Шерше ля фарш

Суббота

Утро окрасило нежным светом стены древней крепости Нарикала, и проснулись с рассветом скромные труженики грузинской земли. А кое-кто к этому моменту вообще еще не ложился.

Внешность маленького человечка и его большого босса приобрела общую черту – красные глаза. У подчиненного они стали такими от недосыпа, а у начальника еще и от бешенства.

– Ну?! – рыкнул Босс, нетерпеливо ожидая доклада.

Маленький человек развел руками и потупился:

– Мы проверили все отели Тбилиси. Инны Кузнецовой нигде нет. Гостиницу она не бронировала.

– Значит, проверьте все отели Грузии! Где-то же она остановилась!

Подчиненный поспешно кивнул:

– Проверяем! Уже нашли кое-что интересное: на пару дней раньше, чем Инна Кузнецова, в Тбилиси прилетел Казимир Кузнецов…

Босс фыркнул:

– Вы знаете, сколько в России Кузнецовых? Это же самая распространенная русская фамилия! Как у нас Беридзе!

– Но Казимир Кузнецов прилетел из того же города, что и Инна Кузнецова, из Екатеринодара…

– Город-миллионник, – снова фыркнул Босс. – Там, наверное, тысяча Кузнецовых живет.

– Но конкретно этот Кузнецов прилетел одним рейсом с предыдущим курьером…

Босс по инерции гневно фыркнул еще раз, потом осознал услышанное и задумался:

– Возможно, это не случайно…

– И вот как раз у Казимира Кузнецова бронь в одном из отелей Тбилиси была! – поспешил развить успех подчиненный. – Правда, он ее почему-то отменил и поселился в частном секторе, но мы уже знаем, где именно, сумели выяснить это у клерка на рецепции!

– Так почему вы до сих пор здесь, а не там, где все эти Кузнецовы? – нахмурился Босс. – Живо туда, и без посылки не возвращайтесь!

Утро стартовало традиционно – с битвы за ватерклозет.

В нашем семействе это обычное начало дня.

Невозможно составить и, главное, четко выдерживать расписание оккупации санузла в семействе, лишь один член которого регулярно ходит на работу!

Все остальные, кроме меня, несчастной, у нас либо пенсионеры, либо люди творческих профессий, и видели бы вы, как эти условно безобидные личности мордуют друг друга под дверью сортира!

На сей раз в бескомпромиссном поединке сошлись мамуля, бабуля и Трошкина, которая невольно спровоцировала битву, задержавшись в ванной чуть дольше, чем на четверть часа.

К исходу этого срока бабуля уже молотила в дверь сухоньким кулачком, вопя так пронзительно и громко, как умеют только глуховатые старушки и новорожденные детеныши кашалота:

– Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время!

В очереди за бабулей, по-наполеоновски скрестив руки на груди и нервно дергая левой икрой, стояла мамуля. В паузы, необходимые бабуле, чтобы набрать в легкие воздуха, она однообразно, но с нескрываемым чувством вопрошала:

– Долго еще? Еще долго? Ну, долго еще?

Я оценила диспозицию (две возрастные валькирии штурмуют сортир, а с кухни доносится воинственный грохот кастрюльного железа) и сделала единственно правильный вывод о личности туалетного сидельца:

– Трошкина, не тормози, сникерсни!

– Отставить сникерсы! Никаких шоколадок натощак! – из кухни тотчас выглянул папа.

По причине жары он был в облегченном обмундировании – босиком, в купальных шортах и импровизированном кухонном фартуке из полотенца леопардовой расцветки.

– Гамарджоба, батоно! – приветствовала я его вежливо, в традициях страны пребывания.

– Ты кого батоном обозвала, жэнщчина?! – с роскошным кавказским акцентом отозвался папуля.

– Батоно – это вежливое обращение к мужчине, – сообщила Трошкина, змейкой выскользнув из клозета.

Туда, ловко обогнув зазевавшуюся старушку, мгновенно просочилась мамуля.

