Шпионский Кёнигсберг. Операции спецслужб Германии, Польши и СССР в Восточной Пруссии. 1924–1942

Вместо предисловия

Около пятнадцати лет назад автору посчастливилось познакомиться с интересным человеком — Потемкиным Иваном Ивановичем, и, как часто случается, знакомство это произошло случайно. В жаркий летний день автор этих строк вместе со своим другом поехали к морю в Балтийск позагорать и покупаться. По приезде в город друг предложил накоротке посетить его родственника, чтобы передать небольшие гостинцы. Друг называл своего родственника «дедом», упоминая его весьма почтенный возраст. По его словам, много времени это не займет и где-то через полчаса мы уже будем плескаться в водах Балтийского моря.

Все произошло, как и было запланировано, только предполагаемые изначально «полчаса» незаметно перетекли в многочасовую беседу, закончившуюся под утро следующего дня. Автор не один раз пожалел, что у него под рукой не оказалось звукозаписывающего устройства, позволившего бы в деталях и подробностях зафиксировать исключительно интересные рассказы Ивана Ивановича.

Выяснилось, что свою службу в органах НКВД СССР он начал в далеком 1937 году по путевке комсомола. Вспоминая былое, Иван Иванович рассказал такой эпизод из своей биографии, когда после окончания Харьковской школы НКВД он был направлен на практику в один из отделов Лубянки. После представления начальнику, который как-то суетливо обрисовал круг будущих задач, заключавшихся на первых порах в разборе старых дел, он получил картонную коробку с ключами от служебных сейфов. Ивану Ивановичу предстояло произвести «инвентаризацию» оставшегося от предшественников наследства в виде большого количества служебных документов, хранившихся в сейфах отдела. Работа предстояла простая, но кропотливая.

Получив соответствующие указания, Иван Иванович вошел в назначенный ему кабинет. Первое, что бросилось ему в глаза, были засохшие цветы в горшках и толстый слой пыли на столах. На вешалке висели бесхозные шинели и фуражки бывших хозяев сейфов и столов.

Много вопросов задавать в таком учреждении, как Лубянка, не следовало, и, зная это, Иван Иванович больше слушал, чем говорил. Со временем, сблизившись с некоторыми из оставшихся в отделе чекистов, он выяснил, что хозяева шинелей и фуражек были арестованы, причем такие аресты проходили по незамысловатой схеме: сотрудника вызывали по телефону к начальнику и больше он в свой кабинет не возвращался. Потом уже Ивану Ивановичу стало ясно, что массовое зачисление молодых сотрудников было связано с начавшимися репрессиями в органах безопасности, когда значительное число чекистов было ликвидировано коллегами в результате целого ряда чисток.

Работа Ивана Ивановича заключалась в том, что ему нужно было бегло ознакомиться с содержанием дел, производство по которым уже закончилось либо в связи с осуждением фигурантов, либо по каким-то другим причинам. Потом составить по каждому делу короткую справку для доклада руководству и соответствующие документы для сдачи дел в архив.

В соседнем большом помещении, по всему периметру заставленному большими стеллажами, располагались коробки с находившимися в них «вещдоками», содержание которых и было поручено Ивану Ивановичу описывать, чтобы потом уничтожить установленным порядком.

В коробках находились личные письма, документы, дневники, фотографии людей, которые ранее уже были либо расстреляны по сфабрикованным показаниям, либо томились в лагерях ГУЛАГа. Особенно поразило Ивана Ивановича большое число дореволюционных орденских знаков и крестов, принадлежавших в прошлом их владельцам: царским чиновникам, жандармам, офицерам, священнослужителям. Уже в процессе работы над описями сдаваемых в архив дел Иван Иванович ознакомился с некоторыми биографиями их фигурантов.

Множеством подобных воспоминаний поделился Иван Иванович с автором этих строк. Особенно интересные рассказы были связаны с обстоятельствами его знакомства с Василием Сталиным и Леонидом Хрущевым во время их совместной службы в авиационных частях. Но это уже другие, не относящиеся к нашей теме истории.

