых?
«Не нужно было, – вдруг мелькнула мысль. – Не лезли бы мы – нас бы и не тронули. И не было бы этой войны».
Но тут же Борька ощутил, как щеки вспыхнули от стыда. Это же подлость! Все равно как если бы шел он и увидел, как обижают маленького. Пусть чужого, пусть кто-то совсем незнакомый – все равно ведь, если не вступишься, то будешь… да нет – что «будешь»? – Борька просто не мог представить себе такого.
И все-таки было дико и нелепо думать: утром, всего лишь утром он просто жил. Жил и жил. И вдруг – какая-то война! Кому она нужна?! Зачем?! За что напали?! Ведь это так просто – вода под ногами, небо, весело, друг рядом… А что же, выходит, в это время кто-то уже высчитал, как напасть на их планету? Уже напал на другие колонии Земли? Убивал? Но как так можно?! Дикость, глупость… Борька с Витькой охотились, планета жила, где-то родился ребенок… а где-то еще уже горело и рушилось? Да почему?!?!?!
Мальчишка яростно замотал головой и вздохнул. Стало неуютно, тяжело на душе. Дом был совсем близко, и временами Борьке очень хотелось убежать туда со всех ног – накатывала уверенность, что туда не достанет никакая беда. А потом – через секунду – дом начинал казаться уже невероятно далеким, и Борька невольно оборачивался, чтобы найти в полусумраке здешней ночи знакомый силуэт без огней. Бабушка там – что она делает? Спит? Вряд ли. Сидит у окна без света? Наверное… А он – как будто на другой планете… А если его убьют?! Он умрет, и что тогда?
В окоп соскочил человек. Борька дернулся, но тут же увидел, что это Олег. Дворянин был в легкой броне, с пулеметом на ремне, забрало шлема поднято.
– А, это ты, Борис… – сказал он, приваливаясь к стенке окопа, укрепленной решетчатой бронеплитой. Добавил неожиданно: – Хожу и думаю: коней-то отец приказал отогнать или нет? У нас такие табунищи… да ты и сам видел, наверное.
Борька не знал, что сказать. Просто смотрел на ровесника-дворянина. Олег был спокойный, бесшумный, и Борька ощутил себя вдруг каким-то угловатым и неуместным здесь вообще. Пришла неожиданная зависть. Дворяне – что? Дворяне есть сословие воинское, как записано в «Русской Правде»… Был бы он, Борька, дворянином – не путался бы в мыслях, желаниях и страхах. Наверное, у Олега все просто и понятно… И ответы на вопросы он знает – «за что?», «почему?» И не боится.
– И книжку я на кровати оставил… – задумчиво продолжал Олег. – Старая, раритет бумажный… Не дочитал-то всего три страницы.
– Какая книжка? – спросил Борька. – В смысле, про что?
– Власова, «Путь менестреля». Я ее на Земле нашел во время похода… в одном подвале… Интересная. Сказка фантастическая. Хожу и думаю, чем кончилась… Смешно.
– Олег, – вдруг вырвалось у Борьки.
– А?
– Олег… зачем они напали?
Дворянин оттолкнулся плечами – излишне широкими из-за граненых наплечников – от стенки. Подумал. Потом спросил серьезно:
– Тебе соврать или правду сказать?
– Правду, конечно, – невольно улыбнулся Борька.
Олег ответил улыбкой:
– Ну вот тебе правда: я не знаю. Вернее – я не понимаю. Умом не понимаю. Я сегодня то же самое спросил у отца.
– И? – быстро спросил Борька.
Олег понизил голос:
– Потому что они мудаки. Это его дословный ответ.
И – ловко выскочил из окопа. Пропал в темноте, оставив Борьку с ошарашенной глупой улыбкой. А еще через секунду Борька вдруг понял, что это – правда. Как еще назвать того, кто обижает слабого? Кто толпой нападает на человека, вступившегося за этого слабого? Нападает из-за угла?
Мудаки. И нечего тут.