– Вар-р-рвара, зараза! – возмутилась бабуля.

– А вежливое обращение к женщине какое? – с намеком поинтересовался папуля.

– А к женщине – калбатоно, – ответила эрудированная Алка.

– Звучит как «полбатона», а это, я считаю, явный намек на неполноценность и натуральный мужской шовинизм! – мгновенно оседлала любимого конька-горбунка наша старая феминистка.

Из ванной донесся звучный хрюк – калбатоно мамуля явно подавилась зубной пастой.

– Смотри, щетку не проглоти там, хохотушка! – без задержки отреагировала бабуля.

– Мама, ты будешь сырники с курагой или домашние мюсли с орехами? – Любящий муж хохотушки самоотверженно вызвал огонь на себя.

– Какие орехи в моем возрасте, ты с ума сошел? – предсказуемо сдвинула прицел бабуля.

– Лесные, колотые, перетертые в пасту с топленым маслом, ванилью и корицей.

– Тогда я еще подумаю, – смилостивилась бабуля и, одарив суровым взглядом выплывшую из ванной мамулю, удалилась в классическое место для раздумий.

– Бася, а ты какой чай будешь – зеленый краснодарский или черный грузинский? – продолжил кулинарный соцопрос папуля.

– Я как все, – ответила мамуля, уплывая вдаль по коридору в облаке парфюмерного аромата, источаемого кремом, который она привычно вбивала в щеки звучными шлепками.

Даже не знаю, что ей больше нравится – запах или звук, напоминающий аплодисменты?

– «Как все» не получится! – крикнул вслед супруге папуля. – Потому что мама пьет зеленый, я – черный, а девочки вообще будут кофе!

– Тогда мне, как маме, зеленый! – отозвалась мамуля.

– Они, значит, как все, будут пить зеленый краснодарский, а я один, как никто, буду черный грузинский, – проворчал папуля, разворачиваясь и уныло топая в кухню.

Но на полпути расправил плечи, поднял голову и, печатая шаг, провозгласил горделиво:

– Один я в поле витязь в тигровом полотенце!

– Как у вас весело всегда, – опасливо нашептала мне Трошкина, явно с трудом удерживаясь, чтобы куда-нибудь не дезертировать.

Тут как раз настойчиво запел дверной звонок, и подружку как ветром унесло в прихожую:

– Зяма! Это ты?!

Она распахнула дверь, даже не поинтересовавшись, кто там.

– Не Зяма, – резюмировала я, подоспев секундой позже.

На пороге стоял смуглый подросток с большой картонной коробкой.

– О, грузинский мальчик?

Я обрадовалась, вспомнив, что один такой (или тот же самый) позавчера принес Алке записку от Зямы.

– Кто скажет, что это девочка, пусть первым бросит в меня камень, – цитатой из классиков подтвердила возникшая за моим правым плечом бабуля.

Вот как это у них, старушек «made in USSR», получается, а? Глухие-глухие, а ни одна муха мимо них не пролетит?

– Гамарджоба, батончик! – приветливо молвила нарисовавшаяся за моим левым плечом мамуля.

Ну, с этой все понятно, писатели – они как пограничные собаки: нюхом чуют, где что-то происходит.

«Батончик», явно смущенный множеством любопытствующих дам, моргнул роскошными ресницами и попятился.

– Мальчик, тебя Зяма прислал? – с надеждой вопросила Трошкина и даже протянула руки, словно надеясь, что упомянутый Зяма тотчас же материализуется в ее объятиях, как демон в пентаграмме.

Мальчик молча сунул в ее протянутые руки свою коробку, повернулся и дал деру.

– Девочки, завтракать! – позвал из кухни папуля, положив конец образовавшейся было немой сцене.

– Что за коробка? – ожив, спросила бабуля.

– А что в ней? – поинтересовалась мамуля.

– Сейчас посмотрим.

