Штормовое предупреждение

ПРИЗ

Командир батареи главного калибра лейтенант Фролов сразу же после ужина собрался сойти на берег. Но не успел он дойти до трапа, как его окликнули: по шкафуту к нему бежал старшина первой статьи Дёмкин.

- Товарищ лейтенант, беда!

- Что случилось?

- Вострышев заболел. Жар у него, и на головную боль жалуется. Ужинать не стал.

Фролов озабоченно посмотрел на часы. Домой он явно опаздывает, жене опять придется одной идти в кино. А Вострышева надо посмотреть: если матросу изменяет аппетит, значит, дело действительно плохо.

Вострышев лежал на нижней койке. Увидев лейтенанта, он хотел встать, но тот жестом остановил его.

- Что с вами?-спросил Фролов, склоняясь над матросом,

- Да вот, застудился малость. Знобит.

Фролов приложил ко лбу матроса ладонь и тотчас же приказал старшине:

- Вызовите врача!

Старшина пошел было из кубрика, но, потоптавшись у трапа, вернулся.

- А может, не надо, товарищ лейтенант? Парень он крепкий. Нашего корня, сибирского! И без врача встанет.

- Верно, сам встану, - Подтвердил Вострышев.

- Да вы что, боитесь, что ли, врача?-спросил Фролов.

- Видите ли какое дело, товарищ лейтенант: нашему врачу только пожалуйся, он живо в изолятор отправит, а то и в госпиталь упечет. А у нас через два дня стрельбы,- пояснил старшина.

- И все-таки идите за врачом.

Старшина ушел. Вскоре он вернулся вместе с корабельным врачом капитаном Глушко. Капитан долго выстукивал и выслушивал матроса и наконец сказал:

- Ничего страшного нет. Грипп. Но больного необходимо изолировать.

- Я же вам говорил, товарищ лейтенант!-старшина Дёмкин махнул рукой. - Не видать нам теперь приза как своих ушей. Завалим стрельбу без Вострышева.

- Это почему же?-спросил Фролов. - Замените его Петровым.

- Не потянет он, товарищ лейтенант!-Старшина потупился и виновато признался: - Мы его мало тренировали. Кто знал, что такое случится?

Лейтенант удивленно посмотрел на старшину. Дёмкин еще ниже опустил голову и уже совсем тихо сказал:

- Я тут виноват, товарищ лейтенант. На моей совести это.

- На чемпионов ставку делаете?-сердито спросил Фролов. - А если бы это в бою? Тоже некем заменить Вострышева? Эх, старшина! А я-то вам доверял.

- Виноват, товарищ лейтенант!

- Виноват, виноват! Что, от ваших раскаяний легче станет?-окончательно рассердился Фролов и уже на ходу бросил:-Замените Петровым. Ясно? Еще два дня осталось…

Всего два дня! Хорошего заряжающего за такой срок не подготовишь. Конечно, Петров не новичок, он работал и за наводчика и за установщика трубок. Но заряжающий из него никудышный. Сила у него, правда, есть - двухпудовый снаряд подбрасывает играючи, а вот сноровки не хватает.

Старшина готовил Петрова хотя и ускоренно, но по обычным этапам, принятым на корабле. Сначала он тренировал матроса на самых удобных углах возвышения, потом постепенно увеличивал углы. Петров трудился, что называется, до седьмого пота и к исходу вторых суток уже выдерживал заданный темп стрельбы. Но старшина хорошо понимал, что этого недостаточно. Условия тренировок все же отличались от стрельбовых. Хотя бы тем, что сейчас Петров только выполнял команды старшины, а при стрельбе ему придется действовать по ревуну.

Дёмкин попросил включить схему стрельбы. Запели ревуны. Скорострельность высокая, как на призовых стрельбах. В действиях Петрова сразу появилась излишняя торопливость, нервозность. Вот он сбился с темпа. Пропуск!

- Хватит! - сказал старшина и, опускаясь прямо на палубу, добавил: - Не выдержишь.

