Шелковые сети

8

Жана Гранье перевели в обычную палату. Возле ее дверей Мари обнаружила чем-то обеспокоенную Салли.

— Можно перекинуться с тобой словечком, прежде чем ты войдешь к отцу? — спросила та.

— С ним все в порядке?

— Да, дело идет на лад. Врачи говорят, что через пару недель можно будет сделать операцию. Просто Жан вбил себе в голову, что ему необходимо срочно поговорить с тобой. Можешь кое-что пообещать мне? Сохраняй спокойствие, что бы ты ни услышала, ладно? Ради его же блага. Ведь Жан еще так слаб!

Удивленная Мари кивнула. У нее сложилось впечатление, что Салли хорошо осведомлена о предмете предстоящего разговора. Однако в следующую секунду Мари сообразила, в чем тут секрет.

— Да, понимаю! Мы еще не обсуждали вашей предстоящей свадьбы, — улыбнулась она Салли. — Я очень рада за вас обоих, хотя, признаться, все это явилось для меня неожиданностью.

— Спасибо, детка. — Тревога, однако, не покинула лица Салли. — Но у вас с Жаном речь пойдет не об этом.

Снова она напускает таинственности, как тогда, в Касл-роке! — подумала Мари, направляясь в палату отца.

Жан действительно выглядел бодрее, на его щеках даже появился едва заметный румянец. Опустившись на стоявший рядом с постелью стул, Мари улыбнулась.

— Ты хорошо выглядишь, папа.

— Мне нужно поговорить с тобой и сбросить эту ношу с плеч, — ответил Жан. — Но то, что я собираюсь сказать, расстроит тебя.

Мари ободряюще похлопала его по руке.

— Меня не так-то просто расстроить.

— Это имеет отношение к Полли. Видишь ли… она не моя дочь, — тяжело произнес он.

Мари вздрогнула от неожиданности и пристально взглянула на него.

— То есть как?

— Твоя мама… В общем, в свое время она сошлась с другим мужчиной и…

— Ты дурачишь меня? Мама… с другим?

— Когда Полли родилась, тебе было всего семь лет, — напомнил ей Жан. — Потом мы с Жюстиной долго жили как чужие.

Мари вдруг вспомнила, что в ту пору мать действительно предпочитала спать в ее комнате. У нее перехватило дыхание.

— Но вы с мамой были счастливы. Ведь я помню…

— Позже — да. Но не тогда. Полли — дочка Джеффри Макгвайра и единокровная сестра Энди, — с усилием произнес Жан. — Я никогда тебе этого не рассказывай, потому что не хотел причинять боль и омрачать твои воспоминания о маме.

— Не волнуйся, папа, все в порядке… — с трудом произнесла Мари. Ее руки дрожали.

Как такое могло случиться? Мать, которая с ранних лет прививала дочке моральную чистоту, позволила себе завести роман на стороне! Более того, родила ребенка. Мама и Джеффри Макгвайр? Быть того не может! Уж не бредит ли отец?

— Я простил Жюстин, но она всю жизнь не могла избавиться от чувства вины и страха, что вы с Полли узнаете правду, — продолжил Жан. -Впервые Джеффри увидел Жюстину на одном из приемов в Касл-роке. Я обслуживай; тот вечер и все видел. Они не могли отвести друг от друга глаз. А потом завертелось… Их роман продолжался всю зиму.

Только сейчас Мари поняла, на что в свое время намекала Салли, говоря о том, что Жан не будет в восторге от связи своей старшей дочери с Макгвайром-младшим. «Ты можешь оказаться в ситуации, которую не до конца понимаешь» — сказала тогда она.

Мари вздрогнула. Полли сестра Энди? Как все это… ужасно!

— Прости меня Мари, перед тобой я особенно виноват.

— Почему?

— Когда Джеффри принудил тебя покинуть Энди, я был рад, потому что тоже не хотел, чтобы вы были вместе.

Наступило молчание. Мари словно заново переживала события тех давних дней.

— Но как после всего случившегося ты мог продолжать работать у Макгвайра? — наконец спросила она.

— Видишь ли, детка, я ведь выиграл. Удержал твою маму. — Даже сейчас в голосе Жана прозвучали нотки некоего торжества. — Чего только Джеффри не предпринимал, чтобы отнять ее у меня, но в итоге остался с носом!

