Шиша. Изгоняющие бесов

Глава 7. Куклы-«лихоманки»

В швейной, вопреки ожиданиям Аглаи и Дины не было никаких швейных машин. Женщины вручную сшивали детали одежды, используя приспособления в виде столбика на подставке, к которому крепился конец сшиваемого полотна, и это позволяло им одной рукой натягивать ткань, а в другой держать иголку с ниткой.

– Мы старались полностью реконструировать древнюю технологию изготовления одежды, – пояснила Варвара. – Приспособление для шитья называется «швейка», сделана она по принципу прялки, только без лопасти.

– Но ведь это же так долго и монотонно – сшивать все вручную! Никакого терпения не хватит! – поразилась Аглая.

– Поэтому одежда в те времена стоила очень дорого, особенно с вышивкой. Вышитые элементы делали съемными или срезали их с износившихся вещей, чтобы перенести на новые, – ответила Варвара. – Прежде чем убрать одежду в сундук на хранение, каждую рубашку или платок тщательно складывали, чтобы заломы ткани оказались в определенных местах, где бы они не очень сильно портили внешний вид изделия. На сарафанах для этого формировали особые складки, которые скрепляли и запаривали, существовала целая наука складывания вещей. Ведь некоторые наряды, например, для приданого, свадьбы или похорон, делали заранее и хранили годами.

– Что-то мне боязно надевать платье, в которое вложено столько труда. Может, я лучше как-нибудь в своем на работу похожу, а? – предложила Аглая, с благоговейным трепетом наблюдая за руками мастериц, порхающими над полотнищами ткани.

– Ваша работа – быть хозяйкой избы семнадцатого века. Вам придется встречать гостей и рассказывать им о своем житье-бытье, о том, как ведете хозяйство, как устроено все в вашей избе, зачем вам нужен «красный» угол и для чего еще может пригодиться печь, кроме приготовления еды. Ну и выглядеть вы должны, как подобает хозяйке того времени, а для этого вам и выдается соответствующий наряд, с условием, что потом вы его нам вернете.

– Мне будет страшно в нем даже пошевелиться, чтобы не испортить что-нибудь! – Аглае решительно не хотелось брать на себя ответственность за казенный наряд.

– Конечно, нежелательно, чтобы он превратился в лохмотья, но не переживайте уж слишком: никто не накажет вас за нечаянную прореху или ненароком посаженное пятно, – успокоила Варвара. – Ну и пора бы нам отправиться к сундукам! Подберем вам наряды, у нас все размеры имеются!

Примеряя выданные Варварой рубаху и сарафан, Аглая долго крутилась перед зеркалом, не желая снимать их, но Варвара сказала, что эту одежду они с Диной начнут носить с того дня, когда новый объект – найденную деревню – откроют для приема посетителей, а до тех пор в избах еще нужно навести порядок: вымести мусор, вымыть окна, повесить занавески и обязательно истопить печь, чтобы в избе появился жилой дух. Для этого Варвара выдала Аглае и Дине все необходимое для уборки, включая спецодежду – темно-коричневые клетчатые халаты, на этот раз не ручной работы, а самые обычные, какие продают в каждом хозяйственном магазине, а также снабдила «мягким инвентарем» – занавесками и длинными, не меньше полутора метров в длину, полотенцами, которые называла рушниками – вот они были изготовлены местными рукодельницами, и при виде этих вещиц Аглая и Дина разом ахнули от восхищения.

Все необходимое уместилось в двух больших корзинах. Девушки, подхватив каждая свою ношу, отправились вслед за Варварой к объектам, которые скрывались за ограждением и были замаскированы зеленой строительной сеткой.

Оказавшись по ту сторону сетки, Аглая почувствовала, что ощущение перемещения в прошлое, возникшее на территории музейного комплекса, многократно усилилось, словно теперь она провалилась в совсем уж глухую и дремучую древность, откуда не так-то просто будет выбраться. И снова необъяснимая тревога в очередной раз с момента приезда в Дивноречье сдавила сердце при виде низеньких черных избушек, сверкавших новыми стеклами в крошечных оконцах, за которыми чернела пустота. Аглая покосилась на Дину. Подруга, судя по всему, не испытывала ни малейшего страха: глаза ее горели любопытством и радостью – впрочем, как всегда. Но Аглае было страшно. Снова вспомнились жуткие, бесконечно длинные вечера из детства, когда она оставалась одна и отсчитывала минуты, оставшиеся до прихода мамы с работы, то и дело прибавляя громкость в телевизоре. Очень скоро Аглая останется одна в чужой старой избушке. И мама не придет. И телевизора там точно нет.

– У нас тут везде камеры, и охрана на территории дежурит, на случай всякого хулиганья, – сказала Варвара, глядя при этом на Аглаю, словно заметила ее беспокойство. – Идемте, покажу, где дрова брать для растопки, швабры, ведра и все такое.

