Шипы и розы

4

— Могло быть и хуже, — сказала Розлин и поморщилась от банальности собственного высказывания.

Раньше они со Стюартом могли подолгу молчать, не испытывая неловкости, но теперь все изменилось. Всякий раз, глядя на него, Розлин боялась, что он сумеет прочесть ее мысли. Но ей не нужна была его жалость, а значит, он не должен узнать о ее чувствах.

Стюарт кивнул.

Когда они отъезжали от больницы, им навстречу потянулась вереница машин.

— Это что, дневная смена? — Стюарт посмотрел на часы. — Я потерял счет времени. Наверное, пора тебя покормить.

— Мне все равно. Видишь, как со мной легко?

Его губы дрогнули и вдруг сложились в усмешку.

— Легко? Большую часть времени с тобой чертовски трудно, но дело того стоит.

Розлин решила не придавать его словам особого значения.

— Можешь просто высадить меня у папиного дома.

Она надеялась, что отец еще спит. Если он увидит, как дочь вылезает из машины Стюарта, то просто взорвется.

— Думаешь, это не опасно? А вдруг у Дика наготове дробовик? — Выяснилось, что Стюарт думал примерно о том же, о чем и она. — Давай лучше поедем к моим родителям, и я приготовлю тебе что-нибудь поесть. Я все равно обещал привезти отцу смену одежды и бритвенные принадлежности.

Розлин посмотрела на его суровый Профиль. Стюарт выглядел так, будто не спал несколько суток.

— Ему нужно отдохнуть, да и тебе тоже.

— Он сейчас не уедет из больницы.

— Я знаю, — тихо согласилась Розлин и призналась: — На самом деле я действительно проголодалась.

— Еще бы. — Стюарт поморщился, вспоминая ее приступ рвоты.

— Врачи говорят, что терпеть осталось недолго. — Розлин искренне надеялась, что так оно и есть. — Утром я ем много, чтобы компенсировать потери. Ребенку это не вредит, я спрашивала.

— Я думал не о ребенке.

— Ой, прости, я такая тупая.

— Как пробка.

Нежность, которую Розлин успела увидеть в его взгляде, подействовала на нее как-то странно. Ее сердце вдруг сбилось с ритма.

Только без глупостей, не надо усматривать за его дружеским участием нечто большее, строго сказала она себе.

Колеса джипа зашуршали по гравию подъездной дороги. Розлин посмотрела в окно. На лужайке, разделенной дорогой надвое, паслись лошади. Сначала коневодство было для Мартина Роули всего лишь хобби, но со временем это занятие стало для него главным в жизни. Оставив адвокатскую практику, он рано отошел от дел и успел завоевать уважение опытных фермеров.

В доме было пусто. Особенно остро отсутствие Элли ощущалось в кухне, вся обстановка которой несла на себе отпечаток ее личности. Розлин знала, что Стюарта тоже поразила эта непривычная пустота, и ей стало его жаль.

Она села за большой сосновый стол, а Стюарт полез в буфет.

— Что ты хочешь: бекон, яичницу, сосиски?

— Давай все.

Воспоминания нахлынули так неожиданно, что у Розлин захватило дух. Однажды она уже просила у него «все» и получила это!

Неловкую паузу разорвал звон чашки, разлетевшейся на мелкие кусочки на кафельном полу. Стюарт в сердцах чертыхнулся и проворчал:

— Интересно, где у мамы веник и совок?

Розлин посмотрела на него, и ей показалось, что его голубые глаза потемнели, а смуглая кожа как будто натянулась, резче обозначая черты лица.

Она поняла, что это необдуманное замечание напомнило ему о том же самом, и сознание, что она не одинока в своих воспоминаниях, только усилило жаркое томление, охватившее все ее тело. Сердце тяжело забухало у нее в груди, а в горле пересохло.

— Вон там, под мойкой. — Несмотря на все старания Розлин, ее голос прозвучал хрипло.

