Вот я и дома! Довольный огляделся, бросив сумку в прихожей. Из кухни вышла бабуля, подволакивая ноги.
– Приехал? Ну и слава Богу! Как экзамены сдал? Покушать не хочешь? Я кисель …, – начала предлагать.
– Приехал. Нормально. Не хочу, – прервал ее.
Чуть настроение не испортила своим овсяным киселем! – мысленно возмутился я и ретировался в большую комнату. Ведь должна знать уже, что не буду ее кисель есть или пить. Вспомнилась серая желеобразная масса, которую она называет киселем и передергиваюсь.
Родителей нет – на работе. С чего начать? Стою в раздумьях посередине комнаты. Конечно к Гульке! Мне вообще скорее хочется ее увидеть и больше не расставаться. Может это любовь? Потом надо найти своих пацанов. К Паше надо бы заглянуть – вроде вырисовываются пара-тройка песен, но над ними еще надо посидеть.
Срочных дел нет – значит к Гульке! Дилька, наверное, подросла, а я ей ничего не купил. Времени не было с этими экзаменами. Хорошо, что тетя заранее побеспокоилась и что-то приобрела из шмоток девчонкам и про Дарию Мирзоевну не забыла. Может все же заглянуть в Детский мир, вдруг что-то увижу прикольное! Хотя нет – я не знаю ее вкусов. Надо с Гулей посоветоваться. Димке тоже не знаю, что уже дарить, надеюсь подруга подскажет.
– Ну, наконец-то! – выдохнула желанная девушка и прильнула ко мне. – Я так и думала, что сегодня приедешь, даже в магазин боялась выйти – вдруг не застанешь? – призналась шепотом, когда мы вдоволь нацеловались до напряга в моих штанах.
– А где…? – выглянул я из-за нее и не заметил мелкой.
– С подружками куда-то с утра умчалась, – сообщила Гуля с улыбкой. – Скоро должна появиться – тоже ждет тебя. Пойдем, кофе тебе налью, – повела меня за руку на кухню.
– Как у вас прошел выпускной вечер? – поинтересовалась она, расположившись напротив меня.
– Нормально, гуляли, катались на кораблике…, – проинформировал, старательно отводя глаза от любящего взгляда, так как не знал – стоит ли говорить о Наташке?
Потом решил, что все равно узнает, так лучше от меня и мою версию.
– С Наташкой произошло, что-то непонятное той ночью. Мне пришлось уйти с Дворцовой площади с пацанами – там наши одноклассники подрались с пэтэушниками и больше ее не видел. По-видимому, ее изнасиловали, так как ее мама каким-то образом обнаружила последствия. Утром примчалась к нам и обвинила меня в совращении дочери, так как Наташка ей не призналась в том, что случилось. Не думаю, что это произошло добровольно – когда мы расстались она оставалась с девчонками. Наташка не способна на безрассудный поступок и не пошла бы с первым встречным, а друзей среди ребят, кроме меня у нее не было. Рассудительная и самолюбивая девчонка. Вот из-за своего упрямого характера не захотела никому открыться. Мне тоже не сообщила о произошедшем – сказала, что не мое дело, сама разберется и бросила трубку, – сообщил я, тщательно подбирая слова.
Не хватало, чтобы у Гульки возникли подозрения в моей неискренности.
Некоторое время она молчала, обдумывая сообщение, а потом тихо заговорила, не поднимая головы:
– Представляю, каково ей сейчас. Знаю много подобных случаев, произошедших с девчонками. Это такой удар по психике! Сама не представляю, как бы поступила в таком случае….
– Наташа сильная, не переживай, – подняла глаза и накрыла мою ладонь своей, успокаивая.
– Я не переживаю, – слегка улыбнулся, – только не приятно, когда обвиняют в том, чего не совершал. И ее родителям мне не доказать свою невиновность.
– Что будем делать сегодня? – спросила Гуля, смущенно улыбаясь и уводя неприятный разговор в сторону.
– Не знаю. Хотел тебя увидеть и не думал, – я открыто посмотрел ей в лицо, чем смутил девчонку еще больше.
Тут входная дверь хлопнула и в квартиру ввалилась компания девчонок во главе с Дилькой. Увидев меня предводитель команчей радостно завопила:
– Ура! Сережа приехал! – и повисла на мне.
– Диля! Веди себя прилично! – возмутилась старшая, но в глазах светилась улыбка.
– Ты нам что-нибудь привез? – спросил непосредственный ребенок, заглядывая в лицо, чем смутила меня.
– Дилька, негодница! – в очередной раз упрекнула старшая сестра.
– В сумке посмотри в прихожей, – предложил я девчонке.
Я сегодня привез в гостеприимную квартиру только пакет с конфетами и сверток с подарками от тети.
– Неси сюда. Нечего по чужим сумкам шарить, – напомнила Гуля правила приличия.
– Я за купальником. Мы с девочками собрались на речку. Пойдем с нами, – предложила мелкая, поблескивая глазами и затариваясь конфетами.
Мы с Гулей переглянулись.
– Пойдем? – спросил у подружки, так в этом году еще не купался и опасался, что уже не доведется.
– Пойдем, только купальник надо найти. Я еще в этом году его не доставала, – смутилась она.
– Ура! – завопила младшая.
– И я без плавок, – вспомнил.
– Может брата подойдут? – пришла на помощь Гуля и смутилась в очередной раз.
Надевать чужие плавки? Ну уж нет!
– Вроде поблизости есть промтоварный магазин. Там трусами торгуют? – нашел я выход.
На реку отправились большой компанией, купив плавки и сладости с лимонадом дополнительно в соседнем продуктовом магазине. Мы с Гулей шли впереди, а позади копания весело щебетавших девчушек. Иногда шум сзади стихал и слышалось приглушенное хихиканье. Вероятно, девчушки активно обсуждали нас. Гуля держала меня под руку и ласково улыбалась.
Место для купания жителей Старослободского района было расположено на берегу реки Волочи. Просторный пятачок вытоптанной земли, полого спускающийся к воде был заполнен детворой, подростками и немногочисленными взрослыми. Вода возле берега была взбаламучена и приобрела коричневый цвет от придонного ила и глины. Раньше я здесь никогда не купался. Мы с ребятами ходили на ближнюю к поселку другую реку, впадающую в Волочу, но и там везде было илистое дно, а спуски к реке глинистыми. В народе их так и называли – Глинками. Девичья глинка, детская глинка, третья глинка, каменная глинка…. Песчаных пляжей в городе не было.
Возникла неожиданная проблема! Где переодеть плавки?
Поняв мои затруднения, Гуля указала на прибрежные кустики. Наши сопровождающие захихикали, когда мы с подружкой отправились туда. Гулька закрыла меня от нескромных взглядов покрывалом, и я быстро поменял трусы на плавки.
