Сибирский триллер Том 3 Осеннее рондо

Глава 19. Климов продает телеканал

Снятие Ферапонтовым своей кандидатуры с выборов, стало серьёзным ударом для действующего губернатора. Климов позиционировал себя в качестве серьёзного и единственного представителя демократических сил в регионе, поэтому его основной оппонент, бывший генерал КГБ, был для него удобным противником. Несмотря на то, что Ферапонтов, как хорошо подготовленный полемист, прекрасно владел аудиторией, чекистское прошлое ему явно мешало и помогало Климову вешать на него ярлык человека, стремящегося вернуть советскую власть, чтобы снова вести народ в неизвестное будущее, то бишь, в коммунизм.

Тезисы Ферапонтова насчёт регулируемых государством рыночных отношений и необходимости создания среднего класса Климов толковал как тактический ход для захвата власти в регионе. Как остроумно заметила журналистка Маша Федотова: чекист — рыночник — это такой же феномен, как лилипут — баскетболист. Несмотря на то, что она неоднократно проезжалась и по Климову, но этот её афоризм он с удовольствием повторял на своих выступлениях. Ситуация складывалась для Климова очень удачно: основная борьба шла между двумя противниками — демократом с одной стороны и бывшим чекистом с другой. Вокруг них суетились кандидаты мелкого пошиба с неясными платформами.

Исчезновение такого удобного противника размывало позицию Климова, так как в основном оставались претенденты только от демократов и либералов. Выборный ландшафт, как выразился один из комментаторов, стал выглядеть сплошным демократическим пятном, на котором не видно лиц. Правда, ещё на этом выборном ландшафте был претендент и от коммунистов, но всерьёз его воспринимали только сердобольные старушки. Претендент — коммунист сочинял стихи, заунывно пел их под бренчание гитары, и распространял кассеты с записями своих песен. Начинались все его песни с заунывного "ох", как и принято в волжских народных страданиях. Федотова не удержалась и съязвила по поводу "демократического пятна":

— Не всё так безнадёжно плохо: есть у нас одно лицо рядом с этим пятном. И это лицо следует немедленно выбрать губернатором, чтобы у него не оставалось времени для творчества. Иначе от его песен мы рискуем получить массовое психическое расстройство.

Фракция коммунистов в городской думе потребовала отлучить Федотову от эфира, но вмешался Климов.

— Необходимо отвыкать от тоталитарного прошлого, — глубокомысленно размышлял он перед телекамерой. — Подлинная демократия предполагает свободу слова, хотя, конечно, я согласен с тем, что этим нельзя злоупотреблять. Не следует путать свободу слова со вседозволенностью. Поэтому Федотова должна учитывать, что такие её грубые выпады не только оскорбляют общественность, но и создают мотивацию для требований о контроле над прессой.

Журналистка немедленно признала свою ошибку и пообещала купить пару кассет для еженедельного прослушивания песен.

— Торжественно обещаю регулярно прослушивать кассеты, чего бы это мне не стоило, — с издевкой сказала она, и Климов с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться в прямом эфире. Он уже давно приглядывался к ней и пришёл к выводу, что иметь такую журналистку в своей обойме в качестве рупора было бы очень неплохо. Пресса кусала его регулярно, но он понимал, что журналистам его "заказывают". Журналисты — киллеры, убивающие надежду на избрание своими ядовитыми публичными выступлениями, сейчас в цене, а перед выборами цена на их услуги растет непрерывно.

— Это нормально, — сказал когда — то покойный Алексей Костин, его бывший заместитель. — Одни продают выращенные ими овощи, другие — изготовленный ими самогон. А те, кто не умеют выращивать овощи и гнать самогон, продают своё мнение, если умеют его сформулировать и изложить на бумаге.

Маша Федотова умела не только хорошо излагать, но, к тому же, была остра на язык и весьма язвительна. Климов удивлялся тому, что она, в отличие от своих коллег, никогда не допускала в его адрес язвительных шуточек. И, хотя иногда его покусывала, однако делала это довольно мягко. Объяснить такое отношение к себе с её стороны он не мог: вроде бы она ему ничем не обязана, да и не боялась ничего, а относилась к нему достаточно лояльно. Тем не менее, он остерегался приглашать её для беседы, так как не мог прогнозировать её реакцию.