Она направилась к огромному сараю, нависавшему над дюжиной избушек, словно надсмотрщик над заключенными.

– Вот здесь у нас дровник. Дрова хорошие, сухие, должны сразу разгореться. Разжигать-то умеете? Нет? Бересту снимаете с поленьев и между дровяной кладкой засовываете, а потом поджигаете. Если все правильно сделаете, одной спички вам должно хватить. – Варвара показала им помещение, сверху донизу заполненное березовыми поленьями. – Ну а теперь в хозяйственный отсек пройдемте.

– Ой, а что это? – Аглая замерла как вкопанная при виде кучи соломенных кукол, высившейся в дальнем углу рядом с поленьями. То, что это куклы, она поняла не сразу. Куча выглядела стогом сена с застрявшей в нем одеждой – среди сухих стеблей пестрели платки и рубахи, торчали носы кожаных сапог и ботинок на шнуровке. Аглае показалось, что среди них затесались современные текстильные кеды, но она не успела их как следует рассмотреть, потому что Варвара окликнула ее, как-то даже грубовато и с раздражением, и Аглая отвлеклась, а когда вновь повернулась и посмотрела на соломенную кучу, то не смогла найти то место, где видела обувь, похожую на кеды.

Зато на глаза попался ботинок, нанизанный на палку, другой конец которой исчезал в рубахе, набитой соломой, и стало ясно, что куча представляет собой свалку соломенных пугал, выряженных в поношенную одежду. Причем, хоть одежда и выглядела старой, но явно ей было не триста лет, как найденной деревне, и даже не сто. Присмотревшись к соломенно-тряпичной куче, Аглая заметила рубашку с пластмассовыми пуговицами, край шифоновой блузки, воротник свитера машинной вязки, фетровую шляпу и много других предметов одежды, которые никак не могли принадлежать крестьянам, жившим два-три века тому назад.

– «Лихоманки», судя по всему, – ответила Варвара. – Куклы-обереги, только очень большие. Обычно их делают размером с ладонь, а эти здоровенные, как огородные пугала.

– Может, это и есть пугала? – предположила Аглая. Почему-то версия насчет «лихоманок» ей не понравилась. Она знала, что обережные куклы на Руси использовались для помощи человеку в разных делах, а также защищали его от болезней, отвлекали на себя внимание темных сил, служили так называемыми «подменками». Считалось, что все болезни вызывались нечистью, и некоторые куклы делались для приманивания злых сущностей, тем самым отводя их от человека. Разновидностей «лихоманок» было множество, и все они имели разные названия, в зависимости от своего предназначения, к примеру, «Травница», «Крупеничка», «Десятиручка». Но вместе с куклами-«помощницами» существовали и куклы для наведения порчи, их называли «лихорадками», и так же, как «лихоманкам», этим куклам давали свои «имена», как правило, производные от слов, означавших насылаемые недуги: «Огнея» вызывала у человека сильный жар, от «Трясеи» бросало в дрожь, «Глухея» лишала слуха, а «Невея» даже доводила до гробовой доски. «Лихорадок» было много, исторические данные в зависимости от регионов сильно отличались. Где-то насчитывалось всего девять разновидностей, где-то – сорок, а в некоторых местах это число превышало сотню. И «добрых», и «дурных» кукол делали без лица, потому что кукла с лицом могла передать человеку вселившуюся в нее злую сущность. Зная об этом, Аглая всегда относилась с опаской к куклам – и к тем, что с лицом, и к безлицым, а особенно обходила стороной сувенирные лавки и фольклорные выставки, где обычно было полно всяких рукотворных оберегов, в том числе и «лихоманок».

– Не пугала это. Есть признаки, – как-то очень категорично заявила Варвара, прерывая размышления Аглаи. – В обрядах их использовали.

– В каких обрядах? – вклинилась в разговор Дина. В ее глазах тотчас вспыхнуло любопытство.

– Да мало ли было всяких обрядов в те времена! – отмахнулась Варвара.

– Но ведь одежда на них совсем не старинная, – заметила Аглая.

– В том-то и дело. – Варвара кивнула, и вид у нее почему-то стал недовольный. – Рабочие приперли этот хлам вместе с домами – решили, что куклы имеют историческую ценность. Вот, теперь думаем, утилизировать это все или в полицию сообщить. Но полиция-то нам в туристический сезон ни к чему… – Варвара на мгновение задумалась и вдруг спохватилась: – Ой, разболталась я тут с вами, а у меня еще дел по горло! Идемте-ка, покажу вам объекты и побегу, а вы оставайтесь хозяйничать да за уборку принимайтесь. Завтра посетителей запускать начнем. Вам только один день дается на все про все, включая изучение исторического материала по этой деревне. Кстати, нашим следопытам удалось выяснить ее название! Неподалеку от того места, где находилась ее околица, нашли нечто вроде старинной вехи – путеводный указатель в виде столбика с дощечкой, там по-старославянски было вырезано слово «Шиша». Не очень-то хорошее название, скажу я вам. Это слово имеет сразу два значения – «бродяга» и «вор».

