Шкатулка Исмаил-бея

Пока идут титры фильма, окинем взглядом панораму Баку. Начнем с верхней станции фуникулера, пройдемся по Приморскому бульвару, увидим на проспекте поток автомобилей и мерно цокающих лошадей, запряженных в старомодные фаэтоны (услада туристов!), и остановимся на крепости Ичари-Шехер.

Крепость — заповедное место, где сохранились образцы древнего зодчества. С утра до позднего вечера толпятся здесь разноязычные туристы, азартно целятся объективами во все мертвое и живое.

…Бежит по узкой улочке мальчишка лет тринадцати, смуглый, с лохматой головой и огромными блестящими глазами. Он сразу привел в боеготовность объективы кино- и фотокамер. Туристы загородили мальчику дорогу, показывая, что хотят запечатлеть его на пленке. Парнишка, не раздумывая, сделал стойку на руках, и вместо лица в объективы попала спина. Вращаясь колесом, мальчик миновал назойливых туристов. А те улыбались и что-то одобрительно верещали на своих иностранных языках. Но мальчику это было неинтересно.

Миновав туристов, он огибает Караван-сарай и скрывается в Надвратной башне. Мелькают его ноги по винтовой лестнице. Из арочного проема он сходу выскакивает на балюстраду…

Против балюстрады стоит жилой дом, опоясанный деревянным балконом. Оттуда слышен сердитый женский голос:

— Чтоб тебе, Энвер, провалиться!

— Невозможно, пятьсот лет стоит, — ответил мальчик, при этом он бил кулаком по плитам пола.

— Чтоб у тебя рука отсохла, которую ты поднял на свою сестру!

— Не отсохнет. Еще мало ей врезал.

Позади Энвера появился Мансур, одноклассник и самый близкий друг. Он поставил ногу на спину друга:

— Вызываешь дива из подземелья? С кем разговариваешь?

— С мамой. Слышишь, кричит… Ногу сними, Мансур.

— Зачем колотил Наргис? Девочка…

— Ведьма. Вещи мои трогала. В ящике все перерыла.

— Настоящую ведьму сейчас встретил, опять позирует. Мама спросила ее, зачем она так делает. Скоро, говорит, умру, люди снимут на кино, вспомнят. Значит, жизнь продлится.

— Ты искал меня про бабку Айшу рассказать?

— Нет, дело есть. Не знаю, может, и ерунда, надо выяснить. Вещь одну нашел, ящик железный, вроде сейфа.

— Ерунда, — категорически заключил Энвер. — Сейфы, набитые золотом, никто не теряет. Где он?

…Ребята стояли возле минарета старинной мечети. Перед ними — экскаватор с опущенным ковшом, останки развороченного дома.

— Видишь решетку с оконной рамой, сейф лежит чуть правей, — объяснил Мансур.

— Может, ящика уже и нет, нашли его?

— Там он. Завален досками, его чуть видно.

Экскаваторщик ушел, можно приступать.

Мимо ребят пропрыгала девочка, но вдруг остановилась:

— Я к вам иду, Энвер, хочу у Наргис книжку одолжить. Она дома?

— Дома, дома. Беги быстрей, а то уйдет.

— Куда уйдет?

— Куда, куда! В баню. Чеши отсюда побыстрей, — крикнул нетерпеливо Мансур.

Девочка недоуменно пожала плечами и наконец ушла.

Энвер и Мансур на развалинах. Под ногами у них обломок стены, в котором виден угол замурованного железного ящика.

— Эй, Мансур, что потерял тут? — крикнул парнишка, проезжавший на велосипеде. Он ехал, широко расставив руки и не держась за руль, поэтому голову не поворачивал — боялся упасть.

— Скажи этому придурку, мяч потеряли, — подсказал Энвер.

— Футбольный мяч! Сюда залетел…

Ящик будоражил воображение Энвера и Мансура. Им хотелось немедленно узнать, какую тайну он хранит, но, как назло, все время возникали новые помехи. Теперь это была тетушка Айша. Она неловко ступала по обломкам камней, приближаясь к ребятам. Остановилась рядом и молча, словно завороженная, уставилась как раз туда, где лежал ящик. Затем нагнулась, оторвала с обломка стены клочок выцветших обоев. Старуха поднялась, по лицу ее текли слезы. Прижав клочок обоев к груди, она повернулась и ушла.

— Уф-ф, пронесло. Думал, заметила…

— Нам этот металлолом при свете не вытащить, будут мешать.

— Надо ночью, — заключил Мансур.

Громко звучит музыка, играет оркестр в Караван-сарае. Там сейчас ресторан «Интуриста», от Надвратной башни он в двух шагах.

При свете карманных фонарей Энвер и Мансур молотком и зубилом пытаются вскрыть железный ящик, который они притащили из развалин.

Кончилась музыка, ребята уселись на пол передохнуть. На фоне звездного неба темнеют силуэты Девичьей башни и минарета, глухо доносится шум большого города, слышны протяжные гудки кораблей, покидающих порт.

— Может, в ящике старинный кинжал или пистолет, вот было бы здорово!

— Голубую ленточку не хочешь? — перебивает его Энвер.

— Зачем ленточку?

— Соску-пустышку вешать. Кончай раньше времени слюни распускать.

В конце темной и узкой улочки, примыкающей к Караван-сараю, появился человек. Поравнявшись с входом в Надвратную башню, подозрительно осмотрелся. По движениям огонька сигареты было видно, что незнакомец поднимается по винтовой лестнице. Остановился. Похоже, кого-то поджидая.

Внизу, у входа в башню, вспыхнула крохотным огоньком зажигалка. Раз, два, три. На этот условный сигнал незнакомец ответил двумя вспышками своей зажигалки. В ее свете видны только добротные ботинки-мокасины незнакомца.

Горящие в темноте сигареты сблизились. Незнакомец, пришедший первым, спросил:

— По дороге никто за вами не увязался?

— Не беспокойтесь, полный штиль. А у вас что слышно? Беретесь за это дело? Аванс при мне, можете получить…

— Выяснилось, что профессор хранит эту штуковину на даче, оборудованной телефонной сигнализацией. Надо нейтрализовать блокировку.

— Меня в технику зря посвящаете. Не понимаю и не интересуюсь.

— Вам хорошо.

— Не говорите, у каждого свой риск. Будет у меня эта книга? Я пришел за ответом.

Первый незнакомец, помолчав, спросил:

— Где ваш аванс?

— Держите. Банковская упаковка, можно не пересчитывать.

— Знаю. Может случиться, что трех дней не хватит, как тогда?

— Тогда? Сдадите книгу в макулатуру. Покупатель ждать пе может. Товар на ценителя. Платит «зеленью». Ясно?

— С долларами дела не имею.

— Разочтемся.

— Возвращайтесь тем же путем. Я пройду через балюстраду.

Первый незнакомец поднялся по винтовой лестнице до террасы, огражденной балюстрадой, по отпрянул назад, увидев ребят, возившихся с железным ящиком.

У них работа продвинулась — крышка стала поддаваться. Энвер и Мансур и не подозревали, что на террасе они уже не одни. У Мансура началась такая нервная дрожь, что он с ней с трудом справлялся, — луч фонарика так и прыгал из стороны в сторону.

— Да свети как следует, не видно мне, — прикрикнул на него Энвер.

Замок сдался, и крышка ящика медленно, с ржавым скрипом приоткрылась. Энвер просунул руку и пошарил внутри:

— Пусто. Только вот это, — Энвер вытащил небольшую шкатулку.

Когда ее открыли, под лучами фонарика засверкали драгоценности, аккуратно лежащие на черных бархатных подушечках. В середине шкатулки лежала большая бриллиантовая брошь с турецким полумесяцем из крупных камней, фермуар, перстень, бриллиантовые подвески и свернутая змейкой нитка крупного черного жемчуга.

— Клад! — негромко вскрикнул Мансур и замер.

Радужное свечение бриллиантов в лучах карманного фонаря увидел и человек, затаившийся у выхода из башни. Его темная фигура напружинилась и отделилась от стены, готовая ринуться на мальчишек. Но неожиданно на винтовой лестнице зажглась спичка, послышался грубый голос:

— Свети, свети! Должен быть стакан. Всегда тут стоит.

— На кой он? Давай из горла, — ответил кто-то пропитым голосом.

Появление в башне выпивох помешало незнакомцу. Он вновь затаился.

— Что с этим будем делать? — шепотом спросил Энвер.

— Решим завтра. Домой пора, — сказал Мансур.

Забрав инструмент и шкатулку, ребята направились к башне. Незнакомец отступил назад. На втором витке винтовой лестницы он рукой нащупал нишу, подтянулся и замер.

Светя себе под ноги, ребята ступили на винтовую лестницу.

— Не придумаю, куда спрятать шкатулку. Возьми ты ее к себе, Мансур.

— Лучше ты, Энвер. Мать пристанет — где был, что принес?

— Слышь, кто-то идет. Нигде не дадут спокойно погулять, — посетовал пропитой голос внизу.

— Алкаши, — объяснил Энвер. — Пошли, пошли, они сейчас уберутся.

И верно, снизу донеслось топание ног, выпивохи покинули башню.

Вслед за ребятами торопливо вышел незнакомец, стал их догонять. Но и здесь ему помешали. Послышался шум приближающегося автомобиля. Незнакомец обернулся и увидел автомобиль с синими «мигалками» па крыше. Милиция! Доехав до перекрестка, милицейская машина свернула к Караван-сараю.

Пока незнакомец оглядывался, пережидал машину, Энвер скрылся в своем дворе, исчез и Мансур…

У дома Энвера — незнакомец. Он смотрит на номер дома, светящийся в темноте.

Энвер ужинает на кухне. Мать возится у плиты, сестренка Наргис ей помогает, но при этом играет в стюардессу.

— Пристегните ремни. Чаю, минеральной воды?

Подчеркнуто вежливо, па вытянутых руках, она держит поднос с чаем для Энвера.

— Надеюсь, у тебя хватит мужества самому рассказать отцу, как ты себя ведешь в его отсутствии, — сказала мать, ставя перед Энвером ужин.

— Как руки распускаешь, — добавила Наргис.

— Когда отец вернется, не сказал? — спросил Энвер.,

— Завтра к нему поедешь и спросишь. Взяли манеру по неделям людей домой не отпускать…

— В доке была авария, док голландский… — вмешалась Наргис.

— Я тебе дам голландский! Марш в постель, не встревай в разговор старших.

Не выходя из образа стюардессы, Наргис покинула кухню.

— И ты не засиживайся, нечего, — сказала мать Энверу.

… В своей комнате Энвер долго размышлял, куда бы понадежней спрятать находку. Взгляд его остановился на книжном шкафу. Выбросив несколько томов из второго ряда, он вдвинул шкатулку. Подозрительно скрипнула половица в коридоре. Ои оглянулся — не Наргис ли там за дверью?

Уже лежа в постели, Энвер спросил у вошедшей матери:

— Мама, кому принадлежал до революции дом с колоннами против минарета? Его сейчас сносят.

— Какому-то промышленнику. Его, кажется, звали Исмаил-бей.

— Тетушка Айша ему родственница? Она жила в этом доме?

— Кажется, жила в прислугах. Хозяйка столкнула ее с лестницы — она повредила ногу. Девчонкой молоденькой была. На всю жизнь калекой сделалась. Несчастная одинокая старуха.

— За что ее спихнули с лестницы?