Но вскоре для этого представился удобный случай. Бочаров, начальник отдела областной администрации, выдвинул свою кандидатуру на пост губернатора. Климову это было крайне неприятно, так как он понимал: Бочарова обрушит на него столько грязи, что мало не покажется.

Несмотря на то, что журналисты обвиняли его во всех мыслимых и немыслимых грехах, никто из них не мог сравниться по злословию с Валентиной Сергеевной. Кроме того, позицию Климова серьёзно подорвали гибель главных спонсоров его избирательной компании: Афонина, Дёмина и Сапога. При тоталитаризме всё определяется идеологией, а при демократическом строе — деньгами. Выборы стоят очень дорого, поэтому без спонсоров победить на них невозможно, хотя наивные люди полагают, что всё решает биомасса избирателей.

Климов не сомневался в том, что эти убийства — дело рук московского криминального авторитета Грини Шарого и связаны они с аукционом по заводу "Импульс". Этот завод и раньше у него был как кость в горле, но не предполагал, что из — за него лишится такой мощной поддержки. Большие надежды возлагал он на вновь создаваемое движение "Наш дом — Россия", в организации которого принимал самое деятельное участие. Но на днях штаб местного отделения этого движения принял решение поддержать кандидатуру Бочарова, и Климов воспринял это как нож в спину. Он не мог понять, откуда дует ветер, но вскоре выяснил, что Сергей Павлович Волгин, который побывал у него в гостях некоторое время назад, попал в опалу и больше не работает в администрации Президента. Видимо то, что он принимал у себя Волгина по высшему разряду, давали москвичам основание заподозрить его в нелояльности и близости с ныне опальным чиновником.

Климов знал Волгина как очень осторожного человека и не имел понятия о том, чем тот мог провиниться. Поэтому предполагал, что в администрации Президента идёт обычная драчка между соперничающими кланами и, возможно, Волгин попал в переделку совершенно случайно. Но для него, Климова, это стало большой неприятностью, и он не знал, как из неё выпутаться. Следовало очень серьёзно скомпрометировать Бочарова, чтобы от него отказалось движение "Наш дом — Россия" и тогда появляется шанс на поддержку. Но как ещё можно скомпрометировать человека, задержанного на порно — киностудии, и ухитрившегося доказать, что это не более, чем подстроенная акция?

Когда Климову стало известно, что аукцион на завод "Импульс" выиграла Галина Афонина, за которой стоял Гриня Шарый, он начал опасаться, что Бочаров, помимо всего прочего, мог заручиться у него поддержкой. Но из телевизионных новостей неожиданно узнал, что Гриня расстрелян в московском ресторане со всеми своими подельниками. Новость потрясала — тот казался монстром, обросшим такими колоссальными связями и располагавшим такими возможностями, что стал совершенно неуязвим. И вот, пожалуйста: расстреляли, как какую — то шавку!

Телевизионные комментаторы намекали, что это следствие попытки Шарыгина влезть в нефтяной бизнес и Климов охотно в это верил. Нефтяники — люди серьёзные и богатые, поэтому могут купить кого угодно. Тем не менее, Климов увидел в этом для себя возможность договориться с Афониной о финансовой поддержки его избирательной кампании. Была, конечно, неясность в том, кто теперь вместо Грини будет контролировать компанию "Сибкомпроминвест", так как "свято место пусто не бывает". Но пока есть некоторая неопределённость, необходимо "ковать железо пока горячо".

Он уже раздумывал над основой соглашения, как произошла история с покушением на Дерягина, депутата областной Думы, возглавившего избирательную компанию Бочарова. Климов искренне считал, что это "покушение" является простой имитацией, цель которой состоит в привлечении общественного внимания к особе Бочарова. Если верить сообщениям, доверенное лицо кандидата в губернаторы ударили кистенём в пах, и Климов долго хохотал над глупостью пиарщиков Бочарова.

— Ну, придумали бы что — нибудь более серьёзное, — давясь от смеха, говорил он Надежде Ивановне.

— Я тоже считаю, что следовало его стукнуть кистенём по башке, — сердито произнесла она, ставя на стол приготовленное кофе с печеньем.