– Как интересно! – Дина восторженно захлопала ресницами. – Наверное, в деревне жили воры и бродяги!

– Бродяги вообще-то бродят по свету, а не живут в деревнях, – возразила Аглая. – А ворам нечего воровать в такой крошечной и бедной деревушке. Странно даже, что ее так назвали.

– Ну все-все, девчата, хватит разговоров, дома наговоритесь, а сейчас пора за дело! – Варвара подтолкнула их к выходу – довольно грубовато, как показалось Аглае.

За то недолгое время, которое они провели в сарае, снаружи заметно похолодало. Усилившийся ветер принес сырость с реки, и начал накрапывать мелкий дождик. Аглая поежилась, пожалев, что не надела худи с «начесом», и подумала, что первым делом надо будет затопить печь в избе. Все-таки чувствовалось, что Дивноречье находилось на три сотни километров севернее города. Для последнего дня мая просто жуткая холодина!

***

Лукерья вежливо попрощалась с тетей Клавой и другими ткачихами, стараясь следить за тем, чтобы на ее лице не отразилось даже намека на то, что творилось в душе после утреннего семейного скандала. Сложив в корзинку грязную посуду, она еще раз кивнула всем с милой улыбкой, которая испарилась, как только за ее спиной закрылась дверь. Лицо ее вновь стало серьезным. Взгляд устремился вдаль, скользнул по маскировочной сетке и сосредоточился на верхушке столба веревочной карусели, выступавшей над ней. Раньше Лукерья видела изображение похожей на такую карусель конструкции в одной из чародейных книг деда Ерофея, где говорилось, что с ее помощью можно перемещаться на большие расстояния и даже в иные миры – как самому, так и вместе с частью окружающего пространства. Для этого нужно было прокрутить колесо карусели в особом порядке и произнести специальные слова. Будь у Лукерьи та чародейная книга, она бы в два счета отправила Шишу вместе с «лихоманками» в мертвый мир и тем самым избавила бы Дивноречье от страшной участи, которая постигла ее родное Приютово, потому что дед Ерофей не успел закончить обряд с каруселью: его убили полицейские, когда он пытался спасти людей, одержимых бесами. А Шиша исчезла, но не ушла в мертвый мир, куда дед Ерофей хотел ее отправить, а возникла в другом месте, где ее спустя год и нашли работники «Старины». Правда, присутствия бесов Лукерья пока не заметила, точнее, еще как заметила, но все они были заперты в куклах-«лихоманках», обнаруженных в сарае. Только это не успокаивало, ведь сено в куклах наверняка уже подгнило, и те могли рассыпаться в любой момент, а значит, бесы рано или поздно освободятся и смогут снова нападать на людей. Но что она могла сделать без чародейной книги? Разве что попытаться повернуть колесо наугад? А слова… ну какая разница, на каком языке они прозвучат? Ведь главное – смысл. И потом, других вариантов ведь все равно нет, лучше уж попытаться сделать хоть что-нибудь, чем сидеть сложа руки и ждать беды.

На болотной зелени сетчатого полога ярким пятном выделялся небольшой рекламный плакат, почти листовка с изображенными на ней почерневшими от времени избами и надписью: «Бродячая деревня Шиша, 17 век. Открытие объекта 1 июня. Гид встречает в каждой избе. Ждем в гости!»

«Это ведь уже завтра!» – подумала Лукерья, чувствуя неприятный холодок внутри. Нырнув под сетчатый полог, она огляделась и, убедившись, что вокруг никого нет, направилась к веревочной карусели. Шиша хмуро смотрела на нее свежевымытыми окнами старых домов. Нигде не было заметно никакого движения. Вероятно, рабочие ушли обедать в местное кафе, и у Лукерьи будет несколько минут, а то и полчаса, чтобы провести свой эксперимент.