— Барыня в гости собиралась, и Айша уронила ожерелье на пол. Одна жемчужина чуть надкололась. Служанку кто мог тогда защитить?.. — Мать достала из тумбочки коробку с электрической бритвой. — Отец просил привезти, не забудь взять.

Погасив свет, мать вышла.

Энвер, однако, не мог заснуть. Он достал шкатулку с драгоценностями, вытянул ожерелье, стал внимательно осматривать жемчужины. Вот она, с отколотым кусочком!

А что же Наргис? Вместо того, чтобы лечь в постель, она включила телевизор. Шел какой-то конкурс артистов эстрады, и Наргис, не удержавшись, стала двигаться к такт музыке — умело, зажигательно.

Пришла мать, выключила телевизор.

— Время твое кончилось, умывайся и марш в постель.

— Ну, мамочка, ну, пожалуйста, хоть минуточку…

Мать ушла, и Наргис, воровато озираясь, снова щелкнула выключателем телевизора. На экране появилась ведущая:

— …Этой высокой награды профессор Тагиев удостоен за труды по истории искусств Азербайджана и в связи с семидесятилетием. Мы находимся в Шувелянах у дома профессора Тагиева.

Из дверей особняка вышел профессор. Ведущая встретила его на крыльце:

— Исмаил Руфатович, несколько слов для наших телезрителей.

— Праздник славен гостями, сегодня у меня в гостях сотни тысяч телезрителей, я счастлив иметь такое количество друзей. Прошу всех в дом. Пожалуйста.

Профессор распахнул дверь. Но тут послышались шаги матери, и Наргис быстро щелкнула выключателем.

Тревога оказалась ложной, на экране снова возник профессор Тагиев и ведущая закончила фразу:

— …телезрителям рассказать о последнем пополнении вашего замечательного собрания.

Профессор снял с полки небольшую папку.

— Здесь двенадцать миниатюр, двенадцать шедевров безвестного мастера шестнадцатого века. — Тагиев бережно раскрыл папку, достал миниатюру и показал ее зрителям. — К сожалению, имя мастера мы уже никогда не узнаем, но его дивные рисунки, поверьте мне, стоят в одном ряду с творениями нашего великого Кемаледдина Бехзаде. Полюбуйтесь изяществом…

Но тут вошла мать, Наргис схлопотала шлепок, экран погас…

На набережной мигает иллюминированная вышка с часами. Включаются часы и минуты, одновременно вспыхивают показатели температуры воздуха и воды.

Единственное место в Приморском парке, где в столь поздний час еще можно встретить людей, — это площадка игральных автоматов. Днем их окружают дети, вечером нет отбоя от взрослых, желающих на пятиалтынный торпедировать вражеский корабль или убить наповал кабана.

Вот, уткнувшись в окуляр автомата, стоит плотно сбитый Мужчина, короткими очередями атакуя цель.

— Все, гражданин, заканчивайте, мы закрываем, — заторопил его молодой парень в джинсовом жилете. В руках у парня чехол, которым на ночь покрывают автомат.

— Стань ближе, — буркнул мужчина, не отрывая глаз от окуляра.

— Ох, извините, учитель. Со спины не узнал.

На ногах «учителя» — коричневые мокасины. Продолжая стрелять короткими очередями, он как бы между прочим сообщил:

— Рядом с Караван-сараем пацаны живут. Зовут Энвер и Мансур. Дом номер четыре. Повтори.

— Энвер и Мансур. Дом четыре.

— Мне надо о них знать все. С кем живут. Точное расположение квартир. Какие замки в дверях. Номера телефонов. Соседи. С завтрашнего дня не спускай с них глаз. Сдуру могут сдать шкатулку в милицию. Шкатулку я возьму сам.

— Что в шкатулке, учитель?

— Как плохо ты воспитан. Задаешь вопросы. В шкатулке ириски, устраивает?

— Извините.

— «Канарейка» вылупилась?

— Готова. Опробовал — люкс. Она уже на «Корвете». Кстати, подошел срок платить за его аренду.

— Помню. Сунь руку в карман пиджака. Так. Возьми. Уплатишь еще за один месяц, остальное тебе — аванс.

Когда парень в джинсовом жилете наклонился за деньгами, висящий у него на шейной цепочке амулет качнулся и задел «учителя».

— Сними это дикарское украшение. Англичане считают, что выделяться некрасиво. Очень мудрое наблюдение.

— Мне нравится, учитель.

— Надеюсь, из этих денег пошлешь маме перевод.

— Конечно.

— Хвалю. Слушай, а как в эту свинью попадают? Научи.

Утром у водоразборной колонки, стоящей вблизи Караван-сарая, возился со своим велосипедом приятель Мансура (тот самый, который учится ездить на велосипеде без помощи рук). У велосипеда спустило колесо, мальчик безуспешно старался его накачать.

Подъехали красные «Жигули». За рулем молодой человек в джинсовом жилете.

— Эй, друг! — позвал он мальчика.

В пропотевшей рубашке и с грязными подтеками на щеках мальчик подошел к машине.

— Чё?

— Чё, чё, — улыбаясь, передразнил его водитель. — Поломка у тебя, вижу. Помощь нужна?

Мальчик пожал плечами.

— Тащи свой гоночный сюда, вместе посмотрим.

Вытащив из багажника насос, парень в джинсовом жилете принялся накачивать велосипедную шину.

— Как думаешь, — спросил он, — отец Энвера в автомобилях понимает, ремонтом занимается?

— Дядя Аждар все может. Классный механик.

— Покажешь дом, где он живет?

— Ага.

…Во дворе Наргис с подружкой Таирой прыгали через скакалку.

— Сорок шесть, сорок семь…

Возле калитки появились мальчик с велосипедом и водитель «Жигулей».

— С косичками — это сестра Энвера, — пояснил мальчишка. — Спросить ее про отца?

— Я сам. Как ее зовут?

— Наргис.

— Наргис, — повторил водитель. — Красиво. Вот что, давай, жми на педали, проверь велосипед. Давай, давай.

Спровадив мальчика и некоторое время постояв возле калитки, парень снова двинулся к Караван-сараю, где оставил машину.

В доме у Мансура горячая пора консервирования фруктов и овощей. На столе, на полу, на подоконниках — повсюду множество стеклянных банок различной величины п формы.

Мансур закручивает крышки, мать орудует у плиты. Мансуру эта работа порядком приелась, ему давно пора бежать к Энверу, а этим проклятым банкам нет конца.

— Еще много, мам?

— Много, мало — сказано тебе, пока не кончим, из дому не выйдешь.

— Но мне срочно надо, — настаивает Мансур.

— Мне тоже.

Спор прервала пришедшая соседка.

— Заходите, Разия-ханум. Стул гостье освободи, — сказала мать.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, — затараторила соседка, — я буквально на минуточку— за рецептом, вы обещали. Таких ароматных и крепких персиков, как ваши, нигде не пробовала.

— Посмотри, Мансур, в поваренной книге рецепт, у меня руки мокрые.

— Занимайся, занимайся, Мансурчик, своим делом, я сама найду, — сказала соседка, отнимал у него книгу.

Но Мансур ее не слышал. Не выпуская книгу из рук, он, словно завороженный, уставился на серьги в ушах Разин-ханум — по форме они точно такие же, как в шкатулке с драгоценностями.

— Что так уставился, серьги нравятся? — спросила Разия-ханум.

Мансур машинально кивнул головой.

— Понимаешь красоту. Фамильные, их еще моя прабабка носила. Работа знаменитого мастера Ашумова. Был когда-то целый гарнитур, вот только бриллиантовые сережки и остались. — Соседка, наконец завладев книгой, листала ее в поисках рецепта.

— Бриллианты сейчас большая редкость, — вежливо заметила мать.

— Конечно. Но особенно ценится работа мастера Ашумова, вот она — действительно, редкость. Мама моя, покойница, в войну сдала брошь и кольца от гарнитура Ашумова в фонд обороны. Для победы ничего не жалели. Представляете, на брошь и два кольца танк «Т-34» построили. Про это даже в газете напечатали, мы ее храним.

Мансур, вытянув шею, продолжал смотреть на соседку.

— Не страшно, вдруг потеряешь? — спросила мать.

— Редко надеваю. Мой Рашид все пристает — продай серьги, «Жигули» купим. А я — нет, Поле оставлю.

Но тут в кухне раздался треск, под рукой Мансура лопнула самая большая банка с персиками.

— Безрукий! Марш отсюда! — в сердцах сказала мать.

Мансур тут же выскочил из кухни.

— Негодяй, пятилитровую банку загубил, последнюю, — сетовала вдогонку мать.

Во дворе дома, где живет Энвер, Мансур условным сигналом постучал по водосточной трубе. В окне появился Энвер.

— Чего?

Мансур в ответ развернул газету и потряс гипсовым тигром-копилкой:

— Неси свою. Молоток прихвати.

— Зачем?

— Надо. Выходи, объясню.

С молотком в руках появился Энвер:

— Что тебе в голову пришло?

— А то, — ответил Мансур и ударил молотком гипсового тигра. Из него высыпалась кучка монет и несколько смятых рублен и трешек. — Давай сюда свою копилку.

Энвер протянул другу жестяную коробку из-под конфет, спросил с тоской:

— А наши ружья подводные?

— Ружья! Не представляешь еще, что у нас с тобой будет, когда сдадим клад. Мы теперь богаты, как шейхи. Шейх Мансур приветствует шейха Энвера. Гуляем?

— Гуляем, — согласился Энвер.

Беззаботные и веселые ребята бродят по спортивному отделу универмага. Остановились возле оранжевой туристической палатки, переглянулись. Берем? — спрашивает глазами один, другой утвердительно кивает. Горные лыжи? Конечно! Моторный катер, снаряжение для подводной охоты? Слов пет, на это копили деньги. Мотоцикл «Ява»? Непременно!

В отделе часов Мансур спросил у продавщицы:

— Часы для подводного плавания у вас есть?

Продавщица достала коробочку с часами.

— «Нептун». Семьдесят пять рублей.

Тесно прижавшись головами, ребята рассматривали часы, читали паспорт.

Продавщице надоело ждать.

— Выписать чек, берете?

— Пока нет. Но мы на днях обязательно купим. Две пары, — ответил Мансур.

— Будем вас с нетерпением ждать, — ответила продавщица не без иронии.

…Потом ребята сидели за столиком в кафе, уплетая тройные порции мороженого.

…Потом они в пароконном фаэтоне катили по Приморскому бульвару.

— На «Ту» летал, метро, теплоход — пожалуйста! На коняшках в первый раз. Красота! — весело кричал Мансур.

— Здорово, — согласился Энвер, — только слишком уж медленно. Слышишь, Мансур, не забыл, что покупать будем?

— Ружье, часы, палатку, лыжи. Не бойся. у меня запоминающее устройство, — он постучал пальцем но лбу, — в порядке.

— Все равно надо список составить. Не можем мы покупать только себе. Давай тетушке Айше цветной телевизор купим! Одинокая, ей веселее будет, а?

— Ладно. Только такой, — Майсур показал руками, что приемник будет не очень большой.

Ребята, сидя в экипаже, составляли список; они так увлеклись, что даже забыли пофорсить тем, что едут лошадьми.

Вскоре, однако, эта старомодная езда им прискучила.

— Дяденька, хватит.

— Почему? Маршрут до Морского вокзала.

— Надоело.

И тут возница серьезно обиделся:

— Грибоедов, Гаджибеков, Пушкин ездили лошадьми. Почему не хотите испытать, что чувствовали великие люди? Марш из фаэтона! — при этом возница швырнул смятые деньги Энверу.