Я легко отняла у печально застывшей Трошкиной коробку и понесла ее в гостиную.

Нести было не трудно. Коробка, хоть и весьма большая, весила всего пару кило.

– Там должна быть записка! – Алка ожила, догнала меня и самолично раздербанила коробку.

Но никакой записки внутри не нашлось, только два десятка очень красивых шарфов-палантинов из тончайшего войлока на шелковой основе.

– И что все это значит? – озадачилась наша писательница, не сумев сложить сюжет.

– Это такая старинная грузинская традиция – присылать невесте в подарок изделия народных промыслов, – находчиво соврала я. – Очевидно, коробку с посыльным отправили участники Зяминого мальчишника. Эти, как их…

– Георгий Беридзе, Давид Капанадзе и Зураб Гелашвили, – назубок отбарабанила бывшая отличница Трошкина, осознав, что моя легенда нуждается в поддержке.

– Отличная традиция! А расцветка – ах, чистый Матисс! – бабуля кокетливо завернулась в белоснежный палантин с алыми маками. – Аллочка, ты же подаришь своей старенькой бабушке этот теплый шарфик?

Старенькая хитрюга особо выделила голосом слово «своей», акцентируя образовавшееся после свадьбы родство, которое сиротка Трошкина конечно же не могла предать.

Но и раздаривать шарфики, невесть откуда взявшиеся и непонятно кому принадлежащие, она тоже не могла, поэтому замялась и протянула:

– Ну-у-у-у…

– Ну-ка, бабуля, руки прочь от чужих традиций! – строго сказала я. – Дареное не передаривают, это ты, как большой знаток норм и правил этикета, лучше всех знаешь.

– А кому очень хочется традиционных грузинских подарков невесте, тот может найти себе собственного грузинского жениха! – съехидничала мамуля и удалилась в кухню.

– В самом деле, ба! – Я поддержала поступившее предложение. – Ты дама свободная, никем и ничем, кроме прожитых лет, не обремененная, а Грузия как раз славится своими долгожителями!

– Но они живут в горах и пасут овец! – слегка растерялась престарелая «невеста».

– А что ты имеешь против овец? – миролюбиво поинтересовался папуля. – Овцы – источник вкусного и полезного сыра!

– И вы с супругом, бабуля, могли бы поставлять этот замечательный продукт к нашему семейному столу, – сказала я и, потерев ладошки, проследовала к упомянутому столу, уже накрытому для завтрака.

– Так, девочки! – звонко постучав чайной ложкой по медному кофейнику, воззвал папуля, едва присутствующие утолили первый голод. – У меня для вас объявление.

– Войны? – съязвила мамуля.

Папуля посмотрел на нее с укором, и мамуля подняла руки, как пленный фриц.

– Дорогие мои, я объявляю конкурс! – торжественно возвестил папуля. – Каждый, кто добудет оригинальный рецепт фарша для хинкали, может рассчитывать на вкусный завтрак по индивидуальному заказу. А тот, чей рецепт окажется самым удачным, получит на выбор мой фирменный торт или большую корзину для пикника.

– Мне торт, – сразу сказала бабуля.

– Бери лучше корзину, ба, – посоветовала я. – Закатишь с женихом в горах пикник!

– Кстати, о женихах, – не осталась в долгу бабуля. – Что-то я не вижу среди нас Дениса Кулебякина! Твой жених вообще в курсе того, что ты умчалась в страну вкусных хинкали и пылких мужчин?

– Они поссорились, – ответила за меня Алка.

– Трошкина, молчи, – прошипела я сквозь зубы.

Но где там!

Как молчать, когда речь о чужих женихах!

Мы только о своем тут помалкиваем, как рыба об лед!

– Кулебякин больше не хочет жить с Инкой во грехе и требует узаконить отношения! – сдала меня подружка.

Я прикрыла глаза ладонью.