Он удовлетворенно рассмеялся и уже собрался все-таки заставить себя вздремнуть, но услышал, как неподалеку поют. Песня была – кто ее пел, Борька не понял, может, это пел и не поселковый, а кто-то из солдат – старая, не во всем даже понятная. Но какая-то очень ладная. Как раз к ситуации.
Непомерно высокий трон…
Непомерно надменный хан.
Весь в рубинах кровавых он
И от власти над гостем пьян.
Сеют ужас и взгляд, и жест,
Холодеют рабы у ног…
«Рус крещеный, поплюй на крест —
Пусть порадуется наш бог!»
Рус кривит, усмехаясь, рот —
Негодует безмолвно так…
«Плюнь на веру, на свой народ?
Ишь, чего захотел, варнак!
Хочешь душу еще в казну?!
Видно, мало казны златой?!
Ну, а как я в глаза взгляну
Ладе, людям, Руси Святой?»
– Раззолоченный, мерзкий тать!
Мнишь, мне твой халат по плечу?
А ведь я не могу петлять —
Даже если я жить хочу…[5]
«А ведь я не могу петлять – даже если я жить хочу», – подумал Борька.
И стало легко. Совсем легко…
…Олег стоял на откосе холма, опираясь на пулемет. Смотрел в ту сторону, откуда придет – он ощущал это – враг. Так тысячу раз стояли его предки. Тысячу, тысячи раз – стояли в ночи и ждали, зная, что будет бой. Это было на одной-единственной маленькой планете, где решались судьбы всего лишь нескольких народов. До этих судеб не было дела Галактике.
Сейчас? Юный дворянин поднял лицо к небу. Сузил глаза. Нет, сейчас – иное. Может, так ему лишь кажется, но, похоже, грядущая война решит судьбу этой самой Галактики. Когда что-то кажется – надо слушать внимательно…
Он опустил лицо.
– Идите сюда, – сказал мальчик. – Идите и умрите все. Имя нам Огонь. Идите в наш огонь, и пусть костер горит ярче, пусть пожар сожрет то, что было вашим «порядком», – пусть… Отец, удачи тебе желает твой сын. Не посрамим памяти предков и сделаем то, для чего рождены и выращены.
Удачи тебе, Олежка, – шевельнулось не словами – ощущением в душе.
Чужаки атаковали поселок не на рассвете, а прямо посреди белого дня, когда об их приближении защитников уже оповестили по связи – впрочем, заморачиваться со внезапностью Чужим смысла особого не было, характерный шипящий вой плазменных двигателей штурмовых челноков мог бы поднять и мертвого. Рой непонятно откуда взявшихся машин Чужих – нелепых, похожих на ящики с кое-как приделанными крыльями – брал поселок в плотное кольцо. Чужие явно боялись, чтобы никто из землян не ушел.
Как оказалось, бояться им надо было совершенно иного. Навстречу челнокам взвились короткие стрелы ракет. Пилоты Чужих – по крайней мере, некоторые из них – попытались сманеврировать, но дистанция была уже слишком малой, а оружие, как видно, непривычным. Десятки челноков сразу превратились в огненные шары, словно наткнувшись на невидимую стену. Едва ли не каждая ракета попала в цель. Борьку ударил по ушам многократно повторенный грохот, огненные шары вывернулись наизнанку и погасли, протянув к земле длинные дымные щупальца падающих обломков. Те, кому повезло уцелеть, отворачивали и на минимальной высоте тянули куда-то за ближайший лес, решив, очевидно, не связываться с земной ПВО.
На несколько секунд в Надежде воцарилась тишина – люди сами не могли поверить, что первую атаку так пугавших всех Чужих удалось отразить столь легко и быстро, – потом началась… нет, не паника, конечно, а расчетливая, деловая суета.
Несмотря на свой внешне мирный вид, поселок колонистов мог много чем удивить незваных гостей. Начать с того, что почти все дома в нем были на каменных фундаментах, а узенькие оконца в полуподвалах ну очень походили на амбразуры. В каждом доме было оружие – и не только привычное охотничье, но и самое настоящее боевое, причем владеть им, так или иначе, умели все. Под несколькими совершенно неприметными с виду домиками скрывались настоящие бункеры – с железобетонными перекрытиями, с фильтрами, способными задержать любой отравляющий газ, – никаких иллюзий насчет благородства противника у землян давно не было, все слишком хорошо помнили времена Серых Войн и усвоили данные о Чужих, за последние три года доставленные разведчиками. О таких мелочах, как окружавший поселок двойной забор из стальной сетки и натыканные повсюду вокруг него датчики, не стоило и говорить – врага они остановить не могли, но от визитов любопытной местной живности помогали отменно. Сейчас же, с приходом профессиональных военных – с ракетными установками, с дюжиной боевых машин, – поселок мгновенно превратился в настоящую крепость.
Борька, как ни странно, был одновременно разочарован и напуган. Разочарован, естественно, тем, как быстро все закончилось и что ему не довелось участвовать в потехе. Умом он понимал, что за этой неожиданной быстротой стоят десятки лет самоотверженной работы земных конструкторов и годы не менее упорной учебы тех, кто применял их технику по назначению, но сердцу-то не прикажешь, оно рвалось в бой и требовало покарать наглых пришельцев по старинке – чуть ли не зубами порвать, а лучше перестрелять их всех, так эффективней и надежней…
Но при всем при том мальчишке было страшно. В свои годы он не так уж хорошо разбирался в военном деле, но самые основы уже знал и понимал, что прикрытую надежной ПВО позицию – их поселок, в данном случае – положено давить танками или просто разбивать в пыль артиллерией, а смотреть, как все, построенное здесь за четыре года, превращается в эту самую пыль, ему ну совершенно не хотелось.
На какое-то время – примерно на полчаса – установилось затишье. Враг вовсе не отказался от своих намерений – челноки заходили на цель волна за волной, но теперь они опускались за лесом, вне зоны досягаемости ракет.
Борька заметил, как несколько крохотных – по два-три человека – группок егерей канули в этом самом лесу – разведка на войне дело самое первейшее. Враг, силы и намерения которого известны, – это уже не враг, а материал, который понятно как бить. Мальчишке тоже хотелось пойти с ними – и не в разведку, а в самую настоящую атаку – такого враги уж точно не ожидали! – однако ускользнуть от внимательного взора отца, хорошо знавшего авантюрные наклонности отпрыска, было совершенно нереально. Юнармейцы-пионеры были рассеяны среди взрослых защитников, среди родни: действовать отдельным отрядом им не разрешили, хоть они и были к этому подготовлены. Именно потому, что рисковать не стоило – мало ли, что придет в голову мальчишкам, да еще разгоряченным видом падающих машин врага…
…Вторая атака Чужих тоже не стала неожиданной – по крайней мере, прежде, чем в воздухе завыли мины, зазвучала сирена – и все, кто еще не был в окопах или укрытиях, успели спрятаться. Стреляли Чужие неточно – по квадратам, как говорится, – но все равно даже в окопе было очень страшно. От прямого попадания мины окоп не поможет – а сидеть и ждать, когда тебе на голову грохнется смертоносный «гостинец», изготовленный бог весть на какой планете каким-нибудь затурканным рабом, было слишком тошно.
Какого калибра мины, мальчишка, разумеется, не знал, но взрывались они гулко и мощно, земля под ногами подскакивала, а воздух больно бил не только по ушам, а по всему телу. Над головой то и дело противно визжали осколки, так что высовываться особо не хотелось. Тем не менее мальчишка высунулся – на пару секунд, пока железная рука дяди Антона не утянула его вниз.
– Сиди, береги уши!
Борька успел заметить, как от прямого попадания мины взлетела крыша соседнего дома. Несколько домов уже горели – не слишком, надо сказать, жарко, выпуская лениво клубившийся белесый дым.
