Шота Руставели

В ПОИСКАХ НЕСТАН-ДАРЕДЖАН

Покинув крепость, Тариель направился к морю искать свою Нестан-Дареджан. Он предусмотрительно решил покинуть пределы страны и отправиться в «царство морей», в Византию, где он был недосягаем для правительства.

Однако его от'езд разрешал вопрос только в отношении его самого. Убийство законного наследника престола, совершенное не в открытом бою при усмирении восстания, а тайно, должно было произвести на все общество угнетающее впечатление. Молва тотчас же назвала и виновника убийства.

Поэт вкладывает в уста Тариеля слова «хма дамиварда» – «молва назвала меня», и в действительности всем, очевидно, стало ясно, – убийство совершено Сосланом. Сам царь заподозрил свою сестру и дочь в соучастии, в подстрекательстве Сослана на это убийство. И все тогдашнее общество, нет сомнения, видело виновников убийства Демны не только в физическом исполнителе, но и в тех соучастниках, которых молва не решалась открыто называть.

После бегства Тариеля и похищения его возлюбленной завеса, казалось, закрылась. Неизвестно, что происходит в Индии, среди оставшихся там геров поэмы. Как же дальше? Но Шота с гениальной образностью переносит развитие тех же событий в семью арабского царя Ростевана, а иногда и в вымышленные страны – Гуланшаро, Мулганзанзарес и Каджетию. Но и здесь мы не должны забывать, что речь идет только о Грузии и о семье царя Георгия III.

Чем дальше, тем ответственнее делалось положение Георгия III; ему надо было прежде всего подумать, как отвести всякие подозрения от своей семьи и даже от себя. Ведь трон Демны занимал он, и его самого могли заподозрить в соучастии в убийстве. Но он не мог решиться арестовать Сослана и предать его суду: Сослан мог назвать своих соучастников. Поэтому первым делом он послал к Сослану своих вельмож, которые должны были склонить его к бегству, ибо в его положении нелепо было ожидать помощи от кого бы то ми было. Если Сослан все же решился на призыв к своим сторонникам, то это только показывает, что он очень плохо ориентировался в создавшемся положении. Конечно, не в интересах Георгия III было противодействовать возмущению, которое нарастало в обществе против убийцы. Царю не оставалось ничего другого, как пойти на примирение с обществом. И чем больше было возмущение последнего, тем сильнее должен был стремиться Георгий III к примирению с теми кругами старой родовой знати и высших представителей духовенства, знаменем для которых был Демна.

Даже те группы новой служилой знати, которые всегда стояли на стороне обвинительной политики царей, были смущены происшедшим и видели выход из положения в примирении со старой знатью. Так создались благоприятные условия для компромисса: дочь царя Тамара будет коронована на царство еще при жизни Георгия III, а представители отдельных групп феодалов получат влияние в государственных делах.

Летописи не сохранили известий о каком-либо соглашении между царем и высшими слоями феодальной? общества. Руставели сообщает в поэме, что накануне коронования дочери царь созвал совет из знатных особ, государственных деятелей и служителей церкви и поведал им, что, так как у него нет наследников, он решил провозгласить наследницей трона свою единственную дочь и еще при своей жизни короновать ее на царство. Совет одобрил это решение. Таким образом, «Вепхис ткаосани» излагает исторические события более полно, чем они сохранены в летописях.

После двадцатимесячных поисков Тариель, как известно, высадился на берег и здесь встретил раненого Придона. На вопрос Тариеля – кто он, Придон ответил, что он владелец и царь Мулганзанзареса и что поблизости находится его город. Придон рассказал Тариелю свою историю. Его дед перед смертью разделил владения между двумя своими сыновьями, но после смерти отца Придона дядя и двоюродные братья напали на него, и он едва спасся.

Как известно, сын Владимира Мономаха Юрий Долгорукий разделил княжество двум своим сыновьям – Андрею Боголюбскому и Всеволоду. У Андрея Боголюбского был сын Юрий, будущий царь Грузии и муж Тамары, которого после смерти отца дядя с сыновьями лишили престола и изгнали из Руси.

