Шотландская сага

Глава пятнадцатая

Одиннадцатого сентября тысяча девятьсот сорокового года эскадрилья сэра Джеймса Кэмерона понесла устрашающие потери. Идя на перехват огромному сосредоточению немецких бомбардировщиков к востоку от устья Темзы, они обнаружили, что перевес в силах был гораздо больший, чем они ожидали, — их атаковали по крайней мере шестьсот немецких истребителей. Во время этого сражения эскадрилья потеряла восемь «харрикейнов» и пять летчиков. Один из сбитых самолетов вел Хью. Ему посчастливилось прыгнуть с парашютом, и, несмотря на то, что он приземлился на крышу одинокого домика в графстве Кент, он оказался на земле совершенно целехоньким, если не считать растяжение связок в запястье.

Эскадрилья находилась в боях со времени поражения при Дюнкерке почти без передышки, и эта последняя гибельная битва побудила командование авиаполка отозвать оставшихся в живых с линии фронта и отправить их на Северо-Запад Англии, чтобы они насладились коротким отдыхом, пока эскадрилья не будет сформирована вновь.

Так они оказались в Вестморленде, в Озерном краю, столь любимом английским поэтом Уильямом Вордсвортом.

Не успел Хью расположиться в своей комнате в казармах у летнего поля на Севере страны, как сэр Джеймс вошел в своей всегдашней веселой манере.

— Пошли, Хью. Брось несколько вещей в сумку и забудь обо всем. На улице нас ждет машина с работающим двигателем, готовая отвести нас в короткий отпуск.

— Не вздумай рассказывать мне, что у кого-то хватило ума одолжить тебе машину еще раз.

На лице сэра Джеймса появилось недоуменное выражение.

— Нет, эту мне пришлось купить самому. Между прочим, заплатил наличными.

— Тебя это удивило? — Хью ухмыльнулся. — Дай мне десять минут, и я готов отправиться с тобой. А куда мы едем?

— В дом предков, в Гленелг. Настало время нам обоим посмотреть на это место. Я только что разговаривал с матерью по телефону. Она нас ждет.

Огромный спортивный открытый автомобиль, сзади напоминающий по форме пулю, был припаркован за столовой. Под длинным зеленым капотом урчал мотор. Звук его был неспешным и сильным, похожим на работающий мотор рыбачьей лодки далеко в море.

Вид машины заставил Хью замереть на месте.

— Это настоящее чудовище. Что это за марка?

— Это — «бентли», по крайней мере мне так сказали. Она стояла в одном из ангаров, поскольку ее владелец исчез в одной из операций над Северным морем.

— Но она пьет почти столько же горючего, сколько «харрикейн».

— А! Ну, это только одна сторона медали. У нее полный бак, а на каждом дюйме свободного пространства размещены канистры. Их столько, что нам придется привязать свои чемоданы наверху.

Хью подозрительно посмотрел на Джеймса.

— А откуда это горючее — уж не из топливных ли баков для заправки самолетов?

— Не задавай глупых вопросов — конечно, нет. Привяжи свой чемодан, и мы отправимся в путь. Я сказал маме, что мы приедем к ужину сегодня вечером.

— Это далеко отсюда?

— Я не знаю точно. Возможно, миль двести-триста.

Когда они въехали в поселок, от рева выхлопов массивной спортивной машины с трехлитровым двигателем фирмы «Бентли» в окнах домов Гленелга дрожали стекла. Оставив позади единственную узкую улочку, огромный автомобиль уткнулся носом в еще более узкую тропинку, которая повторяла ту, проторенную в восемнадцатом веке военными через долину Глен Мор.

Когда они подъехали к старому дому Россов, Абигейл Кэмерон выбежала из дома навстречу сыну. Она прижала его к себе со всей любовью матери, которая слишком долго жила в страхе, что больше никогда не увидит его живым.

После того как она нежно погладила своего сына, леди Кэмерон обратила свое внимание на Хью, и ее объятия были не менее убедительными. У Хью сразу же возникло к ней теплое чувство.

Взяв молодых людей за руки и направляясь с ними в дом, она сказала:

— Сегодня я — самая счастливая женщина во всей Шотландии — и самая удачливая. Кто еще может похвастаться тем, что под его крышей находятся такие симпатичные молодые люди?

Годы не повлияли на французский акцент Абигейл. Он был так же очарователен для уха, как и когда-то для Генри Росса в этом самом доме два десятилетия назад.

Тем же вечером, но немного позднее, они разговаривали о связях обеих семей с Гленелгом. Леди Кэмерон сообщила, что огромный дом в Ратагане когда-то принадлежал семейству Кэмеронов, добавив:

— Меня пригласили на церемонию открытия, когда он стал реабилитационным центром для военных во время прошедшей войны. О, это был волнующий момент.

— Тогда нас еще кое-что объединяет, — объявил Хью. — Именно мой отец убедил американское правительство выделить деньги, чтобы переделать дом в Ратагане под реабилитационный центр, после того как побывал здесь. А кто теперь владелец этого дома?

— Какой-то англичанин. Он жил тут некоторое время после окончания войны, но уже много лет не появлялся. Я полагаю, что дом в плачевном состоянии, наверное, таким и увидел его ваш отец. Это очень печально. Но сегодня не будем говорить о грустном. Сегодня — счастливый день. Самый счастливый, который у меня был с тех пор, как началась война. Пойдемте, я наняла самого лучшего повара приготовить вам торжественный обед — благодаря любезности одного человека из Гленелга, который прекрасный браконьер…

В течение двух дней молодые пилоты наслаждались спокойствием дома в Глен Мор, и все ужасы, которые они испытали в последние месяцы, отступили куда-то вдаль. Они изредка ходили на рыбалку, спали допоздна и в основном отдыхали, наслаждаясь роскошью, которой лишены были так долго.

Потом сэру Джеймсу прислали телеграмму, которая была доставлена ему домой пожилой почтальоншей на старинном велосипеде. Пренебрегая конфиденциальностью своей службы, женщина пересказала леди Кэмерон содержание, когда адресат еще не успел распечатать конверта.

Сэру Джеймсу было предписано вернуться немедленно в свою эскадрилью.

— Ты думаешь, нас хотят опять отправить на Юг? — спросил Хью, направляясь вслед за Джеймсом в дом.