Произнеся это, Жан отвернулся к стене. Мари некоторое время сидела, погруженная в свои мысли, машинально разглядывая ногти. Когда она вновь взглянула на отца, оказалось, что тот спит. Тогда Мари потихоньку вышла из палаты. Салли дежурила у двери.

— Папа уснул. Кажется, он успокоился… Вы ведь все знали, правда?

— Насчет Полли я не была до конца уверена, — ответила та. — А все остальное… Я работаю в Касл-роке уже двадцать пять лет, поэтому, конечно, в курсе всего происходящего.

Мари все никак не могла опомниться.

— Но как мама могла так гадко поступить с папой?

— Думаю, на самом деле она не хотела никому причинять страданий…

— Но Джеффри Макгвайр женатый человек. А она была замужем за папой…

— Поверь, они оба сполна расплатились за свои грехи, — вздохнула Салли. — Когда твоя мать узнала, что беременна, она будто опомнилась. Дала Макгвайру отставку, и на том все кончилось.

— Разве? Ведь отцу, пришлось воспитывать чужого ребенка! — Мари невольно сравнивала образ Жюстины, которую знала и любила, с той ветреной незнакомкой, которая едва не разрушила будущее своей семьи, мужа и младшей дочери.

— О, Жан сам настоял на этом. Он обожал твою мать.

— Голова идет кругом, — пожаловалась Мари. Действительно, ее мозг словно распух от непосильной информации. — А Энди? Он-то знает, что Полли приходится ему сестрой?

— Оба все знают. Когда Жану стало известно, что мистер Макгвайр обо всем рассказал сыну, он решил и Полли посвятить в тайну ее рождения.

— Всем все известно, кроме меня одной, — прошептала Мари. — Полагаю, Джеффри признался Энди в тот самый день, когда я находилась в Касл-роке. Ведь он тоже тогда неожиданно приехал.

— А что ему еще оставалось? Энди уведомил его, что возбудил уголовное дело против Полли Гранье. Тот и всполошился. И вынужден был открыть ему правду…

Растерянная и потрясенная, Мари покинула больницу. Чем дольше она размышляла, тем больше все становилось на свои места. Понятно, почему в тот вечер Энди поссорился с отцом. Должно быть, он был так же шокирован, как сейчас Мари. Но ей почему-то ничего не сказал. Напротив, отправил в Берик, подальше от секретов Касл-рока, а сам поехал освобождать Полли. Он провел с ней остаток вечера и, вероятно, впервые как следует рассмотрел свою сестру.

Не исключено, что Энди хотел сблизиться с девочкой еще до того, как той станет известна правда. Но тут вмешался Жан. Он ввел младшую дочку в курс дела, после чего вырвавшуюся наружу истину невозможно стало спрятать обратно. Неудивительно, что Полли так взбудоражена! Впрочем, ей, похоже, пришлось по душе открытие, что у нее есть старший брат, пусть даже по отцу. Собственно, Мари тоже ей сестра только по матери. Не потому ли девочка переменилась к ней? Мари с первой минуты встречи заметила это и была несколько уязвлена.

А Энди-то хорош! Ведь знал, что ситуация коренным образом переменилась, и все равно вынуждал Мари придерживаться их дурацкого договора! Заставил ее прилететь на Мальорку и сделал своей любовницей. И хоть бы раз намекнул, что Полли является их общей сестрой!

Уже стоя в лифте, возносившем ее к шикарному пентхаусу, Мари догадалась, почему Энди так спешит со свадьбой. Дело не только в беременности. Тут затронута семейная честь Макгвайров! Мало того, что достопочтенный сэр Джеффри Макгвайр завел интригу с женой своего работника — результатом чего стало появление на свет Полли, — так еще и сам Энди впутался в подобную историю. Необходимо срочно исправлять положение! А то как бы между всеми родственниками не разразилась война…

Энди встретил Мари на пороге. Его безупречный внешний вид и общая аура физического здоровья почему-то особенно сильно поразили ее. Он был как всегда великолепен. И принадлежал к другому миру, отстоящему от мира Мари на миллионы световых лет. Когда он впервые заговорил о женитьбе, Мари просто обязана была почувствовать подвох. За его словами вырисовывалась нешуточная возможность угодить в западню.

