Шагающий магазин игрушек

ЭПИЗОД С НЕГОДУЮЩИМ ПОКЛОННИКОМ БЕССМЕРТНОЙ ДЖЕЙН

— В общем это означает, — сказал Кадогэн, — что мы так и не сдвинулись с мертвой точки.

Они сидели в баре «Жезл и Скипетр». Фэн пил виски, Кадогэн пиво. «Жезл и Скипетр» — большой уродливый отель в самом центре Оксфорда, без всякого стыда соединяющий в себе почти все архитектурные стили, созданные со времен каменного века. Несмотря на такое невыгодное оформление «Жезл и Скипетр» мужественно боролся за то, чтобы создать атмосферу уюта и комфорта.

Часы показывали только четверть двенадцатого, поэтому в баре было еще немного пьющих. Молодой человек с крючковатым носом и толстыми губами разговаривал с барменом о скачках. Другой юноша, в толстых очках, худой, с длинной шеей, был погружен в книгу под названием «Кошмарное аббатство». Бледный, несколько неряшливый студент с растрепанными рыжими волосами говорил о политике с серьезной девушкой в темно-зеленом джерси.

— Итак, вы понимаете, — говорил он, — что таким образом денежные боссы на бирже разоряют миллионы мелких держателей акций.

— Да, но это совсем другое дело…

Мистер Хоскинс, более чем когда-либо напоминающий грустного сенбернара, сидел за столом с красивой брюнеткой по имени Мириам. Он пил шерри из небольшого стаканчика.

— Но, дорогой, — проговорила Мириам, — это же будет просто ужасно, если ректор увидит меня здесь. Ты ведь знаешь, что девушек исключают из колледжа, если поймают в баре.

— Ректоры никогда не ходят по утрам, — сказал Хоскинс, — и, кроме того, ты совсем не похожа на студентку. Ну, успокойся. Смотри, я принес тебе шоколад, — сказал он, вытаскивая из кармана коробку.

— Ах, милый…

Кроме указанных лиц, в баре был еще один посетитель — худой, с кроличьей мордочкой человек лет пятидесяти, весь закутанный в шарфы и пальто. Он сидел в одиночестве и пил гораздо больше, чем нужно.

Фэн и Кадогэн обсуждали подробности дела, насколько оно было им известно. Подробности сводились к удручающе малому. Во-первых, бакалейная лавка на Ифли-роуд была в течение ночи превращена в игрушечную и потом опять в бакалейную. Во-вторых, некая мисс Эмили Тарди была найдена там мертвой, а ее труп впоследствии исчез. И, наконец, в-третьих, богатая тетка мисс Тарди, мисс Снейс, была задавлена автобусом и оставила свое состояние мисс Тарди с определенными условиями, которые практически не оставляли шансов мисс Тарди узнать о получении ею наследства (если Россетер сказал правду).

— И наверно, — сказал Фэн, — ему было запрещено держать связь с каким-либо из известных адресов мисс Тарди. Кстати, я все хочу спросить: ты дотрагивался до трупа?

— Да.

— И какой он был?

— Что значит, какой?

— Ну, я хотел сказать, успел ли он окоченеть? — нетерпеливо спросил Фэн.

Кадогэн задумался.

— Пожалуй, нет… Я даже уверен, что мисс Тарди еще не окоченела, потому что ее рука упала, когда я поднял ее голову, ощупывая рану. — Он слегка вздрогнул. — Это, конечно, не так уж много дает.

— Логично будет предположить, — рассуждал в раздумье Фэн, — что она была убита до наступления полуночи. А это в свою очередь дает нам право сделать вывод, что она фактически видела объявление о смерти мисс Снейс и, по всей видимости, успела обратиться к Россетеру. Отсюда можно заключить, опять-таки предположительно, что Россетер лжет. Все это очень странно, но похоже на то, что Россетер не убивал ее.

— Почему?

— Ты согласен с тем, что тип, стукнувший тебя по черепу, вероятно, и был убийцей?

— Да, дорогой мой Сократ!