Колесо на верхушке столба медленно поворачивалось от ветра. Толстые веревки покачивались из стороны в сторону. Дощечки, прикрепленные к их концам, иногда сталкивались друг с другом, как лодки в штормовом море. Оставив корзинку на траве неподалеку, Лукерья села на дощечку и взялась руками за веревки, поднимавшиеся с обеих сторон. Они соединялись над ее головой крепким узлом. Она подергала их, проверяя узел на прочность, и оттолкнулась ногами от земли. Вращение колеса ускорилось, и раздался противный громкий скрип, словно карусель возмущалась тем, что ее эксплуатируют. «Пусть эта деревня переместится в мертвый мир вместе со всеми домами, сараями и этой каруселью», – шепотом проговорила Лукерья, желая и одновременно страшась того, что слова сработают, ведь она понятия не имела, как возвращаться обратно и возможно ли это. Дед Ерофей говорил, что из мертвого мира никто не возвращается прежним и что лучше бы тем, кто в него угодил, там и остаться навеки. Лишь избранные могут ходить туда и обратно, те, кто способен сладить с бесами, но велик риск, что однажды бесы одолеют их.

Конечно же, импровизированное заклинание не сработало. Лукерья кружилась и кружилась, а вокруг все оставалось по-прежнему: сквозь маскировочный полог просвечивали строения музейного комплекса, а вскоре и рабочие вернулись с обеда. Среди них были и те двое парней, что на прошлой неделе поселились у деда Гриши. Они и собаку взяли с собой на стройку. «Какой же у них страшный красноглазый пес! Интересно, что это за порода? Никогда таких не видела!» – подумала Лукерья, украдкой глядя на них. Она принялась упираться ногами в землю, чтобы затормозить вращение карусели. Колесо почему-то заскрипело еще громче. Русоволосый «Илья» из ее сна повернулся на звук и, встретившись с ней взглядом, поднял руку в приветственном жесте. Второй, бледнолицый брюнет, тоже посмотрел на нее и сдержанно кивнул. Они прошли мимо и должны были вот-вот скрыться из виду за одним из домов, но остановились, обсуждая что-то, а потом «Илья» развернулся и пошел обратно. Он явно направлялся к карусели. Лукерья спрыгнула с дощатого сиденья, подхватила корзинку и хотела было уйти, но остановилась, услышав оклик за спиной:

– Эй, соседка! Погоди-ка, не убегай! Один вопрос есть.

Растерявшись, она обернулась и тут же пожалела об этом. Ну вот зачем?! И так понятно, какой у него вопрос, он его уже задавал. Если его действительно зовут Ильей, то значит, она просто угадала его имя, но вряд ли он в такое поверит. Но парень спросил совсем о другом:

– Может, поужинаем вместе сегодня вечером? В кафе «Старина» отлично жарят мясо на углях. Ты как, не занята?

Ошеломленная таким предложением, Лукерья облизнула вмиг пересохшие губы. Перед мысленным взором возникло лицо тети Клавы, и ее противный голос зазвенел в голове: «Где тебя ч-черти носят?.. Уж не с парнями ли городскими шляешься? П-пригрела на груди рептилию!»

Он не торопил, молча ждал ответа. Его глаза были цвета опавшей хвои, в точности как у жениха из ее сна. Лукерье нравилось в них смотреть. Еще нравился исходивший от него запах старого дерева, смешанный с ароматом мятной жвачки, нравилось ощущать его дыхание, слегка щекочущее кожу на ее лбу. Кажется, он стоял слишком близко.

Краем глаза Лукерья заметила движение у сетчатого полога. Варвара и две девушки-постоялицы из купеческого дома, которых она сегодня видела в мастерской у тети Клавы, пересекали лужайку, направляясь от Шиши в сторону основной территории музейного комплекса. Только не хватало, чтобы Варвара увидела ее рядом с этим парнем!

Лукерья отпрянула от него и отрицательно замотала головой.

Он удивленно спросил:

– Но почему?

Кажется, он понял, что она хотела согласиться и передумала.

– Это неприлично! – выпалила Лукерья первое, что пришло в голову, и чуть ли не бегом помчалась прочь.

– Ну нет, на этот раз не сбежишь! – За спиной послышался топот ног, и крепкая рука легла ей на плечо прежде, чем она успела нырнуть под маскировочную сетку.

Лукерья резко обернулась и обожгла парня возмущенным взглядом, но не вырвалась – замерла. Он быстро заговорил:

– Мы с напарником здесь последний вечер, завтра уезжаем. Работы закончены, так что в Дивноречье нас больше ничего не держит… – Он замялся на мгновение, подбирая слова, и продолжил: – Если не хочешь в кафе, можем прогуляться к реке. Говорят, берега здесь красивые, но я их так и не видел. Даже не знаю, как пробраться туда сквозь заслон из огородов. Проводишь меня?

«Последний вечер!» – мысленно ахнула Лукерья, и душа ее словно разделилась надвое: одна часть требовала быть благоразумной, а другая подначивала согласиться – она-то и взяла верх.

– Ну хорошо. Приходи в семь к правому углу дома Агантия Латкина, что стоит в конце улицы напротив центральной площади. Оттуда самая короткая тропинка к реке ведет, – пробормотала Лукерья и, сбросив руку парня со своего плеча, скрылась за маскировочным пологом.