Она так сильно жаждала его прикосновения, что на несколько мгновений это желание вытеснило из ее сознания все мысли.

Я хочу этого ребенка, потому что он от Стюарта, вдруг осознала она.

— Спасибо. Хорошо, что это не чашка из любимого маминого сервиза, — сказал он.

— Да.

Слова ничего не значили. Они лишь прикрывали истинные ощущения Розлин. Какая-то часть ее души еще желала вернуть прошлое, но другая отказывалась довольствоваться безопасными дружескими отношениями. Розлин поняла, что ей нужно гораздо большее, и испугалась.

— Ну вот, вроде все осколки собрал.

Стюарт неожиданно выпрямился, и она покраснела. Не очень-то приятно оказаться застигнутой глазеющей на мускулистый мужской зад, обтянутый джинсами.

— Женщины тоже иногда смотрят, — промямлила она, оправдываясь, и тут же мысленно ужаснулась, поняв, что выдала себя.

— А я разве возражал? — Стюарт примирительно развел руками. — Я всегда выступал за равноправие женщин.

— Ты что, смеешься надо мной?

Чему она удивляется? Ему не занимать самоуверенности, и он прекрасно сознает, что наделен красивым телом и сексапильностью.

— Удивительно, что я вообще могу смеяться. Это чудо, которое способна сотворить только ты, Розлин. Спасибо тебе.

Неподдельная теплота в его голосе была, конечно, приятна Розлин, но она бы предпочла, чтобы Стюарт видел в ней привлекательную женщину, а не какого-то клоуна, даже «особенного».

— Чем благодарить, лучше накорми меня, — буркнула она.

— Да, конечно, прости.

Тарелка Стюарта опустела лишь наполовину, когда он отложил вилку и нож, подпер подбородок руками и стал смотреть, как Розлин уплетает завтрак, стараясь не замечать его насмешливого взгляда. Наконец она вздохнула и отодвинула пустую тарелку.

— Ты отличный повар.

— У меня был хороший учитель.

— Спасибо. — Розлин приняла комплимент, но при этом не без сарказма заметила: — Но теперь я жалею, что согласилась давать тебе уроки. Ты ведь осваивал кулинарное мастерство только для того, чтобы быть привлекательнее для женщин.

— Между прочим, это отлично сработало.

— Да, помню, ты об этом говорил, — нехотя призналась Розлин.

— Тогда я был молод, а для парней в определенном возрасте быть «привлекательным для женщин», как ты выразилась, очень важно.

— Ты хочешь сказать, что с возрастом это проходит? — поддела она его.

— Откуда такой цинизм?

— У меня есть на то причины.

Эта фраза тут же испортила Стюарту настроение, и он прямо на глазах превратился в человека, на плечах которого лежит непомерная тяжесть. У Розлин защемило сердце. Если бы Стюарт ее любил, то будущий ребенок и все, что с ним связано, было бы для него не бременем, а радостью.

— Я говорил с отцом.

— Догадываюсь. — Розлин достаточно хорошо знала Стюарта, чтобы предположить, что последует дальше. Она бросила на него настороженный взгляд. — Полагаю, в разговоре не раз всплывало мое имя? Удивительно, что ты так долго тянул с этим.

— Я надеялся, что, наевшись, ты станешь более… сговорчивой.

— На твоем месте я бы не очень на это рассчитывала.

Розлин не надо было быть ясновидящей, чтобы понять, что за этим последует атака.

— Врачи ясно дали понять, что маму сейчас нельзя расстраивать. Стресс может сыграть роковую роль в ее состоянии…

— Думаешь, я сама этого не понимаю? — перебила его Розлин.

— Ты не хочешь выходить за меня замуж, — сказал Стюарт ровным голосом.

Если бы ты меня любил, я бы пошла к алтарю даже по горящим углям, подумала Розлин, а вслух твердо сказала:

— Нет, не хочу.

