Шушель. Лирическая повесть из жизни собак, или сказка с бытовыми подробностями

3

Жара собиралась стоять такая же, как и накануне, но она должна была случиться попозже. А вот без насекомых и в это утро не обошлось – Шушеля разбудил комар. Бесстыжий кровосос так обожрался за ночь, что не смог вовремя взлететь с носа Шушеля, которым тот предыдущим вечером так упоительно дышал, и обжорство это стоило комару жизни. Шушель хлопнул лапой по носу наугад, не открывая глаз, потому что, во-первых, он не собирался пока просыпаться, а во-вторых, движение век могло спугнуть комара раньше, чем лапа долетела бы до носа. «Расплодились», – с неудовольствием подумал Шушель, потянулся, перевернулся и (конечно же, с удовольствием) начал перелистывать свои первые весенние сны, чтоб выбрать, какой смотреть дальше. Но скорость, с которой таяла волшебная картинка на едва открытой странице, говорила о том, что magic откладывается до следующего утра, а сегодня пробуждение уже состоялось.

Гимнастикой по утрам Шушель не занимался – он где-то вычитал, что сердцу необходимо время, чтобы проснуться, и Шушель любезно предоставлял своему большому сердцу такую возможность. На работу можно было не ходить ещё три дня, читать или слушать музыку с утра не хотелось, и тут хорошо было бы включить телевизор – включить для фона, то есть исключительно ради ощущения связи с родной страной и её населением, но телевизора не было. Из развлечений оставался только телефон. Шушель с опаской посмотрел на аппарат – не позвонит ли тот вдруг голосом левретки, и решил набрать Рэкса – попытать насчет спасительного плана. Однако стоило ему протянуть лапу к трубке, как опасения начали сбываться – телефон зазвонил.

– Да! – рявкнул Шушель в трубку, изобразив все оттенки недовольства; так обычно отвечал его начальник – будто бы того оторвали от государственных по важности дел, а не от тяжёлого похмельного сна ухом на телефоне. – Слушаю!!

– Слушаю! – очень противно попыталась передразнить Шушеля трубка, и просыпающееся в приятных потягиваниях сердце Шушеля вдруг бухнуло и понесло. Дразнилась левретка. Шушель закрыл микрофон лапой, глубоко вдохнул, выдохнул, снова вдохнул, успокоился (чему быть и т. д.) и продолжил неудовольствовать.

– Кто?

– Конь в пальто, – на этот раз левретка дразнилась со смыслом и не без интимности – про коня Шушель часто говорил сам и слово это любил. Пришлось признавать абонента.

– А, привет.

– Привет. Узнал?

«Интересно, скажет ещё раз про коня или нет? – подумал Шушель. – Впрочем, с неё станется».

– Узнал. А это кто? – Шушель заранее поморщился.

– Конь. В пальто.

– А, так это ты. Привет.

– Так это я. Привет.

Шушеля стала занимать эта игра в повторялки, но он решил не тянуть, а выяснить, что у них было и как они вообще договорились. Следует ли им чинно встретиться и послушать, что прикажет сердце, или же Шушелю, как честному кобелю, уже пора собираться в контору, где записывают акты, так сказать, гражданского состояния. Но как об этом спросить, да, чёрт возьми, как?

– Ты что, не рад? – спросила левретка (кстати, имя у неё было примерно настолько же приятное уху Шушеля, насколько Шушель был сейчас рад) – левретку звали Люся. Не «Люси», что звучало бы прелестно при ударении на любой слог, а именно Люся. Это, вполне себе нормальное, кстати, имя отчего-то тащило подсознание Шушеля к депрессивным ассоциациям – мещанство, лицемерие, скрытая агрессия.