Штрафник-истребитель. «Искупить кровью!»

Глава 2

Резкий разгон, вторая, третья передача… Ветер бил в лицо, но глаза были защищены очками. Заметивший его немецкий часовой стал посередине грунтовой дороги и поднял вверх правую руку; требуя остановиться, крикнул: «Хальт!» Он явно принял Михаила за своего. Да и как не ошибиться? Мотоцикл немецкий, автомат поперек груди – немецкий, на голове – пилотский шлем с очками-консервами, которые бывают не только у летчиков, но и у мотоциклистов. Одет в летную тужурку синего цвета, – так и немецкие пилоты в таких же ходят. Потому и не стрелял часовой. А когда понял, что Михаил не собирается останавливаться, отскочить в сторону не успел – Михаил сбил его корпусом коляски.

Удар получился сильным – руль рванулся из рук, но он удержал его. Сразу свернул направо – за стоянку самолетов – и стал объезжать ее. Целью его были бочки с горючим.

Михаилу удалось беспрепятственно подъехать к складу – аэродром продолжал жить своей обыденной жизнью. Он остановился за полсотни метров от склада, пересел в коляску, но мотоцикл не глушил. Повел стволом по бакам, нажал спуск. Ничего не произошло. Михаил передернул затвор, нажал спуск снова. Пулемет загрохотал, задергался, из пробитых бочек потекли струйки топлива.

Сбоку из-за бочек выскочил часовой с винтовкой в руках. Михаил довернул ствол и срезал его очередью. Снова повернул пулемет, дал длинную очередь по бочкам. Всколыхнулось пламя. «Надо быстрее убираться отсюда, пока не произошел взрыв», – пронеслось в голове.

Михаил перепрыгнул из коляски в седло мотоцикла и рванул газ.

На аэродроме уже обеспокоились стрельбой и языками пламени. К бочкам с топливом бежали с десяток людей, некоторые – с огнетушителями в руках. Из палатки стали выбегать пилоты.

Михаил резко затормозил – так, что мотоцикл занесло, прыгнул в коляску и дал длинную очередь по пилотам. Раздались крики. Михаил не отпускал спуск, водя стволом по упавшим пилотам, по обеим палаткам – по всему, что еще шевелилось.

Наконец пулемет смолк, щелкнув затвором вхолостую. Разогретый ствол его дымился от активной стрельбы.

По корпусу коляски ударила пуля. Занятый стрельбой, Михаил даже не смотрел назад. Теперь он обернулся. К нему бежали трое солдат с винтовками, стреляя на ходу.

Чтобы не быть мишенью в коляске, Михаил вывалился на землю и дал очередь из автомата. Завертел головой, решая, куда убегать. Прямо перед ним была завалившаяся брезентовая палатка, за ней – лес. Позади – самолеты, один из которых молотил винтом на холостом ходу. Фонарь кабины был отброшен в сторону – видимо, механик прогревал мотор перед запуском.

Решение пришло мгновенно: к самолету – и взлетать! Идея абсолютно сумасшедшая! Но Михаил прыжками понесся к самолету. Техники и механики сбились в кучу у ящика из-под пушечных снарядов.

Михаил обежал крыло, забрался на него и перелез в кабину. Выстрелов в спину от механиков он не опасался – кто же будет в тылу да при обслуживании самолетов носить при себе оружие? Стоя в кабине, он указал стволом автомата на одного из механиков и сделал красноречивый жест, понятный всем летчикам, – убрать колодки!

Механик робко привстал. Он явно не понимал этого сумасшедшего. Немец это или русский – по форме не разберешь. Перестрелял летчиков, поджег склад горючего и теперь требует убрать колодки из-под колес! Точно, человек не в себе!

– Шнель! – вдруг очень к месту вспомнил Михаил одно из немногих слов на немецком, которое было ему знакомо, преимущественно из кино.

Немец все-таки понял, нырнул под самолет и выбрался с другой стороны, таща за тросики тормозные колодки.

Михаил упал на парашют, служивший сиденьем пилотам, и захлопнул фонарь.

Управление незнакомое, но основные ручки и педали такие же, как и на других самолетах. Между ног – ручка вертикальных рулей и элеронов, ноги сами нашли нужные педали; слева, под рукой, – рычаг газа.

Его и потянул на себя Михаил. Мотор взревел, самолет тронулся с места. К нему уже бежали солдаты охраны. Они ничего не могли понять. Куда девался стрелок с мотоцикла? Кто в самолете? И потому пока они не стреляли.

Михаил дал вперед левой ногой, повернул на рулежную дорожку. Газ на себя до отказа!

Самолет начал разгоняться. «Буду взлетать с рулежной дорожки, – решил Михаил, – времени выруливать на взлетную полосу нет. Да могут и не дать взлететь: поставят поперек полосы грузовик, и все, приплыл».

На скоростемере – восемьдесят, сто… На какой скорости взлетает «мессер»? Михаил слегка толкнул ручку вперед – самолет поднял хвост. Скорость нарастала, но перед носом – за винтом – приближалась опушка леса.

Михаил слегка потянул на себя ручку и через мгновение услышал, как перестали стучать о землю колеса шасси. Он в воздухе! Пусть высота мизерная, но он смог оторваться от земли.

Михаил еще добавил газу, потянул ручку на себя. Увеличить бы угол подъема – лес близко, но Михаил не знал возможности «мессера». Потянешь резче – можно слишком круто задрать нос, потерять скорость и в итоге упасть.

Неубранное шасси чиркнуло колесами по кронам деревьев. Аэродром остался позади.

Михаил бросил взгляд на приборы – скорость уже 220. Надо убирать шасси, но как? Все надписи на тумблерах, кранах, ручках – на немецком. «Буду лететь с выпущенными шасси», – решил Михаил.

Высота уже метров двести, скорость – 300. Михаил посмотрел на компас, сделал осторожный вираж влево – «блинчиком», как говорят летчики. Теперь он держал курс на восток. Высоту не набирал, надеясь увидеть линию фронта. Должна же быть передовая? Ему бы только перелететь ее, а там можно подыскивать место для посадки. Плохо, что он не знал – далеко ли эта линия фронта, далеко ли до нее лететь?

Снизу ударила очередь из пулемета. Дымная трасса прошла сзади. «Слишком низко лечу – опасно, – понял Михаил, – надо забраться повыше». Он потянул ручку на себя, набрал высоту тысячу метров. «Если что – прыгну с парашютом», – подумал Михаил… и похолодел. Он сидел на парашюте, но не был пристегнут! О том, чтобы надеть на себя лямки подвесной системы, нечего было и думать. Они подгоняются по фигуре еще на земле, застегиваются. Проделать такой фокус в тесной кабине истребителя было невозможно, он не циркач и не гуттаперчевый гимнаст. Значит, о прыжке с парашютом нужно забыть. Хуже другое – из-за неубранного шасси, создающего значительное аэродинамическое сопротивление, начала расти температура масла в двигателе. Убрать бы его, да как? При такой температуре масла двигатель долго не протянет – буквально минуты, потом его просто заклинит.

И еще одна беда. Надвигалась темнота – причем именно с востока.

Михаил с тревогой поглядывал по сторонам и вниз, подыскивая место для посадки. По его прикидкам, километров пятьдесят он уже пролетел. Он кинул взгляд на приборы – 410 километров в час. Михаил немного убрал газ – слишком большая нагрузка на двигатель из-за неубранного шасси.