— Не знал, Надюша, что ты такая кровожадная! — притворно вздохнул Климов, не имевший оснований не соглашаться с выводом своего секретаря — референта.

В телевизионном интервью по этому поводу Бочаров сообщил прессе, что какая — то девушка незаметно подкралась сзади к Дерягину и хотела его ударить кистенем по затылку, но тот вовремя обернулся, поэтому кистень попал ему в промежность. Присутствующая на интервью Федотова высказала предположение, что дело вовсе не в том, что Дерягин повернулся.

— Просто девушка думала, что бьёт его по затылку, ошибочно приняв за лицо совершенно другую часть тела, — заявила она во всеуслышанье и сорвала тем самым интервью, так как представители прессы не удержались от хохота и долго не могли успокоиться. Послышались вопросы, не стоял ли Дерягин в наклонной позе с голым задом, что объясняло бы ошибку покушавшейся. И если он действительно так стоял, то почему избирательную компанию проводят таким необычным способом?

Хохот в зале и выкрики с мест сделали невозможным дальнейшее проведение интервью, и Бочаров ретировался. Однако для Федотовой эта история даром не прошла. На следующий день генеральный директор канала Сибинформтиви Ситников её уволил, а Дерягин подал в суд за оскорбление чести и достоинства. Климов сразу же понял, какая возможность ему предоставляется, и упустить её было бы глупо, поэтому выступил с резкими возражениями против принятия репрессивных мер к неугодным журналистам.

— Что только про меня не говорят и пишут журналисты, но разве я когда — либо позволил себе сводить счёты с кем — нибудь из них? — бушевал он перед телекамерами. — Не выйдет у вас, господа! Я, как губернатор, не позволю зажимать свободу слова! — грозил он кулаком неизвестно кому, и всем становилось ясно, кто подлинный защитник свободы и демократии в области.

На следующий день Климов пригласил к себе Галину Афонину, которой решил недорого продать местный телевизионный канал Сибинформтиви. Однако, посмотрев в её глаза, он удивился про себя. "Как же эта дура может так ловко вести дела?" — изумленно подумал он, но на всякий случай заговорил с нею о своём предложении. "Скорее всего она просто хорошая актриса и делает глупый вид, чтобы обмануть меня", — мелькнула у него мысль, но ему стало всё ясно, как только она открыла рот.

— Семен Викторович, всеми финансовыми делами у нас в компании занимается мой заместитель Мельникова Зоя Матвеевна, — сказала она и на следующий день в его кабинете сидела молодая женщина, которая поняла его с полуслова.

— У нас сейчас сложное финансовое положение, — начала Мельникова. — Мы только что приобрели завод "Импульс" со всеми его долгами. Вернее, его долги, а к ним в нагрузку завод.

— Мы поможем реструктурировать его долг, — нетерпеливо прервал её Климов.

— И, кроме того, мы добровольно взяли на себя обязательство отремонтировать драматический театр, — продолжала Мельникова.

— Зоя Матвеевна, продумайте ваши предложения и через пару дней представьте мне на рассмотрение. Многое не обещаю, но в каких — то налоговых послаблениях готов посодействовать. Мне надо, чтобы канал работал не на моих оппонентов, а…

—…а на свободу слова, — опередила она его. — Насколько я помню из курса научного коммунизма, ещё Ленин писал, что художник, вообразивший себя свободным, похож на сумасшедшее фортепиано, решившее, что оно играет само по себе.

— Рад, Зоя Матвеевна, что мы понимаем друг друга с полуслова, — с чувством произнес Климов, провожая её к двери. Больше обсуждать было нечего, и он порадовался, что нашёл понимающего человека. "Почему — то стало затруднительно в наше время встретить умного человека, — подумал он, возвращаясь к своему столу. — Но с этой барышней будет легко работать!".

На проработку и подписание договора о продаже компании "Сибкомпроминвест" местного телевизионного канала ушло не более десяти дней, в течение которых Климов осознал, как всё же трудно иметь дело с Мельниковой.

— Зоя Матвеевна, нельзя же так! — возмущался он. — Такая интересная молодая женщина, а повадки аллигатора!