— Я сомневаюсь. Если бы хотели, нас обоих бы отозвали.

— Верно, но в любом случае я поеду с тобой.

— Нет, ты не должен. Останься тут, составишь матери компанию, пока не закончится твой отпуск. Так будет лучше для нас обоих.

— Конечно, вы должны остаться. Если мне не удалось испортить отпуск Джеймсу, у меня будет возможность испортить ваш. Я потратила целое состояние, покупая на черном рынке продовольствие. Неужели вы позволите, чтобы эти деньги были выброшены на ветер?

Абигейл пыталась шуткой смягчить собственную боль, расставаясь со своим сыном снова и так быстро, но ей это плохо удалось. Хью почувствовал, что он должен из-за нее и из-за Джеймса остаться в домике в Глен Море до конца своего отпуска.

Когда эхо от выхлопов огромного «бентли» затихло в горах, окружающих долину, для Хью жизнь в доме стала гораздо спокойнее, однако он чувствовал себя до странности не в своей тарелке. Он думал, что ему следовало бы вернуться в эскадрилью со своим другом.

В последний день его пребывания в Глен Мор Абигейл сделала для Хью несколько сэндвичей, снабдила истрепанной картой местности и отправила наслаждаться одиночеством в окрестностях Гленелга.

Держа путь на восток по слабо заметной военной тропе, он скоро оказался окруженным красотой гор. Только парящий в высоте орел напомнил Хью о его участии в пожарище над Европой, угрожающим поглотить Великобританию.

На плоском уступе высокой, с крутыми склонами горы Хью перекусил сэндвичами и продолжил свою прогулку. Вскоре он очутился на каменистом берегу озера, которое, судя по карте, называлось озером Дьюих. Ратаган был неподалеку, и Хью отправился к дому, когда-то бывшему сердцем жизни на полуострове Гленелг и где было предрешено будущее семейства Маккримонов.

Дом, конечно, впечатлял, хотя несколько меньше, чем представлял себе Хью. И само здание, и сады имели печально заброшенный вид, но вместе с тем здесь, в этом месте, так тесно связанном с историей Гленелга, чувствовалось как будто какое-то ожидание — ожидание кого-то или чего-то. Это ощущение было так сильно, что Хью даже попробовал открыть дверь в желании убедиться, что дом действительно хочет, чтобы в него вошли.

Дверь оказалась незапертой. Войдя внутрь, Хью восхитился удивительным огромным камином, высокими окнами с витражами и резной лестницей, которая, изгибаясь, спускалась вниз в огромный зал передней. Он сразу же влюбился в комнаты и в вид из окон на озеро и горы, которые простирались в глубь страны, насколько хватало взгляда.

Хью не имел ни малейшего представления, как долго он осматривал Ратаган, как вдруг услыхал звук, исходящий откуда-то из дальних помещений дома, где, по предположению Хью, должны были находиться кухня и кладовая. Было похоже, что где-то хлопнула дверь, а потом он услышал звук шагов, быстрых и легких.

Озадаченный, он медленно двинулся на звук и в коридоре увидел совсем маленькую девочку, не больше семи-восьми лет, которая направлялась к нему.

Казалось, Хью удивился появлению ребенка больше, чем она сама, когда неожиданно обнаружила его присутствие.

— Привет! — сказала она весело, как будто не было ничего удивительного в том, что в доме, уже столько лет необитаемом, расхаживает незнакомец. — Мы играем в прятки, а вы?

— Я — нет, — объявил Хью. — А ты прячешься или ищешь?

— Прячусь. Энди сейчас ищет. — Неожиданно маленькая девочка стала серьезной. — Наверное, мне не надо было прятаться здесь.

Сомнения девчушки немедленно получили подтверждение. В конце коридора появилась молодая женщина, и, казалось, она удивилась не больше, чем маленькая девочка, только на какое-то мгновение.

— Мэри, я же говорила, чтобы ты не входила в дом. Играть можно только в саду.

— Извини, — и, обращаясь к Хью, девочка крикнула весело: — Пока! — Потом она побежала за молодой женщиной и исчезла за поворотом в коридоре.

— Простите мое вторжение. Я просто так много слышал об этом доме, что захотел увидеть его своими глазами.

Молодая женщина улыбнулась.

— Мы сами сюда вторглись, но, правда, мне очень нравится это место. При любой возможности я привожу сюда детей. Сейчас мы устроили пикник в саду.

Хью подумал, где должен работать ее муж, чтобы позволить им жить в таком отдаленном месте? Она была слишком хорошо одета для жены, предположим, рыбака. Возможно, он где-нибудь служит.

— А вы Хью Маккримои? — Молодая женщина сказала больше утвердительно, чем вопросительно.

— Да. Но откуда вы знаете?

Улыбка с готовностью появилась у нее на лице, и он подумал, что ее губы привыкли улыбаться.

— Здесь редко что происходит, но, если что и случается, об этом немедленно узнают все в округе. Я — Эльза Росс, из Гленелга.

Они официально пожали друг другу руки, и она спросила:

— Вы еще не осмотрели дом целиком?

— Большую его часть. Это действительно удивительное место.

— По-моему, тут все — само совершенство: дом, его местонахождение, вид из окон. Он прекрасен, несмотря на то, что когда-то принадлежал Кэмеронам. Вы слышали историю этих мест?

Хью покачал головой. Никогда ему не доводилось слышать такого приятного выговора, какой был у Эльзы. Он хотел, чтобы она продолжала говорить.

— Тогда я проведу вас по историческим местам, если вы, конечно, располагаете свободным временем.

— Я-то имею, а вот вы..? Тут ведь ваши дети…

В выражении лица Эльзы мелькнуло что-то похожее на насмешку, когда она сказала:

— С ними будет все в порядке. Со мной пришла моя сестра. Она живет в Лондоне, но привезла детей в Гленелг, чтобы не подвергать их опасности — там бомбят.

Хью выразил сочувствие сестре Эльзы, добавив, что военно-воздушные силы делают все, что могут, но в настоящее время они способны только пробить небольшую брешь в воздушном флоте Люфтваффе.

Эльза Росс коснулась его руки теплым извиняющим жестом.