Облака еще были освещены, но земля уже теряла четкие очертания.

Слева, на удалении двух километров, прошла четверка «Мессершмиттов».

Через пять минут на земле стало темно, лишь реки посверкивали серебром.

Неожиданно впереди и правее курса мелькнул луч прожектора, причем не вверх, как зенитный, а по земле. «Ночной аэродром, – сообразил Михаил. – Значит, мне – туда». Он еще убавил газ, начав медленное снижение.

Далеко впереди стала видна посадочная полоса, взлетающий с нее большой двухмоторный самолет.

Михаил заложил небольшой правый вираж, нацеливаясь носом истребителя на посадочную полосу. Лишь бы с рулежки на нее не вывернул еще один самолет. Тогда – неизбежное столкновение!

Михаил еще убрал газ, планируя почти на холостых оборотах. На какой скорости садится «мессер»? Вопрос не праздный. Скорость мала – сядешь перед полосой, не исключено – на камни или пни, скорость велика – выкатишься за полосу, и тормоза не помогут, скапотируешь, как на «аннушке».

Скорость 150, 130… Михаил притер истребитель к полосе. Толчок, вибрация колес… Ура! Сел! Удалось! На незнакомом самолете, без карты, в ночи – так может повезти только раз в жизни.

Михаил до отказа толкнул ручку газа вперед, закрыл бензокран – где он расположен, разглядел еще в полете, при свете. И сразу – по тормозам. Самолет, пробежав метров около двухсот, остановился.

Михаил откинул фонарь кабины, с наслаждением вдохнул чистый, насыщенный запахом травы воздух, рукавом тужурки вытер мокрое от пота лицо.

Сзади приближался звук мотора, затем раздался визг тормозов.

– Эй, заблудился, фриц? Выходи!

– Я не фашист.

Михаил привстал в кабине, поднял руки.

– Это ты правильно руки поднял. Вылазь!

Михаил неуклюже выбрался на крыло, спрыгнул на землю. И почти сразу же получил удар кулаком в ухо.

– У, гад!

Когда Михаил поднялся с земли, потирая ушибленное ухо, в дело вмешался стоящий рядом мужчина.

– Погодь, пусть разберутся.

Михаила обыскали, сняли ремень с пистолетом, забрали документы – все это принадлежало убитому советскому пилоту.

– Лезь в кузов! И смотри мне! Чуть шевельнешься – застрелю!

Михаил залез в кузов полуторки и улегся на пол.

Полуторка тронулась, на пути следования несколько раз поворачивала влево-вправо, затем остановилась.

– Выходи!

Михаил выпрыгнул из кузова.

Перед ним было приземистое одноэтажное здание.

– Иди вперед! – Для большей убедительности слова сопроводил достаточно ощутимый толчок в спину.

Сзади шли двое конвоиров – видимо, из аэродромной охраны. Постучав в дверь, они завели его в комнату.

– Вот, товарищ командир, пленного взяли! – с торжеством в голосе сказал один из конвоиров. От удивления у командира с двумя «кубиками» на петлицах поднялись брови.

– Чего ты несешь, Патрушев?! Ты пьян, что ли?

– Никак нет, товарищ лейтенант. Он на наш аэродром на немецком истребителе сел. На «Мессершмитте», – для убедительности добавил он.

Лейтенант с интересом уставился на Михаила.

Конвоир сделал два шага вперед и положил на стол ремень с кобурой, пистолет и документы. Это были бумаги погибшего летчика.

– Вот, при нем оказались.

Лейтенант открыл командирское удостоверение.

– Так… Борисов.

– Сергей Иванович, одна тысяча девятьсот восемнадцатого года рождения, – продолжил Михаил.

– Воинская часть?

– Восьмой истребительный авиаполк тридцать восьмой истребительной авиадивизии.

– Кто командир?

– Курбатов.

Лейтенант откинулся на спинку стула.

– Скажи-ка, сержант, откуда у тебя немецкий самолет?

– Я старшина, – поправил лейтенанта Михаил, – а самолет трофейный.

– Это как же? С немцем самолетами в воздухе махнулся?

– Ну зачем же? Меня сбили во время выполнения боевого задания за линией фронта. Пробирался назад, к своим.

– Это еще посмотреть надо, кто для тебя «свои», – процедил лейтенант.

– По пути наткнулся на аэродром немецкий. Наудачу на одном из самолетов механики двигатель самолета прогревали. Ну я, в общем, смекнул, что к чему, и угнал его.

– Ты гляди, как просто у него получается! И немцы не возражали?

– Да нет, пострелять, конечно, пришлось, склад с горючим сжечь.

– Да ты герой, оказывается, – недоверчиво покосился на него лейтенант. – Это что же получается, – он стал загибать пальцы, – в одиночку аэродром разгромил, самолет угнал, склад с горючим поджег? Да тебя к ордену представлять надо! Ты кому врешь? Да я тебя в бараний рог согну, шлепну, как изменника и перебежчика! Расскажи, как немцы тебя завербовали!

– Бред какой-то! – Михаил понял, что его объяснениям никто не верит.

– В камеру его! А я пойду, взгляну на самолет – чего он там пригнал? – Лейтенант зло засмеялся.

Конвоиры толкнули Михаила в спину:

– Иди!

Его завели в небольшую комнату с зарешеченным окном и закрыли дверь.

В тюрьме или камере Михаилу еще сидеть не приходилось. Он осмотрелся. Хотя смотреть-то, по сути, было не на что. Комната – или камера – была абсолютно пуста: ни топчана, ни стула.

Михаил уселся в угол. Его одолевали мрачные мысли. «Зачем рвался к своим, да еще и на самолете? Выходит, глупость совершил? Может быть, надо было сесть где-нибудь в поле, самолет сжечь, а самому идти пешком? И линию фронта не разглядел. Да и была ли она сплошной, та передовая лета сорок первого?» Михаил даже застонал от осознания ошибки, которая может дорого ему обойтись. Если начнут копать да допрашивать, подмена вылезет наружу. Хуже того, если недалеко базируется 8-й авиаполк, могут вызвать командира эскадрильи для опознания. Все сразу и всплывет. Никакой он не Борисов. Фото на удостоверении мутноватое, из ста человек половина будет похожа, но любой сослуживец Борисова сразу скажет – не он! Тогда никакие слова оправдания уже не помогут. К стенке поставят и расстреляют. Время суровое, а его правдивый рассказ на сказку похож. «Интересно, – промелькнула мысль у Михаила, – в авиачастях все военнослужащие должны иметь голубые петлицы и такого же цвета околыш на фуражке?» У лейтенанта, который его допрашивал, они были темно-синего, даже какого-то василькового цвета. «А не НКВД ли это?» – обожгла его догадка.