— Смущают ваши обширные знания зоологии! — парировала она. — Но я из тех аллигаторов, которые хотят отремонтировать городской театр, обеспечить людей работой, зарплатой. А вы требуете, чтобы я тратила деньги на свободу слова. Свобода слова хороша тогда, когда сидишь в мягком кресле, потягиваешь коньяк, и чувствуешь, что не хватает чего — то остренького. А когда в желудке пусто и детей нечем кормить, то хочется не столько свободы слова, сколько, прошу прощения, простой жратвы.

Климов понимал, что она, чувствуя ситуацию, пытается навязать ему договор с многочисленными налоговыми и другими льготами, но у него не было времени на дебаты, так как необходимо срочно решать проблемы, связанные с избирательной кампанией.

Буквально на следующий день после подписания договора и вступления его в силу, генеральный директор канала Сибинформтиви Ситников был уволен и его место занял ранее никому неизвестный Левитин, работавший до этого директором радиостудии в одном из райцентров. Первым же приказом он восстановил Федотову на работе с выплатой зарплаты за все дни отсутствия на работе по причине увольнения. Эти выплаты вычли из увольнительного пособия Ситникова и все восприняли перемены, как победу демократии и свободы слова.

Однако вслед за этим последовал приказ Мельниковой о перезаключении трудовых договоров со всеми работниками канала. При этом в типовом договоре появилась строка о запрещении сотрудничества работников со сторонними организациями на платной основе, что вызвало всеобщее возмущение. Профсоюзный комитет собрал всеобщее собрание и потребовал от Мельниковой придти и объясниться с коллективом. Выступающие сурово осудили произвол новых владельцев канала и предлагали объявить забастовку. Мельникова выслушала выступления со скучающим видом и когда поток ораторов иссяк, неторопливо заняла место на трибуне.

— Дамы и господа! — начала она. — В советское тоталитарное прошлое мы называли друг друга товарищами. Но наступила свобода и демократия и мы перестали быть друг для друга товарищами. Мы стали дамами и господами. Вы многое сделали для победы демократического строя и замены социализма капитализмом. За это всем вам огромное спасибо! Теперь мы начинаем жить по законам капитализма, за который вы боролись. Так чем же вызвано ваше возмущение? Если вы хотите работать на частном канале, то обязаны выполнять все требования владельцев. Таков капитализм и вы это прекрасно знаете. Других законов капиталистического предпринимательства пока не придумали. И насчет забастовки. Все прошлые договора аннулированы, потому что у нас, у владельцев канала, свои взгляды на трудовые отношения, свои правила, своя правда и неограниченные права. Кто не хочет работать здесь, может бастовать. Кто заключит трудовой договор, тот будет работать по нашим правилам. Мне больше добавить нечего. Дальше решайте сами.

В сопровождении охраны Зоя покинула притихший зал. Сидевшие в нём люди ожидали совершенно другого — обычно с ними заигрывали и пытались перетянуть на свою сторону. А так бесцеремонно с ними обходиться ещё никто себе не позволял. Но то, что тихо говорила с трибуны эта женщина, прогремело жестокой правдой и заставило сжаться сердце каждого, находившегося в зале.

Ратуя за капитализм, они полагали, что их не коснется его мохнатая беспощадная лапа. Они рассматривали проблему так называемого "эффективного пользователя" именно в том аспекте, за который им хорошо платили. И вот наступил момент, когда когтистая лапа капитализма коснулась непосредственно их — "эффективный пользователь" поглотил телеканал и продиктовал, как они теперь будут жить.

Сидящие в зале разделились на три лагеря. Технари спокойно отнеслись к перезаключению договоров и высокомерно поглядывали на остальных — технику всё равно надо кому — то обслуживать, хоть на государственном канале, хоть на частном. Это болтать можно по разному, а гайки крутят всюду одинаково вне зависимости от идеологии.

Сотрудники, занятые в тележурналистике и всегда считавшие себя элитой, вдруг поняли, что могут оказаться на улице. Не трудно догадаться, почему Климов так скоропостижно продал телеканал — идя на выборы, он хочет обеспечить себе полную поддержку СМИ. Когда канал был государственный, то ничего невозможно было с ними сделать, потому что это выглядело бы расправой, покушением на свободу слова и права человека. А в демократическом обществе такое недопустимо. Но если канал частный, то его владельцы может делать всё что заблагорассудится — демократия позволяет. В этом и кроется вся хитрость устройства этого общества.

