Шиша. Изгоняющие бесов

Глава 22. Худынь

Аглая открыла глаза и медленно обвела взглядом окружающее пространство. Она не узнавала это место – скорее всего, никогда здесь не была. Серый от пыли потолок, весь в завитках отслоившейся краски; голубоватые беленые стены в паутине трещин, глубоких и черных, сочащихся влагой; густо-синий полумрак – непонятно, раннее утро сейчас или же поздний вечер. Холодно. Слишком холодно для июня! Пальцы рук и ног окоченели, зубы выбивают частую мелкую дробь. И рядом нет никого. Пустая кровать у стены напротив аккуратно заправлена.

Приподнявшись на локте, Аглая обнаружила, что лежит на такой же кровати в джинсах, толстовке и кроссовках. Странно, но почему в обуви? Она попыталась вспомнить последние события. В памяти всплыли образы Дины и Стаса. Аглая находилась вместе с ними в машине, они куда-то ехали, и Стас был за рулем. Кажется, они пытались уехать из Дивноречья. Видимо, не вышло. Почему-то Аглая была уверена, что она все еще в Дивноречье, хотя и не узнавала этот дом. Наверное, все дело было в запахе. Вот запах был знаком: здесь пахло ржавым железом и старьем. Такой же запах стоял возле дома, куда ее привезли два парня, возомнившие себя мракоборцами, и откуда она уехала со Стасом и Диной после того, как выбралась из подполья, где «мракоборцы» ее заперли.

Вполне возможно, что это тот же самый дом, просто она не узнала комнату, потому что раньше в ней не была. Чтобы проверить свою догадку, Аглая поднялась с кровати, и холод стал ощущаться острее. Поежившись, она прошла к выходу, тихо радуясь тому, что на ногах у нее кроссовки: пол наверняка был ледяным.

В полутемном коридорчике она чуть не упала, с ходу наступив на кучу какого-то хлама. Присмотревшись, увидела знакомый шкаф с оттопыренной боковой стенкой, откуда и вывалился хлам. Сомнений не осталось: это был дом, в котором жили «мракоборцы». Но почему она снова здесь? И куда подевались Дина и Стас? Они что, привезли ее обратно? Но почему?

Аглая прошлась по остальным комнатам, жутко захламленным и тоже пустым. На кухне раковина была забита грязной посудой, стол усеивали крупные хлебные крошки. «Однако «мракоборцы» не заморачиваются с уборкой», – подумала она и вышла во двор, а оттуда – на улицу. И вот тут ей стало по-настоящему страшно. Пустынная улица пугала безлюдьем, но ужас вызывало другое: ряды похожих друг на друга деревянных домиков по обе стороны от нее выглядели… выщербленными. Между домами зияли просторные темные промежутки, которых раньше здесь не было. Часть домов бесследно исчезла, вместе с прикрывавшими их заборами. Пустующие пространства напоминали дыры, оставшиеся после выпавших зубов.

Раздавленная мрачной догадкой, Аглая поплелась в конец улицы на трясущихся от страха ногах. Вид, открывшийся оттуда, ее шокировал. Дивноречье совершенно преобразилось, и не в лучшую сторону. Точнее, это было не совсем Дивноречье, остались лишь некоторые его элементы: дорога со знакомыми фонарями, купеческий дом Агантия Латкина на другой ее стороне, автобусная остановка в виде бетонной коробки, выкрашенной в голубой и зеленый цвета. Но забор музейного комплекса, который должен был виднеться вдали, отсутствовал, как и сам комплекс. Вместо него там стояли полуразвалившиеся лачуги с проваленными крышами, пустые оконные проемы походили на глазницы истлевшего мертвеца. С крыш свисали черные лоскуты какого-то материала, служившего покрытием для кровли, – не то рубероида, не то гнилой древесной коры. У Аглаи возникла надежда на то, что лачуги ей лишь кажутся и что, если она подойдет к ним поближе, они исчезнут, как мираж в пустыне. Аглая двинулась вперед, но по мере приближения унылая картина не менялась, – лачуги не спешили растворяться в пространстве, наоборот, обрели еще большую реалистичность благодаря тому, что стали видны мелкие детали: трещины в старых бревнах, наросты мха на крышах, густой бурьян… сразу видно, что к этим домам давным-давно никто не подходил. Едва Аглая об этом подумала, как в оконном проеме одного из домов метнулось что-то похожее на человеческую фигуру. Это было единственное движение, попавшееся ей на глаза с тех пор, как она очнулась в доме «мракоборцев», и оно не вселяло надежды на то, что в доме есть кто-то живой. Ведь бурьян перед входом стоял непримятый, а на крыльце покачивалось молодое деревце. Не оставить следов в таком месте могло разве что привидение, но Аглая продолжала идти к лачугам и намеревалась заглянуть в дом с «привидением». Ну а что оставалось делать? Надо же было выяснить, в каком месте она очутилась. Впрочем, нетрудно было догадаться, что это за место, Аглаю волновало другое: есть ли у нее хоть малейший шанс выбраться отсюда?

