В один погожий июньский день турист привел маленького мальчика в магазинчик в городке Гахато, штат Нью-Йорк. Вывеска над лавкой гласила:
ВОЖДЬ ПАРЯЩАЯ ЧЕРЕПАХА Индейские бусы — Керамика
Внутри, среди груд подушек из тисненой кожи, одеял индейцев навахо, сделанных в штате Коннектикут, и прочей ерунды стоял коренастый мужчина с лицом цвета меди.
— У вас есть детский лук со стрелами? — спросил турист.
— У, — ответил индеец и, покопавшись, достал маленький лук и шесть стрел с резиновыми набалдашниками вместо наконечников.
— Ты настоящий индеец? — спросил мальчик.
— У. Конечно. Настоящий большой вождь.
— А где твои перья?
— Убрал. Надеваю только на пляски воинов.
Турист расплатился и направился к выходу, в этот момент из задней двери магазина появился мальчик лет пятнадцати с кожей такого же цвета, что и у хозяина.
— Эй, папа, один щенок норки только что съел другого.
Варварскую флегматичность индейца словно ветром сдуло:
— Что? Черт побери, и ты считаешь себя звероводом? Еще вчера я приказал тебе рассадить их по разным клеткам, прежде чем они начнут драться!
— Мне очень жаль, папочка. Наверное, я забыл.
— Конечно, жаль. Столько денег пропало.
Хлопнула дверь автомашины туриста, завелся двигатель, но до тех, кто находился в лавке, донесся тоненький голосок:
— Папа, он говорит, как все, а не как настоящий индеец.
Но Верджил Хэтэвей, он же вождь Парящая Черепаха, был настоящим индейцем — пенобскотом из штата Мэн, сорока шести лет от роду. В свое время он даже окончил среднюю школу и мог бы считаться примерным гражданином, если бы чаще принимал ванну.
Чуть позже в лавку зашел еще один человек. У него была кожа такого же цвета, как и у Хэтэвея, монголоидные черты лица, но он был значительно толще, ниже ростом и старше.
— Доброе утро, — сказал он. — Вы Верджил Хэтэвей, верно?
— А кто же еще, мистер.
Посетитель улыбнулся, и глаза его исчезли в складках жира:
— Рад с вами познакомиться, мистер Хэтэвей. Я — Чарли Кэтфиш из племени сенека.
— Правда? Рад познакомиться с вами, мистер Кэтфиш. Не хотите перекусить?
— Спасибо, но мои спутники хотят добраться к озеру Голубой горы до обеда. Впрочем, вы можете мне помочь. У меня с собой восемь камнеметателей. Взял их с собой при условии, что будут себя хорошо вести, а сейчас возникла масса других дел, и я с удовольствием оставил бы их вам.
— Камнеметатели? — тупо переспросил Хэтэвей.
— Ну да, Гахунга. Хотя вы и алгонкин, но в то же время потомок Деканавиды, так что справитесь.
— Потомок кого?
— Потомок соратника Хиаваты. Мы все о вас… — Его прервал сигнал автомобиля. — Извините, мистер Хэтэвей, мне пора. Все будет в порядке.
И толстый индеец ушел.
Хэтэвей был слегка смущен и встревожен. Конечно, приятно было узнать, что являешься прямым потомком Деканавиды, великого вождя племени гуронов и одного из основателей Лиги ирокезов. Но кто такие Гахунга? Хэтэвей весьма поверхностно знал ирокезский язык и не мог ответить на этот вопрос.
Потом пришла очередная покупательница, а после нее в магазин ввалился Харви Прингл в спортивной рубашке, подчеркивающей его красоту и силу.
— Привет, Верджил. Как делишки?
— В общем, не так уж плохо. — Хэтэвею сразу же захотелось проверить бухгалтерские счета. В умении бить баклуши молодой Прингл не имел себе равных.
— А я уже выполнил сегодняшнюю норму прополки амброзии.
— Что? — не понял Хэтэвей.