Пристыженные ребята долго смотрели вслед укатившему экипажу. В руках у Энвера деньги, брошенные ему кучером. Мансура осенило:

— Ха, можем еще пострелять в автоматах! Пошли.

Азартное занятие — навести торпеду на вражеский корабль… У Мансура, прильнувшего к окуляру игрального автомата, от волнения даже взмок затылок. Движется вражеский крейсер. Мансур долго целится. Пуск! Но расчет оказался неточным — прошла торпеда за кормой. Досадно!

Энвер, ждущий своей очереди, протягивает Мансуру монетку:

— Последняя твоя. Дальше — я.

И снова на горизонте вражеский корабль. Пуск! Но что-то техника закапризничала, и торпеда не пошла. Несколько попыток Мансура запустить ее ни к чему не привели.

— Сдохла машина, позови мастера, — сказал он Энверу.

Тетенька, меняющая деньги, показала на молодого человека, копавшегося у другого автомата.

— Ему скажи, он посмотрит.

Мастер привычным движением открыл боковую крышку автомата, потыкал отверткой, затем достал из портфеля тестор. Амулет в виде зодиакального знака льва мешал ему копаться в схеме.

— Долго ждать? — спросил Энвер.

Вместо ответа мастер сердито перекинул амулет себе на спину. Лев на секунду привлек внимание ребят.

На палубе корабля, стоящего в доке, Энвер нашел отца. Они устроились возле разобранных механизмов подъемных лебедок. Видимо, их ремонтом занимается отец со своим напарником Сары.

Отец с удовольствием лакомился домашней снедью.

— Честно, никто, даже твоя бабушка, таких кутабов не приготовит. Скажи, Сары, — обращается он к рыжеволосому напарнику.

Сары, медленно прожевывая, закрыл глаза, самозабвенно покачал головой.

— Фирма, знак качества! — Он почмокал, приложив к губам щепотью сложенные пальцы.

— Что-то сын сильно озабоченный, замечаешь, Сары? — сказал отец.

— Точно. Как наш кассир в день выдачи зарплаты.

— Что случилось? Рассказывай.

Энвер выразительно посмотрел в сторону Сары. Отец понимающе кивнул.

Пообедав, отец решил побриться. Энвер держал перед ним зеркальце.

— Мне совет твой нужен, — начал он нерешительно. — Представь, что ты случайно нашел дорогую вещь, очень дорогую. Как бы ты поступил?

— Мне такого счастья еще не выпадало, — усмехнулся отец. — Почему вдруг интересуешься?

— Понимаешь, это пока тайна.

— Вещь чужая, не твоя. Надо вернуть владельцу.

— Хозяина нет, это я точно знаю.

— Без разницы. Сам подумай, мы, Меликовы, можем чужое добро присвоить? Воровство — как иначе?

— Но если никому это не принадлежит, тогда как?

— Никому — значит, и нам с тобой тоже. Слушай, в школе у вас есть предмет, ну вроде как по телевидению «Человек и закон»?

— Есть. Называется «Правовое воспитание». Но сейчас каникулы.

— Быть человеком надо и на каникулах. В общем, так: думай и решай сам… Что дома слышно? Мама как, Наргис?

— Нормально. Мама злится, что тебя здесь держат. А Наргис залезла ко мне в ящик, все перерыла, марки рассыпала… Ну почему вы с мамой ей всё прощаете?

— Все ясно. Недостатки нашего воспитания исправляешь собственными кулаками. Ценный лочин. Если я его подхвачу, плохо тебе будет, Энвер, ой, плохо…

На троллейбусной остановке у дока, несколько в стороне от навеса, скучает молодой парень. Он в темных очках, в джинсовом жилете, на шее цепочка амулета. Подошел троллейбус, забрал пассажиров. Парень остался.

Появился Энвер со спортивной сумкой на плече. Когда подкатил очередной троллейбус, вслед за Энвером сел и парень в жилете.

Пассажиров в салоне полно. «Жилет» все время за спиной Энвера,

Возле раскопанной и реставрируемой рыночной площади в крепости сидел Мансур, что-то записывал и исправлял в списке. Неподалеку гомонила стайка студентов. Девушка в майке с эмблемой стройотряда, прищурив глаза, смотрела в сторону куполообразных бань и рыночной площади и мечтательно говорила:

— Мальчики, давайте закроем глаза и представим себе шумную базарную толпу триста лет назад — дервиши, гортанные выкрики, звон караванных колокольчиков на верблюдах. Дух захватывает…

— Зрелище и правда сказочное, но не хочется закрывать глаза на то, что в крепости сносят здания, построенные сто лет-назад. Тебе не жаль? Мне — очень.

— Тебя послушать, сносить ничего нельзя, пусть все будет первобытно, а мы — в пещерах, так?

— Все равно, варварство сносить дома начала века. Потомки нам этого не простят.

Мансур, увлеченный своими записями, и не заметил, как подошел Энвер.

— Умные мысли записываешь? — спросил он у Мансура, кивнув в сторону студентов.

— Наконец появился! Глаза заболели, пока тебя высматривал. Пошли, надо решать.

Ребята двинулись, тесно прижавшись плечами и шепчась. Энвер то и дело беспокойно оглядывался.

— Почему головой крутишь, кого боишься?

— Кажется, дознались про камушки, за шкатулкой уже идет охота. Смотри, — Энвер показал спортивную сумку, в которой лезвием был разрезан бок.

— Чушь! Где связь?

— В сумке была бритва отца, электрическая. В троллейбусе ее украли.

Мансур потрогал у Энвера лоб. Может, друг заболел?

— Точно тебе говорю. В сумке наощупь бритву «Агидель» нe отличишь от шкатулки. Коробка — один к одному…

— Не смеши, пугливым я тебя еще не видел.

Ребята остановились у Караван-сарая, возле небольшого фонтанчика. Мансур подставил лицо под струю, с удовольствием напился.

— Красота! Давай, Энвер, тебе полезно — избавишься от кошмарных видений.

— Смейся, смейся, но сегодня мы пойдем в милицию и сдадим шкатулку. Ясно?

— Ясно. Испугался!

— Пусть. Драгоценности не твои и не мои.

— Хорошо. По перед милицией можно же их показать ювелиру.

— Зачем?

— Интересно, например, узнать, действительно ли у нас гарнитур работы Ашумова и такой ли он ценный. Мы приходим в милицию и объясняем им, какой подарок принесли. Скажи нет?

— Ладно. Где твой ювелир живет?

— Недалеко от зоомагазина. Там и милиция рядом.

— Жди, сейчас выйду, — уже на ходу кричит Энвер и убегает.

…У двери своей квартиры Энвер вдруг замер. Сигарета! Непогашенная сигарета лежала на ступеньке следующего лестничного марша, ведущего на чердак, и клубилась голубым. дымком — ее только что бросили. Но чердак на замке. Значит, на верхней площадке кто-то затаился.

Захлопнув за собой дверь, мальчик прильнул к глазку. Вначале на чердачных ступеньках появились коричневые мокасины, потом светлые брюки, куртка и… вместо лица — поднятый ворот водолазки, в котором чернели прорези для глаз. Энвер отпрянул от двери. Ожил дверной звонок…

Откинуты тома книг, и в руках у Энвера шкатулка с драгоценностями.

Настойчиво дребезжит звонок…

Со шкатулкой в руках Энвер проскочил мимо входной двери на кухню. Засунул шкатулку под рубашку, с трудом открыл окно, выходившее в безлюдный проулок. Но с третьего этажа не прыгнешь.

Стоя на подоконнике, Энвер мгновение размышлял, как добраться до водосточной трубы. Единственный выход — пройти но карнизу. Раскинув руки, цепляясь за выбоины старой кирпичной кладки, мальчик медленно продвигался к цели. Когда остался буквально один шаг до трубы, под ногой выкрошился кирпич.

Уцепившись рукой за крюк фарфорового изолятора, Энвер повис над булыжной мостовой…

Именно в этот момент в переулке появился парнишка, гоняющий па велосипеде, не держась за руль…

…С другой стороны дома Мансур «сигналил» условленным способом — палкой по трубе. Рядом прошел человек в мокасинах, но Мансур на него не обратил внимания.

Подъехал мальчик па велосипеде, с жаром стал что-то рассказывать Мансуру— по жестам понятно, что это рассказ об Энвере, который выбрался из дома по водосточной трубе.

Без раздумий Мансур отнял у парнишки велосипед и кинулся догонять Энвера…

Своего вероломного, как считает Мансур, друга он заметил на остановке садящимся в автобус. Шкатулка, конечно, при нем.

Не уйдет! Что есть силы Мансур жал на педали, преследуя автобус. В одном месте пришлось проскочить на красный свет, обошлось…

На остановке Энвер вышел. Мелькнула вывеска зоомагазина — где-то здесь должен быть старичок-ювелир, о котором говорил Мансур.

В промокшей от гонки рубашке Мансур настиг Энвера. С перезвоном упал на асфальт велосипед, и Мансур, не помня себя от ярости, навалился на бывшего своего друга. Заскакали по тротуару оторванные пуговицы, выпала шкатулка.

— Не знал, что ты на такое способен! Хотел один сдать, без меня! — крикнул Мансур.

— Пусти, я объясню.

— И так все ясно!

Мальчики, сцепившись, топтались возле шкатулки — и вот-вот ненароком наступят, раздавят, н истории нашей конец…

— Ты выслушай сначала, — пытается урезонить друга Энвер, но напрасно.

Прохожие не обращают на них внимания: эка невидаль — мальчишки схватились. По вот из дверей районного отделения милиции вышел старшина.

— Прекратить и немедленно! — скомандовал он.

Мансур и Энвер разошлись. Оба тяжело дышат и при этом не спускают глаз со шкатулки.

— Велосипед чей? Твой? — старшина безошибочно показал на Мансура. — Подними. Дуй домой по той стороне улицы. Валяй. Коробка твоя? Что в ней?

— Драгоценности, — ответил Энвер.

Мансур даже вздрогнул.

— Хм… Может, бриллианты? — усмехнулся старшина.

— Как вы угадали? Точно, — ответил Энвер.

— Шутник ты, парень. Забери коробку и тоже дуй домой, но по этой стороне улицы. Шагом марш!

Мансур, волоча велосипед, перешел на противоположную сторону улицы. Оглянулся и охнул: Энвер открыл дверь милиции и вошел в здание. Пренебрегая всеми правилами, Мансур бросился наперерез движению. Что ему кричали водители, нажимая на сигналы и тормоза, мы повторять не станем…

…Когда он вошел, дежурный офицер разбирался с каким-то помятым и небритым субъектом. На скамье ждал Энвер, держа шкатулку на коленях.

— В спецмедчасть на процедуры, — распорядился лейтенант по поводу субъекта и обернулся к вошедшему Мансуру:

— Тебе чего, мальчик?

— Мы вместе. Он со мной! — вскочил Энвер.

— Вместе и подойдите. Что случилось?

Энвер протянул лейтенанту шкатулку:

— Мы вместе нашли в крепости, где дом сносили. — Энвер представился: — Ибрагимов Мансур и Меликов Энвер.

— Что там?

— Откройте и увидите, — торжествующе ответил Энвер.

Лейтенант открыл крышку, снова закрыл ее и протянул шкатулку ребятам:

— Сами бы играли, нам не надо. Уже не по возрасту.

Мальчики оцепенели — внутри были оловянные солдатики, конные и пешие, с ними Энвер играл еще дошкольником.