Ну, сейчас начнется…

– Какой молодец! – восхитился папуля. – А вот ты, дочь…

– Какой негодяй! – возмутилась бабуля. – В наше прогрессивное время, когда каждая женщина вправе выбирать свою судьбу…

– Какая прелесть! – захлопала в ладоши мамуля. – Такой очаровательный повод для ссоры обещает незабываемое примирение!

– Какая гнусность! – перекрывая прочие речи, вознегодовала я. – Лишать меня аппетита неприятным разговором – и все для чего? Чтобы самим съесть побольше этих божественно вкусных сырников?!

Папуля, обезоруженный комплиментом, моментально сменил и выражение лица, и тему:

– Кому добавки?

– Надо же, как ловко ты их обезвредила! – восхищенно нашептала мне Трошкина.

– Опыт – лучший заслуженный учитель, – кивнула я. – Я же тридцать с лишним лет живу в этом сумасшедшем доме! Ты тоже научишься.

– Если вообще вольюсь в семью.

Алка закручинилась было, но старейшие обитатели нашего сумасшедшего дома быстро вернули ей жизненный тонус:

– Итак, какие у нас планы? – спросил папуля, завершив победоносную кампанию по тотальной зачистке противня с домашними мюсли. – Аллочка, Дюшенька, куда в Тбилиси нужно идти первым делом?

– В винный магазин, – предложила я. – А дальше уже куда угодно, без разницы, все равно хорошо будет.

– Сказано с подкупающей прямотой, – хихикнула бабуля.

– Хотя мне как-то странно это слышать из уст юной девушки, – поджал губы папуля.

– А где ближайший винный магазин? – деловито уточнила мамуля.

– Я бы посоветовала первым делом съездить в крепость Нарикала, – дипломатично сказала Трошкина.

Я посмотрела на нее, как на предателя.

В крепость ей первым делом!

Ну да, можно подумать!

Сама-то до сих пор дальше того самого винного магазина и не выбиралась!

– Да! Едем в крепость! – папуля встал из-за стола с таким решительным видом, словно для осмотра крепости ее надо было взять штурмом. – А в винный магазин – на обратном пути. Девочки, вы с нами?

– Я с вами! – с готовностью откликнулась я, незаметно показав язык Трошкиной. – Я эту самую крепость еще не видела.

Трошкина скривилась.

– А тебе, дорогая, придется дома посидеть, – сказала я ей. – Ключ-то у нас один, если мы уйдем все разом, Зяма не сможет попасть в дом.

– Я посижу, конечно, – вздохнула Алка и унылым хвостиком поплелась было за мной, но была задержана папулей.

– Аллочка, детка, а когда вернется Зяма? – спросил глава семьи.

– Ну-у-у-у…

Трошкина замялась.

Пришлось ее выручать:

– Папуля, ты же понимаешь, что размах мужской тусовки прямо пропорционален литражу имеющегося спиртного, а в этих краях вино льется рекой, так что грузинский мальчишник вполне может оказаться затяжным, как телешоу «Дом-2»!

– Это я, конечно, понимаю. – Родитель кивнул. – Настоящее мужское братство и все такое… Но ведь негоже оставлять молодую жену в одиночестве сразу после свадьбы!

– А она и не одна, она с нами, в кругу любящей семьи! – Я обняла подружку за плечики, как бы символизируя пресловутый семейный круг.

– И мне с вами очень хорошо, – поспешно добавила Трошкина.

А потом по моему методу добила папулю контрольным выстрелом:

– Кстати, дядя Боря, вы не расскажете мне рецепт подливки, которую сделали сегодня к сырникам? Она была такая вкусная!

– О, это очень просто!

Польщенный кулинар моментально забыл о такой несущественной мелочи, как блудный сын.

– Запоминай: один стакан сметаны, два пакетика ванилина и пять столовых ложек меда…

– Смешать, но не взбалтывать, – пробормотала я.

И насторожилась:

– Стоп, а мед откуда?

