Глава 2 Охота в разгаре

Эспаньола


Уильям Харт выглянул из-под полога наскоро сложенной из бамбуковых стволов хижины и понял, что их опять ожидают два пренеприятных сюрприза. Один сюрприз клубился над вершинами скал: набухшие дождем фиолетовые тучи, как нарочно, стягивались к тому месту, где Харт с товарищами устроили привал. Не пройдет и часа, как разразится такой ливень, от которого все вокруг – даже острые обломки камней – пропитается водой. Харт еще не успел просохнуть после вчерашнего ливня, и перспектива снова встретиться с водной стихией его совсем не обрадовала.

Но куда больше озадачил его второй сюрприз, по сравнению с которым даже тропический ливень казался приятной неожиданностью. С небольшой площадки на уступе скалы, где они раскинули свой бивак, было очень хорошо видно, как далеко внизу, по вьющейся между камнями и низкорослым кустарником тропе осторожно поднимаются около дюжины мужчин. Они шли явно не на охоту за свиньями или быками. В качестве дичи им служили Харт и его спутники, которые сейчас мирно почивали на жестких побегах асаий. Следовало признать, что у голландцев и французов – а это были именно они – имелся резон быть недовольными своими зарвавшимися соперниками. Уильям Харт это отлично понимал, но сдаваться на милость преследователям отнюдь не собирался. Невзгоды последних месяцев закалили его характер и сделали куда более толстокожим по отношению к уколам судьбы. Он теперь все время слышал самый важный параграф из Кодекса Берегового Братства: заботиться о себе нужно в первую очередь, потому что больше никто заботиться о тебе не станет. Потрошитель часто повторял эту нехитрую заповедь, подгоняя отставших и заставляя подниматься тех, кто больше не мог идти. «Так устроен мир, приятель, и с этим ничего не поделаешь, – говорил он, тыкая острием ножа под ребра отчаявшимся. – Если ты забудешь об этом, то вряд ли дойдешь до конца». Но даже это нехитрое пиратское правило Харт не желал принимать без поправок. Шагая по колено в болотной жиже, карабкаясь по острым скалам или падая без сил на землю, Уильям упрямо твердил про себя: «Господи, дай мне силы сделать то, что я должен, отними у меня возможность совершить постыдное и дай мне мудрость отличить первое от второго».

Сейчас же, проснувшись от едкого укуса какого-то насекомого, Харт обнаружил, что часовые сладко спят, уткнувшись носами в грязные колени. Уильяму стало жаль незадачливых сторожей: Потрошитель под злую руку запросто мог дать им в зубы, а то и выпустить кишки.

Посему Харт потряс за плечо одного из них и, когда Боб в панике дернулся, хватаясь за кремневый пистолет, приложил палец к губам.

– Тсс, тихо, – прошептал он. – Вы проспали врагов.

Пират вскочил и во всю мощь своих легких заорал было полундру, но Уильям быстро зажал ему рот рукой.

В то же мгновение они услыхали за спиной шорох и дружно обернулись. Из шалаша выполз Кроуфорд и, судорожно подавляя зевок, огляделся. В ногах у него путалась крошечная кудлатая собачонка. Кроуфорд по-прежнему не расставался с Хароном, несмотря на неудобства, которые эта тварь всем приносила.

Вот и сейчас Уильям сдержал язвительное замечание, которое так и норовило сорваться с его уст, и просто поманил Кроуфорда пальцем и указал вниз на тропу.

Кроуфорд, с выступившей на щеках щетиной, не до конца просохший и злой, посмотрел на приближающийся отряд и выругался:

– Проклятье! Эти французы, науськиваемые неугомонным Абрабанелем, – упрямые ребята! Я надеялся, что они оставили нас наконец в покое. Есть же у них карта, что им еще от нас нужно? Видно, в сезон дождей у них принято гоняться за англичанами. Надо поинтересоваться у твоего чертова лекаришки Амбулена, нет ли у него какой микстуры от соотечественников. Ба-а, да это же наши часовые все проспали! Ну, сейчас выползет на свет Божий Джек, он им распишет географию на спинах.

– Пока вы будете наводить порядок, Кроуфорд, – заметил Уильям, – нас схватят и поджарят как куропаток. Эти искатели сокровищ очень на нас сердиты.

– За что?! – искренне удивился Кроуфорд. – Мы «ад хонорес», так сказать, то бишь совершенно безвозмездно, отдали им карту, оставили, можно сказать, в залог замечательное судно, а теперь развлекаем их, как можем, гоняя по гилее, как мартышек. Все-таки люди – самые неблагодарные создания.

В ту же секунду задом вперед из шалаша выпал Потрошитель.

Быстро оглядев компанию, он мрачно сплюнул и повернулся к часовым.

– Проспали, значит, вахту, ребятки?! – угрожающе произнес он и с размаху двинул в зубы Джону, тому самому пирату, рожу которого пересекал страшный сабельный рубец.

Тот схватился за лицо, и сквозь пальцы его немедленно проступила кровь. Потрошитель повернулся ко второму:

– Мы на суше, браток, и у меня нет времени следовать Кодексу. Считай, что получил сухим пайком причитающиеся тебе по закону Моисееву сорок ударов плетью по голой заднице, – закончив, Потрошитель вполсилы врезал матросу в ухо и вытер руку о штаны. – Подберите сопли, джентльмены. Сдается мне, что скоро нам будет так жарко, что наши рубахи наконец-то просохнут.