Провоевав всю войну оперуполномоченным Смерша, Иван Иванович закончил ее в Германии, где ему и пришлось столкнуться с розыском и допросами бывших сотрудников германских спецслужб и их агентуры. В частности, Иван Иванович рассказывал, как он лично, при помощи в качестве опознавателей ранее задержанных сотрудников гестапо и полиции, посещал лагеря немецких военнопленных для идентификации интересующих советскую контрразведку лиц, «растворившихся» в массе обычных военнослужащих вермахта.

По воспоминаниям ветеранов советской контрразведки, державшие оборону в районе Королевского замка и Гвардейского проспекта в Кёнигсберге сводные полицейские части, в составе которых и находились объекты розыска, после кратковременного пребывания в сборном лагере на Берлинерштрассе (ул. Суворова в Калининграде), были «раскассированы» по целому ряду других лагерей Восточной Пруссии.

Для розыска этих людей были сформированы небольшие оперативные группы. Сложность розыскных мероприятий заключалась в том, что часть бывших сотрудников германских спецслужб успела сменить свою форменную одежду на стандартное обмундирование частей вермахта. Другая часть постаралась избавиться от знаков различия и другой символики, указывавшей на их принадлежность в прошлом к службе в гестапо, СД, крипо и т. д. Вот и пришлось советским контрразведчикам поневоле становиться «экспертами» в области германской униформистики, чтобы по покрою формы, другим деталям ее «декора» (цвет воротников, формы карманов и т. д.) суметь выделить нужных людей.

Времена были простые и суровые, особым «почтением» к солдатам поверженного вермахта чекисты не отличались, и, чтобы как-то соблюсти конспирацию, опознавателям из ранее взятых в плен сотрудников германских спецслужб на голову надевали подобие мешка и водили перед строем бывших сослуживцев. Они просто указывали пальцем на своих коллег по шпионскому ремеслу, которых тут же выводили из строя для дальнейшей работы.

«Дальнейшая работа» заключалась в проведении многочасовых допросов задержанных, в ходе которых и выяснялись интересующие советских контрразведчиков сведения. Особый интерес представляла информация в отношении агентуры немецких спецорганов, оставленной на освобожденной территории с разведывательными и диверсионными заданиями. Допросы проводились по определенному алгоритму по следующим формальным вопросам, требующим выяснения: установление личности допрашиваемого, его биографических данных, служебной карьеры в спецслужбах (занимаемые должности, направления деятельности и т. д.).

После этих процедур сотрудник контрразведки приступал к тем ключевым темам, ради которых собственно и производилось задержание — получение конкретной информации о структуре, кадровом составе специальных органов и их агентуре. Допрашиваемому предлагалось собственноручно изложить в письменном виде ответы на заданные вопросы. В дальнейшем переведенные на русский язык записки подвергались дополнительному изучению и конкретизации в ходе допросов.

Подавляющее большинство задержанных, особенно из числа сотрудников гестапо и тайной полевой полиции, в желании смягчить свою участь, давали исчерпывающие показания о своей прошлой работе. Собственноручно написанные ими записки иной раз по объему соответствовали многостраничным научным трактатам, причем в целях экономии бумаги им предлагалось писать мелким убористым почерком с двух сторон листа.

Особенно Ивану Ивановичу запомнился один пожилой сотрудник тайной полевой полиции, ранее служивший командиром роты полиции порядка в Кёнигсберге, который писал свои показания устаревшей готической скорописью, переводить которые, в силу отсутствия навыков, отказывались штатные переводчики отдела контрразведки.

Истории некоторых из арестованных запомнились Ивану Ивановичу в силу их необычности и нестандартности. Так, например, ему пришлось вести дело одного из сотрудников отдела войсковой разведки вермахта, до пленения проходившего службу переводчиком в разведывательном отделе (IC) пехотной дивизии, который до войны уже успел побывать на допросах у чекистов. Назовем его «Фрицем».

Представляясь Ивану Ивановичу во время первого допроса, Фриц четко назвал статью Уголовного кодекса РСФСР, по которой он был осужден в 1937 году, и дал полные показания о своей службе в германской разведке. Выяснилось, что в 30-е годы по вербовке советского полпредства в Берлине, он, в числе других специалистов, был направлен в СССР участвовать в строительстве металлургического комбината на Урале. Перед выездом к нему на квартиру пришли два сотрудника полиции, и в результате собеседования он был ими завербован в интересах германской разведки. Задания были несложные — сбор информации о производственных мощностях возводимого комбината, используемые при строительстве технологии и т. д. Во время посещения родственников в отпуске Фриц был подвергнут разведывательному опросу со стороны своих вербовщиков, которые также предложили собственноручно дать ответы на поставленные вопросы. Был отработан устный пароль, по которому к нему обратится резидент в СССР, задания которого было предложено исполнять.