— Старик снова разозлился на меня за то, что я бездельничаю. Ну, зачем я буду отнимать работу у какого-нибудь бедняка, которому она позарез нужна? И я назначил себя председателем комитета округа по прополке амброзии. Занимаюсь этим час в день. Да, Бэбс заходила?
— Нет.
— Впрочем, она знает, где меня искать. — Харви Прингл зевнул и вразвалку вышел из лавки, а Хэтэвей в который раз с недоумением подумал, что могла найти Барбара Скотт в этом увальне.
От этих мыслей его отвлек странный шум, похожий на быструю барабанную дробь, но очень глухую, как будто барабан был наполовину наполнен водой. Хэтэвей выглянул на улицу — никакого парада. Плавно покачивалась на ветру трава, от Лосиной реки едва доносился шум лесопилки старого Прингла.
Он вдруг понял, что шум слышится из-за спины, из помещения магазина, как будто в подвале заработал маленький заводик. Потом шум усилился, и на ковре появились восемь фигурок. Они выглядели, как воины племени ирокезов, правда, ростом всего два фута — в мокасинах, кожаных штанах, с выбритыми головами и с жесткими гребнями на макушках. Один сидел на корточках и лупил в барабан, остальные семеро ходили по кругу, иногда издавая воинственные крики и улюлюкая.
— Эй! — рявкнул Хэтэвей. Дробь прекратилась. — Вы кто такие?
— Аденлозлакстенген агойио…
— Черт! А по-английски нельзя?
— Конечно, мистер. Но я подумал, что как шаман вы должны говорить по-ирокезски.
— Как кто?!
— Шаман. Чарли сказал, что оставит нас у шамана, пока ездит в Канаду.
— Вы камнеметатели?
— Да. Я — вождь, зовут меня Гага, из округа Каттараугус. Что нужно сделать?
— Исчезнуть на время.
Гахунга испарились, а Хэтэвей подумал, что Чарли Кэтфиш сыграл с ним злую шутку, оставив ему эту компанию и ничего не объяснив.
Настроение ему подняла вошедшая в лавку темноволосая, стройная и энергичная Барбара Скотт. Хэтэвею нравилась энергичность других людей.
— Ты видел Харви, Верджил? Я обещала с ним пообедать.
— Угу. Он сейчас, наверно, дрыхнет на чьей-нибудь лужайке.
— Ты ничуть не лучше других, Верджил, — возмутилась мисс Скотт. — Только бы придраться к бедному Харви.
— Перестань. — Хэтэвей мог только развести руками. Если девушка, к которой питаешь отцовские чувства, стремится выйти замуж за никчемного, по твоему мнению, парня, но сына богатейшего бизнесмена города, к тому же владельца земли, на которой стоит твоя лавка, что еще остается делать. — Ты проводишь сеанс завтра вечером?
— Да. Дэн Прингл обещал прийти.
— Что? Он же считает тебя обманщицей.
— Знаю, но может, мне удастся его переубедить.
— Послушай, Бэбс, объясни, почему такая красивая девушка, как ты, занимается подобной ерундой?
— Из-за денег, конечно. Зарплаты секретарши у нотариуса не хватит, чтобы заплатить за учебу в колледже. А если уж говорить о ерунде, то почему ты разговариваешь с туристами на каком-то немыслимом жаргоне?
— Это совсем другое дело.
— Неужели? А вот и Харви. Пока.
Вновь появились Гахунга.
— Мистер, что нам нужно сделать? — спросил Гага. — Чарли просил помогать вам, и, клянусь Иускехой, мы вам поможем.
— Я точно не знаю, — осторожно заметил Хэтэвей.
— Вам вообще ничего не нужно?
— Ну, у меня есть хорошая самка норки, и я с удовольствием продал бы ее за пятьсот долларов.
Гахунга посовещались.
— Боюсь, здесь мы бессильны, — сказал, наконец, Гага. — Что-нибудь еще?
— Ну, мне хотелось бы, чтобы в лавку заходило больше покупателей.
— Вупи! У-у-у! — завопил Гага и забил в барабан. — Вперед!