Низко, почти над крышей, прошел самолет, натужно ревя моторами. «Бомбовоз!» – понял Михаил. Вот ведь, и угораздило же его на аэродром бомбардировщиков сесть. Обычно они от передовой дальше базируются, чем истребители. Еще ведь и спросят – а почему так далеко залетел? Коли истребитель, так и искал бы свой аэродром! Что тут ответишь? Что планшета с картой на трофейном самолете не было, да сумерки, в которых сориентироваться трудно? «Вот так и умрешь ты, Миша, в прошлом времени, да еще позорной смертью предателя и немецкого шпиона, не успев даже повоевать толком, – с горечью подумал он. – Да нет, кое-какой ущерб врагу все-таки нанес», – утешая себя, вспоминал он события прошедшего дня. – Несколько врагов убил, склад с горючим сжег, немецкий истребитель к своим перегнал. Так что свой вклад – пусть и маленький – в будущую победу он уже внес. Может быть, на секунду, на миг, но общую победу он приблизил. А с этим и умирать не так страшно.

Загремел засов.

– Выходи! Руки за спину, иди вперед.

Михаила завели в ту же комнату к уже знакомому лейтенанту.

– Будешь продолжать врать или сознаешься?

– Я правду сказал, добавить нечего.

Лейтенант кивнул. Конвоир сзади ударил Михаила прикладом винтовки под колени. Пилот упал, а конвоир принялся его пинать сапогами. На каждый удар тело отзывалось острой болью.

– Хорош! – приказал лейтенант. – Садись!

Михаил, преодолевая боль в избитом теле, уселся на табуретку, с трудом удерживая равновесие. Нижняя губа его распухла и кровила, левый глаз заплыл.

Лейтенант направил свет настольной лампы в лицо пилоту.

– Рассказывай – только правду! Будешь врать, все зубы выбью, сука! Чего с вами, гнидами, церемониться? Все равно к стенке поставим!

– Говорить ничего не буду. Все равно вы мне не верите, – едва выговорил Михаил.

– Нет, будешь говорить! – заорал лейтенант. Он вытащил из стола пистолет и сунул его под нос пилоту. – Или ты говоришь правду, или я тебя сейчас пристрелю!

– Пострелять захотелось? – Михаил сплюнул на пол. Пол окрасился кровью. – Ты бы лучше на передовую сходил.

Лейтенант пистолетом ударил Михаила по скуле. Сильно ударил, аж голова мотнулась в сторону.

В коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась, и вошел военный. В каком он был звании, Михаил понять не смог, но сквозь розовую пелену разглядел на петлицах по две шпалы.

Не обращая внимания на окровавленного Михаила, военный встревоженно сказал:

– Немцы прорвались, танки сюда прут. Километров двадцать осталось.

Лейтенант вскочил.

– У меня подследственный.

– А мне начхать! Собирайте документы и готовьтесь к передислокации.

– Есть! – Лейтенант козырнул. – А этого куда?

Военный бросил беглый взгляд на Михаила.

– Летчик?

– Так точно! – едва шевеля разбитыми губами, выговорил Михаил.

– За что в особом отделе?

Вмешался лейтенант.

– Сел на наш аэродром на немецком истребителе. Говорит – из восьмого ИАП, сбили над захваченной территорией. Сумел угнать «мессер».

В глазах военного промелькнуло удивление.

– На «Сб» летал когда-нибудь?

– Никак нет.

– Вот что, лейтенант, заберу я его у тебя. У меня два бомбардировщика без экипажей стоят.

– Так не положено, он проверку пройти должен.

– Ты в его полк звонил?

– Связи нет.

– А документы?

– В порядке.

– Потом, позже разберешься. Как там тебя? – Этот вопрос был уже адресован Михаилу.

– Борисов. Старшина Борисов.

– Пошли со мной.

Военный вышел, Михаил – за ним.

Ни конвоир, ни лейтенант не сделали даже попытки остановить его.

– Вот что, старшина. У меня потери большие, вчера два экипажа на земле погибли, при бомбежке. А самолеты их целехоньки. Ну не жечь же исправную технику? Коли ты с немецким истребителем разобрался, думаю, с «Сб» управишься. Механика я тебе дам, моторы он запустит. На первой машине я полечу – вместе со штурманом, ты за мной держись.

– Слушаюсь, товарищ комполка.

– Глаз-то видит? Управишься?

– Управлюсь – жить охота.

– Это ты правильно сказал. Лейтенант наш совсем с катушек слетел. Ему одни враги да предатели вокруг мерещатся. Насмерть забьет.

Они прошли к стоянке самолетов.

– Вот твой стоит. Михайлов! Ты где?

– Туточки я, товарищ майор.

– Нашел я пилота – истребителя. На «Сб» он не летал, но летчик боевой.

– А как же…

– А вот так! Нет у меня других пилотов. Двигатели ему запустишь. Штурмана тоже нет, за мной лететь будете.

Комполка направился к соседнему самолету.

– Товарищ пилот, извините, не знаю вашего звания, – обратился механик к Михаилу.

– Старшина. Старшина Борисов Сергей, – представился Михаил.

– Старшина Михайлов Петр, – протянул руку механик.

– Ну вот и познакомились, – пожал Михаил руку механику. – Показывай, как тут и что.

Откинув фонарь, они заглянули в пилотскую кабину. Тускло светились лампы подсветки.

Михаил уселся в пилотское кресло. Механик запустил левый двигатель, потом – правый, осмотрел приборы. Михаил внимательно наблюдал за его действиями.

Двигатели работали ровно.

– Движки-то новые, перед самой войной поменяли, – вздохнул механик.

Температура масла, головок цилиндров – все было в норме. Соседний «Сб» тоже прогревал двигатели.

– Сергей…

Михаил пропустил обращение мимо ушей.

– Сергей! – повысил голос механик.

– Извини, в кабине осматриваюсь, – спохватился Михаил. – «Чуть не прокололся! Надо откликаться на Сергея, коли уж так случилось».

– Ты на чем летал раньше?

– На «кукурузнике», – ляпнул было Михаил и чуть язык себе не откусил. Не было в те годы «Ан-2».

– А, на «По-2»!

– А еще на чем?

– На «И-16», – соврал Михаил. Все-таки по документам он – истребитель.

– Это ты на «мессере» вчера сел?

– Я, – вздохнул Михаил.

– Механики да техники уже оглядели «немца». Слух прошел – фриц заблудился, а это, оказывается, ты.

– За что и попал в Особый отдел.

– Лезь в самолет.

Петр забрался на место штурмана.

Соседний «Сб» увеличил обороты, пополз со стоянки. Отпустив его на сотню метров, стал выруливать и Михаил. Господи, да как же на этом можно летать? Управление не просто тяжелое – дубовое.

Самолет комполка вырулил на взлетную полосу и с ходу стал разгоняться. Михаил тоже вырулил на полосу, нажал на тормоза и добавил оборотов. Двигатели взревели, самолет задрожал. Михаил отпустил тормоза, самолет начал разбег и легко оторвался от земли.

– Фу, взлетели, – перевел дух Михаил. Он легко потянул штурвал на себя, набирая высоту. Где же самолет командира полка? Как будто бы уловив его мысль, на переднем самолете зажглись бортовые огни. Михаил догнал самолет ведущего, и бортовые огни тут же погасли. «Ну да, – сообразил Михаил, – все верно. Не мирное время, не ровен час – засекут зенитчики или ночные истребители». Лишь бы не облачность, тогда можно потеряться или ударить ведущего.

Но погода не подвела.

Михаил ориентировался на выхлопы моторов переднего «Сб». На фоне ночного неба они были хорошо видны. Заметив, что ведущий «Сб» летит с убранным шасси, Михаил сделал то же самое и ощутил два толчка, пришедшиеся снизу по корпусу самолета. Скорость возросла, управлять машиной стало легче. Но все равно на приборе – 330 километров в час. Тоже мне, скоростной бомбардировщик!