Он помолчал, а потом спросил:

— А не согласишься ли ты на такой компромисс, как помолвка?

— Разве одно не влечет за собой другое?

— Не в нашем случае. — Прочитав на ее лице возражение, Стюарт стал настойчивее: — Послушай, Розлин, это будет одна видимость, зато мама очень обрадуется.

— Согласна, на какое-то время мы таким образом решим проблему, но как быть дальше?

— Она поправится, и необходимость в притворстве отпадет.

— Вижу, ты все продумал.

Розлин смотрела на него с негодованием. Конечно, ей придется согласиться, разве она может поступить иначе?

— Чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных мер.

В непреклонном выражении его лица было что-то пугающее.

— Полагаю, дядя Мартин тоже в этом участвует?

Стюарт медленно кивнул.

Ловушка захлопнулась. Розлин знала, что одна ложь неизбежно влечет за собой другую, и в конце концов превращает ситуацию в неконтролируемую.

— Для него сейчас самое главное, чтобы мама поправилась, — заметил Стюарт. — Впрочем, если ты можешь предложить другой выход, я весь внимание.

— Очень мило с твоей стороны. Ты прекрасно знаешь, что я должна сказать «да», не так ли? Не понимаю, как ты можешь рассуждать обо всем этом так спокойно? — воскликнула Розлин. — Ты хоть понимаешь, что тетя Элли наверняка начнет готовиться к свадьбе?

— Да, и это поможет ей быстрее встать на ноги. Приглашения, букеты и все такое…

— Чудесно, — прошипела Розлин с досадой, — только мы ведь на самом деле не собираемся жениться!

— Не волнуйся, свадьбу никогда не поздно отменить, — напомнил Стюарт. — Впрочем, может, ты еще передумаешь и решишь идти до конца.

Она удивленно уставилась на него, и невинное выражение его голубых глаз только усилило ее подозрения.

— Мне казалось, что ты согласился с тем, что это невозможно.

— Разве я это говорил? — В его глазах вспыхнула суровая решимость, и Розлин поежилась. — Ты носишь моего ребенка, — тихо сказал Стюарт, опуская взгляд к ее животу, — и растить его должен я. Это непреложный факт. Я сделаю все, чтобы ты в конце концов поняла, что это единственно правильное решение.

Розлин почувствовала себя беспомощной перед его решимостью и, чтобы скрыть свою растерянность, ринулась в наступление:

— Ты готов использовать даже болезнь матери… — гневно воскликнула она и, только увидев, что выразительное лицо Стюарта исказилось от гнева, осеклась. Розлин резко пододвинула стул, скрипнув ножками по кафельному полу, и, взяв Стюарта за локоть, почувствовала, как напряжены его мускулы. — Извини. Я понимаю, что в данном случае это не так, но, согласись, тебе удавалось извлечь выгоду из любой ситуации, — попыталась оправдаться она. — И сейчас я просто испугалась, что ситуация выходит у меня из-под контроля.

Я его люблю, сказала себе Розлин, и с этим уже ничего не поделаешь. Но это не означает, что я готова воспользоваться любой возможностью выйти за него замуж.

— Не понимаю, почему тебя так ужасает этот брак? — заметил Стюарт.

— Мне перечислить причины в алфавитном порядке? — с иронией откликнулась она.

— Ты давно меня знаешь, — резонно заметил он.

— Почтальона Пита я тоже давно знаю, но и ему бы отказала.

— Надеюсь. Ведь у него уже есть жена и четверо детей.

— Мне сейчас не до шуток.

— Розлин, я не шучу, а пытаюсь пробить головой кирпичную стену. У нас с тобой много общего, я умею тебя рассмешить, мы подходим друг другу в постели…

Розлин попыталась было презрительно рассмеяться, но вместо смеха у нее вырвался какой-то хрип.

— Это… Это просто…

— Правда, — закончил за нее Стюарт. — Так чего ты боишься?