На коммутаторе замигала красная лампочка, лейтенант потянулся к трубке, одновременно махнув ребятам рукой:

— Все, идите… Дежурный лейтенант Азимов слушает… Так… Есть немедленно найти капитана Исрафилова.

На милицейском крыльце Энвер со злостью высыпал содержимое шкатулки.

— Наргис, больше некому. Убью!

В кабинет начальника вошел Исрафилов. Он был в штатском.

— Капитан Исрафилов по вашему приказанию явился.

Начальник нажал кнопку на столе — тотчас открылась дверь и заглянул секретарь.

— Чаю нам с капитаном, пожалуйста.

— Долгий разговор? — спросил капитан.

— Долгий и нервный разговор у меня уже состоялся. С самим, — начальник показал пальцем на потолок. — Для вас уже времени не осталось.

Капитан понимающе покачал головой.

— Доставайте вашу машинку и записывайте.

Капитан достал из кармана пиджака плоский диктофон.

— Обокрали дачу профессора Тагисва в Шувелянах.

— Известное дело — как у народного артиста снимут колпак с автомобиля или у жены академика спаниель пропадет, так сразу на провод к министру.

— Тут случай особый. Грабитель, кроме папки с древними миниатюрами, ничего не взял. Рисунки — уникальны. Академия наук в панике. Говорят, что нет для миниатюр денежного сравнения, понятно?

— Их могут вывезти за границу? — спросил капитан.

— Вполне. У нас ее продать трудно. Таможенники усилят контроль, их предупредили, но папку с миниатюрами приказано найти нам. Дело уже на контроле Москвы. Немедленно выезжайте в Шувеляны, по дороге продумайте предложения по операции. Через три часа жду вас для доклада.

Кто бы мог подумать, что на смуглой симпатичной девчушке надеты настоящие бриллианты и жемчуга? Да никто. В драгоценностях из шкатулки Исмаил-бея шла Наргис к своей подружке, чтобы похвастаться: «А что у меня есть, Таира!» На тоненькой шейке закручена нитка черного жемчуга, из-под жемчуга посверкивает бриллиантовое колье, полумесяцем брошка, кольцо, а в ушах играют алмазные подвески.

Наргис беспечно идет к подружке, а в некотором отдалении за ней все время следует человек с амулетом.

Повстречался знакомый мальчик, одноклассник, с сеткой пустых бутылок.

— Алмаз? — понимающе спросил он, показывая па кольцо, в которое Наргис продела два пальца.

— Ага.

— Знаешь, — загорелся мальчик, — им можно стекло резать. Давай проверим.

Он поискал глазами, на чем бы попробовать, но стекла под рукой не оказалось. Тогда мальчик провел перстнем по горлышку бутылки, и оно отвалилось. Вторая бутылка, третья…

За ними внимательно наблюдал человек с амулетом.

— Алмаз! Честное слово, настоящий! — Мальчик полез в сумку за новой бутылкой.

Но Наргис это наскучило. Она забрала кольцо и заторопилась вприпрыжку дальше. На блузке расстегнулась бриллиантовая брошь, повисла на кончике булавки, но Наргис не заметила.

…В конце концов брошь исчезла.

Наргис остановилась возле автоматов с газированной водой, и тут ее догнал мальчик с бутылками.

— Растяпа! На, возьми, это твое. — И он протянул ей брошь.

Только теперь Наргис обнаружила потерю.

Подошла к автоматам молодая цыганка с ребенком, цепким взглядом впилась в драгоценности.

— Красавица изумрудная, подари, ненаглядная, брошечку, счастье тебе будет, любить тебя будут.

Наргис, уткнувшись носом в стакан с газировкой, молча смотрит на цыганку сквозь стекло.

— Не скупись, аметистовая, ну, дай, дай. Зачем тебе так много?

— Нет.

— Все болезни от тебя отведу, золотистая, папе-маме счастье будет, не пожалеешь. — Цыганка потянулась к брошке.

— У тебя самой вон сколько, не дам. — Наргис отступила на шаг.

— Давай обменяемся. — Цыганка сняла с запястья цепочку. — Чистое серебро, даже платина, с пробой, смотри. А ты мне — брошку. Подружками па всю жизнь будем.

Обмен, кажется, заинтересовал Наргис. Цыганка, отняв у девочки стакан, принялась примеривать цепочку. Ну, кажется, все — еще мгновение, и Наргис отдаст бриллиантовую брошь за копеечную цепочку.

Но тут из-за автоматов появилась черная фигура тетушки Айши. Старуха возвращалась с базара — захотелось попить.

Сразу поняв, что происходит, она отвела руки цыганки.

— Не прикасайся! Ребенка обижать нельзя, грех, большой грех.

— Кто тебя звал, почему лезешь, старая? Умрешь, сегодня умрешь, но прежде долго будешь мучиться, и могилу твою собаки загадят!..

Под брань и визг цыганки старуха уходила, обхватив рукой Наргис.

— Не слушай ее, она обманщица…

Скандал, учиненный цыганкой, привлек внимание прохожих — люди стали останавливаться, туристы нацелили свою, съемочную технику. Среди зевак на миг мелькнул человек в джинсовом жилете и тут же исчез.

За Девичьей башней старуха присела, достала грушу из сумки, протянула Наргис.

— Козочка моя послушная, ты чья? Не Меликовых дочка?

Наргис кивнула. Что-то поразило старуху, она испуганно отшатнулась и в ужасе закрыла лицо.

— Быть не может, — бормотала она. — Старые глаза меня обманывают. — Тетушка Айша перебирала черные жемчужины, висевшие на шее Наргис, и при этом бессвязно бормотала: — Прокляты будьте, прокляты! Горькая моя судьба, горе моей жизни явилось с того света…

Наргис сидела, ничего не понимая, боясь шелохнуться, а старуха снимала с нее драгоценности, и они исчезали в глубоком кармане ее черного платья. Когда очередь дошла до кольца, девочка опомнилась, стала сопротивляться. Но старуха с неожиданной силой разогнула ее пальцы, и кольцо тоже исчезло в ее бездонном кармане.

— Верните, это не наше. Маме скажу, что вы воровка, — сквозь слезы говорила Наргис, следуя за старухой. — Скажу милиционеру, он отнимет. Все равно отнимет, злая, злая ведьма…

Владелец джинсового жилета, конечно, заметил, что драгоценностей на Наргис больше нет. Возможно, он даже видел, куда они исчезли…

Припадая на хромую ногу, ковыляла тетушка Айша, продолжая бормотать:

— Девочка моя золотая, обиделась. Нельзя тебе прикасаться к этой мерзости. Старая Айша отвела беду, а ты, глупенькая, в слезы. Пусть лучше меня аллах накажет.

Энвер, конечно, не стал убивать Наргис. Наоборот, когда Мансур схватил ее за руку и она завизжала, он встал на ее защиту:

— Не смей ее трогать, отпусти!

— Куда она дела драгоценности? Зачем вообще их трогала? Пусть скажет.

— Отпусти! — повторил Энвер.

Но как только этот бесенок получил свободу, он выскользнул из комнаты и закрылся в ванной. Дальше допрос шел уже через дверь:

— Наргис, мы тебя не тронем, только скажи, куда ты дела украшения из шкатулки?

— Не скажу.

— Но почему? Ничего тебе не будет, — почти ласково уговаривал Энвер.

— Не хочу. Пусть Мансур уйдет из нашего дома. Противный и дерется.

— Хорошо. — Энвер заговорщически кивнул Мансуру.

Тот пошел к двери, открыл ее, снова закрыл и на цыпочках возвратился к ванной. Но как только он присел на корточки, из дверной щели ему в лицо ударила какая-то аэрозольная косметика. Наргис залилась веселым смехом:

— А пусть не врет, а пусть не врет!..

Обозленный Мансур стал дергать дверь, стараясь выломать задвижку. Энвер остановил его:

— Так ничего не добьемся, я ее лучше знаю. Постой па лестнице. Зря время теряем.

Стоя на лестничной площадке, Мансур прислонил ухо к двери. И, конечно, дверь открылась неожиданно и достаточно резко— Мансур получил удар по уху.

— Драгоценности у тетушки Айши, она все отняла у этой дурехи. Покрасоваться вздумала, — уже на ходу сообщил Энвер. — Отдаст как миленькая.

Дверь открыла соседка тетушки Айши.

— Здравствуйте, мы к тетушке Айше.

Соседка, полная женщина в несвежем халате, который ей был заметно тесен, молча отступила па шаг в сторону и показала на дверь с висячим замком.

— Она нам очень нужна, — сказал Мансур.

— Всем вдруг сегодня понадобилась старуха. Сначала участковый интересовался, нет ли у нее родственников, теперь вы. В больнице она. Пошла утром на базар, а по дороге поскользнулась и ударилась затылком о мостовую. Ее «скорая» на улице подобрала. Она отдохнет в больнице, а мы от ее причуд — здесь.

— В какой больнице, скажите, пожалуйста.

— В «Семашко», в травматологии.

Когда ребята вышли из квартиры, Энвер сказал:

— По всему получается, что камушки были при ней, когда она грохнулась. Наргис сказала, что старуха спрятала драгоценности в карман и пошла домой.

Сверху раздался голос толстухи:

— Мальчики, мальчики, на секундочку…

Ребята остановились.

— Вы поедете в больницу?

— Поедем, возможно, — ответил Мансур.

— Навестите, что вам стоит. Отдайте бабке вот это. — Она протянула полиэтиленовый пакет с продуктами. — Скажите, что от соседки Салимы. Хотя, думаю, все равно она не поверит… А не говорите ничего. Так. отдайте.

Ребята вышли на улицу.

— Слетай в эту травматологию, — сказал Энвер. — Узнай, что при старухе нашли. На вещи больных выписывают квитанции. Пропасть там ничего не должно. Я еще с Наргис поговорю, заставлю все до мелочей вспомнить.

Бог мой, как изменился профессор Тагиев! Тогда, на телеэкране, в день своего семидесятилетия, он выглядел молодцом. А сейчас перед капитаном Исрафиловым в кресле сидел дряхлый старик, бессильно опиравшийся на трость. Потухший, безразличный взгляд, руки трясутся, разговаривает через силу:

— Эта ужасная кража перечеркнула всю мою жизнь. На смертном одре последней моей мыслью будет: я не сберег это дивное сокровище.

Капитан Исрафилов тактично молчал, ждал, когда закончатся эмоции и можно будет приступить к разговору.

— Пожалуйста, вспомните, Исмаил Руфатович, — наконец начал он, — кто знал, что у вас появились миниатюры.

Профессор всхлипнул, срывающимся голосом произнес:

— За что вы меня мучаете? Все знали, весь мир и его окрестности. В день своего юбилея из этой комнаты я показал перед телекамерой рисунки: «Ах, бесценное наследие! Ах, всемирное значение!». Боже, какая преступная глупость!

Профессор был близок к истерике. Капитан налил ему воды.

— Успокойтесь, не надо так. Вспомните, пожалуйста, что именно вы говорили перед камерой.

— Не могу. Вспоминать это больно и стыдно…

В коридоре больницы Мансур стоял перед дежурной сестрой.

— Я тебя к ней не пущу, у нее сильное сотрясение. Состояние тяжелое, — объяснила дежурная.

Зазвучал сигнал вызова. Сестра поднялась:

— Оставь пакет здесь, ей передадут.

Мансур решил воспользоваться уходом сестры, чтобы проникнуть к тетушке Айше. Но его перехватила нянюшка:

— Здесь отделение женская (она так и сказала — «женская»). Разбежался. А если там процедуры?