Характерно, что несколько позднее, в письме Автандила к Придону, автор называет последнего царем царей («мепет мепео»), в то время как ни Ростеван, ни Парсадан так не именуются. Юрий, этот, по словам Абуласана, «царь 300 царей», видимо, пользовался в Грузии до своей женитьбы на Тамаре и вмешательства во внутреннюю жизнь страны большим авторитетом.

Встреча Придона с Тариелем произошла спустя двадцать месяцев после бегства последнего. Убийство Демны произошло в 1177 году, и, следовательно, в 1179 году Юрий уже обосновался в Грузии. После своего бегства из России, в 1176 году, он успел уже перевести свою дружину в Константинополь, а оттуда в Грузию, но, видимо, еще не успел забыть всех обид, нанесенных ему на родине. И Шота изображает его проклинающим своего дядю и угрожающим ему местью.

Сослан, конечно, не носился после своего бегства из Грузии по морю, а тоже, скорее всего, направился в Константинополь, и возможно, что переезд Юрия в Грузию состоялся не без советов и помощи Сослана-Тариеля, с которым Юрий мог встретиться в Константинополе. Наименование Юрия Придоном, именем константинопольского царя Афридуна, героя «1001 ночи», указывает на его появление в Грузии через Константинополь.

Придон пригласил Тариеля к себе, и он прибыл в его «город, красивый, но мало отстроенный» («миведит мисси калакса, турпаса магра цотаса»). Не случайно, конечно, Тариель после двадцати месяцев плавания по морям высадился в том именно месте, где имел пребывание Придон.

Юрий уже обосновался здесь, поблизости от моря, на положении некоего автономного правителя предоставленного ему владения. И Сослан, желая высадиться на родине, избрал для себя именно ту местность, на которую не распространялась полностью власть грузинского правительства.

Где находится Мулганзанзарес – владение Юрия? Географическое его положение Шота определяет несколько позднее, когда Автандил попал во владения Придона. Рыбаки, пригласившие к себе Автандила, сказали ему о местности, где они находятся, – «акамдис мзгвари тургтаа, момзгворэ Придонис мзгвебита» – «здесь границы турецкого моря». Отсюда видно, что Мулганзанзарес находился близ границ Турции, на берегу моря; а так как Грузия тогда продвинулась далеко к югу, то граница должна была находиться вблизи Трапезунда.

Знаменательна и дата появления Тариеля в Грузии: через двадцать месяцев после бегства. Это – время, когда происходила подготовка к коронованию Тамары. Придон знал, с кем он имеет дело. Он прямо говорит Тариелю, что считает своим долгом помочь ему в достижении трона: «Хар диди мене Индота, равит вин могацоноса, вин арис каци ромелман тави ар дагамоноса» – «Ты царь Индии, и долг каждого быть верным тебе».

Между Юрием и Сосланом заключен союз братства и дружбы. Шота передает, как Тариель впервые получил от Придона известие о Нестан-Дареджан. Он видел, как к берегу приплыли два раба и с ними красавица-пленница. Это известие о царевне есть, очевидно, не что иное, как маскировка сообщения о том, что готовятся торжества провозглашения Тамары царицей, на которые Юрий, как акклиматизировавшийся в Грузии знатный иностранец, без сомнения, был приглашен.

Почти два года прошло с тех пор, как по внушению царевны Тариель убил ее «жениха». Она обещала ему любовь и трон. Но события пошли по иному пути. Дочь Георгия III Тамара коронуется царицей; Сослану же выпала участь изгнанника, лишенного родины и потерявшего все. Естественно, что Сослан решился на отчаянный шаг и появился во время торжеств в столице. Картина рыданий Тариеля на опушке леса – образ, передающий то душевное состояние, которое должен был переживать Сослан.

Как отнеслись дворцовые круги к его появлению? Царь отправил к нему слугу с требованием явиться к нему. Тариель никак не реагировал на это. Тогда царский слуга возвращается обратно и сообщает, что неизвестный ни во что не ставит царя. Царь посылает нескольких человек с приказом силой доставить к нему ослушника его воли. При первой же попытке выполнить приказ царя слуги его были побиты Тариелем и убежали. Тогда разгневанный царь вместе с Автандилом направился к Тариелю, но тот сел на коня и ускакал.