— Вовсе я не боюсь, с чего ты взял? — Розлин небрежно пожала плечами. — Та ночь была ошибкой. Если бы я не была так расстроена и… В общем, это можно назвать просто неудачным стечением обстоятельств.

— Тогда почему ты продолжаешь смотреть на меня, как на поднос с десертом? Ты ведь известная сладкоежка, Розлин.

Подперев рукой подбородок, Стюарт ждал ответа, глядя на нее с улыбкой, в которой издевка смешивалась с вызовом.

Если бы от унижения можно было умереть, меня бы уже не было в живых, подумала Розлин. Неужели он видит меня насквозь? Нет уж, хватит! Я не желаю быть для него открытой книгой. И она постаралась придать лицу как можно более бесстрастное выражение.

— А ты известен своим непомерно раздутым самолюбием!

— Есть простой способ проверить, кто из нас прав.

Не предлагает же он?.. — ужаснулась она. Да, именно это Стюарт и имеет в виду!

— Я знаю, ты предпочитаешь оставлять последнее слово за собой, — дрожащим голосом сказала она. — Но это просто нелепо. Не думаешь же ты, что стоит тебе ко мне прикоснуться, как я тут же растаю от наслаждения?!

— Ты сама это знаешь, — парировал Стюарт, с явным интересом наблюдая, как ее грудь часто вздымается и опадает под тонким свитером из ангорской шерсти. — За последние недели твое тело несколько изменилось, но беременность тебя красит.

Плечи Розлин одеревенели от напряжения. Казалось, в ее кожу вонзились сотни горячих иголок. От страха у нее засосало под ложечкой.

Нельзя допустить, чтобы Стюарт ко мне прикоснулся, потому что тогда он неизбежно узнает правду, сказала себе она и, облизнув пересохшие губы, заявила:

— Если ты дотронешься меня хоть пальцем, нашей сделке конец. Я не шучу.

Он заметил ее испуганно расширившиеся глаза и нахмурился.

— Черт возьми, Розлин, чего ты испугалась? Меня?! — Казалось, это предположение его потрясло и возмутило. — Можно подумать, я собираюсь тебя изнасиловать!

— Я не испугалась, — возразила Розлин. — Просто я хочу, чтобы ты соблюдал определенные правила поведения.

Но она понимала, что ей не удалось разрядить опасно накалившуюся обстановку.

— Какие правила?! — Стюарт яростно выругался. — Неужели ты думаешь, что я способен тебя к чему-то принуждать? — Его ноздри трепетали от гнева и негодования. — Если я тебя неправильно понял, то тебе нужно всего лишь сказать об этом.

— Стюарт, не горячись, — попыталась утихомирить его она.

— Это ты мне?

— Наше положение и без того достаточно сложное, чтобы еще сильнее усугублять его…

— Элементами интимности? — подсказал Стюарт.

— Вот именно.

— Значит, мысль о близости со мной оставляет тебя равнодушной?

— Это не совсем так, — призналась Розлин, избегая его проницательного взгляда.

— Тогда как?

Черт бы побрал этого Стюарта с его настойчивостью! — мысленно выругалась Розлин.

— Почему ты не можешь оставить меня в покое?

— Об этом я как-то не подумал.

Разве что в мечтах, с горечью подумала Розлин. Не может быть, чтобы в глубине души он не бунтовал против так неожиданно навязанной ему роли.

— Ты планируешь для себя девять месяцев воздержания? — поинтересовался Стюарт, который разглядывал ее, качаясь на стуле.

Похоже, само это предположение его забавляет, с негодованием подумала Розлин.

— А что, ты предлагаешь мне дать объявление в газету? «Жизнерадостная беременная рыжеволосая женщина с хорошо развитым чувством юмора ищет пылкого отзывчивого мужчину». — Улыбка сползла с ее лица, и в голосе появились жесткие нотки. — Очнись, Стюарт. Как ты думаешь, сколько откликов получила бы я на подобное объявление?