Я был смущен отсутствием загара и отличался от окружающих белизной кожи. Выгляжу, как бледная спирохета или моль! – подумал и улыбнулся. Сразу видно приезжего. У Гули загар, по-видимому, прилипал мгновенно, так как из-под лямок бикини выглядывали полоски более светлой кожи и на ногах виднелась граница, где заканчивался подол короткой юбочки.
Смущенный своей белизной, поинтересовался у загоревшей подружки:
– Ты где загорала?
Она смутилась и пояснила:
– С девчонками готовились к экзаменам, а заодно загорали. Кроме этого у нас есть несколько гряд на земельном участке знакомых, и мы с Дилькой ходили их полоть и поливать.
Наши девчата не мучились с переодеванием, а быстро скинув платьица с визгом кинулись к воде и, не обращая внимания на мутную воду начали плескаться на мелководье. Мы с Гулей, взявшись за руки степенно спустились в воду. Я, не желая купаться в грязи, зашел подальше и нырнул, потом кролем поплыл на середину, желая вырваться на речной простор, свободный от заросших берегов с чистой водой. Река в черте города была широкой – метров триста. Никакого сравнения с той, которую видел в походе недалеко от истока.
Развернувшись, увидел, что подружка медленно плывет за мной и направился к ней, сменив стиль на брасс. Доплыв до нее, медленно поплыли к берегу брассом, так как заметил, что Гуля уже тяжело дышит. Все-таки лето короткое на нашей широте и многие подростки не успевают хорошо научиться плавать. Это мы с пацанами каждое лето подолгу проводили на водоемах, играли в догонялки, дурачились и соревновались, поэтому все без исключения уверенно плавали «саженками», а в училище меня уже натаскали.
– Ты где так научился? – поинтересовалась удивленно она.
– Научился…, – ответил и, если бы мог в воде пожал плечами.
Не говорить же о военном училище, где настойчиво заставляли оттачивать умение плавать разными стилями. Мой Ленинградский друг Эдик на первом курсе плавал, как топор, а к выпуску выполнил норму по плаванию на вторую степень Военно-спортивного комплекса, а я уже на втором курсе на первую.
Мое умение заинтересовало не только ее.
– Я тоже так хочу научиться плавать! – подскочила ко мне неугомонная Дилька возле берега.
– Ты по собачьи сначала научись, – с улыбкой предложила старшая.
– Сережа, научи меня, – подняла младшая на меня умоляющее личико.
– Хорошо, попробую, – улыбнулся Гуле. – Ложись на воду и повторяй за мной, – предложил Дильке, рассчитывая, что несколько попыток ее утомят и она отстанет.
Сам вытянулся на поверхности и загребая руками под водой медленно поплыл, молотя ногами по воде. Дилька попыталась повторить, но, подняв руками и ногами тучу брызг, погрузилась в воду, нахлебалась и не тронулась с места. Вскочила на ноги, откашливаясь и отплевываясь и заявила с обидой:
– У меня не получается! Как ты это делаешь?
– Ложись на воду, я поддержу тебя, – предложил я и подсунул руку под полненькое по-детски тельце. – Лежишь? Теперь греби руками и бей по воде вытянутыми ногами.
Отфыркиваясь от попадавшей в рот воды и вытаращив глаза, ученица старательно выполнила мои рекомендации.
– Так. Молодец! – похвалил и пошел рядом, поддерживая снизу девчонку за живот. – А теперь плыви сама! – скомандовал и отпустил.
Проплыв расстояние в шаг, она погрузилась в воду и выпрямилась, встав на ноги и вытаращив глаза.
– Не все сразу, – успокоил я, пока она отплевывалась. – Надо постоянно пробовать и получится.
Упрямо она скомандовала:
– Держи меня снова! – и легла на воду.
В этот раз Дилька продержалась на воде чуть дольше.
– Ты видел? Я много уже проплыла, – поднялась из воды восторженная. – Давай еще!
– Нет уж, давай сама, ложись на воду и плыви, – отказался ее поддерживать, – далеко не заплывай, – указал я.
Улыбаясь, я посмотрел, как она барахтается и побрел к берегу, утопая в иле. Некоторые Дилькины подружки пытались тоже научиться плавать и повторяли за ней.
Вернувшись к Гуле, растянулся на покрывале рядом.
– Достала тебя? – с иронией поинтересовалась она, повернув голову и покосилась на паука на моем плече.
– Пусть учится. Упрямая она у вас, – заметил.
– Это, да! – засмеялась подружка.
– Я хотела с тобой посоветоваться, – пытливо заглянула мне в глаза спустя некоторое время. – Я тут подумала…, да и мама советует…, – начала нерешительно, – что мне не стоит связываться с техникой, как тебе…, – выпалила, решившись и с облегчением выдохнула.
Ее глаза пытливо обшаривали мое лицо с опаской ожидая моей реакции. Не скрывая радости, я кивнул, так как сам хотел ей предложить выбирать профессию по душе, а не идти учиться со мной на инженера.
– Кем бы ты хотела быть? – поинтересовался я.
– Раньше хотела стать детским врачом, лечить животных или учительницей, а сейчас не знаю, – призналась с улыбкой.
– Считаю, что надо выбирать профессию по душе. Все равно мы будем вместе? Ты же в Ленинграде собираешься учиться? – напрягся я.
– Конечно! – воскликнула.
– С радостью приму любое твое решение. Не хочу с тобой расставаться! – признался.
Обнял подружку и поцеловал, не стесняясь окружающих.
– Я тоже! – сообщила она шепотом, глядя на меня счастливыми глазами.
– Вы чего здесь целуетесь? – прибежала мокрая Дилька с синими губами.
Вероятно, мы постоянно находились под наблюдением заинтересованных взглядов.
– Брысь мелкая! Мы взрослые, что хотим, то и делаем, – заявила старшая сестра и сама поцеловала меня. – Хватит купаться, посинела совсем. Вытирайся, – сунула той полотенце. – Белье, конечно, не взяла? – упрекнула младшую. – Вредно девочке ходить в мокром.
– А! – легкомысленно отмахнулась та, – высохнет, – ответила и отвернулась к подружкам, которые столпились невдалеке.
Я огляделся и заметил, что наша разновозрастная компания притягивает внимание окружающих, а некоторые пацаны повзрослее косятся на фигуру Гульки. Из женской половины отдыхающих, она единственная выделялась фигурой и красотой. Стройная, с гривой черных слегка вьющихся волос, красивым привлекательным лицом и бронзовой кожей, она притягивала взгляды. На меня тоже посматривали, но не так, а встретившись взглядами отводили глаза. Завидуют?
– Садитесь, девчата, – предложил я, пересев на край покрывала.
Гуля тоже поднялась и пересела ко мне, прижавшись плечом. Девчонки с шумом расселись на покрывале и начали быстро уплетать сладкое под лимонад, косясь на нас и тихо переговариваясь. Всем им было лет по двенадцать и у некоторых под купальниками начинали проступать бугорки.
