Шкаф с ночными кошмарами

Глава IV Тысяча бессонных ночей

Открыв глаза, Леда Стивенсон увидела незнакомый потолок. Лежала она под тяжелым одеялом черного цвета с темно-бордовыми ромбами. В воздухе присутствовал едва уловимый запах геля для душа и сырости – от балконной двери сквозило, по запотевшему стеклу лениво катились дождевые капли.

Леда с трудом села и совсем не удивилась, обнаружив, что мамино кружевное платье куда-то исчезло, а вместо него появилось широкое, темно-коричневое, в точности мешок из-под картошки. Леда нахмурилась, снова оглядевшись. Одежда – ее, комната – чужая.

Внезапно ее осенило, она догадалась, где находится. Откинув одеяло в сторону, она ступила на прохладный деревянный пол и, поправив платье и пригладив волосы, вышла в проем между ширмой и книжным стеллажом, разделяющими комнату на две части. Она тут же застыла, увидев детектива Дина. Одет он был по-домашнему: в свободную футболку навыпуск и темные спортивные штаны.

Детектив находился в том углу квартиры, который имел честь называться кухней. От основного пространства угол отделялся стойкой и двумя табуретками. Кроме того, здесь уместились буфет, две рабочие тумбочки, плита и небольшой холодильник. Детектив Дин как раз пытался что-то приготовить – Леда услышала его невнятное бормотание:

– Так… курица есть, вода тоже есть… мм… – Он посмотрел куда-то в сторону и вновь произнес: – Лук, петрушка… морковь. Ага, все есть, отлично!

Леда осторожно приблизилась.

– Что вы делаете?

– Господи! – Детектив Дин испуганно обернулся, обронив пачку с солью, и уставился на Леду. Несколько секунд спустя он пробормотал: – Прости. Совсем забыл, что ты в соседней… э-э… комнате. У меня здесь нечасто бывают гости.

Леда бесстрастно спросила:

– Зачем вы это сделали?

– Зачем сделал что? Зачем рассыпал соль?

Он специально насмехается над ней, поняла Леда и нахмурилась.

– Нет, мне все равно, чем вы занимаетесь в своей квартире и сколько соли рассыпаете. Зачем вы вытащили меня из ванны? Зачем вернулись в мой дом и вмешались? Вам не пришло в голову, что раз я была там, значит, я так решила? Зачем притащили меня сюда?

– Ты не оказывала сопротивления. И я сделал это потому, что я… пообещал твоей тете позаботиться о тебе.

– Моя тетя сейчас в вашем участке, она подозревается в преступлениях! – отрезала Леда. – И я очень сомневаюсь в том, что вы решили ей помочь. Вы не похожи на человека, который делает что-то по доброте душевной. Что вам нужно?!

Повисло многозначительное молчание, затем Дин спокойно сказал:

– Нет.

– Нет? – переспросила Леда, чувствуя себя уязвимой. Она ненавидела это – быть не как все, быть белой вороной, быть той, на кого обращали внимание, в кого тыкали пальцем, пинали, издевались. И вот теперь на нее обратил внимание этот странный человек, который теперь чего-то от нее хочет.

– Нет, – мягко подтвердил Дин, глядя ей прямо в глаза, – я ничего от тебя не хочу.

– Вы ничего не должны моей тете, поэтому я не вижу в ваших действиях смысла.

– А я не вижу смысла в этом рецепте для приготовления бульона!

Леду не так-то просто было сбить с толку, она возмущенно повысила голос:

– Почему вы не воспринимаете серьезно мои слова?! Несмотря на сказанное тетей Лаурой, вы не имели права лезть в чужую жизнь!

– Это моя работа, девочка, спасать людей.

– Я не девочка!

Дин тяжело вздохнул, а Леда вдруг увидела за его плечом своего отца и похолодела. Его дорогая импортная рубашка была в крови, из груди все еще торчал нож. Голубые глаза блестели насмешкой. Он кивнул на Дина и улыбнулся Леде, шепнув одними губами, будто детектив мог его услышать:

– Ничего ему не нужно, а? И ты веришь в это, малышка? А ты ведь хочешь его, да? Его тело… – Отец осмотрел нахмурившегося детектива Дина, стоящего к нему спиной, с головы до ног и вынес вердикт: – В отличной форме.