Гнев царя сменился глубокой печалью. Он заперся у себя, и даже любимая его дочь, только-что коронованная царицей, не решалась показаться к нему. Он хотел видеть одного только Автандила и подолгу с ним беседовал.

Сцена появления Тариеля и смятение, которое в связи с этим поднялось в царском дворце, показывают, что для царя Тариель был не просто неизвестным.

Впечатление, произведенное появлением Тариеля на самого царя, показывает, как отнеслось реакционное феодальное общество, сделавшее травлю Сослана орудием своей политической борьбы, к его появлению и как ловко использовало оно это обстоятельство в своих целях.

Отчаяние царя об'яснялось не тем, что Сослан скрылся от него, а тем, что его приемный сын так некстати и так незадачливо появился в столице и поставил царя перед необходимостью так или иначе реагировать на его присутствие.

Царю уже приходилось однажды изыскивать способы бесшумного его удаления. Теперь Сослан опять поставил себя в такое положение, что бегством на своем вороном коне спастись он не мог. Да он и не желал спасаться.

Шота изображает своего друга неуравновешенным, легко впадающим в крайности и быстро переходящим от отчаяния к самым несбыточным решениям. Такие люди способны предпринимать ничем неоправданные шаги и затем с упрямством стоять на своем.

Решившись появиться в столице, Сослан уже, нет сомнения, не поддавался никаким увещеваниям. Беседы царя с Автандилом-Шотой указывают на то, что царь пытался через друга убедить Сослана покинуть столицу. Но эти убеждения, видимо, ни к чему не привели.

Юная царица посоветовала послать слуг во все стороны, для розысков «неизвестного». Розыски эти надо понимать, разумеется, не в прямом смысле. Сослана нечего было искать, и приказание «искать» могло означать только то, что слугам было приказано арестовать Сослана. Они «искали» в течение года, а затем вернулись с известием, что не нашли его. Очевидно, Сослан просидел год в заточении, а затем был отпущен на все четыре стороны с условием больше не появляться в Грузии.

Конечно, Сослан с его претензиями на трон не был опасен ни царю, ни Тамаре; они не себя охраняли от него, а защищали его (и косвенно себя) от возмущенного общественного мнения высших кругов, ловко использовавших убийство Демны в своих корыстных интересах.

Из дальнейшего рассказа Тариеля мы узнаем, что он больше не носился по морям в поисках царевны, а обрел себе, если не покой, то местопребывание в некоей местности с пещерами и здесь проводил время с преданной ему Асмат.

За это время при дворе царя Ростевана произошло следующее. Когда слуги после года безуспешных «поисков» вернулись, царица вызвала к себе Автандила и призналась ему, что с тех пор, как во время коронования появился неизвестный рыцарь, она не знает покоя; она просит Автандила отправиться на поиски неизвестного. Пусть Автандил ищет его в течение трех лет, и, если он не найдет его за это время, она отдаст ему свою любовь и будет его женой. Разве не ясно, что вслед за тем, как был выслан Сослан, после года «поисков», наступила очередь самого Руставели? И он не мог оставаться в стране в силу явной поддержки, которую он оказывал Сослану. Это довольно оригинальное условие Автандил принимает. Почему же неизвестного надо искать именно три года?

Срок этот очень знаменателен. Год «поисков» через слуг и три года Автандилом дают в сумме четыре года – срок, который прожил Георгий III после коронования Тамары. Как известно, он умер в начале 1184 года. Следовательно, четыре с лишним года вопрос о «неизвестном» не мог встать, и его надо было пока только «искать».

Автандил согласился отправиться на поиски. Но надо было получить на это согласие царя. Автандил нашел простой выход из положения. Он заявил, что едет осматривать пограничные крепости и вообще проверить, в каком положении находится защита границ государства. Шота не дает описания, как протекали эти поиски в течение трех лет. Он только кратко сообщает, что по истечении трех лет Автандил напал, наконец, на след Тариеля и нашел его самого.

Но прежде чем перейти к тому, что могут означать эти поиски, необходимо остановиться на некоторых деталях путешествия Автандила. Шота сообщает, что Автандил в течение двадцати дней ехал к пограничному городу, где он простился с верным ему Шермадином. Путь Автандила был полон радушных встреч и приветствий. Это говорит многое, если учесть, что под Автандилом изображен сам автор. Очевидно, он был так популярен в стране, что повсюду ему были рады и в его честь устраивались пиры.