Вспомнилось, как в школе с пацанами прижимали в уголке одноклассниц и других девчонок, у которых начинала топорщиться грудь под платьем. Однажды, мой сосед по бараку Женька попался, зажав какую-то крупную с пухленькой фигуркой девочку в дверях магазина, а потом улепетывал от криков ее матери на всю улицу:
– Ты чего делаешь, подлец? Чего там щупать? Это же не титьки, а жир!
Потом долго с ребятами прикалывались над сластолюбцем, предлагая:
– Пойдем, Жека, жир пощупаем? Жека, гляди, еще одна жирная идет!
– Пора собираться, – предложила Гуля через некоторое время, – мама должна на обед прийти, – пояснила мне. – Тебе надо переодеваться? – побеспокоилась.
– Я же не девочка, – ответил с улыбкой и легко поднялся.
– Ты с нами? – спросила она у сестренки.
Та с подозрением и надеждой взглянула на меня, затрудняясь с ответом.
– Мы мороженое пойдем есть и в храм зайдем потом, – заинтриговал я соблазняя.
– А девчонкам можно с нами? – взглянула Дилька на насторожившихся подружек.
Я заметил, что кто-то ущипнул ее сзади, напомнив про них. По-видимому, девчонкам в летние каникулы было все равно, как время проводить, а тут такое событие …!
– Можно, конечно, – улыбнулась Гуля, – только пусть косынки захватят, – напомнила и взглянула на меня.
– Новую песню придумал для нашего церковного хора? – поинтересовалась она по дороге.
– Тосковал по тебе, вспоминал, как мы ходили к попу. Настроение, подходящее было и придумал. Только перед возвращением вспомнил и досочинил текст. Думал, что захочешь покланяться и помолиться за наше поступление, – пояснил я с улыбкой.
– Это хорошо! – обрадовалась она. – Только почему к попу? Отец Стефан не понравился тебе? – заглянула в лицо.
– Почему? – в свою очередь удивился я, – он нормальный мужик и хороший человек, судя по отзывам, – прислушался к себе. – Просто не доверяю попам. Пользуются человеческими слабостями и этим живут.
Гуля молча шла рядом, обдумывая мои слова.
Купил в киоске на рынке всем по три порции мороженого, большинство шоколадные трубочки за двадцать восемь копеек, обсыпанные ореховой крошкой, так как сам соскучился по этому лакомству и для того, чтобы Дилькины подруги потом не упрекали меня в жадности и не давать повод для драк. В Ленинграде такого мороженного не встречал. Продавались похожие на палочке, но вкус был совсем другой.
Пока шли до церкви, все умяли.
В храме отца Стефана не оказалось, а хористки встретили меня с улыбками в этот раз и сразу отправили какую-то девушку помоложе за настоятелем. И здесь дедовщина! Или бабовщина, – отметил, сдерживая улыбку.
Дожидаться попа не стал, а сообщил о новой песне и исполнил «Радость моя», которую в будущем будет петь Жанна Бичевская и, созданную на слова иеромонаха Романа.
Радость моя, наступает пора покаянная,
Радость моя, запожарилась осень вокруг.
Нет ничего на земле постоянного,
Радость моя, мой единственный друг.
Затосковали деревья бесправные,
В ризах, растерзанных гибели ждут.
Лишь золотые Кресты Православные,
Радость моя, нас в бессмертье зовут.
Радость моя, эта суетность грешная
Даже на паперть швыряет листы.
Но возжелали покоя нездешнего
Белые Церкви, Святые Кресты.
Их не прельщают купюры фальшивые,
Не привлекает поток золотой,
Нужно ли Вам это золото лживое,
Вам, лобызающим вечный покой?!
Все немногочисленные посетители храма замерли, вслушиваясь в слова, а под сводами церкви билось эхо моего голоса. Классная акустика здесь! – мысленно отметил я в очередной раз.
Старшая среди хористок засуетилась, достала тетрадь с псалмами и попросила надиктовать слова. Потом вместе с ней повторили песню. Некоторые женщины подпевали, заглядывая в тетрадь. Стефан появился, когда женщины заканчивали песню уже без меня. Судя по всему, и эта песня им понравилась.
Заметив батюшку, с умилением слушавшего хор, подошел и поздоровался.
– Здравствуй, Сережа, здравствуй дорогой. Значит не забываешь нас? Тянет в церковь? – с доброй улыбкой он обратился ко мне.
– Увы, нет, – смутился я почему-то, – песню вспомнил и решил отдать вашему хору.
– Ничего, ничего, – успокаивающе заговорил он, – значит не пришло еще время. Душа у тебя праведная, чувствует где есть правда.
Заблуждаешься отец, грешен я, – подумал я и вновь смутился. Растерянно покосился на Гульку. За ней испуганной стайкой с непривычно серьезными личиками столпились девчата в платках.
– Ты снова в сопровождении, – пошутил старик, заметив мой взгляд.
– В этот раз я сам их привел, – признался я, – но нам надо уже идти. Ваши женщины изучили песню и моего вмешательства больше требуется.
– Благословляю, – кивнул настоятель головой и перекрестил нас. – Приходите еще.
– Хорошо. Всего вам доброго, – попрощался я по-светски.
Почему-то из чувства противоречия мне не хотелось в беседе со священнослужителем использовать религиозные слова и обороты.
У меня есть еще пара-тройка песен для Аркадьевича и одна для Севы из областного центра. Обещал в свое время Князю, – размышлял я, провожая девчонок. Что-то они притихли после храма. Когда шли туда веселые были, шумные, говорливые, а сейчас идут и только вполголоса переговариваются. Так посещение церкви повлияло на девчонок?
Гулька идет молча рядом, видит, что я задумался и не мешает. Повернулся к ней:
– Чего молчишь?
– Ты же о чем-то думаешь, – подтвердила.
– В Москву не хочу ехать, – признался, – но надо. Деньги нам в Ленинграде пригодятся.
– Могу составить тебе компанию, – предложила она тихо, да и Дилька запросится, – предположила.
– Поехали, – согласился я. – Только не знаю еще, когда. Надо с пацанами встретиться.
– Когда в Ленинград поедем? – поинтересовалась подружка.
– Думаю в начале июля, приедем утром и в тот же день документы подадим. Решила куда? До этого времени надо медкомиссию пройти и справку 086 сделать.
– С мамой сегодня посоветуюсь и решу. А на медицинскую комиссию завтра пойдем?
Молча кивнул головой. Документы из местной поликлиники я по отъезду не забирал, поэтому справку для поступления в учебное заведение буду делать здесь.
Ближе к вечеру встретился в поселке с ребятами. Пацаны обрадовались. Среди них заметил Камиля и несколько малознакомых лиц.
Хруль, который был среди ребят, вопросительно вскинул голову. Я молча кивнул головой, а позже попросил оставить ключ от квартиры с утра.