— Бабушка, тут Айша Искандерова. Разрешите, я только гляну.

— Что глядеть? Все равно она тебя не признает. Сознания в пей нет. Все какие-то жемчуга поминает.

— Знаю, знаю, с этим ожерельем она никогда не расстается. Вы дайте ей эту нитку жемчуга, она привыкла перебирать ее, как четки.

— А где взять? Может, мне сбегать за угол и купить жемчуга на свою зарплату?

— Оно у нее в кармане должно быть, посмотрите хорошенько.

— У бабули твоей всего-то добра: ключ на веревочке да денег трешка с медяками. Все в квитанцию вписали.

В конце коридора появился врач со свитой. Нянюшка засуетилась:

— Беги, милый. Главный обход делает. Мне за тебя попадет.

В кабинете начальника следственного отдела капитан Исрафилов докладывал результаты осмотра места происшествия:

— Кража в Шувелянах была совершена средь бела дня, когда профессор с женой отбыли в город. Дача оборудована сигнализацией, но она не сработала. Я проверил, система в порядке.

— Как вы это объясните? Не орудовали же там ангелы бестелесные?

— Как объяснить? Научно-технической революцией. Ее плодами пользуются не только во благо.

— А именно?

— Одна зацепка есть. Посмотрите, это пятикратное увеличение. — Он протянул фотоснимок. — Ввод сигнальной коммутации на даче. Отчетливо просматривается прокол на рубашке провода. Здесь преступник подключался.

— Нейтрализовал сигнальную систему?

— Наш технический отдел подтвердил это стопроцентно.

— Операция дерзкая. Среди квартирных жуликов искать его бесполезно…

— Эксперты предполагают, что преступник для нейтрализации сигнальной системы должен был использовать сложный электронный прибор с импортным светодиодом.

— У радиолюбителей можно добыть такой диод?

— В бытовых радиосхемах не примени ют, — ответил капитан. — Эксперты называют одно место в Баку, где могут пользоваться такими светодиодами, — контрольная лаборатория завода кондиционеров. Займусь этим объектом. Кроме оперативных мер, посажу людей листать архив, проверим учет. Хорошо бы получить ориентировку из центра о подобных приборах со светодиодами. Может, не мы первооткрыватели?

— Полагаете, что сработал гастролер? — спросил начальник.

— Престижнее, если вор чужой. Для дела значения не имеет, миниатюры все равно нам искать.

— Как известно, у нас все дела престижные, других не бывает. Действуйте!

— Вот тут эта ведьма дала мне грушу, потом все украшения отняла, — рассказывала Наргис на том самом месте, где все это произошло, и при этом играла резиновым мячиком: ловила с поворотов, кидала из-под ноги.

— Не обзывай ее ведьмой. Дальше что было? — спросил Энвер.

— Я шла за ней, плакала, плакала…

— За старухой следом больше никто не шел? Ты не заметила?

— Нет.

— Вспомни, может, кто видел, как тетушка Айша отнимала у тебя украшения?

Наргис задумалась.

— Дяденька один был на крепостной стене. Остановился вот тут.

— А потом?

— Пошел себе дальше, в ту сторону…

…На том месте, где санитары подобрали тетушку Айшу, валялись раздавленные помидоры, фрукты. Видимо, они рассыпались в момент падения старухи.

Энвер осматривал каждый булыжник па мостовой. Наргис продолжала играть мячом, заботы брата ее мало занимали.

На крепостной стене появился Мансур.

— Насилу нашел, — крикнул он и стал спускаться вниз.

Энвер внимательно проследил весь его путь и, когда тот спустился на мостовую, сказал:

— А теперь давай обратно. Давай, давай, взберись наверх. Так надо.

Без особого труда, уцепившись за торчащий из стены кусок старой железной балки, Мансур проделал обратный путь.

— Теперь можно мне вниз?

— Спускайся. Старуху видел? Что она говорит?

— Не пустили к ней, и драгоценностей при ней нет. В кармане нашли ключ и трешку, больше ничего. Тетушка Айша бредит, — продолжал Мансур, — все про жемчуг бормочет и проклинает какого-то Исмаил-бея. Сказали, состояние тяжелое.

— Кем мне быть, вот тут бабку и ограбили, точно!

— Все из-за нес, врезать бы ей как следует, — сказал зло Мансур, показывая в сторону Наргис, которая искала закатившийся куда-то мячик.

— С нес что возьмешь. Но и нам коротенькие штанишки еще надо носить, — сказать Энвер.

— Почему?

— Потому. Акваланги, часы «Нептун»! Сразу надо было шкатулку тащить в милицию. Развели детский сад.

— Кто знал, что так получится? Может, сейчас заявить в милицию?

— Уже заявляли.

— Что же теперь делать? Пусть драгоценности пропадают?

— Сами проворонили, сами должны найти.

— Чур мое, чур мое! — заверещала Наргис. Она сидела возле контрфорса, подпирающего стену, и что-то рассматривала. Между обломками кирпичей лежал амулет, на котором был изображен зодиакальный лев. Шейная цепочка была оборвана.

— Дай, — сказал Энвер и отнял амулет у Наргис.

— Отдай льва! Я нашла, значит, мой.

— Дуй домой. Я потом отдам.

Когда Наргис скрылась, Энвер аккуратно положил амулет на то место, где он лежал, — среди кирпичей.

— Увидишь, он придет за ним, — сказал Энвер.

— Но где я видел этого льва? — спросил Мансур.

— И мне кажется, что я с этим зверем уже встречался.

Телебашня. Двор телецентра. У входа в редакционный корпус стоит «Волга» с надписью: «Милиция».

В одной из студий телецентра, перед экраном телевизионного монитора — капитан Исрафилов, профессор Тагиев, помощник капитана, с фотокамерой, установленной на штативе, и молодая женщина, ведущая. Мы ее видели в кадре во время передачи, посвященной юбилею Тагиева.

На экране появилась видеозапись той передачи. Профессор забился в угол и на экран не смотрел.

— Что случилось? — обратилась к нему ведущая. — Лучшая передача, масса откликов, меня на летучке хвалили. В чем дело?

Профессор безнадежно и не совсем вежливо отмахнулся.

На экране монитора крупным планом — миниатюра «Девушка с павлином».

— Стоп! — командует капитан. — Снимаем. Пожалуйста, дальше.

Вновь оживает изображение, на экране профессор, в руках у него еще один рисунок:

«О существовании этих рисунков нам, искусствоведам, было известно. Впервые беглое описание миниатюр появилось в печати в начале века. Тогда ими владел Бакинский нефтяной магнат Лианозов. Можно сказать, что я всю жизнь искал «Девушку с павлином». Рылся в местных архивах, запрашивал зарубежные музеи — тщетно. Логично было предположить, что уникальные творения прошлого во время оккупации Баку попали в руки англичан. Я регулярно просматривал каталоги лондонской фирмы «Сотби», торгующей произведениями древнего искусства. Стоимость этих рисунков в валюте выражалась бы шестизначным числом, полагаю…»

— Стоп! — командует капитан, что-то занося в свой блокнот.

Профессор на экране застывает в нелепой позе, с открытым ртом.

Ведущая на экране: «Расскажите телезрителям, каким образом в конечном итоге нашлась рукопись?»

«В сентябре восемнадцатого года, в момент ухода англичан, миниатюры попали в семью потомственных учителей Исмаиловых, стали семейной реликвией. И недавно молодой комсомольский работник из Закатал Алекпер Исмаилов принес ее мне. Позвольте мне поблагодарить его за этот бесценный дар».

Профессор в студии комментирует свои слова:

— Отблагодарил, называется.

Профессор на экране: «Семьдесят лет мне, возраст обязывает. Пора подумать о дальнейшей судьбе «Девушки с павлином» да и всей коллекции. Она подготовлена для передачи в дар Азербайджанской Академии наук…»

— Вот! — выкрикнул Тагиев. — Открытым текстом сказал: «Торопитесь, гражданин вор». Черт побери, сначала бы передать, а уж потом хвастать. Кретин!

Во внутреннем дворике Дворца ширван-шахов одновременно находится несколько групп туристов. Стоит разноязычный гомон. Гиды рассказывают историю каменных плит с причудливой вязью текстов и орнаментов.

Под плитой устроился Энвер с биноклем. Сквозь пролом в стене он держит под наблюдением место в переулке, где подобрали тетушку Айшу и где лежит амулет.

Со свертком в руках во дворике появилась Наргис. Сморщенный носик на ее лукавом лице свидетельствовал о том, что она решает, какую-то задачу. Она обвела глазами плиты, прислоненные к стене, и незаметно их пересчитывала. Взгляд ее останавливается на большой крышке каменного саркофага. Девочка подошла и ладошкой постучала по крышке. Никакого отклика. Она постучала сильней.

Выглянул Энвер и за руку втащил сестру в укрытие:

— Тебе чего здесь надо?

— Меня Мансур послал.

— Да тише ты! Сам-то он где?

— Заболела бабушка Месме. Придет доктор, ему надо дверь открыть, а дома никого. Мансур сказал — ты голодный, вот. — Наргис развернула сверток с едой.

Энвер жевал и одновременно смотрел в бинокль.

— А я знаю, кого вы выслеживаете, — дядьку, который ограбил…

— Знаешь, так молчи. Лучше попить принеси.

— А в чем?

— В чем, в чем. Хоть в подоле. Найди…

Наргис расцвела. Задание, полученное от

брата, означало, что она допущена к делам старших и что ей доверяют.

Сопровождаемый любопытными взглядами девушек-работниц, по монтажному цеху Бакинского завода кондиционеров шел капитан Исрафилов. Хирургическая чистота, белые халаты монтажниц, сосредоточенная тишина. Сопровождающий капитана начальник лаборатории Тофик Асланович привел его к складу…

— По документам отдела снабжения, к вам поступили импортные светодиоды. Можно на них взглянуть? — сказал начальник лаборатории сотруднику склада.

Тот включил электронно-счетное устройство, которое мгновенно указало гнездо хранения.

— Всего в наличии восемнадцать штук. Вам все показать или достаточно одного с паспортом? — спросил сотрудник.

— Попросите псе, — тихо сказал капитан.

— Потрудитесь все, дорогой Руфат.

На столе появляются две коробочки величиной с сигаретную пачку. Одна в заводской упаковке, нераспечатанная. В другой пустуют два гнезда.

— Посмотри, Руфат, кто выписал два диода, — попросил Тофик Асланович.

Руфату этот разговор явно не по душе. Он полистал карточки:

— За вашей лабораторией они числятся. У себя ищите, Тофик Асланович. У нас все в ажуре.

— Не сердись. Спасибо, Руфат.

В лаборатории у опытного образца кондиционера стоял Исрафилов и, подставив распахнутую грудь, наслаждался прохладным потоком воздуха.

— Не увлекайтесь, голубчик, схватите воспаление легких, — сказал Тофик Асланович.

— Закалка.

— На режиме «максимум» замораживается парная курица. Мои сотрудницы пробовали.

Потом капитан уселся за стол и пинцетом стал аккуратно вынимать из гнезд светодиоды, внимательно осматривая ножки: нет ли на них следов пайки.

— Девственно чисты, — сказал капитан, отодвигая коробочку.

Зазвонил телефон.

— Да. Принесите его мне, — сказал в трубку начальник лаборатории и обернулся к Исрафилову: — Один нашелся, ищут последний, но с ним сложности. Он числится за техником Нуриевым, а его уже два дня нет на работе — по неизвестным причинам.

— Нуриев? Что он за человек? — Капитан вынул из кармана диктофон. Но диктофон не включился.

