Шарль Демайи

IV

Мальграс завладел разговором. Он утопал в многословии, которое было его потребностью. Он говорил об общей посредственности, о второстепенных талантах дня, о дурной нравственности современных произведений.

– Не логично ли это вполне, не есть ли это нечто неизбежно роковое, Бурниш, – один только Бурниш обладал терпением слушать Мальграса, который избирал его постоянной жертвой своего красноречия – да, не фатально ли, что ослабление существенных истин и нравственного порядка, упадок здравомыслия, и забвение принципов влечет за собой ослабление, скажу больше, гибель дара творчества, фантазии? А когда злоупотребление парадоксами, Бурниш, и то, что я называю недостатком уважения к интеллигенции, вкореняется в сердце поколения, каждый раз, как в обществе благоговение к идеям, контролируемым рассудком и поддерживаемым традициями…

– Очень ты был пьян вчера, дядя Мальграс? – прервал его Кутюра.

– Господин Кутюра, – отвечал Мальграс с достоинством, – я вам не давал никакого права обращаться ко мне на «ты»… У меня нет привычки пить.

– Я с тобой говорю на «ты»… с уважением, во-первых; а потом, что ты надоедаешь нам со своими скучными идеями… точно жилы тянешь, право! Бурниш даже посинел, слушая тебя!

– Правда!.. Бурниш!.. Бурниш! Ему сейчас сделается дурно.

И Нашет насильно дал понюхать Бурнишу коробку с серными спичками.

– Бурниш, – продолжал Кутюра, – я запрещаю тебе слушать Мальграса! Он тебе все уши прожужжит своим высоким слогом, несчастный!

– Вы все шутите, господин Кутюра, – сказал Мальграс, – но о чем я говорил, однако…

– Темно!.. Совсем темно, дядя Мальграс! – сказал Кутюра, опуская штору у окна, так что в комнате стало совершенно темно.

– Когда вы не будете более молоды…

– Осветим рассуждение.

И Кутюра поднял штору.

– Ты не выносим, Кутюра, со своей шторой! – сказал Молланде, – дай же мне читать!

– Что ты читаешь?

– Четвертое издание книги Бюргарда.

– Знаем мы эти четвертые издания, – проговорил Нашет, – все деньги, вырученные от первого издания, идут на объявления, переходят ко второму, и т. д….

– Господа, – сказал Молланде, – Бильбоке, прежде чем умереть в объятиях ангела Рекламы, указал на обетованную землю десятку молодцов, которых я не называю…

– Поди сюда, Нашет, – сказал Кутюра, – предположи, что тебя зовут… что ты англичанин, и ты говоришь очень плохо по-французски; предположи, что ты путешествуешь, ища спокойствия сердца; предположи, что ты приезжаешь в гостиницу и что хозяин гостиницы…

– Бурниш, сюда!.. Ты будешь хозяином! предположим, что хозяин спрашивает тебя, чего ты желаешь, и ты говоришь ломая французский язык: la paix di cûr; предположи, хозяин понял, что ты спрашиваешь pédicure… Молланде, подойди! Ты будешь мозольный оператор… Нет ничего не выходит… Нас мало… Жаль…

– Сколько должно быть? – спросил Бурниш.

– Тридцать девять…