Кроуфорд не обращал на дисциплинарные взыскания Потрошителя ни малейшего внимания. Облокотившись о большой валун, он внимательно обозревал ползущий в гору отряд.

– Итак, половина из них с пистолетами, – констатировал он немного погодя. – Причем пистолетов у них в два раза больше. Значит, одни будут заряжать, другие – стрелять. Они не хотят терять время. Отлично! Кроме того, у каждого по два кремневых пистолета за поясом. Ну и, разумеется, сабли. Не очень мне нравятся их физиономии: благородных людей среди них, кажется, немного. Увы, дуэльный кодекс сейчас вряд ли пригодится. Придется довольствоваться теми обычаями, которые здесь в ходу. В конце концов, это и нам развяжет руки. Мы должны разделаться с этой компанией – она становится слишком докучливой.

– Как мы можем разделаться с ними? Их в два раза больше, и они лучше вооружены. Все наши припасы или истрачены, или подмокли. Нам нужно поскорее уносить отсюда ноги.

– Возможно, Уильям, за поворотом нас ждет неприятный сюрприз, – возразил Кроуфорд, повторяя вслух невысказанную мысль Харта. – Засыпанная обвалом дорога или что-нибудь еще похуже. Нам придется искать обходную тропу, терять время… Нет, мы должны принять бой. Эй, просыпайтесь! Хватит дрыхнуть, потроха собачьи! Шевалье Амбулен! Ваши соотечественники жаждут покороче познакомиться с вами! Капитан Ивлин, французские каторжники вызывают вас на бой, который я не рискну назвать сухопутным, потому что вот-вот разверзнутся хляби небесные и мы поплывем в объятия друг другу… Поднимайтесь, пока противник не намотал вам на уши офицерские шарфы!

Его пламенная речь возымела действие, и из-под навеса высунулись две недовольные физиономии: красная, с топорным подбородком, принадлежала капитану Ивлину, молодая, с бородкой и усиками а la roi[6], – Роберу Амбулену. И тот и другой не менее остальных страдали от высокой влажности, поэтому на них наибольшее впечатление произвела та часть речи, где говорилось о грядущем потопе. Едва выглянув из своего убежища, оба первым делом уставились на небо и хором простонали:

– Опять дождь?!

– До дождя вы можете и не дожить, – отрезал Кроуфорд, – если не начнете шевелиться. Посмотрите вниз. Через четверть часа здесь будут неприятные и злые люди. Они никак не могут забыть нашей небольшую шалость, которую мы позволили себе на пристани Тортуги. Такая злопамятность наводит меня на мысль, что мы совершенно напрасно доверили им карту. Это никак не повлияло на отношение к нам. Одним словом, мы должны устроить нашим друзьям достойную встречу. Кто-нибудь, бросьте сапог так, чтобы он высовывался из шалаша. Пусть думают, что мы все еще пребываем в объятиях Морфея… Потрошитель, затаись с ребятами в камнях. Кстати, нашу единственную лошадку нужно привязать поближе: вид мирно пасущейся лошади ласкает взор и умиротворяет сердце. Узрев такую пастораль, французы не заподозрят подвоха. Тем временем мы с Уильямом, как люди нехорошие и изощренные в коварстве, поднимемся вот на этот уступ, где, по-моему, не слишком крепко сидят некоторые камни.

Вы же, – тут Кроуфорд с поклоном обратился к шевалье и капитану, – как натуры прямые и отважные, спрячетесь на время за кустами неподалеку. Будьте в арьергарде или в засаде – как вам больше понравится. Однако держите пистолеты и шпаги наготове. Когда потребуется ваша помощь, вы не должны терять ни секунды, понимаете?

– А что мы будем делать на этой круче? – с подозреним спросил Уильям, задирая голову и рассматривая скалу, про которую говорил Кроуфорд.

– Как только французы будут здесь, мы низвергнем на их головы град и жупел, – усмехнулся Кроуфорд. – Они, разумеется, сразу же решат атаковать наш аскетичный приют, а мы с тобой обрушим на них сверху несколько камней покрупнее. Когда же они отвлекутся на эту лавину, на них пойдут Потрошитель с ребятами, да и доктор с капитаном заодно. Завяжется бой, и тут уж мы спрыгнем вниз и тоже вздуем мерзавцев.

– Высоковато прыгать, – с сомнением пробормотал Уильям. – Как бы шею не свернуть.

– Чтобы не свернуть шею себе, старайся прыгать на шею французу, – глубокомысленно изрек Кроуфорд. – А теперь – все по местам! И не забудьте про сапог! Он должен высовываться наружу как можно естественнее – в этом самая изюминка!

Подействовала ли близость опасности или решительный тон Кроуфорд, но, выслушав его, отряд преобразился. Разобрав пистолеты с заведомо сухими зарядами, все бросились выполнять приказания и занимать позиции. У порога Потрошитель выложил приманку в виде сапога, Джон, хлюпая кровавыми пузырями, привел лошадь и привязал возле хижины, Амбулен с Ивлином попрыгали в густые кусты и затаились там. Кроуфорд со шпагой в руке ловко принялся скакать по камням, взбираясь на гребень скалы, нависавший над горной дорогой. Уильяму было не по душе такое занятие, но ударить лицом в грязь перед старшим другом он не мог. Через две-три минуты они оба, ободранные, запыхавшиеся, но довольные, залегли на вершине среди острых каменных обломков, каждый из которых был весом не менее полутора сотен фунтов. Теперь оставалось дождаться гостей.