На обочине дороги напротив лачуг стоял древний с виду столбик с дощечкой-указателем вроде той, какую Аглая видела в Шише. Здесь название было длиннее и прочитать его с ходу не вышло, пришлось усиленно вглядываться в кривые серые борозды в рассохшемся дереве. Буквы, иссеченные мелкими трещинами, выглядели колючими, как ветки шиповника. «Худынь, – наконец разобрала Аглая. – Звучит как-то пессимистично». Она свернула на тропинку, отходившую от дороги сразу за указателем, и пошла дальше. С каждым шагом воздух, казалось, густел, затрудняя движения, и вместе с этим грязноватая синева, наполнявшая этот странный мир, становилась плотнее, ухудшая видимость. Очертания лачуг теряли четкость, сливаясь с пепельной синевой, и в какой-то момент Аглае расхотелось к ним подходить. Она растерянно оглянулась, подумывая о том, чтобы вернуться, и не увидела дороги, пепельная синева поглотила ее, лишь столбик-указатель еще виднелся вдали черным крестиком.

Липкий страх окутал Аглаю, и земля ушла из-под ног: Аглая устремилась к этому столбику, но будто не побежала, а поплыла, и в следующую секунду ощутила, что погружается в вязкую бездну. Заставив себя замереть, она зажмурилась и глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Когда снова открыла глаза, столбик-крестик исчез, осталась только вязкая синяя мгла в той стороне. Аглая огляделась. Лачуги стояли на прежнем месте, расплывчатые и жуткие. Но выбора не осталось, и она побрела к ним, понимая, что сглупила, свернув с дороги на эту гиблую тропинку. И зачем она ушла из дома «мракоборцев»?! Там хотя бы все выглядело по-человечески: была кровать, кухня с холодильником и чайником, вполне крепкая крыша. А лачуги – так себе убежище, но другого, похоже, ей уже не найти.

Тропинка привела Аглаю к лачугам и затерялась в высоком бурьяне. Колючие жесткие стебли враждебно встретили непрошеную гостью, царапая и цепляясь за одежду. Аглая с трудом раздвигала их руками, и они нещадно стегали ее по спине и ногам. Добравшись до крыльца, где росло деревце, она оглянулась и не увидела примятой дорожки в бурьяне, там, где только что прошла. Значит, она тоже не оставляет следов. Что ж, неудивительно… Дверь над крыльцом криво висела на одной петле. Пригнувшись, Аглая протиснулась сквозь проем, и ее окутала чернота, еще более вязкая, чем синева снаружи. Она двинулась на ощупь. Это, должно быть, сени, они всегда бывают в подобных избах, а дверь в сам дом обычно находится где-то поблизости. Пошарив по стенам, Аглая нащупала дверную ручку и потянула ее на себя. Дверь отворилась легко и даже не скрипнула. Внутри было чуть светлее, и этот свет тоже отливал синевой. Если бы Аглая не видела эту лачугу снаружи, она бы подумала, что в комнате работает телевизор: свет, лившийся оттуда, выглядел точно так же, как сияние голубого экрана. Удивительно, откуда он? Может быть, с той стороны в окно смотрит луна?

До слуха Аглаи донеслось тихое бормотание. Она замерла на пороге и прислушалась. Нет, подумать только, ведь это действительно был телевизор! Шел какой-то знакомый с детства фильм, но она не могла вспомнить название. Она никогда их не запоминала, потому что не смотрела эти фильмы, а только слушала. Голоса отпугивали чудовищ, так считала Аглая в детстве, поэтому всегда включала телевизор, оставаясь дома одна.