Ругать и высмеивать губернатора было не только азартно, но и прибыльно — за это хорошо платили заказчики, стремившиеся его скинуть. Но положение вдруг круто изменилось и все понимали: эта особа, которая так резко отрезвила их с трибуны — карающая длань губернатора.

Каждый из тележурналистов втайне надеялся, что его оставят на канале, потому что такими талантливыми, как он, не бросаются. В крайнем случае пожурят и попросят изменить свою позицию, что сделать совершенно несложно — ведь каждый их них всегда занимает такую позицию, за которую больше платят. А бесплатную позицию занимают только дурачки.

Наиболее практичные из журналистов уже составляли в уме письмо с разоблачением того давления, под которым находились, когда их заставляли выступать против губернатора вопреки собственной совести. И пошлют они письмо не этой наглой дурехе, которая позировала перед ними на трибуне, а настоящим владельцам канала. И те поймут ситуацию и прислушаются к их рекомендациям по управлению телеканалом.

В отличии от остальных, сотрудники аппарата управления чувствовали себя очень неуверенно. Ведь не зря гласит народная мудрость: новая метла по новому метет. И каждый новый руководитель стремится всюду поставить своих людей. Поэтому и отдел кадров, и планово — экономический отдел, и бухгалтерию ждут перетряски. Технари и журналисты останутся, потому что без специалистов основного профиля предприятие работать не может. А их заменить проще простого. Но куда пойдешь, если всюду безработица? А ведь надо семью кормить и детей ставить на ноги!

Между тем, с передачей Мельниковой телеканала Сибинформтиви, Климов решил, что складывается благоприятная ситуация для развёртывания кампании против Бочарова. Вернувшись с посещения животноводческой фермы в отдалённом районе области, он хотел дать задание Надежде Ивановне связать его с журналисткой Марией Федотовой, но у себя в приемной обнаружил только вторую секретаршу, молоденькую девушку, принятую недавно в помощь Надежде Ивановне.

— А где Надежда Ивановна? — удивился он.

— Поехала в Октябрьский отдел милиции за дочкой. Из милиции позвонили, сказали, что её задержали и потребовали приехать для опознания девочки. Мол, при ней нет никаких документов.

— За что задержали? — изумился Климов.

Девушка замялась, покраснела и, наконец, тихо проговорила:

— Сказали за проституцию.

— Марину задержали за проституцию?!

Ошеломленному Климову показалось, что он ослышался, настолько невероятно было известие. Но девушка только молча кивнула головой, потупив глаза. Она работала всего несколько дней и очень боялась губернатора.

— Надежда Ивановна одна поехала? — резко спросил он.

— Нет, она позвонила генералу Прохорову, он за ней заехал, и они вместе поехали в райотдел.

Климов молча прошёл к себе в кабинет, в бешенстве хлопнув дверью. Он понял, почему задержали Марину и обвинили её в проституции: кто — то хочет, раздув скандал, утопить его в дерьме. Теперь весь город будет обсуждать, что творится у него в приемной и какое право он вообще имеет говорить о морали. Это был удар ниже пояса, и кто его нанёс — надо было выяснить и притом самым срочным образом.

Надежда Ивановна появилась вскоре после его прихода и, возбужденная, прошла в его кабинет.

— Надя, рассказывай, в чем дело, только по порядку.

— Какие сволочи, какие негодяи! — раскричалась она и Климов поморщился.

— Я же тебя прошу: давай по порядку, а ты начинаешь с конца. Что произошло?

— Значит так. Марина шла по улице со своим будущим однокурсником, парень тоже поступил с нею в университет. И этот парень увидел бандита, который пытался на днях похитить ребёнка его знакомых. Он остановил этого мужика и хотел доставить в милицию, а тот оказался оперуполномоченным. И парня обвинили в нападении на сотрудника милиции, а Иришку в… Я даже не могу произнести это слово! Вы подумайте, какие негодяи, какие…

— Так, я это уже слышал. Что Прохоров? Ты ведь с ним ездила?

— Николай Иванович сразу же со мной поехал и освободил Марину и мальчика. Обещал разобраться и наказать этих мерзавцев.