Фэн сверкнул на него глазами и отхлебнул глоток виски.

— В гаком случае, он тебя хорошо рассмотрел!

— Согласен.

— Теперь предположим, что Россетер и есть убийца. Он узнает тебя, когда ты приходишь к нему в контору, ужасно напуган, когда ты расспрашиваешь его о тетке убитой и о самой убитой? Ничего подобного не происходит. Что же он делает? Он дает подробные сведения об условиях завещания, которые мы можем проверить, и затем утверждает, что он ничего не слышал о мисс Тарди, зная, что после того, что ты видел, ты просто не поверишь ему. Следовательно, он не узнал тебя. Следовательно, не он бил тебя по голове. Следовательно, убийца не он!

— Довольно умно, — сказал Кадогэн с завистью.

— И вовсе не умно, — простонал Фэн. — Версия течет по всем швам, как застрахованный пароход. Во-первых, мы не знаем, был ли тот, кто ударил тебя, убийцей. Во-вторых, все эти разговоры по поводу завещания могут оказаться брехней. Есть еще много зияющих дыр. Возможно, мисс Тарди была убита вовсе не в лавке. Но в таком случае, зачем привозить туда ее тело? А потом увозить опять? Все это сплошная загадка, и мы слишком мало знаем, чтобы делать выводы.

Восхищение Кадогэна несколько поумерилось. Он угрюмо уставился на только что вошедших посетителей бара.

После обсуждения возможный план действий сводился к четырем пунктам.

Первое — попытаться найти труп (невозможно).

Второе — расспросить еще раз Россетера (сомнительно).

Третье — добыть дополнительные сведения о мисс Элис Уинкуорс, владелице «Уинкуорс, семейный поставщик провизии и бакалеи» (возможно).

Четвертое — позвонить приятелю Фэна в Соммерсет-Хаус и уточнить детали завещания мисс Снейс (необходимо).

— Что касается меня, — добавил Кадогэн, — я иду в полицию. Мне тошно от этой беготни туда-сюда, да и голова до сих пор болит адски.

— Мог бы и подождать, пока я прикончу свой стакан виски, — сказал Фэн. — Я не собираюсь заболеть из-за твоего обостренного чувства долга и совестливости.

До сих пор он говорил тихо и теперь был рад возможности повысить голос. К тому же он принял порядочное количество виски. Его лицо раскраснелось, волосы торчали с несгибаемой жизнерадостностью, и он улыбался во весь рот, глядя на сидящего с удрученным видом Ричарда Кадогэна.

— …и конечно закрытые учебные заведения, — продолжал долдонить рыжий парень девушке в зеленом джерси.

Читавший «Кошмарное аббатство» устало поднял голову при упоминании этой избитой темы. Крючконосый субъект у стойки продолжал безостановочно говорить о лошадях.

— …закрытые учебные заведения вырабатывают жесткое мышление правящего класса!

— А разве вы сами не учились в одном из них?

— Да, но я стряхнул с себя эти оковы.

— А другие?

— О нет, для них это на всю жизнь. Только исключительные люди могут освободиться от всего этого.

— Понимаю.

— Фактически вся экономика нации должна быть реформирована…

— Не беспокойтесь о ректоре, голубка, — успокаивал Хоскинс свою брюнетку, — тут нечего бояться. Давай лучше съедим по шоколадке.

— Мы можем пока поиграть во что-нибудь, — сказал Фэн, у которого в стакане оставалось еще изрядное количество виски. — Например, есть такая игра: «Несимпатичные герои в литературе». Один игрок называет имя персонажа, другой должен с ним согласиться. Каждому дается пять секунд на то, чтобы вспомнить имя. Если не успеешь, теряешь очко. Кто потеряет три очка, проигрывает. Герои должны быть те, которым симпатизирует автор.

В этот момент в бар вошел университетский проктор. Прокторов назначают из числа преподавателей по очереди, и они ходят в сопровождении крепко скроенных парней в темно-синих костюмах, известных среди студентов под именем «быки». Студентам не разрешается посещать заведения, торгующие горячительными налитками, так что основная задача прокторов — выявление нарушителей и наложение на них штрафа.