- Не выдержу, - согласился Петров. - Хотя бы недельку еще.

- Кто нам ее даст? Прошибли мы, брат. Но тебя никто не винит.

- За ребят обидно, товарищ старшина. Они-то готовились.

- Вот и я о том же…

Они долго сидели молча. Потом пришел старший матрос Гаврилин. Присаживаясь рядом со старшиной, сказал:

- К Вострышеву ходил, так капитан не пустил. Пижаму, понимаете ли, на него надел, ходит как за малым ди-; тем. Должно быть, рад, что у него больной завелся. Не часто такое бывает.

- Когда обещает выпустить-то?

- Говорит, дня через четыре.

- Н-да! Удружил!

Помолчали. Гаврилин, как бы между прочим, заметил:

- Интересно, отобрал капитан у Вострышева форму или нет?

- Это не имеет значения.

- Как знать, может быть и имеет,- Гаврилин поднялся и загадочно усмехнулся. Но старшина не заметил этой усмешки.

К утру заштормило. Огромные косматые волны, тяжело наваливаясь на корабль и перекатываясь по палубе, бились о надстройки и рассыпались каскадами искрящихся в свете прожектора брызг. Темные, исхлестанные ветками молний тучи проносились над кораблем так низко, что казалось, будто он вспарывает их тонким острием мачты.

Старшина первой статьи Дёмкин, проверив, не мешает ли штормовое ограждение развороту башни, снова спустился в кубрик комендоров. Здесь качка ощущалась сильнее, было душно. Матросы, позавтракав, убирали со стола.

- Как там, товарищ старшина?-спросил Гаврилин.

- Лютует.

- Погодка как по заказу.

- Не ты ли такую заказывал?-спросил у Гаврилина Петров.

- Мне что, я качки не боюсь. Не знаю, как другие, - Гаврилин выразительно кивнул в сторону сидевшего на койке наводчика матроса Евцихевича. Теперь и старшина заметил, что Евцихевич бледен как полотно. «Не хватало еще, чтобы этот укачался», - с досадой подумал старшина и приказал:

- Евцихевич, пойдите-ка проверьте ограждение у башни!

Матрос поднялся с койки и неверными шагами пошел к трапу.

- Пусть проветрится, - сказал старшина, когда наводчик вышел. - Ну, а ты как, Петров?

- Ничего, товарищ старшина.

- Главное, не волнуйся и не думай о том, что можешь сбиться. Если будешь думать, обязательно собьешься. Уверенным будь.

- Есть, быть уверенным!-бодро ответил Петров, но по его лицу было видно, что он далеко не уверен в благополучном исходе стрельб.

В кубрик ворвался перезвон колоколов громкого боя. Комендоры вслед за старшиной бросились к трапу.

- Осторожнее, скользко!-не оборачиваясь, предупредил старшина.

Через несколько секунд он уже докладывал:

- Вторая башня к бою готова!

А от управляющего огнем одна за другой поступали команды:

- По щиту… Курсовой… Дистанция…

Задрожали стрелки приборов наведения, на элеваторе выскочили ролики. Матрос Грищук, отвечающий за подачу боезапаса из подбашенного отделения к орудиям, на-жал на рукоятку и пустил в ход подачу. Все шло нормально и у наводчиков. Теперь старшина все внимание сосредоточил на Петрове - если и он справится, то стрельба будет отличной.

Ревун! Первый залп, второй, третий… В короткие промежутки между ними старшина слышал за своей спиной чье-то тяжелое дыхание. Оглядываться было некогда. Это, наверное, командир батареи лейтенант Фролов. «Тоже волнуется», - подумал старшина.

Еще залп. Петров подхватил очередной снаряд и бросил на лоток. Тотчас сработал механизм досылания, лязгнул замок. Еще снаряд, второй, третий. Петров хорошо выдерживает темп!