– Что? – смущенно спросил Дин. В этот момент, увидев, как Леда Стивенсон смотрит на него, он впервые засомневался. Нет, он не жалел, что спас ей жизнь; он не жалел, что перевязал ее хрупкие запястья, на которых остались отпечатки его пальцев. Но он пожалел, что привел ее в свою квартиру. Квартирка была его тихой гаванью, никто, кроме покойного детектива Гаррисона, не был у него в гостях. Здесь Дин мог подумать о своей жизни и о том, к каким чертям она катится, о поисках Криттонского Потрошителя, о неизвестном Ангеле Милосердия. Но теперь здесь эта чудачка Леда Стивенсон, которая немножко, самую малость (он бы никогда не признался) наводит на него страх.

– Ничего… – слабым голосом прошелестела Леда, глядя за плечо детектива. Отец кивнул на его напряженную спину в мятой футболке:

– Не знал, что тебе нравятся такие типы, Сахарок. – Леду при этом прозвище передернуло, и Дин сильнее нахмурился. Он предчувствовал очередной ее «закидон». Вдруг сейчас начнет бегать по его квартире и все крушить и ломать? А как же его за́мок? О нем-то Дин не подумал.

– Он мне не нравится, – ответила Леда. Детектив резко обернулся и в упор посмотрел на стену позади себя, затем на холодильник и в окно, за которым чернела ноябрьская ночь.

– С кем ты разговариваешь? – спросил он, подозрительно глянув на гостью. Но она вдруг с упреком спросила:

– Вы трогали меня?

Дин растерялся. Что с этой девушкой? Говорит так, словно он какой-то маньяк, заманивший ее к себе для непотребств и пыток. И странный подбор слов – вы трогали меня – что она хочет выяснить? И с кем она только что разговаривала?

Дин чувствовал, что ответ ему не понравится. Он сказал:

– Если под «трогать» ты подразумеваешь, что я переодел тебя в сухую одежду и привез к себе, тогда да.

Леда сглотнула, и детектив готов был поспорить, что ее щеки порозовели. Это точно не из-за плохого освещения в его квартире – она явно смутилась. Дин уже хотел разъяснить ситуацию, чтобы Леда не придумала лишнего, однако не успел, потому что она отвернулась и зашагала назад в спальню.

– Я должна вернуться домой, – решительно заявила она. Дин заранее предугадал такой поворот событий, поэтому был готов и поспешил следом.

– Я же сказал: я к тебе и пальцем не притронулся. Не в том смысле, в каком ты подумала. Я тебя не трогал, Леда.

– Неважно, – отрезала она, – теперь вы в опасности. Теперь он точно придет за вами, детектив Дин. Он не простит этого, точно не вам. И не мне.

– Кто за тобой придет? Тот, кто… из-за кого ты…

Леда резко обернулась, едва не столкнувшись носом с грудью Дина. Он отступил на шаг, а Леда, шумно дыша будто после пробежки, севшим голосом сказала:

– Он и так уже избил меня, и больше я не вынесу. Не из-за вас.

Чего? Дин не мог взять в толк, что здесь творится.

– О чем ты говоришь, Леда? И ты никуда не пойдешь. Сегодня переночуешь у меня, а завтра я отвезу тебя в участок к твоей тете.

– Я не могу у вас остаться.

– Можешь, – возразил Дин, подтверждая слова кивком, – я буду спать на диване.

– У вас нет дивана, детектив Дин.

– Леда, мы должны с тобой поговорить. Этим и займемся. – Дин приблизился и осторожно, но настойчиво вырвал из руки девушки одеяло, которое она зачем-то схватила. Леда покачала головой, а он кивнул: – Да. Да, Леда. Сейчас ты успокоишься, а я приготовлю бульон, и мы сядем за стол и поговорим о том, что здесь происходит. Ты мне все расскажешь ничего не утаивая, и я смогу тебе помочь, потому что это моя работа. Не пугайся, Леда, и не беспокойся за меня. Мне-то никто не причинит вреда. А если ты продолжишь покрывать человека, который тебя мучает, это будет продолжаться до конца твоих дней. Но ведь ты этого не хочешь?

Она покачала головой, загипнотизированная голосом детектива Дина. Не успела заметить, как он заправил постель и усадил ее на одеяло, попросив подождать. Только оставшись в одиночестве, она вспомнила слова отца о желании. Вспомнила его похабную усмешку и прищур глаз.

