Штрихи к портрету чемпиона

IV

Алехин не торопил события. Он тонко ощущал предел своих возможностей. На словах он готов был дать бой Капабланке уже в начале 20-х годов. Но то скорее был пробный шар, желание еще раз напомнить о себе. Тем не менее в конце 1923 года он направляет чемпиону мира письмо, в котором сообщает, что намерен в будущем году вызвать его на матч. В этом вызове, конечно, была немалая доля авантюризма: никто пока еще не изъявлял желания финансировать их поединок, который, по мнению многих, — пустая трата денег на обреченное дело.

Шахматный реализм безошибочно подсказывал Алехину, что он еще не достиг уровня чемпиона мира. С тех пор как он познакомился с Капабланкой, тот стал своеобразным эталоном, с которым постоянно сравнивал свое мастерство русский шахматист. А тут еще не совсем удачное, с его точки зрения, выступление в очень престижном турнире в Нью-Йорке. Он снова пропустил вперед себя Ласкера и Капабланку. Та же роковая последовательность, что и десять (!) лет назад в Петербурге. В таких обстоятельствах найти меценатов — дело безнадежное.

В лености его обвинить никто не может. Его успехи очевидны. Но, по-видимому, Капабланка, да и старик Ласкер все еще играют сильнее, чем он. Какая-то причина наверняка есть. Он обязан разобраться.

И Алехин садится за анализ всех партий нью-йоркского турнира, он разбирает по косточкам игру своих главных соперников, и в первую очередь Капабланки.

К такому весьма эффективному средству он в дальнейшем будет прибегать не раз: и после нью-йоркского турнира 1927 года, когда он опять занял второе место за Капабланкой, а ведь до их поединка оставалось несколько месяцев, и после ноттингемского турнира 1936 года, где он выступил, скажем прямо, неудачно. И каждый раз итогом огромной аналитической работы станут сборники партий с великолепными комментариями Алехина, еще при жизни снискавшего славу непревзойденного комментатора.

Результаты «находки» превзошли все ожидания. Один за другим завоевывает он первые призы на крупных международных турнирах. Восторженную оценку получил его триумф в Баден-Бадене. «Его победа в этом большом и чрезвычайно сильном по составу турнире, — писал гроссмейстер Тарраш, — должна быть отнесена к числу наиболее блестящих, которые когда-либо были одержаны, и они доказывают, что у Алехина есть все основания для борьбы за мировое первенство…» А вот мнение другого гроссмейстера Тартаковера: «Шахматному миру, напряженно следившему за этим чудным полетом на полюс шахматной славы, мы думаем следующей формулировкой облегчить напрашивающееся сравнение успехов Алехина с обоими чемпионами мира: у Капабланки титул, у Ласкера результаты, но только у Алехина стиль настоящего чемпиона мира!»

Но и после этого вопрос о финансовом обеспечении матча с Капабланкой оставался открытым. И вот тут Алехин, которого недаром называли гением шахматной комбинации, призывает на помощь свою уникальную способность к комбинаторике. Раз турнирных побед недостаточно, чтобы заставить кого-то раскошелиться, нужно чем-то поразить. Наиболее благодатная почва для этого, по его мнению, — Латинская Америка с ее темпераментными болельщиками. Да, он знает, что большинство там — поклонники Капабланки. Ну и что?

И Алехин отправляется в многомесячное турне на Американский континент; отправляется не для того, чтобы развеять чары чемпиона мира — на это надежд было мало, — а чтобы показать, что он достойный претендент, что он способен оказать сопротивление «непревзойденному» Капабланке. Он гарантирует: предстоит очень интересный спектакль. Перед отъездом на Американский континент Алехин устанавливает новый мировой рекорд в игре, не глядя на доску — сразу против 28 противников.

Какими шахматными «аттракционами» Алехин покорил правительство Аргентины, сказать трудно. Во всяком случае, осенью 1926 года оно официально объявило, что берет на себя все расходы, связанные с матчем на первенство мира между Алехиным и Капабланкой. Да, оно надеется, что спектакль будет увлекательным. Риск в конце концов не такой уже большой: львиная доля призового фонда наверняка достанется Капабланке, а оказать кумиру латиноамериканских любителей шахмат финансовую поддержку, если даже он в ней особо не нуждается, дело благородное. Возможно, были и другие мотивы, подтолкнувшие аргентинское правительство на такой шаг, но так или иначе вопрос о матче был решен: он должен начаться в сентябре 1927 года. Соперникам оставался год для подготовки.