— Боже, — прошептала Мириам.

Самоизбранный реформатор национальной экономики страшно побледнел. Хоскинс заморгал. Молодой человек еще больше углубился в «Кошмарное аббатство». Крючконосый, которого бармен ткнул в бок пальцем, перестал говорить о лошадях. Только Фэн остался невозмутимым.

— Вы студент университета? Являетесь ли вы студентом? — весело заорал он, воспроизводя обычный вопрос проктора. — Эй, усы, являетесь ли вы студентом нашего Университета?

Проктор вздрогнул. Этот моложавый на вид мужчина отрастил огромные кавалерийские усы еще во время войны 1914 года, и у него не хватало духа сбрить их. Он оглядел бар, старательно избегая взгляда Фэна, круто повернулся и вышел.

— О-ох, — с облегчением выдохнула Мириам.

— Ведь он не узнал тебя, да? — сказал Хоскинс. — На, скушай еще шоколадку.

— Вы видите? — победоносно воскликнул рыжий. — Даже порядок в университетах у капиталистов поддерживается с помощью террора.

Он взял дрожащей рукой свою кружку с пивом.

— Ну, давай играть. Ты начинаешь, — сказал Фэн. — Внимание, приготовились, начали!

— Эти болтуны Беатриса и Бенедикт!

— Согласен. Леди Чатерлей и ее лесник!

— Да. Кормилица из «Ромео и Джульетты»!

— Да. Почти все у Достоевского!

— Да. Э-э…

— Ага, — воскликнул Фэн торжествующе. — Одно очко! Эти вульгарные распутные, охотящиеся за мужьями девчонки в «Гордости и предрассудках»!

Услышав этот победный клич, похожий на кролика человек за соседним столиком нахмурился, встал и, пошатываясь, подошел к ним.

— Сэр, — сказал он, прервав Кадогэна, который собирался предложить Анну Каренину, — я, вероятно, ошибся, но мне показалось, что вы неуважительно отозвались о бессмертной Джейн?

— Король Лир, — сказал Фэн, — делая слабую попытку продолжить игру. Но тут же повернулся к незнакомцу. — Послушайте. дружище, вы немного хватили лишку, не так ли?

— Я совершенно трезв, благодарю вас. Большое спасибо! — Кролик взял свой стакан, подтянул свой стул и уселся рядом с Кадогэном. — Прошу вас, не говорите так неуважительно о мисс Остин. Я читал все ее романы много-много раз. Их изящество, их дыхание высшей, прекрасной литературы, их острый психологический анализ… — он замолчал и одним глотком осушил свой стакан.

У незванного гостя было слабовольное худое лицо с зубами грызуна, воспаленными веками, светлыми жидкими бровями и низким лбом. Несмотря на теплый день, он был одет самым экстравагантным образом: меховые перчатки, два шарфа и, по-видимому, не одно пальто. Заметив изучающий взгляд Кадогэна, он сказал:

— Я очень чувствителен к холоду. — Он пытался держаться с достоинством. — А эта осенняя прохлада… — он замолчал, вытащил платок и высморкался. — Я надеюсь, что вы ничего не имеете против того, что я присоединился к вам, господа?

— Имеем, — раздраженно отрезал Фэн.

— Не надо быть грубым, прошу вас. Я сегодня такой счастливый. Разрешите мне угостить вас! У меня куча денег… Официант!

Официант появился у их столика.

— Два двойных виски и кружку пива!

— Право же, Джервас, я должен идти, — смущенно промямлил Кадогэн.

— Не уходите, сэр. Остановитесь! Отпразднуйте со мной!

Не было никакого сомнения в том, что человек-кролик здорово пьян. Он нагнулся вперед с видом заговорщика и понизил голос:

— Сегодня я избавился от своих мальчишек!

— А-а, — ничуть не удивленно откликнулся Фэн, — и куда же вы дели их трупики?

Кролик хихикнул.