Папуля посмотрел на меня удивленно:

– Как – откуда? Из банки, конечно! Кстати, вы, девочки, молодцы, настоящие хозяюшки! Вот уж не ожидал, что вы привезете с собой какие-то съестные припасы.

– Ты использовал мед из банки в корзинке? – Я расстроилась.

– Из какой корзинки? – не понял папуля.

– Из ивовой корзинки, завернутой в целлофан, завязанный алой лентой?

– Что, что ты говоришь про алую ленту? Ее нельзя было брать? Извини, я не знала!

Из гостиной выглянула мамуля, одетая в стиле хиппи – в длинное холщовое платье с ручной вышивкой и сандалии с колокольчиками. На шее у модницы висели деревянные бусики, на запястьях болтались браслетики, а распущенные волосы удерживала головная повязка из той самой красной атласной ленты.

Я вздохнула.

Вернуть ленту на место не получится – мамуля не позволит разрушить ансамбль.

– А что про корзину? – подала голос бабуля, чинно ожидающая сигнала выступать, восседая на диване.

Я перевела взгляд на нее и вздохнула снова.

Кокетливая старушка нарядилась в бирюзовое сатиновое платье в стиле бохо, а в качестве аксессуаров приготовила соломенную шляпу и ту самую плетеную корзину.

– По дороге купим все необходимое для пикника на природе, – объяснила бабуля, заметив, что на корзине мой взгляд зафиксировался.

– Можем взять с собой сырники, – предложил папуля. – Я много нажарил, они еще остались. Надо съесть, пока свежие.

– Сырники и пикник на холмах Грузии как-то не сочетаются, – покривилась бабуля.

– Так, а мед где? – спросила я. – Вы куда банку дели, экспроприаторы?

– Мед в шкафчике на кухне, – ответила папуля. – А что такое? Его нельзя было есть? С ним что-то не так?

Я сходила на кухню и посмотрела на банку.

Меда папуля из нее взял совсем немножко, образовавшуюся на поверхности ямку можно было загладить, и никто бы и не подумал, что продукт уже кто-то трогал.

Вот только жестяная крышечка, сдернутая с горла банки консервным ножом, с одной стороны сильно помялась, и пристроить ее на прежнее место не представлялось возможным.

– Не расстраивайся, иди гулять, я что-нибудь придумаю, – взглянув на поруганную банку, успокоила меня Трошкина.

– Что ты придумаешь? Пойдешь по миру в поисках машинки для закатки домашних консервов?

– Зачем? Я закрою горло банки кружочком из картона, а сверху накрою какой-нибудь экологически чистой тряпочкой и завяжу ее бечевкой, – легко придумала знатная рукодельница. – О, у Зямы в чемодане есть новенькие носовые платочки в бело-синюю клеточку, это самое то, что нужно! Банка будет выглядеть красиво и гармонично, в стиле «Прованс»!

– Отличная мысль, одобряю!

Я повеселела и пошла выбирать себе наряд, в котором не потерялась бы рядом с мамулей и бабулей.

Покопавшись в чемодане, я подобрала себе походное обмундирование, предположительно гармонирующее со старинной крепостью: длинное льняное платье и кожаные балетки.

– Отлично выглядишь, – оглядев меня, вздохнула Трошкина. – А вот я себе в последнее время что-то не нравлюсь.

– Поменяй имидж, – посоветовала я. – Хочешь, мы и тебя брюнеткой сделаем? В бабулиной волшебной головной щетке еще полно чудодейственного отвара.

– А давай! Хочу! – обрадовалась подружка. – Представь, как Зяма удивится, когда увидит меня черноволосой!

– Дерзай! – Я вручила ей чудо-щетку и присоединилась к родственникам, плотной группой выступившим на штурм древней крепости.

Оставшись в одиночестве, Трошкина немного послонялась по квартире, все глубже впадая в уныние. Лишь осознав, что ее тянет к холодильнику со спрятанной там бутылочкой вина, Алка надавала себе по рукам и по щекам, морально и физически собралась и занялась делом.

