Штурмовые ветеринары

Глава 25. Прощальная речь

Утром меня разбудила Беговая. Когда я продрал глаза, она обратилась ко мне:

— Яр, у меня к тебе просьба. Надо Жене помочь, там машина с мукой придет, разгрузить нужно, а водитель старый, один не хочет таскать.

— А раньше как они справлялись? — недовольным тоном пробурчал я.

— Сегодня из-за похорон грузчик занят, сходи сейчас, до завтрака, ну пожалуйста! Я с Тохой уже договорилась, он раньше встал, умываться пошёл, — сообщила Пчелка.

— Ладно, сейчас сходим.

— Спасибо!

Пчелка наградила меня поцелуем и тут же, как всегда, умчалась в неизвестном направлении. Я собрался и вышел на улицу. Под козырьком гостиницы стоял Антон и смотрел на угрюмую серую мглу осеннего дождя.

— С добрым утром, — пробубнил он. — Пойди хоть дождевик набрось, а то вымокнешь нахер.

— Да уж, с добрым, добрее не бывает… — отозвался я. — Пять сек.

Я набросил целлофановый дождевик и мы отправились в пекарню к Евгении. Погода была на редкость мерзкой, дождь то моросил, то обрушивался монолитной стеной. Машина уже подъехала и встревоженная Женя о чем-то ругалась с водителем, стоя на подножке грузовика. Подойдя поближе, мы услышали, что она требовала подъехать поближе, что бы не замочить мешки при разгрузке, а водитель протестовал, изъясняясь отборным колхозным матом. Машина была неполной и разгрузка прошла довольно быстро. Уставшая и встревоженная Женя угостила нас парой пирожков:

— Берите, ребята, спасибо вам большое, — выдохнула она. — С этими поминками вымоталась совсем, а еще Дианка нервы мотает, обижается, что гулять не пускаю совсем. А куда тут гулять, когда кошмар такой твориться.

— Ничего, все образуется, — попытался я успокоить Женю. — И опять будет всё спокойно.

Женя с сомнением махнула рукой и скрылась в пекарне.

Мы с Антоном отправились в столовую. Остальные уже были на месте и, судя по угрюмым лицам, Саша уже успел раздать задания на день.

— Какие новости? — осведомился Тоха.

— Ночью два десятка телок провалились в навозосборный канал, — мрачно ответил Экономист. — Надо быстрее дожевывать и бежать их доставать.

— Ох, нелегкая это работа, из болота тащить бегемота, — попытался сострить я, но никто не засмеялся.

— Ребята, похороны в двенадцать, — сообщила Пчелка. — Дом указывать нет смысла, вы толпу и так увидите.

— А ты что, с нами не пойдёшь? — удивился я.

— Меня Женя попросила в пекарне помочь, я уже с Жанной Григорьевной договорилась, — пояснила Пчёлка.

— Вот у кого точно «+ 3» к дипломатии, — усмехнулся Тоха. — Ладно, пошли, народ, нас ждет интересное погружение.

Придя на комплекс, мы обнаружили пару трактористов и Сашу, которые возились с решетками возле корпуса молодняка.

По краю корпусов проходила глубокая бетонированная траншея, в которую сгребали навоз автоматические транспортёры. Большая часть навозосборника была накрыта бетонными плитами, а участки, прилегающие к корпусам, были накрыты толстыми металлическими решетками. Как раз одна из таких решеток провалилась и в канаву за ночь упали несколько телок. Не два десятка, как нас пугала Беговая, но никак не меньше дюжины. Сама траншея была глубиной метра два, при ширине в полтора, и больше чем на полметра наполнена навозной жижей. На месте аварии один из трактористов заваривал поврежденное крепление решетки, а второй сколачивал подобие трапа, по которому нам предстояло выгонять животных. На наше счастье в канаве имелись перегородки, так что телки могли перемещаться только на ограниченном участке, но все равно задача предстояла очень непростой.