Михаилу стоило немалых трудов и напряжения удерживать самолет в ночном небе, следуя за ведущим. Кабина и приборная доска были ему незнакомы. Однако вскоре ведущий покачал крыльями и стал снижаться. Михаил тоже подобрал газ.

Высота уже метров триста. Куда же садиться – ни черта не видно, где аэродром!

С ведущего самолета выпустили две зеленые ракеты. Впереди – на земле – вспыхнул прожектор, осветив посадочную полосу. Передний «Сб» выпустил шасси, Михаил – тоже.

Передний «Сб» начал резко снижаться. Михаил не отставал. Вот самолет комполка коснулся колесами бетонки, Михаил – за ним. Однако или скорость самолета оказалась чуть больше, или к земле Михаил подвел его чуть раньше, только самолет ударился колесами о бетонку и подскочил в воздух. На летном языке – «дал козла». Но Михаил сбросил газ, мягко, едва-едва потянул штурвал на себя, и самолет, едва коснувшись земли всеми тремя точками, побежал по бетонной полосе. Михаил нажал на тормоза.

В этот момент прожектор погас. Темнота полная, хоть глаз выколи.

– Куда рулить? – спросил Михаил техника.

– Не знаю, я сам тут в первый раз, – признался тот.

– А что за аэродром?

– Комполка сказал – в Тулу летим.

В Туле Михаил был один раз – на «аннушке».

Перед самолетом остановилась полуторка. Кто-то из кузова помахал фонарем. Ага, просят следовать за ними.

Полуторка шла впереди, указывая путь.

Самолет встал на стоянку. Михаил кивнул Петру:

– Глуши моторы.

Двигатели заглохли.

Петр перекрестился.

– Слава богу, обошлось. Как говорится: «Прилетели, мягко сели, высылайте запчастя, фюзеляж и плоскостя».

– Это ты на моего «козла» намекаешь? – не удержался от вопроса Михаил.

– Да нет, что ты, Сергей, это я так. У нас и у опытных пилотов такие случаи бывали.

Михаил сдвинул фонарь и вылез на крыло. Следом за ним выбрался механик. От соседнего самолета к ним быстрым шагом шел комполка.

– Ну молодец, летун! Не ожидал! Ночью, на незнакомом самолете! Теперь я верю, что «мессера» у немцев угнал! Переходи ко мне в полк!

– Я же истребитель, товарищ комполка!

– Мне летчики во как нужны! – Командир ребром ладони провел по шее. – Что истребитель? – продолжил он. – Одни выкрутасы. Бомбардировщик – другое дело. Отбомбился по колонне врага – и нету его. Мощь!

– Скорость у него мала, на таком от истребителя не уйдешь, – осторожно заметил Михаил, боясь обидеть майора.

– Это – да, это есть. Так наш полк должен переучиваться на новые «Пе-2». Слыхал о таких?

– Слышал, да не видел никогда.

– Ну что, согласен?

– Подумать надо, товарищ майор.

– Эх, старшина, у меня на четыре самолета два летчика, от полка ни людей ни техники – жалкие крохи, а ты заладил – «подумать», «подумать»… Ладно, думай до утра. Пошли.

Видимо, майор на этом аэродроме уже бывал – он уверенно направился в общежитие. За ним потянулись все.

Не успели они толком поспать, как объявили подъем. К Туле приближались немецкие бомбардировщики. Все бросились растаскивать самолеты со стоянки и маскировать их обрывками маскировочных сетей и сломанными ветками.

На аэродроме собрались остатки многих авиаполков и самые разномастные самолеты. Одиноко стоял «Тб-3», два «Сб», на которых прилетели майор и Михаил, несколько «МиГов» и «ЛаГГ-3», пяток «И-15», один «Як-1», три «По-2».

Тревога оказалась ложной – немецкие бомбардировщики прошли стороной, в глубь страны. Они летели высоко, строем – как на параде.

Стоявший рядом с Михаилом пилот зло процедил:

– Как над своей землей идут, сволочи! Сбить бы их, да пока поднимешься и высоту наберешь, их уже и след простыл.

«Это – да, – подумал Михаил, – даже у истребителей скороподъемность неважная: пока наберут пять тысяч метров, пять-шесть минут пройдет».

Пилоты и техсостав потянулись в столовую. И здесь с Михаилом случился конфуз. Документов-то у него не было – они остались у лейтенанта-особиста. Там же, кроме удостоверения, вещевой и продовольственный аттестаты. А человек без документов – никто, подозрительный тип.

Удрученный, Михаил отошел от окна раздачи.

– Борисов!

Михаил обернулся. За длинным армейским столом сидел майор со своим экипажем и Петр-механик. Майор призывно махнул рукой. Михаил подошел.

– Здравия желаю! Приятного аппетита.

– Ты чего смурной такой, не кушаешь?

– Документы мои – в том числе и аттестаты – у лейтенанта-особиста остались.

Майор хлопнул себя ладонью по лбу.

– Вот растяпа, человека забрал, а документы забыл. Нехорошо получилось. Садись.

Майор встал и направился к раздатчице. Вернувшись с подносом, поставил его перед Михаилом.

– Ешь.

Упрашивать Михаила не пришлось. Кто его знает, когда в следующий раз удастся перекусить.

Майор принялся допивать чай.

– Ну и лицо у тебя, Сергей! Ты в зеркало сегодня смотрелся?

– Некогда было – по тревоге подняли.

– Постарался лейтенант. Самое паскудное – он мне не подчиняется. Плохо, что документы у него остались. Думаю, к вечеру он сюда приедет. Попробую забрать. Ты держись поближе к нашему экипажу.

Михаил вышел из столовой вместе с экипажем. Он был хмур. Документов нет, пистолета нет, со службой неопределенность. «Ха, – поймал он себя на мысли, – ты же сам хотел летать на тяжелых самолетах, пересесть с «Ан-2». Вот тебе удачный случай. Хоть «Сб» и не «Ту-154», но опыт полетов на двухмоторной машине приобрести можно». Рассудив так, Михаил догнал майора.

– Товарищ майор, разрешите обратиться!

– Разрешаю. Ты чего так официально? Мы не в строю. Меня Валентин Петрович звать, а фамилия самая что ни на есть русская – Иванов.

– Надумал я, остаюсь с вами.

– О! Правильное решение! Истребитель, как комар, кровь сосет, а кроме зуда, ущерба почти никакого.

Майор явно предпочитал бомбардировщики.

– Нет, я, конечно, не спорю, истребители тоже нужны, хотя бы для того, чтобы бомберов прикрыть, – продолжил майор. – Да ты не дрейфь, найдем твои документы. Должен особист приехать, иначе в дезертирах числиться будет.

– С человеком же всякое случиться может, – рассудил Михаил, – вдруг он под бомбежку угодил?

– Я плакать по нему не буду. У меня от полка почти ничего не осталось. И самолеты, и экипажи погибли при выполнении боевых заданий. Но это я знаю, а лейтенант числит их без вести пропавшими, – жестко сказал майор. – Говорит, могли сесть в немецком тылу и сдаться.

На скулах его заиграли желваки.

