Схватка на дне

Глава первая Секретная миссия

Западное побережье США, середина 60-х годов XX века. Борт американской атомной субмарины «Гоуст»[1].

– Она не тонет, сэр! – воскликнул старшина Тони Канетти и его громовой голос эхом отозвался в ночной тиши.

Луч прожектора высветил на поверхности моря какую-то коробку, привязанную длинным шнуром к корпусу подводной лодки. По всем расчетам она должна была затонуть, но, по непонятной пока причине, продолжала оставаться на плаву. Внутри коробки находился имитатор головной части русской крылатой ракеты, который после отделения и погружения предстояло найти на морском дне с помощью глубоководного аппарата.

– Кто не тонет? Лодка? – прозвучало откуда-то сверху и все, кто стоял на корпусе подводного атомохода, посмотрели на верхнюю часть рубки.

– Какого черта вы тут делаете, лейтенант? – ледяным голосом произнес капитан субмарины Эдвард Бест и проорал в переговорное устройство:

– Старпом! Я же сказал: никого не пускать наверх! Что не ясно?

– Виноват, сэр! Сейчас разберусь! – раздалось в динамике и тут же откуда-то из чрева лодки донесся душераздирающий рёв старпома, завершившийся какими-то недобрыми пожеланиями в адрес матери лейтенанта:

– …твою мать!

– Разбирайся быстрее, – вслух произнес капитан, – пока я не включил счетчик.

В экипаже четко знали, что капитан пунктуально фиксирует в своем дневнике все нарушения. Когда дело доходило до выплаты премиальных, он подробно и дотошно объяснял каждому проштрафившемуся причину вычета энной суммы зеленых купюр. Но на этот раз, он и при особом желании не включил бы свой счетчик, потому что возникли форс-мажорные обстоятельства, озвученные криком старшины Канетти:

– Волна! С кормы заходит волна!

Увлеченные испытаниями новой секретной техники, подводники не заметили усиления ветра и появления океанской волны. Она предательски, бесшумно зашла с кормы и приподняла их над корпусом атомохода.

Капитан, руководивший затоплением имитатора, находился в районе реакторного отсека и был единственным, кто не надел спасательный жилет и не пристегнулся специальным карабином со страховочным тросом к корпусу субмарины. В этом состояла некая бравада, презрение реальной опасности и это могли себе позволить только он, старпом и главный инженер ядерной силовой установки – все остальные храбрецы беспощадно наказывались.

Несмотря на отчаянное сопротивление и попытки ухватиться за корпус, капитана смыло за борт и первым это заметил чернокожий Канетти. С криком: «Капитан за бортом!», он бросился следом за ним, но повис на своем же страховочном тросе с правого борта в районе первого отсека. Трос запутался и зацепился за у-образный стальной кнехт, выступающий над палубой и служащий для крепления буксирных канатов.

– Тони, назад! Не сметь отстегиваться! Я приказы…

Это были последние слова капитана, услышанные подводниками в ходовой рубке, в том момент, когда он увидел как старшина, чтобы прийти ему на помощь, отстегивает карабин. Механизм заклинило, и теперь сам Канетти оказался в смертельной опасности. Очередная волна подбросила его вверх и понесла дальше в носовую часть субмарины. Не раздумывая ни секунды, Тони ухватился обеими руками за попавшийся на его пути обтекатель гидроакустической станции и получил шанс быть спасенным. Он обернулся и что-то прокричал. Подводники, скопившиеся в ходовой рубке, мигом сообразили, что ему нужен нож и новый трос, но смогли их подать только с третьей попытки. Канетти, держась за новый трос, тут же перерезал ножом прежний, и его понесло вправо по течению волны. Подводники быстро подтянули старшину к рубке, опоясанной по периметру стальным леером. Тони взялся за леер и добрался до рубочной двери, которая была наполовину в воде. Кто-то мгновенно открыл и закрыл за ним дверь, затащив в рубку. Старшина был спасен.