Как он может после того… после того, как сделал…

Леда прикрыла глаза и тут же почувствовала, как ноет тело от невыносимой боли. Ей нужно домой. Ей нужно довести дело до конца. Отец знает, что она у детектива Дина, и поэтому не только она, но и этот добрый, но странный мужчина в опасности. Решившись, Леда вернулась на кухню и встала сбоку от детектива Дина.

– Я должна вернуться домой.

– Пока что нет. Пока мы не поговорим и не проясним ситуацию – нет. Пойми, – говорил он, не отвлекаясь от занятия, – так всем будет лучше. Пока ты под моей опекой, твоей тете будет спокойнее. Здесь тебе ничего не грозит. Все будет хорошо, пока ты здесь.

– Ну, хорошо. – Леда решила на время уступить. В ее голове мелькнула мысль: а вдруг рядом с детективом Дином ей действительно будет спокойно? Вдруг наконец-то все будет хорошо? Но потом она одернула себя: никому не будет хорошо от того, что она здесь. Но это ведь не продлится долго? – Я останусь у вас, пока вы не зададите все вопросы. И вернусь домой.

– Еще бы.

– Я могу помочь с готовкой.

– Спасибо, но нет, я и сам прекрасно справляюсь. Это всего-навсего куриный бульон!

– Вы положили в кастрюлю целую курицу.

– И что? – Дин обернулся к кастрюле, из которой торчали куриные лапы. – Это ведь куриный бульон, вот я и положил. Ну ладно, – он быстро сдался, решив, что, если отравит девочку, его за это по голове не погладят и назад в участок на прежнюю должность не вернут. Форма разносчика пиццы все еще маячила перед глазами каждый раз, когда он вспоминал слова шефа. – Можешь брать все, что тебе потребуется.

Он уступил Леде Стивенсон место у своей плиты, а сам присел за стойку. Дин убедился, что Леда не совсем нормальная, а может, даже чуточку сумасшедшая. Странно. Зачем Лаура, убив целые семьи, забрала свою племянницу домой из исследовательского центра? Зачем ей лишний свидетель? Или она довела племянницу до сумасшествия и получала удовольствие, видя, что той никто не верит?

– Это сделал друг твоей тети? – наугад спросил Дин, глядя, как умело Леда разделывает курицу.

– Сделал что? – она притворилась, что не поняла вопроса, и даже не отвлеклась от работы.

– Я спрашиваю это не для того, чтобы обидеть тебя, – заверил Дин, выпрямляясь на табурете, – я просто хочу защитить тебя. Это…

– Ваша работа, вы говорили! – отрезала Леда. – Я не хочу… ничего рассказывать.

– Это чудовище на свободе, Леда. Если ты не решишься, тогда этот монстр возьмется за кого-то другого, за другую девушку. Ведь ему может понравиться еще кто-нибудь…

Леда резко обернулась с вытаращенными глазами и открытым от ярости ртом. В ее пальцах все еще дрожал нож, и Дин бросил на него мельком взгляд, но затем вновь посмотрел в перекошенное бледное лицо гостьи.

– Леда, мы должны спасти не только тебя, но и других девочек.

Она лишь беззвучно покачала головой. Пыталась подобрать подходящие слова, но их просто не было. Она вновь подумала, что должна была уйти в ту же секунду, когда очнулась в квартире детектива Дина. Теперь Леда отчетливо поняла, почему он ее спас. Не потому, что так попросила тетя Лаура – детектив Дин притащил ее сюда для того, чтобы самому замучить до смерти своими глупыми вопросами.

Она ударила себя кулаком по виску, раздосадованно воскликнув:

– Ну зачем, зачем я осталась?!

Дин среагировал тут же: он стремительно подскочил и вырвал из руки Леды нож, а затем обошел стойку и бросил его в раковину. Леда не замечала ничего вокруг – она стучала по голове кулаком, будто так могла получить ответ на собственный вопрос. Дин не выдержал и, чувствуя в горле желчь, взял ее за запястье. Она мигом очнулась и стремительно шарахнулась в сторону, врезалась спиной в холодильник, и тот зашатался. Из-за двери, некогда белой, а теперь покрывшейся ржавчиной, послышался характерный хруст – опрокинулась полка с яйцами.