При этой мысли Мари испытала приступ душевной боли, к которой примешивалось острое сожаление по поводу всего произошедшего. Она попыталась справиться со своими эмоциями, но напрасно: в ее груди клокотал гнев.

— Где Полли? — Мари стремительно шагнула мимо Энди в элегантную гостиную. — Я хочу поговорить с ней наедине.

— Боюсь, что из этого ничего не выйдет. Полли уехала.

— То есть? — резко обернулась Мари.

— Она захотела пожить некоторое время у своей подружки Китти. Родители той не возражают.

— И ты позволил ей уехать в таком настроении?!

— Полли и так уже пропустила неделю занятий в школе, — спокойно заметил он. — К тому же сегодня утром она обсудила этот вопрос с Жаном. Не переживай, с ней все будет в порядке.

— Бьюсь об заклад, что ты специально так устроил, чтобы Полли уехала до моего возвращения! — Мари метнула в него сердитый взгляд.

— С чего ты взяла? — удивился Энди.

— Будто ты не догадываешься! — Она подошла к окну, зачем-то выглянула наружу и только потом обернулась. — Почему ты не сказал мне, что твой паршивец-папочка соблазнил мою мать и едва не разрушил брак моих родителей?

Энди напряженно выпрямился, глядя на нее из-под наполовину прикрытых веками глаз.

— Ты… знаешь?

— Да, только почему-то не от тебя! — Мари изрядно задела его спокойная реакция на то, что разрывало ее сердце на части. — Когда ты собирался сообщить мне, что Полли несет в себе гнилые гены Макгвайров?

Глаза Энди полыхнули пламенем.

— Прекрати, дорогая… иначе мне придется ответить.

— Этим ты меня не испугаешь. Как ни верти, а твой отец принес моей семье немало страданий!

— Между прочим, у моей матери в свое время случился сильнейший нервный припадок, от которого она так никогда до конца и не оправилась. Я не знал, в чем заключалась причина болезни, до того момента, пока отец не рассказал мне все. — Заметив, что это сообщение потрясло Мари, Энди продолжил: — Моя мать была очень сдержанной женщиной. Она попыталась сделать вид, будто ничего не происходит, однако, когда отец признался, что ожидается рождение ребенка, ее терпение лопнуло. Неужели ты думаешь, что богатство и положение в обществе защищает людей от душевных потрясений?

— Я как-то не подумала о твоей матери… Наверное, потому что никогда не видела ее. Во всяком случае, не помню, чтобы мы встречались. — Мари покраснела, смущенная тем, что поспешила с обвинениями, не учтя того обстоятельства, что все, кто был причастен к этой истории, в той или иной степени пострадали. Тем не менее это соображение не умалило поселившуюся в ее душе горечь и обиду на всех Макгвайров.

— Моя мать уехала в Эдинбург и больше не появлялась в Касл-роке. Если бы не Полли, мой отец продал бы поместье. В конечном счете истинной жертвой всех этих передряг стала твоя сестра. Или, вернее, наша. — Энди вздохнул. — Мой отец всегда знал, что Полли его дочь, но не был уверен, что об этом известно Жану. Поэтому у него не было иного выхода, кроме как держать по отношению к девочке дистанцию.

— Думаю, да, — вынужденно согласилась Мари.

— Зато сейчас, когда правда вышла наружу, мой отец очень хочет поближе познакомиться с Полли. Однако той требуется время, чтобы привыкнуть к новой ситуации.

Сам того не подозревая, Энди потряс Мари этим сообщением. До сих пор той как-то не приходило в голову, что Джеффри захочет сблизиться с внебрачной дочерью. Странно, но эта очевидная мысль почему-то не посетила ее. А ведь здесь кроется еще одна причина, по которой Энди стремится жениться на Мари. Если это не произойдет, Джеффри вряд ли сможет в ближайшем будущем рассчитывать на благосклонность Полли. Огорошенная новым угнетающим соображением, Мари, однако, не стала развивать эту тему вслух. Слишком унизительно!

Ее прелестное лицо побледнело, выражение голубых глаз окрасилось мукой, и она хрипло произнесла:

— Ты узнал всю правду тем вечером, когда я приехала к тебе в Касл-рок, но мне ничего не сказал!

