Шоу на крови

7 ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ЯПОНЦЕВ

Сквозь сон нарастала тревога. Вместе с ней нарастал голос: «Господин игрок! Во вторую ночь вашего пребывания в музее вам надлежит купить билет и, рассматривая античный дворик, незаметно пройти в кладовку под лестницей. Внутри вы должны будете, дождавшись закрытия музея, переодеться в костюм, который будет приготовлен для вас…» К голосу присоединилось расплывчатое лицо. «Вы кто?» — «Стыдно вам не знать! Прасковья Воскресенская. А вы приглашены на бал». — «На какой бал?» — «Бал дураков».

Это было так странно, что Вера мгновенно проснулась. Тьфу ты, приснится же… Андрей уехал, вспомнила она, значит, надо выводить Пая самой. Вот он уже подпрыгивает, лижет ей лицо и руки.

Только после короткой прогулки с песиком, после тарелки овсянки с натертым яблоком она окончательно проснулась. Налила в чашку кофе и включила телевизор.

— Главной новостью столицы на сегодня является городской музей, — сказал ведущий новостей, молодой паренек некрасивым лицом и плохой дикцией. Вера насторожилась. — Как уже сообщалось, в музее погиб известный режиссер Артур Запорожцев. Задержана певица Франческа, пока в качестве подозреваемой. Следствие ведется. А сегодня, как стало известно нашему корреспонденту, в музее пропала делегация из Японии. Несколько менеджеров «Мицубиси», приехавшие из Страны восходящего солнца, бесследно исчезли два или три часа назад. Один из работников музея, согласившийся поговорить с нашим корреспондентом, заявил, цитирую: «Музей восстал против своих осквернителей. Пришел ангел-хранитель, он всех накажет». Дирекция музея пока не отреагировала. Однако посольство Японии уже послало в МИД ноту протеста. Они не исключают версию терроризма. Напоминаем, что несколько дней назад в музее уже было совершено убийство охранника. В прокуратуре отказались от комментариев, но Министерство культуры пообещало взять дело под личный контроль. Мы будем сообщать нашим телезрителям о развитии этого резонансного дела. А теперь новости спорта…

Лученко отставила кофе и бросилась к телефону, отключенному вчера вечером. Включила, и он сразу взорвался звонком.

— Ну, ты собираешься в музей? — спросила Лида таким тоном, будто отчитывала школьницу, пропускавшую уроки. — Там такое… — Актриса сделала драматическую паузу.

— Я уже видела по телевизору, — сказала Вера.

— Час от часу не легче! Целая группа японцев вошла в музей и… растворилась! Как тебе нравится такой мистический ход? Уже все МВД на ушах стоит, а они как сквозь землю провалились! Олежка озабочен, ведь это с его игры все началось. С другой стороны, теперь должны снять обвинения с Маркоффа…

— Ты наивная, — вздохнула Вера. — Ничего с него так просто не снимут.

— В общем так, подруга! — снова зазвучали в тоне Завьяловой командные нотки. — Поднимайся — и айда со мной в музей. Будешь на месте знакомиться со всеми событиями!

На этот раз Лученко старалась внимательнее присмотреться к самой обстановке музея, а не только к его работникам. К самой атмосфере, его дворцовой торжественности. Залы музея, казалось, были созданы для великанов, а не для винтиков социального механизма из «хрущевок» и коммуналок. Зрение выхватывало детали и удивлялось им. Обилие темного резного дерева, изысканные формы шкафов с древней посудой, дверей, старинных готических тронов. И благородный запах, и даже сам звук открывающихся музейных дверей казался особым, величественным. Витые колонны — словно некий всемогущий скульптор сделал столбам черного дерева спиральную химическую завивку. Они поддерживали лестницу и взвинчивали пространство, вознося высоко вверх весь музей со всеми его сокровищами. На стенах висели картины в тяжелых золоченых рамах с латунными пояснительными табличками. В залах второго этажа стояли прямоугольные низкие деревянные скамьи, чтоб посетитель мог сесть, отдохнуть и задуматься о прекрасном. Вера присела в первом же зале, среди стен с гобеленовым узором — рисунком королевских лилий. Уходящие вверх деревянные арки делали этот зал похожим на пространство в готическом соборе.

До Вериного слуха донеслись звуки. По лестнице поднималась группа туристов.

— Картина школы Тициана «Венера и вакханка». — Голос экскурсовода вонзился в тишину приятными грудными интонациями и легкой хрипотцой волнения. — На примере хрустального шара богиня любви обучает юную вакханку психологии любви.

Вера навострила ушки. «Ну-ка, ну-ка!» — подумала она.

— Вот что говорит Венера своей ученице: «Посмотри на этот хрустальный шар! Он красив, в нем отражается весь мир со всеми его оттенками. Им можно любоваться бесконечно. Так и любовь. В ней есть все, все краски бытия! Но стоит неосторожно разбить хрустальную сферу, и ее уже нельзя будет склеить. С любовью происходит то же. Нельзя склеить разбитое сердце!»

Вера подошла к лестнице, чтобы увидеть экскурсовода, так интересно трактующего картину. Экскурсанты толпились вокруг худощавой и высокой девушки. Серые уставшие глаза ее были устремлены поверх голов на полотно. Полнотелая, роскошно цветущая Венера, обучавшая премудростям любви вакханку, была полной противоположностью девушке-экскурсоводу с лицом мученицы. Имелось лишь небольшое сходство между ними: и у Венеры, и у рассказчицы вились золотистые пушистые волосы.

Тут Вера увидела, как ей навстречу стремительно поднимается Лида, помахивая снизу ладошкой. По пути Лида, не церемонясь, взяла худую девушку за руку и повлекла ее с собой.

— Знакомьтесь! Вера Алексеевна Лученко, тот самый уникальный эксперт, а это — Олеся Суздальская, у которой пропали японцы. По-моему, вам не обойтись друг без друга! — торжественно произнесла Завьялова.

— Такие дела, — грустно кивнула Олеся. — Олег Аскольдович сказал, что вы поможете… Мне очень приятно познакомиться с вами, Вера Алексеевна! Только наша ситуация абсолютно безнадежна!

— Олеся, вы сперва расскажите все. А уж потом определим степень безнадежности, — сказала Лученко.

— Хорошо, — легко согласилась Суздальская. — Через минуту закончу экскурсию, пройдем в Испанский зал. Там скамья, мы присядем, и я все расскажу. А то меня уже ноги не держат.

Лидия Завьялова, успешная актриса и еще более успешная любовница Олега Чепурного, рассматривала девушку как некую экзотическую зверушку. Высокая, метр семьдесят восемь без каблуков. Натуральная блондинка. Серые глаза, свежая кожа, никогда не знавшая косметики. Но все эти дары природы достались не той, кому следовало. Эх! Было бы все это у какой-нибудь ветреницы или, наоборот, у стервы, мечтающей быстренько сделать карьеру, — все пошло бы в ход! И свежая кожа, и волосы цвета растения лунник, и рост — форматный для модели. Можно только представить себе, с какой ловкостью эти дамы использовали бы все отпущенное им щедрой природой! Но Суздальская была барышней вне формата. Роста своего она явно стеснялась и при всяком удобном и неудобном случае старалась как-то ссутулиться, чуть ли не сложиться пополам. Натуральные светлые волосы она с маниакальным упорством изводила химической завивкой.

Три женщины едва начали разговор в сокровенной атмосфере музейных стен, как их тихую беседу внезапно прервали.

— Вот вы где, Суздальская! — рявкнул небольшого роста господин чиновничьего вида, крепенький, как откормленный желудь. — Ты тут как бы сидишь, с подругами лясы точишь, а сам заместитель мэра ждет твою группу, едрит твою налево! — Он вплетал в речь непарламентские выражения, не обращая ни малейшего внимания ни на музей, ни на женщин. — Ты хоть понимаешь, коза музейная, что как бы подставляешь все городское руководство?!

— Я… — пискнула Олеся, но чиновник не дал ей слова сказать. Он замахал перед носом кожаной папкой, и его щечки налились нездоровой свекольной краснотой.

— Мало того что этот …ный режиссер у вас здесь дуба дал, позор на всю страну! Так теперь японцев у тебя как бы с… ли! Позор на весь мир! Сегодня музей как бы закроют! К … матери! Я тебя не просто типа уволю! Мать!.. Тебя даже на панель работать не возьмут!!!

— Стоп! Перебор, — поднялась со скамьи Вера. — Представьтесь как положено!

— А ты кто такая?! — захрипел желудевый чиновник. И уже побагровел всей лысинкой с зачесанными на нее тремя волосами и задергал короткой, лишь чуть выглядывающей из галстука толстой шеей.

— Я — «скорая помощь»! — властно сообщила Вера, глядя ему прямо в точки зрачков. — Она вам скоро понадобится. Так орать в глухом костюме, в рубашке с галстуком. Да еще с этакой инсультной шеей! Хотите прямо сейчас в реанимацию?!

— Не… не хочу, — перешел на шепот деятель городского масштаба. Он сел на скамью рядом с Лидой и принялся лихорадочно ослаблять узел галстука. Лицо его медленно бледнело, на лбу появилась испарина. Ему явно становилось совсем нехорошо.

— Ну вот видите, — сказала ему Лученко. — Уже артериальное давление подскочило, голова кружится, подташнивает. Так?

— А… Как бы… Типа того, — проквакал желудевый.

Вера не спеша достала пластинку с витаминными таблетками из глубин внутренних карманчиков сумки. Протянула таблетку чиновнику, приказала:

— Под язык!

В разных житейских ситуациях доктор Лученко использовала эти таблетки с безвредными витаминами для эффекта плацебо, знакомого каждому медику. Пациент верит в чудодейственную силу таблетки, и ему становится легче. Чиновник послушно положил таблетку в рот. Минуту смотрел на Веру кроличьим взглядом. Потом по лицу прошла волна облегчения. Ему стало Легче. Давление нормализовалось. Запал гнева и ора куда-то улетучился. На лавке сидел тихий уставший человек.

— Как быть, доктор? — спросил он, угадывая профессию и глядя на Веру уже человеческим взглядом.

— Толком можете рассказать? — обратилась Лученко к чиновнику.

— Могу, — кивнул тот, сдирая с шеи надоевший галстук.

— Как вас зовут? — Психотерапевт привыкла обращаться к людям по имени-отчеству. Даже если эти люди такого обращения не заслуживали.

— Борщик Юрий Прокофьевич. Управление культуры, замзавотделом. Вот визитка. — Он зачем-то протянул доктору свою визитку с множеством регалий.

— А Витольд Дмитриевич где?

— Он звонил, что задерживается, — испуганно взглянул на осведомленную докторшу Борщик.

— Юрий Прокофьевич, зачем заместителю мэра понадобились японцы?

— Это же представители концерна «Мицубиси»! Вот мэрия и решила их принять как бы на высоком уровне. Типа обед в честь японцев…

— Значит, встреча заранее не была запланирована?

— Нет, все решилось как бы в последний момент…

— Понятно. Японцев отыщем, а вы возвращайтесь на работу.

— А это не террористы их захватили? А то меня на улице ждут еще работники МВД. Они уже и военных, и ОМОН как бы на уши поставили…

— Отменить! — решительно заявила Лученко. — В котором часу должен быть обед?

— В семнадцать, то есть в пять часов! — отрапортовал чиновник.