— Э… Вы пытаетесь поймать меня. Я имею в виду своих учеников, школьников. Я ведь учи… Я был учителем. Бедным учителем. Удельный вес ртути 13,6, — нараспев заговорил он, — прошедшее время от «умереть» будет «умер».

Фэн с отвращением глядел на незнакомца. Официант принес заказанные напитки, и кролик заплатил за них из сильно потрепанного кошелька, не поскупившись на крупные чаевые.

— Ваше здоровье, господа! — сказал он, поднимая стакан. — Но я еще не представился. Джордж Шерман, к вашим услугам!

Он низко поклонился и чуть не уронил стакан, который Кадогэн едва успел подхватить.

— В данный момент, — задумчиво сказал мистер Шерман, — я должен был бы преподавать латынь в четвертом классе. А сказать вам, почему я не делаю этого? — он опять нагнулся вперед. — Вчера ночью, господа, я унаследовал большую сумму.

Кадогэн буквально подпрыгнул, а у Фэна расширились глаза. Видно в это утро наследники так и сыпались с неба.

— Очень большую сумму, — невнятно продолжал Шерман. — И что я сделал? А? Я пошел к директору и сказал: «Спавин, — сказал я, — ты властолюбивый дурак и горький пьяница, и я не хочу больше работать на тебя. Теперь я джентльмен с независимым положением и хочу очистить свои вены от засорившего их мела!» — Шерман довольно ухмыльнулся.

— Поздравляю, — сказал Фэн с опасным добродушием. — Поздравляю!

— Это еще не все! — произношение мистера Шермана ухудшалось с угрожающей быстротой. Он сказал «вше». — Я не один такой щщасливщик! О, нет! Есть и другие! — Он широко развел руками. — Много-много других. И вше-вше богатые, как Крезы. А одна из них, красивая девушка с лазурными глазами. Моя любовь, похожа на голубую розу, — запел он вдруг надтреснутым голосом. — Ззнаете, я попрошу ее выйти жа меня жамуж, хотя она всего-навсего продавщица. И дочка продавщицы. — Он с серьезным видом повернулся к Кадогэну. — Вы должны познакомиться с ней!

— С большим удовольствием.

— И правильно, — одобрительно сказал Шерман и опять затрубил в платок.

— Выпейте со мной, старина, — сказал Фэн, принимая эстафету дружбы на почве возлияния, и хлопнул Шермана по плечу.

— Я пплачу, — сказал тот и икнул.

Они опять выпили.

— Ах. — сказал Фэн, глубоко вздохнув. — Вы счастливчик, мистер Шерман. Как бы я хотел, чтобы у меня умер родственник и оставил мне кучу денег!

Но Шерман погрозил ему пальцем.

— Не ппробуйте выпытать у меня, я ничего не скажу. Поняли? Я держу рот закрытым. — Для иллюстрации он плотно закрыл рот, но тут же открыл снова, чтобы влить в него еще порцию виски. — Я поражен, — добавил он плаксиво, — после всего, что я жделал для вас. Пытаться выспрашивать меня! — лицо Шермана вдруг изменилось, голос ослабел и он схватился за живот. — Иззвините меня, господа, — сказал он, — я щщас вернусь! — Он встал, постоял немного, качаясь, как рожь на ветру, и засеменил неверной походкой по направлению к уборной.

— Мы из него много не вытянем, — мрачно сказал Фэн. — Когда человек не хочет рассказывать что-то, опьянение делает его более упрямым и подозрительным. Однако вся эта история — странное совпадение.

— «Сове и в перьях холодно», — процитировал Кадогэн, глядя вслед тощей закутанной фигурке.

— Да, — сказал Фэн, — как старик… О, моя шерстка! О, мои усики!

— Господи, что еще случилось? — с тревогой спросил Кадогэн.

Фэн вскочил со стула.

— Удержи Шермана здесь, — сказал он выразительно, — пока я не вернусь. Обрабатывай его при помощи виски. Говори с ним о Джейн Остин. Только не дай ему уйти.