Сверху Уильяму было отлично видно поросшую зеленью площадку, на которой стояла их хижина и паслась уцелевшая лошадь. В нависавших над самым обрывом кустах можно было различить две распластавшиеся на земле фигуры: Амбулен и Ивлин ждали своего часа. Противная собачонка спряталась где-то внутри хижины. Уильям представил себе, как будет выглядеть прыжок с того места, где он сейчас находился, и ему стало дурно: казалось, что, исполнив задание, он наверняка разобьется в лепешку. Уильям покосился на своего спутника. Лицо Кроуфорда выглядело сосредоточенным и одновременно безмятежным.

«Он-то наверняка спрыгнет, – подумалось Уильяму, – даже глазом не моргнет. Такое впечатление, будто этот человек играет со своей жизнью, развлекаясь этим от души, и чем непредсказуемее результат, тем сильнее затягивает его игра». Это могло бы показаться даже забавным, коли в сей водоворот не были бы втянуты другие жизни. Если дальнейшие поиски сокровищ будут проходить в такой же манере, то не сносить им головы. Слишком много желающих получить их в трофей: французы под предводительством таинственной незнакомки, разъяренный Черный Билл со своей кровожадной командой и лисица Абрабанель, с которым судьба постоянно сталкивает Уильяма.

Вспомнив про банкира, Уильям вздохнул и невольно дотронулся до драгоценного мощевика, подаренного ему дочерью коадьютора. Неужели Элейна тоже высадилась на Эспаньолу? Представить ее карабкающейся по скалам или пробирающейся сквозь ядовитые болота было невозможно, но вот ее папенька… Ради золота он на карачках приползет туда, куда и редкая птица долетит. Уильям украдкой бросил взгляд на лежавшего плечом к плечу с ним капитана. Его прищуренный глаз уверенно смотрел вниз, на горную тропу, губы кривила презрительная усмешка, словно он был уверен в том, что никто, кроме него, не доберется до клада. Только сейчас Уильям начинал как следует понимать Кроуфорда: почему тот, имея карту несметных сокровищ, до сих пор даже не попытался их найти. В каком-то смысле тот поступал даже мудро: без тщательно подготовленной экспедиции, без верных помощников заниматься поисками сокровищ было бессмысленно.

– Ты заснул, что ли? – раздался слева звенящий шепот, и Уильям невольно вздрогнул.

Опустив голову вслед за пальцем Кроуфорда, он посмотрел вниз на дорогу. Отряд французов окружил их бивак.

Один из солдат как раз тянулся кончиком обнаженной сабли к торчащему из-под веток сапогу, как Кроуфорд негромко скомандовал:

– Пора! – и навалился на большой камень, едва держащийся на краю уступа.

Уильям помог ему, и камень, издав глухой скрежет, стремительно полетел вниз. Но прежде чем он рухнул, они спихнули ему вдогонку еще несколько обломков поменьше.

Огромный кусок известняковой скалы обрушился на ближайшего к ним солдата, сбил его с ног, как деревянную кеглю, и придавил второму ногу. Следующий камень упал еще удачнее – прямо на шляпу капрала, прикончив его на месте.

– Вперед! – заорал Кроуфорд и прыгнул вниз.

Уильям закрыл глаза и сиганул следом. Воздух просвистел у него в ушах, дыхание перехватило, и он упал на кого-то, инстинктивно вцепившись в него руками и увлекая за собой на землю.

Открыв глаза, Уильям обнаружил, что Кроуфорд как ни в чем не бывало целится из пистолета в опешившего от неожиданности француза. Грохнул выстрел, и несчастный, обливаясь кровью, упал на тропу.

Едва рассеялся пороховой дым, как из кустов с дикими воплями выскочили Амбулен и капитан Ивлин. Они одновременно выпалили из своих пистолетов и бросились вперед, извлекая шпаги из ножен. Испуганная лошадь поднялась на дыбы, оборвала ветку и помчалась куда-то вниз по склону. За ней, подскакивая, побежали мелкие камни. Потрошитель и двое пиратов прыгали на нападавших сзади и, верные своей тактике, перереза́ли им глотки.

Вскоре все было кончено. Около шалаша в беспорядке валялись сраженные свинцом и сталью французы. Двое из них еще подавали признаки жизни: у одного была перебита камнем нога, а второму Уильям, кажется, сломал позвоночник, спрыгнув на него со скалы. Раненый дико кричал, и всем было ясно, что часы его сочтены. Испытывая священный ужас и отвращение к самому себе, Уильям отполз в сторону от изувеченного им человека и поднялся на ноги.