— Кабы дежурные по корпусам ходили ночью, а не дрыхли, не было бы сейчас этой проблемы, — устало возмущался Саша. — Давайте, хлопцы, у нас кроме этого еще дел вагон. После обеда поминки, сюда на комплекс вообще хрен кто придет.

Мы разбились на пары: Я с Тохой, а Вова с Юрой и разошлись по навозному тоннелю в разные стороны. Впечатление от попыток развернуть перепуганных телок в узком темном пространстве я запомнил надолго. Животные дергались, брыкались, наступали на ноги и норовили опрокинуть в навоз. Мы тщетно потратили полчаса, пока не выбрали правильную тактику, разделяя коров и выгоняя по одной. Дело прошло быстрее и еще через минут сорок на поверхность было извлечено двенадцать телок, а под землей оставалась тринадцатая. Она была несчастливая, так как умудрилась при падении сломать ногу и едва не захлебнулась в навозной жиже. Мы попытались обвязать её веревками и вытащить волоком, но не тут-то было. Тогда один из трактористов сгонял на МТС и вернулся на уже знакомом нам лучшем друге ветеринаров — тракторе-стогомете. Задействовав его, мы смогли извлечь многострадальную тёлку, но исключительно для того, чтобы отправить на бойню. Перелом оказался серьезным и дальнейшее лечение было нецелесообразно. После этого мы помогли водрузить на место злополучную решетку и в этот самый момент моросящий дождь сменился самым сильным за утро ливнем.

— Бля, как мы до гостиницы доберемся? — возмутился Юра. — Вымокнем ведь до нитки.

— Ничего, зато все говно смоется, — мрачно пошутил Вован. — А там все равно переодеваться.

Мы безуспешно прождали около получаса, но дождь почти не ослабевал. Пришлось отправляться как есть. В гостинице мы застали Лену, которая с утра работала телятницей, а сейчас собиралась в столовую, чтобы помочь Жене и Пчелке, участвующих в организации поминального обеда.

— Мы на кладбище не пойдем, как-то страшно, — пояснила она. — Но Беговая для вас цветы где-то сумела раздобыть, носится с утра, как угорелая. Возложите там и от нас, пусть будет земля пухом бедняжке.

— Да, конечно, нечего вам там делать, особенно по такой погоде, — согласился Юра.

Мы переоделись и, облачившись в дождевики, направились к дому погибшей. Его действительно было видно издалека, казалось, на узкой полоске асфальта и прилегающих земляных «тротуарах» собралось все население поселка. Дождь по-прежнему лил интенсивно, большинство пришедших прятались под зонтиками, отчего толпа распределялась еще шире. Мы пришли с опозданием, из двора уже вынесли закрытый гроб и поставили в кузов ЗИЛа-зерновоза, служившего катафалком. Борта машины были покрыты темно-красной тканью, а сам кузов наполнен цветами. Грузовик медленно двинулся в сторону кладбища, за ним поползла волга, в которую усадили безутешную мать и еще нескольких родственников. Остальные участники отправились пешком, благо до кладбища было не больше километра.

Мы шли в общей толпе молча, почти не глядя по сторонам. Каждый был погружен в свои мысли, а окружающая картина промозглой серости и тревожной скорби усиливало ощущение мрачной безысходности.

Наконец процессия медленно втянулась на территорию маленького погоста, расположенного на холме над деревней. К нему вела грунтовая дорога и последнюю сотню метров люди шли, проваливаясь в грязь едва не по колено. На краю желтела куча глины над свежей могилой. Рядом с ней поставили гроб, а на площадку перед ним неожиданно вышел Курдюк и обратился к собравшимся, замершим широким кольцом:

— Дорогие земляки! Мне не хватит слов, чтобы выразить ту боль и скорбь, которой переполнены сейчас наши сердца. Любой родитель знает, что нет ничего страшнее в жизни, чем хоронить своего ребенка. Юля была прекрасной девочкой. Я хорошо помню, как она чудесно пела и танцевала на вечерах самодеятельности в нашем Дворце Культуры. Как хорошо училась, я лично подписывал почетную грамоту и благодарственное письмо родителям. То, что случилось — просто немыслимо! Чудовищно и неприемлемо всеми людьми!