— До пяти мы их точно найдем. Не волнуйтесь, — успокоительно прикоснулась Лученко к его руке. — Транспорт у вас какой-то есть? Хорошо. Микроавтобус и водителя через полчаса — сюда, к музею!

— Будет сделано, — облегченно вздохнул Борщик и покатился мелкой походочкой к выходу, сам не понимая, почему он так искренне поверил впервые в жизни увиденной докторше.

Когда он скрылся из поля зрения, Завьялова скептически заметила подруге:

— И где ты их возьмешь, Верунь? Мы с тобой дружим уже сто лет, а я все к твоим фокусам никак не привыкну! Ведьмочка ты наша!

— Никакие это не фокусы, а простая догадливость и знание психологии. Иди, встречайся со своим Олегом, вижу ведь, у вас встреча… Олеся! — обратилась она к Суздальской. — Нам с вами нужно пожурчать. Пойдемте в парк.

В парке напротив музея расположилось открытое кафе. Вера почувствовала голод после работы с Борщиком, требовалось подпитать затраченную энергию. Они сели за плетеный столик, накрытый белой льняной скатертью. Вокруг бушевала теплая золотая осень. Официантка принесла меню.

— Мне только кофе, — смущаясь, торопливо выпалила Олеся.

— Ничего подобного! Вы сегодня не завтракали. А из-за всей этой истории с японцами у вас совсем пропал аппетит. Но теперь он проснулся, и мы его не обманем! — Вера посмотрела в глаза стеснительной музейщице. — Олеся, у меня хватит денег на прокорм двух таких стройных девушек, как мы с вами.

— Вера Алексеевна!.. — Суздальская собиралась что-то пролепетать, но тут подошла официантка.

Вскоре им принесли жаркое с черносливом в оранжевых керамических горшочках, салат из помидоров и огурцов с постным маслом, блюдце с черным ржаным хлебом. На десерт Вера заказала ванильное мороженое и кофе.

— Обожаю, когда умеют готовить! — Лученко втянула в глубину чутких ноздрей ароматный дух из горшочка, открыв нахлобученную шапочку из теста. — Попробуем!

— До чего же вкусно! — восхитилась Олеся.

Вскоре с горячими и холодными закусками было покончено. По Вериному кивку расторопная официантка принесла по три шарика ванильного мороженого в кокосовой стружке и две маленькие чашки кофе эспрессо. За десертом разговор возобновился.

Постепенно выяснилось, что Олеся уже успела две недели поездить с японцами по «Золотому кольцу». По линии «Общества Дружбы» ее часто привлекали к работе с разными японскими группами. Японский язык редкий, на переводчиков — спрос. Суздальская не стала хвастаться, что ее считают одной из лучших переводчиц японского языка в городе. Олесе предложили поработать с группой японских менеджеров из компании «Мицубиси». Правда, ее честно предупредили — тур с японцами не денежный. Японцы оплачивают проезд, гостиницу и четырехразовое питание гида-переводчика. Суздальская счастливо кивала одуванчиковой головой. Ей внятно объяснили, что лучше поработать на международном симпозиуме онкологов синхронным переводчиком. Там платят очень прилично, у них богатый спонсор, фармакологический концерн. И можно никуда не ехать. Все происходит прямо в Доме Учителя. Центр города, и куча денег за один день работы. Но Олеся, глупо улыбаясь, тихо сказала: «Я всегда мечтала показать японцам „Золотое кольцо“». Когда за Суздальской закрылась дверь, организатор тура, ухоженная женщина, увешанная золотом, как витрина ювелирного бутика, тяжело вздохнула: «Идиотка!» Это пыльные летние дороги, гостиницы с обязательным отсутствием горячей воды, путаница с поселением, питание в ресторанах, после которого гастрит обеспечен… Олеся же совсем не замечала дорожных неудобств. Истово выездила и выходила с японцами все экскурсионные маршруты «Золотого кольца», музеи Москвы и Питера. Последним городом пребывания фирмачей стал ее родной Киев. И вот в Киеве, где в своем родном музее Суздальская умудрялась и работать ночью, и водить днем японскую группу, она ее потеряла. Из музея они вышли, забрали из гостиницы вещи — и растворились в неизвестном направлении. Вечером у них самолет, а их нигде нет…

— Итак, главное. Что отличает ваших японцев от любой другой группы? Скажем, от экскурсантов из Торонто или из Жмеринки? — спросила Лученко.

