Сибирь: счастье за горами

Путешествие без багажа, думаю, это то, что должно периодически случаться с каждым человеком. Это когда едешь в никуда – без брони, трансферов и с чисто приблизительным планом действий. Разве что взять с собой карту – ну или глобус… А там – посмотрим. Главное, чтобы ботинки раньше времени не развалились. Нет ничего лучше, чтобы мигом с тебя слетела вся ненужная шелуха – с глаз, ума и души. Не знаю почему, но особенно много этого всего наросло именно в 2020 ковидный год.

– Тува? – спросила мама. – А какой план?

– Ну сперва туда. Побыть там. А потом – обратно.

– Очень конкретно, – сказала мама. – А кто у тебя там?

– Никого.

– Предусмотрительно, – съязвила мама и добавила: – Знаешь, если ты там подхватишь эту дрянь и тебя свезут в местную больничку с тараканами, я за тобой не поеду. Так и будешь там валяться. Ты у нас не Навальный.

Если вам срочно нужно осознать все ничтожество и бренность собственного я – то это к моей маме, если что, обращайтесь. Просветлитесь в полминуты.

На работе я предупредила, что примерно неделю со мной может не быть связи – потому что в тех местах с этим проблемы. Они долго удивлялись и всё спрашивали, неужели и вправду есть в мире такие места, где не ловит мобильная связь. Что с них возьмешь – все москвичи, в крайнем случае «замкадыши». Я ответила, что да, есть – и даже много.

День первый

Тува как-то странно действует на мозг: люди, которые толпой ломились на посадку в Домодедове, здесь вдруг включили резкое торможение. Я никогда не видела, чтобы от трапа до здания аэропорта люди шли таким вот задумчиво-расслабленным шагом – наверное, чуть тронутые солнцем далекие горы на горизонте и прозрачность воздуха так действовали.

На выходе из здания аэропорта, с правой стороны, в палисаднике, засаженном пыльными бархатцами, стоял бюстовый памятник. Как гласила надпись – первому летчику республики. То ли дело было в бархатцах, то ли в обнесенном высоким бортиком палисаднике, но памятник почему-то рождал мысль о том, что выдающийся местный уроженец похоронен прямо здесь.

Поскольку я точно решила провести первый день в Кызыле, потому что бог знает как сложится все дальше и, может быть, больше я сюда и не попаду, я кинула рюкзак в одном из отелей – «Монгулеке». Более пустой гостиницы я не видела за всю жизнь. Город был полон закрытых магазинов – видимо, последствия коронавирусного кризиса. Не успела я умыться, как позвонил дедушка-сэнсэй, а вскоре и явился сам:

– О, ты уже тут, как хорошо! – и с крейсерской скоростью повлек меня по городу.

Дорогой дедушка думал вслух, куда бы нам лучше податься, чтобы «попросить силы» для человека вроде меня. Проходя по какой-то улочке, сэнсэй вдруг воскликнул:

– О! Хочешь, я покажу тебе тут одного старого шамана? Он тут рядом живет, я его хорошо знаю.

– Сэнсэй, девять утра на дворе, – напомнила я, – вы уверены, что он… э-э-э, ну, в общем, будет рад нас видеть?

– Пойдем-пойдем! – Видно было, что эта мысль уже захватила сэнсэя. – Ты таких старых уже не увидишь!

Я тактично промолчала о том, что сэнсэй уже тоже не очень мальчик.

Может, вас удивит, что, будучи на тувинской земле, я не называю его, как и положено здесь, «башкы» – учитель, но автору этих строк, прожившему долгое время в Японии, «сэнсэй» как-то привычнее. Я до сих пор при знакомстве имею привычку кланяться и опасаюсь, что она меня уже не покинет. О том, как мы вообще с сэнсэем встретились, тут писать не стану. Сэнсэй не приходит тогда, когда ты хочешь, чтобы он пришел, но он всегда приходит вовремя – это знают и в Японии, и в Туве. Просто, когда время наступает, случается ряд совпадений, за который, я думаю, отвечают где-то там, и сэнсэй встречается со своим будущим кохаем. Опять-таки простите меня за все эти японизмы.