Мальчишка ощутил, как откуда-то из глубины души поднимается почти незнакомое ему доселе, темное, страшное чувство: НЕНАВИСТЬ. Все ночные раздумья и сомнения отступили – их сменила ненависть к этим вот незваным гостям, спокойно и равнодушно уничтожавшим весь его мир. К ненависти примешивалось оставшееся с ночи недоуменное удивление – зачем, кому помешал маленький переселенческий поселок? За что их всех приговорили к смерти? А в том, что Чужие явились сюда просто убить всех землян, сомнений не оставалось – прорвавшаяся к планете разномастная эскадра не предъявила землянам никаких требований, а запущенные ею штурмовые челноки сразу же принялись палить из плазменных орудий и швырять бомбы… И, должно быть, не только здесь!
Ненависть к незваным гостям испытывал, как оказалось, не он один. Когда по цепи окопов покатилось предупреждение о появлении врага, в нем звучал не страх, нет – в нем звучал едва сдержанный, нетерпеливый гнев.
Вновь осторожно высунув голову из окопа, мальчишка, наконец, заметил врага – крохотные пока что темные фигурки. Борька приложил к глазам одолженный у дяди Антона бинокль – сейчас так делали многие, стараясь понять, с кем свело их недоброе военное счастье.
В первый миг мальчишке показалось, что на него движутся… орки из известной всем старинной книжки «Властелин колец» – закованные в черное железо, гориллоподобные фигуры в шипастых шлемах. Лица – темнокожие, с вывернутыми ноздрями – были тоже самые что ни на есть орочьи, вот только в руках эти уроды держали, увы, не ятаганы, а незнакомое Борьке оружие с короткими и толстыми стволами – должно быть, знаменитые плазмометы. Было их очень много – наверное, тысячи, двигались они с равномерной, безжалостной неторопливостью, явно рассчитанной на психологический эффект.
Вот только землян напугать было трудно – там и сям захлопали снайперские винтовки, и враги начали падать, словно марионетки с обрезанными нитями. В поселке очень многие умели отлично стрелять из оптики и промаха не давали. В каком-то смысле защитникам поселка повезло – на них вышли не почти неуязвимые для обычных пуль дайрисы, не нэйкельцы, привыкшие давить врагов огнем своей жуткой биомеханической техники, не страшные своей неотступной методичностью и холодной отвагой сторки, даже не свирепые наемники-скиутты, почти непобедимые в рукопашном бою, – на них вышли джаго, славные в Галактике лишь своим умением давить врага количеством. Но в другом смысле – не повезло, нет. Скиутты и даже сторки могли бы пощадить хотя бы женщин и детей, у них было свое понятие Чести. Джаго тоже пощадили бы их, но совершенно с другой целью. Кое-что Борька проходил в школе, кое о чем ему с гневом и презрением говорил отец, и мальчишка понимал, что попадать в плен к джаго живыми нельзя. Мертвыми тоже нежелательно – эти твари ели убитых ими, надеясь, что их сила перейдет к ним. Для землянина такое звучало дико, но большинство джаго – озлобленных, не получавших почти никакого образования – были самыми настоящими дикарями, пушечным мясом не только для своих более продвинутых союзников, но даже и для собственных безжалостных и грозных владык. Боевых машин у них, к счастью, не было – они не вошли бы в обычные челноки, – но в задних рядах строя там и сям виднелись гротескные, похожие на трехногие шагающие колоды, фигуры киберстрелков.
Джаго, впрочем, не собирались терпеть устроенное им землянами избиение – по их рядам покатился нарастающий гортанный ор, – и они черной волной побежали в атаку. Киберстрелки присели, растопырив упоры и поводя короткими стволами мортир, и от них к позициям землян потянулись ровные белые полосы. Казалось, что перед самым носом мальчишки вспух шар чисто белого пламени, ударная волна, как молот, долбанула ему в лицо, отбросила на заднюю стенку окопа… и сознание Борьки просто отключилось…
…В себя он пришел тоже резко – словно включили свет. Он стоял возле разбитого сарая, сжимая в руке какой-то чужой, зазубренный тесак, весь буро-коричневый от запекшейся крови. Левый рукав тоже был весь в крови, какая-то незнакомая девчонка торопливо разрезала его, почти непрерывно ругаясь. Окружающий мир обрушился на очнувшегося мальчишку.
Мир был черным. Черное от дыма небо, черная земля, усыпанная черными трупами, – среди них, лениво дымя, догорали какие-то искореженные машины. Вокруг были только разбитые вдребезги, жарко полыхающие развалины, среди которых как-то бессмысленно бродили люди. Джаго нигде видно не было. Борька понял, что это окраина их поселка и что они победили, но эта мысль прошла как бы в стороне от сознания – пока он мало что соображал, воспоминания прорывались в сознание толчками, словно кровь, хлещущая из глубокой раны. Отец, почти беспрерывно палящий из пулемета и орущий что-то, неслышное в царящем вокруг диком грохоте… дядя Антон, спокойно и методично бьющий куда-то из гранатомета… дед, с руганью принимающий из рук распластавшегося по брустверу подползшего Вовки цинк с патронами… страшные, орущие темные фигуры… бьющийся в руках автомат, ровная строчка пробоин, весело бегущая по черному шипастому нагруднику… странно, но Борька никак не мог вспомнить лица… злые дружные стайки харг-каарт, как-то быстро-деловито облепляющие великанов-джаго и бешено бьющие своими короткими охотничьими клинками в лица, в каждую щель в броне… раскоряченная туша киберстрелка – не рассчитанная на ближний бой машина упорно отступала, стараясь поймать землянина в радиус действия своей мортиры – и он, он сам, Борька, так же упрямо идущий вперед, дико вопящий: «А ну, стой, курррваааа!!!» – и поливающий бронированную тушу огнем «абакана», перезаряжая его снова и снова, пока броня таки не поддалась и страшная туша не рухнула, подергиваясь в электрических конвульсиях… Куда делся «абакан» потом, он вспомнить не мог начисто…
Борька удивленно помотал головой и вновь посмотрел на тесак. Неужели это все – он? Простой, ничем не примечательный пионер? Быть такого не может… однако же – есть. Мысль о том, что началась война и он на войне и вокруг война, по-прежнему казалась какой-то кривой, нелепой, неприемлемой. Она не помещалась в мозгу.
Он терпеливо дождался, пока девчонка закончит перевязку, и побрел по разрушенной окраине среди складов и хранилищ, надеясь отыскать кого-то из своих.
К невероятной радости мальчишки, никто из его семьи не погиб – хотя убитых среди ополченцев насчитали целых двадцать семь человек, а еще семьдесят девять получили ранения. Трупами джаго были завалены все окрестности, их невозможно было сосчитать, хотя кое-кто честно пробовал и сбивался всякий раз, а из раненых землян половина оставалась в строю. Но остальных пришлось эвакуировать в Трезубец. Среди них оказался и дядя Антон – разорвавшаяся рядом мина осыпала его осколками. Большую их часть задержала броня, но и оставшегося хватило, чтобы отправить его в столичный госпиталь. Борька принял это неожиданно спокойно – правду говоря, он сам еще не вполне отошел после контузии и воспринимал мир, словно в тумане.
Отпраздновать победу жители Новой Надежды не успели – в ответ на донесение о ней пришел строжайший приказ губернатора об эвакуации всего мирного населения: к джаго присоединились скиутты и нэйкельцы, а делать рядом с ними женщинам и детям было ну совершенно нечего.