Колени снова предательски задрожали, едва она, собравшись с духом, шагнула внутрь дома. Она уже догадывалась, что увидит там, но дыхание все равно перехватило, когда перед глазами возник знакомый интерьер их с мамой городской квартиры. Но этого не может быть! Здесь ведь какая-то заброшенная Худынь, откуда в этой лачуге взяться их с мамой вещам? Аглая растерянно разглядывала прихожую, из которой была видна часть ее спальни: кровать с любимыми игрушками, которые Аглая рассаживала в определенном порядке, первым всегда сидел плюшевый мишка; стол и стопка учебников на нем, постеры в рамках на стене, полки с книгами и разными красивыми безделушками.

Если там, и правда, ее спальня, то справа должна находиться гостиная и ванная, надо лишь пройти короткий боковой коридорчик. Аглая повернулась в ту сторону. Именно оттуда исходило голубоватое сияние, и доносился шум работающего телевизора. Она сделала шаг, и внезапно сияние исчезло. Стало темно и тихо. Как в детстве, нервный импульс, словно хлыст, подстегнул ее, побуждая бежать и прятаться. Скоро придет чудовище. Нельзя медлить. Оно уже близко. В прошлый раз, когда выключился телевизор, Одноглазый Волк появился спустя пару минут.

Снаружи, за стенами дома, послышался шорох. Аглая почувствовала колючий ком в горле. Она знала, что Одноглазый Волк приближается, и догадывалась, что это их последняя встреча. Кто-то из них двоих должен сгинуть, и на этот раз рядом с ней не было беса, настойчиво предлагавшего свою помощь. Куда же подевался ее могущественный защитник? Аглая вспомнила, что бес вселился в нее, и она даже боролась с ним за право владеть собственным телом. Но теперь бес молчал и, скорее всего, вообще отсутствовал – наверное, подыскал себе другое тело, более крепкое и послушное. Теперь придется справляться самой. Бес сказал, что Аглае не хватило ярости, чтобы убить Одноглазого Волка. Можно подумать, от нее что-то зависело! Преступника швыряло по всему подполью, но Аглая к нему и пальцем не прикоснулась, а если бы и прикоснулась, и даже толкнула бы его изо всех своих сил, вряд ли тот сдвинулся бы с места хоть на метр. Все, что она может сделать – это бежать и прятаться, но рано или поздно Одноглазый Волк настигнет ее, ведь он очень сильный и очень злой. А тогда какой смысл бегать? Ради чего пытаться выжить в этом гиблом месте, из которого, скорее всего, нет выхода? Здесь вообще ничего нет, только старые лачуги, а эти родные стены и вещи, окружающие Аглаю сейчас, лишь морок, и мама сюда никогда не придет.

При воспоминании о маме Аглая ощутила щемящую боль в душе и вспышку ненависти к Одноглазому Волку. Правду ли он сказал, что сотворил с мамой все эти ужасные вещи, или наврал, чтобы помучить ее, Аглаю? Выяснить это можно будет только в том случае, если удастся вернуться в свой мир. Вероятно, Одноглазый Волк знает, как найти туда дорогу, но вряд ли он явился сюда, чтобы помочь Аглае выбраться. Конечно же, он пришел, чтобы уничтожить ее, но Аглая решила, что не станет от него бегать: ненависть, вспыхнувшая к Одноглазому Волку при воспоминании о том, как он хвастался расправой над ее мамой, крепла с каждым мгновением, вытесняя страх, и вместе с тем из глубин ее души поднималось что-то темное, какая-то скрытая часть Аглаи, очень сильная и очень злая.

Заскрежетал дверной замок, и дверь, точь-в-точь как та, которая стояла в квартире Аглаи восемь лет назад, отворилась. Одноглазый Волк стоял на пороге. Широкая плотоядная ухмылка словно перечеркнула его лицо. Под единственным глазом красовался жуткий синяк, а во взгляде читалось легкое недоумение. Кажется, он не понимал, почему Аглая не бежит прочь и не визжит от ужаса.

– Кто не спрятался, я не виноват! – сказал он, разводя руками и шагая вперед.

Темная часть Аглаи полностью взяла под контроль ее разум, и Аглая, вместо того, чтобы попятиться, шагнула навстречу Одноглазому Волку.

Его брови медленно поползли вверх. Он остановился и озадаченно почесал затылок.

– Ну ладно, могу отвернуться и посчитать до десяти, если хочешь, – шутливо предложил он, усиленно морща лоб: судя по всему, раздумывал, как поступить. Наверное, решил, что раз жертва его не боится, значит, должен быть какой-то подвох вроде того, что произошел с ним в подполье. Однако он явно знал, что Аглая больше не одержима бесом, иначе не заявился бы открыто, а постарался бы напасть исподтишка.