— Я вовсе не хотела задеть каким-то образом вас, и уж тем более военно-воздушные силы. Все, включая мою сестру, не чувствуют ничего, кроме благодарности к вам. Вы каждый день рискуете своей жизнью. Не будь вас, Гитлер захватил бы страну гораздо раньше. Все знают об этом…

Так, беседуя, они вошли в большой зал Ратагана. Остановившись перед огромным камином, Эльза Росс спросила:

— Вы знаете историю, которая связывает вашу семью с этим залом?

Когда Хью признался, что не знает, она рассказала, как много лет назад другой Хью Маккримон бросил вызов тогдашнему гленелгскому Кэмерону из-за семьи Россов и сжег свою волынку в камине, поклявшись, что никогда больше ни один Маккримон не будет играть для Кэмерона из Гленелга.

— В те дни это было очень смелое решение, — добавила она. — Кэмероны были всемогущи в этих местах, и глава клана никогда бы не простил твоего предка. Высказав таким образом свой протест, Хью Маккримон пожертвовал своим будущим в Гленелге.

— Так вот откуда берет корни эта легенда. Из рода в род передавалось, что мы не должны играть на волынке для Кэмерона.

— Вы хотите сказать, что Маккримоны до сих пор умеют играть на волынке?

— Каждый старший сын в семье, с тех пор как Маккримоны поселились в Америке. А что случилось с Россами? Я не могу припомнить, чтобы они жили когда-нибудь рядом с нами в Миссури.

— Энгуса Росса и его двоих старших сыновей отправили на каторгу в Австралию. Я полагаю, они хорошо там устроились. Младшие члены семьи и их мать уехали в Глазго. Они не заработали никакого состояния, но по крайней мере жили достойно.

— Это та ветвь семейства, к которой вы принадлежите? — Хью снова подумал о муже этой женщины, сегодняшнем Россе. Кто бы он ни был, Хью не мог не признать, что ему очень повезло. У Эльзы Росс были темно-рыжие волосы и зеленые глаза, и ее внешность не могла остаться незамеченной в любом обществе.

Неожиданно они оба услышали женский голос, звавший Эльзу откуда-то из глубины дома.

— Должно быть, это сестра беспокоится обо мне. Мэри, наверное, сказала ей, что оставила меня тут с незнакомым мужчиной.

— Тогда вам лучше выйти и успокоить ее. Я понимаю, как легко можно приобрести репутацию, а также и потерять ее в таких маленьких поселениях, как Гленелг.

Эльза Росс протянула руку Хью и, когда он ее пожимал, сказала:

— Если вы хотите, я могу послать вам копию моей работы, которую я посвятила изучению истории семей, которые жили в Гленелге во времена выселения.

— Мне бы очень хотелось.

— Хорошо! Я могу взять ваш адрес у леди Кэмерон. О ней, между прочим, ходит очень много интересных слухов, но их я не включила в свою работу. Абигейл Кэмерон пользуется любовью окрестных жителей. Она и сэр Джеймс совершенно не похожи на тех Кэмеронов, которые были тут до них.

Эльза Росс дошла до поворота коридора, потом остановилась и посмотрела на Хью.

— Не хотите ли отправиться в Гленелг на лодке, вместо того чтобы идти туда пешком? Для вас есть место.

Хью сказал себе, что даже мысль о поездке в лодке с этой женщиной и ее детьми была для него сладостной.

— Пойдемте, вам понравится вид из лодки. Родди — наш лодочник, говорит, что только так нужно подъезжать к Гленелгу.

— Не станут ли ваши дети возражать? А ваша сестра..?

В ее улыбке был слабый намек на озорство, когда она сказала:

— С таким сопровождением в лодке, моя репутация будет в полной безопасности даже для самых злых сплетниц Гленелга!

— Тогда я с удовольствием отправлюсь с вами в это путешествие.

За дверью Хью был представлен Флоре, старшей сестре Эльзы. Флора одобрительно посмотрела на Хью и сказала:

— Ты бы поделилась со мной своим секретом, Эльза. Когда я вхожу в пустой дом, я никогда не нахожу там ничего, кроме пыли и пауков. Но нам пора ехать. Родди только что звал нас из лодки. Приближается отлив, и нам пора отправляться в путь. Я послала детей вперед.

Пока они не повернули к последнему спуску крутой тропки, ведущей вниз к морскому берегу из Ратагана, Хью не видел детей, которых две женщины брали на пикник, но то, что ему открылось за поворотом, заставило его резко затормозить.

— Что-нибудь не так, мистер Маккримон? — На этот раз в улыбке Эльзы Росс явственно светилось озорство.

В лодке сидело около двадцати детей, и даже при сильном воображении трудно было вообразить, что все эти дети были отпрысками двух женщин.

— Дети… я думал, что вы взяли только своих…

— Моих? О нет, я даже не замужем. Двое из них — Флоры, а другие — из поселка. Я — их учительница.

Когда Хью проснулся следующим утром после посещения Ратагана, сознание того, что он должен вернуться в свою эскадрилью, лежало на нем тяжким грузом. Его друзья очень бы удивились такой перемене. У Хью была репутация боевого летчика, который так предан своей профессии, что даже отказался от выпивки, потому что это расслабляет волю.

Но теперь он встретил Эльзу.

Молодая гленелгская учительница пришла в дом в Глен Море прошедшим вечером и принесла с собой документы, относящиеся к ее изысканиям, которые она провела о Россах, Маккримонах и Кэмеронах.

Этот визит был абсолютно неожиданным. Им обоим понравилось путешествие на лодке из Ратагана в Гленелг, и они медлили расстаться, но детей, чьи матери не пришли на пристань, нужно было отвести в школу. Они расстались, и Эльза пообещала отправить ему результаты ее поисков, когда эскадрилья Хью вернется назад, в Тангмир.

Дома Эльза обнаружила, что у нее подготовлено больше копий, чем она думала прежде, и это послужило причиной ее внезапного прихода, но леди Кэмерон хватило и одного взгляда на Эльзу и Хью, чтобы неожиданно вспомнить, что именно этим вечером она пообещала навестить соседку.