— Я не мог этого сделать, так как думал, что Жану ничего не известно. Ведь получалось, что он долгие годы растил дочь другого человека… Однако позже, когда я привез Полли из полицейского участка и она наконец удалилась в свою комнату, Жан тоже кое-что сообщил мне. Он давно собирался посвятить Полли в эту историю, но его сдерживало нежелание причинять тебе боль. Ведь ты не знала, что у твоей матери был любовный роман на стороне!

— Все равно ты обязан был мне рассказать, — упрямо заметила Мари.

— Да пойми же, это был не мой секрет! Честно говоря, мне не верилось, что Жан когда-либо решится выложить правду Полли, поэтому я считал себя не вправе вмешиваться. Но Жан рассудил так, что если я в курсе всего, то и Полли имеет право на полную информацию.

— Но я-то все равно оказалась вытесненной за рамки происходящего, причем главным образом собственной семьей!

— Ну, знаешь ли, это не те новости, которые можно сообщить по телефону.

— Зато их можно придержать, а тем временем использовать Полли с открытым против нее уголовным делом, чтобы заставить меня стать твоей любовницей! — вспылила Мари.

На это обвинение Энди ответил молчанием.

— Заранее зная, что не будешь судиться со своей сестрой, ты все-таки затащил меня в постель! — Голос Мари зазвенел на высокой ноте. — Как может человек столь низко пасть?

— Может, если только желает женщину так страстно, как я желал тебя, — мрачно произнес Энди. — Поверь, дорогая, я далек от мысли гордиться этим поступком. Но как бы то ни было, ты наказала меня своим бегством…

— Ты и без того бы меня бросил!

— Ошибаешься.

— Зачем ты лжешь? Думаешь, моя беременность обязывает тебя говорить неправду?

— Нет… — покачал головой Энди. — Но она запрещает мне вступать с тобой в схватку. Это может повредить ребенку.

Его замечание выбило почву из-под ног Мари. И все же гнев ее был так велик, что от него кружилась голова.

— Только не впутывай сюда моего ребенка!

— Он и мой тоже.

Мари скрипнула зубами в бессильной ярости.

— На Мальорке ты подло использовал меня! Тут уж Энди не выдержал. Его карие глаза сверкнули негодованием.

— Только не говори, что не хотела меня, дорогая!

— Ах вот какое оправдание ты себе придумал! — Мари проигнорировала его предупреждающий тон.

— Напротив, это ты в нем нуждалась.

— Я? Интересно, почему же? — Атмосфера в гостиной накалилась до предела. Мари чувствовала себя так, будто в ней началась термоядерная реакция.

Энди придвинулся ближе, сильный, властный, уверенный в себе.

— Я позволил тебе быть независимой, дал ощущение правоты. Пока ты могла упрекать меня в том, что я насильственно вовлек тебя в наш договор, тебе можно было не чувствовать себя виноватой. Потому что на самом деле ты хотела стать моей любовницей!

Мари залилась краской стыда. На это замечание трудно было что-либо возразить. Злая и сконфуженная, она попыталась проскользнуть мимо перегородившего дорогу Энди, но тот схватил ее, прижал к себе и со всем жаром страсти накрыл ее рот своими губами. И как уже не раз бывало, Мари мгновенно захлестнула волна ответной чувственности.

— Не делай этого, дорогая. — Энди оторвался от губ Мари, чтобы взглянуть ей в глаза. — Не своди меня с ума и не заставляй говорить веши, способные причинить тебе боль!

Залитая сиянием медово-карих глаз, остро ощущая силу его желания, Мари застыла как заколдованная. Энди будто нажал на некую невидимую волшебную кнопку в ее душе, после чего весь гнев улетучился. Она затрепетала, незаметно для себя самой прижимаясь к нему еще плотнее и ощущая крепость его мышц, а также твердость иного рода, интимную и многообещающую. Не прошло и минуты, как Мари окончательно сдалась, уступив ощущению того, как приятно наливается ее грудь и как увлажняется жаркий участок между бедер.

— Энди… — прошептала она в отчаянии, словно призывая его на помощь в борьбе с ее собственной чувственностью.

Но тот лишь обжег Мари взглядом, молча подхватил на руки и понес из гостиной.