Несколько секунд индейцы плясали и кричали, потом исчезли. Хэтэвей остался в магазине ждать покупателей, раздумывая с некоторой тревогой, что именно сделают Гахунга.
По противоположной стороне улицы неторопливо шел владелец чайной «Сосны» Эрл Делакруа. Он вдруг закричал и подпрыгнул, потом принялся с обиженным видом потирать плечо и озираться. Сделав всего один шаг вперед, он снова подпрыгнул, одновременно со звуком удара маленького камушка о ткань пиджака. Шлеп! Шлеп! Бомбардировка продолжалась, пока он не юркнул в лавку Хэтэвея.
— Кто-то стреляет по мне из пневматической винтовки! — задыхаясь, произнес он.
— Плохо дело, — высказал свое мнение Хэтэвей.
С улицы донесся еще чей-то вопль. Теперь в лавку загоняли Леона Буттолфа, потом под обстрел попала миссис Камара — жена рабочего лесопилки Прингла.
Когда она влетела в лавку, улица опустела.
— По кому-то явно плачет тюрьма, — завопил Буттолф.
— Верно, — согласился Делакруа и подозрительно уставился на Хэтэвея. — Интересно, почему всех загнали сюда?
— Если это твои штучки, Верджил, — бросилась в атаку миссис Камара, — я все расскажу своему Жану, и он душу из тебя вытрясет!
— Черт побери! — принялся яростно защищаться Хэтэвей. — Я же не могу заставить пулю лететь по дуге, подумайте сами. А мой сын во дворе, занимается норками. Можете проверить.
— Да мы тебя не подозреваем, — поспешил отступить Буттолф.
— Готов пойти со всеми вами куда угодно, — предложил Хэтэвей. — Пусть в меня тоже выстрелят.
— Годится, — сказал Делакруа, и все четверо вышли на улицу. Потом Эрл повернул к своей чайной, другие тоже направились по своим делам. Хэтэвей уже почти вернулся к лавке, когда камешек попал Уоллесу Доуни чуть пониже спины.
— Гага! — отчаянно завопил Хэтэвей. — Прекрати немедленно, черт тебя подери!
Обстрел прекратился. Доуни зашагал дальше, подозрительно оглядываясь. Когда Хэтэвэй вошел в лавку, Гахунга сидели на прилавке.
Гага гнусно ухмылялся:
— Мистер, мы вам помогли? Нужны еще покупатели?
— Нет! — завопил Хэтэвей. — Мне не нужна ваша помощь. Глаза б мои вас не видели!
Индейцы удивленно переглянулись. Гага поднялся на ноги:
— Значит, вы не хотите больше быть нашим боссом?
— Нет, хочу, чтобы вы оставили меня в покое!
Гага выпрямился во весь свой двадцатипятидюймовый рост и сложил руки на груди.
— Отлично, окажем помощь тому, кто действительно в ней нуждается. Мне никогда не нравились алгонкины. — Он забил в барабан, и Гахунга, танцуя, скрылись в куче миниатюрных каноэ из бересты.
Через несколько минут вместо ожидаемого облегчения Хэтэвей почувствовал легкую тревогу. Возможно, он поторопился распрощаться с этими существами, обладающими такими потенциально опасными возможностями.
— Гага!
Ничего не произошло, только Кэлвин Хэтэвей появился в дверях:
— Ты звал меня, папа?
— Нет. Впрочем, спроси у мамы, когда будет готов обед.
Он явно совершил ошибку. Что он скажет Кэтфишу?
После обеда, оставив лавку на жену, Хэтэвей отправился погулять и подумать. Рядом со скобяной лавкой Тейта он увидел группу отчаянно жестикулирующих и кричащих людей, состоявшую из самого Тейта, Уоллеса Доуни и полицейского. Витрина магазина была разбита, и Тейт обвинял Доуни в этом, а также в краже удилища. Доуни обвинял Тейта в том, что он бросил в него удилище сквозь стекло. Оба предоставили свидетелей.