Пацаны, как всегда вывалили кучу новостей про их жизнь в поселке и о наших знакомых. Это меня мало касалось, а вот новости от Стаса оказались интересными и заставили задуматься. В сборе икон возникли трудности, так как все ближайшие доступные места ребята прочесали и нужно было уезжать от города все дальше, а полностью пустых от жителей деревень, таких как в стороне Душкина не оставалось или они не знали их местонахождения. Не было и богатых на иконы заброшенных церквей. Вероятно, при закрытии властями деревенских храмов жители растаскивали церковную утварь по домам. Деревенским пацанам было проще, так как они, не стесняясь соседей лазили по брошенным домам, а нашим стоило сунуться в такой дом, как пришел мужик и поинтересовался их интересом к развалюхе.
– Боюсь наших потянет на кражи, – высказал Стас опасение. – Деревенские уже попались на взломе дома. Когда был у них Стриж старший за главного, то местные жители опасались жаловаться в милицию на проделки ребят из его компании, а у Юрки нет такого авторитета. Ребята не попытались даже купить ненужные хозяевам доски, а решили их украсть. Хозяева узнали – кто проник в их дом и заявили в милицию. Хорошо, что пацаны не выдали Ухналя, а вернули иконы и на этом все закончилось, а дело прекратили.
Твой одноклассник Фил тоже залетел на этом. Его сборщики попались на краже, но его покрывать не стали. Не знаю, чем у них все закончилось, но Фила таскали на допросы. Украденное пришлось вернуть, хорошо, что не успели продать.
– Значит Фил продолжил этим заниматься без меня, – удивился я вслух. – Интересно, кому он толкает доски?
– Ты не знал? – удивился в свою очередь Стас. – Новикову, кому еще? Тому все равно от кого принимать антиквариат, – предположил. – Думаю, что из-за твоего шустрого одноклассника Соломоныч тогда и снизил цены. – Но Дашкинские пацаны дефицитные шмотки в Москве не покупают, это точно знаю, – попытался успокоить меня.
Это-то понятно. Фил сам равнодушен к обновкам и таскать их своим пацанам не хочет.
– Вероятно, стоит завязывать с иконами, – предложил задумчиво я
– У нас уже набралось на очередную партию, – удивленно посмотрел на меня Стас. – Ребята ждут шмотки. Камиль, вон такую активность проявил! – кивнул на нового члена компании. – Я предполагал, что после экзаменов ты приедешь и с Ухналем ждали только тебя.
– Без меня так и не ездили? – удивился я.
– Ездили, сдавали Митричу, – признался он. – Помнишь того коллекционера? – уточнил.
– Зачем меня тогда ждали? – спросил Стаса.
– С тобой надежней. Мы торговаться не умеем, – улыбнулся друг. – А ты интеллигентно можешь спорить, да и с нами не хотят встречаться фарцовщики шмотками.
Я вздохнул. После нескольких краж икон в нашем районе менты уже заинтересовались повышенным спросом на иконы. Не хотелось, чтобы появились фигуранты уголовных дел среди моих друзей и хороших знакомых пацанов, но и возвращаться самому в этот бизнес нельзя, как Князю обещал. Он, вероятно, что-то знал и настаивал, чтобы я не связывался с этим.
– Ладно съезжу с вами, но иконы сами продавайте без меня. Помогу только со шмотками. Времени мало, поэтому готовьтесь выехать завтра. Втроем увезем все? – принял я решение.
– Попробуем, – задумчиво кивнул собеседник. – Куда ты торопишься? – удивился.
– Это у тебя все лето впереди свободное, а мне надо в начале июля документы подавать в Ленинградский Политех. Первого планирую выехать, – пояснил, глядя на друга.
– Ладно сделаем. Камиль! – Стас обернулся к пацанам, сидящим отдельно и ожидающих, чем закончится наш приватный диалог. – У тебя мотоцикл на ходу? Съезди в деревню к Юрке-Ухналю и сообщи, что завтра выезжаем в Москву с товаром втроем.
Пацаны оживились и стали активно обсуждать долгожданные вещи, которые планировали купить себе и подругам.
– Можно этого Камиля привлечь, – сообщил Стасу вполголоса я, так как из новой памяти знал, что этот паренек отличается предприимчивостью, в будущем будет большую часть жизни заниматься предпринимательством и успешно переживет бурные криминальные девяностые годы.
Удивленный Стас кивнул, посмотрев на меня, но ничего не спросил. Осталась вера у друга в меня и в мои рекомендации.
– Камиль. С нами поедешь, – предупредил парня друг и у того озадаченное выражение лица сменилось на довольное.
– Почему Яшку не вижу? – пригляделся я к компании, не слыша привычного «На х…й, бл…дь, тьфу».
– Переехал в город. Его родакам квартиру, наконец, дали, – ответил кто-то из ребят.
– Родителям твоего соседа Андрея Малышева тоже дали квартиру в том же доме, – просветил Стас. – Яшка часто раньше появлялся здесь, а сейчас другая компания у него появилась. – Он тебе нужен?
– Нет, но рад за него. Сколько можно большой семьей ютиться на нескольких квадратных метрах с печным отоплением? – высказал я свое мнение.
Расселение поселка продолжалось и ряды нашей сложившейся компании таяли, но появлялись новые лица. Сейчас среди пацанов находились новички – Скворец из желтого дома, Санек со Строительной и Демон с Литейной. Последний был избит в ремеслухе Медведем, парнем из городского района Хлебники (народное название), весом в два раза больше и выше на голову щуплого Димки. Демон, как прозвали его ребята, обратился за помощью к Стасу, наши вступились за пацана и отловили в ГПТУ Медведя. Тот приссал, так как знал о репутации заводских ребят и откупился ящиком водки.
– Зачем вам водка? – поинтересовался я, так как неодобрительно относился к спиртному. (Сколько бед произошло из-за нее!)
– Славке Романову на проводы весной часть отдали. У его матери денег не было, чтобы достойно проводить сына. Яшкино новоселье отметили, так и разошлась, – пояснили ребята с улыбками.
– Чего это вы развеселились? – заподозрил я неладное.
– Когда провожали Рому в военкомат утром, схлестнулись с какими-то пацанами, – улыбаясь поведал Стас. – Знаешь, за мостом дамба ведет к военкомату? Санек схватился с одним, – кивнул на новичка, – и скатились оба с дамбы. Так тот приссал и помчался от Сани, а в это время река разлилась, затопила низину, и парень, спасаясь так и забежал в топь. Стоял по колено в грязи, пока мы не ушли к военкомату, хотя его звали, чтобы возвращался и обещали не трогать.
– Леднев с Михой из армии пишут? – поинтересовался я.
– Миха мамке только пару писем прислал, да фотку, а Рыжий написал мне. Вроде все нормально у него, крутит баранку, но жаловался, что «деды» за…бали! – поведал Стас.
– Ничего, сам «дедом» станет. Сейчас-то уже «молодой», – улыбнулся я, вспомнив неофициальную армейскую иерархию.
По дороге домой вспомнился разговор с Князем по теме антиквариата, которую затронули со Стасом в прошедшей беседе. Я ведь обещал Соломонычу сообщить авторитетному Вору о наезде других жуликов на антиквара. Долго сомневался – стоит ли звонить и напоминать Гвидону о себе, но решил, что ничего страшного не будет, если выполню просьбу москвича и в начале декабря набрал знакомый номер.