Нет! — вертелось в этот миг в ее голове. Ты не должна этого делать!

И все же Мари проигнорировала мольбы внутреннего голоса. Прижав лицо к сильному плечу, она с наслаждением вдохнула знакомый аромат, и каждая клеточка ее тела завибрировала, пробужденная к жизни чувственным импульсом.

Энди уложил Мари на кровать в незнакомой комнате и стянул с ее ног туфли. Затем быстро сбросил с себя пиджак.

Она села, щеки ее пылали.

— Ведь мы ссорились…

— Забудь об этом, дорогая, — хрипловато произнес он.

Ее руки дрожали, поэтому она обхватила ими подтянутые к подбородку колени, одновременно ища в себе силы уйти из этой постели, что диктовали ей остатки здравого смысла. Однако защита не срабатывала. Рассказ отца пробил в ней зияющую брешь. Секрет заключался в простой истине: Жюстина любила Джеффри Макгвайра, а ее дочь прикипела сердцем к его сыну.

— Забудь обо всем… Обо всех, — прошептал Энди с дрожью нетерпения в голосе. Он будто читал мысли Мари.

Но разве могла она не думать о том, почему Энди женится на ней? Разве ущемленная гордость не будет каждую минуту жизни подсказывать Мари, что из-за своей слабости она согласилась на все, лишь бы получить Энди?

— Я так хочу тебя! — продолжал он, отбрасывая в сторону свою рубашку. Теперь Мари без помех могла созерцать его божественно красивый торс, покрытый светлыми шелковистыми волосками, отчетливо выделявшимися на фоне бронзового загара.

— Да! — вдруг вздохом слетело с вздрагивающих губ Мари.

Она словно таяла, наблюдая, как Энди раздевается. Общую слабость, совершенную неспособность сопротивляться — вот что Мари испытывала в эти минуты. Пальцами, которые казались чужими, она принялась расстегивать перламутровые пуговицы блузки, но потом рывком стянула ее через голову… и в этот миг увидела, как Энди снимает трусы. У Мари перехватило дыхание, в горле стало сухо: перед ее глазами предстало внушительное подтверждение той страсти, которая переполняла его.

Заметив, куда направлен взгляд голубых глаз, тот шагнул к кровати и начал решительно стаскивать с Мари джинсы. Через несколько секунд она оказалась обнаженной. Энди склонился над ней, припал к ее губам и искусно ввел язык в рот. Это эротическое проникновение с бешеной скоростью погнало кровь по ее венам. Мари задрожала.

— Ты так умело это делаешь!.. — прерывисто прошептала она, когда поцелуй завершился.

— Я не нарочно. Просто ты настолько красива, что я не могу удержаться. — Его ладони нежно стиснули полную грудь Мари. У той вырвался вздох, вскоре сменившийся стоном удовольствия, так как Энди принялся теребить соски. Растворяясь в сладчайшей неге, Мари зажмурилась и впилась пальцами в плечи возлюбленного.

— Сейчас ты стала еще чувствительнее, дорогая, — сдавленно заметил он. Его ладони двинулись вниз, повторяя контуры женской фигуры.

Мари в испуге открыла глаза. Увидев, что Энди восхищенно и любовно оглядывает все ее тело, она предприняла поспешную попытку прикрыться руками. Однако он поймал ее кисти и расположил по бокам тела.

— Энди! — запротестовала она, болезненно осознавая тот факт, что за прошедшее время ее формы успели измениться. Ей не хотелось, чтобы он видел ее такой.

— Как же ты меня распаляешь! — тихонько прорычал тот. Отпустив руки Мари, он погладил ладонью выступающую выпуклость ее живота, словно утверждая право собственности на жизнь, заключенную в его недрах. — Гены Макгвайров, которые ты так бранишь, сейчас находятся в тебе, дорогая. Они часть тебя и часть меня.

— Очень настырные гены, — пробормотала Мари, толком не зная, что ответить, потому что поведение Энди застало ее врасплох.

Тот взглянул на нее с улыбкой.

— Они сильные и упорные, солнышко.

Он действительно хочет ребенка! Мари впервые осознала это, но. несмотря на захлестнувшую ее волну радости, ощутила укол чувства, похожего на ревность, потому что душевное тепло Энди было направлено скорее на дитя, чем на нее. Будущий малыш невольно оказался залогом их брака.