Но кто такой Шермадин? Из поэмы видно, что у Автандила был свой город, где начальником гарнизона был Шермадин. Они с детства росли вместе, и Автандил оставил ему распоряжения на случай смерти.

По этому описанию видно, что Автандил – крупный феодал, имеющий город-крепость, очевидно, с землею и отряд войск во главе с верным ему Шермадином.

Но куда и на какие трехлетние поиски ехал Автандил? Найдет ли Автандил Тариеля – еще вопрос, но бесспорно то, что по настоянию царицы он должен был покинуть столицу на три года.

Все дальнейшее поведение Автандила показывает, что он был верным другом Тариеля, не за страх, а за совесть стремился к тому, чтобы он соединился со своей Нестан-Дареджан и добился трона.

В поэме Шота не мог рассказать всего. Ему надо было многое вуалировать и маскировать, изображая в лице Тариеля Давида Сослана, а в Автандиле – себя. Он не мог передавать во всех деталях те события, которые имели место в действительности. Но, решительно встав в своей поэме на сторону Тариеля, Шота-Автандил бросал прямой вызов всем противникам Сослана.

В своих коротких застольных песнях, которые Шота считал полезной и ценной отраслью поэзии, он задевал, очевидно, многих. Шумные выступления в пользу Сослана были не в интересах царской семьи, которая по очень веским соображениям должна была совершенно отгородиться от него. Шота был принят при дворе, пользовался здесь большой любовью, и всякое его выступление в пользу Сослана могло быть истолковано как инспирированное двором, в связи с чем группы, поддерживавшие Георгия III на основании компромиссного соглашения, могли считать себя обманутыми.

Удаление Шоты сделалось необходимым, и миссию убедить его в этом взяла на себя Тамара. Она, как видно из бесед Тинатин с Автандилом, тонко, но настойчиво добилась своего, и Шота был вынужден уехать.

За эти три года не было никаких сведений ни о Тариеле, ни об Автандиле. Когда они встретились, этот своеобразный срок истекал, и Автандил только успел выслушать рассказ Тариеля и обещать ему свою верность и помощь.

Он спешил прибыть в назначенное время к царице. Возвращался он тем же путем, которым уехал, и прибыл в свой город, где его ждал верный Шермадин. Через него он дал знать в столицу, что возвращается, выполнив поручение.

Конечно, отправляя Автандила на поиски, царица не намечала ему трехлетнего срока. Ведь Автандил мог найти Тариеля гораздо раньше. Три года вписаны автором в поэму позднее, как фактически истекший срок отлучки. Что же может означать этот срок? В 1179 году состоялось коронование Тамары, Во время которого появился Сослан. В 1184 году умер Георгий III. По поэме один год Тариеля искали слуги Царя и три года Автандил, всего «искали» его четыре года. Не ясно ли, что, по истечении четырех лет после коронации Тамары, произошли в жизни грузинской царской семьи такие обстоятельства, что вопрос о Сослане возник вновь и Автандил-Руставели прибыл в Грузию с вестями о Сослане.

Около этого времени, видимо, Георгий III заболел. Он задумался над создавшимся положением и, оставляя на троне свою дочь, видимо, опасался не столько за то, сможет ли Тамара удержать одна власть в своих руках, сколько за то, что с его смертью кончается род Багратидов, а единственный его представитель – Давид Сослан находился в изгнании и над ним тяготело обвинение в убийстве Демны.

Возвращение Автандила на родину с известием о Тариеле было принято с радостью прежде всего самим царем. Он выехал навстречу Автандилу, обласкал его, и они вместе прибыли «на собрание знатных, где все присутствовавшие были рады прибывшему». Автандил рассказал о своих странствиях и о том, что он привез вести о Тариеле.

Все были рады, и Тариель стал предметом всеобщих разговоров.

Очевидно, это было собрание тех знатных феодалов, от которых зависело решение вопроса о Сослане, и сам царь вместе с Автандилом явился к ним.

Когда Автандил явился к царице, она радостно приветствовала его словами «попвео патижи нахе дзебнита висита» – «чьими поисками ты приобрел уважение», назвала его «мповели дакаргулиса» – тем, кто нашел потерянного.