Вот корабль вздрогнул - налетела большая волна. Петров покачнулся, однако успел положить снаряд на лоток. Молодец! Но что это? Он сунул палец в рот и сосет. Кровь. «Прищемил? Сколько он будет его сосать? Надо же подавать следующий снаряд!»

- Бери!-крикнул старшина.

Петров оглянулся. Лицо его перекосилось от боли.

В этот момент из-за спины старшины кто-то метнулся к Петрову, оттолкнул его и, подхватив очередной снаряд, бросил на лоток. И едва лязгнул замок, как прозвучал ревун. Успели! Старшина рукавом вытер со лба пот. Только теперь он узнал Вострышева. Так вот кто стоял у него за спиной! Откуда же он взялся?

Еще несколько залпов, и стрельба закончилась. Пока старшина делал контрольную проверку, Вострышев исчез. На его месте опять стоял Петров и все еще сосал палец.

- Не раздробило? - спросил старшина.

- Нет, только прищемило.

- Иди перевяжи.

Как же все-таки в башне оказался Вострышев? Только сейчас старшина вспомнил, что в отличие от других, Вострышев был не в рабочем платье, а в форме первого срока. «Так вот оно что!» - догадался старшина и строго спросил:

- Кто принес Вострышеву форму?

Молчание. Старшина, поочередно оглядев комендоров, остановил взгляд на Гаврилине. Матрос опустил глаза.

- Ну, так кто же?

- Я, товарищ старшина, - виновато признался Гаврилин.

- Так!

Старшина опять оглядел матросов. Почти все они опускали глаза. Значит, знали.

- Так!-повторил старшина и, резко повернувшись, пошел в сторону мостика.

Первым весть о победе принес корреспондент флотской газеты. Маленький, толстый и для своей комплекции, пожалуй, слишком подвижный, он шариком скатился по трапу и, на ходу вынимая из кармана блокнот, спросил:

- Вы старшина Дёмкин? Поздравляю. Я только что от флагарта - стрельба вашего корабля признана отличной. Считайте, что приз ваш. И рассказывайте, как все это было, мне материал нужен прямо в номер…

- Нечего мне рассказывать, - угрюмо произнес Дёмкин.

- То есть как это?-не понял корреспондент.

- А вот так. Вы к лейтенанту Фролову зайдите. Он в курсе.

- Но ведь вы же стреляли?

- Мало ли что. Вы извините, но я рассказывать ничего не буду. Так надо.

Корреспондент недоуменно пожал плечами, сунул блокнот в карман и побежал к Фролову.

- Да, завтра о нас бы в газете написали!- с сожалением произнес матрос Грищук, когда корреспондент ушел.

- Мое мнение такое, - подхватил Гаврилин, - что вы, товарищ старшина, зря рассказали обо всем лейтенанту…

- А ты погоди со своим мнением, - оборвал Гаврилина матрос Петров. - Мнение твое недействительно, на нем печати нет.

- Да что мы такого сделали?

- А то, что на обман пошли. По твоей, между прочим, инициативе.

- Я ведь ничего плохого не хотел.

- А вышло, видишь, как.

- Да кого же мы обманули? -не унимался Гаврилин.

- Себя! - старшина подошел к матросу. - Себя, Гаврилин, обмануть хотели. Понимаешь?

- Примерно.

- И примерять нечего. А если уж примерять, так к бою надо примерять, а не к призу и не к славе, которой тебе так хочется. Вот тогда оно и выйдет, что самих себя обмануть хотели. Теперь понял?

- Понял.

- Ну то-то, - старшина вышел из кубрика.

Он долго стоял у борта, глядя на темную, в синеватых подтеках мазута воду. Его одолевали мрачные мысли. Он понимал, что в случившемся больше всего виноват сам. Разве не он, готовясь к призовым стрельбам, прекратил тренировки, по взаимозаменяемости? Ведь если бы он как следует тренировал того же Петрова, все обошлось бы хорошо. Вот это-то Гаврилин понял и решил, что старшина будет с ним заодно, не выдаст. И другие небось так же думали. Какой же после этого может быть у него авторитет, как у командира?