– Нет, спасибо. – Аглая невозмутимо пожала плечами. – Вперед, делай то, за чем пришел.

– Хм… А знаешь ли ты, что тебя ждет? Подумай. Я согласен дать тебе фору, чтобы ты успела спрятаться. Вдруг тебе повезет, и я не смогу тебя найти? – Одноглазый Волк никак не мог смириться с тем, что жертва отказывается от него убегать и тем самым портит ему все удовольствие от процесса.

«Нет, кажется, дело не в удовольствии, или не только в нем. Ему нужен мой страх. Жизненно необходим, как воздух! Наверное, бес внутри него питается страхом, и Одноглазый Волк лезет из кожи вон, лишь бы его покровитель не остался голодным», – предположила Аглая.

Удивительно, но страшно ей не было. Злость разрослась настолько, что не оставила места для других чувств. Одноглазый Волк подался вперед и потянул носом, словно принюхивался к ней. Растерянное выражение на его лице сменилось самодовольным, плотоядная ухмылка вернулась на место.

– Люблю таких бесстрашных! – произнес он, и Аглае стало не по себе. Неужели она ошиблась? Что, если бесу нужен был не страх, а то темное, что пробудилось в ней и росло все это время? Похоже, Аглая клюнула на приманку, как глупая рыба, в ее душе не осталось ничего светлого, а бес, вероятно, только этого и ждал! Где-то она слышала, что главное для беса – сгубить человеческую душу, такими душами он и питается, а с чистой и светлой душой ничего поделать не может. Ее обвели вокруг пальца, она проиграла…

Все-таки придется бежать. Но куда? Аглая сорвалась с места и бросилась в ту сторону, где, предположительно, должна была находиться гостиная, но окружающее пространство менялось прямо на глазах, на бежевых обоях появились пустоты, похожие на проталины, которые быстро разрастались, «съедая» стены, и за стенами открылась мрачная комната с узкой, как гроб, кроватью, длинными лавками и двумя окнами без стекол. На дощатом полу в изобилии росли желтые кривые поганки, они противно захрустели под ногами, когда Аглая пересекала комнату. Выскочив в одно из окон, она упала в заросли бурьяна и поползла, продираясь сквозь жесткие стебли. Бурьян расступался неохотно, с сердитым шорохом и треском, заглушавшим звуки погони. Интуитивно чувствуя, что Одноглазый Волк уже близко, Аглая вынырнула из травы и огляделась, но его нигде не было видно. И, хотя синие сумерки сгустились почти до черноты, человеческую фигуру она бы точно заметила. Куда он подевался? Почему не бросился в погоню? Он ведь так хотел на нее поохотиться!

Вдруг Аглая осознала, что все еще слышит шуршание стеблей поблизости, хотя сама стоит, не двигаясь. Она повернулась на звук. Огромный бесформенный ком ворочался в высокой траве неподалеку. Вдруг он развалился надвое, и из бурьяна поднялись две человеческие фигуры, в одной из них Аглая узнала Одноглазого Волка, а другая тоже показалась знакомой и напомнила ей Романа, одного из «мракоборцев», но уверенности в этом у Аглаи не было. Как он мог тут оказаться? И, главное, зачем?

Но, всматриваясь в бледное лицо, обрамленное черными волосами до плеч, она все-таки убедилась в том, что видит Романа.

Мужские фигуры вновь слились воедино и покатились по траве в жестокой схватке, оттуда донеслись хрипы, ругательства и угрозы:

– Не смей ее трогать, тварь! – прозвучал голос Романа, звенящий от гнева.

– Ты хоть знаешь, на кого руку поднял, желторотый?! – яростно прохрипел Одноглазый Волк. – Ты не жилец теперь! В нашей стае законы суровые!

– К чертям вашу стаю! Аглая – моя девушка!

– Аглая – моя добыча, и приметил я ее раньше, чем ты впервые в своей жизни побрился! Думаешь, что сможешь меня остановить? Зря ты переманил к себе ее беса. И себя погубил, и ее не спасешь!

Дерущиеся вновь разошлись в стороны.

Одноглазый Волк пригнул голову, будто собрался идти на таран, но не сдвинулся с места, вместо этого упер руки в бока, выставив локти в стороны, по его телу прокатились волны черной ряби, одежда затрещала по швам, разрываясь на множество мелких лоскутов, которые с каждой секундой все больше походили на вороньи перья, рот слился с носом, превращаясь в клюв, отливающий бронзовым блеском, и воздух завибрировал от жуткого гортанного «Кар-р». Вслед за ним прозвучал пронзительный возглас Романа:

– Аглая, беги!