— Я покупал в лавке пленку для фотоаппарата, и вдруг… бах! — стекло разлетелось. Мы с мистером Тейтом оглянулись и увидели, как мистер Доуни убегает с удилищем в руке, — говорил один из них.
— Вы видели, как Доуни залез в витрину? — спросил полицейский.
— Нет, но и так ясно, что…
— А вы что скажете? — полицейский не дослушал первого свидетеля и повернулся к свидетелю со стороны Доуни.
— Я сидел на ступеньках банка и перекусывал, когда мимо прошел Уолли со спиннинговой катушкой. Вдруг раздался звон стекла, и из лавки вылетело удилище. Если его бросил не старик Тейт, значит, кто-то другой.
Полицейский задумчиво почесал затылок. Через некоторое время ему удалось убедить обе стороны снять обвинения, учитывая тот факт, что удилище было возвращено на витрину, а стекло — застраховано.
— Послушай, Верджил, — обратился Доуни к вождю. — Может, объяснишь, что творится в этом городе. Например, эти выстрелы из пневматической винтовки? Ты что-то прокричал, и они прекратились.
— Я ничего не знаю, — поспешил откреститься от происшедшего Хэтэвей. — Какой-нибудь мальчишка баловался винтовкой. А ты из-за чего так сцепился с Тейтом?
— Я решил половить рыбу, — начал объяснения Доуни. — Снасть была новой, но как только я ее забросил, почувствовал рывок, и удилище сломалось, словно тростинка. Наверное, клюнул самый крупный окунь во всей реке. Катушка осталась у меня, делать на реке было нечего, и я пошел домой, а старик Тейт швырнул мне новое удилище прямо сквозь стекло.
Хэтэвей понял, что во всем виноваты Гахунга. Видимо, они начали помогать людям, нуждавшимся с их точки зрения в помощи. Он попрощался с Доуни и пошел дальше по главной улице. Из окна конторы Адирондакской ассоциации Барбара Скотт показала ему язык, и он подумал, что неплохо было бы ее отшлепать, либо за эти глупые сеансы, либо за безрассудную влюбленность в Харви Прингла, либо за то и за другое.
Вернувшись в лавку, вождь вдруг заметил, что у гаража Гахато небывало успешно идет бизнес по ремонту колес. Даже у «форда» полицейского были спущены все четыре колеса. Билл Багби и его механики ремонтировали шины как одержимые.
Полицейский, занимавшийся конфликтом Доуни и Тейта, прошелся по улице, поднял что-то с проезжей части и вернулся назад.
— Эй, Билл! — подозвал он к себе владельца мастерской. Они о чем-то поговорили шепотом, но, видимо, тема была не из приятных, так как Багби вдруг закричал:
— Ты с ума сошел, Марк! Мне такое даже в голову не могло прийти!
— Возможно, — возразил полицейский, — но не станешь же ты отрицать, что кто-то разбросал абсолютно новые гвозди по всей улице. Если не ты, то кто же?
Хэтэвей поспешил удалиться. Он-то знал, кто разбросал гвозди.
В лавку зашел егерь Ньюкомб, облокотился на прилавок и тяжело вздохнул. На вопрос Хэтэвея, чем вызвана его печаль, егерь ответил:
— Проходил сейчас мимо банка, а к нему подъехал молодой человек на шикарной машине. В кузове лежал брезентовый сверток. Я бы не обратил на него никакого внимания, но вдруг обертка сама собой начала расползаться, и я увидел только что убитого молодого оленя.
— Что ты говоришь.
— До начала сезона еще три месяца. У него рога, как у котенка. Ты знаешь и я знаю, что такое иногда случается. Я гоняю браконьеров, когда могу, и мне наплевать, если это делает меня непопулярным — у меня работа такая. Я подождал, пока молодой человек выйдет из банка, спросил, откуда олень. Он во всем признался, а потом оказалось, что он сын судьи Дазенберри. Вокруг столпилась уже половина поселка, и я вынужден был арестовать молодого Дазенберри.
— У тебя будут неприятности?
