Шиша. Изгоняющие бесов

Глава 24. Тринадцатая «лихоманка»

Аглая инстинктивно заслонилась скрещенными руками от стремительно приближавшейся вороньей стаи и попятилась. Ее остановил толчок в спину.

– Убирайся! – прошипел женский голос. – Ты испортила наш клевер, твоя душа гнилая! Я беру назад свое приглашение! Пошла прочь! Пусть вороньё летит вслед за тобой! Мы не хотим страдать из-за тебя, мы тут ни при чем!

От второго толчка Аглая чуть не упала; ей пришлось пробежаться, чтобы сохранить равновесие, и она не стала останавливаться. Женщина права: Аглая навлекла беду на их дом и должна увести стаю воронов как можно дальше отсюда. Может быть, это и не спасет семью Анишки, но даст им хоть какой-то шанс на то, что их заклюют не прямо сейчас. А потом, может быть, Анишка успеет вырастить новый клевер. Получилось же у нее один раз. К тому же она говорила, что этот клевер быстро растет.

Аглая бежала, не разбирая дороги. С каждым шагом бурьян становился все гуще и выше, и кроме него она больше ничего не видела, а вверх смотреть боялась. А еще она не хотела, чтобы воронья стая стала последним из того, что она увидит перед тем, как сгинуть. Пусть уж лучше это будет бурьян.

Воронье карканье звучало совсем близко, крылья трепетали прямо над ее головой, и Аглая ждала, что вот-вот металлические клювы вонзятся в нее со всех сторон.

И вдруг в одно мгновение все стихло, будто выключили телевизор. Аглая помедлила немного, прислушиваясь, но никаких звуков не уловила и запрокинула голову. Над ней сияла луна, проливая на землю призрачный свет. Вороны исчезли.

***

Брамирросо локкамундро фолиброттэ сомадэрро…

Еще не стихли последние слова заклинания, которое читал Илья, а воздух уже наполнился шумом крыльев и вороньим карканьем. Это было заклинание для возврата хозяев домой, вот они и вернулись – хозяева Шиши. Но Лукерья не ожидала, что они явятся в вороньем облике.

Вначале Лукерье показалось, что темное ночное небо набрякло грозовыми тучами и приблизилось к земле. Потом послышался шум, словно хлынул ливень, но небо не проронило ни капли, а шум нарастал, и вскоре стало ясно, что это хлопают гигантские крылья, со свистом рассекающие воздух. Птицы стремительно приближались, и вместе с тем менялись их размеры и облик. Приземлившись, они обернулись людьми, а крылья превратились в черные плащи, скрывавшие тело от шеи до пят. Их было тринадцать, как и предполагала Лукерья. Она знала всех в лицо, кроме одного – рыжебородого мужчины с черной «пиратской» повязкой на лице. Этого человека она прежде никогда не видела, он был точно не местный, однако сильно напоминал ей кое-кого. Таким она представляла себе атамана разбойничьей шайки по кличке Алая Борода – главного персонажа байки о Шише. Возможно, душа разбойника, вступившая в сговор с бесом, подселилась в этого незнакомца, выбрав его в качестве пристанища из-за внешнего сходства, или же наоборот, став одержимым, мужчина приобрел сходство с разбойником после того, как тот в него вселился. Как бы там ни было, а Лукерья не сомневалась в том, что человек с повязкой на лице – главный среди одержимых, и самый опасный из всех.

Илья тоже это почувствовал, замер и побледнел. Вместо того чтобы читать следующее заклинание – на подчинение бесов, он уставился на рыжебородого, сжимая в руках книгу с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Лукерья встревожилась: почему же он медлит? Это рискованно! Губы Ильи шевельнулись, но вместо загадочных колдовских слов прозвучало совсем другое:

– Это ты погубил мою Наташу. Я узнал тебя.

«Что он делает?! – ужаснулась Лукерья. – Зачем заговорил с одержимым?!»

Человек в «пиратской» повязке довольно ухмыльнулся:

– Врешь! Ты сам ее бросил и ушел.

– Я ушел, потому что она меня прогнала. Я не сразу понял, что мы угодили в бесовское логово. Ты околдовал ее и поплатишься за это!

– Все вы ищете себе оправдание, лишь бы себя не винить, лишь бы кто-то другой заплатил за ваши ошибки, пороки и малодушие! Ревность в тебе взыграла, вот ты и убежал, бросил невесту одну среди чужих людей! Сам виноват, что без невесты остался!

– Я вернуться хотел, но деревня исчезла, – пробормотал Илья тихим безжизненным голосом.

– Все вы хотите вернуться и все вернуть, когда дело уже сделано. А сделанного не воротишь, известно ведь. Себя вини, с больной головы на здоровую не перекладывай! – Единственный глаз мужчины злобно сверкнул. Он скрестил руки на животе, выпиравшем из-под черного плаща, окинул Илью презрительным взглядом и снисходительно процедил: – Но так и быть, могу проводить тебя к твоей невесте, жалко мне вас, глупых.

– Проводить?! Она жива?! Где она?! – Илья встрепенулся, будто очнулся от случайно сморившего его сна.

– Не верь ему! Он тебе голову морочит! – воскликнула Лукерья и хотела добавить, что нужно немедленно прочитать заговор, но человек в «пиратской» повязке вытянул руку в ее сторону, погрозил ей пальцем, и она не смогла больше вымолвить ни слова: голос пропал, а из горла вырывалось шипение.

Одноглазый продолжил, пристально глядя на Илью:

– Давай руку, и я отведу тебя к Наташе. И книгу свою давай, она тебе все равно больше не понадобится.

Лукерья поняла, что Илья полностью во власти одноглазого, но была бессильна что-либо изменить: не только голоса не было, но и с места она тоже сдвинуться не могла, лишь беспомощно наблюдала за происходящим. Дина осталась в машине с Аглаей, Стас стоял рядом, но, судя по всему, не догадывался о том, что Илья попал в ловушку и его надо отвлечь.

Остальные двенадцать одержимых толпились за спиной главаря. Лукерья старалась не смотреть на них: тяжело было видеть своих односельчан в таком виде, и особенно тетю Клаву – она тоже была среди них. Здесь был и Роман, но, наверное, бес, вселившийся в него, крепко держал его волю под своим контролем.

Илья шагнул к одноглазому. Тот протянул руку к книге, и на его лице появилось алчное выражение:

– Давай же ее мне, давай скорее…

«Нет, Илья, не смей! – мысленно закричала Лукерья, вложив в этот беззвучный крик все свои душевные силы. – Отвернись от него! Он тебя околдовывает! Читай заклинание, иначе он погубит и тебя, и всех нас! Не давай ему книгу! Если отдашь ее, то навсегда утратишь способность ее читать!»

Илья прижал книгу к груди и – о, чудо! – он обернулся, словно услышал немую мольбу Лукерьи. Их взгляды встретились, влияние колдовских чар одноглазого на Илью ослабло.

– Эй, ты куда?! А ну вернись, мерзавец! Посмотри на меня! Стой, кому говорю! – визгливо заорал одноглазый, осознав, что добыча ускользает из его рук.

Илья опомнился и раскрыл книгу на нужном месте.

Сварроморро тираббасо фабуллино флумидаррэ…

Заклинание наконец зазвучало, и главарь бесовской шайки застыл как статуя, лишь в единственном глазу плескался ужас. Его подельники, должно быть, тоже утратили возможность двигаться, но они и до этого не шевелились, поэтому воздействие заклинания на них со стороны было не так заметно.

Лукерья, наоборот, ощутила, что колдовские чары больше ее не сдерживают, но продолжала молча стоять на месте, затаив дыхание. Ее сердце трепетало от радости: неужели все получилось? Неужели Дивноречье спасено, и все ужасы позади? Ведь сколько раз за последние несколько дней у нее словно каменело что-то в груди от мыслей о неизбежной гибели поселка и его жителей.