— Но, послушай, я же собирался пойти в полицию…

— Не будь трусом. Ричард! Это же ключ! Нить! Я не имею ни малейшего представления, куда это приведет, но, клянусь, это ключ. Не уходи. Я недолго!

И Фэн вышел из бара.

Мистер Шерман вернулся на свое место более трезвым и осторожным, чем раньше.

— Ваш друг ушел? — спросил он.

— Ненадолго.

— А-а, — Шерман со смаком потянулся. — Восхитительная свобода! Вы не можете представить, что такое быть школьным учителем. Я видел сильных людей, которые не выдерживали. Это вечная война. Вы можете, если вам повезет, обуздывать мальчишек лет тридцать, но в конце концов они вас доконают!

— Это звучит страшно.

— Так оно и есть, страшно. Вы стареете, а они всегда в том же возрасте. Как император и толпа на Форуме.

Они заговорили о Джейн Остин. Тема для Кадогэна была трудноватой из-за слабого знакомства с автором. Однако Шерман восполнил этот пробел — у него хватало и знания предмета, и энтузиазма. Кадогэн чувствовал все увеличивающуюся неприязнь к этому человеку, к его мутным маленьким глазкам, торчащим вперед верхним зубам, к его взглядам на педагогику. Неоспоримо, мистер Шерман являл собой отталкивающий пример огромной жадности, внезапно получившей удовлетворение.

Он больше не упоминал ни о своем наследстве, ни о «других», которые разделили его с ним. Шерман разглагольствовал о литературе. Кадогэн вставлял односложные реплики, а сам раздумывал с некоторым нетерпением о нелепом поведении Фэна. Время приближалось к ланчу, и бар начал наполняться студентами, актерами и приезжими, остановившимися в гостинице. Гул голосов делался все громче, и лучи солнца, вливающиеся в готические окна, разрезали легкий туман табачного дыма на бледно-голубые треугольники.

— А теперь взглянем на персонажи Уилки Коллинза, — продолжал Шерман.

С неохотой Кадогэн сосредоточился на них.

Без пяти двенадцать на улице раздался громкий рев, сопровождаемый шумом, напоминающим грохот упавшей на каменный пол полки с кастрюлями. Через минуту в бар, под звуки прогремевшего взрыва влетел Фэн. Он буквально источал вокруг себя энергию. В руках он держал книгу в яркой обложке и с нежностью на нее глядел. Минуя бар, он направился вглубь отеля, к конторке портье. Ридди, портье, разодетый в голубое с золотом, приветствовал его с некоторой опаской. Фэн вошел в одну из телефонных будок. Оттуда он позвонил в Соммерсет-Хаус.

— Хэлло, Ивэнс, — сказал он, — говорит Фэн! Да, очень хорошо, спасибо, приятель. А как ты? Не можешь ли ты посмотреть кое-что для меня? — невнятное кряканье. — Я не слышу ни слова… Я хочу знать подробно о завещании мисс Снейс с Уор-Хштл, Оксфорд, которая умерла шесть месяцев тому назад. Оно не было утверждено до недавних пор… Что? Ладно, позвони мне сюда. Хорошо… Да… в «Жезл и Скипетр». Да. Порядок. Пока! «Моя душа рассыпается в прах», — запел он, дергая за рычаг телефона. Сунув в щель еще два пенни, он набрал местный номер.

В кабинете начальника оксфордской полиции зазвенел телефон.

— Да! О, господи, это опять ты! Опять насчет этого Кадогэна?

— Нет, — спокойно сказал Фэн. — Как раз нет. Хотя, должен тебе заметить, от тебя не много пользы.

— Ничего не выйдет. Продавец раздул скандал вокруг этого дела. Ты лучше не лезь. Ты ведь знаешь, что получается, когда ты во что-нибудь вмешиваешься!

— Сейчас не об этом речь. Имеешь ли ты представление о мисс Снейс, которая жила рядом с тобой?

— Снейс? Снейс?.. О да, знаю. Занятная старуха.

— Занятная? Чем?

— Она безумно боялась, что ее убьют из-за денег. Жила, как в осажденном замке, с огромной сворой свирепых английских догов, которые везде бродили. Недавно умерла. А что?