— Не знаю. Все зависит от того, кто победит на выборах осенью. Послушай, Верджил, я не суеверен, но некоторые люди, особенно канадцы, говорят, что ты навел порчу на город. Кого-то забрасывали камнями, а ты, как утверждает Уоллес Доуни, это прекратил. Если ты можешь останавливать, значит, мог и не начинать?
— Я ничего не знаю, — только и мог ответить Хэтэвей.
— Конечно, не знаешь, просто люди болтают разное. — Ньюкомб ушел, а индеец встревожился уже не на шутку.
На следующий день Хэтэвей поехал в Ютику. На выезде на автостраду штата с ним поздоровалась Барбара Скотт.
— Эй, Барбара! — закричал он, высунувшись из машины. — Не отказалась еще от мысли поохотиться на призраков?
— И не подумала, вождь Прыщ-на-носу.
— Что собираешься делать, если старый Прингл объявит тебя обманщицей?
— А я не говорю своим клиентам, что не обманываю их. Предлагаю посмотреть и убедиться самим. А сам ты в духов не веришь, да?
— До недавнего времени — не верил.
— Что ты имеешь в виду?
— Да так, чепуха.
Барбара тактично не стала выяснять детали:
— Я тоже не верила, но последнее время у меня вдруг появилось ощущение, что за мной следят. А сегодня нашла это на комоде. — Он протянула Хэтэвею клочок бумаги, на котором было написано:
«Не бойтесь старого идиота Дэниела Прингла. Мы вам поможем. Г.»
— Догадываюсь, кто именно мог это написать, но не могу объяснить прямо сейчас, — пробормотал Хэтэвей. — Надо бы потолковать с тобой перед сеансом. Счастливо.
Через три часа Хэтэвей просмотрел все книги по антропологии, фольклору и смежным дисциплинам в публичной библиотеке Ютики. Он выяснил, что камнеметатели принадлежат к роду духов, называемых ирокезами Дзжунгеун. Духи живут на юго-востоке штата, и кроме Гахунга существуют другие разновидности, как то: духи плодородия Гендайа, и живущие в норах духи охоты Охдова. В некоторых книгах было указано, что ирокезские шаманы умеют контролировать этих духов, но нигде не было написано, как именно.
Хэтэвей задумался, затем вышел из библиотеки и перешел Джиниси-стрит к платному телефону. Застонал, узнав, сколько будет стоить звонок в район Буффало, но делать было нечего. Он решил, что при следующей встрече с Чарли Кэтфишем, если она состоится, выбьет деньги либо из кармана сенеки, либо из его шкуры.
— Соедините меня с резервацией Тонаванда.
Услышав ответ, Хэтэвей попросил к телефону Чарли Кэтфиша. После долгого ожидания, в процессе которого ему пришлось кормить аппарат монетами, он услышал, что Чарли будет отсутствовать еще несколько недель.
— Тогда соедините меня с Сеятелем Кукурузы.
Еще одна пауза и ответ:
— Он уехал в Буффало на весь день.
— Послушайте, — сказал Хэтэвей, — среди вас есть колдуны, ведьмы, медиумы или еще кто-нибудь в этом же роде?
— А кого это интересует?
— Верджила Хэтэвея, пенобскота, члена клана Черепахи и потомка Деканавиды.
Он объяснил возникшие проблемы. Голос попросил подождать, потом в трубке появился другой — старческий, говоривший на ломаном английском.
— Погодите, — взмолился Хэтэвей, — я совсем забыл язык предков, мне нужно все записать.
На обратном пути в Гахато, Хэтэвей попытался обогнать грузовик на одном из узких мостов через Лосиную реку недалеко от Макклинтока. Водитель грузовика неверно оценил дистанцию, и машина нашего вождя с леденящим душу скрежетом оказалось зажатой между грузовиком и перилами моста. Люди из мастерской с трудом расцепили машины, а потом, отбуксировав машину Хэтэвея в гараж, сообщили ему, что ремонт займет четыре часа без рихтовки крыльев, и будет стоить пятьдесят долларов. Что касается дневного поезда, он только что ушел из Макклинтока.