— Вот! Мне давно хотелось с кем-нибудь поделиться этими наблюдениями, — улыбнулась воспрянувшая после еды девушка. Ее впалые щеки порозовели, глаза утратили затравленное выражение, а мысли перестали путаться. — Кстати, знаете, они называют меня «Ореся», поскольку в японском языке нет буквы «л». Правда, смешно?

— А как же они говорят слово любовь? Рюбовь, что ли?

— Да. Именно так: рюбовь! Вообще, они удивительные люди. Словно жители совсем другой планеты. Иногда мне кажется, что они живут не только на Земле у себя на островах, но еще где-то… во Вселенной. У них совсем другое мышление. Мы мыслим массами: толпами людей, лесом деревьев. И от общего идем к частному. Японцы — наоборот: они видят одного человека, одно дерево. У них не случайно постоянные мотивы — одна ветка в вазе, одна сосна на фоне Фудзи, одна ветка сакуры. В одном они видят общность, как в капле воды — океан. В одной личности они видят коллектив, который эта личность собой представляет.

— Олеся, скажите, какие места во время поездки по «Золотому кольцу» им особенно понравились?

— Этнографический музей под открытым небом. Они там почти весь день провели. Пришлось даже отменить обзорную.

— Ну вот, диагноз ясен. А сегодня по плану у них что должно быть, кроме вашего музея? До того, как их пригласили на обед в мэрию?

— В том-то и дело, что они не догадываются ни о каком обеде в мэрии! У них по программе — свободное время. Потом прощальный ужин в гостинице «Киевская Русь» — и в Борисполь, на самолет. А сообщение об этом злосчастном обеде пришло, когда они уже ушли из музея… — Суздальская снова расстроилась.

— В таком случае я знаю, где они находятся! — уверенно заявила Вера.

Олеся удивленно приоткрыла рот и стала очень похожа на ребенка, который верит в Деда Мороза и ждет, когда тот достанет из своего волшебного мешка самый заветный подарок.

Вера озорно подмигнула экскурсоводу.

— Ну что, пойдемте. Поедем за ними и привезем в мэрию.

— Вера Алексеевна! Я вас умоляю, скажите…

— Тсс! — приложила Вера палец к губам. — Потерпите, Ореся!

У музея уже стоял автобус «форд», присланный Борщиком. Лученко села на переднее сиденье рядом с водителем и шепнула, куда ехать. Суздальская сидела в салоне в полном неведении. А психотерапевт Лученко, пока они ехали, думала о девушке. Искусствовед. В данном случае не столько профессия, сколько диагноз. Кроме искусства, ее мало что в жизни интересует. И нормальным людям, не искусствоведам, приходится это учитывать. Они, нормальные, относятся к ней с каким-то болезненным вниманием и некоторой долей глубоко спрятанной брезгливости, как это бывает у здоровых по отношению к тем, у кого лишняя нога или рука. Не отсутствие органа, к этому у нас как раз относятся с сочувствием. У нас вообще к отсутствию чего-либо относятся с пониманием. Жалеют. А лишнего — не любят. Олеся телом была здесь, а мыслями — где-нибудь в другом времени или месте. Например, читала письмо, как девушка Вермеера. Или перевязывала отрезанное ухо Ван Гогу.