— Ты когда-нибудь встречался с ней?

— О, раз или два. Знал ее очень мало. А что?..

— Чем она интересовалась?

— Интересовалась? Образованием, кажется. Ах, да, она вечно писала глупые книжки о спиритизме. Не знаю, печатала ли она их. Надеюсь, нет. Но она страшно боялась смерти — особенно боялась, что ее убьют. Я думаю, ее утешала мысль о загробной жизни. О себе могу сказать, если мне придется вернуться на землю после смерти для того, чтобы передавать по буквам идиотские послания посредством вертящихся столов, я предпочитаю не знать об этом заранее… На самом деле она была очень милая и добрая старушка. Но, как я уже говорил, боялась быть убитой. Единственный, кому она доверяла полностью, был какой-то стряпчий…

— Россетер?

— Пожалуй, да. Так его зовут. Но, послушай, зачем…

— Полагаю, не было никаких сомнений, что она погибла от несчастного случая?

— Боже мой, нет, конечно. Попала под автобус. Прямо пошла под него. Около нее никого не было. Можешь поверить, что, зная все обстоятельства и то, что она богата, мы расследовали дело очень тщательно.

— Она много путешествовала?

— Нет. И это тоже одна из ее странностей. Всю жизнь проторчала в Оксфорде. Да, кстати, Джервас, насчет «Меры за меру»…

Фэн повесил трубку. В данный момент у него не было намерения обсуждать эту пьесу. Пока он обдумывал то, что узнал, в будке зазвонил телефон, и он снял трубку.

— Да, говорит Фэн. Ах, это ты, Ивэнс! Быстро.

— Очень легко нашел, — сказал невидимый сотрудник Соммерсет-Хаус. — Элизабет Энн Снейс. Уор-Хилл, Оксфорд. Завещание датировано 13 августа 1937 года. Засвидетельствовано Р. А. Старки и Джейн Ли. Состояние 927643 фунта стерлингов! Ничего себе кусочек! Несколько мелких сумм завещано в дар прислуге, вероятно. Но весь капитал переходит племяннице Эмили Тарди с целой массой дурацких предписаний насчет публикаций для нее, но только в английских газетах, и запрещения сообщаться с ней непосредственно, и еще бог знает какой галиматьей. Да, еще ограничение срока для предъявления требования о наследстве до шести месяцев после смерти этой Снейс. Похоже, что она сделала все, что могла, чтобы не дать несчастной Тарди ухватить денежки.

— А что случится, если она не предъявит вовремя свои права на наследство?

— Подожди секундочку, это на другой стороне. Ах, вот. В таком случае все переходит мистеру Аарону Россетеру, проживающему в Оксфорде, улица Корнмаркет, 193-А. Счастливый, черт!

— Так, — сказал задумчиво Фэн. — Спасибо, Ивэнс, большое спасибо!

— Всегда к вашим услугам, привет Оксфорду! — Он повесил трубку.

Выйдя из телефонной будки, Фэн немного постоял, все обдумывая. Постояльцы отеля проходили мимо него, останавливались около портье, чтобы узнать о расписании поездов, вызвать такси или взять газету. Ридди быстро, со знанием дела, управлялся с ними. В ресторане накрывали столики к ланчу.

Несомненно, у мистера Россетера были причины, и очень веские, чтобы убить мисс Эмили Тарди. Если он был не единственным душеприказчиком, у него не было возможности лишить ее наследства обманным путем, не напечатав объявления в газетах.

Значит, она все-таки приехала…

Фэн потряс головой. Ничего не получается! Во-первых, неправдоподобно, чтобы мисс Снейс вложила в руки Россетера такую власть, как бы она ни доверяла ему. Во-вторых, если Россетер убил мисс Тарди и стукнул Кадогэна по голове, почему он не узнал его? А если узнал, то почему был так откровенен? Конечно, совсем не обязательно, что именно убийца напал на Кадогэна. Это мог быть его сообщник. Но причем тут игрушечный магазин?

