Школьник Свен

X Битва

-- Я ничего не говорю. Я только не могу понять, отчего у тебя в тетради мое решение, если ты его не списывал?

Эти слова говорил Симон Сельмер в коридоре.

Анюн Бех вызывающе смотрел на него.

-- Видишь ли, это тебя не касается, Симон.

-- Конечно, так удобнее всего.

-- А теперь я тебя спрашиваю, что ты подразумеваешь под этим "удобнее" всего.

Симоа Сельмер с улыбкой оглянулся на стоявшую за ним толпу. Весь класс обступил их.

-- Я думаю, что лучше всего не говорить больше об этой истории.

-- Ректор уже разобрал ее.

-- Да я замечаю.

-- Что ты замечаешь?

-- Что ректор несправедлив.

-- В чем это?

-- Да если бы это был один из нас, а не его любимчик, так все было бы по-другому.

-- То есть, как это по-другому?

-- Ты слишком много спрашиваешь.

Антон Бех, спокойно и не оглядываясь, стоял с спрятанными в карман руками. Он посмотрел Симону Сельмеру прямо в лицо и сказал:

-- Я буду спрашивать до чех пор, пока ты не ответишь, пока ты не посмеешь ответить прямо.

-- Посмеешь -- ха-ха!

-- Да, посмеешь! Что было бы по-другому, отвечай!

-- Я думаю то, что я думаю.

Антон Бех подошел к нему вплотную.

-- Ну, хорошо, так я прямо спрошу тебя. Ты думаешь все-таки, что я списал?

-- Я ничего не думаю. Я знаю только, что мое решение было у тебя в тетради.

-- А если я говорю и ректор говорит, что это случайность?

-- То я скажу, что это довольно странная случайность.

-- Почему это странная?

-- Потому что странная.

Вся толпа мальчиков рассмеялась. Антон Бех вынул один кулак из кармана.

-- Ну, теперь говори прямо, что ты думаешь?

-- Что это ты так интересуешься тем, что я думаю?

-- Мне надоело, что ты вечно рассуждаешь о моих задачах: Если тебе недостаточно объяснения ректора, от меня ты другого не получишь. Но этой истории должен быть конец. Говори, что ты думаешь, и мы покончим дело.

-- Ты хочешь драться, значит?

-- Да, я хочу драться. Беру весь класс в свидетели, что если ты не признаешь сейчас же объяснение ректора удовлетворительным, мы встретимся сегодня на набережной в четыре часа.

-- Я приду, я не боюсь.

-- Отлично.

С этими словами Антон Бех повернулся и прошел в класс сквозь толпу мальчиков. Звонок давно уже был.

-- Война, ребята.

-- Да, и какая!

-- В четыре часа на набережной.

-- Но мы одни. Никто посторонних.

-- Конечно.

Все с шумом входили в класс.

-- Я думаю, что "зелоту " достанется.

-- Ну, не знаю.

-- А ему не мешало бы, чего он суется все время.

-- А все-таки, как хочешь, это странно,

-- Неужели ты думаешь, что ректор стал бы извиняться, если бы он списал...

-- Н-нет...

В классе уже сидел Свеннингсен, взбешенный тем, что мальчики опоздали. Во время урока ему не пришлось успокоиться. Класс был до крайности невнимателен, мальчики все время передавали друг другу записки.

В половине четвертого большая часть класса собралась на набережной, в большой крытой пристани Нагеля. Вдоль стен стояли пустые бочки, на которые уселись зрители, неистово барабаня в них каблуками. В конце пристани на цепях была привязана лестница; у края ее Серен Мандрабер и еще несколько мальчиков ловили крабов.

Пристани были самым удобным местом для сборищ школьников. В это время года они всегда стояли пустые. Особенно удобной считалась пристань Нагеля, потому что она лежала далеко за городом, и потому что сторож ее, Ганс Бенцен, был добрый малый.

Наконец, Симон Сельмер появился в сопровождении своего адъютанта, Отара Ингебрикстена. Он был немного бледен, но старался казаться спокойным, уселся на бочку, болтал и смеялся. Услышав, что Симон Сельмер пришел, Серен Мандрабер и остальные бросили крабов и подошли к бочкам.

Когда часы на церковной башне в городе пробили четыре, в дверях пристани появился Антон Бех. Свен Бидевинд шел вместе с ним.

-- Эти двое что-то очень подружились за последнее время, -- сказал Мартен Джонсгорд Вильгельму Габриельсену.

-- А ты разве не знаешь? Антон Бех помогает ему. писать переводы.

-- Ах так?!

Антон Бех прямо подошел к бочке, на которой сидел, болтая ногами, Симон Сельмер.

-- Говори последний раз, -- вызывающе сказал он, -- берешь ты назад свои слова о том, что я списал у тебя задачу?

-- Я ничего не говорил, и мне нечего брать назад.

-- Нечего выворачиваться. Говори прямо! Я спрашиваю тебя еще раз...

-- Ах! Надоел ты мне со своими спрашиваниями, -- крикнул Симон Сельмер, соскакивая с бочки, и ударил Антона Беха в живот кулаком.

Антон Бех сделал шаг назад. Он скинул куртку и остался в сорочке. Мальчики спрыгнули с бочек и подошли ближе.

-- Подходи! -- сказал Антон Бех.

