Шаманова Гарь

В темноте ничего нельзя было разглядеть. Скупое пламя зажженной лучины робко выхватило из мрака земляной пол. Охотники растерянно переглянулись… На полу, чуть поодаль от дверей, разбросив руки и задрав в потолок реденькую бороденку, лежал мертвый Аплин. Чья-то безжалостная жестокая рука расправлялась с лисьенорцами.

Сняв шапки, в молчании замерли охотники возле безжизненного тела. Степан чувствовал, как трудно становится дышать. Задыхаясь, выбежал он из стана. Сжав ладонями виски, остановился, бессмысленно глядя на деревья. Неожиданно слабый металлический щелчок нарушил таежную тишину. Степан резко повернулся на звук – в каких-нибудь десяти метрах, из-за толстого кедра, прямо на него уставились прищуренные глазки на бородатом старческом лице и направленный в грудь винтовочный ствол.

«Конец» – мелькнуло в мозгу. Первым желанием было: броситься вправо, за угол стана, но другая, подсознательная, сила толкнула в противоположную сторону. Падая, Степан услышал резкий звук винтовочного выстрела. Отлетевшая от сруба острая щепка больно ударила по щеке. Лицо и шею обдал холодом колючий ноздреватый снег. Прежде чем Бородатый успел передернуть затвор винтовки, Степан был на ногах. Из стана выскочил Темелькин и навскидку пальнул из обоих стволов в мотнувшийся от кедра сгорбленный силуэт. Густо осыпая хвою, дробь стеганула по ветвям, но оказалась бессильной против человека, скрывшегося за деревьями.

Степан, не раздумывая, схватил ружье и лихорадочно стал надевать лыжи. Однако опытный хант тревожно остановил его:

– Стой, паря, стой! Тайга не любит глупой головы. Куда в потемки бежать? Как дурак на пулю наскочишь!..

Уложив тело Семена Аплина на сдвинутые вместе скамейки, Степан с тестем всю ночь просидели в стане у раскаленной печки. Мучились догадками. Насколько Иготкин мог разглядеть, Бородатый походил на старика Колоколкина. Темелькин дымил трубкой. Закрыв глаза, тоже думал.

– Однако, похожий, крючком горбатый, зверь завалил нашу Дарью, – уже под самое утро сказал он.

– Это не Колоколкин был? – спросил Степан.

– Ни-ни… Ванька Михалыч не зверь. Однако Шаман злобой лютует. Ловить дурака надо. Иначе еще шибко большой беда будет.

Утром Степан с Темелькиным пошли по следу.

Бородатый предчувствовал погоню и старался запутать след. Несколько раз охотники плутали на одном месте, с трудом различая направление лыжни. Опасаясь друг друга, ни Степан с Темелькиным, ни Бородатый не разжигали костров, чтобы согреться и хотя бы чуть-чуть оттаять замороженный хлеб. По ночам сторожко дремали в логовах из пихтовых веток. Иногда Степану казалось, что дальше идти он уже не может. В такие минуты перед глазами всплывало бледное лицо мертвой Дашутки. Временами вспоминался Семен Аплин, когда они вместе сдали первую артельную добычу. На глазах промысловика, редко знавшего охотничью удачу, тогда светились слезы радости. И снова появлялись силы. Ненависть поднимала Степана, и он все шел и шел по следу убийцы.

На третьи сутки Иготкин окончательно ослаб. Пот заливал глаза, а все тело колотил морозный озноб. Стало трудно дышать. С силой Степан втягивал в себя воздух. От этого в груди леденело, как будто в легкие попадали острые кусочки льда.

Противный привкус крови вызывал тошноту, вдобавок, вечером с гулом и свистом закружил над тайгой свирепый ветер. Сорванный вихрем с деревьев снег стал засыпать лыжню. «Все пропало», – с отчаянием подумал Иготкин и обессиленно прислонился к замшелому кедру.

Остановившийся рядом неутомимый Темелькин настороженно заводил носом. Новый порыв ветра обдал охотников острым запахом смолистого дыма. Степан невольно подался вперед, отодвинул с пути мохнатую кедровую ветвь и в нескольких метрах от себя увидел огромный навал сушняка. Раздуваемые ветром языки огня въедливо лизали смолевые сучья, раскидывая по сторонам дымящие искры. Вблизи взметнулось еще одно желтое пламя. Гулко затрещав хвоей, огонь стремительно пополз к вершине высокой пихты. Воздушный вихрь рванул кусок пламени, большим шматком бросил его на вековой соседний кедр. Будто живой вздрогнул таежный великан и в считанные секунды превратился в гудящий гигантский факел.

Дальнейшее Иготкин видел как в тумане. Лихорадочным взглядом искал он среди огненного хаоса поджигателя. «Спалит тайгу!» – с ужасом думал Степан. На какое-то мгновение в стороне от пожара мелькнула черная сгорбленная тень Бородатого. Словно разъяренный медведь-шатун, рванулся Иготкин за тенью. Обессиленный многодневной погоней, Бородатый ушел недалеко. Как загнанный зверь, он повернулся к настигающему Степану и вскинул винтовку. В тот же миг голова его дернулась, а туловище медленно стало оседать на снег. Степан почти не слышал звука темелькинского выстрела. Гудящий огненный ветер подхватил этот звук и унес в вышину, в неслышимость.

«Вот и все, – равнодушно подумал Степан. – Молодец тестюшка. От верной смерти меня спас». Тяжело передвигая лыжи, подошел к убитому. Мучительно долго смотрел в оскаленное лицо и очнулся только тогда, когда рядом стоявший Темелькин громко заговорил:

– За Дарью!.. За Сеньку Аплина, за всех людей, собака-Шаман!..

– Это он?.. – через силу спросил Степан.

– Он, собака, он! Много-много брал у меня соболя за один бутылка водки.

Отвернувшись от оскаленного лица, Степан взял с кедровой ветви пригоршню мокрого снега, поднес к воспаленным губам. Неимоверная усталость навалилась на плечи, погружая сознание в забытье. Словно из тумана, глухо заторопился голос Темелькина:

– Не спи, паря, не спи!.. Бежать надо! Шибко скоро бежать – иначе сгорим!.. Вместе с Шамановой тайгой сгорим!..

– Куда бежать, отец?.. В какую сторону? – обреченно проговорил Степан.

– Чулым-река близко! Лед не горит! Шибко побежим – успеем! Спасемся!..

Тайга уже полыхала вовсю. Тугой весенний ветер с сатанинской удалью рвал с разлапистых кедров охапки пламени, длинными языками вскидывал их к черному небу, закручивал в гигантские искрящиеся свечи и в дикой ярости швырял на соседние деревья. Трескучий гул, разрастаясь, превращался в хрипящее рычание.

Иготкин в полубреду, подняв воротник полушубка, прятал лицо от обжигающего жара и двигался, двигался вперед, смутно различая перед собой худенькую спину Темелькина. Каким чудом старый хант нашел дорогу из этого пекла, Степан так и не понял. Пришел он в себя, когда скатились с крутого берега на чулымский лед, и впереди черным пологом раскинулась весенняя ночь, а за спиной до самого поднебесья бесновалось свирепое море огня…