Вечер прошел слишком быстро, пока они тщательно изучали генеалогическое древо каждой семьи и написанные аккуратным почерком страницы, голова к голове. Когда они закончили, Хью узнал гораздо больше о собственной семье, чем из рассказов отца. Он узнал и кое-что еще: такую девушку, как Эльзу Росс, нелегко будет забыть. Да он и не хотел этого.

Позднее тем же вечером, когда они шли вдоль долины Глен Мор и лунный свет лился с горных вершин, освещая окрестности, отчего воды реки отдавали расплавленным свинцом, они разговаривали не только об истории своих предков, но и о настоящем тоже. По обоюдному молчаливому соглашению, ни один из них не упомянул о будущем. Оба знали, что утром Хью нужно будет вернуться в его эскадрилью. И опять сражения, ежедневные смертельные сражения в опаленных войной небесах Лондона и южных графств Англии. Пилот-истребитель действующей армии живет как бы взаймы, жизнь каждого из них может оказаться трагически короткой. Тут не может быть никаких задумок на будущее — во всяком случае не теперь.

И это отразилось на расставании двух молодых людей темной ночью в Гленелге. Хью поцеловал Эльзу, пожелав ей спокойной ночи, но не с той страстью, на которую был способен. В этом поцелуе было больше, чем обещание — надежда.

Возвращаясь в одиночестве в дом Кэмеронов, Хью попытался заглянуть в будущее, что же приготовит для него жизнь, если он сумеет пройти войну. Он понял, что его мозг не способен сделать такой гигантский и неправдоподобный скачок. Вместо этого он начал думать, будет ли сэр Кэмерон все еще с эскадрильей, когда ее переведут назад в Тангмир.

Следующим утром леди Кэмерон провожала Хью к причалу Гленелга. Отсюда рыбак отвезет его в Лох-лэш на другом берегу озера. Там он сядет на поезд, который доставит его окольным путем к аэропорту в Вестморленде.

Когда они проходили школу, из здания выбежала Эльза.

— Хью, я приготовила для тебя кое-что необычное. Надеюсь, тебе это принесет удачу.

Она протянула серебряное кольцо, размером с кольцо для салфеток, шириной не более дюйма. Искусно украшенное чеканкой — цветами и листьями чертополоха, — оно было немного искривлено, а с одной стороны сильно закоптилось.

— Что это?

На короткий момент взгляд Эльзы упал на леди Кэмерон, прежде чем она сказала:

— Вы помните легенду, как Хью Маккримон бросил свою волынку в камин в Ратагане?

Хью кивнул.

— Это серебряное кольцо украшало одну из трубок той самой волынки. Его спас из огня слуга, Алекс Дювар. Мэгги Кеннеди, его потомок, живет в поселке. Теперь она — старая женщина, но я вспомнила, что несколько лет назад Мэгги показывала мне это кольцо. Сегодня утром я пошла к ней, чтобы попросить продать его мне. Я хотела подарить его вам на память. Когда она услышала, для кого я стараюсь, то отказалась взять деньги. Мэгги считает, оно по праву принадлежит вам. Берегите его, Хью, вы — второй Хью Маккримон, который владеет им.

Абигейл Кэмерон шла одна вдоль причала. Оглянувшись назад, она увидала Эльзу в объятиях Хью и вспомнила другое время и другого члена семьи Россов — мужчину. Он тоже был смелым и необыкновенным человеком.

Хью прибыл в аэропорт в Вестморленде как раз вовремя, чтобы попрощаться с Джеймсом. Канадский баронет получил повышение в чине, и теперь, уже командиром эскадрильи, направлялся на авиационный завод Де Хавиленд. Там ему поручались испытательные полеты на новом, производящем переворот в авиации самолете с двумя двигателями. Выполненный в основном из дерева, новый самолет предназначался для того, чтобы свести на нет барьер между истребителем и быстрым легким бомбардировщиком. В довершение всего самолет был назван «Москито», и от него ожидали, что он станет идеальным средством для разведывательных целей.

— Я думаю, что у кого-то в Министерстве авиации крыша поехала, — объявил Джеймс, объясняя Хью свой перевод. — Ты можешь представить современный истребитель, сделанный из дерева? Однако, если меня и дальше так будут продвигать по службе, я кончу маршалом авиации, и вот тогда уж пофантазирую вволю.

Как бы извиняясь, он добавил:

— Я попытался нажать на кое-какие кнопки, чтобы и ты получил повышение и тебе дали бы эскадрилью, но, похоже, к твоему американскому происхождению относятся несколько настороженно. Вот если бы ты принял британское подданство, уверен, я смог бы сделать что-нибудь для тебя…

Хью искренне сожалел об отъезде своего друга, но для долгой печали не было времени. Эскадрилья возвращалась в Тангмир на следующее утро, и «харрикейны» готовились к предстоящим сражениям. Не исключено, что им придется сражаться во время их перелета на Юг.

Тем же вечером, прежде чем лечь спать, Хью написал три письма. Первое — Абигейл Кэмерон, в котором сообщалось, что он встретился с Джеймсом. Он уверял ее, что хотя ее сын, возможно, и не сможет написать ей о своем новом месте назначения, с ним все в порядке и он будет вдалеке от полей сражения в ближайшем обозримом будущем. Второе письмо — Эльзе Росс, где Хью попытался выразить некоторые, но не все свои чувства к ней.

Третье письмо, гораздо длиннее предыдущих, предназначалось его родителям в Миссури. Он сообщал им о своем коротком отпуске, проведенном в Гленелге, о Ратагане и в подробностях описал свою встречу с Эльзой Росс. Когда он приклеивал марку на конверт, он улыбался, прекрасно представляя, как его мать отреагирует на рассказ о знакомстве с Эльзой. Потребуется огромная сила убеждения со стороны отца, чтобы не дать ей сесть на первый же корабль, пересекающий Атлантику. Она будет совершенно убеждена, что ее единственный сын разрушил ее матримональные планы, которые она вынашивала со дня его рождения.

Эскадрилье не пришлось вступить в бой по пути на юг, но отчаянная борьба за господство над небом все нарастала. Эскадрилья получила приказ участвовать в ночном вылете спустя только несколько часов после ее прибытия в Тангмир. Этот вылет чуть было не оказался последним для Хью. Эскадрилья взмыла в небо, образуя огромное «крыло», новый тактический ход, дающий преимущество перед врагом и обеспечивающий надежную защиту от налетов немецких истребителей, сопровождающих бомбардировщики. Но некоторые опытные пилоты не были в восторге от новой тактики. Они жаловались на то, что будут вынуждены кружить более десяти минут, поджидая, пока к ним не присоединятся оставшиеся самолеты эскадрильи, теряя напрасно драгоценные минуты и топливо, которое можно было бы использовать для атаки на врага.