В тот вечер Барбара Скотт собрала на свой сеанс элиту Гахато: доктора Ленуара с женой, Леви Макдональда, кассира банка со своей половиной, отца и сына Принглов и еще пару интересных людей. Старый Дэн Прингл поздоровался с Барбарой с вежливой, но слегка циничной улыбкой на губах. Он тяжело дышал от избытка веса, но знал, что обвести его вокруг пальца мало кому удавалось.
Барбара рассадила гостей по кругу в полутьме и попросила подождать, пока на нее снизойдет «воздействие» духов. Когда Харви Прингл заснул, она приступила к действиям — села на стул в своем кабинете — некоем подобии зашторенной телефонной будки — попросила мужчин крепко привязать ее, затем задернуть шторы и выключить свет. Потом предупредила, что они могут нанести ее здоровью непоправимый вред, если включат свет, не получив ее разрешения. Необходимости в таком предупреждении не было, так как только она сама могла включать и выключать свет прямо из кабинета.
На столе, стоявшем между кабинетом и гостями, находились колокольчик, труба и грифельная доска. Стул, на котором сидела Барбара, легко разбирался. В кабинете было спрятано достаточно много ваты в качестве абсорбента эктоплазмы. Здесь же был захват на длинной ручке, выкрашенный в черный цвет. Личным вкладом Барбары Скотт в столь древний способ надувательства можно было считать систему крохотных лампочек, сигнализирующих о том, что кто-то из гостей поднялся со стула.
Скоро Барбара изогнулась надлежащим образом, стул послушно развалился, и путы можно было снять. Барбара застонала, чтобы заглушить звук падающих деревяшек, потом прочла нараспев несколько строк из «Илиады» по-гречески. Она намеревалась вызвать дух Сократа.
Срывая с себя веревки, она вдруг услышала звон колокольчика. Причем это был не легкий звук, как если б кто-нибудь задел его случайно. Это был воинственный набат, похожий на тот, которым повар сзывает на обед работников с обширного поля. Лампочки указывали на то, что гости со стульев не вставали. Колокольчик продолжал звонить, и тут затрубила труба.
Барбара Скотт проводила сеансы уже несколько лет и всегда считала темноту своей союзницей, но тут ее охватил детский страх. Кабинет начал раскачиваться. Она закричала. Кабинет стал раскачиваться еще сильнее, потом раскрылась потайная дверь, и кто-то утащил вату и захват. Задрожал стол. Из темноты раздался жуткий вопль. Это кто-то защемил захватом нос дока Ленуара.
Раздалась приглушенная барабанная дробь, сопровождаемая криками и улюлюканьем.
Кабинет упал. Барбара пыталась выбраться из-под его обломков. Она вспомнила, что ее потайной выключатель был соединен последовательно с обычным на стене, таким образом, свет невозможно было зажечь, не включив потайной выключатель. Она нащупала его, нажала, продолжая сбрасывать с себя обломки и веревки.
Перед изумленными зрителями, немного ослепленными вспыхнувшим светом, предстала ужасающая картина: опутанная веревками, в порванном платье и с синяком под глазом Барбара, летающие по комнате колокольчик, труба, грифельная доска и другие предметы.
Когда зажегся свет, раздались крик и команда на неизвестном языке. Грифельная доска с грохотом обрушилась на голову Дэна Прингла. Очки повисли на одном ухе, рама от развалившейся доски — на шее, а он, ничего не понимая, часто моргал, пока к нему не подлетели остальные предметы. Споткнувшись об упавший стул, он побежал к двери, предметы полетели следом.
Когда Прингл выбежал на улицу, камушки с мостовой сами поднялись в воздух и полетели к владельцу лесопилки. Для пристрелки потребовалось всего три выстрела. Потом камешек размером не больше фаланги большого пальца с сочным шлепком ударил его в бедро. Прингл взвыл, споткнулся, но побежал дальше. Еще один камень ударил в его в голову, брызнула кровь, перед глазами поплыли звезды.