Кроуфорд, морщась от пыли и грязи, обозревал поле боя, одновременно пряча пистолет за кушак. Короткая стычка принесла им победу и временную передышку. Единственный уцелевший француз озирался по сторонам с животным страхом и лепетал, умоляюще протягивая к нему руки:

– Пощадите, я вам пригожусь, я узнал…

Кроуфорд прищурил глаза и шагнул к французу. В тот же момент из груди несчастного вдруг брызнул фонтанчик крови, и следом из маленькой дырочки выглянуло стальное жало. Пленник выгнулся дугой, из груди его ударила тугая багровая струя, он захрипел, словно силясь что-то сказать, но изо рта его вырывались лишь кровавые пузыри. Он взмахнул руками, как будто пытаясь взлететь, и мешком рухнул на землю лицом вниз. Робер Амбулен перешагнул через еще дергающееся на земле тело и принялся вытирать шпагу о грязный платок. Вокруг убитого им человека медленно расплывалась темная густая влага, которая быстро смешивалась с утоптанной каменной крошкой. Сейчас же позади раздался другой стон, и, быстро обернувшись, Уильям увидел, как Потрошитель вынимает окровавленный нож из груди француза со сломанным позвоночником.

– Вот тебе и мизерикордия[7], – пробормотал Кроуфорд, и на красивом лице его мелькнуло отвращение.

Джон, хлюпая разбитым носом, увлеченно обшаривал карманы добитого им солдата со сломанной ногой. Живых врагов на дороге больше не было.

Уильям ринулся к Амбулену. Он схватил Робера за обшлага кафтана и тряхнул его так, что тонкое сукно жалобно затрещало.

– Зачем ты это сделал?! – закричал Уильям ему в лицо. – Зачем ты убил его?! Он же просил пощады!

Амбулен слегка оттолкнул Харта свободной рукой и со спокойной улыбкой отступил назад, как бы ненароком выставив руку, в которой была зажата все еще окровавленная шпага.

– Что с тобой? – удивленно вскинув брови, произнес он. – Ты, англичанин, заступаешься за француза? Не забывай, эти люди преследовали нас, чтобы убить.

– Мы победили и могли его пощадить! – с гневом сказал Уильям. – К чему нужно было брать на себя этот грех? Одно дело – убить человека в бою, а другое – в спину, так по…

Амбулен снова вскинул безупречную бровь и с усмешкой поглядел на Харта.

– Ну, договаривай, не стесняйся!

– Так подло зарезать, – твердо произнес Харт. – Как ты мог, Робер?

– Перестаньте ссориться, господа! – вмешался Кроуфорд. – Не будем восставать друг на друга из-за какого-то несчастного лягушатника! Я приношу свои извинения шевалье Амбулену, но его это определение, разумеется, не касается. Я лишь могу сожалеть, что не услышал тех слов, что начал произносить наш пленник.

При этих словах Кроуфорд метнул загадочный взгляд в сторону Амбулена. Тот перехватил его, пожал плечами и растерянно потер рукой свой тонкий длинный нос, на котором тут же оказались следы крови.

– Мне жаль, что я наделал столько шуму. Если бы я предвидел….

– Этого бедолагу действительно можно было отпустить.

– Вы забываете, что он видел наши лица и знает, по какой дороге мы движемся! – возразил Амбулен. – Мы не должны оставлять таких свидетелей! Это слишком дорого нам обойдется!

– Возможно, вы и правы, – сказал Кроуфорд, задумчиво глядя на француза. – Видел наши лица… Что ж, ваша предусмотрительность вызывает уважение. Хотя должен заметить, что нас видело предостаточное количество народу на Тортуге, да и тропа здесь практически одна. Ну да ладно, это ваше дело. Обжегшись на молоке, дуют на воду. Не будем ссориться между собой из-за мертвого врага. Лучше уничтожим следы этого спектакля. Сбросим тела с обрыва, соберем оружие, а тропический ливень доделает остальное.

Действительно, едва они успели расчистить площадку от мертвецов, как хлынул давно ожидавшийся ливень, и маленькому отряду пришлось укрыться в хлипком шалаше. Своды его, выложенные из бамбуковых стволов, слабо защищали от потоков воды и порывов ветра. Когда дождь поутих, все оказались вымокшими до нитки и раздраженными до предела.

– Скоро у меня вода потечет даже из ушей! – пробормотал Амбулен, с отвращением выливая воду из сапог. – А в животе заведутся головастики.

– Тогда вам не придется гоняться за лягушками в поисках ужина, – меланхолично заметил капитан Ивлин и с грустью оглядел мокрое огниво.

– Такое количество воды хорошо для водоема, где разводят карпов, но для человека и дворянина это просто неприлично. Мы должны что-то придумать, – примиряюще улыбнулся Харт.

Пираты не сказали ничего, только зло хлюпнули носами, а Потрошитель, бросив выразительный взгляд на своего капитана, принялся задумчиво обстругивать бамбуковый колышек.

* * *

– Так ты говоришь, Джек, что индеец сбежал с «Медузы» в тот же день, когда мы с Хартом так неудачно нарвались на этого жида Абрабареля?

– Может, у меня и нет таких мозгов, как у всяких там образованных, кто просиживал штаны в университете, но даже мне понятно, что дело здесь нечисто, капитан, – Потрошитель тихо кашлянул в кулак и высморкался двумя пальцами, вытерев их о засаленные бархатные штаны. – Мы заперли его в трюме, беззащитного, как младенец в пеленках. И вот, когда вы приказали нам перебираться на кутер «Луи», мы хотели, как было уговорено, прихватить этого расписного молодца с собой. Джон спустился в трюм да как заорет: «Джек, сюда, говнюк‑то (простите, сэр, вы же знаете Джона!) исчез!»