Голос Ильи набирал силу, а колдовские слова, казалось, тяжелели и вдавливали одержимых в землю – в буквальном смысле. Со стороны это выглядело так, будто под их ногами образовалось болото, которое медленно, с чавканьем, засасывало их в свое вязкое нутро. Но они не увязли полностью. Погружение закончилось, когда над поверхностью земли остались одни только их головы.

Смолкло последнее колдовское слово, и Лукерья шумно выдохнула. Бросилась к Илье, повисла у него на шее и прошептала:

– Победа.

Он коснулся губами ее макушки и возразил:

– Рано торжествовать. Пора наряжать кукол.

– Ох, а про одежду-то мы и не подумали! – спохватилась Лукерья. – Можно из ткацкой мастерской взять, только, наверное, замок взломать придется.

– Не придется. В избах Шиши есть вещи, я видел. Наверное, одержимые там воронами оборачивались, и поэтому одежда осталась.

– Точно, ведь и в прошлый раз так было, когда дед Ерофей обряд проводил.

– Я схожу со Стасом.

Илья и Стас удалились к избам, и Лукерья осталась одна в окружении молчаливых голов, торчавших из земли. Ей сразу стало не по себе. Она повернулась и направилась к джипу, стоявшему поблизости, чтобы узнать у Дины, как Аглая, но остановилась, ощутив жжение между лопаток. Это было очень знакомое ощущение, оно часто возникало под недовольным взглядом тети Клавы, когда та смотрела ей вслед. В своей жизни Лукерья не раз ловила на себе недружелюбные и даже откровенно враждебные взгляды соседей и одноклассников, но только тетин действовал подобным образом – наверное, потому что ее взгляд Лукерья не могла проигнорировать.

Она обернулась и сразу увидела тетино лицо в окружении других знакомых лиц: охранника из купеческого дома Николая Степановича, директора музейного комплекса Павла Александровича, мастеров из кузницы и гончарни, рукодельниц из ткацкой мастерской. И даже Варвара была там! Как же все они изменились: совершенно чужие, холодные глаза без единой искорки человеческого тепла. От них прежних осталось лишь тело – физическая оболочка, в которой обосновалось нечто пугающее, являющееся частью вечного и разрушительного вселенского зла.

Лукерья смотрела на них, чувствуя, как ее охватывает дрожь. Они буравили ее жуткими безжизненными глазами, в которых читалась угроза и жажда мести. И, хотя никто не раскрывал рта, тринадцать бесовских голосов, все разом, зазвучали в ее голове:

«Мы вернемся и доберемся до тебя. До всех вас! Мы всегда возвращаемся и однажды позаботимся о том, чтобы даже после смерти вы все страдали – ты, они и весь ваш человеческий род!»

Лукерье стало трудно дышать. Она попятилась, но каждый шаг давался ей с большим трудом. Закружилась голова, перед глазами замельтешили черные точки. Ее рука инстинктивно потянулась к вороту рубахи, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу, но ее не было. Лукерья вспомнила, что так и не пришила новую взамен той, что потерялась. Пуговица-«костылёк» служила оберегом, не давала бесу проникнуть в душу – так считала тетя и другие ткачихи, но им «костыльки» не помогли. Лукерья считала, что лучший оберег от беса – это чистота души, но сейчас бесов перед ней было слишком много, и пусть их сдерживало заклятие, но они все равно ухитрились каким-то образом завладеть ее вниманием и забрались к ней в голову. Что, если они и в душу смогут забраться?

Неизвестно, чем бы закончилось это противостояние, если бы не Илья и Стас, вернувшиеся как раз вовремя. Илья на расстоянии почувствовал неладное, и они бегом примчались обратно. Бесы тотчас присмирели, и Лукерье сразу стало легче дышать.

Вскоре тринадцать кукол-«лихоманок» были наряжены и установлены напротив одержимых. Пока Илья читал заклинание для изгнания бесов, одержимые один за другим закатывали глаза. У Лукерьи тревожно сжалось сердце: очнутся ли эти люди? Вдруг бесы, покидая тела, погасят в них жизнь? Перед смертью даже колдовство бессильно. Но как бы там ни было, а очередной этап ритуала завершился, бесы переместились в кукол и больше не представляли опасности, сдерживаемые наложенным заклинанием и серебристым клевером. Оставалось отправить «лихоманок» в мертвый мир – вместе с деревней.