Климов задумался. То, что освободили, ещё не означает, что история не дойдёт до прессы и можно себе только представить, как её извратят и раздуют. Марина попала в милицию из — за парня, с которым поступила в институт. Зачем он обвинил милиционера в попытке похищения ребёнка? Зачем напал на него? Не инсценировка ли это? Кто же автор этого сценария? Надо срочно расследовать это дело и выявить заказчика. Кроме того, хорошо бы провести журналистское расследование, и, опередив противника, представить это дело как выпад лично против губернатора. Вот, мол, на что только не идёт оппозиция!

— Надя, ты, пожалуйста, свяжись с капитаном Грузновым, — попросил он. — Вы же, вроде бы, с ним большие друзья?

— Гм, друзья, — пожала плечами она. — Я видела его всего один раз, у меня и телефона его нет. Могу факсом его вызвать.

— Факсом не надо. Мне он нужен негласно. И ещё нужна его хорошая знакомая, журналистка Федотова, с которой он частенько вместе работал. Необходимо, что бы он порекомендовал ей взять у меня интервью.

— Машке — то? А зачем так сложно? Я сама ей скажу.

Климов изумлённо посмотрел на Надежду Ивановну.

— Ты с ней знакома?

— Как же не знакома, если мы соседи по лестничной клетке. Я Машку ещё грудным ребенком в коляске гулять возила, когда её мать была занята. Приду, бывало, со школы, а мне вручают коляску: иди, мол, пару часиков погуляй.

— Что же ты мне раньше об этом не рассказывала?

— У меня соседей — то много. Откуда я знаю, о ком вам надо рассказывать, а о ком нет?

Новость была многообещающая и объясняла причину лояльности Федотовой.

— Пригласи её для беседы. У меня есть для неё интересное предложение. Она как ко мне относится?

— Никак не относится. Вот к Бочарову относится с большей любовью. Совсем как я.

— Ясно. Ты постаралась разрисовать своего любимца, — хохотнул Климов, радуясь неожиданной удаче.

Ему не надо будет убеждать Федотову в необходимости вплотную заняться Бочаровым — Надежда, без сомнения, уже достаточно настроила свою соседку. Поэтому встречаться с ней смысла не имело, и даже нежелательно, чтобы никто не смог обвинить их в сговоре.

— Ты, Надежда, попроси свою соседку вот о чём: пусть они с Грузновым, ну, с тем капитаном, проведут неофициальное расследование истории с Мариной. Надо выявить заказчиков и подоплёку. Хотя подоплёка мне ясна и так: это попытка облить меня лишний раз грязью.

— Вас грязью? Пока что облили грязью мою дочь, меня, мою семью…

— Ты просто невинная жертва разборки со мною. Ладно, Надюша, как там Марина? Переживает?

— Как же не переживать? Такая травма для девочки!

— А что за парень? Она с ним встречается?

— Я же говорю, она с ним поступала в университет. Они, возможно, случайно встретились в городе. Она ни с кем ещё не встречается, ей учится надо, а не амуры крутить.

— Ладно, тему закрыли. Значит так, переговори с Федотовой по поводу расследования этой истории, пусть выяснит вместе с Грузновым откуда ноги растут и кто заказчик. А также поинтересуйся, как продвигается журналистское расследование нападение на Дерягина. Раз вы так близко знакомы с Федотовой, пусть она тебя постоянно держит в курсе дела.

Между тем, журналистское расследование по делу Дерягина набирало обороты, и даже готовился специальный телефильм об этой истории. После своего недавнего разговора с Климовым, Зоя чётко поняла, что сейчас ему требуется, и, зная, что Дерягин является доверенным лицом Бочарова на губернаторских выборах, распорядилась создать на канале группу из трёх журналистов, включая Машу Федотову, для журналистского расследования нападения на Дерягина.

Идею подал её муж, сообщив при этом, кто именно обвиняется в этом нападении. Зоя помнила, как по просьбе Виктора устраивала эту девушку на работу, хотя до сих пор ни разу её не видела. Было неясно, действительно ли девушка могла напасть на Дерягина и если да, то какую цель при этом преследовала. Панченко, по отзывам мужа, была хорошим работником, и её осуждение бросало бы тень на компанию. Кроме того, интуиция подсказывала ей особый интерес Климова в этой истории, следовательно интересы губернатора и компании совпадали.