Силуэт Романа тоже начал стремительно меняться, по обе стороны от него взметнулись полы черного плаща и затрепетали, утолщаясь и вытягиваясь. Через мгновение над землей закружились два огромных черных ворона. Они налетели друг на друга, и сверху посыпались перья вперемешку с искрами, высеченными бронзовыми клювами, столкнувшимися с жутким звоном.

Сердце Аглаи тревожно сжалось. Разум еще осмысливал фразы, которыми противники обменялись перед схваткой.

«Аглая – моя девушка», – слова Романа.

«Зря ты переманил к себе ее беса. Себя погубил, и ее не спасешь», – угрожающий рык Одноглазого Волка.

Значит, Роман здесь из-за нее? Пришел, чтобы защитить? И это он освободил ее от вселившегося беса? Аглая почувствовала, как ее темная часть съеживается, а сердце словно воспламеняется от нахлынувших чувств. Она подозревала, что находится в такой форме бытия, при которой не может быть ни сердца, ни тела, но ощущения ничем не отличались от привычных: бурьян кололся, холод пощипывал кожу, а сердце горело. И вдобавок к этому Аглая ощутила чье-то легкое прикосновение к своей спине, очень похожее на касание теплой человеческой руки. Она резко обернулась, но увидела лишь бурьян, покачивающийся позади. Там кто-то был, не Одноглазый Волк и не Роман, потому что они по-прежнему бились в воздухе, осыпая землю искрами и перьями.

– Кто здесь? – спросила Аглая, настороженно вглядываясь в темные травяные заросли.

– Тш-ш-ш… – донеслось оттуда. – Тебе лучше присесть.

Хоть слова и были произнесены шепотом, но от Аглаи не укрылось, что голос принадлежал ребенку – возможно, девочке. Она послушно опустилась в траву, скрывшись в ней с головой. Из травяных недр показалась крошечная детская ручонка. Аглая протянула руку и коснулась тоненьких пальчиков.

– Пойдем, я покажу, где можно спрятаться, – прошептал дрожащий от страха голосок.

– Но я не могу, – тоже шепотом возразила Аглая. – Я хочу увидеть, кто из воронов победит.

– Победит тот, в ком больше зла. И после этого он нас сразу заклюет, если мы не успеем спрятаться.

– Один из них борется, чтобы защитить меня. Если он победит, то не станет на нас нападать.

– Они всегда нападают.

– Но этот не такой.

– Они все такие! И верить им нельзя. Так ты идешь прятаться или нет?! – злобно зашипел ребенок. – Смотри, я долго уговаривать не буду. – Из зарослей выглянуло грязное личико с двумя короткими косичками по бокам, торчащими в разные стороны.

Аглая обернулась и посмотрела на воронов. Их силуэты метались в темно-синем небе, слегка подсвеченные лунным светом. Один ворон выглядел более крупным, и у него был только один глаз. Одноглазый Волк, превратившийся в одноглазого ворона, явно превосходил по силе ворона-Романа. У Аглаи вырвался тоскливый вздох. Надежда на то, что Роман одержит победу в бою, еле теплилась. Она сжала руку девочки и, пригибаясь, чтобы не высовываться из травяного прикрытия, последовала за ней.

– Далеко ли нам идти? – спросила Аглая спустя некоторое время. Ей не хотелось терять из виду место битвы. Роман пришел, чтобы спасти ее, а она бежит, чтобы спрятаться. Неправильно это. Да и девочка может ошибаться, она ведь наверняка не знает Романа.

Встав на цыпочки, девочка на миг выглянула из травы.

– Почти добрались. Наша изба крайняя. До нее рукой подать.

– Изба? – удивилась Аглая. Она почему-то думала, что девочка приведет ее к какой-нибудь звериной норе или землянке, незаметной снаружи. – И в той избе безопаснее, чем в других? Она особенная, что ли?

– Ага. Раньше была обычная, но я посадила вокруг нее серебристый клевер. Вороны его не любят и к нам не лезут, тем более, вон, в других избах людей полно.

– Серебристый клевер? Знакомое название. Где-то я такое слышала, причем совсем недавно.