Тем временем волны уносили капитана все дальше и дальше в океан. Что думал он в эти роковые минуты, на что надеялся? Как ни странно, Бест в этот момент корил самого себя. Как же так? Он, строгий, педантичный капитан, допустил такую оплошность, позволив лишить самого себя средств спасения. Какая глупость! Он лихорадочно вспоминал своих коллег: кто из капитанов-подводников Соединенных Штатов уже оказывался в подобной ситуации? Никто не приходил на ум, потому что таковых не было. Он первый и это злило его еще больше. Теперь о нем будут вспоминать на каждом военно-морском совещании. «О живом или… мертвом?» – мигом пронеслось в голове, и до него, наконец, дошло, что жизнь его висит на волоске. На каждой верхней амплитуде волны Бест всматривался в ночной горизонт, но не находил там никаких корабельных огней. «Где же субмарина? – разговаривал он сам с собой. – Ведь она не могла далеко уйти. Мистика какая-то…» Он вращал головой на триста шестьдесят градусов, но все было тщетно.

– Старпом?! – отчаянно прокричал Бест куда-то вдаль, находясь на гребне очередной волны, и вдруг почувствовал, что силы начинают покидать его. Он перевернулся на спину, чтобы немного отдохнуть и стал почему-то вспоминать свой экипаж. Он учил их быть профессионалами высшей разряда. Учил быть, прежде всего, моряками и порядочными людьми. Бест часто говорил: «Экипаж – одна семья!», был требовательным ко всем и к себе в первую очередь. В его воображении мелькали лица подводников, и он уже начал мысленно прощаться с ними, упуская все допущенные ими ранее ошибки. Но, что это? Они вдруг стали отворачиваться от него. Почему?… Страх! Вот, что оттолкнуло их от своего кумира. Ему не должно быть ведомо это чувство, но оно все же появилось откуда-то изнутри. Это был тот самый животный страх, возникающий в стрессовой ситуации, когда человек осознает свою неминуемую гибель. Страх проникает в каждую клеточку организма и может парализовать волю и тогда, даже решительный и смелый человек, привыкший рисковать и не раз смотревший смерти в глаза, каковым, несомненно, был капитан Эдвард Бест, от этой реальной грозящей опасности, может стать робким, слабеющим и беспомощным. Капитан спецлодки «Гоуст» обладал огромной силой воли и старался подавить страх, продолжая бороться за свою жизнь.

«Может это судьба? – подумал он, когда настал момент истины. – Ведь каждому предначертаны его первые и последние моменты жизни. Боже! Ну, чем я провинился перед тобой? Ведь я старался для всех… Да, я бываю строг, но по-другому нельзя. Ведь это подводная лодка, а ни какая-нибудь рыбацкая шаланда. И кто я теперь? Тело, которое тянет на дно… Нет, ни за что! Я буду бороться до конца! Я капитан субмарины и этим сказано все!»

Бест сжал всю свою волю в кулак, разделся до трусов – так было легче находиться в воде, приподнялся на гребне волны, чтобы его заметили и, что было сил, снова прокричал:

– Старпом?!

В ответ – тишина. Он рассвирепел, и хотел было послать ко всем чертям своего старпома, а заодно и эту подводную службу, которой посвятил всего себя без остатка и, может быть именно поэтому был до сих пор не женат, как вдруг увидел очертания рубки своей субмарины, надвигающейся из ночного мрака прямо на него. Сигнальщик освещал прожектором горизонт на кормовых курсовых углах, полагая, что они уже промахнулись и капитан должен быть где-то сзади. Но на всякий случай провел лучом и по курсу движения. В этот момент капитан приподнял обе руки и крикнул из последних сил:

– По-мо-ги-те!

Прожектор ослепил ему глаза, и тут же подводная лодка стала резко поворачивать влево. Бест понял, что его заметили и чтобы не наехать, переложили руль лево на борт. Все верно, именно так он учил старпома уклоняться от плавающей мины. Сейчас, на начальной стадии циркуляции, он переложит руль право на борт и это поможет избежать столкновения… не с миной, а с ним, с капитаном суперсекретной атомарины «Гоуст». Одновременно, кто-то здоровый и сильный в спасательном жилете бросился с правого борта в воду и мощными рывками быстро подплыл к нему, развернул к себе спиной, захватил мертвой хваткой…

Конечно, спасателем оказался старшина Канетти. С того момента, когда он не смог помочь самому капитану, Тони не находил себе места. Он напросился в спасатели, не принимая никаких доводов против его участия в этой миссии. Особенно противился корабельный доктор, полагая, что ему нужно прийти в себя, после того как тот побывал в экстремальной ситуации. Чернокожий Тони сверлил его своими огромными глазами и док, поняв бессмысленность аргументов, махнул на все своей хирургической рукой и отправился в каюту собирать походный чемоданчик, не забыв дать благородному спасателю совет:

– Вы…, походите по отсекам, надо немного размяться.