– Я своих людей знаю: раз не вернулся, значит, погиб. Не было у меня в полку трусов и предателей и не будет, пока я жив! Нет у погибших права на славу – это так. Но и жизни они свои не зря положили!

Майор, видимо, не столько для Михаила это говорил, сколько для своих людей, слышавших разговор. А может, пытался заочно спорить с лейтенантом-особистом.

Завыла сирена воздушной тревоги. Все, кто был на аэродроме, бросились по отрытым щелям. Только один из пилотов бросился к своему «И-153». Через пару минут взревел двигатель, и истребитель прямо со стоянки пошел на взлет.

– Ты гляди, чего делает! – с восхищением сказал Иванов.

Все запрокинули головы вверх, придерживая фуражки.

Старенький биплан «И-153» «Чайка» набирал высоту, описывая широкие круги над аэродромом.

Показалась пара «Юнкерсов-87». Тоже машина не из новых, но стервятник еще тот. Заходил на цель, пикировал и бомбил, выходя из пике, причем довольно точно. Потому уже на фронте за характерный вид неубирающихся шасси его прозвали «лаптежником».

– Обнаглели, сволочи, без истребителей прикрытия идут! – сказал кто-то.

Пилот «Чайки» набрал высоту и, пользуясь преимуществом в скорости и высоте, зашел на «лаптежников» сбоку, со стороны солнца. Он спикировал на «Ю-87», дал очередь из пулемета. «Лаптежник» задымил, свалился на крыло, камнем полетел вниз и врезался в землю. Издалека был виден черный столб дыма.

Присутствующие на аэродроме закричали:

– Ура! Давай! Молодец!

Пилот вновь начал набирать высоту. Второй «Ю-87» спешно развернулся и сбросил бомбы, чтобы облегчить самолет. Однако летчик «Чайки» бесстрашно бросился в атаку снова. Но и стрелок на «Юнкерсе» не дремал. К «Чайке» потянулись дымные трассы. При виде этого свидетелей воздушного поединка охватило отчаяние: из такой ситуации истребителю было не выбраться… Но вдруг они с изумлением увидели, как истребитель резко нырнул вниз, подобрался к «Юнкерсу» поближе и с кабрирования всадил немцу очередь в брюхо. От «Юнкерса» полетели куски обшивки, он клюнул носом вниз и стал падать. Дыма и огня почему-то видно не было.

Прошла секунда, вторая, третья… Все напряженно ждали. Вдруг на глазах присутствующих от «Юнкерса» отделилась черная точка – это пилот с «Юнкерса» успел выпрыгнуть с парашютом. Потерявший управление бомбардировщик возвестил о своем падении взрывом и облаком черного дыма.

К месту приземления вражеского пилота на полуторке помчалась аэродромная охрана.

Пилот «Чайки» сделал над аэродромом победную «бочку» и, покачав крыльями, лихо сел.

– Ас! – коротко подвел итог майор.

«Чайка» зарулила на стоянку, двигатель заглох. Из кабины выбрался молодой парень, ровесник Михаила. Видевшие бой летчики и техники бросились к нему и под нестройные возгласы восторга несколько раз подбросили в воздух.

– Ну, расскажи, как да чего? – подступили к нему с вопросами пилоты.

– Да че там – бой над аэродромом шел, все видно было. Зашел со стороны солнца, прицелился, дал очередь по кабине.

Видя нескрываемый интерес товарищей, истребитель стал ладонями показывать ход воздушного боя. Все слушали с вниманием, потом нехотя разошлись по боевым постам – обстановка-то не мирная, завистливо качая головами.

Майор незлобиво пробурчал в усы:

– Каждый истребитель – хвастун!

Помолчал и добавил:

– Но не каждый хвастун – истребитель.

Михаил засмеялся. Улыбнулись и остальные – они-то знали эту слабость командира: Иванов ревниво воспринимал чужие победы, а к летчикам-истребителям вообще неровно дышал.

– Вот что, Сергей. Бери Михайлова, идите к самолету. Пусть он тебе втолкует, где и что в кабине.

– Есть, товарищ майор! – Михаил уже почти свыкся со своим новым именем.

– Михайлов, слышал?

– Слышал.

– Не по уставу отвечаешь!

– Так точно, товарищ майор!

– Ну вот, другое дело.

Почти весь день с перерывом на обед Михаил под руководством Петра изучал материальную часть. Самолет был простым в управлении, но тем не менее знать, где и как выпускаются шасси, как включить АНО – аэронавигационные огни, где расположены приборы левого и правого моторов, надо. После, уже в казарме, Михаил насел на Иванова.

– Какая посадочная скорость у «Сб»? А какова длина пробега при посадке?

И еще куча подобных вопросов, на которые Петр ответить не смог – все-таки он механик, а не пилот. Иванов же добросовестно, с подробностями, отвечал на все вопросы, не пропуская деталей. Ведь дьявол кроется в нюансах.

Когда уже собрались спать, дежурный подошел к майору.

– Извините, не вы майор Иванов будете?

– Так точно. Что случилось?

– Три грузовика прибыли с имуществом и людьми, говорят – из вашего полка.

Майор накинул кожаную тужурку и ушел.

Не было его долго, Михаил уж придремывать стал, когда Иванов вернулся. Лицо красное, возбужден. Он протянул Михаилу небольшой пакет.

– Держи документы, летун.

Сон сразу пропал. Михаил уселся на скрипучей кровати, схватил документы, перелистал. Все на месте.

– Вот спасибочки, товарищ майор.

– Отдавать не хотел. Говорит – проверять надо, в кутузку тебя посадить. Хрена ему лысого!

Михаил бережно уложил документы в карман куртки и улегся. Потом приподнял голову:

– А пистолет с кобурой и ремнем?

– Спи уже! Найдем завтра.

Михаил в блаженстве закрыл глаза.

Но и в эту ночь выспаться не удалось. Часа через три начался ночной налет бомбардировщиков, и все, наспех одевшись, бросились по щелям.

После окончания налета они улеглись досыпать, а утром, едва встало солнце, майор растолкал Михаила.

– Вставай!

– А, что такое? Подъем?

– Нет, – почему-то прошептал майор, – тут такое дело: твой полк, вернее – оставшиеся машины, на аэродроме сел.

С Михаила сон тут же слетел.

– Восьмой истребительный?

– Он самый. Тебе бы не высовываться никуда – до обеда хотя бы, – все так же шепотом продолжал майор.

– А что будет после обеда?

– Приказ вечером получил, улетаем мы отсюда, – не повышая голоса, сообщил майор.

– Куда?

– Как куда? В Казань – самолеты новые получать. Я же тебе говорил – «Пе-2».

Михаил решил похрабриться.

– А чего мне прятаться?

– Как чего? – Иванов наклонился к уху Михаила. – Ты в полку числишься без вести пропавшим или погибшим. А тут оказывается, что ты живой и здоровый да на тыловом аэродроме проживаешься. Непорядок!

– Так вы же меня сами уговорили!

– Что ты как девка – «уговорил», «уговорил»! Делай, как я сказал!

Михаил оделся и пошел к бомбардировщику. Там он забрался в кабину.