Илья вложил между страницами «Кудесника» листок клевера, там, где находились формулы для «куролесы», чтобы сразу открыть книгу в нужном месте. Вручив увесистый фолиант Лукерье, он вооружился осиновым колом (их еще много осталось в багажнике джипа, как и «лихоманок», хватило бы даже на два обряда), воткнул острие в землю и принялся вычерчивать линию, обозначающую границу пространства, которое требовалось переместить. Линия прошла таким образом, что одержимые оказались с ее внешней стороны, а куклы – с внутренней, той, что попадала под воздействие «куролесы». Лукерья подумала, что будет надежнее унести кукол в избу или сарай, как сделал в свое время дед Ерофей, потому что тогда, как и сейчас, дул сильный ветер.

Ветер все крепчал, и куклы пошатывались на воткнутых в землю колах, они запросто могли в самый ответственный момент слететь с них и выкатиться за пограничную линию.

Когда Илья закончил чертить магический круг, Лукерья поделилась с ним своими опасениями. И как только она это сказала, ветер подул сильнее, словно был с бесами заодно. Очень быстро он набрал ураганную скорость, подняв в воздух пыльные вихри, и те закружили по лужайке, толкая кукол и дергая «куролесу» за свисающие веревки.

– Скорее! – Лукерья бросилась к куклам, каркасы которых угрожающе потрескивали, но, услышав протяжный скрип колеса, повернувшегося на «куролесе», она испугалась, что Шиша вновь «сбежит», а потом возникнет где-то в другом месте, так и не попав в мертвый мир, откуда ей было бы уже не выбраться. Изменив направление, Лукерья добежала до «куролесы» и, зажав «Кудесник» под мышкой, вцепилась в одну из веревок. Ее сил не хватило на то, чтобы остановить вращение колеса, но оно все же замедлилось. Поблизости залаяла собака – неистово, с надрывным хрипом. Лукерья огляделась и с удивлением обнаружила, что этот жуткий лай издает Гром, которого оставили в джипе вместе с Аглаей и Диной – и в качестве защиты, и чтобы под ногами во время обряда не путался. Кто бы мог подумать, что Гром способен так буйствовать? Что с ним происходит? Лупит обеими лапами по стеклу машины и вот-вот или выбьет его, или дверь вынесет!

За Громом маячило бледное и растерянное лицо Дины. Она безуспешно пыталась успокоить пса, он на нее совершенно не реагировал. Лукерья скользнула взглядом вдоль лужайки в поисках Ильи. Они со Стасом направлялись от крайней избы к трем оставшимся куклам, остальных уже успели унести. Лукерья хотела было окликнуть Илью, но сдержалась, подумав, что сейчас ни его, ни Стаса лучше не отвлекать – пусть унесут последних кукол в избу, а с Громом ничего страшного не случится, если он потерпит пару минут. Вцепившись в веревку «куролесы», она смотрела, как парни подходят к «лихоманкам» и снимают их с осиновых колов: две взял Илья, одну – Стас. В этот момент порывом ветра вырвало из земли оголенный осиновый кол, и тот вонзился острием в ногу Стаса. Взвыв от боли, Стас схватился за ушибленное место, выпустив куклу из рук, и та резво покатилась по лужайке, подгоняемая ветром. На ней была шляпа, приколотая булавками, и черная «пиратская» повязка – такая же, как та, которую носил главарь бесовской шайки. Этих повязок нашлась целая пачка, они лежали во внутреннем кармане его куртки, оставшейся в избе, и оказались не пиратскими, а медицинскими, судя по надписям на упаковке.

Илья вручил кукол усевшемуся на землю Стасу и побежал за ускользнувшей тринадцатой «лихоманкой», кувыркавшейся по земле, но та отдалялась все быстрее. Лукерья отпустила веревку «куролесы» и помчалась следом. Мимо нее черной стрелой пронесся Гром, каким-то чудом вырвавшийся из машины. Пес обогнал Илью и исчез вдали, слившись с ночной темнотой, подернутой туманной дымкой.