Желающих спасти капитана было предостаточно, но все согласились допустить старшину, предоставив ему в помощники двух хорошо подготовленных пловцов. Тони в такт качке бродил по отсекам, как ему посоветовал док, демонстрируя свои огромные бицепсы и приговаривая:

– Я это сделаю! Я спасу капитана Беста!…

Несмотря на волны, которые по-прежнему заливали палубу, а порой и рубку, моряки быстро выбрали трос, подтянув к корпусу субмарины капитана и его спасателя. Из рубки, рискуя самим оказаться за бортом, выскочили два матроса. Они, находясь на палубе по пояс в воде, подхватили капитана и Тони и каким-то немыслимым способом вчетвером умудрились втиснуться в проем рубочной двери. Кто-то снял стопор и дверь с грохотом закрылась, перекрыв доступ воде, проникающей во все свободные пространства. Спасатели сами чуть не захлебнулись, будучи уже в рубке, пока поднимали капитана по ступенькам к горловине верхнего рубочного люка, стараясь приподнять его над водой.

Обессиленного капитана бережно опускали в вертикальный рубочный люк. Это был тот самый люк, который всегда считался капитанским. Верхнюю крышку люка он должен был лично открывать при каждом всплытии субмарины на поверхность и закрывать при ее погружении в бездну. Это было его заведование, и он не хотел, чтобы кто-то иной здесь распоряжался. Он даже пытался вырваться и самостоятельно спуститься на нижнюю палубу внутрь атомохода, но кисти рук кто-то осторожно отрывал от вертикального трапа и поручней, прижимал к груди и его словно кокон, перевязанный нагромождением каких-то узлов и связок, строго вертикально опускали вниз, передавая из рук в руки. Кто были эти люди, вжавшиеся в стенки вертикального рубочного люка? Не те ли, которых он мог еще недавно отчитать по полной программе? Да, это были они. Это были те самые подводники, с которыми он чуть было не попрощался, находясь один на один в океане. Здесь не было старших по званию и младших, белолицых, смуглых или чернокожих. Здесь были моряки-подводники, спасшие своего неординарного капитана. Может, это и была та самая семья, о которой он так много говорил. И название этой семьи было экипаж!

Растроганный таким вниманием, он откровенно плакал и никто его за это не осуждал. Но все знали, что будет он как прежде строгим и дотошным, не допускающим послаблений и упрощений, порой не любимым, но справедливым. Он капитан субмарины и этим сказано всё.

Старпом, в нарушение всех правил, остался с капитаном в его каюте. Он пытался объяснить, что предпринял все меры, пытаясь его спасти. Но Бест лишь благодарно кивал головой и, выслушав до конца, тихо сказал:

– Ты сделал все верно… Спасибо тебе!

– Слава Богу, сэр! И… я все же приглашу доктора. Он стоит за дверью.

– Не надо, Джон. Я оклемаюсь. Достань из шкафчика виски. Для меня это лучшее лекарство в данный момент. Повезло с температурой воды – иначе бы я с тобой сейчас не разговаривал.

– Да, сэр! – сказал старпом, наливая капитану и, дождавшись его кивка в свою сторону, себе. – Здесь теплое течение и…

– Что с имитатором? – перебил старпома Бест, для которого служебные дела оставались главнее всех других, хоть речь сейчас шла о его собственном здоровье.

– Я приказал вытащить его из коробки – она создавала излишнюю плавучесть.

– А секретность? – строго произнес Бест. – Никто не должен знать о содержании коробки кроме нас двоих, старшины Канетти и «спецов» – спецподразделения по обслуживанию глубоководного аппарата. Кто был еще на палубе?

– Дежурный офицер. Если бы мы его выставили раньше, вас бы не смыло за борт. Для внешнего наблюдения и организована верхняя вахта. Или я не прав?

– И что было дальше? – спросил Бест, уходя от не нужных, как ему казалось, объяснений.

Старпом был абсолютно прав. Более того, он возражал, когда Бест в целях обеспечения секретности испытаний приказал личному составу верхней вахты покинуть рубку, не оставив даже дежурного офицера.

– Офицеры спецподразделения, несмотря на штормовые условия, привязали к имитатору металлическую болванку и он тут же затонул. Место постановки объекта зафиксировано. Ждем вашей команды о начале глубоководных испытаний. Сэр?!

– Хорошо, Джон! Опускайте глубоководный аппарат и… будьте осторожны – он стоит несколько миллионов долларов.

– Да, сэр! Я в курсе, что «рыбка» дороговата.

– Ты сказал «рыбка»?

– Так аппарат окрестили «спецы».

– «Рыбка» так «рыбка»! И не забудь взять с дежурного офицера подписку о не разглашении военной тайны.

– Да, капитан! Но нужно брать расписку со всего экипажа – наше странное маневрирование не останется без внимания.

– В этом ты конечно прав. После испытаний, нас нашпигуют взрывчаткой на случай захвата в плен русскими. И тут уж точно всем станет понятно кто мы и что мы. А пока наша «Гоуст» самая обыкновенная атомная подводная лодка. И только так все должны её воспринимать. Объясни это всем любознательным.

– Понятно, сэр.

Старпом ушел и вскоре атомоход на штатной глубине начал никому непонятное маневрирование: подлодка то зависала на одном и том же месте, то медленно двигалась вперед; затем она поворачивала на обратный курс и опять зависала. Не нужно быть большим знатоком, чтобы сообразить – здесь что-то ищут. В экипаже стали догадываться об истинных целях похода и как только Эдвард Бест занял свое капитанское кресло на мостике, штурман не выдержал и сказал:

– Не кажется ли вам, сэр, что маневрирование на противоположных галсах несколько устарело. Можно найти объект и по другим методикам поисковых операций.

– Каким еще методикам? – раздраженно спросил капитан.

Он оглянулся по сторонам и заметил, что боевой расчет командного поста, как ни в чем не бывало, продолжал нести вахту – каждый занимался своим делом. Но Бест достаточно хорошо знал их повадки, и то, что присутствующие слушали их диалог в оба уха, не подавая при этом никаких признаков любознательности, он также знал. Поэтому громко, чтобы все слышали, Бест произнес:

– Пока действует инструкция о режиме секретности и допуске к испытаниям глубоководного аппарата ограниченного числа лиц. Но я и сам вижу, что потребуется изменить эти условия. А иначе, мы… не сработаем. Не обижайтесь господа и ждите моих дальнейших указаний. Так, что ты говоришь, устарело? – обратился он к штурману:

– Сэр, если позволите, я бы классифицировал объект как вражескую подлодку, с которой потерян контакт.

– И что из этого следует? – заинтересовался Бест.

– Из этого следует, сэр, что надо произвести расчеты генеральных курсов. Взять точку потери контакта с…

– Объектом, – ответил за штурмана капитан и добавил:

– К сожалению, мы действительно потеряли контакт. Одно радует, что мы имеем изначальную достоверную точку начала испытаний.

– Здесь сильное течение, сэр, – уточнил обстановку штурман. – И если бы…

– Если бы я привлек вас раньше, то имел бы сейчас расчет на снос по течению и дрейфу.

– Так точно, сэр!

– Ладно, штурман. Я уловил твою мысль. Ты предлагаешь произвести расчет длин радиусов-векторов от начальной точки поиска.

– Верно, сэр. По спирали с поворотом генеральных курсов на девяносто градусов. Мы замкнем район поиска, и объект никуда не денется. Так как мы ищем сейчас – все равно, что искать иголку в стоге сена.

– Штурман прав, – согласился Бест, показывая тем самым всем присутствующим, что сам он на их стороне и все они единомышленники в этом непростом деле. – Надо действительно замкнуть район в определенные границы.

– Боцман! Лево руля! – скомандовал Бест. – Механик! Турбина малый хо…

Капитан не договорил, потому что на мостик влетел один из «спецов», по раскрасневшемуся лицу которого было видно: что-то там у них стряслось. Он стал тихо «сливать» информацию на ухо капитану, которое стало багроветь на глазах изумленной публики. Бест сурово взглянул в глаза «спецу», от чего тот чуть было не съёжился в клубок, и резко скомандовал:

– Стоп турбина!

Некоторое время Бест молча сидел в кресле, сжавшись как пружина, затем выпрямился, закинул нога за ногу и, оглянувшись по сторонам, изрек:

– Поздравляю вас, господа! Только что, мы утопили аппаратуру стоимостью три миллиона долларов.

«Спец» опустил голову и, забыв про инструкцию о допуске, как это порой бывает у научных работников, начал мямлить про какие-то спайки подводного кабеля, которые должны быть цельные, а они не цельные и состоят из множества отрезков длиной в сотни метров. И вообще, в стране никто не хочет заниматься производством цельных семимильных кабелей, но у него есть еще одна «рыбка», которую он обязуется запустить на оставшемся обрывке кабеля.

Монолог «спеца» закончился на оптимистической ноте и все облегченно вздохнули. Иначе бы субмарину с позором вернули на судоремонтное предприятие в Бангор и поставили в сухой док. А это надолго. Тут была и финансовая сторона вопроса. За каждый выход в море им неплохо платили – ведь это были испытания новой техники. Правда эта новая техника находилась не на новой подводной лодке, которая ломалась в самый неподходящий момент. Так случилось и в этот раз. Не прошло и часа, после отчета «спеца» о проделанной им работе по утоплению дорогостоящей техники, как механик заорал на всю свою реакторную глотку:

– Сработала аварийная защита реактора! Корабль лишился хода!

Старпом, сменивший капитана десять минут назад, тут же связался с ним по телефону и доложил обстановку. Было принято решение продолжить испытания глубоководного аппарата, двигаясь под дизелями. Другого ничего не оставалось – не докладывать же в главный штаб военно-морских сил США об остановке реактора. В этом случае их уж точно вернули бы в базу. А тут оставался хоть какой-то шанс выгрести на испытаниях, если они закончатся удачно.

Капитан нервничал. Про себя, он уже проклинал тот самый день когда согласился перейти из боевого состава атомных торпедных подлодок на экспериментальную с чарующим названием «Гоуст», что в переводе на русский язык означает призрак. Ему расписали дальнейшую карьеру как безмятежную прогулку под водой в стиле знаменитого капитана Кусто, которому когда-то в пятидесятых годах командование военно-морскими силами Франции предоставило «отпуск для научных целей». Беста, по всем прогнозам, уже должны были засыпать лавровыми венками и благодарностями от самого президента Штатов. Пока же, он получал только пинки от тех самых начальников, которые и сосватали его на эту суперлодку. Впрочем, они и сами не ожидали такого изобилия поломок и миллионных потерь. Не радовала и перспектива размещения зарядов взрывчатки на случай захвата субмарины противником. И он, Эдвард Бест, должен был нажать эту пресловутую кнопку самоликвидации, которую планировали смонтировать в его капитанской каюте. Правда, все это было в перспективе, как и сам поход неизвестно куда.

– Дэвис, – обратился Бест к Дюреру, своему главному инженеру-механику, – что с реактором?

– Плохо дело, сэр. Я как-то вам рассказывал о специфике теплоносителя первого контура реактора. Он у нас жидкометаллический.

– Да, припоминаю тот разговор.

– Судя по докладу оператора главной энергетической установки Марка Лемана – он был на вахте, когда сработала автоматика реактора – у нас образовался своего рода тромб, который подобно тромбу кровеносной системы человека, закупорил одно из проходных отверстий уранового канала.

– И что из этого следует?

– Из этого следует, сэр, что нам не нужно больше запускать реактор. Мы все выходцы с дизельных подводных лодок – придется вспомнить молодость.

– Что произойдет, если мы все же попытаемся запустить реактор? – на всякий случай уточнил Бест.

– Сэр! – уверенно произнес Дюрер. – Я не советую этого делать, потому что мы получим критическое ухудшение радиационной обстановки. Прекратится теплосъем и, как следствие, загорится урановый канал. Температура горения достигнет тысячи градусов – нам не поможет никакая биологическая защита. Мы все будем облучены.

– У меня, Дэвис, складывается такое впечатление, как будто мы не подводники атомного флота, а подопытные кролики. Физики проводят на нас эксперименты и ждут результаты. Неужели не понятно, что нужно менять жидкометаллический теплоноситель, содержащий натрий и калий[2], на что-то другое. Сплав неизбежно дает окисление и шламы. Закупорки урановых каналов неизбежны. Я это говорю как бывший механик. В отличие от русского флота, где механикам путь на командирский мостик заказан, в американском флоте, наоборот, предоставляли такую возможность. Там понимали, что лучшего специалиста, досконально знающего субмарину, просто не существует. Бест достиг своего капитанского мостика, пройдя все ступени отборочной комиссии. Кем он только не был: интендантом, связистом, дежурным инженером-механиком. Далее по возрастающей служебной лестнице: он был главным инженером-ядерщиком, старшим помощником капитана.