— Думаю, ты бы удивилась, узнав, как много мужчин находят привлекательным все, что связанно с деторождением.

— Хочешь сказать, что объявления о знакомствах читают всякие чудаки?

— Не чудаки, а одинокие люди. У меня лично мысль о беременности не вызывает отвращения. Может, ты и меня запишешь в чудаки?

— Ты совсем другое дело.

Неужели Стюарт ждет, что она поверит, будто может казаться ему привлекательной и тогда, когда от ее талии останется лишь воспоминание? Впрочем, похоже, он говорит искренне… Его слова прозвучали не просто убедительно. Розлин вынуждена была признать, что они ее даже возбудили.

— Конечно, — согласился он. — Я ведь отец твоего ребенка, хотя ты, судя по всему, предпочитаешь об этом забыть.

— Стюарт, не надо делать мне одолжение. Твоя работа закончилась три месяца назад.

— Работа? Насколько я помню, это было скорее удовольствие. — Густые ресницы снова скрыли выражение его глаз. — Ты ведь и сейчас об этом думаешь. — Это был не вопрос, а утверждение. Стюарт понизил голос почти до шепота, и это действовало на Розлин, как прикосновение бархата к коже. — И не качай головой. Я по твоему лицу вижу, что это так. Скажи, а ты и под одеждой покраснела? Честное слово, хотелось бы посмотреть, так ли это!

— Не смей говорить мне такие вещи! — В голосе Розлин послышались нотки отчаяния. Она мысленно проклинала свою светлую кожу, которая всегда служила четким барометром ее внутреннего состояния. — Это… это неприлично, — наконец нашлась она и, увидев, что он только расхохотался, обиженно поджала губы. — Ты просто хочешь загнать меня в угол и заставить принять твои условия.

— Теперь больше нет тебя и меня, — просто сказал Стюарт. — Есть мы.

— Я чувствую, что сейчас с тобой бесполезно спорить. — Розлин всмотрелась в его решительное лицо. — Ты просто невозможен!

— Но довольно мил.

Она закрыла глаза. Будь он просто «милым», у нее, возможно, еще были бы шансы устоять… Как это она раньше не замечала, что Стюарт Роули — самый привлекательный из мужчин, которых ей когда-либо доводилось встречать? Он придал самому понятию «мужественность» новый смысл. Нет, он не «мил», он просто неотразим.

— Ты серьезно считаешь, что беременная женщина может быть привлекательной? — спросила Розлин, не сдержав любопытства.

— Ты говоришь так, как будто я какой-то извращенец. — Заметив ее смущение, Стюарт рассмеялся. — Не знаю, что тебя так удивляет. Вынашивание ребенка — это женская тайна, и вполне естественно, что она интригует мужчин. Думаю, именно поэтому они всегда предпочитают девочкам женщин. В материнстве есть… даже не знаю, как это объяснить… что-то земное, чувственное…

Все ее тело немедленно откликнулось на эти слова, и по коже пробежали мурашки.

— Ты хочешь сказать, что женщина должна вынашивать детей, чтобы доказать свою женственность?

— Наверное, тут нельзя ничего обобщать, — заметил он. — У всех бывает по-разному…

Невысказанное приглашение, прозвучавшее в его голосе, вызвало у Розлин внезапное желание забыть об осторожности и самоуважении. Желание почти парализовало ее, руки и ноги покалывало.

И так подействовал на меня всего лишь его голос! — ужаснулась она. Это просто какое-то безумие! Нужно срочно что-то предпринять, чтобы стряхнуть это наваждение, пока дело не зашло слишком далеко.

— Тебе помочь сложить вещи для Элли? — попыталась она отвлечься от этих мыслей.

— Помоги. — Стюарт многозначительно помолчал. — Если это именно то, чего ты хочешь.

Его лицо помрачнело.