– Здравствуйте, Юрий Васильевич.
– И тебе не хворать! – услышал знакомый голос. – Давно о тебе не слышал. Откуда звонишь?
– Из Ленинграда. Я звоню по просьбе нашего московского знакомого.
– Я же тебя предупреждал, чтобы не связывался с ним, – голос Князя построжел.
– Я и не связываюсь. Ребята попросили поговорить с ним – он их кинул.
Услышал, как собеседник хмыкнул в трубку.
– Ну и не надо тебе лезть к нему. Кидают тех, кто сам желает быть «обутым». В ином случае надо сразу брать за кадык и забирать свое, иначе так и будешь лохом по жизни.
– Ребят я не мог бросить. Сам втянул их в это дело, а когда мой бывший компаньон их обманул, решил спросить его.
– Получилось? – заметил иронию в голосе собеседника и неожиданно подумал, что для него слово «спросить» может иметь другое значение.
– Получилось, даже больше ожидаемого. Хотя мне показалось, что для него важнее хорошие отношения со мной и вами. Он просил передать, что вашим с ним делам угрожает опасность.
– Ну, ну, продолжай.
– К нему из вашей среды обратились люди и предложили гнать по его каналам «рыжевье» и камни. Сразу вокруг него засуетились комиссии из различных органов, и он решил на время отойти от дел….
– И ты ему поверил? – прервал меня Князь. – Зачем лезешь в это дело, где ты лох, как и твои друзья? – повысил голос. – Этим людям никогда нельзя верить. Продадут и предадут сразу, если им это будет выгодно. Серьезные люди никогда не будут связываться с таким дерьмом и не станут вести с ним вообще никаких дел. Может ему «лапшу навешали» и «варганку крутили» «подснежные воры» (притворялись ворами).
То, что Князь заговорил по фене, понял насколько он недоволен, но не понял – мной, Соломонычем, теми преступниками или всеми.
– Я все понял, – смирился я и отступил.
– Что ты понял? – повысил он голос. – Занимайся делом, в котором понимаешь и у тебя хорошо получается, а то Сева заждался. Все, говорить больше не могу и так наговорили тут….
– Всего доброго, – я попрощался и повесил трубку.
Потом долго размышлял об этом разговоре и понял одно – нельзя доверять никому – ни ворам, ни спекулянтам, а я действительно лох, пытаясь играть на их поле.
А ведь была мысль обратиться к Гвидону и наказать Ленкиного развратника руками братвы. Что бы мне сказал Князь в этом случае? Представил наш диалог:
– Можешь ли что-то предъявить извращенцу?
– Нет. Кроме, как со слов пострадавшей.
– Тогда никто из уважаемых людей не будет связываться с мутным делом. Ты уверен, что тебе правду сообщили?
– Я верю.
– Это не довод. Если сам боишься наказать обидчика девочки, то заплати желающим и покажи фэйс извращенца.
Значит нужно самому разбираться с этим Никифоровым. Выбирать время, узнавать все про него, потом ловить и наказывать. Мне-то доказательства не нужны.
На следующий день опять не получилось с Гулькой навестить хату Хруля. Полдня бегали по врачам, оформляя справки для поступления, а потом она помчалась домой готовиться к поездке в Москву.
С Пашей тоже не встретился – он уже ушел куда-то. Может и к лучшему – песня «Гранитный камешек» ведь, как про него и Евгению Сергеевну написана. Стоит ли ворошить прошлое? Придется везти сырые песни к Аркадьевичу.
В назначенное время встретился на вокзале с ребятами, нагруженными свертками. Через некоторое время подъехала Гуля с Дилькой. Познакомил всех и загрузились в вонючий вагон.
– Что они везут? – поинтересовалась подруга, когда остались в купе втроем.
– Дела у них в столице, – ответил я неопределенно, заметив насторожившуюся мелкую.
Через несколько часов поездки меня, да и остальных пассажиров достали двое пьяниц, едущих в соседнем купе. Надоел их мат, громкий разговор, курение и ссоры с женщинами, пытающихся их урезонить.
Успокаивающе махнул сестренкам и вышел к буйным соседям.
– Мужики, хватит орать, курить и материться. Мешаете всем, – обратился я к пьяницам.
– Иди отсюда малец. Не твое дело, – отреагировал один их них.
За спиной почувствовал движение. Стас с ребятами подошел на поддержку.
– Вам же сказали – хватит бухать, или будете допивать на ближней станции! – с угрозой предупредил их Стас.
– Ладно. Все, – пробормотал один из них с красным лицом и заплывшими глазками, видя наше численное преимущество.
Какое-то время было тихо, а потом веселье разгорелось с новой силой. Я поднялся и улыбнулся Гуле, взявшей меня за руку.
– Все будет в порядке, – успокоил ее и освободил руку.
Стас меня опередил. Он прошел к пьяницам и вылил, оставшуюся в бутылке водку на голову краснорожего. Тот с ревом попытался вскочить, протирая глаза. Друг своей лопатообразной ладонью толкнул его в лицо. Тот упал на место, врезавшись спиной в стену.
– Вас же предупреждали? – спросил Стас спокойно. – Хотите оказаться на улице? Я устрою.
– Ты что сделал, сука? – заорал умытый водкой, промаргиваясь и протирая слезящиеся глаза, но вставать вновь не пытался.
– Еще раз услышу от вас хоть звук, вылетите из вагона, – предупредил их Стас и, взглянув с улыбкой на меня вернулся к ребятам.
Довольные пассажиры благодарили друга пока он шел по проходу. Оставшийся путь ехали спокойно под радостное Дилькино щебетанье, пока она не уснула, а мы с подругой ночью опять оказались на одной полке, где она помогла мне разрядиться рукой. Помочь ей достичь кульминации руками мне не удалось, хотя и был близок к цели.
В столице, взяв билеты на обратный путь, отправились звонить своим абонентам. С антикваром договаривался Юрка(!). Вероятно, у него лучше получалось торговаться, чем у Стаса. Я не вмешивался – ребятам виднее. Сам позвонил Аркадьевичу по нескольким номерам, но не дозвонился. Только на одном мне пообещали разыскать его. Вот живчик, не сидится на месте! Скрывая досаду, набрал номер, выданный Виктором для связи. Фарцовщики опять переехали. Договорился с Виктором о встрече, сообщил ребятам новый адрес и договорились встретиться после обеда. Потом взяли два такси и разъехались по своим делам.
С девчонками поехал кататься по столице, смотреть строящиеся олимпийские объекты, периодически останавливаясь возле таксофонов. Одно дело смотреть и слушать про олимпийские объекты и планах строительства при подготовке к Олимпиаде по телевизору и другое дело видеть своими глазами. Мы успели побывать на Ленинских горах, чтобы полюбоваться громадой МГУ, ареной Центрального стадиона Лужники с чашей Олимпийского огня за Москва-рекой и горнолыжными трамплинами на склоне. Проехали мимо строящегося оригинального из лепестков спортивного зала «Дружба» и наконец Аркадьевич откликнулся. Договорившись возле дома администратора встреться через несколько часов, отправил сестер на аттракционы, а сам пошел в подъезд.