Я, конечно, в сердцах огрел кошкой парочку ротозеев, но делу этим не поможешь! Так вот, сэр, клянусь своей матушкой, это французик его выпустил! Вы небось видали, как перемигивались они с этим ублюдком на испанском галеоне?

Кроуфорд вздрогнул и посмотрел в глаза Потрошителю. Но там не было ничего, кроме преданности своему вожаку и жажды убийства.

– Ты тоже заметил, Джек… Вот уж я не ожидал от тебя такой прыти.

– Мне этот индеец не глянулся еще на Мартинике, где вы подцепили его в таверне. Я с него глаз не сводил. Я так вам скажу, сэр: кто предал один раз, предаст и другой.

– Но галеон достался нам: индеец нас не обманул!

– Возьмите еще угля, капитан. Ваша трубка совсем потухла! – Потрошитель вытащил из костра тлеющую головешку и поднес ее к серебряной трубке капитана, после чего раскурил и свою, деревянную. – Может, он и не обманул нас с галеоном, Дик, только, значит, это ему самому надо было.

– Да, я так и понял. А что, Джек, выходит, лягушатник нечисто с нами играет?

– Выходит, так, сэр. А как ловко он заколол того французишку, что попал к нам в плен! Как куренка на вертел надел! Видать, больно хотел заткнуть ему глотку. Вот тот и поперхнулся собственной кровушкой, аж до пузырей!

Вспыхнувшая на мгновение трубка осветила улыбку Потрошителя.

– Так, Джек, слушай сюда. Я не верю никому, кроме этого сопливого щенка Харта. Так что приглядывай за всеми, особенно за Амбуленом. Если что – сам знаешь. Только чтоб не насмерть. И береги Харта.

– На что вам сдался этот птенчик, ума не приложу. Ну да у вас полно причуд, Дик. А насчет остального не беспокойтесь. Я умею сделать так, чтобы даже самые упрямые языки сделались посговорчивее. Вы еще успеете с ними побеседовать по душам.

– Послушай меня, Джек, – Кроуфорд притянул Потрошителя к себе и прошептал ему прямо в спрятанное за жесткими седыми космами ухо: – Джек, я помню, что мы с тобой побратались, – после чего оттолкнул пирата и уже совсем другим голосом произнес: – Пора спать, Джек. Вот мы и отстояли свою вахту Дианы.

– Что-что, капитан?

– Собачья вахта подходит к концу, Джек.

* * *

До означенного на карте селения оставалось около четверти мили, как вдруг Уильям, шедший впереди, предостерегающе поднял руку. Мгновенно замерев, все стали всматриваться в серую мглу, опускавшуюся над равниной. Впереди по склону горы, немного ниже компании Кроуфорда, по направлению к тому же селению, что и они, двигались люди.

Это был довольно большой отряд – не менее сорока человек. По строгому порядку мерно шагающих людей можно было предположить, что это не просто вышедшие на прогулку местные плантаторы, а настоящий военный отряд. Во главе его ехал всадник на высокой гнедой лошади.

– Что это значит? – с тревогой спросил Уильям.

Кроуфорд поднес к глазу подзорную трубу и, нахмурившись, уставился на отряд. Вдруг губы его дрогнули, и, опустив трубу, он прошептал:

А это вышел кто из-под земли?

– Дик, можно яснее? – Уильям не заметил, что стал называть Кроуфорда его пиратским прозвищем даже наедине.

– Можно и яснее. Там в седле женщина. Я не могу разглядеть ее лица. Но люди, которые с ней, без сомнения, солдаты. И мне кажется, что они с «Черной стрелы».

– Вы уверены? Вы думаете, это та самая женщина, которая перехватила карту у Черного Билла? Позвольте подзорную трубу, Дик!

Кроуфорд улыбнулся и передал ему трубу.

– Надеетесь различить черты прекрасной Элейны? Но уверяю вас, там всего одна женщина. Я не заметил там даже папаши-банкира.

– А я его вижу! – вскричал Уильям, буквально впиваясь взглядом в окуляр подзорной трубы. – Смотрите, это он! Видите, еще одна лошадь?

Действительно, в хвосте колонны появилось еще несколько лошадей. Ту, на которую обратил внимание Уильям, вернее было бы назвать мулом, потому что даже издали было видно, как недовольно это животное прядает своими длинноватыми ушами и насколько оно мало. На его спине умостился тучный господин, которого Уильям не мог не узнать даже издалека. Безо всякого сомнения, это был коадьютор голландской Вест-Индской компании Давид Малатеста Абрабанель собственной персоной. Рядом с предполагаемым тестем на крепкой пятнистой кобыле ехал невозмутимый капитан Ван Дер Фельд. Уильям на секунду затаил дыхание, так как сладкая надежда коснулась его сердца. И она не обманула его. Из-за густого кустарника выступил еще один мул, которым управляла, сидя вполоборота в высоком женском седле, мисс Элейна Абрабанель.

– Это она, она здесь! – радостно воскликнул Харт.

– Черт возьми, Уильям, дайте же трубу сюда! Нашли время разглядывать девочек, – Кроуфорд раздраженно вырвал инструмент из рук Харта и жадно уставился на отряд.

Но женщина на гнедом жеребце уже скрылась за ветвями деревьев, так что на его долю остались лишь мулы с драгоценным грузом на спине, которые неспешно двигались в окружении полудюжины крепких голландцев, оберегавших своего предводителя и его дочь от всяческих бед.