Дело не во мне, сказала себе Розлин, он просто хочет покрепче привязать к себе мать своего будущего ребенка.

— А что мы скажем твоей матери, когда в конце концов прекратим нашу игру? — поинтересовалась она. — Или так далеко ты еще не загадывал?

— Можно подумать, что тебе отвратительна мысль о моем прикосновении или мы физически несовместимы, — тихо произнес он и подошел к ней сзади.

Обостренно ощущая его близость, Розлин заметила, что дрожит, и ей показалось, что он намеренно провоцирует ее.

— Не думаю, что это удачное объяснение, — пробормотала она.

— Но зато правдивое, — сказал Стюарт и наклонился вперед.

Розлин почувствовала на своей щеке его теплое дыхание, повернулась кругом, и ее лицо оказалось на уровне его груди.

— Ты переспал со мной из жалости, а теперь у нас будет ребенок, — привела она свой последний аргумент. — Я не собираюсь усугублять положение, выходя за тебя замуж, как бы ни хотела…

Розлин замолчала и мысленно ужаснулась. Она чуть было не ляпнула: «прикасаться к тебе, пробовать тебя на вкус, чувствовать, что твое тело становится частью моего»!

— Зато теперь нам можно не беспокоиться, что ты забеременеешь.

Она потрясенно заглянула в его глаза и встретила пылающий желанием взгляд.

— Ты меня не понял, — начала она дрожащим голосом.

Стюарт покачал головой.

— Кстати, о недопонимании… — Он погрузил пальцы в густую массу ее рыжих кудрей, и, когда его пальцы коснулись ее шеи, с губ Розлин сорвался слабый вздох. — Я спал с тобой вовсе не из жалости.

Она непроизвольно запрокинула голову.

— Ну, может, жалость — не совсем подходящее слово, — пролепетала она.

— Совсем не подходящее, — уточнил он, беря ее за подбородок.

— Знаешь, ты не должен это делать… — Розлин было трудно сформулировать мысль, не говоря уже о том, чтобы облечь в слова чувства, сдавившие ей грудь. — Я не собираюсь сбегать к Кевину.

Она почувствовала, как Стюарт окаменел.

— Ты считаешь, что я думаю сейчас о Кевине?

— А разве нет?

Розлин очень хотелось, чтобы это было не так, но она не находила другого объяснения его поведению. Вот если только…

Она настолько погрузилась в собственные ощущения, что ни на секунду не задумалась о том, что должен чувствовать Стюарт. А ведь у него была очень тяжелая ночь, его мать чуть не умерла! Разве не естественно было в такой ситуации обратиться за утешением к другу? Ведь в свое время она поступила именно так.

Стюарт опустил руки, отступил на шаг и посмотрел на Розлин чуть ли не с опаской.

— Я не собираюсь с тобой спорить.

— Помнишь, что я чувствовала, когда умерла мама? Мне хотелось забыться, не думать о своем горе.

— И ты забылась, занявшись сексом с первым попавшимся мужиком, — сухо заключил он.

— Нет! Я была тогда совсем девчонкой!

— Но ты думаешь, что сейчас мне нужно именно это? — В голосе Стюарта послышались колючие нотки, а глаза его угрожающе блеснули.

Розлин поморщилась. Похоже, она опять сделала совершенно неправильные выводы.

— Стюарт, я твой друг и хочу тебе помочь. Я сделаю все, чтобы тебе стало легче.

— Должен ли я понимать это так, что ты предлагаешь мне свое тело? — Он отвернулся, но Розлин заметила, что у него на виске пульсирует жилка. — Не трудись отвечать. Пусть это покажется странным, но меня не привлекает самопожертвование.

Розлин попыталась было возразить:

— Я не…

— Неужели? — язвительно протянул он. — А по-моему, я все правильно понял. Если ты хочешь выдумать предлог, чтобы заняться со мной любовью, то не ожидай от меня поддержки.