После радостных взаимных расшаркиваний Иосиф Аркадьевич в предвкушении провел меня в свою студию, приобняв за плечи. Я уже было задумался о нетрадиционной ориентации администратора и захотелось стряхнуть его руку. В этой среде таких немало, но он сам отпустил меня стоило войти в комнату.
– Сегодня всего три песни, – огорчил я хозяина, подавив раздражение, – и записать на пленку не успел. Времени не было совсем – экзамены, то да се….
– Ладно, давай, что есть, – не скрывая разочарования махнул рукой он.
– Мне бы гитару, – посмотрел я на него.
Проверив строй инструмента, объявил:
– «Прощай», – и запел песню группы «Маленький принц», подыгрывая на гитаре.
Вновь иду и шаги свои слышу
В этот час даже ветер уснул
Я один, в вечности, я один
Так навсегда, жизнь моя лишь смена картин
Ты не плачь, не могу я остаться
Буду лишь долго помнить тебя
Где-то там, в городе мне родном
Ты будешь жить лишь этим днем, лишь этим днем
Прощай, мимо промчится ночь, мимо промчится ночь
Утром растает, как в огне
Прощай, не повторится ночь, не повторится ночь
Та, что ты подарила мне…
Закончив, вопросительно смотрю на хозяина, а Иосиф Аркадьевич молчит. Наконец, как бы очнувшись, он пошевелился и поднял голову.
– Говоришь, нот нет?
Отрицательно я помотал головой, озадачившись поведением музыканта. Насколько разительно его поведение отличалось при нашей встрече и сейчас. Весь собран, глядит остро и требовательно.
– Давай следующую, – распорядился он по-деловому.
Я поправил гитару, замер на мгновение и объявил:
– Для певицы. «Зимний сон». (В будущем будет петь Алсу).
Звёзды поднимаются выше,
Свет уже не сводит с ума,
Если ты меня не услышишь,
Значит, наступила зима.
Небо, загрустив, наклонилось,
В сумерки укутав дома,
Больше ничего не случилось,
Просто наступила зима.
В тот день, когда ты мне приснился,
Я всё придумала сама,
На землю тихо опустилась зима, зима.
Я для тебя не погасила
Свет в одиноком окне,
Как жаль, что это всё приснилось мне…
Опять получилась задумчивая заминка, но стоило Аркадьевичу пошевелиться, как я, не дожидаясь команды, сообщил:
– И последняя – «Гранитный камушек». (Из репертуара «Божьей коровки).
В этот вечер снова ждет тебя другой
Это он украл любовь у нас с тобой
Не ходи к нему на встречу, не ходи
У него гранитный камушек в груди
Не ходи к нему на встречу, не ходи
У него гранитный камушек в груди
Пусть он ходит за тобою по пятам
Ты не верь его обманчивым словам
Он слова тебе красиво говорит
Только каменное сердце не болит…
Работали над песнями значительно дольше, чем с Павлом, так как музыкант пробовал разные тональности, проигрыши, другие варианты исполнения, на ходу придумывая аранжировку. Иногда я на настаивал на своем варианте. Спорили. Теперь я понял, что значит настоящий профессионал.
Утомившись, Аркадьевич предложил временно прерваться на кофе. Я был всегда ЗА, хотя уже тайком косился на часы. Приближалось время встречи с девчонками и ребятами.
За столом он поинтересовался:
– Куда поступать собрался?
– В Ленинградский Политехнический.
– Зачем тебе это? Твое дело – эстрада, песни! Это тебе я, как профессионал говорю.
Меня спас дверной звонок. Хозяин, извинившись поспешил к входной двери и в прихожей забубнили голоса. Послышались женские восклицания и смех. Через некоторое время Аркадьич вернулся и предложил:
– Сережа, не хочешь познакомиться с моими гостями? Там настоящие или будущие знаменитости. Потом гордиться будешь такими знакомствами.
– Извините, Иосиф Аркадьевич, но я уже опаздываю и мне надо идти, – отговорился я.
Некоторое время он молча всматривался в меня, не веря, что я не шучу и говорю всерьез. Я смотрел на него невинным и искренним взглядом.
– Хорошо, я сейчас, – пробормотал он удивленно и вышел.
Принес пакет и протянув мне, сообщил:
– Можешь не считать, там пятнадцать тысяч. Завидую я твоей молодости, Сережа. Вся жизнь впереди…, – вздохнул по-стариковски.
– Кто-то сказал, что молодость, это недостаток, который быстро проходит, – ответил я известной сентенцией.
– Да, да. Жду тебя с нетерпением, Сережа! Эх, жалко времени нет. Хочется мне с тобой посидеть спокойно и серьезно поговорить. Все спешим, спешим куда-то. Так жизнь и проходит, – Аркадьич как-то сник, растроенный.
Выйдя на улицу, я поймал в объятия восторженных сестренок.
– Мы сейчас Аллу Пугачеву видели! Как раз в этот подъезд зашла. Сначала растерялись, не поверив глазам, а потом поздно стало, она уже в подъезд зашла с компанией.
Я понял, кто пришел в гости к Аркадьевичу, с кем он хотел меня познакомить и улыбнулся.
– А чего вы от нее хотели? – заинтересовался, чем смутил обеих.
– Не знаю, – задумалась Гуля. – Просто необычно – со знаменитостью, которую видишь по телевизору, просто встретиться на улице…
– Ладно, в следующий раз для вас автограф попрошу, – пообещал я с улыбкой.
– Ты ее знаешь??? – обе распахнули глаза.
– Нет, но мой компаньон предложил мне сейчас познакомиться со столичными знаменитостями.
– А ты? – воскликнули одновременно.
– Отказался. Ведь меня ждали такие красавицы! – приобнял обеих, а сам подумал: Гуля недалеко ушла от своей младшей сестренки, хотя старается выглядеть старше и опытней.
Чего в этих популярных звездах есть то, чего нет у других? Большинство умом и красотой не блещут, с отвратительным, избалованным и капризным характером. У Пугачихи даже вкуса в одежде нет
– В чем она была одета? – поинтересовался я.
– Так ты ее не видел? – удивилась подружка.
– Нет, был в другом помещении, – ответил я, продолжая развлекаться.
– А-а, – разочарованно протянула она. – Брючки коричневые, туфельки на шпильке, свободная салатового цвета блузка – начала перечислять, подняв глаза.
– Сумочка необычная на ремешке, – подсказала Дилька, – прическа пышная, волосы крашеные….
– Все, все, хватит, – поднял я руки прерывая сестер и удивляясь, что за несколько секунд они так много запомнили.