Отцу Борьки пришлось выдержать еще одну битву – дед Семен и бабушка Дина категорически отказывались уезжать, переубедил их только личный приказ майора Иванищева, сообщившего, что для обеспечения эвакуации ему разрешено применять силу. И ему пришлось ее применить, чтобы вывезти из поселка всех мальчишек младше тринадцати лет – о том, чтобы вывезти тех, кто постарше, не учиняя настоящей гражданской войны, не могло быть и речи. Сейчас поселок опустел – в нем остались лишь военные и ополченцы, которые готовились дать бой уже нэйкельцам. Остановить их тут было невозможно, и приказ губернатора предписывал отступать, нанося противнику как можно большие потери. Борька не сомневался в победе – вот еще! – но все же оставлять поселок, зная, что он почти наверняка будет стерт с лица земли, ему ну совершенно не хотелось. Умом он понимал, что дома можно отстроить, а вот убитых уже не вернуть. Но сердце не желало слушать, оно буквально кипело от гнева, и даже воспоминания об убитых его рукой джаго не успокаивали его. Борька знал, что и не успокоится, пока все захватчики не лягут в землю. Если бы хоть один из них ушел живым, он бы воспринял это как личное оскорбление. И знал, что все вокруг думают точно так же.
Эвакуированный поселок как-то сразу стал совершенно безжизненным, ненастоящим, словно военный полигон. От этого впечатления, как ни странно, стало легче на душе – теперь не за кого было бояться. И это же впечатление еще усиливалось видом отрытых повсюду окопов – майор Иванищев распорядился готовить запасные позиции в дополнение к уже готовым. Пока они окапывались, окончательно стемнело, взошла полная Червонная, и в кровавом свете ее низко висящего огромного диска мир окончательно принял какой-то сюрреалистический вид. Ни один фонарь, ни одно окно не горели, и все вокруг состояло из призрачных полос света и непроглядных теней, плавающих в призрачном кровавом мареве – отчасти порожденном луной, отчасти – трепещущими за крышами отблесками далеких пожаров. Жара после заката не спа́ла, и Борька словно плыл в густом, остро пахнущем гарью воздухе.
Как-то вдруг все шевеление прекратилось – все разошлись по позициям и затаились. Перед сидевшим в окопе Борькой лежал обширный темный луг – сплошное море высокой, волнующейся травы, – а за ним поднималась темная, неровная полоса леса. Где-то там мерцали странные огни – то ли свет чужих фар, то ли еще что-то, непонятное. За толщей теплого воздуха они мерцали, словно звезды. Настоящих звезд видно не было – затянувшая небо мутная хмарь едва тлела в падавшем снизу тусклом свете пожарищ. К горизонту она окончательно темнела, переходя в неразличимый мрак, и, глядя на этот тусклый свет, Борька невольно подумал, что они, возможно, единственные люди, оставшиеся в глубине этой душной бесконечной ночи, в этом тусклом мире.
Мальчишка еще терялся в догадках, стараясь понять, что происходит, когда бесшумная белая вспышка мгновенно заполнила все небо. Секунды через три свет стал багровым, замерцал и погас. Борька словно ослеп – наступила кромешная темнота, не было видно ни одного огня, даже вдалеке, только в ослепленных глазах плавали призрачные разноцветные пятна. Еще секунд через пять по ушам ударил тугой грохот, а через полминуты налетел яростный порыв неожиданно холодного ветра. Загремело железо на крышах, затрещали сломанные ветки, и Борька с удивлением ощутил, как на коже тают редкие снежинки. Потом все затихло. Тишина была такой же непроницаемой, как и мрак, – глухой и ватной. Температура упала сразу градусов на двадцать, и мальчишку пробил озноб. Вытянув вперед руки, он прикоснулся к перебравшемуся ближе Витьке и порывисто сжал его ладонь. Грохнуло в стороне врагов – похоже, на них сбросили электромагнитную бомбу, потому что и связь, и даже ночные прицелы отрубились намертво.
Какое-то время они всматривались в темноту, невольно прижавшись друг к другу. Сердце Борьки бешено колотилось. В темноте он чувствовал себя совершенно беспомощным, понимая, что стрелять наугад они не смогут.
Непонятно почему, ему стало вдруг жутко, а уши понемногу начали улавливать звуки, которые он принял бы за шум моря, если бы не отчетливо различимый топот. Тяжелые, тяжелые, очень ТЯЖЕЛЫЕ шаги – ТАК не могут шагать не то что люди, а даже и слоны. Сердце Борьки замерло от страха, и в этот миг мир залил ослепительный свет. Запущенные из поселка осветительные мины с негромкими хлопками повисли над лугом, и мальчишка увидел…
Вначале ему показалось, что кто-то построил вдоль леса ряд треногих водонапорных вышек, но эти штуки ДВИГАЛИСЬ. Двигались сюда, к ним.
Приникнув к оптике прицела, Борька рассмотрел одно такое существо. Удивительно изящное при своих громадных размерах, оно напоминало треногого рыжего паука на длинных тонких ногах. Вот только «паук» был этажей пять в высоту, не меньше… Под брюхом у странного, явно биомеханического существа болталось устройство, в котором без труда угадывалась плазменная пушка. Мальчишка узнал нэйкельский боевой шагатель, а за ним быстро перебегали туда и сюда затянутые в гибкую легкую броню фигуры, удивительно похожие на волков-оборотней из земных легенд – скиутты. Рядом с шагателями они казались небольшими, но Борька знал, что на самом деле рост их далеко за два метра, а весили они килограммов по сто пятьдесят, и вовсе не за счет жира. Скиутты двигались со звериной ловкостью, постоянно бросаясь то вправо, то влево, чтобы в них труднее было попасть. Это не придурки-джаго, способные лишь толпой бежать в атаку, стараясь диким ором заглушить собственный страх. Это – настоящие бойцы, и справиться с ними будет ох как непросто… До земных позиций донеслось дружное «йорр, йорр, йорруууууу!» атакующих скиуттов, свирепое и ликующее. В нем была откровенная жажда драки…
Понятно, что ждать, пока враги подойдут вплотную, земляне не собирались, – там и тут захлопали снайперки, затрещали пулеметы, к шагателям потянулись огненные стрелы ракет, оставляя за собой идеально ровные, словно по линейке проведенные хвосты…
Но нэйкельцы были одной из самых древних рас – их цивилизация насчитывала уже больше восьми тысяч лет, и воевать за это время они научились. Шагатели с невероятной быстротой уворачивались от ракет, приседая на широко расставленных лапах к самой земле и раскачиваясь, словно гигантские маятники. Увернуться удавалось не всем, но кумулятивных зарядов у землян не было, а термобарические эту заразу не брали – шагатели отшатывались от их взрывов, качались, кренились, но – суки! – не падали. Их броня из природной керамики и естественного углеродного волокна оказалась невероятно прочной. Пули и даже снаряды автоматических пушек боевых машин ее не брали – резко наклоняя корпус, шагатели подставляли под огонь выпуклые спинные щиты и стреляли в ответ. Очереди плазменных импульсов забились над головами людей, снося и поджигая один дом за другим.
Укрыться в окопах от огня этих шагающих вышек было невозможно. Было ясно, что поселок пал, и отступление началось везде и одновременно, ополченцы разбегались по дворам, стреляя назад. Солдаты прикрывали отступление; майор Иванищев отдал последний приказ – самостоятельно добираться до столицы. Мальчишкам оставалось лишь присоединиться к отступающим. Да, шагатели тоже были уязвимы – нескольких попаданий земных ракет не выдерживал даже их панцирь, – но на стрельбу в свою сторону они тут же отвечали океаном огня и стреляли, к сожалению, очень точно.
Прыгая, как зайцы, под градом плазменных импульсов, мальчишки сразу потеряли своих. Спасаясь от огня, они свернули в узкий переулок, потом в другой, выходивший на улицу, но оказалось, что он перегорожен в конце колючей проволокой. Сбоку был чей-то амбар – с глухими кирпичными стенами и железной дверью, – и мальчишки укрылись в его душной темноте, замерли, настороженно прислушиваясь к доносившейся снаружи стрельбе и глухим взрывам. Потом взрыв раздался совсем рядом с ними – пол больно ударил по ногам, и часть толстой стены рухнула, открывая роскошный вид на улицу, окруженную развалинами и освещенную светом пожаров.
