Шоколадная медаль

Глава 8

К очередной творческой находке командира полка замполит четвертой парашютно-десантной роты старший лейтенант Найденов испытывал противоречивые чувства. В должность командира полка подполковник Озерский вступил два месяца назад, по-тихому.

– Троянский конь. Шизофреник, – угрюмо охарактеризовал Озерского один из его заместителей, подполковник предпенсионного возраста, тонко разбирающийся в людях.

Лишь к концу первой недели Озерский стал делать какие-либо замечания.

– У вас, товарищ майор, пыльные ботинки.

Требования к ботинкам плавно нарастали: патруль по части задерживал солдат с грязными ботинками, рота не могла зайти в столовую, если в строю был хотя бы один солдат с нечищеной обувью. Решив проблему ботинок за неделю, Озерский взялся за отдание воинской чести. Скрытым наблюдением патрулей и последующим наказанием, нестрогим, но неизбежным, он довел полк до того, что честь стали отдавать не только прапорщики, но и (что было вообще невероятным) сержанты сверхсрочной службы, служившие писарями в штабе.

Спустя месяц Озерский обратил свой командирский взор на дисциплину. До него в полку шел схоластический спор между замполитом полка и начальником штаба: в чем причина нарушений воинской дисциплины – в отсутствии уставного порядка и плохой службе наряда, как утверждал замполит, подполковник Джафаров, или в плохой политико-воспитательной работе, как настаивал подполковник Мальцов.

Перманентные драки среди солдат и воровство имущества на продажу до сих пор представлялось неразрешимой проблемой. Озерский решил ее с помощью колючей проволоки. Он стал перекраивать территорию полка, с двух сторон окруженную китайским и французским посольствами, а с двух других – правительственной резиденцией. Была поставлена еще одна сетка, отгораживающая полк от расположения бригады национальной гвардии – и контакты по перепродаже афганским солдатам военного имущества и товаров из военторга резко затруднились.

Территория вокруг сортира тоже была огорожена колючей проволокой, ночью это традиционное место для драк стало освещаться мощными прожекторами. Было взято «под колпак» и другое место, где солдаты могли бесконтрольно общаться между собой, и, следовательно, налаживать «неуставные взаимоотношения» – площадка за столовой, где после приема пищи мыли котелки теплой водой, которая текла из «полариса», инженерного сооружения, сваренного из труб и бочек. «Ответственные» и «контролирующие» офицеры, каждый со своим подразделением, слонялись в толпе солдат, посматривая за тем, чтобы каждый сам мыл свой котелок.

Однако «неуставщина» не умирала, все межличностные контакты под контроль офицеров поставить не удавалось, сильный по-прежнему давил слабого. Одно время в полку была популярна шутка, когда к офицеру подходил забитый солдат-первогодок и обращался:

– Товарищ капитан, дайте сигаретку!

Получив сигарету или отказ, солдат отходил, чтобы через несколько минут подойти снова:

– Товарищ капитан, дайте сигаретку!

– Кто тебя послал? – приходил в бешенство офицер.

– Никто, я сам захотел, – виновато опускал глаза солдат и отходил в сторону, чтобы еще через несколько минут, повинуясь тому, чья власть сильнее власти закона, снова подойти:

– Товарищ капитан…

Самым оживленным местом после обеда был военторг, маленький щитовой домик. Толпа солдат осаждала вход, особенно после получки. Очереди не было, каждый норовил протолкнуться вперед соседа. Чтобы внести в этот хаос организованность и упорядочить броуновское послеобеденное движение, Озерский перенес место дежурного по части на дорогу в центре полка, рядом с военторгом. Связисты удлинили провода, стол дежурного по части с двумя телефонами (внутренней связи в полку и ЗАС для связи со штабом дивизии) стоял теперь на дороге под невысокой, но очень густой сосной, которую некоторые называли ливанским кедром.

«С точки зрения интересов службы это гениально, – мрачно подумал Найденов об этой рационализации Озерского, – но с точки зрения, что мне здесь торчать до самой смены…»

Густые ветви защищали от прямых лучей солнца, однако полуденная жара и в тени доставала через горячий пыльный воздух, которым приходилось дышать. Найденов расслабленно сидел на стуле и невнимательно смотрел, как в метрах двадцати сверхсрочник из оркестра, присев у журчащего арыка, пытается ловить гуппи, в Союзе – аквариумную рыбку, здесь – привычного обитателя мелких речек и арыков.

За спиной скрипнули тормоза, мягко притормозила машина. Найденов обернулся: из белого «Лендровера» вышли два подполковника в темно-зеленой униформе советских военных советников и полковник афганской армии. Троица направилась к военторгу.

Без особого восторга солдаты пропустили офицеров, уверенно зашедших внутрь, невзирая на прилепленный клейкой лентой листок бумаги с надписью «Советников не обслуживаем». Советники эти служили при штабе бригады национальной гвардии, оттуда же был афганский полковник. Найденов знал, что это зампотех бригады. Однажды он пил с ним вместе чай в одной компании. Познакомил их Славик из шестой роты, прославившийся тем, что на боевых действиях, получив пулю в ногу, вместо того, чтобы стонать от боли, издал по портативной радиостанции вопль: « Ура! Полтора оклада получу!» Славик был контактным парнем, быстро завел себе дружеские связи в штабе национальных гвардейцев и как-то вечером, пригласил сходить на чай к «рафикам»…

…Беседа не вязалась, смотрели телевизор (показывали какой-то индусский праздник). Найденову запомнился лишь красивый небрежный жест афганских офицеров, когда они выплескивали из стакана остатки недопитого чая с крупными темно-вишневыми чаинками прямо под ноги, на ковер. Запомнилась и забавная сценка: пришел начальник особого отдела бригады и отдал Славе две магнитофонные кассеты:

– Не понимаю…

Слова эти относились к записям, контрразведчик для расширения культурного кругозора попытался разобраться, что такое «советские блатные песни». Славик же был крупным специалистом: имел двенадцать кассет по полтора часа каждая.

