Сицилианская защита

Взорвалась форсунка. Кто-то из ребят обнаружил большой осколок, который, отдетел от нее и, разбив вдребезги оконную раму, упал во двор.

Внутри, там, где обычно месили тесто и дожидались очереди, кто-то мстонал. Мы бросились к разбитому окну и увидели распростертого на полу молодого пекаря. Пришла машина "скорой помощи". Санитары положили пекаря на носилки и унесли.

С лосилок капала кровь, и пыль жадно впитывала капли, оставляя только темно-красный след.

Симон продал дом какому-то пьянчуге, и ушел из квартала. Как-то мы узнали, что пьянчуга, возвратившись домой поздно ночью, облил жену бензином и стал искать спички, чтоб поджечь. К счастью, спичек дома не оказалось.

Стоявший рядом со мной рабочий достал из кармана сигарету и закурил. Синий дымок выплыл в окно и сразу растворился в голубом небе.

- А нашелся ведь человек! - сказал я.- Пошел...

Рабочий смял сигарету, бросил ее и растоптал каблуком...

Внизу опять загрохотал мотоцикл, и люди снова отступили на несколько метров.

- Который, час?- спросила Седа.

- Все равно, если уж суждено - взорвется, - проговорил я.

- Как долго!..

- Что? - спросил я.

- Симонян, говорю, долго не появляется!..- выдохнула Седа.

- С минуты на минуту может взорваться...

- Нечего каркать! - заорал на меня рабочий.- Хватит!..

Замолчали.

Потом, в дверях пятого цеха, показалась чья-то фигура.

Человек медленно прошел вперед и швырнул в сторону ключ.

Потом сплюнул.

- Черт бы побрал такую работу,- сказал Симонян. - Откручиваю эти, несчастные гайки и думаю, вот-вот взорвется. А вы говорите - геройство...

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

- Девушки, уже настоящая весна! - сказал я.

Луиза, вскинув голову, прошла в дальний угол лаборатории. Седа молча взглянула на меня.

- А вы не заметили? -продолжал я.- Говорят, не каждому дано чувствовать природу. Вот я, к примеру... Всю жизнь завидую настоящим художникам.

Седа протянула мне толстую ученическую тетрадь.

- Что это?

- Заключение.

- Ладно. Непременно посмотрю. Сегодня же вечером.

- Я сегодня не смогу прийти,- сказала Седа.- Занята.

- Занята? - я вопросительно взглянул на нее, ожидая, что она скажет, чем занята.

Но Седа не собиралась объяснять.

- Ты как-то изменилась,- заметил я.

- Это просто кажется.

- Ну-ка, посмотри мне в глаза.

Она отвела взгляд.

- Тебе отчего-то грустно?

- Немножко.

- Что за причина?

- Потом скажу.

- А мне не терпится узнать, - .настаивал я.

- Ничего, ты человек терпеливый, Левой...

В лабораторию вошел Рубен. Сел за свой стол, беспокойно огляделся по сторонам.,

- Симоняна представили к награде,- сообщил он. - А он, чудак, твердит, что ничего особенного не сделал. Потеха, да и только!

- А тебе откуда это известно? - спросила Седа.

Рубен многозначительно улыбнулся.

- Ему-то откуда известно?! - сказал я.- Да эхо же настоящий детектив. Ему, например, доподлинно известно, где шеф вчера имел честь откушать и как изволил почивать.

- А почему бы и нет? - бросил Рубен.- Это же не государственная тайна.

- А тебе ничего не стоит сунуть свой нос и в государственные тайны! продолжал я.- Если ты еще этого не сделал...

- Почему ты так со мной говоришь? - разозлился Рубен.- Надо же, как люди меняются. Понимаю, тебе неприятно мое присутствие. Мешаю твоему спокойствию.

Пальцы у меня сжались в кулак. Но я вспомнил: Х=А + В + С.

Хорошо, что Рубен вышел из лаборатории.

Я сел за стол и опустил голову на руки.

- Не обращай на него внимания, Левой.- Седа положила руку мне на плечо.- Не обращай внимания и не злись.

- А я и не злюсь. Я думаю.

- О чем?

- О жизни.

- А-а!..

- Ты удивлена? Представь, я порою тоже задумываюсь над жизнью. Не нахожу ответа ни на один вопрос, но думаю.

- В один прекрасный, день найдешь,- сказала Седа. - Найдешь ответы на все вопросы.

- Ты сегодня грустная.-Я попытался улыбнуться. - И тебе это очень идет.

- Я действительно сегодня не в своей тарелке. Это из-за Луизы. Ты знаешь, что с ней случилось?

- Опять поссорились?