Кроуфорд опустил подзорную трубу и оглядел своих спутников. Если Уильям тщетно пытался скрыть нежданную радость, то на лице Ивлина явственно проступила такая ненависть к тем, кто смешал его доброе имя с грязью, что Кроуфорд тут же решил пересмотреть свое мнение о характере англичанина. Амбулен же совершенно безмятежно улыбался, вертя в руках затейливый цветок орхидеи, который он сорвал по пути, пока Потрошитель как-то совсем случайно держался у него за спиной, и изуродованная рука его, напоминающая клешню, лежала на рукояти ножа.

Но если бы Кроуфорд подержал у глаза подзорную трубу еще хотя бы на пару секунд подольше, ему многое стало бы ясно.

Вслед за голландцами на тропу бесшумно ступил Хуан Эстебано, одетый наполовину как индеец, наполовину как француз. Короткая суконная куртка, надетая прямо на голое тело, облекала его мускулистый торс, не скрывая пресловутой разноцветной татуировки в виде пернатого змея. На груди его на кожаных шнурах болтались большой медный крест, нож диковинной формы, похожий на змеиный зуб, и амулет, изображающий краснокожего сидящего на коленях дикаря с толстыми вывороченными губами и раздвоенным змеиным языком. Голову бывшего испанского доктора украшали вплетенные в косицу разноцветные перышки колибри и мелкие бусинки из осколков кварца. Индеец был бос, его короткие матросские штаны болтались на нем, как юбка, а в руке он нес просмоленный матросский сундучок. Как кошка, он скользил за отрядом, то ли напевая, то ли насвистывая себе что-то под нос.

Но Кроуфорд, занятый мыслями о женщине и отряде, поспешил опустить подзорную трубу, и индеец, о котором он совсем недавно вспоминал, остался им не замеченным.

Кроуфорд оглядел открывшийся перед ним чудесный вид на поросший пальмами и бамбуком склон горы, на подернутое легкой дымкой лазурное небо и причудливые узоры орхидей, чьи похожие на бороды корни прядями свисали с деревьев, втянул носом густой, насыщенный неизвестными ароматами, влажный воздух, прислушался к крикам и воплям птиц, чьи голоса доносились с верхушек пальм, и подумал о том, что на берегу Тортуги последняя стычка у них приключилась именно с голландцами, и удирали они сломя голову в первую очередь от них; и у тех шестерых, что следят сейчас за тем, чтобы Абрабанель не свалился с мула, наверняка имеются некоторые претензии к пиратам вообще и к Кроуфорду лично. Французы не любят голландцев, это точно, но раз уж и те и другие заключили временный союз между собой, значит, теперь их совместная нелюбовь будет направлена на англичан и пиратов. Амбулен, конечно, не самый плохой француз, но он все-таки француз, и от этого недостатка ему никогда не избавиться. Да и что-то не нравились Кроуфорду его невинные глазки цвета берлинской лазури. А неприятнее всего было то, что французы натянули им нос и явились в селение немного раньше, лишив отряд Кроуфорда ночлега под крышей.

Похоже, эта простая мысль наконец-то дошла и до остальных.

– Вот дьявол! – мрачно сказал Амбулен, сдвигая шляпу на лоб. – Нас все-таки опередили! А я-то мечтал погреться сегодня ночью у очага!

– Благодарите Небо, если нам удастся набиться в постояльцы к какому-нибудь фермеру! – пробурчал капитан Ивлин. – Представляю, что сейчас творится в селении! Ваши соотечественники, месье Амбулен, сожрут все, что наготовили в таверне, да еще кинутся увиваться за девками!..

– Это маловероятно, – заметил Амбулен, доставая из украшенного эмалью футлярчика новую зубочистку. – Солдаты не станут ссориться с колонистами. Такая политика невыгодна королю. – И он задумчиво пожевал деревянную палочку. – Но ужин они сожрут, это точно. И займут все места на постоялом дворе, или что тут у них имеется. Нам негде будет даже лечь, не говоря уже о комнате с кроватью и умывальником…

– О чем вы говорите! Лечь в кровать! Как бы нам тут вообще не уснуть вечным сном! Вы забыли, КАК мы покидали Тортугу? Не удивлюсь, если губернатор издал приказ о нашей немедленной поимке. Иногда де Пуанси становится удивительным придирой. Лет пять назад он повесил одного благородного джентльмена только за то, что тот убил в честном поединке парочку французов. Правда, перед этим он устроил засаду на проселочной дороге и стрелял им в спину, но в остальном поединок был совершенно честным…

– Странное все-таки у англичан представление о юморе, заметил Амбулен. – И о чести, кстати, тоже.

– Наверняка у французов представление обо всем превосходное, – вдруг вмешался в ленивую перебранку Харт. – То-то вы убили ударом в спину своего соотечественника…

– Я действовал ради безопасности всех нас!

– Оно и видно!

– Тише, джентльмены, тише! Мы все расстроены плохой погодой и скверной едой, но это не повод для ссоры! Кстати, месье Робер, у вас нет никаких свежих мыслей по поводу нашего ночлега?

– Да нет у меня никаких мыслей! – раздраженно ответил Амбулен, отворачиваясь. – Не мог же я знать, что французы окажутся столь проворными, что опередят нас на полдня пути!