Наконец, он стал ключевой фигурой на военном флоте – капитаном субмарины. К этому времени за его плечами было более десяти автономных дальних походов по боевому патрулированию. На «Гоуст», которая все больше напоминала научную лабораторию, требовался опытный капитан с безупречным механическим прошлым и Эдвард Бест для этой должности подходил идеально.

– Да, сэр, в этом вы несомненно правы, – продолжил Дэвис. – Физики обещают вновь вернуть нас к водяным теплоносителям первого контура, но когда это произойдет неизвестно. Кстати, у русских на атомоходах в основном по два реактора. У нас один – нет никакого резерва.

– Ладно Дюрер, С этим все понятно. Объявляй тревогу – пора менять регенеративные пластины. С тех пор как остановился реактор, ощущается нехватка кислорода. Хотя прямой связи с этим нет. Надо осмотреться в отсеках – откуда-то исходит явный запашок тухлятины.

– Я проверю систему межотсечной вентиляции и… прошу разрешения объявить тревогу, сэр?

– Я же сказал: тревога!

– Тревога! – тут же проорал Дюрер по общекорабельной трансляции. – Все посты по боевому расписанию! Цель тревоги: смена регенеративных пластин. Доклады на мостик!

На атомных субмаринах первого поколения не было централизованных систем перезарядки регенеративных пластин, предназначенных для выработки кислорода, и каждый раз процедура перезарядки, проводимая во всех отсеках одновременно, требовала повышенного внимания. Попадание состава регенерации на палубу, и особенно на масляное пятно, могло привести к мгновенному возгоранию. Все это понимали, поэтому перезарядка проводилась в режиме тревоги и готовности немедленно начать борьбу с пожаром.

Получив доклады из отсеков о готовности к работе, Дюрер, запросив разрешение капитана, отправился в соседний отсек для контроля перезарядки регенеративных пластин и выяснения причины появления непонятного запаха. После, он докладывал Бесту результаты своего рейда:

– Сэр, по работе экипажа замечаний нет. Все как положено: резиновые коврики, перчатки, выгрузка использованных пластин в специальные емкости… Меня другое заинтересовало. Откуда все-таки идет запах? Его наибольшая концентрация, как ни странно, шла из офицерских кают. Открываю каюту связиста… Б-р-р-р! Шибануло, как от нестиранных годами носков. Посмотрел по всем закуткам – ничего! Ну, думаю, надо вскрывать люки кабельных трасс. Где же еще искать? А сам, на всякий случай, запускаю руку в трубопровод вентиляции. И что я там нахожу?

Вопрос адресовался уже не капитану, а всем присутствующим.

– Не тяни резину, Дэвис! – нетерпеливо спросил связист, несший дежурство на капитанском мостике, которого этот запах беспокоил больше всех.

– Я нашел там дохлую крысу! – с гоготом произнес механик и достал из-за спины свою находку, завернутую в целлофановый кулек. – Кто-то вас не любит, Генри? – обратился он к связисту и бросил крысу прямо в него.

Связист увернулся и завопил:

– Ты с ума сошел, фашист проклятый!

Давние предки Дэвиса действительно происходили из Германии и связист, подтрунивая над ним, называл его фамилию не Дюрер, а Фюрер.

– А за фашиста – ответишь по полной программе! – рослый механик не на шутку рассердился и, подобно медведю гризли раздвинул лапы и двинулся на внешне неказистого связиста.

Связист, лихорадочно соображая, что бы ему этакое предпринять, сгреб до кучи всю свою документацию и приготовился дать ею решительный отпор зарвавшемуся механику. Он было замахнулся на него увесистой папкой с описанием устройства его боевой информационной машины, но не успел, потому что поединок был прерван командой вышестоящего начальства.

– Все, господа! Сеанс страшилок закончен! – вмешался старпом, понимая, что именно он и должен поставить точку в этом сюжете для небольшого рассказа.

– Было весело! – спокойно сказал капитан, наблюдавший, как и все на мостике, за очередной словесной баталией механика и связиста, и далее скомандовал:

– Всплытие под перископ! Цель всплытия: сеанс радиосвязи и определение места подводной лодки. Дюрер, объявите тревогу.