– Блатные – это же песни бандитов? – недоуменно спросил тогда особист. – Но почему тогда вы их так любите?

Славик засмеялся, затем опечалился, вспомнив, что пора искать способ переправить коллекцию в Союз, каждую кассету на границе таможенники прослушивали, а самодеятельность безжалостно изымали…

Вспомнив эту сценку, Найденов улыбнулся…

…Отоварились советники быстро: брали они обычно ящиками, не мелочась. Стоило им выйти, как в не успевшую захлопнуться дверь попытались протолкнуться сразу несколько человек, но их напор был отражен продавцом Лешей, бородатым мужиком, похожим на медведя. Женщин на территории части не было. Как только построили военторг, командир полка, рассудив, что «нет женщин – нет и аморалки», истребовал продавца-мужчину.

Найденов решил вмешаться, упорядочить толпу у дверей.

– А ну, разойдись! – растолкав солдат, он протиснулся к двери и, напустив на себя строгий вид, настоятельно произнес:

– Вы что, никогда не видели в программе «Время» очередь безработных на бирже труда в Америке? Стоят люди, не толкаются, хотя такие же голодные, как вы.

Солдаты заулыбались, но Найденову стало неловко, он почувствовал, что шутка не удалась: улыбки в лучшем случае – результат вежливости, а в худшем – страха, что придравшись к чему-нибудь, офицер вышвырнет из очереди. Он вспомнил услышанный где-то тезис, что юмор у офицеров оттого плоский, что в условиях, где подчиненные из чувства самосохранения подхалимски хихикают от самой бездарной шутки, способность острить не развивается, а наоборот, глохнет.

Неожиданно Найденов заметил солдата своей роты, Борю Загорного, невероятно худого парня, который тоже стоял в толпе, но старался спрятаться за чьей-то спиной. Вспомнив, что час назад Боря уже что-то покупал, он решил сделать вид, что не заметил его, а потом отловить на выходе из магазина.

Снова усевшись за стол дежурного под ливанским кедром, Найденов озабоченно оглядел площадку вокруг магазина: она была замусорена бумажками от югославских конфет и печенья, жестянками от греческих и голландских напитков.

– Верный разведпризнак, что разведывательная рота на боевых, – сказал он задумчиво и кивнул на захламленную территорию, закрепленную за ротой, находящейся в это в районе Пагмана. Слова эти адресовались капитану Кириллову, полковому переводчику, который в ответ молча лениво кивнул, поудобнее устраиваясь на соседнем стуле, и аккуратно оторвал язычок от жестянки с освежающим напитком «Си-Си» голландского производства. Язычок отделился, издав мягкий щелчок, и отверстие банки задымилось углекислотой.

– Боря, ты ли это? Ну-ка, иди сюда! – крикнул Найденов подчеркнуто радостно, как будто встретил лучшего друга, увидев, как Загорный, выйдя из магазина, пытается скрыться за углом. Услыхав голос своего замполита роты, Боря с обреченным видом побрел к столу дежурного по полку. Он шел ссутулившись, прижимая к животу спрятанные под формой покупки.

– Выкладывай…

Расстегнув пуговицы, Боря с несчастным видом стал выкладывать на стол пакетики с карамельками югославского производства, начиненными вишневым джемом, две банки сгущенного молока и пачку австрийского печенья, необычайно легкого, моментально тающего во рту.

– Что, я не имею права купить? – уныло спросил Загорный.

– Конечно, имеешь. Можешь даже съесть.

– Я не хочу здесь. Хочу в роте…

– Ну хоть одну конфетку ты можешь съесть при мне? – зло спросил Найденов, чувствуя, что приходит в бешенство, хотя на несчастного Борю сердиться было нечего. Тот понуро стоял, опустив голову, не решаясь распечатать хотя бы один пакет.

– Что ты уже сегодня купил?

– Тоже самое… – еле слышно пробормотал Загорный.

– Кто дал деньги?

Борис молчал, тяжело вздыхая, и бросая искоса взглядом легкий укор Найденову.

– Сколько у тебя осталось денег с получки?

– Полтора чека.

– Давай сюда.

Повеселев, Боря достал из кармана потрепанный блокнот и выудил из тайника за обложкой чек ВПТ и еще несколько бумажек – мелочь. Найденов тоже достал из кармана блокнот, раскрыл его на странице, где под заголовком «Кабул кредит банк» в столбик были переписаны фамилии личного состава роты. Найдя фамилию Загорный, в графу «наличные» он вписал: 1,5. Графа «шмотки» у Бори была пуста.

– Значит так… Захочешь поесть – берешь у меня деньги, показываешь, что купил, а потом ешь, желательно при свидетелях из твоего призыва. А теперь ступай, неси это «хозяину»…

Кирилов, молча созерцавший эту сцену, с интересом заглянул в блокнотик Найденова:

– Это что, декларация о доходах?

– Вроде того. Мы ведь на подводной лодке, перевод из дома не шлют. Дембеля отчитываются о доходах, молодые – о расходах.

– Так ведь незаконно?!

– Зато справедливо.

– Ты настоящий коммунист!

– А ты нет?

– Беспартийный…

– Редкий здесь случай, – задумчиво сказал Найденов, глядя вслед направляющемуся к офицерскому модулю Кириллову.

Это был действительно редкий случай: в Афганистан беспартийных офицеров, как правило, не посылали – это была война для коммунистов.