– Я думаю, мы должны послать кого-нибудь на разведку, – предложил Уильям. – Я бы и сам пошел, но разумнее сейчас поручить это Амбулену. Он француз, и его уж точно теперь никто не знает в лицо. Он спокойно переговорит с любым колонистом или солдатом и попытается узнать, что на уме у наших противников. А заодно Амбулен может попробовать договориться с кем-нибудь из местных о ночлеге. Честно говоря, больше всего на свете мне сейчас хочется съесть кусок жареной говядины и упасть на какую-нибудь подстилку, чтобы наконец отдохнуть, не опасаясь утонуть во сне.

Кроуфорд со странной грустью посмотрел на Уильяма и подумал, что всего месяц назад, окажись Харт в такой ситуации, он думал бы не о бифштексе и койке, а о том, как увидеть ту, в кого влюблен. Кроуфорд прикрыл воспаленные от постоянного недосыпания глаза и улыбнулся.

* * *

Когда Роджер оказался на палубе шхуны, которой заправлял Олонэ, ему была уготована грустная участь. Таких неумех, чудом уцелевших после удачного абордажа, либо скармливали акулам при нехватке пресной воды, либо продавали в рабство, если за них нельзя было получить выкуп. Те же, кого по странной прихоти судьбы отчего-то миновала эта участь, опускались на самую низкую ступень пиратской Либерталии[8]. Они становились шкертами[9], или «придурками».

Когда ударом в зубы Роджера загнали на бак, где в полутьме и сырости ютилась команда, он еще не успел осознать, что его игре в благородного мстителя сейчас будет положен конец. Сплевывая кровь из разбитого рта, он затравленно прижимался спиной к ребрам выступающих из стены полусгнивших коек и с тоскливым ужасом оглядывал троих крепких мужчин. От их давно не мытых тел разило мочой и потом, их щербатые рты щерились в звериных оскалах. Вдруг один из них, которого Роджер про себя успел окрестить обезьяной, сделал шаг к нему и улыбнулся, обдав юношу невыносимой вонью гниющих зубов. В ту же секунду что-то пронзительно пискнуло, и краем глаза Роджер заметил крысу, на которую наступил пират. Крыса, извернувшись, вцепилась ему в голую ногу, а Роджер со всей силы ударил обезьяну в глаза двумя растопыренными пальцами, как били в грязных тавернах Лондона, где он заливал свою боль дешевым джином.

В ту же секунду чей-то кулак вмялся ему под дых, но, прежде чем скрутиться в приступе кашля и рвоты, он успел ударить ногой в пах второму, тому, что стоял прямо за обезьяной. Потом его били до тех пор, пока серебряная дудочка боцмана не вызвала эту смену тянуть канаты и убирать паруса.

Как ни странно, зубы его уцелели, и, валяясь в тухлой водице на дне трюма, он кончиками пальцев ощупывал сломанные ребра и дышал одним горлом, думая о том, что ему уже никогда не выпрямиться. Гнилое дерево в пять пальцев толщиной отделяло его от соленой смерти, по ногам его бегали крысы, норовя доползти до лица. Однажды кто-то потряс его за плечо, и хриплый голос спросил:

– Эй, парень, ты знаешь, чем компас отличается от склянок?

– Я даже знаю, в чем разница между секстантом и астролябией, – еле шевеля разбитыми губами, весело, как казалось ему, ответил он.

На самом деле штурман услышал лишь сиплый шепот, но он и так узнал все, что ему было нужно.

– Тогда вставай, лодырь. Пора приниматься за дело.

Шхуна Олонэ шла к берегам Новой Гвианы[10].

* * *

Кроуфорд с трудом разлепил уставшие глаза.

– …Да, я бы сожрал сейчас даже крысу, – говорил Амбулен. – Поэтому в первую очередь займусь поисками жилья. Такая толпа, да еще и с обозом, никуда от нас не денется. А планы здесь моментально становятся достоянием публики. Я уверен, утром даже дети будут рассказывать, куда держат путь солдаты и какие именно сокровища поджидают их в горах Северного хребта…

Амбулен произнес название гор между прочим, но Кроуфорд с улыбкой посмотрел на врача.

– Не старайтесь, Амбулен! – сказал он. – Я не дам вам подсказки, пока мы все не окажемся на месте.

– А я вовсе не нуждаюсь ни в каких подсказках! – возразил француз. – Я сказал просто так. Все равно горы здесь велики, и никакая подсказка не поможет найти иголку в стоге сена.

– Это верно, – согласился Кроуфорд. – Поэтому и не будем отвлекаться. Мы направляемся в Гро-Шуан. Сначала вы, Амбулен, а потом и мы. А пока мы будем ждать вас вон там, в той пальмовой рощице, на восточном краю села. Признаться, я тоже перекусил бы горяченьким, хотя скажу вам, братцы, крысы вовсе не так вкусны, как кажется. Берите пример с нашего штурмана. Джон Ивлин являет нам пример истинного британца, нечувствительного к боли и усталости.

– Нет, господа, истинные британцы, так ж, как и все, нуждаются в отдыхе, – заявил капитан Ивлин, оправляя кафтан. – Готов согласиться даже с отсутствием ужина, но нам всем крайне необходимо просушить одежду и получить хотя бы пять часов здорового крепкого сна.