Мы углубились в частный сектор. По пути сэнсэй рассказал мне, что надысь тот шаман заболел и уже было собрался помирать, но коллеги его отговорили.

– Сэнсэй, – тщетно воззвала я, – а вы уверены, что прямо сейчас надо идти туда? Девять утра, пожилой, не слишком здоровый человек… Что, если он рассердится?

– Ничего ему не сделается. – И сэнсэй уверенно вел меня дальше какими-то пыльными тропками в самое сердце темных избушек. – Ну рассердится, что с того? – И сэнсэй рассказал, что у того дедушки нету мобильника и позвонить предупредить не выйдет, потому что стоит ему взять в руки любой мобильник, как тот ломается, причем безвозвратно.

– А если стационарный телефон поставить? То же самое будет? – задумчиво спросила я.

– Какие тут стационарные телефоны! Ты, если что, не давай ему телефон в руки, покажи из своих. А то без телефона останешься.

Я всерьез задумалась, что если означенный дедушка такое делает с телефонами, то что может сделать с нами, разбуди мы его в неподходящее время… У шаманов ведь ненормированный рабочий день, и кто знает, может, он вообще только спать лег.

Между тем показались ворота, перед которыми на очень занятных столбиках была натянута веревка с голубыми ленточками, так что сразу было видно, кто тут живет. Жаль, я не догадалась сфотографировать эту «гирлянду».

Протащив меня через двор, сэнсэй застучал в дощатую дверь. На зов выглянул паренек и сообщил, что старый шаман давно уехал куда-то на поминки.

– Ага, а куда? – принялся расспрашивать сэнсэй. Он заявил, что это будет для меня очень познавательно – посмотреть, как работает шаман на поминках. Однако же выяснилось, что это далековато, к тому же, подумав, сэнсэй решил, что для меня начать с поминок – это плохая тема.

– Ладно, раз так, пойдем, я покажу тебе, где он работает. – И сэнсэй повел меня через огород к одноэтажной кирпичной постройке, стоящей на отшибе.

– Сэнсэй… а может… ну, может, нам подождать, когда он придет, а?

– Зачем? – пожал плечами сэнсэй. – Я знаю, где ключи лежат. Это очень интересно. Ты же хотела в музей? Там как музей!

Замечательное место, подумалось мне, можно держать ключи засунутыми под крыльцо. Я высказала это вслух, но сэнсэй только посмеялся:

– Да тут тащат все, что плохо лежит! Просто к нему-то точно никто не полезет.

Изнутри пристройка являла собою смесь районной амбулатории с избушкой бабушки-яги. Застеленная синей клеенкой кушетка соседствовала с целым шаманским «иконостасом» на стенах. Все вещи выглядели так, точно им и впрямь было не меньше сотни лет. Сэнсэй принялся объяснять, для чего нужно то или это. Не помню, чтобы мне довелось прослушать более увлекательную экскурсию. Но в ее разгаре обитая ватином дверь распахнулась и на пороге возник старый шаман собственной персоной.

Он оказался небольшого росточка сухоньким дедушкой с палочкой. Однако взгляд силой в двести лошадиных сил говорил о том, что непростой совсем это дедушка. Старый шаман зажег веточку можжевельника в металлической плошке. Мне жестом было указано на медицинскую кушетку, а сэнсэй уселся на стул для посетителей. Старый шаман одобрительно заметил, что ему по душе такие сознательные граждане – вот же в масках пришли. Я ответила, что мы в Москве научены.

Потом приятели-сэнсэи повели по-тувински разговор о том и о сем. Изредка старый шаман бросал на меня строгие взгляды поверх маски, от которых мне было не слишком уютно и все больше приходила в голову мысль, что тут всё наоборот: это не мне показывают старого мастера, а ему – меня. Наконец они обсудили все новости, и тут старый шаман вдруг категорически заявил мне: