Шоу безликих

Хошико

Утренняя сирена проникает прямо в мозг, и я спросонья забываю обо всем на свете. Воспоминания мгновенно возвращаются, и я задаюсь вопросом, не приснилось ли мне все это. Я на всякий случай заглядываю под кровать. Да, он там, крепко спит.

У него такой невинный вид. Он спит как убитый и даже не слышит сирены.

Что со мной не так? Почему я не испытываю ненависти к нему? Он просто глупый парень, Чистый, из-за которого меня ждут неприятности. Но хуже всего то, что он сын олицетворения зла на этой земле. Если бы он встал и ушел, то, возможно, люди поверили бы, что я не знала, что он прячется под моей кроватью.

В конце концов, все знают, как я ненавижу Чистых. С какой стати мне прятать кого-то из них в своей комнате?

Наверно, стоит его разбудить и попросить уйти, пока еще не поздно. Но я молчу. Ведь это его вина. Он сам пришел сюда. Его вина в том, что я теперь ломаю голову, как поступить. Я уже готова разбудить его или закричать, чтобы все меня слышали: «Помогите! Он здесь! Я нашла его под кроватью!»

Но вместо этого я смотрю на него минуту, если не больше. Он тихо, мирно дышит, как будто его ничто не заботит, грудь то поднимается, то опускается. Кстати, во сне он кажется еще младше. У него совершенно детское лицо, непослушные светлые волосы, длинные, темные ресницы. Нежная кожа, какая бывает только у Чистых. Это лицо человека, который никогда не знал ни голода, ни изнурительного труда. На его подбородке виден легкий светлый пушок. Интересно, он мягкий или жесткий?

Я хмуро смотрю на его безмятежный сон и быстро выхожу из комнаты, в надежде, что ему хватит ума остаться под кроватью, когда он проснется.

Я не знаю, что делать. Пока в голову приходит только одно: пойти и все рассказать Амине. Во-первых, она всегда знает, что делать. Во-вторых, она все равно вернется в эту комнату и будет до конца дня принимать больных. Думаю, скоро она сама догадается, что под кроватью прячется Чистый.

Завтрака сегодня нет, нас сразу отправляют на работу. Обычно утром дел по горло, и уж тем более сегодня. Вокруг нового шоу столько шумихи. Билеты разлетаются как горячие пирожки, несмотря на завышенную цену. И ежу понятно, почему шоу пользуется такой бешеной популярностью, почему все хотят на него попасть. Сегодня Чистые, как никогда, жаждут увидеть на арене смерть Отбросов. Им не нужны имитация риска и фокусы. Им нужны настоящая кровь, крики, боль, реальные ужасы, от которых по коже пробегают мурашки.

Утром нас всех распределяют по разным группам. Амина попала в ту, которой поручено заново покрасить все указатели: к приезду Чистых они должны блестеть свежей краской. Грета с Иезекилем будут кормить животных. Я шью костюмы. Делать это безумно сложно из-за порезов на руках, да и спала я меньше, чем обычно. У меня слипаются глаза, пальцы не слушаются. Если заметят, что я дремлю или не выполняю норму, то меня ждут большие неприятности. Поэтому я стараюсь изо всех сил, но в конце концов совершаю несколько глупых ошибок.

Слава богу, со мной рядом сидит Эммануил. Пока охранники не смотрят, он помогает мне справиться с работой. Он всегда самый лучший, самый быстрый, самый умелый и может поддержать, не вызывая у охраны подозрений. Я благодарно улыбаюсь ему, зная, что он рискует. Но он просто отворачивается.

Я все время ждала, что меня схватят и потащат на допрос, но этого так и не случилось. Семья Бенедикта Бейнса, вероятно, догадалась, что он сбежал, и после вчерашнего происшествия я должна быть первой, кому зададут много вопросов о его исчезновении. Но вокруг все тихо и спокойно, хотя охранников и полицейских сегодня больше, чем обычно.

Добраться до Амины у меня получается только во второй половине дня. Во время репетиции она сидит в раздевалке, заново подшивает бинты, оказывает артистам первую помощь.

Я бочком подхожу к ней и шепчу на ухо:

— Мне нужно с тобой поговорить. У меня неприятности.

Она пристально смотрит на меня.

— Это какие же? Что ты натворила?

— Долго объяснять. Здесь я ничего не могу тебе рассказать. Пожалуйста, пригласи меня еще раз к себе в кабинет на перевязку. Только пригласи самой первой, хорошо?

— Хошико, ты уже и так провела ночь в лазарете. Только ты способна вляпаться в неприятности, оставшись одна в комнате.

Я удерживаюсь от возражений, но, похоже, мое лицо выдает меня, потому что она ахает.

— Так ты была не одна! О боже! Чем вы там занимались?

Я чувствую, что краснею.

— Ничего такого, честное слово. Послушай, я очень тебя прошу. Мне нужна твоя помощь.

— Уговорила. Сделай вид, что твоя рука по-прежнему болит. Только не перестарайся, чтобы я могла убедить Сильвио в необходимости медицинской помощи.

Кстати, я не видела Сильвио с утра. Я все время жду, когда он пришлет за мной, но нет, вызова не поступает. Он появляется лишь на репетиции. Но не тащит меня вон из зала, даже не кричит вопреки моим ожиданиям, он лишь молча стоит в углу и задумчиво наблюдает за мной.

На репетиции я стараюсь не переигрывать, однако всякий раз, когда замечаю, что он смотрит на меня, морщусь и смотрю на свою руку. Кстати, она действительно все еще болит, так что по большому счету с моей стороны нет никакого притворства.

Помимо своей знаменитой жестокости, Сильвио отличается особой зоркостью. Вскоре он уже направляется ко мне. Боджо скачет у его ног.

Это не простая походка. Он приближается ко мне будто в танце, исполняя что-то вроде фокстрота. У Сильвио настолько легкая походка, что он способен без всякого предупреждения незаметно появиться рядом. Это пугает до дрожи, от него невозможно скрыться. Кажется, что ты один, но в следующую минуту инспектор манежа дышит тебе в затылок.

Он напоминает мне белку. Быструю, зоркую, умную белку. И злую. Одетую в малиновый блейзер. Белку, которая рано или поздно поймет, что я что-то задумала.

— Кое-что произошло, — говорит он. — Бенедикт Бейнс пропал без вести. Убежал из дома. Как тебе такое? Убежал из своего чертова огромного особняка на холме. Ты ведь ничего не знаешь об этом, верно?

— Я? Нет, конечно! Откуда мне знать такое?

— Потому что бедный, обманутый молодой человек, очевидно, попал под твои чары, вот почему.

— Сильвио, я ненавижу Чистых. Если я увижу его, обещаю, что сразу же скажу тебе.

— Хм. Именно так я и сказал полиции. Он не мог проникнуть сюда, потому что цирк строго охраняется, и даже если бы ему удалось, то никто из моих людей не стал бы прятать его. Они разорвали бы его на клочки. — Сильвио подается вперед и смотрит на меня. — Я сказал, что здесь ничего не происходит без моего разрешения. Надеюсь, я прав?

— Конечно, ты прав.

Он смотрит на меня еще несколько секунд. Его внимательные маленькие глазки похожи на черные бусинки.

— Семья хочет, чтобы его исчезновение оставалось в тайне. Они думают, что он подвергнется большему риску, если об этом кто-то узнает, и они, похоже, уверены, что он все равно вернется домой, поджав хвост: мальчишка не отличается мятежным характером. Однако мне сказали сообщать обо всем подозрительном. — Он понижает голос: — Хошико, ты ведь не посмеешь обмануть меня, правда?

— Нет, — отвечаю я, прищурив глаза. — Я ни за что на свете не стану помогать Чистым сделать хоть что-нибудь.

— Да, я так им и сказал. Вот почему я даже не упомянул ложную тревогу прошлой ночью. Я не хочу, чтобы они закрыли мой цирк из-за какого-то глупого совпадения, — Сильвио снова испытующе смотрит на меня. — В любом случае вернемся к делу. Надеюсь, твоя рука не создаст мне проблем сегодня вечером? — спрашивает он.

— Она побаливает. Но лишь чуть-чуть. Я могу выступать.

Я изучаю его лицо, пытаясь угадать настроение. Оно все еще паршивое или из-за моего вчерашнего поведения, или из-за ночной загадки с проникновением в цирк. Я стараюсь быть предельно осторожной, чтобы не разозлить его еще больше.

— Просто… — робко начинаю я.

— Что просто?

— Если она разболится сильнее, то я не смогу ею шевелить и тогда наверняка соскользну еще до того, как начнется номер. Это станет позором. Я не хочу опростоволоситься. Тем более сегодня вечером.

— С каких это пор тебя заботит характер твоей кончины и насколько эффектно она будет смотреться?

— Я думаю лишь о цирке, Сильвио, честное слово. Думаю, есть смысл еще раз показаться Амине.

Он пристально смотрит на меня, как будто определяет ценность.

— Хорошо, — соглашается он. — Еще раз. После репетиции. Но тебе придется подождать. — Он хмурит брови. — День был трудный — то одно, то другое. Никаких смертей, по крайней мере, с ними нет хлопот, зато пять травм. Пять потенциальных участников шоу, на которых цирк тратит деньги, ничего не получая взамен. Предупреждаю тебя, Хошико, если Амина скажет, что ты не можешь выступать, то твоя песенка спета.

Он смотрит мне прямо в глаза.

— Вчера у меня состоялась интереснейшая беседа с советом директоров. Они весьма озабочены тем, что некоторые члены труппы и персонала забывают, кто они такие.

На его губах заиграла противная улыбочка.

— Я заверил их, что мы будем лишь рады прислушаться к их критике. Надеюсь, дорогая моя, сегодня вечером ты меня не подведешь. У меня на тебя большие планы.