Каково же было удивление Фрица, когда в один из дней, уже после возвращения из отпуска в СССР, он был арестован сотрудниками НКВД и препровожден в местную тюрьму. Еще больше он удивился, когда на очной ставке со своим коллегой по работе на строительстве последний назвал ранее отработанный полицейскими пароль и его агентурный псевдоним. В дальнейшем выяснилось, что коллега Фрица был резидентом германской разведки и после «серьезного разговора» с чекистами дал показания о своей деятельности и деятельности возглавляемой им резидентуры в Советском Союзе.

После суда и недолгого пребывания в советской тюрьме Фриц был выслан в Германию, где снова попал в условия, напоминавшие тюремное заключение. На этот раз в течение нескольких месяцев его допрашивали уже сотрудники гестапо, интересовавшиеся причиной провала резидентуры. В допросах также принимали участие офицеры абвера, которые больше интересовались чисто разведывательной проблематикой.

После завершения расследования, в ходе которого Фриц проявил свою лояльность властям Германии, ему было предложено пройти дополнительную разведывательную подготовку для дальнейшей работы на Западе. Обучение проходило в составе небольшой группы в одном из тихих пригородов Берлина, где новоиспеченным «разведчикам» читался учебный курс нового для них ремесла. В течение трех месяцев кадровые сотрудники гестапо и абвера обучали курсантов основам вербовочной деятельности, шифрования, подготовки химикатов для написания писем тайнописью и другим «наукам», без которых разведчик не может обойтись.

После завершения учебы Фриц на некоторое время был оставлен в покое. Непосредственно перед началом польской кампании он был призван на службу рядовым в одну из частей вермахта. А еще через некоторое время был переведен на должность переводчика в разведывательный отдел одной из пехотных дивизий, где и прослужил до своего пленения советскими войсками в 1945 году.

Одним из важных вопросов, стоящих перед советскими контрразведчиками в Кёнигсберге, было выяснение судьбы архивов и картотек германских разведывательных и контрразведывательных органов, располагавшихся на территории Восточной Пруссии. Дело в том, что специальные группы советской контрразведки, действуя в порядках наступающих войск и имея задачи захвата таких исключительно важных материалов, частично их выполнили. Но основную массу оперативной документации обнаружить «по горячим следам» не удалось. Вот и пришлось уже после окончания боевых действий вернуться к их поиску.

Большинство допрошенных лиц такой информацией не располагали, ограничиваясь ссылками на исполненные ими лично приказы, в соответствии с которыми оперативные и архивные материалы должны были быть уничтожены. Каких-либо важных документов о деятельности германских специальных органов обнаружено не было. «Улов» ограничивался частью картотеки на содержавшихся во внутренней тюрьме гестапо арестантов и большим количеством личных дел сотрудников охранной полиции, особой ценности не представлявшим, но к которым для наведения необходимых справок периодически обращались в случае исполнения запросов других органов безопасности.

С немецкой педантичностью и пунктуальностью в таких делах отражались мельчайшие подробности служебной биографии полицейских, подавляющее большинство которых, в рамках ротации кадров, принимало участие в «особых акциях» на Восточном фронте. Под такими акциями подразумевалась борьба с партизанским движением и участие в «окончательном решении еврейского вопроса» в составе различных айнзатцкоманд и айнзатцгрупп полиции безопасности и СД.

Еще одна неудачная попытка поиска оперативной документации гестапо была связана с изучением содержимого сейфов этого учреждения. В подвергшемся разрушению здании полицайпрезидиума, где располагался Главный отдел гестапо в Кёнигсберге, в подвалах и на первом этаже лежали груды провалившихся туда с верхних этажей после пожара сейфов с песчано-бетонной смесью между стенок. Их содержимое относительно хорошо сохранилось, но, за редким исключением, интересные с оперативной точки зрения материалы в них отсутствовали. В нескольких сейфах были обнаружены плетки с измочаленными от долгого использования концами…