Лукерья догнала Илью, растерянно топтавшегося у дыры в заборе. Ни куклы, ни Грома поблизости не было. За забором шумел сосновый бор.

– Он ее найдет, – ободряющим тоном произнесла Лукерья, но сама в это не верила.

Илья нахмурился, молча вздохнул. Они пролезли сквозь дыру в заборе и, оказавшись по ту сторону, долго всматривались во тьму, призывая Грома. Пес вернулся без добычи, понурившись и поджав хвост, тоскливо глянул на них и ткнулся носом в ладонь Лукерьи, словно давал понять, что поиски бессмысленны.

– Сбежал от нас главный бес! – Илья потер виски и поморщился. – Какое-то роковое недоразумение! Если даже Гром не нашел куклу, нам и подавно нет смысла бродить впотьмах.

– Пойдем, надо завершить начатое. – Лукерья подала Илье «Кудесник», который держала в руках. – Мы ведь не можем оставить все как есть.

Он кивнул, взял у нее книгу, погладил Грома по голове и ласково приободрил его:

– Не расстраивайся, дружище. Я знаю, что ты сделал все, что мог. Мы поищем этого дрянного беглеца чуть позже, как только рассветет. А сейчас, пожалуй, действительно пора завершить начатое.

К тому моменту, когда Илья с раскрытым «Кудесником» в руках подошел к «куролесе», первые проблески рассвета уже проредили ночную мглу и туманная дымка почти рассеялась. Лукерья и Стас стояли за чертой, вне зоны магического воздействия «куролесы», рядом с людьми, погруженными в землю, ни один из которых до сих пор так и не очнулся. Грома снова заперли в машине. Стекла, к счастью, остались целы, – оказывается, перед тем, как вырваться на свободу, Гром ухитрился поддеть когтем дверную ручку и таким образом открыл дверь, ничего при этом не сломав. Дина сидела рядом с Аглаей и время от времени окликала подругу в надежде, что это поможет той прийти в себя, но пока результата не было. Лицо Аглаи казалось безжизненным, и лишь пульсирующая жилка на виске свидетельствовала о том, что девушка еще жива.

Лукерья затаив дыхание смотрела, как Илья раскручивает «куролесу», сверяясь с «формулой» в книге. Когда последний поворот колеса будет сделан, Илья исчезнет вместе с «куролесой» и со всей деревней Шишей. Вернется ли? Дед Ерофей часто ходил в мертвый мир, используя заклинания «Кудесника», и каждый раз у него после этого добавлялось седых волос. На вопросы Лукерьи о том, что он там видел, дед отмалчивался и хмурился, а однажды сказал сердито: «Любопытство до добра не доводит! Не вздумай за мной увязаться: не воротишься, и даже я тебе не помогу». Будто мысли ее читал: она ведь и впрямь хотела как-нибудь проследить за дедом, когда он очередную «лихоманку» в Худынь понесет. Теперь Лукерье хотелось увязаться за Ильей, она боялась отпускать его одного в это гиблое место, хотя и понимала, что едва ли чем-то поможет ему, если случится беда.

Скрип колеса «куролесы», казалось, царапал не только слух, но и сердце, и вдруг начал отдаляться. Все, что находилось внутри магического круга, сделалась полупрозрачным и растаяло в лучах восходящего солнца вместе с остатками тумана. На миг показалось, что на месте Шиши образовалась огромная яма, но вскоре ее края сомкнулись, и там появилась лужайка. Как будто и не было никакой Шиши.

Откуда-то донесся тяжкий вздох, а затем чавканье, будто кто-то шлепал по грязи. Лукерья повернулась. Люди начали приходить в себя, и земля вновь стала зыбкой, давая им высвободиться. Лишь один человек остался неподвижен: одноглазый главарь бесовской шайки умер, Лукерья поняла это, едва взглянув на него.

Позади щелкнула, открываясь, дверца джипа. Оттуда вырвался испуганный крик Дины:

– Аглае стало хуже! Кажется, она… умирает!