Однако в этот раз все складывалось удачно. Отдельные эскадрильи, составляющие это «крыло», очень быстро заняли исходную позицию. Огромное скопление самолетов описывало круги и набирало высоту, направляясь не на Лондон, как обычно, а держа курс на Бристоль, где ожидался воздушный бой. Когда это большое формирование самолетов летело на северо-запад, каждый пилот «харрикейна» или «спидфайра» чувствовал себя в непривычной безопасности, наблюдая из своей тесной кабины небо, в котором было полным-полно британских истребителей.

Для немецких пилотов стало совершенной неожиданностью, когда большое количество истребителей спикировало со стороны солнца на сосредоточение немецких бомбардировщиков. Для эскорта немецких истребителей, выдвинувшихся на переднюю позицию, было еще большей неожиданностью узнать, что у военно-воздушных сил противника достаточно истребителей позади, чтобы разделаться с ними.

Британские истребители бросились наперерез германской воздушной армаде над пригородом Бристоля, и многие бомбардировщики тотчас же сбросили свои бомбы и развернулись назад, держа курс на юг и восток, чтобы избежать пулеметов британских самолетов-истребителей.

Хью спикировал к бомбардировщикам и дал быструю очередь по веретенообразному «Дорньеру-17». Пули настигли цель, но в кишащем самолетами небе творилась полная неразбериха, и было невозможно проследить за результатом этой атаки.

Он погнался за другим бомбардировщиком, держащим курс на юг, но ему пришлось прекратить атаку, когда на помощь решительно бросился «Мессершмитт-109». Четыре или пять минут оба пилота выводили в небе смертельные узоры — каждый пытался взять противника на прицел своего пулемета.

Немецкий пилот первым решил прервать эту бесконечную дуэль, убедившись, что уровень топлива в его машине угрожающе снизился. Он взял курс на юг, в направлении моря, которое было ясно видно в нескольких милях от них.

Хью теперь был достаточно далеко от места воздушного боя, но у него все еще оставалось много боеприпасов. Он уже почти повернул снова на Бристоль, когда увидел под собой тень двухмоторного самолета, бегущего по зеленым полям побережья. Взглянув на источник тени, он неожиданно узнал «Юнкерс-88», летящий низко на большой скорости.

Хью пустил свой «харрикейн» в резкий вираж, набирая высоту, чтобы оказаться над немцем, чуть позади его, но его заметили, и, пока он пошел в пике, немецкий самолет вошел в бочку, поднимаясь все выше, чтобы пилоту было удобнее нанести сокрушающий удар.

«Юнкерс-88» — самый скоростной из немецких бомбардировщиков, которые использовались для налетов на Британию, а пилот этого был к тому же умелым. Несмотря на все попытки Хью, пока он выбирал позицию, из которой ему было удобно атаковать врага, оба самолета были уже над морем, далеко от берега.

Теперь самолеты летели низко над водой, и Хью бросил свой «харрикейн» под таким углом, чтобы, как он надеялся, пули его пулемета попали в кабину бомбардировщика. Однако пилот «юнкерса» снова удачно уклонился. На этот раз, когда бомбардировщик пытался отлететь подальше от моря, используя все две тысячи четыреста лошадиных сил обоих двигателей, Хью позволил своему «харрикейну» попасть в радиус действия оружейной башни противника.

Стрелок был не менее ловок, чем пилот. Не прошло и двух секунд, как сорок крупных пуль из пулемета превратили корпус двигателя «харрикейна» в решето. Когда двигатель «роллс-ройса» протестующе зачихал, из поврежденного бака полилось горячее черное масляное топливо, заливая плексиглассовое переднее стекло кабины Хью, как будто из артерий раненого истребителя полилась кровь.

Хью рванул дверцу кабины, благодаря Бога, что стекло не заклинило. Он был так близко к морю, что приходилось действовать, как часы. Это сработало. Как только он прекратил управлять самолетом, двигатель «харрикейна» заглох, и самолет лениво стал заваливаться на бок. За минуту до того, как нос истребителя наклонился вниз и он полетел в море, как подбитый фазан, Хью выпрыгнул.

Его дыхание перехватило от толчка, когда парашют раскрылся, и через мгновенье он погрузился в воду. Несколько минут он плавал в воде, пытаясь освободиться от парашюта и накачать воздух в спасательный жилет, молясь, чтобы он не оказался поврежденным.

Истребителя нигде не было видно; должно быть, он ударился о воду и затонул. Хью с облегчением увидел, что и «Юнкерс-88» исчез из поля зрения. Пилот понимал, что он беспомощно барахтается в воде, его могут и подстрелить.

После шума и беспорядочных действий в последние полчаса тишина открытого моря давила на уши. Вокруг расстилался бескрайний водный простор.

Неожиданно Хью осознал, в какое трудное положение он попал. Только команда немецкого бомбардировщика знала, что он выпрыгнул из «харрикейна» на парашюте, но вряд ли они станут докладывать об этом кому-нибудь, кроме как своему офицеру разведки в эскадрилье. Если и придет спасательная команда, то ее пошлют немцы. Если…

Хью мгновенно охватила паника, и он, используя руки как весла, стал лихорадочно вращаться в воде, пытаясь увидеть горизонт. Море было безжизненно и, скорее всего, останется таким. Это ведь не относительно узкий Ла-Манш, в котором малейшее движение замечалось как с немецкой, так и с британской стороны. Он сделал вынужденную посадку недалеко от вод Атлантики, где не было регулярных водных путей и самолеты тоже пролетали не часто.

Пугающая мысль, и Хью отказался развивать ее дальше, прикидывая, что может с ним произойти. Он уже начинал чувствовать холод и попытался шагать в воде, чтобы сохранить циркуляцию крови. Скоро наступит темнота, и это будет самое трудное время.