…Лейтенант Фролов сидел за столом и составлял отчет по стрельбе. Когда Дёмкин вошел, он обернулся, но долго еще смотрел на старшину рассеянно, должно быть, продолжал высчитывать что-то в уме. Потом встряхнулся.

- Что у вас, старшина?-мягко спросил он.

Дёмкин замялся. Потом решительно выпалил:

- Отстраните меня от должности, товарищ лейтенант!

Фролов внимательно посмотрел на старшину:

- У вас все?

- Все.

- Так!

- Выходит, не оправдал я, товарищ лейтенант. Ну, значит, и того… убирать меня надо.

- Так!-уже строго повторил лейтенант.- Испугались?

- Нет, я по совести.

- Так вот, дорогой мой, - снова мягко сказал лейтенант. - По совести будет так: вы запустили тренировки, вам их и налаживать.

- Да ведь уважение я у людей потерял. Это как?

- Они поймут вас. Поверьте, дорогой мой старшина, люди у нас замечательные. Они вам помогут.

«Помогут ли?» - думал старшина, ворочаясь в постели, Было уже за полночь, а он никак не мог уснуть. Он перебирал в памяти все, что было в его жизни значительного и оставило след. Он вспомнил, как первый раз пошел в школу, как подстрелил первую белку, как его однажды чуть не задрал в тайге медведь. Вспомнил, как впервые увидел морю и ему было непривычно и немного страшно. Потом обвык, а сейчас оно тянет. В отпуске был, скучал без него, Видно, есть в нем что-то такое…

Кто-то на цыпочках подошел к трапу и начал подниматься. Старшина повернул голову, но увидел только голые волосатые ноги. «Кто же это босиком пошел? Ботинки надернуть лень, вот народ!»

Вскоре по трапу опять мягко застучали пятки. В тусклом свете дежурной лампочки старшина едва узнал Гаврилина. Он был в одних трусах, под мышкой нес какой-то сверток. На цыпочках подойдя к рундуку, матрос осторожно открыл его и сунул в его темную пасть сверток.

- Ты что, Гаврилин?-шепотом спросил старшина.

Матрос вздрогнул и захлопнул дверку рундука. Она громко стукнула, кто-то спросонья заворочался в углу. Гаврилин подошел к койке старшины и прошептал:

- Это я, товарищ старшина. К Вострышеву за формой ходил.

- Мог бы и днем взять. Теперь-то уж все равно,

- Виноват, не сообразил!

Гаврилин улегся. Потом спросил:

- А вы-то что не спите, товарищ старшина?

- На душе как-то муторно.

- А вы постарайтесь ни о чем не думать. По ночам всегда плохие мысли лезут. Вы к волне прислушайтесь, она хорошо убаюкивает, - посоветовал Гаврилин.

Странно, но этот короткий разговор успокоил старшину. Засыпая, он слышал, как у борта ласково воркует волна. .

Утром он особенно придирчиво проверял заправку коек, уборку в кубрике, во время осмотра и проворачивания механизмов подолгу стоял у каждого заведования. И, к своему удивлению, заметил, что матросы сегодня все делают с особым старанием. «Жалеют, что ли, меня?» Эта мысль почему-то разозлила его, и он все утро ни с кем не разговаривал. Но он не умел злиться, это противоречило его общительному, добродушному складу характера, было несвойственно ему. И уже в первый же перерыв он подсел к дымившим на юте матросам и спросил:

- А скажите честно, ребята, не жалко вам приза-то?

Несколько мгновений все сосредоточенно молчали. Потом Гаврилин задумчиво сказал:

- Жаль, конечно. Да ведь не в нем дело. Урок нам всем хороший вышел - вот что главное. А приз мы на будущий год обязательно возьмем. Так я говорю, моряки?

- Верно! - подхватили несколько голосов.

- То-то!-Старшина шутливо погрозил пальцем и заговорщически подмигнул комендорам.