Во-первых, она перемыла оставшуюся после завтрака посуду.

Потом постирала Зямину свадебную рубаху и вывесила ее на просушку на веревке во дворе.

Потом тщательно загладила чайной ложкой ямку в банке с медом и вместо испорченной жестяной крышки соорудила симпатичную картонно-матерчатую. С аккуратно присборенным клетчатым платочком на горлышке банка приобрела такой умильный вид, что знатный любитель меда Винни Пух при виде этой емкости прослезился бы в приступе тихой нежности.

Потом Алка сочинила фуд-блогерский пост «Лучшая подливка к сырникам», разместила его в соцсетях, проверила свою электронную почту (там не нашлось ничего интересного) и, не придумав, чем бы еще таким полезным заняться, вновь заскучала.

Звонок в дверь случился как нельзя более кстати.

С традиционным уже боевым кличем «Зяма, это ты?!» Трошкина ринулась в прихожую.

Но это снова был не он.

В смысле, не Зяма.

Гражданин, который замер на придверном коврике робким полевым сусликом, был Алке неизвестен и никакого желания познакомиться с ним не вызывал. Очень уж вид у него был непрезентабельный: мятая рубашка без пары верхних пуговок, царапины на щеке, фингал под глазом…

– Вам кого, уважаемый? – строго спросила Трошкина, с некоторым сожалением отказавшись от возможности употребить недавно выученное грузинское обращение.

Потому что на «батоно» битый суслик никак не тянул. Он даже на «полбатона» не тянул. Максимум – на одну черствую корочку.

– Кузнецова? – Гражданин ответил вопросом на вопрос.

Никакой уверенности ни в его голосе, ни во взгляде, которым он окинул предположительно Кузнецову, не было.

Алку это задело.

Она-то, конечно, привыкла откликаться на Трошкину, а с фамилией мужа еще не сроднилась, но это же не повод так явно выражать сомнение в ее принадлежности к славному семейству Кузнецовых!

«Тварь ли я дрожащая или уже Кузнецова и право имею?» – подумала про себя начитанная Аллочка, непроизвольным движением ухватив воображаемый топор.

И рубанула сплеча:

– Да, я именно Кузнецова!

– Кузнецова?! – неподдельно обрадовался незнакомец. – Слава богу! А я за посылочкой!

– Ждите здесь, – скомандовала Трошкина и захлопнула дверь, не собираясь впускать подозрительную личность в приличный дом.

Слово «посылочка» однозначно проассоциировалось у нее с коробкой, непонятно кем, зачем и откуда доставленной накануне.

Тихо порадовавшись тому, что не успела раздарить ее содержимое охочим до обновок родственницам, Алка старательно сложила вместе картонные лепестки, вынесла коробку в подъезд и вручила незнакомцу со словами:

– Вот вам ваша посылочка, всего доброго!

После чего снова захлопнула дверь, не успев ни заметить, ни оценить выражение недоверчивого удивления, образовавшееся на физиономии человека-суслика.

А зря: по пятибалльной шкале оно тянуло на «пять с плюсом»!

Маленький человечек покачал выданную ему посылочку в руках и нахмурился.

Коробка была достаточно большой, чтобы вместить ожидаемый груз, но казалась слишком легкой.

Маленький человечек задумался: вправе ли он нарушить целостность упаковки и проверить содержимое коробки?

Поразмыслив, решил, что – нет, не вправе.

Меньше знаешь – лучше и дольше живешь.

И вообще, у него была задача найти эту самую Кузнецову, взять у нее посылку и доставить ее Боссу.

По всему выходило, что два этапа квеста из трех маленький человек уже прошел, остался последний шаг – транспортировать полученный груз Большому Боссу.

Никаких затруднений на данном этапе маленький человек не предвидел.

Напрасно!

Убрав с лица выражение тягостной задумчивости, он вышел из подъезда, пересек пустой и тихий двор, местами затененный виноградными плетями и развешенным на веревках бельем, нырнул в сумрачную, с высоким выгнутым сводом, подворотню…

И был остановлен классическим:

– Браток, закурить не найдется?