Капитан должен был поручить организацию всплытия старпому, но для него было другое задание. К тому же механика надо было потихоньку натаскивать для дальнейшего продвижения по командной линии, как когда-то готовили и самого Беста. «Меху» или официально «главному инженеру-ядерщику» с немецкой фамилией Дюрер не оставалось ничего другого как проорать по трансляции:

– Тревога! Тревога! Всплытие под перископ на глубину семнадцать метров! Цель всплытия: сеанс радиосвязи и определение места корабля! Выдвижные устройства приготовить! Приготовиться сбросить балласт! Осмотреться в отсеках! Доклады на мостик!

– Хорошо, Дюрер! – заметил Бест, фиксируя правильность подачи команд, и обратился к старпому:

– Проконтролируйте до всплытия подводной лодки подъем изделия на борт и организацию документирования! Передайте старшему спецгруппы – к исходу дня представить мне подробный отчет! Действуйте!

– Есть, сэр! – отчеканил старпом и удалился.

Все начали готовиться к всплытию субмарины под перископ. Ждали старпома с докладом о подъеме глубоководного аппарата. Прошло пять минут, еще пять, капитан занервничал – это было видно потому, как он заерзал в своем кожаном кресле.

– Что он там приклеился что ли? – недовольно буркнул Бест и резко нажал на тумблер связи со «спецами».

Никто не ответил на запрос.

– Это ещё что за вольности! – возмутился Бест и прокричал по общекорабельной трансляции:

– Второй отсек – на связь! Срывается всплытие! Где там старпом?

– Да, сэр! – в динамике прозвучал умиротворенный голосок одного из «спецов», соизволившего все же ответить на запрос мостика.

– Старпом у вас?

– Мы нашли её, сэр! – вместо ответа на конкретный вопрос раздалось в динамике. – Не надо всплывать, иначе мы её потеряем!

– Я бегу к вам! – сходу отреагировал Бест, понимая, что произошло то, ради чего и был задуман этот поход. – Отставить всплытие! Отбой тревоги! Держать глубину!

Удерживать субмарину на заданных курсе и глубине должен был Тони Канетти. Он в ответ прокричал:

– Есть, сэр!

На что Бест ему заметил на ходу:

– Я так и не отблагодарил тебя, дружище!

– Что вы, сэр, – огромный чернокожий старшина смутился. – Не стоит благодарности, сэр!

– Выпивка за мной! – прокричал капитан, проскальзывая через переходной люк в соседний отсек.

Все мигом сообразили, что сообщение, произнесенное детским голоском научного работника, оправдывало все их усилия, трудности и неприятности этого похода, включая потерю одного из дорогостоящих глубоководных аппаратов. Наука сработала и этим действием открывала что-то новое, неизведанное и необычное. Для экипажа снимут часть завесы секретности и он будет спокойно говорить среди своих об этой самой «рыбке», которая, ползая по дну, будет обнаруживать и фотографировать останки советских боеголовок, добывать ценнейшую информацию о противнике, обладающим высокоточным оружием, а заодно, находить все то, что можно обнаружить на дне морей и океанов.

Как только Бест доложил руководству об успехе поисковой операции по обнаружению глубоководным аппаратом имитатора головной части русской крылатой ракеты, их тут же вернули домой – в военно-морскую базу Бангор. На пирсе субмарину встречал сам директор разведки военно-морских сил США, из чего экипаж сделал логический вывод о переподчинении и переходе из боевого состава ударных сил в разведчики. При таком раскладе «Гоуст» становилась единственным специализированным на глубоководные работы подводным атомоходом в составе всей разведки страны, что накладывало на экипаж большую ответственность. Воодушевленные напутствиями главного военно-морского разведчика, подводники с превеликим удовольствием рванули в предостав-ленный им отпуск. Субмарину поставили в док, чтобы нашпиговать новыми глубоководными аппаратами и всякими причиндалами, забывая обратить внимание, как это обычно бывает в таких случаях, на профилактический ремонт обычных устройств и механизмов, включая реактор.

В послужном списке субмарины «Гоуст» и её доблестного капитана Эдварда Беста началась новая глава – глава невероятных удач и провалов, славы и забвения. Все это будет, но позже. А пока был первый успех, открывающий дорогу специальным шпионским глубоководным операциям военно-морских сил США против военно-морского флота СССР.