Фэн глубоко вздохнул и погладил книжку, которую держал в руке. У него часто менялось настроение. Сейчас он чувствовал себя несколько подавленно. Он помахал рукой Ридди и направился в бар. К этому времени разговор между Кадогэном и Шерманом зашел в тупик. Шерман полностью высказал свои взгляды на Джейн Остин, а Кадогэн не мог придумать свежей темы.

Однако Фэн обратился к грустному костлявому Хоскинсу. Хоскинс отнюдь не был трудным студентом, он учился вполне прилично, хотя и без особого рвения, воздерживался от пьянства и вообще вел себя как джентльмен. Его наиболее удивительной чертой была неизменная способность очаровывать хорошеньких женщин. Сейчас он сидел за вторым стаканом разведенного вина и уговаривал чернокудрую Мириам съесть еще одну шоколадку. Извинившись перед девушкой, которая взирала на него с благоговейным трепетом, Фэн вышел с Хоскинсом из бара.

45

— Мистер Хоскинс, — сказал Фэн, — я не стану спрашивать вас, почему вы тратите золотые часы вашей юности на противозаконное употребление горячительных напитков в этой подделке под Шартрский собор…

— Очень признателен вам, сэр, — поблагодарил Хоскинс без особого волнения.

— Я хотел только узнать, — продолжал Фэн, — не окажите ли вы мне услугу?

Хоскинс моргнул и поклонился.

— Интересуетесь ли вы романами Джейн Остин, мистер Хоскинс?

— Мне всегда казалось, сэр, что в ее произведениях женские типы слабо обрисованы, — ответил Хоскинс.

— Уж вам ли не знать. — ухмыльнулся Фэн. — Так слушайте. Есть тут один скучный, противный тип, обожающий творения Джейн Остин. Сможете ли вы задержать его здесь на час или около того?

— Проще простого, — сказал Хоскинс с некоторой самоуверенностью. — Но мне кажется, будет лучше, если сперва я отправлю свою девушку домой.

— Конечно, конечно, — поспешно согласился Фэн.

Хоскинс опять поклонился, вернулся в бар и вскоре появился, провожая Мириам с успокаивающими объяснениями. У дверей он тепло пожал ей руку, помахал вслед и подошел к Фэну.

— Скажите мне, мистер Хоскинс, — спросил Фэн, внезапно охваченный бескорыстным любопытством, — чем вы объясните вашу поразительную притягательность для женщин? Пожалуйста, не отвечайте, если считаете мой вопрос неуместным.

— Ничуть! — лицо Хоскинса говорило, что этот вопрос ему даже приятен. — Это очень просто — я успокаиваю их страхи и кормлю сладостями. Это всегда срабатывает.

— О, — сказал немного озадаченный Фэн. — Ну, большое спасибо, мистер Хоскинс. А теперь, вернемся в бар и вы… — и он дал ему все инструкции.

Кадогэн был в восторге, когда Хоскинс принял его «вахту». Когда они с Фэном уходили из бара, Хоскинс и Шерман были погружены в дружескую беседу.

— Ну, что происходит? — спросил Кадогэн, когда они вышли из бара.

Он был слегка пьян после пяти кружек пива, но голова болела значительно меньше. Фэн потащил его по коридору, и они уселись на стулья около конторки портье. Фэн рассказал о своих телефонных звонках.

— Нет, нет, — сказал он раздраженно, оборвав возмущенный выкрик Кадогэна насчет Россетера. — Я считаю, что он не мог сделать этого.

Он изложил свои соображения.

— Это все трепотня, — ответил Кадогэн. — И все из-за твоих романтических фантазий по поводу объявления.

— Я как раз к этому и подошел, — сказал злорадно Фэн. Он замолчал, разглядывая закутанную в меха юную блондинку на очень высоких каблуках, которая проходила мимо них. — Потому, что на самом деле СУЩЕСТВУЕТ связь между этим объявлением и мисс Снейс.

— Какая там еще связь?

— А вот какая! — Фэн с торжеством помахал книгой, которую он принес. Он был похож на прокурора, предъявившего присяжным изобличающее доказательство.