Председатель сделал паузу и внимательно оглядел собравшихся. Я поразился его ораторскому мастерству и силе голоса, он говорил без микрофона, но даже в дальнем ряду, где мы остановились, было отчетливо слышно каждое слово. Он, между тем, продолжал:

— У нас очень гуманное государство. Указом нашего великого президента в стране отменена смертная казнь, даже за такое ужасное злодеяние. Однако, я вам клянусь своей жизнью, что чудовище, сотворившее это, не вернется живым из тюрьмы и сполна поплатится за свое преступление!

Толпа одобрительно зашумела. Курдюк выдержал паузу, затем вскинул руку и все мгновенно смолкли, а он продолжил свою речь:

— Но нельзя забывать, что в этой страшной трагедии есть и наша с вами вина. Мы не следим за своими детьми. Не воспитываем их в строгости должным образом, не внушаем им важные ценности семьи и труда. В головах у детей только пошлость и разврат. Гнилые западные ценности. Стремление уехать в большой город, поближе к оболванивающей музыке и наркотикам! Забыть своих родителей, свою семью, обрубить корни! Бросить на произвол судьбы родную землю, которая кормила дедов и прадедов. В этом таится страшное зло, в этом погибель для всех нас. Поэтому я призываю родителей: «Будьте строже со своими детьми. Не балуйте их сверх меры. Пусть знают цену труду и трудовому хлебу. Пусть учатся и трудятся, а не пьют и гуляют. Дети наше будущее, если мы не будем за ними следить, то и будущего у нас не станет».

Курдюк снова замолчал, переводя дух. Он явно обладал поразительной силой убеждения и недюжинными лидерскими качествами, что в сочетании с ораторским мастерством оказывало серьезный эффект. Я вспомнил нудное блеянье по бумажке, которое часто доводилось слышать от городских чиновников, выступавших «для галочки» на различных мероприятиях. Они не шли ни в какое сравнение с харизмой и подлинной мощью выступления бывшего председателя. Курдюк осушил поднесенный стакан и продолжил:

— Не стоит ходить далеко за примером. Анна, наш зоотехник, еще даже не замужняя девушка, в эти выходные сбежала в город, даже родителям ничего не сказав. Но ведь она уже не ребенок. Должна понимать, что сама рисковала жизнью и родителей могла в гроб раньше времени уложить. Слава богу, я вовремя узнал и вмешался, девочку удалось вернуть живой. Но это тревожный звонок, когда молодые люди бросают семью, дом и работу. Сбегают ради пошлых радостей и секундных развлечений. С этим надо бороться и решительно пресекать. Спокойно, уверенно и планомерно. Больше словом, но и отеческим ремнем, если придется. Пусть лучше родной отец всыплет, чем убийца ударит ножом!

Толпа снова одобрительно зашумела, а мне сразу стало как-то не по себе. Остальные ребята тоже почувствовали неодобрительные взгляды со всех сторон и придвинулись ближе. Народ, наоборот, слегка отодвинулся, образовав вокруг нас полосу отчуждения, шириной в пару человек. Курдюк опять вскинул руку и продолжил:

— Я надеюсь, что это последний раз, когда мы собираемся здесь по столь ужасающему поводу. Все люди смертны и никто не вечен. Но, одно дело прожить долгую, счастливую жизнь и оставить после себя долгую память и крепкий след из детей и внуков. И совсем другое — сгореть, словно мотылек на свечке, оставив всем только боль и тоску. Давайте помнить о Юле всякий раз, когда наши дети подвергаются разным соблазнам и не допустим повторения трагедий ради её светлой памяти. Спи спокойно, девочка, пусть твоя смерть не будет напрасной, а ангелы заберут тебя в рай!

Последняя фраза захлебнулась едва не в рыданиях. Курдюк вытер лицо платком, бросил в могилу, куда после окончания речи опустили гроб, первую горсть земли. Следом за ним вереницей потянулись все остальные и, когда очередь уже подходила к концу, кидать было практически нечего — могилу натуральным образом засыпали руками.