***

Аглая все еще не верила, что воронов больше нет. Запрокинув голову, она вглядывалась в темное ночное небо и вдруг заметила вдали свет, похожий на робкий солнечный лучик. Казалось, он тянется прямо к ней и куда-то зовет. Аглая зашагала по светлой дорожке, протянувшейся на траве. Колючий сухой бурьян вскоре сменился какими-то неизвестными растениями с нежными шелковистыми стеблями и пышными зонтиками белых соцветий. Цветочный аромат вскружил голову. Аглая нагнулась, чтобы понюхать эти соцветия, и поняла, что они почти не пахнут. Откуда же этот приятный запах? Раздвинув высокие стебли, она ахнула от восхищения: в густой траве серебрились пышные шарики «обережного» клевера. Его было видимо-невидимо, настоящий цветочный ковер под ногами, даже ступить некуда, чтобы не задеть цветок. Вот где спасение от хищных воронов! Наверное, это и есть Яснополье. Оно ведь так близко, а люди в Худыни ничего об этом не знают, ведь ни один человек из тех, кто ушел искать это место, назад не вернулся, чтобы рассказать о нем своим собратьям по несчастью. А до Яснополья-то рукой подать! Аглая поднялась и посмотрела в сторону ветхих лачуг. Тех, кто ушел и не вернулся, можно было понять: на Худынь даже смотреть было страшно, а уж пойти туда… На это требовалась большая смелость, особенно после того, как в душе затеплилась надежда на светлое будущее. Как тяжело, оказывается, идти из света во тьму, туда, где носятся злобные вороны, высматривая добычу! Но Аглая решила, что пойдет и все расскажет – по крайней мере, Анишке: ведь она была в долгу у этой девочки, которая пыталась спасти ее, рискуя собой.

Аглая глубоко вздохнула, немного помедлила и двинулась в обратный путь, к Худыни. Каждый последующий шаг давался труднее предыдущего, воздух словно сгущался и тяжелел, как и тогда, когда она уходила из Дивноречья, опустевшего и странно изменившегося. Вновь возникло ощущение, что она идет не туда, и на этот раз оно было острее, но Аглая не останавливалась. Тепло солнечного луча, согревавшего ее сзади, постепенно слабело и вскоре исчезло совсем, а в лицо дохнуло могильной сыростью. Сразу стало по-ноябрьски холодно. Утреннее небо над Худынью было лишь немногим светлее ночного, его сплошь заволокли черные толстобрюхие тучи, сочащиеся мелкой моросью. Когда Аглая добралась до избы, которую занимала семья Анишки, она уже вся тряслась от холода, как осиновый лист. Где-то далеко шла гроза, протяжные и глухие громовые раскаты представлялись Аглае ворчанием сказочных великанов, вяло переругивавшихся между собой. Воронов по-прежнему не было видно.

Жухлый клевер захрустел под ногами, когда Аглая шла вдоль стены дома, заглядывая в заколоченные окна. Сквозь щели было видно лишь кружившиеся в воздухе пылинки. Аглая поднялась на скрипучее крыльцо и постучала в дверь. Ей не спешили отпирать, и тогда она заговорила. Рассказала о том, что нашла Яснополье и что до него совсем недалеко, что там светит солнце и растет серебристый клевер, а стая воронов улетела, и пока их нет, можно успеть добраться до безопасного места.

Прошло некоторое время после того, как прозвучало последнее слово, и дверь приоткрылась. Мать Анишки недоверчиво зыркнула на нее из узкой дверной щели, оглядела с ног до головы, и в ее взгляде мелькнуло удивление, возможно, связанное с тем, что она не обнаружила на Аглае ни единой царапины.

– Воронье не напало на тебя? Ни разу даже не клюнули? – Глаза женщины будто ожили, загоревшись надеждой.

– Я же говорю, что нашла Яснополье! Это точно оно, выглядит так, как Анишка рассказывала.

– Хорошо. – Женщина вздохнула с облегчением и скрылась в глубине дома. Оттуда донесся ее голос: – Собирайтесь скорее, мы уходим!