Но, несмотря на радость, которую они оба испытывают при встрече, расставание их было печально. Автандил уходит совсем подавленным, а царица роняет многозначительные слова: «вер гадзга сопели ва сисхлта чемда хвуретита» – «не насытился еще свет моей кровью». У царицы, значит, были свои крупные счеты с окружавшим ее светом, если в первый же день встречи с Автандилом она так резко отозвалась о нем.

Торжества по случаю приезда Автандила продолжались, и одновременно решался вопрос о Тариеле. Рассказами о нем заинтересовался «свет» – отражалось настроение господствующих группировок. Но «свет» этот, видимо, раскололся в вопросе, какую тактику надо принять в отношении Тариеля-Сослана.

Если прекратить травлю Сослана, надо признать его и сделать отсюда соответствующие выводы. Возвращение Сослана могло кончиться тем, что он женится на Тамаре и сделается царем Грузии. Но это было не в интересах тех групп, которые использовали убийство Демны и добились всех уступок от Георгия и Тамары. Если они выпустят из рук свое оружие и признают Сослана, они не гарантированы, что Сослан не использует свою власть против них. Это заставляло их быть осторожными. Они не хотели Давида Сослана, и всякую агитацию в его пользу считали мерой, направленной против себя.

Автандила они приветствовали радостно: Шота, несомненно, был всеобщим любимцем; но вести открыто агитацию за Сослана они не могли позволить даже Шоте или, вернее, в особенности ему. И снова должен был встать вопрос об от'езде Автандила. Это прежде всего учла сама царица, и первая подняла вопрос о необходимости этого от'езда.

Вынужденный, а не добровольный характер от'езда Автандила ясно виден из его слов, обращенных к верному другу и военачальнику Шермадину, с которым он повидался, снова направляясь в путь. Автандил говорит ему, что время – против него, и ему необходимо позаботиться о своем имуществе («жами асре дамемтера, вис мивандо сакли чеми»). Он уезжает в более удрученном состоянии, чем в первый раз, когда, по существу, ехал на полную неизвестность.

Он говорит Шермадину, что во имя долга он готов на любые жертвы… Он говорит уже о смерти, о гибели во имя долга и преданности другу.

В своем завещании, написанном для царя, он сообщает, что решил уехать вопреки воле царя, ибо он не может оставаться равнодушным к судьбе того, кому он предан всей душой. На свой от'езд он смотрит, как на неизбежность, вызванную поведением «света».

Ясно, что в его от'езде решающую роль играли не долг, не необходимость помочь другу; все это он мог сделать, находясь в столице, вблизи царя. Он прямо обвиняет свет, высший круг общества, который находил невозможным пребывание в столице лица, ведущего борьбу за возвращение изгнанника.

Простившись с Шермадином, Автандил направился к Тариелю, но не застал его в пещере. Тариель, по словам Асмат, с того дня как простился с Автандилом, исчез и не возвращался к себе. Автандил направился на поиски и нашел Тариеля в глубоком обмороке, без признаков жизни.

Приведя Тариеля в чувство, Автандил услыхал от него рассказ о том, что он убил льва с барсом и чуть не погиб сам. Эта сцена убийства, повидимому, дана Шотой с определенным намерением передать то душевное состояние, которое переживал Тариель, уже почти семь лет находившийся в изгнании.

Естественно, что Тариелем овладело отчаяние и в его голове, омраченной столькими страданиями, могли возникнуть самые ужасные мысли. Ведь в конце концов он убил «жениха» не по своей воле а выполнял веление той, которой ни в чем не мог отказать.

Тариель передает Автандилу, что он видел, как лев и барс играли между собой. Он прибавляет, что между ними происходила любовная сцена. Если мы вспомним планы сватовства Демны и Тамары и то, что барс напоминает Тариелю Нестан-Дареджан, то нетрудно догадаться, о ком идет речь.

Раньше весело играли. В ссоре бешеными стали. Лапы резко ударяли. Смерть была им не страшна. Вдруг в пантере обозленье, словно в женщине смущенье. Лев погнался. Раздраженья в нем кипучая волна.