Жители Гахато могли в тот день насладиться зрелищем: багровый от натуги первый богач города бежал, как сумасшедший, по главной улице. Как только раздавался шлепок попавшего в него камня, Прингл подпрыгивал, вскрикивал и увеличивал скорость.
Краем глаза он заметил входившего в свою лавку Верджила Хэтэвея, и мозг услужливо вспомнил разговоры о сверхъестественных способностях индейца. Прингл галопом взлетел по ступеням крыльца заведения Парящей Черепахи и ворвался в сетчатую дверь, не открывая ее.
— Черт возьми, Дэн! Что случилось?
— П-п-послушай, Верджил. Ты — колдун?
— Неужели и ты поверил в эти никчемные сплетни…
— Ты должен мне помочь! Меня преследуют! — И он рассказал индейцу все.
— Попробую, — с сомнением в голосе произнес Хэтэвей. — Это ирокезские духи, которым не нравятся алгонкины. У тебя есть табак? Отлично, задерни шторы.
Хэтэвей взял кисет Прингла и открыл разорванную сетчатую дверь. Бросив на ветер щепоть табаку, он произнес на плохом языке племени сенека:
Даю вам табак, Дзжунгеун
Путники гор.
Вы слышите меня и придете
Даю вам табак
И исполняю свой долг перед вами.
Теперь вы должны исполнить свой.
Я все сказал.
Все восемь Гахунга материализовались на лужайке. Хэтэвей строго приказал им войти в дом, а потом спросил не менее строго:
— Чем занимались, прощелыги?
Гага поежился:
— Просто хотели оказать услугу мисс Скотт. Она собиралась устроить настоящее шоу с духами, а мы помогли. Ей не нравился этот старый арбуз Прингл, и мы немного попугали его.
— Вы знали, что вам разрешили приехать сюда на отдых только с условием, что вы не будете бросать камни. Вы знаете, как Эйтсиноха поступает с непослушными духами?
— Эйтсиноха? — закричал Гага. — Но ты же ей не скажешь?
— Еще не знаю. Вы это заслужили.
— Прошу вас, мистер, ничего не говорите. Мы не бросим даже песчинку! Клянусь Иускехой! Отпусти нас, и мы вернемся обратно в Каттараугус!
Хэтэвей повернулся к дрожащему Принглу:
— Что теперь скажешь о повышении арендной платы, Дэн?
— Я понижу ее. На пять долларов!
— На десять.
— На семь с половиной.
— Окей. Гага, исчезни со своими ребятами, но не уходи пока и ничего не делай. Понятно? Ничего, пока я не скажу.
Гахунга исчезли.
Прингл вновь обрел часть своей самоуверенности и сказал:
— Спасибо, Верджил. Что бы я делал без тебя!
— Не стоит благодарности, Дэн. И не стоит никому говорить об этом. Для индейца звание колдуна так же нелепо, как и «Его Величество Хозяин Вигвама».
— Понятно. Значит, они оказывали ей услугу, да? Сын, который женится на липовой колдунье, это еще куда ни шло. Но на настоящей… Не бывать этому, можешь так и передать ей. А Харви не осмелится мне перечить, иначе останется без гроша.
— Знаешь… — начал было возражать Хэтэвей, но остановился. Он хотел защитить Барбару Скотт, сказать, что хоть она и нечестный медиум, но, как человек, все же лучше, чем никчемный сынок Прингла.
— Что? — спросил Прингл.
— Ничего. — Хэтэвей передумал. Все получалось не так уж плохо. У Барбары пройдет увлечение этих олухом, она закончит колледж и не станет заниматься спиритизмом. Зачем создавать проблему там, где не нужно. — Спокойной ночи, Дэн.
— А у меня действительно не так уж плохо получилось, — подумал Хэтэвей, запирая дверь. — Особенно учитывая тот факт, что колдуном я был всего пару дней. Осенью нужно будет съездить в Тонаванду и поискать Чарли Кэтфиша. Кажется, на этом можно подзаработать.