- Мне надо поговорить с Луизой... Дома,- сказала Седа.- Здесь как-то не получается. Если освобожусь пораньше, обязательно встретимся. Ладно?

- Хорошо.

- Араик решил жениться...

- И что?

- Родители не согласны.

Я захохотал.

- Тебе смешно, а дело очень серьезное. Мне кажется, что Араик...

- Пойдет на попятный?.. Тем лучше для Луизы. Этот парень мне не нравится, я уже говорил. Скользкий он какой-то.

- Луизе тяжело,- объяснила Седа,- она любит его.

- Ничего, полегчает. Прозреет, и любовь пройдет.

- Ты жестокий человек, Левой.

- Может быть. Не спорю. Но что лучше: разойтись сейчас или когда она в нем разберется, а уже будут дети? А от такого сопляка лучшего и ожидать было нечего. - Я обернулся и крикнул: - Луиза!

Она подошла, села.

- Что там у тебя с Араиком, отказывается жениться? - спросил я. Луиза вытерла платком глаза.

- Седа разве не рассказала тебе?

- Рассказала.

- Так что же ты спрашиваешь?

- Потому что хочу дать тебе совет. Можно?

- Ну,- кивнула Луиза.

- Ни в коем случае не бегай за ним.

- Не буду бегать,- пообещала она.

- И не думай, что жизнь на этом кончится.

- Ага.

- Ну и советы,- засмеялась Седа.

"Человек, обладающий волей, может все свои неудачи обернуть себе наукой",-хотел сказать я, но промолчал.

В тот день я был очень доволен: наконец-то знаю, как стать человеком.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

- Левой, что у вас в лаборатории за неприятности? - спросил Саркис.

- Какие еще неприятности? - удивился я.

- Не знаю. Потому и спрашиваю.

- Ну, а если я скажу, что тоже не знаю?

- Не поверю.

- О чем же тогда говорить?

- У вас с Рубеном была стычка?..

Все ясно.

- Это было давно,- сказал я.-Может, лет сто назад.

Саркис усмехнулся..Лет сто назад...

- Ей-богу! - подтвердил я.- Нажаловался?

- Он не жаловался, но люди говорят.

- Кто конкретно?

- На бюро...

Несколько дней тому назад Саркиса выбрали вторым секретарем комитета комсомола.

- Говорили? Да что вам, делать больше нечего? Или уж я такая важная персона?..

- Говорили, что ты очень груб. Что чуть не избил сотрудника...

- Фольклор. Что дальше?

- Я только хотел предупредить тебя.

- Ты уже целиком вошел в роль руководителя! Жаль, что я не расквасил ему физиономию.

- Ты, кажется, именно так и выразился? - невозмутимо продолжал Саркис.

- Нет, не совсем так.

- Ну разве это дело, Левон-джан? В результате создается напряженная атмосфера и страдает работа. Верно ведь?

- Верно,- вздохнул я.- Но мы что-то разболтались. Где ты живешь? Мне надо на троллейбус. Пешком далеко.

Мы остановились. Но, как назло, троллейбусов не было.

- Смотри, уже почки набухли,- сказал Саркис.- Скоро зацветут.

- Деревья цветут раз в году,- изрек я, но, чувствуя, что сказал глупость, поспешил добавить: - Песня такая есть, слыхал, наверное?

- Слыхал. Пошли, похоже, твой троллейбус сегодня не придет.

- Нет, придет, до, если тебе так хочется пешком, идем.

- Весна вызывает в человеке какую-то грусть,- сказал Саркис.

- У кого как. Один грустит. Другой радуется. Я, например не грущу и не радуюсь. Только жалею, что весна становится, все более привычной. И боюсь, что через несколько лет вовсе перестану замечать ее.

- Странный ты человек, - заключил Саркис.

- Наверное.

- Потому я и npoшy - держись на уровне.

- И каков этот уровень?

- О тебе хорошего мнения. А ты в последнее время дерганый, резкий, не ладишь с людьми. Невольно возникает вопрос: по плечу ли тебе быть старшим научным сотрудником, руководить лабораторией?

- Этот вопрос возникает у тебя?

- Неважно у кого.

- Очень важно. Если он волнует тебя, я, пожалуй, приправлю свою речь еще парой теплых слов.

- Об этом говорила Терзян.

- Джуля?

- Да.

- Вероятно, она и информировала бюро о моей стычке с Рубеном?

Саркис не ответил.

- Тебе известно, что Джуля моя двоюродная сестра? - спросил я.

Саркис изумленно остановился.

- Пошли,- понимающе улыбнулся я.-Что стал? Где ты живешь?

- Тут близко.

- Я провожу тебя.

- Спасибо.

- Ты славный парень, Саркис. Немного смешной, но очень славный.

Он обиделся: - Смешной?.!