Но в ответ на это из толпы выступил Вильгельм Габриельсен и торжественно произнес:

-- Установим сначала условия: не делать "подножку".

-- Да, -- подтвердил Мартен Джонсгорд, становясь рядом с Габриельсеном, -- и не хватать снизу подмышку, а крестом.

-- Да! да! -- подтвердили остальные. -- Все по правилам!

-- Начинайте! -- крикнул Отар Ингебрпкстен. -- Мы будем стоять и смотреть, плутовать воспрещается! Так. -- Нет, разойдитесь подальше. Так. Ну! Я считаю! Раз, два...

-- Стой, стой, -- закричал Свен Бидевинд, -- так нельзя, у Симона Сельмера камни в руках.

Покраснев, как рак, Симон Сельмер выбросил из рук камни.

-- Раз, два, три!

Борцы налетели друг на друга. Симон Сельмер наклонил голову вперед и размахивал над ней руками; кулаки вертелись, как пароходное колесо.

А Антон Бех так и сыпал ударами снизу по опущенному лицу. На этот прием он был мастер. Оба были хорошие борцы, и битва разгоралась все жарче и жарче. Они наносили удары правой рукой и защищались левой, но оба не избегли хорошего удара по переносице. Они так и носились по кругу, зрителям то и дело приходилось отступать.

И вдруг Антон Бех споткнулся, Симон Сельмер в одно мгновение сел на него.

-- Не считается! -- крикнул голос из толпы.

Это был Свен Бидевинд, который выскочил из круга и хотел столкнуть Симона Сельмера. Но прежде чем он успел это сделать, к нему подскочил Отар Ингебрикстен и пернул его за куртку:

-- Ты что, помогать хочешь, дурак?

-- Не считается, не считается! -- крикнул Свен Бидевинд, вырываясь и снова подбегая к борцам. -- Он поскользнулся.

Ингебрнкстен и Габриельсен схватили его. Мартен Джонсгорд также вступился.

Симой Сельмер всего одну минуту удержался наверху Антон Бех вывернулся и сам сел верхом на него и не выпускал.

В одно мгновение вся толпа зрителей пришла в бешенство, поднялся крик, все сцепились, посыпались удары, некоторые дрались попарно, другие спорили, третьи разнимали. В самом жарком месте битвы валялись на земле Овен Бидевинд и маленький Серен Мандрабер; они хватали дравшихся за икры и изо всех сил старались подняться.

И покрывая весь остальной шум, из толпы раздался все тот же неистовый крик Вильгельма Габриельсена, который вцепился в Мартена Джонсгорда.

-- По правилам, по правилам!!.

-- Но, но, но, мальчуганы, это что за представление?

Сторож Ганс Бенцен бегом бежал к пристани.

Он попробовал пробраться сквозь толпу, просил, бранился, -- ничего не помогало. Отчаявшись сладить с буянами, он выскочил на улицу и вернулся с тремя сторожами.

Драка разом утихла. Драчуны выпустили друг друга из рук и стояли запыхавшиеся, окровавленные, в синяках и шишках. Одни держались за носы, другие тихонько охали, третьи хватались за бок... Из-под ног их выкарабкались, наконец, Свен Бидевинд и Серен Мандрабер. Серен громко плакал, хватаясь за живот. Свен Бидевинд был весь в крови, над правым глазом красовалось огромное багровое пятно.

Один из людей, которых Ганс Бенцен привел с собой, был в фуражке с золотым кантом. Мальчуганы хорошо знали его.

Это был полицейский Лое.

-- Дети почтенных родителей и устраиваете такое безобразие, -- сказал он. -- И зачем это вы ходите на пристань? Марш отсюда!

Окинув взглядом разгоряченных участников битвы, он вынул из кармана книжку и записал несколько имен.

-- Вам нечего жаловаться ни на кого, кроме меня и Симона Сельмера, они не при чем, это мы дрались, -- сказал, выступая вперед, Антон Бех.

-- И ты тоже! сын городского судьи, туда же. Стыдись!

И полицейский покачал головой.

-- Ну, пожалуйтесь на меня, а другие...

-- Да, да, видел, все вы дрались. Пошли прочь отсюда и живо!

И полицейский Лое погнал гимназистов перед собой, как стадо баранов, на улицу.

На углу улицы навстречу показался адъюнкт Свеннингсен.

-- Это что такое?

Мальчики, остановились и сняли фуражки, а полицейский Лое выступил вперед и объяснил:

-- Очень рад сдать этих шалунов начальству по принадлежности, они дрались на пристани у Нагеля.

И Лое приложил руку к козырьку и ушел.

-- Отлично, милый Лое, вы можете итти.

Когда Свен Бидевинд явился домой, родители и сестры пришли в ужас от его разбитого носа и синяка над глазом. Ему пришлось, в конце концов, рассказать всю историю. Мать нашла, что все это очень глупо и непорядочно, но отец рассмеялся:

-- Да, мой мальчик, тебе, очевидно, самой судьбой суждено было быть побитым. Ты можешь принять наше прощение, и мое, и ректора, с спокойной совестью.

-- Да, -- торжественно произнес Свен Бидевинд и поглядел на отца большими, серьезными глазами, или, вернее сказать, одним большим, другим маленьким, -- потому что правый сильно заплыл под ярким синяком.