Процессия потянулась в поселок в обратном порядке, только Курдюк больше не шел пешком, а сел в поджидавший его джип. Дождь лил не переставая, делая дорогу еще более мучительной от того что грязь была перемешана сотнями ног. Я вспомнил, что хотел поговорить с Магнумом, но никак не мог его разыскать в толпе, сколько ни пытался. Большинство людей направилось в столовую на традиционные поминки. Все разом не могли в ней поместиться и людей запускали «партиями», пока остальные ожидали на улице. Мы ловили на себе все больше неодобрительных взглядов, за спиной был отчетливо слышен недобрый шепоток. Парни, немного постояв, решили обойтись без поминок, перекусить запасами в общаге и отправиться на комплекс. Я же, заприметив на стоянке знакомую газель-коневоз, решил задержаться и все-таки разыскать Андрея Петровича. Я увидел его входившим в столовую примерно с четвертой «поминальной группой» и протиснулся следом, но сесть рядом за длинным столом мне не удалось. Перед каждым местом традиционно стояла булочка с компотом, пустая рюмка и тарелка борща. После первого блюда официантки, среди которых были Женя, Лена и Пчелка, стали разносить второе. Четверо угрюмых мужчин молча ходили вдоль столов, наполняя рюмки водкой, не ставя бутылок на стол и строго следя, чтобы каждому досталось ровно три традиционных стопки. По завершению трапезы каждый переворачивал рюмку и получал у выхода маленький пакетик с печеньем и конфетами, дабы помянуть с детьми. Магнум закончил раньше меня и направился к выходу. Я даже пожалел, что не остался ждать его возле машины, но промозглая сырость и голод загнали меня в тепло столовой. Выйдя наружу, я убедился, что опасения были напрасны. Магнум стоял у машины, укрывшись своим брезентовым плащом, и о чем-то беседовал с двумя неизвестными мне мужиками. Я стал неподалеку, ожидая подходящего момента для начала разговора. Через пару минут Магнум заметил меня и произнес:

— Привет, молодежь, что, тоже хоронить ходил?

— Здравствуйте, да, мы все ходили, кроме девчонок.

— Это правильно, девочки ваши тоже молодцы, видел их, помогают, — одобрительно кивнул доктор. — Ты хотел чего-то?

Я кивнул и произнес:

— Андрей Петрович, я хотел бы побеседовать с вами наедине, по профессиональным ветеринарным вопросам. Это ненадолго.

— Ишь, ты, какой официальный, — усмехнулся Магнум. — Ну, тогда полезай в кабину, поговорим по твоим вопросам.

Я забрался внутрь и начал:

— Андрей Петрович, мы с ребятами и Леонидом, новым ветврачом-акушером, кажется, выяснили причину регулярной заболеваемости телят и коров, а так же пути её исправления. Но тут случай такой, что это завязано, — я на секунду замер, подбирая слова. — На некоторой, кхм, злонамеренной халатности персонала комплекса. Решить проблему возможно только напрямую обратившись к Курдюку, но я не знаю точно, к каким последствиям это приведет и кого может затронуть. Вы его давно знаете, быть может, вы ему все изложите как свою догадку, чтобы мы были менее замешаны. Я уверен, что устранение этих причин приведет к улучшению эпизоотической обстановки и острая надобность в наших услугах отпадет, а значит, мы сможем вернуться к учебе.

Магнум задумался на несколько секунд, а затем произнес:

— Чувствую, этот разговор не на пять минут выйдет. Знаешь, что, давайте-ка вы сегодня вечерком все вместе ко мне в гости заедете? Я как раз порося недавно зарезал, полтуши продал, половина еще по холодильнику телепается. И Леонида с собой захватите, мне и ему найдется чего порассказать. Я сейчас домой заеду, подготовлю все, а потом за вами вернусь, часикам к семи. У меня, конечно, не автобус, но ежели лавки в кузове покрывалом застелю, то ехать вполне можно. Договорились?

— Хорошо, — согласился я на неожиданное приглашение. — Встретимся в семь у входа в гостиницу.