Леда уставилась на пальцы Дина на своей руке, и он отступил, сказав с расстановкой:

– Хорошо. Я не прикасаюсь к тебе. Я тебя не трогаю, но и ты веди себя разумно, договорились? Не нужно бить себя, Леда. Даже если ты совершила ошибку, не нужно наказывать себя. Хорошо?

– В данном случае эта ошибка стоит жизни! Не только моей, но и вашей!

– Я не дам себя в обиду, – пообещал Дин. Он начинал испытывать небольшое раздражение по тому поводу, что привел домой невменяемую девицу, которая совсем себя не контролирует. А ведь по виктимологии у него была стойкая четверка. Возможно, потому, что лекции начитывал профессор Лесницкий – лучший друг Майкла Гаррисона со времен университета…

– Он сильнее вас, – шепотом сказала Леда, украдкой вытирая щеки футболкой Дина. Она отвернулась от него, глядя в сторону стола, где на дощечке лежала курица. Выпустив футболку Дина из пальцев и облокотившись о холодильник, Леда нехотя произнесла:

– Он говорит мне плохие вещи… о… о вас.

– Какие плохие вещи? – так же тихо спросил Дин, с трудом сдержавшись, чтобы не осмотреть быстрым взглядом свою крохотную квартиру. Он вспомнил, как полчаса назад Леда говорила сама с собой, и поежился.

– Он говорит… что вы… причините мне боль.

Дин скрестил руки на груди и несколько секунд терпеливо ожидал продолжения. Но Леда только рассматривала их отражения в черном стекле. Поняв, что никакого продолжения нет, Дин уточнил:

– И все? Что он еще сказал, Леда?

Про себя Дин решил, что утром обязательно позвонит доктору Гаррисону, чтобы тот провел дополнительную экспертизу. Или что-то еще. Леда Стивенсон не выглядела здоровой.

Она вдруг посмотрела на него так, словно видела насквозь, и каждую мысль, проскользнувшую в его сознании, впитала в себя; одарила его таким взглядом, что он едва сдержался, чтобы не отойти на шаг назад. Но это было бы ребячеством. Он – взрослый мужчина, а она – просто девушка. Не обычная, но все же девушка.

За окном ревела буря, поднимая в воздух опавшие листья и безжалостно швыряя в пропасть, и гул пробрался в голову Дина, пока он неотрывно смотрел в глаза Леды. Из-за тусклого освещения они казались прозрачно-голубыми, совсем как стеклянные.

– Он говорит: следи за ним внимательно, Леда… – ее голос истончился, будто паутинка, и Дина передернуло. Ему казалось, будто за голубыми стеклами ее глаз прячется кто-то разумнее и хитрее. Леда опустила голову, скользнув взглядом по животу Дина, и он увидел, как ее шея покрылась бурыми пятнами. – Он говорит, что, когда я отворачиваюсь, вы внимательно смотрите на меня. Он говорит… что вы хотите, чтобы я села к вам на колени, чтобы целовала в губы, щеки, шею…

Последние слова что-то про «адское желание» Леда едва пробормотала, глотая слезы и утирая лицо длинными рукавами платья. Дин хмуро смотрел на ее макушку – Леда так и не подняла головы, – а затем подошел к посудной полке, достал высокий граненый стакан и наполнил его водой из чайника. Он размышлял, что должен сказать и стоит ли вообще говорить. Протянул ей стакан, и она робко взяла его, едва не выронив из рук. Дин осторожно, стараясь звучать мягко и тактично, спросил:

– Кто этот человек? Ты ему веришь? – На самом деле Дин хотел задать совсем другой вопрос. Он хотел спросить, верит ли она голосу в своей голове, но решил, что тогда последует новый нервный срыв, а он едва начал разбираться в происходящем и не хотел все портить.

Леда осмелилась поднять голову. Дин решил, что она пытается понять реакцию на его слова, и специально принял бесстрастный вид.

– Нет, я ему не верю. Когда-то верила, но не теперь. Я знаю, что он обманщик. – По ее щекам покатились слезы. – Я лишь знаю, что он очень силен. Он сильнее вас, детектив, он сильнее всех.

Дин не отличался отменным терпением, поэтому снова полез в самое пекло и спросил напрямик:

– Это твой отец?

– Да почему вы постоянно спрашиваете об этом?! – Она всплеснула руками и, ударившись о стол, застонала. Дин достал из страшенного холодильника пакет со льдом и протянул ей. Со злым выражением лица она приложила его к запястью.