Плечи Розлин поникли. Чтобы она еще когда-нибудь попыталась заняться доморощенным психоанализом? Да никогда в жизни!

— А теперь, если ты не возражаешь, я бы собрал мамины вещи. Ты еще не раздумала мне помогать? Нам пора возвращаться в больницу.

Стюарт вышел из комнаты, и Розлин поплелась вслед за ним с несчастным видом, думая, что только ухудшила и без того тяжелую ситуацию.

— Папа, конечно, пригласит австралийских родственников, — сказал Стюарт.

— Как, всех? — ужаснулась Элли.

Ее муж поднял руки вверх, признавая свое поражение.

— На твое усмотрение, дорогая. Я не виноват, что Роули плодятся как кролики, — добавил он, с усмешкой косясь на сына.

Мартин был счастлив видеть радость, с которой его жена восприняла новость о помолвке.

— Мартин! — укоризненно воскликнула Элли.

— Ну, что я еще натворил? — Проследив направление ее взгляда, он заметил раскрасневшееся лицо Розлин. — В чем дело? — Тут только Мартин понял свою оплошность и тут же стал похож на проштрафившегося школьника-переростка.

— Мне пора на прогулку, — сказала Элли и повернулась к Розлин. — Это предписание врача, — пояснила она и взяла мужа за руку. — Пойдем со мной, пока ты не ляпнул еще какую-нибудь бестактность. — Уже выходя из комнаты, она оглянулась и с загадочной улыбкой бросила: — Лови момент, Стюарт.

— Она просто счастлива, — сказал Стюарт, когда дверь за ними закрылась.

Розлин задумчиво кивнула. Последствия их обмана принимали такие масштабы, что сложившаяся ситуация требовала от нее невероятного душевного напряжения. Ей было страшно даже подумать, как она выпутается из паутины лжи, разраставшейся с каждым часом.

— Терпеть не могу обманывать! — воскликнула она. — Меня постоянно гложет чувство вины. К тому же все это стоит бешеных денег.

— Иногда гуманнее бывает солгать, — небрежно отмел ее доводы Стюарт, зачем-то заглядывая за портьеры.

— Что ты делаешь? — удивилась Розлин.

— Просто проверяю, не спрятана ли тут скрытая камера.

— Что-о?!

— Маме так хочется, чтобы я действовал в нужном направлении, что я бы ничему не удивился, — с усмешкой заметил он.

— В каком направлении? — непонимающе уставилась на него она.

— А вот в каком.

Он положил ей на ладонь потертый бархатный футляр, раскрыв который Розлин увидела потрясающий изумруд прямоугольной формы.

— Какая красота! — выдохнула она.

Ее реакция явно понравилась Стюарту.

— Это кольцо досталось маме от бабушки. Первоначально это был мужской перстень с печаткой, но один из моих романтически настроенных предков уменьшил его для своей дамы сердца. — Прищурившись, он взглянул на тонкую руку Розлин. — Тебе оно должно прийтись впору.

Она, затаив дыхание, подняла на него встревоженный взгляд и тут же замахала руками.

— Нет! Я не могу его надеть!

— Если размер не подойдет…

— Дело не в размере!

— Тогда в чем же?

— Оно слишком дорогое.

— Не волнуйся, кольцо застраховано. Мама хочет, чтобы ты его носила.

— Тем хуже! — простонала Розлин.

— Чепуха! — с жаром возразил Стюарт. — В мамином представлении не подарить кольца при помолвке — вопиющее нарушение правил приличия. Так что можешь считать, что это просто театральный реквизит. — Он решительно взял Розлин за руку и надел тяжелое золотое кольцо ей на палец. — Ну вот, сидит как влитое.

Розлин попыталась снять кольцо.

— Не снимается! — в отчаянии воскликнула она.

— Твой энтузиазм по поводу нашей помолвки меня просто поражает. — В его голосе послышались гневные нотки. — Ради Бога, успокойся.