— Покажите, — сказал начальник лаборатории. — Заморозили вы его под кондиционером. Пока батарейки не отогреются, придется вам писать древним способом. Так вот, на выставке радиолюбителей схема стереокорректора Нуриева получила первую премию.

— Как он в коллективе?

— Нам этот гений поперек горла. Делом занимается, когда ему интересно. Что он мастерит в рабочее время, никогда не угадаешь. Да у нас это и проверить трудно.

— А образ жизни?

— С его руками и головой ничего не стоит иметь бюджет академика… И он его, по-моему, имеет.

— Конкретно.

— Машина, дача в Шувелянах и даже катер.

— Нуриева как зовут?

— Эдик. Эдуард.

— Спасибо. Извините, что отнял столько времени, — служба.

— Ничего, пожалуйста.

— Надеюсь, не обижу, если попрошу или разговор не разглашать? Служба.

Во Дворце ширваишахов вахту принял Мансур. В бинокль наблюдает он редких прохожих в переулке. А откуда-то сбоку слышен стандартный текст гидов, рассказывающий историю обнаружения каменных плит, стрекотание кинокамер.

Но вот возле контрфорса появилась фигура. Мансур вскинул бинокль. Туман. Когда ему удалось справиться с волнением и навести на резкость, он отчетливо увидел со спины человека, который, нагнувшись, шарил между обломками камней. Досада — разглядеть лицо невозможно. Но вот человек разогнулся, в руке у него что-то сверкнуло. Амулет! Человек повернулся, и Мансур увидел его лицо.

— Техник игральных автоматов! — воскликнул Мансур.

Прежде чем спрятать амулет, техник потер его о брюки. Потом ухватился за кусок ржавой балки, вмурованной в степу, пружинисто подтянулся на руках и выбрался на стену.

Тем временем к главным воротам дворца на велосипеде, не держась за руль, приближался мальчишка, наш старый знакомый. Мансур рванулся ему навстречу.

…Стоит велосипедист, в опущенной руке держит бинокль и печально смотрит, как на его машине быстро мчится Мансур, чтобы перехватить техника.

…Мелькнула фигура техника на дальней автомобильной стоянке. Оп подошел к своим «Жигулям», открыл дверь. Машина тронулась.

Гнаться бесполезно, да и не нужно. Майсур, не слезая с велосипеда, на бумажке записал помер: АГУ 78–26.

Комиссионный магазин радиоаппаратуры. У включенного телевизора толпа болельщиков — шел футбольный матч с участием «Нефтчи». Лишь несколько человек топчутся у стойки с магнитофонами, и среди них техник в своем неизменном джинсовом жилете. В толпе болельщиков находится Энвер. Конечно, большое искушение посмотреть игру любимой команды, по у него дело: он держит под наблюдением техника.

К стойке с магнитофонами подошел парень со спортивной сумкой.

— Привет, Гамзаев, — сказал он технику. — Интересуешься «Панасоником»? Зря, квалитет теперь «Маранц», японцы в обозе. Кстати, о японцах. Ты рвался посмотреть «Леди каратэ». Есть шанс. Нго сегодня крутят во Дворце нефтяников. Обратись к Даниле-мастеру. Он устроит.

— Ценная информация. Спасибо.

Когда Гамзаев вышел на проспект, за ним незаметно проследовал Энвер. Словно из-под земли, возник Мансур, теперь он принял объект наблюдения, а Энвер исчез.

На нижней площадке фуникулера Гамзаев вошел в вагон и занял место впереди.

В последний момент перед отправлением втиснулся в вагон Энвер.

На верхней станции фуникулера он вышел из вагона последним. На «вахту» заступил Мансур. Теперь он «ведет» Гамзаева…

…Пожалуй, самое интересное открытие, сделанное ребятами в ходе наблюдения за Гамзаевым, — это то, что существует небольшой катер под названием «Корвет». Несколько раз они видели, как у причала яхт-клуба появлялся Гамзаев.

— В третий раз сюда приходит, — сообщил Мансур, передавая бинокль другу.

— При нем сумка клетчатая, — стал комментировать Энвер. — Взошел на катер. Открыл кормовую каюту. Скрылся.

— Не здесь ли он прячет наши камушки?

— Место классное. Кому придет в голову искать на катере?

— Нам. Но как незаметно туда проберешься?

— Мы кто, дефективные? Придумаем!

Играя ключами от автомобиля, по улице идет Гамзаев. У входа в ювелирную мастерскую он замешкался: закурил, проверяя, нет ли наблюдения. Решив, что опасности нет, вошел в мастерскую. И тотчас из-за афишной тумбы появился Майсур. К нему подошел Энвер.

— Зашел в ювелирную мастерскую, — доложил Мансур другу и глазами показал на дверь.

— Тебя он не обнаружил?

— Исключено.

Гамзаев действительно ничего не заметил. Зато ребят обнаружил «учитель». Он тоже следил за Гамзаевым, стоя напротив ювелирной мастерской. Он — в своих неизменных мокасинах, лицо прикрыто газетой — вроде, читает.

…В ювелирной мастерской старый мастер закончил чинить амулет.

— Прошу. Припаял на серебре, будет держать.

Гамзаев расплатился и, поколебавшись, произнес:

— У меня к вам еще дело. Мне предлагают купить… — Он показал перстень, тот самый, каким мальчишка резал бутылочные горлышки.

Старый ювелир протер камень какой-то жидкостью, долго любовался нм сквозь лупу.

— Перстень из гарнитура: фермуар, брошь, подвески, браслеты. Работа династии мастеров Ашумовых. Середина прошлого века. Вещь редкая. — Ювелир вернул перстень.

— Сколько он может стоить?

— Не знаю. Это произведение искусства.

— Хотя бы приблизительно.

— Обращайтесь к антикварам, молодой человек. Они — специалисты.

— А если бы вы помогли мне продать перстень? С приличными комиссионными.

— Среди моих клиентов ни у кого таких денег нет. — Ювелир поднялся, опираясь на трость. — И потом — поздно мне по проволоке ходить. Я, молодой человек, хочу спокойно спать. Прощайте.

Когда Гамзаев вышел от ювелира, «учитель» опустил газету. Взгляд злой, на почти квадратном лице белые желваки.

Встретились «учитель» с Гамзаевым у машины «Жигули» 78–26.

Смотрю, стоит. Решил тебя подождать, — сказал «учитель».

— Приехал в управление. Сегодня зарплата. Куда едем, учитель?

— Гулять. Заодно делами займемся. Рассчитаемся. Я — твой должник.

— Ремень пристегните. За это права теперь колют без разговоров… Куда поедем? Тюркан? Санчагалы?

— Куда хочешь, лишь бы люден поменьше, моря побольше.

…Машина 78–26 съехала с загородного шоссе на накатанную вдоль моря дорогу. «Учитель» отвернулся к боковому стеклу:

— Смотреть на море — уже отдых. — При этом левой рукой незаметным движением он отщелкнул крепление автомобильных ремней в обоих замках. — Здесь поговорим, остановись.

Машина, съехав с дороги, остановилась. «Учитель» вынул пачку денег:

— Окончательный расчет за папку. Молодец, чисто сработал.

Нарочито небрежно он положил деньги на колени напарнику, и несколько купюр соскользнуло на пол.

— Нет, пересчитай, пересчитай при мне.

В зловещей тишине зашелестели пересчитываемые купюры.

«Учитель» нащупал конец водительского привязного ремня и, не меняя позы, зажал его в руке. Когда Гамзаев нагнулся, чтобы подобрать с пола деньги, ремень обвился вокруг его шеи и резко затянулся. Гамзаев бился головой о стойку машины, пытаясь освободиться, но скоро затих. Тогда «учитель» ослабил ремень и стал исследовать карманы своей жертвы.

Вот они, драгоценности из шкатулки Исмаил-бея, которым до сих пор сопутствуют кровь, страдание. Ожерелье, фермуар, браслеты, брошь, подвески и, наконец, перстень. Спрятав все у себя, «учитель» достал автомобильную аптечку, вытащил флакон.

— Сам окажи себе первую помощь. Нюхай, глубже дыши.

Нашатырь оказал свое действие. Гамзаев стал приходить в себя.

— Способен меня выслушать?

Гамзаев утвердительно кивнул.

— Не владея каратэ, как ты, как я еще мог поступить? Ну, а такие крайности не в моих правилах, убивать тебя не буду. Заметь, я ни разу не был за решеткой и надеялся тебя уберечь. Но ты сделал все, чтобы обоих нас провалить.

— Каким образом?

— Старуха. Приходит в сознание и рассказывает, как ты ее стукнул и ограбил. Уголовный розыск работает круглосуточно. А пионеры? Они же несколько дней сидят у тебя на хвосте,

— Почему?

— Потому что ты вернулся за своим дикарским амулетом. Может, они уже были в милиции, не знаю. Старичок ювелир давным-давно снял телефонную трубку, и твои приметы уже у всех постовых метро, вокзала и аэропорта. Тебя ждут — не дождутся.

— Не бросайте меня, учитель. Помогите. Я пошел против вас в первый и последний раз.

«Учитель» презрительно поморщился.

— Меня здесь никто не знает. Никто, кроме тебя. Чтобы спастись самому, я вынужден вытаскивать тебя. Вынужден! Твой арест обеспечивает мне всесоюзную известность, с портретом, приметами и набранным крупным шрифтом объявлением: «Разыскивается опасный преступник».

— Что же делать?

— Отсюда надо уходить. Запутать следы, разыграть легенду. Море все скроет.

— А сейчас?

— Обедать. В твоем духане есть отдельная комната? Там и договоримся, как будем действовать. Машину поведу я. Пересаживайся.

В своем кабинете капитан Исрафилов слушал, что докладывал его помощник Лютфи.

— Накануне, девятого, и в день ограбления Нуриев на работе не был. Это по табелю. Зарплата с премиальными у него — двести рублей, и живет явно не по средствам.

— По средствам живут все. Весь вопрос: па свои ли? — заметил Исрафилов.

— У него одной радиотехники тысяч на пятнадцать. — Лютфи заглянул в блокнот: — Квадрафон, три кассетника, цветной телевизор. Откуда?

— Пока гарнир, — устало отмахнулся капитан.

— Есть интересное. Я выяснил, что Нуриев был на даче у профессора Тагиева — чинил диктофон. Значит, расположение, входы-выходы знал досконально. Телерепортаж навел его на мысль о краже. Плюс светодиод. Логично?

— Логично. Есть телефон Нуриева? — Исрафилов снял телефонную трубку.

— Товарищ капитан, неужели будете звонить? Реальная нить. Убежден, что Нуриев замешан в этом деле. Его оперативно подработать, и порядок.

— Говори номер.

— Девять один, пять шесть, двадцать один. — Лютфи перед каждой цифрой делал паузу, надеясь, что капитан раздумает звонить.

— Эдик? — спросил в трубку капитан. Привет. Я от Руфата. Не очень занят? Можно, я заскочу? Есть просьба. Нет, на такси, я быстро.

Капитан Исрафилов — он в штатском — нажал кнопку у дверей, но вместо звонка из квартиры раздались первые такты арии из «Аршин мал алана». Дверь открыл усатый молодой человек в джинсах, без рубашки.

Они вошли в комнату, заставленную радиоаппаратурой. На столе были раскиданы платы печатных схем, разобранные приемники; зеленой змейкой мигал осциллограф, дымился горячий паяльник.

Нуриев встретил Исрафилова настороженно.