Так что, когда Энди склонился, чтобы поцеловать Мари, в ее глазах блестели слезы. Но когда он сжал ее в объятиях, она отогнала прочь мысли о том, что жаждала забыть, и отдалась захватывающим мгновениям реальности.

Мари содрогнулась, когда Энди вновь вернулся к ее сладостно щемящим соскам. Нагнув кудрявую голову, он поочередно взял их в рот, словно желая испробовать на вкус, затем принялся дразнить языком, время от времени легонько покусывая. Он мастерски распалял ее. Тягуче-сладостное томление в интимной области между ног Мари неуклонно нарастало. Ее то и дело пронзали резкие импульсы желания, и тогда она вскрикивала, извиваясь под ним.

— Я хочу тебя! И всегда хотела… — наконец простонала Мари. В глубине души она стыдилась неспособности справляться с тем чувственным голодом, который распалил в ней Энди и который сейчас терзал ее всю.

Он навис над ней. Его чудные карие глаза блестели, взгляд их обжигал и излучал удовлетворение от услышанного.

— А я хочу дразнить тебя до тех пор, пока ты не взмолишься о пощаде…

Мари, которая в этот миг подалась навстречу ему нижней частью тела, молчаливо призывая к более тесному соединению, при этих словах вдруг потрясенно замерла. Тем временем Энди запечатлел на ее припухших губах новый поцелуй. И еще один страстный импульс будто током пронзил тело Мари.

Он вновь уперся взглядом в ее блестящие глаза.

— Ты будешь умолять, дорогая, пока окончательно не станешь моей рабыней.

Мари попыталась сглотнуть, но ей это не удалось из-за сухости в горле. Она лежала под Энди, глядя на него как кролик на удава, — расстроенная, но будто загипнотизированная.

— Что?!

Энди скользнул ладонью по всей длине ее тела, остановившись в том месте, которое больше всего жаждало испытать его прикосновение. В ответ Мари почти независимо от своего желания сделала упоительное движение бедрами, столь же неизбежное, как наступление притянутого луной прилива. Энди пронаблюдал за ее реакцией с оттенком похожего на гнев чувства в глазах.

— Господи, каким же я был кретином! Как только тебе исполнилось восемнадцать, нужно было сразу затащить тебя в постель. Если бы я это сделал, нас ничто не смогло бы разлучить!

— Энди?! — Мари не на шутку испугалась того горького сожаления, которое он даже не пытался скрыть от нее.

— Но сейчас мы вместе, солнышко, — шепнул он, вновь завладевая ее губами и для верности — чтобы Мари ненароком не улизнула — налегая на нее нижней частью тела.

— Я люблю тебя… — выдохнула она, не помня себя от острейшей жажды близости.

Энди моментально напрягся и в следующее мгновение издал тихий презрительный смешок. Его глаза блеснули непонятной злобой.

— Если ты скажешь это еще хотя бы раз, я брошу тебя навсегда!

Мари смотрела на него во все глаза, ошеломленная и странной фразой, и не менее загадочной угрозой. Однако спустя секунду он уже целовал ее лицо, взяв его в ладони и собирая губами слезинки со щек с нежностью, поразившей Мари едва ли не сильнее давешней выходки.

— Все хорошо, малыш… — Энди успокоительно гладил ее по волосам. — На самом деле все хорошо…

Мари по-прежнему находилась под ним, боясь говорить, опасаясь сделать что-нибудь не так. Казалось, вся ее дальнейшая жизнь поставлена на кон и малейшее неверное движение способно нарушить зыбкое равновесие. Мари словно оцепенела, ведь он самая большая драгоценность в ее жизни. На Мальорке, когда Энди уже не было рядом, дни представлялись Мари бесконечно длинными, тусклыми и серыми, лишенными всяких красок…

Невеселые воспоминания были разогнаны самозабвенным поцелуем Энди, таким долгим, что Мари едва не задохнулась. Она прильнула к его телу, охваченная таким сильным желанием, какого ей еще никогда не доводилось испытывать. Ни на миг не отрываясь, Энди нежно массировал крошечный чувствительный выступ меж ее ног. В конце концов, движимая древней силой, противостоять которой невозможно, Мари хрипловатым чужим голосом попросила Энди взять ее. Бушевавшая в ней страсть достигла таких пределов, что грозила превратиться в муку.