После этого он впал в такой обморок, что, не появись Автандил, жизнь его была бы кончена.

Не является ли эта сцена образным выражением того, что произошло между Демной-львом и Тамарой-барсом? Не символизирует ли она то, что вначале, По достижении Демной совершеннолетия, все шло более или менее мирно, и вопрос о правах Демны мог разрешиться благополучно. Но барс (Тамара) стал задирать, и началась борьба, во время которой лев (Демна) начал одолевать барса. Тут вступился Тариель и убил льва.

Но спасенный им барс (Тамара) вместо благодарности обнаруживает недобрые чувства к нему, своему спасителю. И у него созрела решимость убить и барса.

Автандил явился во-время. Он спас Тариеля от отчаяния, вдохнул в него веру в успешность дальнейших поисков, которые он брал на себя, и отправился искать «похищенную» царевну. Куда же он направляется? К Придону-Юрию, который в то время был на стороне Сослана.

Автандил встретил Придона на охоте и на вопрос – кто он, ответил, что он – друг Тариеля. Придон принял его с радостью, и они долго беседовали о бедствиях общего друга.

Встреча Автандила с Придоном указывает на то, что Руставели после свидания с Сосланом направился дальше, к князю Юрию, с которым он, очевидно, договаривается об общем плане. Видимо, Сослан был действительно основательно забыт и покинут всеми, если автор больше не называет в своей поэме никого, кто бы примкнул к ним. Эти три друга должны были чувствовать себя действительно одинокими, и лишь одного из них двигала бодрость духа и уверенность в своих силах – самого автора поэмы.

Из дальнейшего будет видно, на чем он строил свои расчеты и как превзошли они даже его оптимистические ожидания. Он так хорошо выполнил свою задачу, что, когда разразилось самое худшее – измена Юрия, дело от этого нисколько не пострадало. Во всяком случае, Автандил после свидания с Придоном уезжал, твердо рассчитывая на его помощь.

Куда держал он свой путь? Он встретился с багдадскими купцами на берегу моря в Мулганзанзаресе, как надо предполагать, близ Трапезунда. Купцы рассказали ему, что на море свирепствуют пираты. Автандил отправился с купцами и помог им разбить пиратов, а затем высадился вместе с ними в Гуланшаро, цветущем городе на берегу моря, который, по всем данным, находился у устья Риона. Бадгадские купцы сухим путем могли прибыть к Трапезунду, а отсюда морем направиться в Абхазию. Они везли товары, сбыт которых происходил через крупный приморский город Гуланшаро.

По некоторым замечаниям, которые делает Шота, город этот был оптовым пунктом; глава цеха купцов Усен был в то же время первым лицом в городе. Он отбирал нужные товары и, очевидно, направлял их внутрь страны.

То обстоятельство, что в момент приезда Автандила Усена в городе не было, показывает, что он жил здесь не постоянно. Это, видимо, был крупный оптовик, ведший торговлю в столице, а здесь имевший лишь оптовый закупочный пункт. Очевидно, по временам наезжала сюда и жена его.

Автандил прибыл в этот город не без умысла. По всем данным, он рассчитывал через Фатман – жену Усена – установить связь с столицей для достижения своих целей. И действительно, все стало складываться как нельзя лучше. Высадившись на берег, он попал в цветущий сад, который принадлежал Фатман. Автандил познакомился с нею и постарался завязать близкие отношения. Ждать пришлось ему недолго. Фатман сама написала ему о своей любви, и сближение состоялось; весьма кстати оказалось, что Фатман не кто иная, как спасительница Нестан-Дареджан.

Таким путем следы той, которую так долго искали, были найдены. Характерен рассказ Фатман. Она говорит, что однажды, находясь в саду, она увидела, как два черных раба причалили на лодке к берегу и вытащили сундук, из которого вышла женщина.

Она попыталась купить у рабов пленницу, но те не согласились. Тогда она велела отрубить им головы, а незнакомку привела в свой дом.

Муж был поражен ее красотой и, хотя дал слово никому не говорить о пребывании в его доме необыкновенной красавицы, все же в пьяном виде проговорился во дворце царю, который приказал привести пленницу к себе.