– Потому что я знаю правду, вот почему. – Дин скрестил руки на груди. – Твой отец мучил тебя с самого детства, и ты никак не можешь научиться жить без него. Леда, он уже мертв, ты в безопасности.

Она снова заплакала.

– Вы совсем ничего не знаете, детектив Дин. Вы не знаете, каково это – постоянно жить в страхе, прислушиваться к шагам, останавливающимся у двери твоей комнаты, вздрагивать от каждого шороха. – Дин хотел попытаться встрять в монолог, но Леда продолжала горячиться, распаляясь все сильнее: – Не нужно притворяться понимающим! Не нужно делать вид, что вы все знаете и можете помочь, потому что от него мне не избавиться никогда! Не имеет значения, сколько я буду резать себя, неважно, сколько раз попытаюсь себя убить, я никогда не избавлюсь от него! Потому что он внутри меня, он часть меня!

Дин потянулся к Леде, не представляя, что сделать, чтобы ее успокоить, но она отпрыгнула в сторону.

– Просто позвольте мне завершить начатое, и все! Не нужно меня спасать!

– Ты всегда уклоняешься от темы, когда речь заходит об отце, – заметил Дин, опять скрестив руки, чтобы больше не искушать судьбу. Леда Стивенсон чем-то неуловимо напоминала ему его мать. Истеричная, немного невменяемая. Они просто не могут иначе.

Она, возможно, где-то в глубине души хочет бороться с внутренними демонами, хочет победить их, но не может. Она слишком слаба. Как и его мама. Они хотят освободиться от боли, и кто-то должен помочь им сделать это. Кто-то обязательно должен их спасти.

– Я уклоняюсь от темы, – начала Леда с жаром, даже не подозревая о мыслях Дина, – потому что мне больно говорить. Больно не только морально, но и физически. Потому что, когда я начинаю говорить о нем, каждая из ран на моем теле начинает кровоточить. Вы совсем не знаете, каково это – испытывать боль от любящего человека. А я знаю, что это значит, когда тебе нужна помощь, но тебе не к кому обратиться, потому что единственный человек, который должен тебя любить, любит тебя совсем другой любовью! Больной любовью! Вы не знаете ничего! – выкрикнула Леда, яростно швырнув лед на стол и вихрем огибая стойку.

Дин тяжело вздохнул и склонил голову в надежде, что придумает, как выпутаться из этой сложной ситуации. Но когда он обернулся в сторону крохотной гостиной и встретился взглядом с пронизывающими голубыми глазами, он не поверил увиденному.

В его крохотной квартирке, где кроме разваливающейся мини-кухни, старой кровати и письменного стола почти ничего не было, Леда Стивенсон разделась. Руки безвольно повисли вдоль тела, а платье упало к ногам. Даже не попытавшись прикрыть грудь, Леда повернулась к Дину спиной. Он был поражен ее поведением и даже забыл, как дышать. Секунду назад она смущенно бормотала и краснела, затем орала, а теперь обнажилась. Сперва Дин не мог оторвать взгляда от ее молочно-белой кожи, а потом увидел шрамы. Они перекроили спину длинными уродливыми полосами, спускались к резинке трусиков, ползли лианами по ногам, набегали друг на друга как таинственный бордовый узор. Кое-где кровь засохла, а где-то начала кровоточить вновь.

Дин прикипел взглядом к обнаженной по пояс Леде Стивенсон, стоящей лицом к столу, где высился карточный замок. Дин хотел вызвать «Скорую». Он хотел позвонить доктору Гаррисону. Он хотел вызвать священника на дом, потому что чудачка Леда Стивенсон напомнила ему сцену из какого-то фильма ужасов про демонов, вселившихся в человеческое тело. И еще Дин хотел прикоснуться к ней и убедиться, что она не мираж.

Совсем недавно, когда та дамочка по фамилии Томпкинсон постучала в окно его машины, Дин даже не догадывался, чем все может обернуться.

Леде нездоровится, – без обиняков сказала она, кивнув головой в сторону дома Стивенсонов, откуда только что вышла. – Ты ведь потому тут сидишь? Боишься, она что-то вытворит? Она чуточку того, ну, знаешь, у нее не все дома, но она хорошая девочка! Это правда, что вы женитесь? Ты иди внутрь, Дин, нечего глазеть на меня. Иди, пока Леда чего-нибудь не сделала. Давай же, ну! – И она повелительно хлопнула ладонью по стеклу, а затем направилась к своему дому, даже ни разу не обернувшись.