Невинный вроде вопрос, от которого у искушенного горожанина во глубине задрожавшего организма сам собой зарождается вопль «Помогите! Спасите! Грабят!», остановил человечка с коробкой на полушаге.

Осторожно опустив ногу, он замер и испуганно заморгал.

Два крепких типа в низко надвинутых кепках винтажного фасона «Аэродром», знакомых современным жителям Кавказа преимущественно по старому советскому фильму «Мимино», надвинулись на человечка с коробкой, как Сцилла и Харибда на судно добычливого Одиссея.

– Не надо! – испуганно вскрикнул маленький человечек.

Попятившись, он споткнулся, упал, ударился затылком о близкую стену и сполз по ней, так и не выпустив из рук коробку.

Типы в кепках переглянулись.

Один из них пожал плечами, другой крякнул и хрипло нашептал в воротничок:

– Первый, первый, я пятый! Посыльный принял груз у курьера, а мы приняли посыльного, но ему, похоже, нужна медицинская помощь…

– Пятый, вы спятили?! – отозвался воротничок, ввинтив возмущенный вопль по шнурку прямо в ухо докладчику. – Сказано было – взять тихо, без пыли и шума, а вы что устроили?!

– Да мы ничего! Он сам!

– Что – сам? Сам об стену убился? – зло съязвил воротничок.

Типы в кепках снова переглянулись. Пятый присел, отцепил от коробки руку посыльного, потискал вялое запястье и доложил:

– Сам, об стену, но не убился, только выключился. Нам его попробовать включить или так уносить?

– А груз вы проверили? – Первый задал вопрос и с минуту ждал ответа, вслушиваясь в фоновый шум из шорохов, стуков и приглушенной ругани. – Ну? Что там?!

– Да ерунда какая-то… Полная коробка тряпок, больше ничего…

– Так… Вон оттуда! Отошли, разделились и продолжили наблюдение и за курьером, и за посыльным!

Когда маленький человек пришел в сознание, рядом с ним никого не было. Объемистая, но легкая коробка так и лежала у него на животе, как на подносе, аккуратным кубом. Спешная проверка содержимого карманов никакой убыли не показала.

– Привидится же такое, а? Всего одна бессонная ночь, а какой серьезный вред для психики! – пробормотала жертва мускулистых галлюцинаций, с трудом вставая на ноги.

Галлюцинации галлюцинациями, а суровую трудовую реальность никто не отменял.

Нужно было доставить посылочку адресату.

Гуляя по городу, папуля сиял, как новый медный таз для варенья. Ему явно нравилось быть единственным кавалером сразу трех прекрасных дам разного возраста и темперамента. Я была спокойна, как удав, бабуля крутила головой, как вертишейка, и чирикала, как воробушек, только нетипично громко для мелкого пернатого. А вот мамуля была молчалива и угрюма, как бобр, обнаруживший зловещую течь в плотине.

– Мам, что случилось? – негромко поинтересовалась я у нее, дождавшись, пока папуля отойдет, чтобы сделать фото бабули на фоне очередной живописной двери.

Резные деревянные двери Старого Тбилиси почему-то произвели на нашу родную старушку особое впечатление.

– Надеюсь, это не возрастное проявление подсознательной тяги к гробовой доске? – проворчала мамуля, хмуро созерцая, как ба неутомимо позирует на фоне потемневшей от времени двери с этническими завитушками.

– Такой прекрасный солнечный день, а у тебя в голове по-прежнему ужастики! – посетовала я.

– Потому что Он здесь, – зловеще прошептала родительница и стиснула мою теплую руку своей ледяной.

– Зря ты войлочную шаль у Алки не взяла, – пробормотала я, стряхнув с запястья холодные и твердые, как сосульки, пальцы маменьки. – Кто – здесь? Кто – Он?