Она перестала дергать кольцо и призвала на помощь всю свою выдержку, чтобы не дать диалогу перерасти в перебранку.

— Это слишком символично, — заметила Розлин, чуть заметно вздрогнув.

В глазах Стюарта промелькнуло выражение острой боли, но его лицо тут же стало непроницаемым.

— Обручальное кольцо и должно быть символом преданности, — сказал он резко.

— Но в нашем случае это, скорее, символ лжи.

— Ты считаешь, что это ложь?

То, что он сделал дальше, оказалось для Розлин полной неожиданностью, и она ошеломленно застыла. Стюарт нежно, но одновременно властно положил руку на ее живот, выпуклость которого была пока еще почти незаметна, особенно в одежде, и лицо его стало серьезным, почти торжественным.

— Это чудо, — хрипло прошептал он.

— Я знаю. — Ей так хотелось разделить с ним радость ожидания малыша.

Стюарт будто прочел ее мысли.

— Ты позволишь мне, Розлин, разделить это с тобой?

Он сам не понимает, о чем просит, с горечью подумала она. Принять его условия и выйти замуж только ради того, чтобы у ребенка была семья? Но какую цену ей придется за это заплатить? Стюарт ее не любит, и каждый день их совместной жизни будет напоминать об этом. И все же, имеет ли она право лишать еще не родившегося ребенка отца?

— Не прогоняй меня, — тихо сказал Стюарт. — Дело не только в ребенке. Мне хочется видеть, как меняется твое тело, по мере того как он растет. — Он положил вторую руку ей на грудь, и от этого прикосновения ее соски мгновенно налились и затвердели. Стюарт почувствовал это, и на его губах появилась удовлетворенная улыбка. — Не уезжай сегодня ночевать к себе, — проворковал он. — Останься со мной и позволь о тебе позаботиться.

— Звучит очень по-отечески, — пробормотала Розлин, пытаясь прийти в себя.

— Уверяю тебя, я испытываю далеко не отеческие чувства. — Его улыбка изменилась, и в ней появилось что-то дьявольское. — Во всяком случае, по отношению к тебе.

— Ты ведешь себя как старший брат, которого у меня никогда не было, — сказала она.

— Неужели я когда-то такое говорил? — поморщился Стюарт.

— Говорил, и довольно часто, когда был настроен более снисходительно.

Но, из последних сил стараясь сопротивляться своим ощущениям, Розлин не преуспела в этом. Страстный отклик ее тела на прикосновения Стюарта свел на нет все результаты последних двух недель самоотречения.

Рука его двинулась вверх и легла на ее шею. Он притянул ее голову к себе и поцеловал. Губы Розлин сами собой раскрылись, и она издала низкий грудной стон.

Когда Стюарт наконец поднял голову, у нее все плыло перед глазами.

— Переезжай ко мне, — требовательно произнес он.

— Ты просишь меня поселиться с тобой?

— Дай нам шанс, Розлин. Назови это, как хочешь, хоть пробным браком…

— Я бы, скорее, назвала это сумасшествием.

Розлин не хотелось говорить, ей не хотелось даже думать. Она хотела только одного — снова почувствовать прикосновение его губ и рук, и это желание вытесняло из головы все мысли.

— Значит, решено. — Глаза Стюарта удовлетворенно блеснули.

— Разве?

Он снова стал ее целовать, и вскоре Розлин готова была согласиться на все, лишь бы только он не останавливался. Стюарт первым услышал, как открылась дверь, и отпрянул.

Раздался голос Элли Роули:

— Значит, кольцо ей понравилось. — Она довольно улыбнулась.

— Элли, может, нам сделать еще один круг вокруг корпуса? — предложил Мартин, тактично отворачиваясь.

— Чепуха, — возразила его жена. — Нам с Розлин нужно еще многое обсудить. Стюарт подождет, она от него никуда не денется.

К сожалению, она права, с тоской подумала Розлин.