На летном поле и в самом деле прибавилось самолетов. На стоянке, в дальнем углу, маскировали ветками около десятка истребителей «И-16». «А ведь нехорошо получается, – запоздало устыдился Михаил. – Я видел гибель пилота этого истребителя, забрал его документы, а сказать правду его боевым товарищам не могу. Сам тогда окажусь неизвестно кем, скорее всего, сочтут немецким шпионом. Хватит, пообщался уже с лейтенантом, до сих пор под глазом и по телу синяки. Буду жив после войны – расскажу все. А пока пусть все идет как идет. Погибшему пилоту уже не поможешь, а мне с врагом поквитаться надо – в том числе и за Борисова. Так что прости меня, незнакомый летчик Сергей Борисов, но теперь я буду воевать за нашу победу под твоим именем. И постараюсь имени твоего в грязь не уронить».

Через час к самолету подошел Петр, принес завтрак – миску каши, горячий чай и хлеб.

– Вот спасибо! – обрадовался Михаил.

– Майора благодари. А я и не знал, что ты в самолете. Изучаешь?

– Ага.

– Брось, пустое. Майор сказал – будем на новые самолеты переучиваться.

К полудню на аэродром сел транспортник. Прибежал Петр.

– Собирай вещи и документы – вон наш транспортник ждет.

– Зеленый «Ли-2»?

– Какой «Ли-2»? Это «ПС-84».

Опять прокол. Этот самолет только переименуют в «Ли-2» позже, а пока он «ПС-84», практически – «Дуглас С-47», только моторы отечественные.

– У меня и вещей-то нет. Я думал, мы на «Сб» полетим.

– Я слышал – здесь оставляем, их в другой полк передадут.

Летчики и техсостав потянулись к транспортнику, уселись на жесткие скамейки вдоль бортов. Майор достал список, сверился и произвел перекличку. Все восемнадцать человек были на месте.

Механик «ПС-84» захлопнул дверь.

Майор уселся рядом с Петром и Михаилом, досадливо крякнул.

– Немного от полка осталось. Ничего, в Казани людьми пополнимся в запасном авиаполку, переучивание пройдем да самолеты на заводе получим. С новой техникой и новая жизнь начнется! Раздолбаем проклятых фашистов!

Михаил обвел взглядом лица сидящих.

– Что-то я лейтенанта-особиста не вижу.

Иванов засмеялся.

– Соскучился? Забудь, как страшный сон. В Туле он остался. А в Казани к нам нового направят. Это как пить дать! Да еще комиссара!

Майор замолчал.

Транспортник тем временем запустил моторы, вырулил на взлетную полосу и взлетел. Едва набрав высоту, повернул вправо.

Кто-то с интересом смотрел в иллюминатор, кто-то придремал, укачанный ровным гулом двигателей. Известное дело, солдат спит – служба идет.

Пока долетели, отсидели на жестких скамьях тощие зады. В полете еще и болтало изрядно.

Наконец приземлились. Механик транспортника распахнул дверь, и все по лесенке спустились на землю, с удовольствием разминая затекшие ноги.

На стоянке застыли новенькие «Пе-2». Живьем их все видели в первый раз. Подошли было посмотреть поближе, однако стоявший часовой отогнал.

– Командир прикажет – допущу к машинам. А сейчас отойдите!

И началась учеба в запасном авиаполку. До одурения изучали материальную часть, а поскольку книг и инструкций еще не было, инструкторы объясняли на пальцах, чертили мелом на доске, водили на завод – на практические занятия в цеха, где показывали узлы и детали будущих бомбардировщиков. Наглядно, однако!

Но вот что шокировало Михаила в первый раз, когда он вошел вместе с другими пилотами в сборочный цех, так это состав слесарей-сборщиков. Мужчин было мало – в основном старики, женщины и подростки. Похоже, молодых и среднего возраста мужчин забрали на фронт.

После посещения сборочного цеха летчики вернулись в казарму в подавленном состоянии духа. Сергей Антоненко, сосед Михаила по койке, стянул сапоги и улегся лицом к Михаилу, задумчиво подперев рукой подбородок.

– Ты знаешь, тезка, как подумаю, что летать придется на самолетах, собранных руками стариков и детей, боязно становится.

Михаил в это время думал о том же и потому согласно кивнул.

В дальнейшем оказалось, что страхи их напрасны. Самолет «Пе-2» оказался машиной надежной, скоростной и в бою не подводил. Для истребителей противника он был хуже кости в горле – видит око, да зуб неймет.

Изначально конструктором Петляковым «Пе-2» проектировался как тяжелый истребитель, потому и скорость и вооружение имел хорошие. Правда, в управлении был сложноват, особенно на первых порах. Потому как скорости – и на взлете, и на посадке – было больше; садился он, например, на 140 километрах. Но для опытного пилота, который знал особенности именно «Пе-2», самолет был отменно хорош.

Иванову доставалось сильно. Ему приходилось не только осваивать новую машину наряду с рядовыми пилотами, но и доукомплектовывать, практически заново комплектовать полк. Кроме того, требовалась слетанность экипажей. В бою успех зависит не только от пилота, но и от штурмана, от стрелка-радиста.

Промазал штурман при бомбежке – считай, задание не выполнено. И не соврешь, что попал. Как только бомбы срывались с бомбодержателя, тут же включали АФА, или аэрофотоаппарат. И результаты бомбежки были видны на фотоснимке.

«Пе-2» был значительно сложнее, чем «Сб». Запускался воздухом, приводы шасси, тормозных щитков, триммеров, закрылков имел электрические. Вооружение – спереди у летчика два пулемета, в крыльях – «УБС» и «ШКАС», сдвоенные пулеметы у штурмана и два пулемета у стрелка-радиста – для стрельбы из верхнего и нижнего люков.

Как показал дальнейший боевой опыт, одиночный «Пе-2» легко отбивался от пары «мессеров». И переговорное устройство на «Пе-2» было, и рация. Правда, ларингофоны неудобные – крупные, пилоты натирали ими шею. Но приспособились: резали на длинные куски – вроде шарфов – парашютный шелк и заматывали ими шею.

Бомбовая нагрузка была 600 килограммов, но приходилось и по 800 килограммов брать, и по тонне. И по скорости на горизонтали он «мессеру» ненамного уступал, выдавая 540 километров, а при пикировании – до 720 километров – «мессеры» отставали. И баки протектированные были – не горели свечой, как «Сб».

А вот пары, как у истребителей, оказались неприемлемыми: одиночный «Пе-2» мог отбиться от вражеских истребителей и уйти с пикированием. Потому учились летать тройками – звеном. Звено «Пе-2» отбивалось от четверки «мессеров», а вот двойка «Пе-2» оказалась уязвима – заднего, как правило, сбивали.

В бою летчика защищала бронеспинка – бронестекол не было, а вот штурман при атаке истребителей погибал часто. Истребитель ведь для атаки заходил сверху и бил в первую очередь по кабине. Таким образом, на фронте выяснилось, что на одного погибшего летчика приходилось по три погибших штурмана и по два стрелка-радиста. Такая вот статистика.

Экипаж «Пе-2» состоял из трех человек, а на земле каждый самолет обслуживался механиком, двумя мотористами, оружейником и прибористом.

Упорные занятия продолжались три месяца, за которые пилоты налетали по 50 часов. Штурманы, стрелки, механики и оружейники обучались отдельно.

Наконец настал день выпуска.