Я, как и большинство мужиков, могу проговорить с человеком несколько часов, а потом не вспомнить в чем тот был одет, какая у него была прическа, цвет глаз и волос, если не запоминать специально.
Домой возвращались довольные и усталые. Ребята с девчонками везли баулы с импортной одеждой, а я купил только джинсовый костюм и кроссовки с мокасинами.
Виктор успел пожаловаться, что милиция и КГБ стоят на ушах и зверствуют. Во-первых, в период проведения Спартакиады народов СССР, на которую впервые были приглашены зарубежные спортсмены и в преддверии Олимпиады, усилен режим службы, а во-вторых, кто-то грабит иностранных туристов под видом сотрудников КГБ. Многие его клиенты погорели на фарцовке.
Он еще делился какими-то новостями, а я вспоминал и не слушал. В будущем видел какую-то телепередачу, где рассказывалось про операцию, которая вроде называлась «Ночная Москва», проводимую совместно МВД и КГБ. В ходе ее было задержано около шестидесяти человек. Банда грабителей под руководством бывшего спортсмена-борца из Смоленска действительно грабила иностранцев, прикрываясь поддельными удостоверениями сотрудников всесильного ведомства. Фамилия главаря к сожалению, вылетела из головы, но запомнил, что им в криминальных делах помогала младшая семнадцатилетняя сестра главаря.
Вероятно, по таким сведениям, можно не трудно вычислить преступников, но как передать в правоохранительные органы эти сведения? К тому же я зарекся вмешиваться в историю. Да и стоит ли? Все равно их в августе поймают. Хотя в данном случае стоит попробовать, так как телефонные сообщения по 02 в это время не записываются, но лучше подстраховаться. Или все же не стоит? Так в сомнениях и сел в вагон. Даже Стас, заметив мое состояние пошутил:
– Ты чего такой, как ломом пришибленный?
Я поначалу растерялся, а потом нашелся:
– Сегодня девчонки Пугачиху видели. Предполагаю, что вскоре мою песню запоет.
– Что за песня? – заинтересовался друг.
– Теперь она не моя. Не могу сказать, – извиняюще улыбнулся я.
– Может вечерком соберемся, споешь нам, как раньше, – предложил он.
– Времени в этот раз нет. В августе приеду надолго, тогда спою, – пообещал и задумался над промелькнувшей в разговоре идеей.
Вероятно, Аркадьевич, как и Соломоныч значительно недоплачивает мне. Может мне надо выходить напрямую на популярных исполнителей – Лещенко, Кобзона, Хиля, Ротару или ту же Пугачеву? Только, где искать каждого? Адреса проживания многие, вероятно скрывают, защищаясь от поклонников, но это не трудно вычислить – фанаты все равно все знают. Есть ли у меня время разыскивать их, узнавая адреса, отлавливая на концертах или в местах репетиций? Даже если удастся встретиться, захотят ли они общаться с неизвестным подростком? Возможно, только по рекомендации, а кто меня порекомендует? Аркадьевич? Не смешите мои тапки! Оно ему надо? Кроме этого финансовые вопросы решают не сами исполнители, вернее не только они, а есть администраторы. Захотят ли они раскошелиться? Не появится ли мысль кинуть сопливого одинокого подростка? Сколько в настоящее время и в будущем происходило ссор между исполнителями и мастистыми поэтами-песенниками или композиторами? Знаменитые певцы и певицы кидали таких людей, как Паулс, Дербенев и многих других. Так стоит ли метать бисер? Есть постоянный покупатель, как источник дохода и Аркадьевича мне достаточно пока.
О Ленинградских исполнителях даже задумываться не стоит – их финансовые возможности значительно ниже, чем у москвичей.
Может в будущем, когда стану старше, появится возможность заявить о себе, как о поэте-песеннике или барде, или, когда сами исполнители будут выстраиваться в очередь за моими песнями. Уже сейчас от меня ждут новых песен музыканты – Пашины коллеги из моего города, областная певица и Сева. Слава и деньги от меня не уйдут.
– Пей чай, остынет, – прервал размышления голос Гули.
Вот, блин. Опять ушел в себя и про девушку забыл, – поднял глаза на нее и заметил перед собой стакан в железнодорожном подстаканнике и спящую Дильку за спиной Гульки.
Умаялась девочка, – с нежностью посмотрел на спящего ребенка. За вагонным окном была темнота и только редкие фонари на переездах изредка проносились мимо. В вагоне тоже приглушили свет.
– Извини, задумался, – повинился я перед подружкой и взял ее руки в свои.
– Ты часто о чем-то думаешь, – заметила она, – все в порядке? – побеспокоилась.
– В полном, – попытался я заверить с улыбкой. – Раз я мыслю, значит существую? – пошутил.
Она мне ответила осторожной неуверенной улыбкой.
Хватит пугать молчанием свою девушку! – решил про себя. Замечательная у меня подружка – терпеливая и понимающая. Еще будет время подумать обо всем в одиночестве. Перетянул ее на свою полку, обнял и шепнул на ушко:
– Давай я тебе напою тихонько песни, которые продал сегодня и буду продавать потом.
Пашу сегодня пришлось опять будить. Это понятно. По вечерам он лабает в нашем городском кабаке, возвращается домой поздно, а там еще выдерживает один или несколько раундов постельной борьбы со своей Мариной. Опять она мне открыла, только в этот раз выглядела свежей, умытой и причесанной, а ногах были женские желтые пушистые тапочки в цвет махрового халатика.
Не дожидаясь моего вопроса, уточнила:
– Привет! Приехал? Пашу будить? Проходи на кухню, – и не закрывая дверь отправилась в их комнату.
– Не застал тебя накануне. Пришлось везти в столицу неподготовленные песни, но ничего, справились, – признался я, встретив лохматого и заспанного друга. – Зато написал отличную песню для Севы, – покосился на греющую уши Марину.
– Мы только вчера с гастролей по колхозам вернулись. Сельчан вдохновляли на трудовые подвиги. С ними никакого здоровья не хватит, до сих пор голова трещит, – пояснил он и поморщился. – Мы с Мариной недавно заявление подали, – смущенно улыбнулся. – Свадьба в сентябре. Тебя приглашаем.
– Поздравляю, – искренне улыбнулся я, оглядев жениха с невестой. – Буду обязательно, если не поступлю в ВУЗ, но подарок от меня будет в любом случае, – пообещал. – У меня нет времени дожидаться приезда Севы. Продавать придется тебе, проси три тысячи, и одна тебе в подарок на свадьбу.
– Что за песня? – вернулся музыкант к творчеству.
– Гитары нет, возьмите бубен! – пошутил я, вспомнив «В бой идут одни старики». – Давай с моего голоса, – предложил. – Называется «Одинокий волк». (Виталий Цаплин).
Мир тревожным окутан сном,
Над землею опять тишина,
Ты опять покидаешь дом,
Ты не знаешь сна,
Что-то шепчет тебе луна,
Глядя с черных своих небес,
Ты один и она одна,
Спит усталый лес.