Некоторое время члены семейства переговаривались, потом послышались их торопливые шаги и шорохи, и вскоре все они покинули дом. Первым вышел отец с двумя тяжелыми корзинами в руках – вероятно, там были все их пожитки. Опасливо оглядевшись, он почтительно поздоровался с Аглаей и позвал остальных. Мать вывела Анишку за руку, но та вырвалась, бросилась к Аглае и обняла ее, прижавшись всем телом.

– Спасибо, что пришла за нами!

– Надо бы и других людей позвать. – Аглая вопросительно посмотрела на отца Анишки.

Тот сделал вид, что не расслышал ее слов, вместо него ей ответила бабушка, которая вышла из дома последней:

– Негоже всем табором идти.

– Тогда давайте скажем людям, что Яснополье, и правда, существует, – предложила Аглая.

Бабушка пожевала губами, раздумывая, и сообщила:

– Уж сто раз о том говорено. Ступай, детка, веди нас.

Аглая растерянно скользнула взглядом по лачугам, понимая, что идти и созывать жителей – слишком большой риск, ведь некоторые могут ей не поверить, а если начнется спор, шум наверняка привлечет воронов. Подумав, она решила, что вернется в Худынь после того, как проводит Анишку и ее семью до безопасного места, туда, где начинается луг с серебристым клевером.

И они тронулись в путь. Анишка сразу заявила, что назад лучше не оглядываться, иначе Худынь не отпустит и они не найдут дорогу. Аглая согласилась с ней, ведь и сама бежала без оглядки, спасаясь от воронов. Но все-таки она оглянулась – показалось, будто кто-то дернул ее сзади за одежду. А оглянувшись, замерла, не поверив увиденному.

Рядом с Худынью появилось еще несколько изб, которых там раньше не было. Они тоже выглядели черными от старости, но казались более крепкими и сверкали чистыми окошками в новых белых рамах. Между домов зеленела подстриженная лужайка, в центре которой высилась веревочная карусель. Рядом с крайней избой стоял высокий сарай с обгоревшим входом.

Деревня Шиша из музейного комплекса!

У Аглаи не возникло никаких сомнений в том, что перед ней действительно была та самая деревня.

Анишка нетерпеливо дернула ее за рукав:

– Ты чего? Не смотри туда! Я же говорила, нельзя.

Аглая перевела взгляд в ту сторону, куда они шли.

– Анишка, ты видишь солнце? – спросила она, показывая на поредевшие тучи, сквозь которые пробивался солнечный луч, возможно, тот самый, уже знакомый ей.

Девочка оглядела небо и радостно кивнула:

– Вижу!

– Ну вот и хорошо! Идите дальше без меня, ладно? Теперь не заблудитесь. А я должна вернуться.

– Не выдумывай! – Анишка вновь дернула ее за рукав – на этот раз протестующе. – Зачем тебе туда?

– Мне кажется, мое тело в мире живых еще окончательно не умерло, и я могу попасть назад, в свою жизнь. Я вижу часть того мира.

– Это Худынь тебя заманивает!

– Возможно. Но я хочу это проверить.

– Анишка, что там у вас случилось? – окликнул девочку отец.

– Ничего! – сердито буркнула она и, чуть помедлив, добавила: – Уже иду! – Прижавшись к Аглае, она пробормотала со слезами в голосе: – Я бы тоже хотела вернуться в мир живых, хотя бы на минутку, чтобы взглянуть, как поживает моя дорогая сестричка Лукерья, она ведь там совсем одна осталась. Но ничего не выйдет, ведь в том мире я уже давно умерла. Если увидишь ее, передай ей, что у меня… у нас все хорошо!

– Обязательно передам! – Аглая погладила Анишку по голове, и та, отстранившись, побежала догонять родителей.