Дин решил прислушаться к словам соседки, а потому вовремя успел вытащить Леду из ванны; и когда стянул с нее ужасную сорочку, похожую на саван, и переодел в первую попавшуюся одежду, он не видел никаких шрамов.

Был слишком сосредоточен на том, чтобы спасти ей жизнь.

Дин позвонил Аманде Крестовски и предупредил, что Леда у него.

– Вы встречаетесь, что ли? – удивилась та.

– А ты что, ревнуешь?

– Да брось! Расскажешь мне все подробности, когда привезешь пиццу, дружок.

– Никакой я тебе не дружок, Аманда. Просто говорю: Леда Стивенсон пока что поживет у меня. Ни к чему ей видеть дом, полный призраков.

– Это не вполне законно.

– Она ж совершеннолетняя, так что все нормально.

– Как же ты меня бесишь… – но Аманда не договорила, потому что Дин бросил трубку. На самом деле, если бы в мире Эндрю Дина существовало понятие «дружба», если бы он вообще был способен на близкие отношения, то Аманда, возможно, стала бы кем-то большим, чем просто приятельницей. Хоть она и считала его чокнутым, а он называл ее «рыжей бестией», между ними существовала крепкая связь.

Леда продолжала стоять перед ним голой. Она хотела, чтобы он рассмотрел каждый ее шрам и ужаснулся. Или пожалел. Леда явно чего-то ждала, но Дин не знал, чего. Он собрал волю в кулак, чтобы не шагнуть к ней. Боялся напугать ее и смутить. А Леда Стивенсон, похоже, ничего не боялась.

– Леда, это он сделал? – глухо спросил Дин, изучая ее шею, лопатки, локти.

– Он сказал, что вы не станете смотреть на меня, детектив Дин, – прошептала она, не поворачивая головы.

Дин хотел сказать, что видел вещи и похуже, но не стал. Леда права, он не знает, что она чувствует. Над ним никто никогда не издевался, его даже не били. Хоть мама и покончила с собой, она любила его так сильно, что готова была на все ради него. Отдавала ему самое лучшее.

– Ты права, – наконец сказал он, и Леда испуганно обернулась. Между ее бровей залегла морщинка, короткие волосы топорщились, словно перья у птенчика, выпавшего из гнезда. Дин склонился, поднял с пола платье и осторожно надел его на Леду, стараясь не пугать ее резкими движениями. Просунув ее худые руки в рукава, он отошел на безопасное расстояние, добавив:

– Ты права, я не знаю, что ты чувствуешь.

Про себя он рассудил, что раз Леда обнажилась перед ним, встала к нему спиной и даже позволила одеть, а он не притронулся к ее телу и не проявил никакого интереса, теперь она станет ему доверять.

– Леда, твой отец должен был научить тебя любить, должен был стать твоей поддержкой и опорой. Я не знаю, что ты чувствуешь, но знаю, что он не имел права заставлять тебя это чувствовать. И ты меня совсем не знаешь. И не знаешь, что чувствую я.

Ее губы приоткрылись. Дин тоже удивился, что завершил свою пафосную речь признанием. Обычно из него, говорил детектив Гаррисон, слова не вытащишь. Дин, хоть и понял, что сболтнул лишнего, решил не сворачивать, а шагать только вперед.

– Моя мама покончила с собой у меня на глазах. Она не видела меня, но я думаю, что даже если бы она знала, что я стою там… ее желание… оно было сильнее ее чувств ко мне. Сильнее ее любви ко мне. Сильнее всего. Она хотела освободиться от боли и выбрала этот способ.

Говоря об этом, он смотрел прямо в стеклянные глаза Леды. Она несколько раз моргнула, продолжая выглядеть как потерянный птенец, и, обхватив себя руками, шепнула:

– Мне жаль, простите.

Дин только покачал головой.

– Я пытаюсь помешать смерти, Леда. Позволь мне уберечь тебя.

– Но ведь я сказала!..