Хью не помнил, как наступил рассвет. Это была самая длинная ночь в его жизни. Ног он не чувствовал. И, хотя пытался заставить их двигаться, на самом деле не понимал, подчиняются ли они его приказу. Временами он проваливался в небытие, терял сознание, но полностью этого не осознавал. И его мозг начал играть с ним шутки. Ночью он слышал странные звуки — звуки, которых быть не могло. Голоса из прошлого, из его детства. А однажды ему почудилось, что Эльза Росс зовет его приехать в Шотландию и сновать посетить Ратаган.

Хью окоченел, конечности его совершенно онемели, провалы в бессознательное состояние теперь длились гораздо дольше, но он никак не мог этому противостоять.

Странные звуки вернулись: голоса и звук работающего мотора вдали. Он представил, что кто-то был в воде с ним рядом, поддерживая его, поднимая его… Неожиданно Хью понял, что это уже не игра воображения. К его губам поднесли бутылку, и он задохнулся от незнакомого вкуса виски — ирландского виски.

Лежа на койке, которая раскачивалась в такт движению лодки по морским волнам, Хью изо всех сил старался улыбнуться склонившимся над ним людям. Они были одеты как рыбаки, и все вокруг было полно запахом рыбы — видимо, он находился на траулере.

— Вы говорите, что вас сбили вчера? Господи Исусе! Для меня и десяти минут хватило бы побывать в этой воде. И что бы вы делали, если бы мы не обнаружили вас?

— Мне пришлось бы умереть. — Хью обнаружил, что ему трудно говорить, потому что его губы были сухими и потрескались, он пробыл в холодной воде на холодном ветру более четырнадцати часов.

— Наверняка, — сказал один из рыбаков, — но ведь мы вас нашли, поэтому не стоит больше говорить о смерти. Брайан, дай парню еще выпить, у него, небось, все, как в холодильнике, замерзло внутри после ночи в воде.

Хью не стал выдвигать никаких аргументов против выпивки. Он уже не был уверен, хочет ли оставаться трезвенником и далее. Кроме того, у него в желудке действительно было холодно, «как в холодильнике». Похоже, ему понадобится целая неделя, чтобы отогреть все тело.

Рыбак приставил бутылку к его рту и не отнимал ее, пока Хью не стал задыхаться. Он было хотел сделать жест, чтобы ее убрали, но его руки отказывались отвечать на команды мозга.

— У нас небольшая проблема. — Рыбак, который приказал дать Хью еще виски, оказался шкипером рыболовного судна. — Нам нужно еще пару дней порыбачить, до того как вернуться в бухту.

— В какую бухту? — с болью спросил Хью.

— В Бэллидонеган, в Ирландии. Вы этого места не знаете. А вы-то откуда? Вы — не англичанин?

— Нет, я — американец.

— Я бы спросил, ради чего вы сражаетесь на стороне англичан, если бы у меня не было двоих братьев, которые делают то же самое. Оба скорее сражались бы с англичанами, но они говорят, что немцев ненавидеть легче. — Неожиданная улыбка промелькнула на лице ирландского рыбака. — Я просто горю желанием посмотреть на лицо военного коменданта в Бэллидонегане. Он — единственный из всей семьи, кто не уехал в Америку. А тут вы. И что прикажете с вами делать — то ли отправлять на гауптвахту, то ли стать на вашу сторону. И нужно ли уведомлять посла, и какого — британского или американского? Ему придется проконсультироваться с Главным управлением, непременно, а он избегает его вот уже несколько лет!

Присутствие Хью в нейтральной Ирландии, да еще в военной форме, вызвало дипломатический фурор, но обстоятельства его прибытия в Бэллидонеган немедленно сделали его местной знаменитостью. Размещенный бесплатно в самой комфортабельной гостинице, он принимал людей, которые приходили, чтобы познакомиться с ним и пожать руку, из отдаленных мест, многие хвастали своими родственниками, которые «сделали себе состояние» в Америке.

Только спустя восемь дней после того, как он был сбит, Улисс Кадди, официальный представитель посольства Соединенных Штатов в Дублине, приехал в маленький городок. После поспешного представления, дипломат настоял, чтобы Хью сменил форму на плохо сидящий на нем гражданский костюм, а потом увез его, изо всех сил притворяясь, что толпы ликующих жителей были лишь игрой его воображения.

Кадди не делал попыток скрыть свое недовольство тем, что ему пришлось оставить благополучный Дублин, чтобы приехать в Бэллидонеган забрать Хью.

— Мысль о том, что придется возвращаться назад по этим отвратительным дорогам, заставляет каждую косточку моего тела стонать, — пожаловался он. — А что касается шума, который был поднят этим несчастным случаем, то должен вам сказать, что мы еще не получили официальной реакции Германии, а если брать во внимание неофициальную, то, возможно, правительство Соединенных Штатов окажется в затруднительном положении.

— Наверное, мне лучше было оставаться в самолете, когда он пошел ко дну, — саркастически заметил Хью.

— Лучше было бы, если б вы вообще не летали на самолете. Мы — нейтральная страна. Для правительства чрезвычайно затруднительно посылать свои извинения за своего гражданина, который воюет на стороне другой страны.

— Дания, Норвегия, Нидерланды, Бельгия и Люксембург тоже держали нейтралитет. И немцы захватили их как миленьких. Почему же, черт побери, нас должно волновать, что они подумают? А что касается Соединенных Штатов… если мы такие высокоморальные, то нам следовало бы вступить в войну, когда это сделала Британия. В любом случае, нам придется это сделать.

— Уж оставьте это решать президенту. Моя задача сейчас понять, как лучше выпутаться из создавшегося положения.

— Очень просто. Когда мы придем в Дублин, посадите меня на корабль, идущий в Англию. И если хотите, я забуду, что мы знакомы.

Улисс Кадди начинал раздражать Хью. Сомнительно, чтобы он когда-нибудь видел, как люди погибают в сражении, и маловероятно, что ему когда-нибудь придется это увидеть. Единственное, что имело значение в его ограниченном мирке, — это правила марионеточной политики.

Мужчины мало разговаривали в оставшееся время шестичасового путешествия в Дублин, и когда Хью проводили в кабинет посла в посольстве Соединенных Штатов Америки, он был готов к дальнейшим обвинениям. К большому облегчению, посол Кастелло приветствовал его, как старого друга, и вскоре стало ясно — почему.