Не дожидаясь, когда сюда выстрелят еще раз, Витька прямо по завалу скатился на улицу. Борьке оставалось лишь следовать за ним. Огибая пожарища, они побежали к околице, но путь им преградила вышедшая из-за угла чудовищная рыжая фигура шагателя. Витька, казалось, не замечая ее, продолжал бежать вперед.
Вначале Борька решил, что его друг сошел с ума, но потом заметил впереди подбитую танкетку, полузасыпанную обрушившейся стеной. Кузов влажно блестел от крови, в нем лежали три изуродованных трупа, но установленный на турели древнючий 14,5-миллиметровый КПВТ оказался совершенно целым. Витька быстро отстегнул пустую коробку, раскидав обломки, с натугой вытащил стозарядную ленту из полной, примкнул ее и сноровисто зарядил оружие. Шагатель уже почти нависал над ними – до него оставалось всего метров двадцать, – когда Витька с трудом развернул громадный, в человеческой рост, шестидесятикилограммовый пулемет и, наконец, нажал на спуск. КПВТ с радостным ревом выплюнул полуметровый факел желто-рыжего огня. Сверхмощные 14,5×110-миллиметровые патроны позволяли ему за пару километров поражать БТР и вертолеты, а теперь он бил почти в упор. Лента была снаряжена, как положено – на два разрывных патрона один бронебойный, – и они влетали в корпус шагателя со скоростью десять пуль в секунду. От брони летели искры, но толку видно не было – махина развернулась и направила на них дуло плазменной пушки. От испуга оно показалось Борьке величиной с дуб.
Витька опустил пулемет, направляя огонь в незащищенное броней брюхо, и Борька, наконец, увидел, как из него фонтанами брызнули ошметки. Потеряв управление, машина опрокинулась назад так, что танкетка под ними подпрыгнула, а улицу заволокла пыль. Огибая чудовищную тушу, они нырнули в пылевую завесу, направляясь к околице. Борька успел вытащить из-под трупа автомат и сейчас на бегу разглядывал его. Это оказался снова «абакан» – такой же, как брошенный им на позиции, с пятидесятизарядным коробчатым магазином, двукратным оптическим прицелом и подствольным гранатометом, сейчас, правда, пустым. Оружие пригодилось почти сразу – из пыли на них выбежало что-то дико ревущее, бурое, высотой метра в два, и Борька, не глядя, влепил в него длинную очередь. Оглушенного пехотинца-скиутта сбило с ног – и он с воем, в котором смешались изумление, гнев и боль, покатился по земле.
К счастью, до леса оставалось не так уж далеко – не больше километра. Миновав ограду поселка, они наискось пересекли еще один луг и, обогнув старицу, выбежали к лесу. Он венчал древний речной обрыв высотой в трехэтажный дом – с разбега Борька взлетел метра на два, выронил только что найденный автомат, потом ему пришлось взбираться наверх на четвереньках, скользя по траве. Добравшись, наконец, до гребня, он был весь мокрый и дышал, как загнанная лошадь. Сил бежать дальше пока не было – он плюхнулся на землю, переводя дух и одновременно осматриваясь.
На фоне горящих развалин поселка виднелось несколько огромных черных машин – они, казалось, не продвигались вперед, паля во все стороны из плазменных пушек. В начале атаки их было гораздо больше – где-то десятка два, – но остальные куда-то исчезли. Похоже, победа далась чужакам дорого – электромагнитная бомба прикончила их оснащенную хитроумными прицелами артиллерию, а в ближнем бою огонь земных гранатометов и орудий оказался опасным даже для шагателей.
Борька подумал, что обрыв будет непреодолим для врага – по крайней мере, на какое-то время, – и пока чувствовал себя в безопасности. Вокруг, кроме них двоих, уже не было видно ни души. Низко над головой плыли тяжелые, мутно-рыжие тучи – казалось, что вот-вот хлынет ливень. Воздух был теплый и тяжелый. Ветер дул с запада, и Борька едва не задыхался от тяжелой дымной гари.
К счастью, они знали, куда идти.