- Да,-кивнул я.-Все тебя волнует, все принимаешь близко к сердцу. Что-то надо и мимо пропускать.

- Не умею.

- Вот потому и немного смешной. По любому поводу выкладываешься на полную катушку. Скажем, лекцию рабочим читаешь, воодушевления у тебя на десятерых. А я, к примеру, абсолютно безразличен...

- Очень плохо. Люди ходят знать, учиться хотят.

- Понимаю. И вовсе это не плохо. Просто как-то... Не получается. Ведь для того чтобы людей чему-то учить, надо иметь на это право.

- Нет, Левон. Если нам все будут подсказывать, что же получится. Вот представь: тебе подсказывают или приказывают, и ты, не размышляя, исполняешь. Но подсказчики-то обыкновенные люди и тоже не семи пядей во лбу...

- Значит?..

- Тебе, наверно, известно, раньше людей сравнивали с винтиками,- сказал Саркис.

- Ну?

- Эти винтики были ничтожной частью громадной машины.

- Да,- сказал я.- Отслужил срок - ставь новый. Есть узлы, которые меняют реже, и есть главный двигатель. Он работает за всех, его заключения не подлежат обсуждению и тому подобное... Знаю.

- Неужели тебе нравится быть винтиком? Ничтожным винтиком? - Саркис остановился у подъезда какого-то здания.

- Винтиком? Ну уж нет!

- Да, надо, чтобы все думали, чтобы каждый чувствовал себя двигателем. Представляешь, как это было бы здорово!..

- Было бы,- откликнулся я.

- Зайдем к нам? - пригласил Саркис.

- Поздновато.

- Идем. Я живу с родителями. Старики у меня чудесные. Ты в нарды играешь?

- Немного. Предпочитаю шахматы и в них все виды защит... Кроме сицилианской.

- Не откажи. Прошу тебя. Поболтаем. А потом я тебя на машине подвезу.

- У тебя машина?

- "Москвич".

- Давно?

- Почти год.

- Ну если так...

- Непременно подвезу.

- Я ведь живу на краю света.

- На краю света?.. Ох и любишь же ты преувеличивать. Хоть бы сказал на окраине Еревана...

- Будь по-твоему, - согласился я.

Саркис жил на пятом этаже, и мы медленно поднимались по лестнице.

- Я человек скучный,- говорю ему, когда он нажал кнопку звонка.

- Выходит, мы похожи,- обрадовался он.- Все девушки в один голос твердят, что я ужасно скучный.

- Следовательно, приятно поскучаем в обществе друг друга,- заключил я.

- И то неплохо...

Когда звякнула дверная цепочка и Саркис пригласил меня пройти, я вдруг осознал, что в течение всего нашего разговора только и думал о том, что у меня ведь, по сути дела, нет друзей. Ни единого друга.

У Асмик тоже не было друзей. И вообще мы жили оторванные от мира, от людей. Жили, как Робинзоны, лишь иногда делаясь друг для друга Пятницами.

О необыкновенных приключениях Робинзона я читал очень давно, еще тогда, когда жил на улице Нариманова.

Книга была очень истрепанная, и я так и не переплел ее. Несмотря на то что это была моя самая любимая книга.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Небо незаметно посерело. Вдали только на мгновенье осветились, клочья облаков и тут же растаяли. Потом из-за угла розового здания вырвался ветер и, как пьяный, протащился по усыпанным щебнем аллеям.

Внезапно зажглись фонари, обступавшие небольшую площадь. И мгла словно стала еще гуще.

- Седа.

- Что?

- Ты когда-нибудь любила?

Я крепче обнял ее за плечи. Этот вопрос мучил меня давно.

- Конечно, любила, - сказала Седа.- Никак готов ревновать?

Я не ответил.

- Я и сейчас люблю, - продолжала Седа.- Люблю так, как любила почти двадцать лет тому назад. Но дело в том, что я уже на четвертом десятке. А он остался тем же юношей - жизнерадостным, остроумным, обидчивым, как ребенок. И ему по-прежнему двадцать один год. Он не повзрослел, не состарился и никогда уже не состарится. Он стал воспоминанием, и я люблю это воспоминание.

- Прости, Седа.

- Ничего, Левой, - сказала Седа.- Тебе кажется, что у тебя уже большой жизненный опыт. Но это только кажется. Верно ведь говорю?

Я кивнул.

- Пройдут годы, и ты с удивлением вспомнишь, каким неопытным и наивным был в двадцать семь лет. Поверь мне. Не обижайся. И никогда не ревнуй к нему. Он был совсем другим. Мне очень хотелось узнать, каким же он был, но спросить я не решился.