Карьера обходила ее стороной, как зачумленную. В музее, где она честно трудилась последние семь лет, Суздальская по-прежнему оставалась младшим научным сотрудником. Хотя вокруг нее, казалось, все и вся, даже восемнадцатилетние девочки из экскурсионного отдела, второкурсницы-филологички, уже имели статус старших научных сотрудников. Олеся в совершенстве владела тремя простыми (как она сама говорила) языками: английским, французским и итальянским, и одним сложным: японским. Его она выучила просто из любви к японскому искусству. Все подруги твердили, что с ее иностранными языками, с энциклопедическими знаниями искусства и культуры она могла бы не сидеть на смехотворном мэнээсовском окладе, а зарабатывать нормальные деньги. Но Олеся была совершенно равнодушна к деньгам. Поэтому жила более чем скромно. Как церковная мышь. Но при этом — мышь, патологически любящая искусство.

Она не была хороша собой, не умела бороться за свои права и не имела реального представления о практической стороне жизни. Зато она без труда могла отличить малых голландцев от поздних фламандцев, импрессионистов от постимпрессионистов, а голубой период Пикассо от розового. Легко проникалась смыслами современных абстрактных полотен. Эту живопись даже сами ее создатели понимали не всегда. Суздальская же разгадывала шарады современных художников «на раз-два-три», после чего выдавала такую глубину понимания формалистической мазни, что авторы творений смотрели на нее взглядом Бориса Годунова на юродивого, увидевшего и озвучившего то, чего другим рассмотреть не дано. Несмотря на полное отсутствие какой бы то ни было жизненной хватки, Суздальская была спокойна и тихо счастлива оттого, что занималась любимым делом. До дня сегодняшнего.

Спустя двадцать минут они оказались за городом, перед воротами со шлагбаумом.

— Так это же Пирогово! — воскликнула Олеся, когда они вышли из автобуса. — Скансен, музей под открытым небом!..

Они вошли в Музей народной архитектуры и быта Украины, мимо двух ветряков прошли к склону холма, который сбегал в долину, укрываясь золотой рогожкой пшеницы. Здесь Вера остановилась и, указывая рукой на следующий холм с ветряком, сказала:

— Вон та группа, что сидит на траве у дальней мельницы, пять человек… По-моему, это ваши пропавшие японцы.

Олеся вглядывалась, но издалека не было видно, кто именно сидит на траве. Просто маленькие фигурки. Высокая музейщица помчалась к ним, неловко разбрасывая длинные ноги, как подросток. Вера, в своей узкой юбке и на каблуках, не поспевала за ней. Скоро они увидели японцев, сидевших под крыльями ветряка. Олеся радостно прокричала что-то по-японски своим экскурсантам. Те, завидев ее, встали с травы и засеменили навстречу. Она вдохновенно залопотала с ними, что-то ответила на реплику одного из экскурсантов. Японцы рассмеялись.

— Я им сказала, что это вы помогли их найти! Хаяси Иити шутит, что вы, Вера Алексеевна, похожи на японку и они заберут вас в Японию.

Вера с улыбкой посмотрела на шутника.

— А господин Маэда Синдзо просит вас сфотографироваться на память. Вы не возражаете?

— Ну что ж, сфотографируемся! — согласилась Вера.

В машине, пока их везли в центр города, Суздальская все поглядывала на Веру. Чувствовалось, что вопросы не дают ей покоя. Но она не сказала ни слова. Зато Лученко обратилась к ней:

— Кстати, Олеся. Я хотела спросить у вас про ангела-хранителя…

Суздальская густо покраснела и посмотрела на собеседницу испуганно.

— А впрочем, — сказала Вера, улыбаясь, — можно уже и не спрашивать.

Высадили группу и Олесю перед зданием мэрии, где уже нервно бегал чиновник управления культуры Борщик. Увидев японских менеджеров вместе с Суздальской, он радостно зарокотал, замурлыкал, словно внутри него включили моторчик.