— Рад видеть тебя, Хью. — Приподнимаясь за своим полированным письменным столом, посол протянул ему руку. — Я учился в колледже с твоим отцом. Должен сказать, мы с ним разговаривали по телефону не более часа назад. Я позвонил ему, когда мы узнали, что тебя привезли в Бэллидонеган, тотчас же. О тебе ведь сообщили, что ты «пропал без вести, предположительно, убит». Я не могу передать, как счастливы они были, узнав, что ты жив и здоров.

— Благодарю вас, посол. Что теперь со мной будет?

— Твой отец с удовольствием увидел бы тебя целым и невредимым в Миссури, а ты-то сам что собираешься делать?

Оказывается, у Хью был выбор. После того, что по дороге наговорил ему Улисс Кадди, он подумал, что правительство предпримет против него какие-то санкции — возможно, отберут у него паспорт.

— Я бы хотел вернуться в мою эскадрилью, и как можно скорее.

— Я был уверен, что ты это скажешь. Официально я должен выразить неодобрение нашей страны, что ты сражаешься за другую державу, хотя как гражданин США ты имеешь право делать все, что тебе позволяет совесть. Неофициально — я чертовски горжусь тобой, Хью, и знаю, что твой отец тоже горд. Я прослежу, чтобы тебя отправили на транспортном самолете как можно скорее.

— А как насчет протеста со стороны Германии? Улисс Кадди рассказывал мне, что…

Посол хмыкнул.

— Вот пусть Улисс и улаживает это дело. Это займет его и его немецких собратьев по профессии на несколько месяцев. А там, глядишь, что-нибудь и произойдет.

Возвращение Хью в Тангмир было встречено грустным молчанием. В самом деле, в эскадрилье осталось до боли мало знакомых лиц. Стрелок «Юнкерса-88», по странной прихоти судьбы, возможно, спас ему жизнь, сбив его самолет на западных подступах.

Эскадрилья приняла на себя главный боевой удар Люфтваффе, нацеленный на разгром Королевских Военно-Воздушных Сил. Немецкое командование было уверено, что успех в этом сражении будет решающим для исхода войны на этом участке фронта. Немцы ринулись в атаку с яростью последней надежды, более половины эскадрильи союзников было убито или серьезно ранено. В том числе и преемник сэра Джеймса Кэмерона, новый ведущий эскадрильи, его сбили в том же бою, в котором Хью потерял свой «харрикейн».

Хотя усталые летчики и не знали, «Битва за Британию»— так ее окрестили — была выиграна. Еще будет много налетов врага, и еще больше вылетов «харрикейнов» и «спидфайров» Королевского Военно-Воздушного Флота, но планы захвата Англии были отложены Гитлером, и больше на них уже не делалась ставка.

В течение нескольких коротких недель лета и осени тысяча девятьсот сорокового года не более трех тысяч летчиков держали в своих усталых от войны руках все будущее Великобритании. И они не ослабили этой хватки до тех пор, пока опасность не осталась позади.

За двое суток после возвращения в эскадрилью Хью участвовал в пяти боевых вылетах. На третий день эскадрилья была в боевой готовности, но приказа о вылете они так и не получили, а днем стало известно, что вылетов больше не будет. Целый свободный вечер — непривычная роскошь для летчиков, и большинство решило съездить в город и отметить это дело.

Хью уселся написать письмо домой, первое с тех пор, как он вернулся в Тангмир, когда пришел ординарец с сообщением, что его вызывают по телефону в столовой.

Это был сэр Джеймс. К радости Хью, его товарищ сообщил, что проводит этот вечер поблизости, в городе Чичестер, и настаивал на том, чтобы Хью приехал к нему.

Когда Хью приехал в гостиницу, где они с Джеймсом договорились встретиться, ему не потребовалось много времени, чтобы определить местонахождение канадского баронета. Он был в углу бара, окруженный летчиками, и разговор, судя по всему, крутился вокруг полетов. К удивлению Хью, леди Кэмерон была с ним, и, похоже, ей доставляло удовольствие находиться в компании молодых летчиков.

Она поздоровалась с Хью с такой теплотой, что привела его в смущение, повторяя снова и снова, как она переживала из-за него и с каким облегчением узнала от Джеймса, что Хью подобрали в море. Ее глаза наполнились слезами искреннего сочувствия, когда он в нескольких словах описал ей свое «приключение» в море, равное четырнадцати часам и без всякой надежды на спасение.

Они все еще тихо беседовали, когда Джеймс, наклонившись через стол, ляпнул:

— Тут есть еще кое-кто, тоже очень обрадованный твоим спасением, Хью.

Хью резко обернулся и увидел Эльзу Росс, нерешительно застывшую в центре бара, в то время как посетители — а это в основном были офицеры Королевских Военно-Воздушных Сил — бросали на нее восхищенные взгляды.

Ее нерешительность исчезла, когда изумленный Хью радостно бросился ей навстречу, к вящему восторгу присутствующих. Раздались приветствия и хриплые восклицания.

— Пойдемте, вы, двое, хозяин предоставил нам одну из его личных комнат. — Джеймс обнял их обоих. — Давайте скроемся от завистливых взглядов этих сладострастников, которым место скорее в морском флоте, чем в военно-воздушном…

В сопровождении хора добродушных выкриков вся компания ушла из бара. В комнате, предоставленной в их распоряжение дружелюбным хозяином, все, казалось, заговорили одновременно, но постепенно прояснилась причина приезда Эльзы.

Узнав, что Хью считался пропавшим без вести, Джеймс позвонил своей матери. Она, в свою очередь, сообщила об этом Эльзе. Учительница из Гленелга так опечалилась, что леди Кэмерон каждый день звонила сыну в надежде, что он узнает о Хью еще что-нибудь. Дни шли, надежда угасала, пока в один прекрасный день они не узнали, что Хью подобрали ирландские рыбаки. Этот случай, оказывается, вызвал большую суматоху среди дипломатов, о чем сам Хью и не подозревал. Англия, которую подвергали постоянным бомбардировкам день и ночь, находясь буквально в нескольких милях от врага, сильно нуждалась в чем-то, что подняло бы ее моральный дух.