Ты уходишь от людей,
Ты в погоне знаешь толк,
Ты живешь жизнью своей,
Одинокий волк…
Кирилл Трофимович тяжело поднялся из-за стола. Только сегодня он вернулся из поездки по стране и приехал домой отдохнуть, так как в последнее время плохо чувствовал себя. Уже продолжительное время держалось повышенное давление и периодически температурил, но послаблений себе не давал и к врачам не обращался, зная, что они посоветуют отдохнуть, обследоваться и прочее.
Если его непосредственный начальник Тихонов находит силы работать, участвовать в заседаниях Политбюро, не хватало заболеть заместителю Председателя Правительства. Да и повод для сплетен «товарищам» и «соратникам» по Политбюро давать не хотелось: «Сдает Кирилл Трофимович, на пенсию пора…», а он полон сил и не болен (почти). 60 лет рассвет возраста для политической деятельности, а сколько планов…!
Жалко, что погиб настоящий соратник по Политбюро и можно сказать друг Романов Г. В. Получив известие о его гибели, Мазуров был ошарашен. Не должны гибнуть люди их уровня в рядовой авиакатастрофе. Он поставил задачу своим помощникам выяснить из первых рук причины катастрофы, не дожидаясь официальной версии, но тех постигла неудача. Оказалось, что уже все лица, связанные с вылетом злосчастного самолета, технические службы и сопровождения полета прикрыты подписками о неразглашении, а везде находились сотрудники КГБ.
Экстренное заседание Политбюро, созванное по причине гибели их соратника, ничего не прояснило. Назывались наиболее вероятные причины – неблагоприятные условия полета, так как самолет попал в грозовой фронт и технические неполадки воздушного судна.
По лицу Андропова, присутствующего на заседании ничего понять было невозможно, а также некоторых других, зато Брежнев негодовал:
– Почему так нелепо погиб наш товарищ? Что у нас с безопасностью полетов происходит, если гибнут даже члены Политбюро?
– Григорий Васильевич сам проявил легкомыслие перед вылетом. Его накануне предупреждали о неблагоприятных условиях полета на маршруте, но он упрямо решил – вылетать, – тихо заявил Юрий Владимирович, не поднимая головы и глядя в стол.
– Надо все это тщательно расследовать, чтобы в будущем исключить подобное, – буркнул Леонид Ильич и посмотрел на Мазурова.
Вероятно, хотел поручить от Политбюро возложить на него контроль за работой комиссии, расследующей причины авиакатастрофы, но отвел взгляд по каким-то причинам и повернул голову к Черненко.
– Возьмешься, Костя?
Тот кивнул.
Мазуров, хоть и был первым заместителем Председателя Совета Министров Косыгина, и числился от Политбюро куратором многих министерств, но не Министерства гражданской авиации.
Потом он все-таки узнал о некоторых подозрительных моментах, предшествующему злополучному вылету. Оказалось, что самолет, на котором прибыл в Москву Романов, оказался сломан и ему для срочного вылета в Ленинград предоставили другой. Причину поломки рабочего самолета Романова, зачем была нужна такая спешка с вылетом, откуда взяли запасной самолет выяснить не удалось. Это выглядело подозрительно.
Прямое обращение к Андропову тоже ничего не прояснило. Юрий Владимирович уклончиво ответил:
– Сам ничего не знаю, Кирилл Трофимович. Расследование провожу по своим каналам, но предварительные данные опасаюсь озвучивать, так как полной ясности нет.
Радуется, наверное, что одного из основных своих противников по Политбюро лишился, – подумал тогда Мазуров и не стал выяснять ответы на выявленные его людьми подозрительные моменты.
Слишком многим в Политбюро и Секретариате ЦК Григорий Васильевич «оттоптал ноги» за последней год своей активностью – Суслову, Устинову, Громыко и самому Андропову, но разрешать недопонимание катастрофой и убийством своего товарища…. Нет, это в голове не укладывается.
Неожиданно он вспомнил один из последних разговоров с Романовым. Они встречались в конце зимы или начале весны на его даче. Тогда Григорий Васильевич немного выпил и заметно охмелел. Вероятно, выпивал накануне их встречи.
– Я, Кирилл Трофимович, был в этом Афганистане. Это такая трясина, а эти всё делают, чтобы нам попасть туда! – высказался непонятно гость.
Кто это упомянутые «эти» не уточнил, но понимающему человеку было ясно.
– Бьюсь как в стену, но не твердую обычную, а в мягкую, пружинящую, как в палате психбольницы. Все со всем согласны, а делают наоборот всё, чтобы угробить страну.
– Ну ты, Григорий Васильевич преувеличиваешь, – попытался опровергнуть собеседника Мазуров, считая того неадекватным из-за употребления алкоголя.
– Я уже давно передал список шпионов и предателей Андропову, а он не заметно что-то сделал с ними. Ты ведь тоже не слышал о разоблачениях шпионов в последнее время? – не отвечая собеседнику спросил ленинградец и поднял мутные страдальческие глаза на хозяина.
– Нет, – покачал Мазуров головой, – но тебе-то откуда знать о действующих врагах? – скептически поинтересовался.
– Есть у меня…, один…, пророк-оракул хренов, – отмахнулся тот. – Надеется, что спасу СССР. Обо многом напророчил. А тут такое болото…! Вот и ты не веришь! А-а! – сокрушенно махнул рукой Романов и выпил очередную рюмку.
– Предчувствую, что недолго мне осталось, – под конец встречи признался Григорий Васильевич.
Тогда Мазуров не обратил внимания на слова Романова, объясняя все депрессивным настроением того на почве опьянения или наоборот – пьянство и последующей депрессии. У всех бывают такие моменты, когда кажется, что ничего не получается, все против тебя и хочется опустить руки или напиться.
А сегодня неожиданно вспомнилась та встреча и слова покойного. Неужели все-таки убийство? Не хочется в это верить. Тогда Романов упоминал какого-то пророка. Неужели был или есть такой? Почему же он не предупредил Григория Васильевича перед полетом об угрозе? Или предупреждал, а тот не внял?
Мазуров вспомнил какую необычную активность начал проявлять Романов в последний год. Сблизился с ним, так как, наверное, считал своим союзником по Политбюро. Действительно, у них не было противоречий и разногласий во взглядах на экономику страны. Раньше Романов не был замечен подобной активностью, занимаясь только интересами своей области и Ленинградской промышленности, а тут вдруг вмешался в кадровый вопрос и выступил против назначения Горбачева. Проявился и по другим вопросам внешней и внутренней политики, что не могло понравиться другим членам Политбюро.
Еще тогда про какой-то список шпионов упоминал. Неужели как-то узнал о врагах и передал СПИСКОМ Андропову?
Может и правда – был у него пророк-оракул? Неплохо было бы узнать – что будет после нас? Надо послать кого-нибудь в Ленинград надежного, чтобы выяснил осторожно о людях в окружении Первого секретаря ОБКОМА, не привлекая внимания.