– Леда. – Дин недолго думая взял ее за щеки горячими ладонями, и она замолчала, будто кто-то нажал на кнопку выключения звука. Он громко и отчетливо произнес: – Просто поверь мне. Я из полиции. Я смогу тебя защитить. Ты уже в моей квартире. – Он развел руки в стороны. – Никто не знает этого адреса. Никто не придет сюда за тобой. Никто не станет тебя преследовать, пока ты находишься здесь. Я лишь прошу тебя: помоги мне прояснить кое-какие детали.

– Но… как я могу вам помочь, детектив?

Внешне Дин был спокойным и собранным, но внутри ликовал. Она верит ему. Не елозит взглядом по стенам его мрачной квартирки, лишь бы не встречаться с ним глазами. Она говорит с ним.

– Для начала расскажи о своей семье.

Мне снова снился Ной. С тех пор как я узнала правду, он постоянно мне снился. Молча смотрел на меня, что-то мысленно говорил. Часто мои сны были эхом приятных воспоминаний. Тогда мои руки оказывались на плечах Ноя, а его на моей талии. Или я прислонялась к его спине щекой, просила не оборачиваться, слушала спокойное сердцебиение. Мне часто снилось, как Ной нежно целует меня. А иногда счастливые воспоминания обрывались, и тогда из черной пропасти поднималось что-то нехорошее и дурное.

Сейчас Ной не улыбался, не ехидничал. Он стоял в шаге от меня, но казалось, находился внутри. Ничего не говорил, но казалось, кричал – его взгляд был жарче и красноречивее слов.

– Тогда я больше не стану бороться. – Мелодичное эхо моего голоса разлетелось вокруг нас с Ноем, стоящих друг против друга, утонуло в темноте. Ной не удивился, услышав мой ответ, полный горечи.

– И не надо, Кая. Я буду бороться за тебя. Каждый день, как и раньше.

Когда он ступил ко мне, собираясь обнять, я резко очнулась.

Потолок ординаторской. Подо мной жесткая обивка дивана. Пахнет медом и пирожками с абрикосовым вареньем – аромат проник в реальность из воспоминаний. Я повернула голову в сторону и замерла, увидев, что в кресле напротив сидит девочка лет семи или восьми. На ней была зеленая курточка, красное вязаное платьице с белым бантом, штанишки и сапожки. На фоне окна, куда бесцеремонно заглядывал серый утренний свет, девочка казалась фарфоровой куклой. Ее глаза бесстрастно наблюдали за мной, будто ждали какой-то реакции. Чувствуя себя не в своей тарелке под ее пристальным взглядом, я осторожно села и уже собиралась поинтересоваться, почему она здесь сидит, когда дверь распахнулась и в ординаторскую проскользнул Дориан в белом халате и отутюженном костюме.

– Повезло, что тебя нашел я, – без обиняков начал он. Краем глаза я уловила движение – девочка поднялась с кресла и обошла стол. – Будь это кто-то другой, пришлось бы спускаться в морг за твоим телом.

Я растерянно глянула на девочку, на мгновение решив, будто она плод моего воображения, но незнакомка стояла рядом и сминала в руках шапочку, точь-в-точь как у Джорджи. И даже когда я моргнула, кудрявая малышка с двумя косичками не исчезла. Я опомнилась и выразительно посмотрела на Дориана:

– Ты что?

Но он лишь отмахнулся, рассеянно бросив, что Мара не совсем обычный ребенок. И она подтвердила его слова, вдруг перехватив мое внимание и впервые заговорив:

– Ты мне приснилась. Ты умерла.

Я снова пронзила Дориана взглядом:

– Что происходит?

Несмотря на то, что вопрос был адресован Дориану, ответила опять Мара:

– Я увидела, что ты умерла. Во сне, – добавила она поспешно. – Во сне я увидела, как ты умерла, и решила… – Она стрельнула взглядом в Дориана, будто в поисках поддержки, – решила, что должна предупредить тебя.

Я неотрывно следила за лицом малышки, чувствуя, что она что-то скрывает. И почему она все время косится на Дориана?

Под моим взглядом она неловко переступила с ноги на ногу и тихо спросила:

– Почему ты так смотришь?

Почему ты так смотришь?

– Просто.

Я поднялась на ноги, и Дориан, погладив Мару по голове, ласково сказал:

– Мара, пожалуйста, побудь здесь, хорошо? Я должен поговорить с Каей.

– Я знаю, о чем вы будете говорить, – ответила она совсем не по-детски, и Дориан улыбнулся ей одними губами и как-то недобро.

– Мы скоро. Идем, Кая.