Сочли, что «случай» Хью обеспечит такое «вливание» надежды: гражданин нейтральной Америки, сражающийся в рядах Королевских Военно-Воздушных Сил, которого спасли ирландцы, чья страна тоже держала нейтралитет, снова вернулся, чтобы сражаться за Великобританию. Иными словами, получалось так, что, хотя Великобритания и воевала в одиночку, другие страны, не вовлеченные в войну явно, не только симпатизировали, но и делали немало, чтобы поддержать ее сторону.

Сам Черчилль хотел предать эту историю гласности, но его советникам удалось, хотя и с трудом, отговорить его делать это, хотя они сами подвергались настойчивому дипломатическому давлению.

В результате слухи о происшедшем смогли «просочиться» в прессу и с радостью цитировались во многих колонках сплетен.

Эльза так разволновалась, когда весть о возвращении Хью была передана ей леди Кэмерон, что оставила маленькую школу в Гленелге на попечение своей сестры и села на первый же поезд, идущий в Чичестер. Леди Кэмерон, которой нужна была хоть какая-нибудь причина, чтобы повидать сына, позвонила ему и сказала, что они отправляются на Юг.

Улицы Чичестера откликались эхом на шаги солдат с тех пор, когда победные легионы пришли в эту местность в первом столетии нашей эры. Они знали и более легкую поступь влюбленных, и в ту ночь Хью и Эльза бесшумно бродили по затемненным улицам древнего старинного города.

Они шли молча, пока им не пришлось искать убежища от моросящего дождика под шатром на рыночной площади в сердце города.

— По пути сюда, в поезде, я неожиданно начала сомневаться, что ты будешь рад встрече со мной, что… у тебя, возможно, есть кто-нибудь еще. Одна из этих привлекательных девушек, которые служат в ПВО, например.

— Если ты такими окольными путями хочешь спросить, нет ли в моей жизни кого-нибудь еще, то вот тебе ответ: «нет». Я всегда не одобрял тех военных летчиков, которые дают волю своим чувствам, служа боевой эскадрилье. Честно ли поступать так с девушкой, зная, что даже легкая рассеянность может означать грань между жизнью и смертью для военного пилота во время боя. — Хью еще крепче обнял Эльзу. — По крайней мере, именно такие напыщенные мысли посещали меня, пока я не встретил тебя.

— А не по этой ли причине ты так долго оставался целым и невредимым и первый раз был сбит, когда пошел в бой после того, как встретил меня. — В темноте голос Эльзы звучал очень тихо.

Рука Хью снова притянула ее к себе.

— Меня сбили просто потому, что в «юнкерсе» сидел превосходный стрелок. А почему ты думаешь, что меня ни разу не сбивали? Это случилось в мой первый вылет, да и потом еще не раз.

Эльза задрожала в его руках.

— О чем ты думал, когда был один в темноте.

— Ну, сначала о том, какая холодная вода. Потом мой разум окоченел, и, похоже, это длилось несколько часов. Когда я очнулся и смог думать более или менее связно, то в основном вспоминал тебя, наши разговоры. На самом деле, ты была причиной того, что я выжил в ледяной воде. Я твердо решил увидеть тебя еще раз. Нас ждет многое, ради чего стоит жить, Эльза.

Где-то позади послышался какой-то звук, и молодые люди поднялись с места, где они сидели в тени, и вышли наружу, держась близко друг к другу.

— Мы знаем друг друга так мало, Хью.

Он улыбнулся.

— Ты рассудительна, как моя мама.

— Что она скажет обо мне?

— Я ожидаю ответа из дома. Я написал о тебе в следующий же вечер, когда уехал из Шотландии. У меня нет сомнений, что ты именно та девушка, на которой я хочу жениться, и собираюсь это сделать. Сначала мать расстроится, потому что не она сделала для меня выбор, но ведь это все равно произошло. Когда она узнает тебя поближе, то полюбит так же сильно, как и я. Вот увидишь.

— Хью, ты… Ты любишь меня, Хью?

— Да.

Очень долго им казалось, что они одни во всем мире, а потом Хью спокойно спросил:

— Как долго ты намерена оставаться в Чичестере?

— Я должна вернуться в Гленелг завтра.

В ответ на его протесты, Эльза сказала:

— Я должна, Хью. Когда я услышала, что ты жив, то так сильно разволновалась, что бросила все и уехала из Гленелга тут же. Я должна была тебя увидеть, Хью. Но теперь, когда опасность бомбежки несколько поуменьшилась, моя сестра хочет вернуться в Глазго. Она надеется, что ее муж сможет приехать домой в скором времени.

— Это сумасшествие — держать в разлуке людей, которые больше всего на свете хотят быть вместе. Ты выйдешь за меня замуж, когда война закончится, Эльза?

— Я выйду за тебя замуж, когда ты только захочешь, Хью. Пока идет война или когда она закончится.

Они шли в гостиницу, тесно прижавшись друг к другу. Когда они подошли к дверям, Эльза сказала нерешительно:

— Я не хочу возвращаться назад в бар, Хью. Особенно сейчас. В мою комнату ведет черная лестница…

Гостиница была тиха. Тишина была и на улицах. Через пару часов будет новый восход. Новый день. Но ни один день не может быть совершенно похожим на предыдущий. Лейтенант авиационных войск Хью Маккримон, кавалер креста «За летные заслуги» совершил то, что, как он говорил своим товарищам не раз, было большой глупостью. Он глубоко влюбился и подверг свое будущее и будущее Эльзы неопределенности. Однако в глубине его души зародилась сила и уверенность в победном конце этой войны. Теперь он знал, что у него есть еще одна причина, чтобы выжить, кроме дела, за которое он готов отдать жизнь.

Пока на железнодорожной станции Чичестера ожидали прибытия поезда, неожиданно послышался рев низко летящего самолета, от которого задрожали стекла с полосками бумаги, наклеенной крест-накрест.

Взглянув в небо, Эльза увидела истребитель «харрикейн», летящий низко над землей, за которым поспешно следовал еще один, а потом и третий. Набрав высоту, они сделали вираж и взяли курс на Лондон.

Эльза наклонила голову и закрыла глаза — она молилась так страстно, как никогда прежде. Им с Хью было что терять и ради чего стоило жить.