Однако Энди не спешил выполнить просьбу. Вместо этого он вновь прильнул к розовым губам Мари, словно сейчас его интересовали только поцелуи. С этого момента для нее началось нелегкое испытание. Дрожа от переполнявшего ее желания, тщетно добивавшегося возможности осуществления, чувствуя себя рабой сонма телесных энергий, бесновавшихся в поисках выхода, она лихорадочно стискивала плечи, руки, голову любовника, зарывалась пальцами в его золотистые кудри и исступленно стонала, полностью потерявшись во времени и пространстве.

К тому моменту, когда Энди пошире раздвинул ее ноги своими бедрами и занял более удобное положение. Мари уже пребывала в подобии некой чувственной агонии.

Энди вошел в нее уверенным мощным движением. Его одного оказалось достаточно, чтобы напряжение Мари мгновенно достигло кульминации, заставляя ее, дрожащую и сплошь покрытую испариной, содрогнуться от взрыва непередаваемого блаженства. Ошеломленная этой неожиданной, шокирующей развязкой, которая словно взметнула ее ввысь на гребне волны наслаждения, Мари громко выкрикнула имя возлюбленного.

— А сейчас ты снова сделаешь это, дорогая, — словно издалека донесся до нее сдавленный, искаженный страстью голос Энди.

— Как, второй раз? — пролепетала Мари, медленно приходя в себя. Язык плохо слушался ее.

— Конечно! Сейчас ты все можешь…

Он с еще большей силой углубил в нее свою разбухшую плоть. Его действия были очень мужскими, властными и жадными. И вновь Мари не удержалась от крика. К ней тут же вернулась прежняя лихорадочная возбужденность, от которой сердце выскакивало из груди, а в голове все мешалось. И пока Мари растворялась в сладостных ощущениях, ей хотелось лишь одного — чтобы Энди не останавливался. А потом она забыла и об этом, потому что вообще уже не могла ни о чем думать. На нее вдруг словно обрушился штормовой вал, но не морской, а чувственный, принесший с собой непередаваемо острое наслаждение. Оно всецело поглотило Мари, на несколько мгновений отключив сознание…

Она потянулась и открыла глаза. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что она находится в спальне Энди Макгвайра. Накатившее затем воспоминание о давешней вспышке страсти заставило ее покраснеть и повергло в жар. Который столь же быстро сменился холодом при мысли о том, как странно повел себя Энди, когда Мари призналась ему в любви. Сколько в нем было злости и какой-то… подавленности, что ли.

Собственно, что тут гадать? Ясно, что он чувствует себя загнанным в угол. А ее детский лепет о любви, должно быть, еще больше усилил его страхи. Возможно, Энди по-прежнему находит Мари привлекательной, хочет, чтобы у их ребенка был отец, но все это очень далеко от истинного желания жениться на ней. Однако иного выхода у Энди нет. Если Джеффри Макгвайру удастся наладить контакт с Полли, отношения между их семьями обязательно станут гладкими. Если Энди не женится на Мари, которая носит его ребенка, этому не бывать.

Она вздрогнула, услышав звук открывающейся двери. Оказалось, что это Энди. Он вышел из ванной чисто выбритым, с влажными после душа волосами. На нем были темные брюки и дорогая рубашка из чистого хлопка. Его вид вызвал у Мари повышенное сердцебиение. Он остановился у зеркала, повязывая галстук.

— Который час? — спросила Мари.

Энди на миг замер, но потом спокойно повернулся к ней.

— Около семи. Хорошо, что ты проснулась, я собирался тебя будить. Фелипе готовит тебе ужин.

— Кто?.

— Это мой повар. Если решишь отправиться в Касл-рок, он поедет с тобой. Я дал ему инструкцию кормить тебя как минимум три раза в день.

Мари медленно села на кровати, прижимая к груди простыню.

— А ты куда собрался?

— Улетаю в Германию. Дела… По дороге в аэропорт загляну к Жану сообщить о нашей свадьбе. Кстати, она состоится через десять дней в Касл-роке. Вернее, в деревенской церкви. Я уже обо всем договорился по телефону.