Кадогэн в полном недоумении посмотрел на книгу. Она была озаглавлена «Вздорные стихи Эдварда Лира».

— Ты, вероятно, помнишь, — продолжал Фэн, поучительно выставив указательный палец, — что мисс Снейс любила комические стишки. Это, — он постучал по книге, — комические стихи.

— Ты меня удивляешь.

— Комические стихи высшего класса, заметь! — Фэн вдруг отбросил свои поучительные манеры и сказал огорченно: — Есть люди, которые соображают, что Лир неспособен написать последнюю строчку лимерика[2] так, чтобы она отличалась от первой, тогда как…

— Ну, да, — нетерпеливо сказал Кадогэн, вынимая из кармана газетную вырезку. — Я понимаю, что ты хочешь сказать: Райд, Лидс, Уэст, Молд, Берлин. Фантастический способ обозначать людей персонажами из лимериков.

— М-м, — промычал Фэн, перелистывая страницы. — И у меня есть мрачное подозрение, что наш мистер Шерман один из них. Вот, слушай… «Жил-был странный старик из Молда, который ужасно боялся холода» — поэтому он купил себе муфты, шарфы, шубы и закутался. На картинке он похож на шарообразного медведя. Разве не подходит?

— Да, но…

— Кроме того, Шерман получил солидное наследство ВЧЕРА. Так же, как и остальные, по-видимому.

— Райд. Лидс, Уэст и Берлин?

— Точно. Вот: «Жил-был на Западе[3] некий старик. Жилет цвета сливы носить он привык».

— А, — Кадогэн остановился, почувствовав, что он выпил лишнее. — А что насчет Райда?

— «У одной юной леди из Райда, блондинки, всегда на месте шнурки в ботинках». Она покупала башмаки на деревянной подошве и маленьких пятнистых собачек, и часто гуляла по Райду. Ну, шнурки в ботинках обычно бывают на месте. Вряд ли речь может идти о деревянных подошвах. Итак, остаются пятнистые собачки.

— А Берлин?

— «Жил-был очень худой старик из Берлина…» — Фэн впервые заколебался. — Все это звучит несколько дико, а?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Да, собственно, ничего, — ответил Фэн и задумался. — Какая-то несвязная цепочка: мисс Снейс — комические стихи — Россетер — объявление — наследство Шермана. Но, признаюсь, мне пришло в голову, что Шерман и «другие», о которых он говорил, могут оказаться наследниками в случае, если мисс Тарди не заявит о своих правах.

— Но ведь не они наследники, а Россетер.

— Это так, но… — Фэн достал сигарету из золотого портсигара, — существуют такие вещи, как тайная доверенность. Ты оставляешь деньги одному лицу и приказываешь выплатить их другому лицу с определенными условиями. В таком случае никто не может узнать, кому в действительности завещаны деньги.

— Но чего ради надо было мисс Снейс заниматься такой чепухой?

Фэн закурил сигарету, попробовав пускать кольца.

— Уверяю тебя, Россетер мог бы нам рассказать, но не расскажет. Мерзавец, — добавил он.

— И Шерман не скажет, — мрачно подтвердил Кадогэн, — я пытался разговорить его.

— О, я был убежден, что он не проговорится.

— Кстати, зачем ты подсунул ему этого студента?

— Главным образом для того, чтобы держать его под наблюдением, пока я поговорю с тобой.

— Понятно. Что ж, нам осталось только найти, во-первых, человека в жилете сливового цвета; во-вторых девушку с пятнистой собакой; в-третьих, худого человека и, в-четвертых… Между прочим, что там насчет Лидса?

— «Жил некогда в Лидсе русый человек, он множество бусин носил в голове…»

— Дорогой Джервас, все это слишком нереально и безнадежно.

Но Фэн покачал головой.

— Не совсем, — сказал он. — Если мы сможем отыскать красивую продавщицу с лазурными глазами и с пятнистой собакой… Начнем поиски сейчас же.

— Начнем! Сейчас же!