Царь роскошно обставил ее, но она плакала и никому ничего о себе не говорила. Она подговорила своих прислужниц и, скрывшись из дворца, опять пришла к Фатман, которая помогла ей бежать, но, в результате измены Усена, красавица попала к «каджам».

Конечно, лодка и рабы – снова только маскировка и аллегория. Факт тот, что Фатман, представительница купеческого сословия, играла в жизни царевны определенную роль. Это вполне соответствует исторической действительности Грузии: царица Тамара в начале своего царствования (после смерти отца) пользовалась поддержкой купечества. Но потом купечество вошло в соглашение с теми группировками, которые ограничивали власть Тамары, и предало ее. Поведение Усена как нельзя лучше характеризует роль купечества, и Руставели достаточно колоритно описал двойственное отношение торгового класса к Тамаре.

Связь Автандила с Фатман была замечена и могла кончиться печально. Чачнагир знал о роли Фатман в «бегстве» царевны и, застав ее с Автандилом, грозился раскрыть перед кем следует подробности того, как Усен и Фатман помогали царевне. Видимо, угроза была достаточно реальна и опасна, если Автандил без долгих рассуждений решил покончить с Чачнагиром.

О дальнейшей судьбе царевны Фатман рассказала, что как-то раз она случайно подслушала разговор неизвестных. Один из них сказал, что он раб каджетского царя, и бежал из отряда Рошака, который занимался грабежами. Однажды этому отряду попался всадник, который оказался красивой девушкой. Рошак взял ее в плен и отвез в крепость. С тех пор она находится в Каджетии, и ее должны выдать замуж за наследника каджетского трона, когда он подрастет.

Неизвестный рассказал, что с тех пор, как умер каджетский царь – «отец сирых, судья вдов», государством управляет его сестра Дурандухт, которая воспитывает двух его детей. Фатман допросила неизвестного и послала своих рабов в Каджетию проверить эти сведения. Они подтвердили, что Нестан-Дареджан действительно находится в Каджетии.

Автандил задает Фатман довольно игривый вопрос, что это за каджи и что они могут сделать с женщиной, ведь они бестелесны («магра каджни ухорцони рас агневен миквирс <калса»). Она об'ясняет, что «каджами» они только называются, на самом же деле это собравшиеся в одном месте люди («каджни сахелат мит хгвиан, ариан эртган кребулни кацни»).

Описание «каджей» характерно во всех отношениях. Прежде всего обращает на себя внимание, что каджетский царь умер. Не значит ли это, что после смерти Георгия III Тамара попала во власть «каджей», которых поэма определяет, как собрание людей.

Они не духи, как раз'ясняет Фатман, но самый факт, что этих совершенно обыкновенных людей автор называет «каджами» – чертями, указывает, что они ради достижения своих целей способны на все, и царевне от них ждать добра нечего.

«Каджами» автор называет не всех жителей этого государства, а определенную их группу, «собравшихся в одном месте людей», отличающихся очевидно такими отталкивающими чертами, что иначе как «каджами» назвать их нельзя. Нет сомнения, что автор имеет здесь в виду тот Совет, который создался при Тамаре и вершил всеми государственными делами.

Узнав от Фатман о местонахождении Нестан-Дареджан, Автандил попросил ее известить пленницу о его прибытии с известиями о Тариеле, готовом сделать для нее все («шентвис хел мгнелся Тариеле»).

Фатман написала и просила при этом сообщить целый ряд сведений, характер которых достаточно показателен для того, чтобы установить, о каких каджах идет речь. Она просила сообщить сведения о военных силах каджей. «Сколько воинов в наличии, кто твои притеснители, кто их глава, что имеет военное значение, сообщи подробно обо всем».

Способ, каким Фатман сообщалась с пленницей, наводит на мысль, что сношения эти велись с крайней осторожностью. Она вызвала опытного и испытанного в таких делах раба и приказала ему установить связь с Нестан-Дареджан, причем дорогу называет дальнею («каджетс гаггзавни ца, гзани гасхен шорани»). Раб ответил, что он завтра же доставит ответ («хвале, могартва ковли амбави небиса»), и автор прибавляет, что раб полетел по земляным крышам домов (Гардапринда банис банса).