Кстати, звания у летчиков в начале войны были самые разные – от сержанта до майора. Это уже после сорок второго года молодые пилоты после авиашкол получали лейтенанта.

Все рвались на фронт, бить ненавистного врага – ведь сводки Совинформбюро день ото дня становились все более мрачными: враг подходил к Москве, были оккупированы Белоруссия, Украина, Прибалтика. Некоторые пилоты уже имели боевой опыт – правда, не на «Пе-2». Летали на устаревших «Тб-3», «Сб» и прочих.

После «дубового» «Сб» Михаил влюбился в «пешку», – такое прозвище самолет получил в полках. И с экипажем ему повезло: штурман Долганов Владимир имел боевой опыт еще с финской войны, и в июне-июле успел с немцами повоевать – бомбы в цель клал мастерски. Был он старше Михаила на два года, имел звание лейтенанта и медаль «За боевые заслуги» – редкость в начале войны.

Бортстрелок-радист, казанский татарин Галлиулин Равиль – молодой, безусый и безбородый парень в звании сержанта, боевого опыта не имел, но стрелял из пулемета метко и на фронт рвался. Большинство экипажей боевого опыта не имело, чем Иванов был очень озабочен.

На построение в честь выпуска внесли полковое знамя, и, конечно же, звучали речи. Коротко выступил Иванов, потом – полковой комиссар Ряженцев закатил пространную речь. «Болтать легко, лучше бы он научился летать», – подумал Михаил.

Сразу после построения – праздничный обед, который отличался от повседневного лишь тем, что вместо чая дали компот.

А потом собрали экипажи, выдали полетные карты. Полк прямо сегодня перебазировался из Казани на фронт. Тяжко было на передовой, враг пер на Москву неудержимо. Не хватало людей, боеприпасов, техники – буквально каждый самолет был на особом счету.

Единственное, что немного напрягало Михаила, да и не только его одного – самолеты должны были вылетать без боеприпасов. Пилотов успокоили тем, что аэродром в 30 километрах от фронта. Утешение слабое, если учитывать, что немецкие бомбардировщики бомбили Горький, в современной истории – Нижний Новгород, а их истребители прочесывали полосу глубиной 100–200 километров от передовой.

Однако долетели благополучно, приземлились. Летный состав расселился в соседней деревушке, и, пока не прибыл техсостав, который отправили поездом из Казани, пилоты изучали местность по карте. Летчики и штурманы выискивали характерные изгибы рек, мосты через них, населенные пункты, несколько необычные в плане сверху, чтобы при одном мимолетном взгляде на них можно было сразу понять, где находишься. Ведь уже была осень – с ее дождями, туманами, тучами, плохой видимостью. Вынырнул из облака, увидел в разрыве туч характерный изгиб реки и сразу определился, где находишься. Ведь ни о каких радиокомпасах, приводных радиостанциях и локаторах речи не шло.

Пользуясь затишьем, полковой комиссар едва ли не каждый день собирал собрания – о текущем моменте и положении на фронтах. А чего языком попусту молоть, когда все и так собирались у репродукторов, послушать сводки Совинформбюро, которые день ото дня были все тревожнее. 6 октября немцы завладели Брянском, Карачевом, 7 октября сомкнули кольцо вокруг Вязьмы. В окружении оказались 37 советских дивизий. 13 октября пала Калуга, 16 октября – Боровск, 18 октября – Можайск и Малоярославец.

Прибывшие эшелоном по железной дороге механики, техники, оружейники и прибористы рассказали, что в Москве возникла паника. С 15 октября по решению ГКО началась эвакуация из столицы жителей, оборудования и материальных ценностей, в первую очередь – заводов.

Уже несколько дней над ними висели низкие свинцовые тучи, лил мелкий дождь. Летчикам это было на руку – немцы не летали, а техперсонал готовил самолеты: заправлял их, подвешивал бомбы, снаряжал пулеметные и пушечные ленты.

Экипажи разделили по звеньям. Командиром звена стал Петр Демидов, старший лейтенант, уже успевший повоевать на «пешке». Вторым ведомым был Алексей Рожковец.

– Вы, парни, не зарывайтесь, – поучал Демидов молодежь, – а делайте как я. Главное – не отрывайтесь далеко и не потеряйтесь: ведь немецкие истребители того и ждут. Одинокий бомбер для них – лакомый кусок.

И вот настал день первого вылета. Моросить перестало еще с вечера, тучи немного поднялись.

Командиры звеньев получили приказ явиться к командиру полка. Летчики же стали натягивать меховые комбинезоны. На земле промозгло и холодно, а вверху, на высоте, – и подавно. Тем более что кабины самолетов негерметичные и неотапливаемые, а из пулеметных люков штурмана и стрелка несет сквозняком.

Едва летчики успели натянуть комбинезоны, как появился комэск Ильинцев, а с ним – Демидов. Они собрали все девять экипажей эскадрильи.

– Получен приказ: нашей эскадрилье предстоит бомбить станцию Козельск, важный железнодорожный и автомобильный узел. По сведениям разведки, там скапливаются составы с немецкими танками. Вылет – по сигналу зеленой ракеты. По машинам!

Экипажи побежали к своим «пешкам». Видя суету пилотов, механики уже прогревали моторы.

Забравшись в машину, летчики включили СПУ – самолетное переговорное устройство.

– Экипаж, к вылету готовы?

– Готовы, командир!

– Равиль, наш самолет идет в строю эскадрильи последним. Смотри внимательнее, если истребители будут, на нас нападут в первую очередь.

В небо ушла зеленая ракета. На взлет пошло первое звено, потом – второе, затем самолет Демидова, Рожковца.

Очередь экипажа Михаила. Он сделал механикам знак – убрать колодки, добавил газу и вырулил на взлетную полосу. Еще газ, разбег!

Самолет легко оторвался от земли. Ранее взлетевшие самолеты уже кружили в воздухе, поджидая последний, девятый бомбардировщик. Тут же, построившись в звенья, с набором высоты направились на запад.

Самолеты пробили облака, и в лицо ударило яркое солнце. Вспомнив наставления Демидова, Михаил поддал газку и пристроился в полусотне метров от ведущего. Штурман и бортстрелок вертели головами по сторонам, опасаясь «мессеров». Летели, соблюдая радиомолчание, чтобы не обнаружить себя раньше времени.

В районе цели ведущий качнул крыльями и начал снижаться. Штурман машины комэска не подвел – эскадрилья вынырнула из облаков точно. Впереди был Козельск.

Ведущий немного довернул влево, Михаил повторил маневр. У самолетов открылись бомболюки.

– Володя, целься, – передал Михаил по СПУ штурману.

– Есть, командир! – прозвучало в ответ.

– Так держать!

К немалому удивлению Михаила, зенитная артиллерия немцев молчала. Или не ожидали они увидеть советские бомбардировщики в такую погоду, или приняли их за двухмоторные «Мессершмитты-110».

Бомбили с горизонтального полета. Как только от самолета комэска оторвались первые бомбы, сквозь треск помех в эфире послышался его голос:

– «Работаем по цели!»

Едва взорвалась первая бомба, немцы открыли зенитный огонь. Спереди по курсу, выше и ниже, рвались зенитные снаряды.

Михаил едва тронул штурвал вправо, как штурман закричал:

– Не уходи с курса!

И тут же самолет слегка словно «вспух». Сбросив бомбы, он стал легче и набрал высоту.