— Не глянешь? — капитан протянул ему портативный диктофон.

Нуриев вскрыл диктофон, стал рассматривать схему.

— Подарок. Друг из Японии привез, — пояснил капитан.

— Да? Я думал, вам такие штуки выдают вместе с милицейским обмундированием.

Исрафилов, однако, не смутился:

— Пока не выдают. Правда, подарок. — Улыбаясь, капитан показал удостоверение.

— Приступайте к допросу, товарищ капитан Исрафилов, — сказал Нуриев, не переставая копаться и диктофоне.

— Доверительная беседа. Допрашиваем мы у себя.

— Начинайте, не тяните.

— Возникла криминальная ситуация, в которой вы, Нуриев, фигурируете вполне убедительно.

— А что я сделал? Ограбил банк или угнал пожарную машину? В чем меня обвиняют?

— Существа дела раскрыть не могу. Служба.

— Что вам от меня надо?

— Чем вы занимались с девятого по одиннадцатое? На работе вы числились в отгуле.

— Был на даче в Шувеляпах.

— Один.

— С кем был, не скажу, даже если арестуете.

— Зачем же так сразу? Арестуете…

Нуриев занервничал.

— Я думал, шуруете насчет деталей, материалов. Вы что, не ОБХСС?

— У Министерства внутренних дел диапазон интересов широкий. А относительно материалов, деталей что можете рассказать?

— Полагаете, что я вынес с завода парочку кондиционеров в боковом кармане?

— Кондиционеры не по вашей части, это видно, — капитан обвел взглядом комнату, набитую радиоаппаратурой.

— Ну, а если я вынес из лаборатории катушку скотча или светодиод? За этим вы пришли?

— Скотчем, кажется, клеют, а светодиод для чего служит?

— В электронных схемах его по-разному применяют.

— Для какой схемы он вам потребовался?

— Мастерю игровую приставку к телевизору, собственной конструкции.

— Слышал про приставку, еще не видел.

Нуриев пощелкал тумблерами, и на экране телевизора возникло изображение хоккейной команды.

Ом подвигал игроками.

— Фабричная. Детская забава. У меня будет лыжник-слаломист.

— Как выглядит светодиод? Не покажете?

Нуриев долго выдвигал ящики, рылся в коробочках. А капитан тем временем развлекался: гонял шайбу на телеэкране.

— Черт, куда же он делся? — ругнулся Нуриев. — Не могу найти!

— Жаль. Капитан поднялся.

— Вам нужен такой диод? Завтра будет. Возьму хотя бы у того же Руфата.

— Вот у него одалживаться не хотелось бы. Где еще в Баку можно найти такой светодиод?

— Во всех игральных автоматах японского производства. Тьфу, да вот же он! Лежит чертяка и голоса не подает.

Капитан поднялся:

— Если бы я был твоим старшим братом, сказал бы пару слов.

— Можно.

— Золотой ты парень, только пустяками занимаешься. Шел бы ты к нам работать.

— А криминальная ситуация?

— Исчерпана, Если мы попросим тебя помочь в качестве эксперта?

— Если смогу, пожалуйста.

Капитан собрался было уходить, но Нуриев напомнил:

— Диктофон, подарок друга, не забудьте. Я его починил. Пробуйте.

Исрафилов включил диктофон, прозвучал отрывок разговора: «…в качестве эксперта?» — «Если смогу, пожалуйста».

— Зафиксировано. Теперь не откажешься. Не обижайся, но о нашей беседе не надо распространяться. Служба.

По выражению лица начальника следственного отдела нетрудно было догадаться, что записка, которую он читал, ему не поправилась.

— Я прошу санкционировать план оперативной комбинации, — сказал капитан Исрафилов.

— Ваша гипотеза с диодом была хороша как первая зацепка. Но не надо все яйца класть в одну корзину. Опасно.

— Не понимаю.

— Что, если и после игральных автоматов мы не выйдем на конкретных исполнителей ограбления?

— Должен выйти. Я уверен.

— Когда? Меня про эту книгу спрашивают три раза днем и еще разок ночью. Спать не ложусь — жду звонка.

— Дайте мне еще полтора-два дня. И прошу утвердить план.

Начальник поставил подпись и поднялся:

— Начальство уже неоднократно высказывало пожелание, чтобы я вас отстранил от этого дела. Пока отбиваюсь. Но может последовать приказ, и тогда…

— Разрешите идти?

На двери павильона игральных автоматов висела табличка с надписью: «Закрыто». В павильоне шла ревизия. За столом помощник Исрафилова Лютфи листал папку с документами. Над раскрытой схемой игрального автомата склонился человек, ковыряет что-то тоненькой отверткой. Появился заведующий павильоном, радушно раскинув руки, сказал:

— Все уже на столе. Прошу вас, сделаем перерыв, закусим и снова за работу. Всего десять минут.

Человек, склонившийся над автоматом, выпрямился. Это был Нуриев.

— Аппарат в порядке, — сказал он Лютфи.

— В порядке! — обрадовался заведующий. — Тем более можно подкрепиться. Я же вам говорил, что таксофоны у нас никто не потрошит.

— У вас здесь акт о неисправности автомата «Морской бой», — сказал Лютфи. — Три дня не работал: девятого, десятого и одиннадцатого. Почему так долго ремонтировали?

Лицо заведующего скривила гримаса страдания.

— Электроника, дорогой товарищ. Я — только заведующий. Техника надо спросить. Замечательно разбирается.

— Цветной телевизор может починить?

— С закрытыми глазами! Ас! Только скажите, сейчас же вам его пришлю.

— Возможно, скоро понадобится. Обязательно сообщу.

Нуриев, отлично поняв Лютфи, направился к автомату «Морской бой». Топкая отвертка проползла по схеме и остановилась на грубой пайке светодиода. Пайка отчетливо отличалась от фабричного монтажи.

Нуриев еле заметно кивнул Лютфи, а тот подошел к автомату, сразу заметил место пайки.

— Полный порядок, товарищ заведующий, — сказал Лютфи. — К вам претензий пет. Акт мы передадим в управление.

— Теперь, надеюсь, мы сядем за стол. Не грех и выпить, если полный порядок.

— Спасибо. Нам еще акт писать. Кстати, как фамилия вашего аса от электроники? Вдруг понадобится починить телевизор.

— Гамзаев. Гасан Гамзаев. Позвоните, моментально вам пришлю его.

Энвер и Мансур, с удочками в руках, сидели на набережной вблизи причала яхт-клуба. Удочки — это для отвода глаз. Надо отвлечь внимание сторожа, охраняющего стоянку катеров и лодок.

— Я думаю подойти к катеру с левого борта и им прикрыться, — сказал Энвер.

Почему все ты да ты. Кинем жребии, будет по справедливости.

— Давай, — согласился Энвер.

В воздух взлетела монетка.

— Решка.

— Всегда тебе везет, — разочарованно сказал Мансур.

Энвер натянул ласты, приладил маску и дыхательную трубку.

Мансур в бинокль наблюдал за сторожем. Вот он зашел в домик, и последовала команда:

— Пошел!

Энвер бесшумно соскользнул в воду.

Тихо, без всплеска вынырнул он возле катера с надписью на корме: «Корвет», уцепился за якорный канат.

…Энвер уже в каюте катера. Осмотрелся — по стенам каюты койки, как в поезде. Он поднял крышку. В первой оказались постельные принадлежности. Прощупана одна подушка, вторая — ничего! В матрацах пусто. В свернутых одеялах тоже. Под другой койкой рыболовные снасти: спининнговые катушки, коробочки с блеснами, крючками, ружье для подводной охоты. Энвер взвел пружину, вставил гарпун, но, спохватившись, отложил ружье в сторону.

За газовой плиткой стояли резиновые сапоги с аккуратно загнутыми голенищами. В одном сапоге оказался сверток. Энвер рванул пластиковую упаковку, обмотанную клейкой лентой. Нет, не то! В свертке оказались пачки денег в банковских бандеролях.

…На парапете Мансур продолжал наблюдение. Неожиданно появился Гамзаев.

— Энвер! Энвер! — закричал Мансур.

Но тот не услышал друга.

Первое, на что обратил внимание Гамзаев, взойдя на катер, были мокрые ласты. Весь напружинившись, он бесшумно перебрался через борт и стал в дверях каюты. Но Энвер уже заметил его и самообладания не потерял.

— Не подходи, выстрелю! — крикнул он и навел подводное ружье па Гамзаева.

Но тот молнией метнулся к мальчику, и гарпун врезался в деревянную переборку.

Вмиг Энвер оказался связанным, с кляпом во рту.

Первым делом Гамзаев проверил содержимое резинового сапога. Деньги были на месте.

— Честный. Бриллианты напрасно ищешь. Тебе они точно не достанутся и не понадобятся. Это я тебе гарантирую. — И Гамзаев запустил двигатель катера…

…Когда Мансур увидел, что «Корвет» покидает причал, он понял, что Энвер схвачен и его надо спасать. Что есть силы кинулся Мансур по Приморскому парку.

Катит по городу милицейский патрульный мотоцикл, сквозь треск в эфире по рации доносится монотонный голос: «Вызывается машина три — ноль, шесть — шесть… На улице Малыгина разбита витрина, дружинники задержали хулиганов. Направляйтесь туда!».

Лейтенант и старшина — экипаж мотоцикла — равнодушно слушают информацию. Она адресована не им. На середине слова передача прерывается властной командой: «Внимание, внимание! Всем постам города! Принять меры к срочному опознанию и задержанию опасного преступника Гамзаева Гасана, Гамзаева Гасана, двадцати восьми лет. Рост — сто семьдесят шесть, телосложение — атлетическое…»

Лейтенант записывает радиоинформацию.

— Товарищ лейтенант, — обратился к нему старшина, — вон мальчишка сигналит, видите, прямо на дороге?

— Остановитесь.

Это Мансур. Торопливо и сбивчиво, боясь, что ему не поверят, он сообщает:

— Энвер на катере. Его схватил грабитель. Он его убьет. Помогите…

— Спокойно объясни, что произошло.

— Гамзаев! Он — бандит, с Энвером на катере вышел в море.

— Гамзаев?

— Гамзаев! Он схватил Энвера на катере.

— Садись, — показал лейтенант Мансуру на сидение позади водителя. — Быстро в управление! Включай сирену и «мигалки»!

Под тревожный вой сирены пронесся по городу мотоцикл. Лейтенант по радиотелефону на ходу что-то сообщил дежурному…

На «Корвете», идущем в отдалении от берега, Гамзаев вытащил связанного Энвера из каюты и вынул из его рта кляп.

— Не нравится мне, парень, что ты там один. Шустрый. Лучше, когда ты у меня на глазах.

— Вас все равно арестуют. Ограбление старухи вам даром не пройдет, — сказал Энвер.

Гамзаев, не ответив, припал к фляге, затем протянул ее своему пленнику. Энвер отвернулся.

— Отказываешься от пресной воды? Так морской у тебя скоро будет сколько угодно.

— Что вы со мной сделаете?

— Скоро узнаешь. Говорят, утопленники перед концом вспоминают всю свою жизнь. Можешь начинать, — зловеще сострил Гамзаев.

Во дворе управления, возле милицейской машины, Исрафилов говорил с Мансуром.

— Ты Гамзаева сможешь узнать? Близко видел?

— Сто раз. Мы за ним с Энвером сколько дней ходили, выслеживали.

Сидевший за рулем «Волги» Лютфи заметил:

— Лучше бы сюда один раз пришли, больше пользы было бы…

— Ладно, садись в машину, — сказал Исрафилов Мансуру. Сам занимает место рядом с Лютфи.