Конечно, картина того, что раб во что-то обернулся и полетел в дальний путь, в «Каджетию», с тем, чтобы назавтра же доставить известие о Нестан-Дареджан, напоминает «1001 ночь»; но, считаясь с реалистической формой, присущей всей поэме Шоты, надо притти к выводу, что под этой фантастикой скрывается нечто другое.

«Каджи» – это то окружение, которое крепко держало в своих руках Тамару и против которого она была бессильна что-либо сделать. Ее изолировали от внешнего мира, и под отрядом Рошака, который взял ее в плен, Шота, очевидно, изображает ту тайную полицию, которая окружала Тамару и строго следила за ее связями.

При таких условиях сношения с нею были не легки, и письмо с просьбой о сообщении сведений, равносильных нарушению государственной тайны, могло навлечь и на автора, и на адресата, и на соучастников ряд крупных неприятностей.

Надо допустить поэтому, что письмо из Гуланшаро, с побережья Черного моря, отправлялось не через раба, а сама Фатман, наезжавшая к морю и бывшая в близких отношениях с Шотой-Автандилом, установила личную связь с Тамарой.

Автандилу недолго пришлось ждать ответа от Нестан-Дареджан. Она была рада, что получила вести от Тариеля, но возможность своего освобождения расценивала очень пессимистически. Причину всех бед, обрушившихся на нее и на него, она видела в «свете».

Но, несмотря на свой пессимизм, Нестан-Дареджан все же писала ему, чтобы он шел на «Индию» («цади индоэтс мимарте»), давая понять, что добиться ее освобождения можно, только овладев страной.

За это дело взялся не Тариель, а Автандил. В тиши гуланшарских садов он готовил оружие, которым должен был нанести сокрушительный удар врагам Тариеля.

Собственно говоря, надо считать, что с того дня, как была установлена связь с Тамарой, дело трех друзей: Тариеля, Автандила и Придона – Сослана, Руставели и князя Юрия – было поставлено на практическую почву. Надо было начинать действовать, и каждый из друзей предложил свой метод освобождения Нестан-Дареджан (Тамары).

Придон находил, что войск у них мало и потому им не взять каджетскую крепость открытой силой.

Он предложил протянуть канат к Стене, по этому канату он проникнет внутрь крепости, перебьет охрану у ворот и впустит туда друзей.

Автандил предложил другой план: он переоденется купцом, проникнет в крепость и затем откроет друзьям ворота.

Тариель нашел, что он не может сидеть один в то время, как другие будут действовать. Был принят его план: разделить все имеющиеся силы на три части и одновременно напасть на крепость с трех сторон.

Все эти несколько наивные планы в действительности являются отражением того, какими средствами располагали друзья для своего выступления. Юрий имел в своем распоряжении военную силу, но она была расположена далеко и использовать ее можно было, только организовав вооруженное восстание под лозунгом освобождения Тамары от ее непрошенных опекунов. Этот план был самым опасным для «каджей», но на него, как видно из письма Нестан-Дареджан, Тамара не дала своего согласия. Однако князь Юрий мог использовать свои силы, постепенно накапливая их, чтобы в решительный момент собрать и нанести удар. Такой план был довольно трудно осуществим и уподобление его хождению по канату не преувеличено. План Шоты сводился к тому, что он при помощи связей с купечеством проникнет в Каджетию со своим «товаром», очевидно, имея в виду свою поэму. Предложение Сослана двинуться с трех сторон означало, что надо действовать сообща – Юрию двинуть всю военную силу, Шоте выступить со своим произведением, а Сослану появиться открыто и заявить свои права на трон, как последнего Багратида.

В сущности на принятии этого решения Руставели прекращает свое повествование, дав полную картину борьбы, которая велась в Грузии.[2] Оставалось опубликовать поэму, рассчитывая на то, что ее воздействие на современников сможет склонить общественное мнение в пользу Сослана.

Из полутора тысяч строф поэмы концу ее, после решения друзей начать действия, посвящено всего около ста пятидесяти строф. Шота, видимо, спешил скорее закончить свою поэму и привел всех действующих лиц к благополучному концу. Из дальнейшего будет видно, какое впечатление произвела поэма Руставели и какое неожиданное развитие получили события, приведшие к тому, что один из друзей изменил общему делу и перешел на сторону «каджей».