– Браво! Великолепно сказано! – засмеялся Кроуфорд. – Да здравствует синергия и единомыслие! Думаю, фортуна сжалится над нами, ведь она любит настоящих джентльменов.

Пираты засмеялись в предвкушении еды и выпивки и с уважением посмотрели на своего Веселого Дика.

* * *

Тьма быстро накатывалась на равнину с гор. С ветвей посыпались тяжелые капли росы, печально закричала какая-то птица, ей ответил дружный рев обезьян. В полутьме очертания сделались расплывчатыми, уставшие люди то и дело сдерживали нервную зевоту и зябко поводили плечами. Харон, измазавшийся в жирной земле, похрюкивая, рылся в корнях кустов, охотясь за каким‑то мелким зверьком. Расположившись прямо на земле, англичане ждали возвращения Амбулена. Но стройная фигура молодого француза возникла в сгущающихся сумерках неожиданно даже для Кроуфорда.

– За четыре реала и пистолет местный кузнец готов предоставить нам кров и ужин, – объявил Амбулен. – Он живет на самом краю селения, поэтому проблем у нас не будет. Дальше на площади мои соотечественники выставили посты – вооруженные солдаты наблюдают за порядком в деревне. Остальные разошлись по квартирам. Жаль, кузнец попался нелюбопытный, и мнение по поводу вооруженного отряда французов и голландцев иметь отказался.

– Надеюсь, он откажется от мнений и по нашему поводу, – ворчливо заметил Джон Ивлин.

– Но, как я и полагал, до утра вряд ли мы что-нибудь узнаем, – Амбулен пропустил замечание Ивлина мимо ушей. – Самое разумное сейчас – отправиться на ночлег.

– Вперед! – сказал Кроуфорд, медленно поднимаясь и потирая затекшие ноги. – А что вы подразумевали под скромным ужином, Амбулен?

– Свинину и пальмовое вино. Кузнец – человек холостой и не держит кухарку. Мне еле удалось уломать его, но четыре реала и оружие для него то же самое, что для нас – сокровища конкистадоров.

Отряд гуськом выступил к селению, настороженно вглядываясь в желтые огоньки окон и в пыльные прямые улицы. Даже издали было ясно, что в селении происходит что-то необычное. На центральной площади взад и вперед разгуливали люди с факелами. Хрипло брехали собаки. Никто не ложился спать. Видимо, такого количества гостей здесь не бывало уже очень давно.

Не доходя сотни ярдов до крайнего дома, Кроуфорд знаком приказал остановиться. Притаившись у сложенного из дикого камня забора, они принялись ждать. Шум и крики в селении постепенно стихали: незваные гости разбредались по чужим домам, принимались за еду, заваливались на устроенные на скорую руку постели.

Воображая эти завидные картины, Уильям только мрачно вздыхал. Он уже окончательно уверился, что Элейна осталась на фрегате, и в большой степени потерял интерес к встрече с ее отцом. Для решительного объяснения с этим негодным человеком ему требовалось не меньше сундука с золотом и бриллиантами, но все это лежало где-то далеко в горах Эспаньолы, среди колючих зарослей, острых скал и сырых облаков, лепящихся по склонам…

Незамеченными они подобрались к дому кузнеца и разместились под его крышей. Кузнец оказался немногословным и недоверчивым человеком, заросшим густой бородой. Правда, получив на руки четыре реала и заряженный пистолет с мешочком сырого пороха в придачу, он повеселел и проявил исключительное для себя радушие – выставил на стол оловянное блюдо с окороком, миску печеных бананов и выдолбленную тыкву с пальмовым вином. Вместо постели он принес со двора и швырнул на земляной пол охапку тростника, прикрыв ее парой пыльных циновок. Он ни слова не сказал против рыжей собачонки, которую Кроуфорд за столом не спускал с рук, только внимательно оглядел ее и что-то пробормотал себе под нос.

Путешественники тоже молчали. Кое-как поужинав бананами, они повалились на импровизированную постель – у всех буквально слипались глаза. Кузнец спрятал в тайник драгоценный пистолет и монеты, заботливо задул страшно коптящую масляную лампу и сам улегся спать в углу на кровати, сплетенной из неизменного бамбука и пальмовых листьев, предусмотрительно сунув кухонный нож себе под подушку.

Заснуть, правда, он смог не скоро: неслыханная удача, свалившаяся на него так внезапно, подогревала его алчность и кузнец думал о том, что утром, пожалуй, стоит попросить у щедрых постояльцев еще парочку пистолетов или несколько золотых – он отметил, что незнакомцы вооружены до зубов и очень не хотят огласки.

Гости же заснули мгновенно, а самым первым – Уильям, который будто провалился в черную бездну, откуда словно не было возврата.

Вдруг кузнец почувствовал, как кто-то осторожно касается его руки. Он схватился за нож и приготовился заорать, но мягкая ладонь аккуратно зажала ему рот, а на ухо прошептали:

– Тс-с-с, тихо, месье. Я не причиню вам вреда. Я лишь хочу кое о чем вас попросить…

И руки кузнеца коснулись прохладные металлические кружочки.

* * *

За полчаса до рассвета из объятий Морфея всех вырвал раздавшийся за окном грохот пистолетного выстрела. А потом где-то поблизости вдруг бухнула небольшая пушка, в темноте остро запахло кислым пороховым дымом, и вскоре уже началась настоящая перестрелка.

Загрузка...