– Вообще-то это редкое растение. Многие его в жизни ни разу не видели, а кто-то даже считает, что это выдумка, но мой дедушка знал места, где растет такой клевер, и там косил траву, а я потом из нее цветы и листья клевера выбирала и делала гербарий, засушивала их в книгах. Это было, когда мы еще жили в Приютово. А потом в Худынь переехали, потому что в Приютово стало плохо, но мы же не знали, что здесь еще хуже. Пришли сюда, а назад нет дороги, исчезла. И вороны всюду рыщут, нападают на людей и насмерть заклевывают. Все окна и двери в избах повыдирали, крыши насквозь продырявили, никак людям от них не спастись! Хорошо, что я книги с собой захватила, и там семена клевера нашлись! И еще повезло, что он так быстро вырос.

– И давно вы здесь живете?

– Не знаю, нам незачем время отсчитывать. Живем, да и ладно.

– Да уж, ну и жизнь! А выбраться отсюда кто-нибудь пробовал? Возможно ли это?

– Я не пробовала. Страшно. Если далеко от дома отойти, вороны заметят и заклюют. Но говорят, бывало такое, что уходили люди из Худыни. Это те, кто сговорился с бесами. Они себя потеряли и души свои сгубили.

– И нет другого способа?

– Некоторые считают, что есть еще один путь: в Яснополье – самое прекрасное место на свете. Но найти его может лишь тот, у кого чистое сердце и крепкая вера. Были смельчаки, которые пошли его искать, но никто из них не вернулся, и неизвестно, добрались они туда или нет.

Они уже довольно долго шли пригнувшись, и у Аглаи заломило спину.

– Ничего себе «рукой подать»! – проворчала она и в следующий миг чуть не налетела на свою провожатую, которая внезапно остановилась перед домом, таким же ветхим и запущенным, как и остальные, оставшиеся в стороне.

– Вот, посмотри-ка! – Девочка раздвинула бурьян, и Аглая, приблизившись, увидела внизу серебристые шарики клевера, едва заметные среди разнотравья. От них шел приятный аромат, нежный, с легкой горчинкой, но на Аглаю от него почему-то накатил приступ дурноты.

– Дедушка говорил, что этот клевер волшебный, он сдерживает зло. Пойдем в дом, там ты будешь в безопасности. – Девочка поднялась на покосившееся низкое крылечко и постучала в щелястую дверь.

Аглая не сдвинулась с места. Приступ дурноты усиливался при малейшей попытке приблизиться к дому, и она беспомощно топталась на месте.

Дверь дома отворилась, и в узком проеме показалось женское лицо, изможденное и очень испуганное.

– Анишка! Ты почему ушла без спросу?! Заходи быстрее!

– Я не одна, мама.

Встревоженный взгляд женщины устремился к Аглае, недружелюбно прошелся по ней и вернулся к девочке:

– Зачем ты привела ее?

– Ее преследовали вороны, я помогла ей спастись. Пусть она поживет с нами.

– Ты могла погибнуть из-за нее! А о нас с отцом ты подумала?! И бабушка себе места не находит!

– Бог велит помогать людям, которые попали в беду, ты сама говорила.

– У нас и так тесно, пусть она найдет себе другую избу, здесь полно пустых домов, – проворчала женщина, опуская глаза.

– Тогда я пойду вместе с ней! – заупрямилась девочка. – Живите без меня, раз вам тесно!

– Ладно. – Женщина открыла дверь пошире. – Заходите обе, в доме поговорим.

Как только Аглая услышала эти слова, приступ дурноты тотчас отпустил ее, и она беспрепятственно подошла к крыльцу. Запах клевера стал сильнее. Серебристые цветы густо росли вдоль стен дома и немного скрашивали унылую картину. Аглая залюбовалась ими, но вдруг заметила, что клевер по обе стороны от крыльца поник и продолжает вянуть прямо на глазах. Пышные шарики чернели и съеживались, причем уже не только у крыльца, но и дальше, словно по ним медленно ползла незримая, но смертоносная волна ледяного холода.

– Ой, что теперь будет! – вскрикнула девочка, уставившись на цветы.

Женщина испуганно и недобро прошипела:

– Ты кого к нам привела?! И еще заставила меня ее в дом пригласить! Это все из-за нее, из-за гостьи твоей, ведь у нее вся душа черная! Что ты натворила, Анишка?! Ой, горе нам, горе! Беззащитные мы теперь!

Аглая попятилась, догадавшись, что ее сочли виновной в гибели клевера, служившего дому оберегом. Она повернулась, собираясь пойти куда глаза глядят, но застыла на месте при виде целой стаи огромных красноклювых воронов, летевших ей навстречу. Возглавлявший стаю ворон смотрел прямо на нее, злобно сверкая единственным глазом.