Поскольку все бомбы были сброшены сразу, в один заход, эскадрилья стала разворачиваться на обратный курс.

Михаил посмотрел вниз. Город был затянут дымом и пылью – ничего не разобрать. Он подсчитал самолеты – все экипажи на месте.

Обратный путь протекал спокойно.

До своего аэродрома оставалось километров сорок, и эскадрилья стала снижаться. Сбросил газ и Михаил.

Вошли в плотный слой облаков. Михаил напряженно смотрел вперед – не столкнуться бы с кем из своих.

Посветлело.

Самолет Михаила вывалился из облаков, и от неожиданности у летчика перехватило дыхание: эскадрильи не было! «Вот стыдоба, – он почувствовал, как кровь прилила к лицу, – не удержался в строю, потерял эскадрилью!»

– Штурман, дай курс! – закричал Михаил.

Секундная заминка, пока штурман определялся на местности, показалась ему вечностью.

– Пять градусов вправо, – наконец раздалось из штурманской рубки.

Михаил довернул вправо и снова попал в облако. А вынырнув, увидел прямо перед собой – буквально в ста метрах! – «Ме-109». Немецкий летчик явно не видел вывалившегося сзади «Петлякова». Еще бы! Михаил еще по полету на «мессере» помнил, что задний обзор у него плохой – мешает бронеспинка.

Перед «мессером» в двух сотнях метров шел наш транспортник «Пс-84». «Транспортник» явно «видел» немца – он делал скольжения то на левое, то на правое крыло, пытаясь сбить его с прицела.

Михаил недолго думая поймал фашиста в прицел и дал длинную очередь из пулеметов. Было видно, как от хвостового оперения немца полетели куски обшивки. Михаил чуть наклонил нос самолета и всадил еще одну очередь – в ненавистные немецкие кресты на фюзеляже.

«Мессер» задымил и стал терять высоту. Михаил увидел, как немецкий пилот отбросил фонарь и выбросился с парашютом. Расстрелять его? Как недавно немецкий ас расстрелял Сергея Борисова, пилота «И-16»? «Нет, я не стервятник, – решил Михаил. – Тем более что территория уже наша, и немец никуда не денется».

Транспортник качнул крыльями, а Михаил описал широкий полукруг и с удовлетворением дождался, пока сбитый им истребитель не воткнется в землю. Взрыв, огонь!

– Ура! – раздалось сзади.

И штурман, и стрелок видели весь скоротечный бой, однако помочь ничем не могли – их пулеметы могли стрелять только по задней полусфере.

– Штурман, курс! – Несмотря на то что Михаил потерял ориентировку, скрыть торжествующей победной интонации он не смог.

– 275, – бодро доложил штурман.

Через десять минут показался аэродром.

Эскадрилья уже села – самолеты заруливали на стоянку. В голове Михаила сразу всплыл порядок действий при посадке: «Газ убрал, закрылки – вниз, шасси выпустил».

Он приземлился, зарулил на стоянку и заглушил моторы. Подбежали механик, техник, оружейник.

– А нам только что сказали, что самолет упал. Эскадрилья видела вспышку и взрыв на земле. А вы – живы!

– Живы! Это немец упал – мы сбили! – не удержался штурман.

А от командирской машины к самолету Михаила уже бежал приборист.

– Старшину Борисова – к комэску! – запыхавшись, сказал он.

Михаил пошел исполнять приказание. Шел и думал: взгреют за то, что оторвался от эскадрильи или про сбитого немца спросят?

– Товарищ комэск! Старшина Борисов по вашему приказанию прибыл!

Из-за плеча Ильинцева выглядывал командир звена Демидов. Лица их не предвещали ничего хорошего.

– Объясни-ка, Борисов, почему ты, единственный из летчиков эскадрильи, потерял строй, потерял эскадрилью?

– Виноват, товарищ комэск! В облачность попал, газ немного убрал – столкнуться боялся.

Командиры переглянулись.

– Мы уже думали – упал, – чуть мягче сказал Ильинцев. – Многие из экипажей вспышку на земле видели, и дым, думали – ты.

– Не я – истребитель немецкий. Вываливаю из облаков, а передо мной – немец. Не удержался, всадил в него очередь.

– Ты гляди, Демидов, он в истребителя решил поиграть! Говорил комполка Иванов, что ты из истребителей. Видно, привычки старые сыграли?

– Никак нет. Ну, истребитель же перед носом, один! Вот я и сбил его.

– Как это он тебя не увидел?

– Он за «транспортником» нашим охотился – там «Пс-84» впереди летел.

Командиры снова переглянулись.

– Ладно, за оплошность твою на первый раз наказывать не будем – тем более что вину свою ты сбитым «мессером» искупил. Только мы должны дождаться подтверждения с земли – от пехоты. Свободны!

– Разрешите идти?

– Идите!

Михаил повернулся и направился к стоянке самолета.

Механики уже заправили машину горючим, оружейники укладывали в кассеты ленты с патронами, а приборист Гриша возился на крыле.

– Ты чего там делаешь? – окликнул его Михаил.

– Рисую.

Гриша отодвинулся, и все с интересом уставились на фюзеляж. На борту, чуть ниже кабины, красовалась белая звезда и силуэт бомбы.

– Это что? – с недоумением спросил Михаил.

– Звездочка за сбитый самолет, а бомба – за удачный боевой вылет, – с гордостью объяснил приборист.

– Этак ты мне весь самолет изрисуешь!

Но и стереть значки Михаил команды не дал. Бомбили все, а сбитый истребитель – только у него, из всей эскадрильи – даже полка!

Но никто и предположить не мог, что эта история получила продолжение.

На следующий день на аэродром сел «Пс-84». Ну сел и сел. Однако вскоре на командный пункт вызвали экипаж Михаила.

На маленьком КП было тесно от командиров – комполка Иванов, комэск Ильинцев и командир звена Демидов стояли навытяжку перед полковником.

– Товарищ полковник, старшина Борисов прибыл по вашему приказанию.

Полковник с интересом оглядел Михаила с ног до головы и протянул руку. Михаил, недоумевая, пожал ее.

– Молодец, герой!

Михаил ничего не понимал. Вчера ругали, сегодня – герой. В чем дело-то?

– Ты вчера «мессера» сбил?

– Я.

– А «транспортник» впереди видел?

– Видел, потому и стрелять поторопился.

– Я тебя теперь водкой по гроб жизни поить должен! В самолете раненые были, и командование тридцать первого артполка из-под Вязьмы выбиралось. Иванов, если будешь представление на него писать, упомяни про меня.

– Слушаюсь, товарищ полковник!

– Специально попросил сюда завернуть, чтобы на спасителя своего поглядеть. Мы ведь уже было с жизнью попрощались. Был у нас истребитель прикрытия – «ишачок», да немцы его сбили. И ведь уже над своей территорией летели, думали – дома, а из облаков – «мессер». Решили – ну все, хана. А тут ваш хлопец подоспел и немца поджег. Спасибо, старшина!

И полковник еще раз пожал Михаилу руку.

– Желаю вам всем воевать, как старшина! Иванов, хороших бойцов воспитал! Мы с такими немцев остановим и погоним, помяни мое слово! В Берлине помяни!

– Так точно!

Полковник повернулся и вышел.