Аглая смотрела им вслед до тех пор, пока они не вошли в полосу солнечного света, а затем их фигуры растаяли вдали. С бешено колотящимся сердцем Аглая кинулась бегом по направлению к Шише. Ее окрыляла надежда на то, что из Шиши она выберется в Дивноречье, найдет дом «мракоборцев» и вернется в свое тело, оставшееся там, чтобы очнуться в нем. Но расстояние до деревни сокращалось, а другие экспонаты музейного комплекса так и не показались. Это был дурной знак. Аглая перешла с бега на шаг, чувствуя, как внутри разрастается тревога. Добравшись до первой избы, она вошла внутрь и окончательно убедилась в своих самых худших предположениях: Шиша больше не была частью мира живых, она угодила в мир мертвых – точно так же, как и Аглая!

Посреди горницы стояли ряженые травяные куклы с безглазыми пустыми лицами, но Аглае казалось, что все они смеются над ней. Откуда они здесь взялись? Они же сгорели в сарае! Или это уже другие куклы?

Воздух вновь стал густым, как патока. Дурнота подкатила к горлу – видимо, рефлексы в этом мире почти не отличались от привычных, хорошо хоть, что не стошнило. Раздавленная рухнувшей надеждой, Аглая вышла из дома и поискала взглядом место, где видела солнечный луч, но не разглядела ни единого проблеска в тучах: небо всюду было одинаково серым.

Вдруг ее взгляд уловил какое-то движение возле веревочной карусели. Там стоял парень, похожий на «мракоборца» Илью. Сердце радостно подпрыгнуло в груди: всмотревшись, Аглая поняла, что это и есть Илья. Он стоял к ней боком и смотрел на карусель, держа в руках раскрытую книгу. Аглая громко окликнула его, но ее голос завяз в густом воздухе, не долетев до цели. Илья повернулся и пошел прочь, даже не взглянув в ее сторону. Аглая помчалась вслед за ним, продолжая звать его, но он удалялся слишком быстро – ну, или она двигалась со скоростью улитки. Почти добежав до карусели, Аглая вдруг обнаружила, что снова оказалась в том же месте, откуда начала бежать, хотя и не заметила, как перемещалась назад, словно не сама она вернулась туда, а пространство, оставшееся позади, надвинулось на нее и вобрало в себя. Будто проглотило.

Аглая бежала, понимая всю тщетность своих усилий, но не могла остановиться – разум отказывался мириться с поражением. Воздуха не хватало, и она начала задыхаться. Очертания изб Шиши и лачуг Худыни расплылись перед глазами, поползли во все стороны, надвигаясь на нее грязно-сизыми волнами. Еще немного, и эта мешанина настигнет ее, а тогда она, скорее всего, просто перестанет быть, превратившись в безликую частицу этого мрачного мертвого мира.

Сил совсем не осталось. Ноги словно завязли в чем-то тягучем и липком. Потеряв равновесие, Аглая зажмурилась и почувствовала, что падает, а потом поняла: нет, не падает – тонет.

И вдруг она услышала далекий встревоженный голос, который звал ее по имени. Илья вернулся, чтобы помочь ей выбраться? Нет, голос не его, но знакомый. Очень знакомый!

Захотелось увидеть того, кто ее зовет, но веки словно склеились – глаза не открывались. Рванувшись вперед и вверх, Аглая ощутила, что вязкая масса, хоть и медленно, но все же отпускает ее: двигаться стало легче. Еще один рывок, и еще. В лицо ударил свежий воздух. Пахло грозой, травой, мокрой собачьей шерстью, духами Дины и чем-то еще, очень приятным и родным.

Глаза наконец-то открылись. Прямо перед собой Аглая увидела бледное – гораздо бледнее обычного – и очень испуганное лицо «мракоборца» Романа Марьянова. Потом что-то теплое и мокрое скользнуло по ее щеке, и Романа оттеснила морда его пса Грома. Пес снова лизнул Аглаю, на этот раз в нос, и приоткрыл пасть в собачьей улыбке. А затем тишина взорвалась пронзительным и радостным воплем Дины:

– Лукерья! Илья! Скорее сюда! Аглая очнула-ась!

Где-то далеко громыхала гроза, но за окнами джипа розовело чистое рассветное небо, и солнечный луч, попавший в одно из автомобильных зеркал, отразился на щеке Романа солнечным зайчиком.