Вблизи берега на мелководье покачивался «Корвет». Гамзаев заклинил штурвал при помощи доски и проволоки, снял с себя джинсовый жилет и бросил на дно катера.

— Не понимаешь? — повернулся он к связанному Энверу. — Поймешь, когда вместе с катером на дно опустишься. Жилет всплывет. Где его хозяин? Утонул! И концы в воду. Учитель все продумал, почти все.

Мы с ним отсюда на машине по суше, а ты — по морям, по волнам,

Гамзаев зубилом пробил днище катера, в небольшое отверстие стала сочиться вода.

На малом газу Гамзаев включил первую передачу и шагнул за борт:

— Привет старухе, желаю скорой встречи с ней на том свете, — крикнул он Энверу и пошел к берегу, высоко поднимая ноги в резиновых сапогах.

«Корвет» под мерный стук работающего двигателя медленно отходил от берега…

На летном поле оперативных работников ждал вертолет. Вместе с Исрафнловым и Лютфи Мансур поднялся в кабину.

— Мальчик, — капитан кивнул в сторону Мансура, — видел, что катер взял курс на Приморск-Гобустан. Скорость катера — максимум сорок. Значит, по расчету времени нам надо выходить сюда.

— А если он причалил раньше? Может, начнем поиск отсюда? — пилот показал на карте.

— На борту мальчик. В оживленном месте преступник показываться не станет. Летим прямо в этот район, — настоял капитан.

Вертолет поднялся и пошел в сторону моря.

Заклиненный руль «Корвета» вел его в открытое море. Внутри катера воды прибавилось — всплыли ласты Энвера, плещется жилет Гамзаева. Лежа на спине, мальчик попытался связанными ногами дотянуться до штурвала. Но руль заклинен намертво, и курс изменить не удалось.

Вертолет барражировал вдоль побережья. Весь экипаж, включая Мансура, вооруженного биноклем, вел наблюдение. Схожие посудины попадались, но «Корвета» все не видно.

— Далеко уйти он не мог. Возьмем немного мористее, — сказал Исрафилов.

Машина легла в вираж. Поиск продолжался.

«Корвет» заметно осел. Недолго ему осталось быть на плаву. Двигатель заглох, и катер остановился на гладкой и спокойной воде. С большим усилием Энверу удалось взобраться на сидение рулевого. Туда вода еще не достает. Мальчик продолжал бороться за свою жизнь, все время работал руками и ногами, надеясь перетереть веревки. Тишина.

На берегу Гамзаев ждал машину. Он сменил сапоги на туфли. Судя по тому, как часто Гамзаев поглядывал на часы, «учитель» сильно запаздывал.

Наконец подкатили уже знакомые нам красные «Жигули».

— Катер где? — спросил «учитель».

— Вон там, — показал Гамзаев рукой. — Идет ко дну. Я все сделал, как вы велели.

— Хорошо. Садись ты за баранку. Надо быстрей отсюда убираться.

В салоне машины Гамзаев привычным движением взялся за привязной ремень, но, бросив взгляд на «учителя», повесил его на место.

— Напрасно вспоминаешь. Со старыми счетами покончено, — сказал тот.

Машина тронулась и, набирая скорость, стала удаляться от берега.

Из кабины вертолета продолжалось наблюдение за морем.

— Вижу катер, терпящий бедствие, — доложил штурман.

«Корвет» держался на плаву последние минуты. Мужество и самообладание Энвера себя оправдали — ему удалось освободить ноги. Теперь от стоял на сиденье рулевого, вода доходила ему до колен. Мальчик с надеждой следил за вертолетом. Неужели пройдет мимо, не заметит?

— За мальчиком пойду я, — сказал Исрафилов, застегивая страховочный пояс с карабином и фалом.

— Открыть люк. Приготовить спасательные круги, — приказал пилот.

Мансур прижался к стеклу.

— Держись, Энвер, держись, еще немного, — шептал он.

Вертолет повис над катером. Из открытого люка полетел вниз веревочный трап. По нему стал спускаться капитан. Но трап раскачивался, и выйти точно па Энвера Исрафилову все не удавалось.

Мальчик увидел, что капитан держит финский нож. Он сообразил, что от него требуется, и вытянул связанные руки в сторону. Два раза, словно маятник, пронесся капитан мимо Энвера. В третий раз точный удар финского ножа рассек веревку на руках.

Когда капитан и Энвер оказались в объятиях друг друга, «Корвет» пошел на дно. Спаситель и спасенный повисли над бурлящим морем…

Заработала лебедка, выбирая трап.

В кабине Мансур молча сжал плечо друга.

— Энвер, ты способен разговаривать? — спросил капитан.

Энвер кивнул.

— Куда делся Гамзаев, можешь сказать?

— Он остался па берегу. За ним должна прийти машина. Говорил про какого-то учителя.

— Какая машина, не знаешь?

— Наверное, его красные «Жигули».

— Номер АГУ 78–26, - подсказал Мансур.

— Здесь дорога одна, — обратился Исрафилов к пилоту. — В Баку они не пойдут. Остаются два направления — Евлах и Сальяны. Давай туда

Лютфи передал по рации:

— Всем постам в направлении Гобустан — Евлах и Гобустан — Сальяны! Принять меры к срочному задержанию машины АГУ 78–26.

— Оружия у Гамзаева ты не видел? — снова спросил капитан. — Пистолет, нож?

— Нет, — покачал головой Энвер.

— Будьте осторожны, товарищ капитан, — предупредил Мансур. — Гамзаев владеет каратэ. Мы это точно установили.

Вертолет снизился над пустынной дорогой, идущей вдоль моря.

— Впереди по курсу вижу автомобиль! — крикнул штурман.

— Открыть люк, отдать трап, — скомандовал пилот.

Но с «Жигулями» что-то случилось. Автомобиль вдруг заметался из стороны в сторону.

— Вроде на спущенной покрышке едут, — сказал Лютфи.

— Похоже, там драка, — сказал капитан.

В «Жигулях» вдруг открылась правая передняя дверь, и из машины выпал человек. Он прокатился по обочине и остался лежать без признаков жизни.

— Этот, кажется, готов.

Вертолет вплотную приблизился к автомобилю.

— Будем останавливать преступника. Не забыл, как действовать? — спросил капитан у пилота.

— Не в первый раз, капитан. Приступайте.

Достав пистолет, капитан через люк спустился по веревочному трапу вниз.

В зеркале заднего обзора Гамзаев увидел, как на трапе появилась фигура человека. Выстрела он не слышал, но блеснувший огонь отразился в зеркале.

Мечутся «Жигули», за ними, не отставая, идет вертолет. Выстрел — и вспышка в зеркале, выстрел — вспышка…

Пуля пробила покрышку, и машину резко занесло в сторону.

Гамзаев выбросился на асфальт и побежал.

Вертолет приземлился на шоссе.

— Быстро к сообщнику Гамзаева, — приказал капитан Лютфи. — Возможно, он ранен, и ему нужна помощь. Только будь осторожен. Мы эту птицу совсем не знаем. Ребят с собой пе брать, пусть у автомобиля ждут. С Гамзаевым справлюсь сам. Пошел! Ребята! Мансур, Энвер! Высаживайтесь, ждите нас здесь.

Вертолет снова поднялся в воздух.

Мансур заглянул в салоп машины.

— Да сядь и не суетись. Тебе что сказали? В машину не лазить, не искать ничего. Выполняй! — сказал Энвер. После всего пережитого Энвер лежал на спине, устало прикрыв глаза. — Думаю, что драгоценности у «учителя», здесь их все равно пет…

Вынув из замка зажигания ключи, Мансур открыл багажник:

— Давай я запаску пока поставлю, все равно ждать.

Экипаж вертолета обнаружил Гамзаева, бегущего по песчаной отмели. Дальше морс. Отступать преступнику некуда.

Мансур заканчивал смену колеса. Один из болтов закатился под днище автомобиля. Мансур полез за ним и вдруг вскрикнул:

— Энвер! Смотри, что здесь висит!

За приемной трубой глушителя висел прямоугольный пакет, обернутый в клеенку. Пакет держался без видимого крепления — будто приклеенный. Мансуру с трудом удалось его оторвать от днища машины.

— Внутри сильный магнит, смотри, — Мансур показал другу пакет.

А кроме магнита, что внутри? Посмотрим?

Когда ребята развернули клеенку, они увидели папку с древними миниатюрами.

Они стоят друг против друга, Гамзаев и капитан.

— Сдавайтесь, Гамзаев. Вы совершили тяжкие преступления, сопротивляться бесполезно. Я возьму вас живым и без оружия.

— Попробуй, — криво усмехнулся Гамзаев и приготовился встретить капитана приемом каратэ.

Приготовился и капитан Исрафилов. Поединок начался. Гамзаев яростно нападал, готовый уничтожить своего противника. Капитан искусно защищался. Каскад ударов и приемов, которые обрушивал на него Гамзаев, был смертельно опасен. А тут еще произошло непредвиденное: капитан поскользнулся и оказался на земле. Кажется, преступник сейчас выиграет бон. Лежа на спине, капитан провел только один наступательный прием. Один! Гамзаева ждал неожиданный встречный удар, и было это в тот момент, когда он решил, что с капитаном уже покончено. Преступник, отброшенный в сторону, несколько раз перевернулся в воздухе и грузно рухнул на землю.

…По одному предмету, не спеша, капитан вынимал из кармана преступника украшения и складывал их в носовой платок.

— Красота! — произнес Исрафилов, любуясь игрой бриллиантов на солнце. — Но жизни человеческой вы не стоите!

Узелком, как деревенский гостинец, капитан связал концы платка и небрежно сунул драгоценности к себе в карман…

Мимо Девичьей башни Ширваншаха бежит Энвер. Иностранные туристы загородили ему дорогу, привели в боеготовность съемочную технику, показывая, что они хотят запечатлеть мальчика на пленку.

Не раздумывая, Энвер сделал стойку на руках, вместо лица в объективы попала спина. Энвер в темпе скрутил пяток сальто и таким манером миновал назойливых туристов. Они наградили мальчика аплодисментами и что-то одобрительно заверещали на своих иностранных языках.

Миновав туристов, Энвер огибает Караван-сарай и у Надвратной башни сталкивается с Мансуром.

— Битый час тебя жду, — кричит Мансур. — Дело есть. Надо срочно решать.

— Какое дело? — спрашивает Энвер.

Мансур загадочно улыбается:

— Пошли, пошли. Покажу.

В крепости, по развалинам дома, который только начали сносить, пробираются Мансур и Энвер.

— Говори, что там у тебя? Надоело карабкаться, — ворчит Энвер. — Опять сейф? Этого еще не хватало!

Ответить Мансур не успел — мимо пропрыгала Таира.

— Энвер, а я к вам иду. Наргис дома?

— Дома, дома. Беги быстрей, а то уйдет.

— Куда уйдет?

— Куда, куда! За пенсией! Давай дуй отсюда.

Девочка ушла, по вместо нее появился паренек на велосипеде. Управлял он им без рук и делал это вполне уверенно.

— Эй, Мансур, чего ищете?

Мансур не ответил.

Велосипедист уехал, но мимо ракалии, прихрамывая, прошла тетушка Айша.

— Так что делать будем? — спросил Энвер.

— Известно что! Искать будем!

— Опять бриллианты, что ли?

— А вдруг? Посмотрим?

— Посмотрим! — ответил Энвер и положил руку на плечо друга.