— Через десять дней? — удивленно произнесла Мари и тут же поспешила закрыть рот. Спор насчет сроков в данной ситуации неуместен.

— Чем скорее мы поженимся, тем лучше. Я консультировался с врачами. Они уверяют, что к тому времени Жан будет в состоянии присутствовать на свадьбе, по крайней мере, в инвалидной коляске.

— Но ведь я еще даже не дала тебе официального согласия на брак… — сдержанно заметила Мари.

— Ничего, дорогая. Полагаю, все и так ясно. — Он бросил многозначительный взгляд на смятую постель. — Но если тебе не терпится начать войну между нашими семьями, ты, конечно, можешь отвергнуть меня. Только учти, вся ответственность за это решение ляжет на тебя.

В спальне повисло молчание. Мари потупилась. Энди нанес удар по ее самым слабым позициям. Любовь и ненависть всколыхнулись в груди Мари с новой силой.

— Ты знаешь, что я не откажу тебе. Только не скажешь ли, что именно интересует тебя в нашем браке?

— Великолепный секс и ребенок. До тех пор пока ты не вздумаешь приплести сюда любовь, я буду доволен.

Мари съежилась под его пристальным взглядом.

— Устройством праздничного обеда займется Салли. Тебе остается только купить свадебное платье — знаешь, нечто белоснежное и воздушное, — в котором ты подплывешь ко мне в церкви словно ангел…

— В моем состоянии я не могу надеть белое! — Мари указала глазами на свой живот.

Энди взглянул на нее твердым, не терпящим возражения взглядом.

— Я хочу видеть тебя в белом, ясно? Иначе непременно пойдут слухи. И в первую очередь они навредят твоему отцу. Насколько я понимаю, он довольно консервативный человек. Сообщим ему об ожидающемся появлении ребенка, когда уляжется волнение.

Подобный аргумент не мог не подействовать на Мари.

— Ты прав, — кивнула она.

— И еще я хочу, чтобы ты поскорее переехала в Касл-рок, — невозмутимо произнес Макгвайр.

Мари испуганно взглянула на него.

— Только после свадьбы!

— В доме Жана ты не живешь уже пять лет. Я предлагаю тебе поселиться у меня вместе с Полли. Думаю, это поможет растопить лед между ней и моим отцом.

— А когда он приедет?

— Когда сама Полли решит, не раньше. Мой отец уже давно был бы здесь, если бы знал, что Полли готова встретиться с ним. Однако он понимает, что ему придется проявить терпение.

Мари слушала Энди, а сама думала о своем. Несмотря на всю унизительность условий предстоящего брака, она все же дала на него согласие. Интересно, что Энди в действительности думает о ней? Вероятно, Мари представляется ему помешанной на сексе девицей, не блещущей умом и с полным отсутствием моральных принципов. Подходящий объект для осуществления эротических фантазий Энди и отличный инкубатор для следующего Макгвайра. А больше она ни на что не годится.

— Наверное, тебе особенно приятно осознавать, что женщина, готовящаяся стать твоей женой и матерью твоего будущего ребенка, является алчной стяжательницей и развратной потаскушкой, — негромко процедила Мари сквозь зубы.

Странно, но ее неожиданная атака явилась для Энди сюрпризом. Его глаза изумленно блеснули.

— У меня и в мыслях нет ничего подобного!

— Разве? Тогда ты, вероятно, понял, что пять лет назад твой драгоценный папочка в самом деле использовал шантаж для того, чтобы заставить меня убраться из отчего дома.

— Если бы я думал так, то, наверное, убил бы его собственными руками, — не раздумывая произнес Энди. — Но кое-какие сомнения насчет шантажа у меня все-таки остались. Что же касается остального… — С его губ слетел смешок. — На Мальорке я удостоверился, что деньги не настолько важны для тебя.

С этими словами Энди взглянул на часы, небрежно бросил, что время не терпит, и стремительно покинул спальню. Мари осталась сидеть, тупо глядя на то место, где он только что стоял. Как бы я ни любила этого человека, мне никогда не удастся понять, что скрывается в его кудрявой голове, с тоской думала она.

Почему, скажите на милость, слово «люблю» он воспринял так, будто за ним скрывается величайшее коварство?