- Мы вместе учились в школе, - продолжала Седа. - Тебе это может показаться старомодным, потому что во всех детских книжках пишут об этом, но так оно и было. И он всегда дергал меня за косички. Не веришь?

- Верю.

- Дергал заведомо не больно, но я поднимала дикий крик, чтобы напугать его. А он упрашивал не говорить учительнице, не то вызовет родителей. И я, конечно, не жаловалась. Смешно, правда?

- А он тебя любил?

- Любил.

- И...

- Потом мы оба поступили на химфак. Тогда завод синтетического каучука только построили. Мы мечтали до окончании работать на этом заводе. В сентябре сорок второго он ушел на фронт. Вначале часто писал. Я эти письма сохранила. Ты меня слушаешь?

- Слушаю.

- Письма с фронта... Потом они приходили реже, а вскоре я и вовсе перестала их получать.

- Он погиб? - я был взволнован. Для меня война так и не вышла за пределы улицы Нариманова.

- Не знаю. Извещения не было. Просто перестали приходить письма. Я перечитывала старые. И ждала. Считали, что он пропал без вести. Я верила. И сейчас верю.

- Веришь?

- Пойми, война кончилась. Многие вернулись. А его все нет. Как это .страшно. Его до сих пор нет. Для меня он есть. И в то же время его нет. И я жду. Жду терпеливо.

- Ты все еще ждешь его, Седа?

- Не знаю. Может быть, и не жду. Не знаю. Честное слово, не знаю.

- Ты любишь меня?

- Обними меня покрепче, Левой.

- А этим ты не изменяешь, ему?..

- Мертвому изменить невозможно,- ровным голосом ответила Седа.

- Ты сейчас одна?

- Конечно, одна.

- И со мной?

Я поцеловал ее.

- Не только я одна,-тихо сказала Седа.-Таких тысячи. Десятки тысяч.Она замолчала. Потом почти шепотом попросила:- Пойдем?..

Я молча встал, и мы вышли из парка. Я держал ее за руку. Она крепко сжимала мои пальцы. Чтобы вдруг не потерять меня.

Час был поздний, и город заметно опустел.

В прежние времена, едва день склонится на ночь, люди спешили укрыться в домах. Это не обычай таиться. Просто в старом Ереване, с немощеными, улицами, утопающими в садах, невозможно было представить ночную жизнь. Люди засыпали, едва.стемнеет, и поднимались с рассветом. Сейчас город стал совсем другим, живет в ногу с временем, но не совсем исчезли обычаи его былой молодости.

На улице нам встречались единичные запоздалые прохожие и парочки, вроде нас. Прохожих скоро поглотят их дома, а влюбленных из парков и укромных уголков изгонят ослепительные огни фонарей...

Когда мы проходили мимо кафе-мороженого, я предложил: - Зайдем?

- Зайдем,- согласилась Седа.

В кафе почти никого не было. Уборщица уже убирала стулья, собиралась мыть полы.

Мы сели. К нам подошла непомерно толстая официантка в белом халате. Я заказал мороженого и шампанского. Седа испуганно взглянула на меня.

- Пожалуйста, сладкое,- добавил я.- Ты ведь сладкое любишь? - спросил я Седу.

В помещении убавили свет, и нас окутал приятный полумрак.

- Мне жаль, что не я первый встретил тебя.

- В то время, когда я уже думала о встречах, ты еще был ребенком,-улыбнулась Седа.

- Удивительно. Сейчас между нами никакой разницы.

- Ты так думаешь? Тебе еще многому в жизни учиться.

- А тебе, считаешь, нечему учиться?

- О, я уже потребляю нажитый мною опыт.

- Ты так и не ответила, любишь ли меня?

- Ты ужасно старомоден, Левой! -улыбнулась Седа.Разве все надо, растолковывать? Неужели того, что ты видишь и чувствуешь, недостаточно?

- Мне недостаточно.

- Упрямый же ты!-снова заулыбалась Седа.-Я не съем столько мороженого. Возьми половину. И не наливай мне зря шампанского.

- Мороженое я, пожалуй, возьму. Но выпить ты должна обязательно.

- Ты сегодня какой-то странный, - сказала Седа.

- Вот так всегда: стоит мне позволить себе быть самим собой, как в глазах людей я начинаю казаться странным.

- Значит, во все другие времена ты играешь? - спросила Седа.

- Никогда. Никогда, не играю. Просто всегда слежу за каждым своим шагом, всегда владею собой. Но в последнее время мне это не удается. Не могу...

- И прекрасно!..

- А ты, между прочим, мне зубы не заговаривай!..

- За тебя, Левой!

- За нашу вечную жизнь!

Седа засмеялась: - Жить вечно?.. Это страшно.

- Я хочу жить вечно. Жить с тобой и шагать в космические дали.

- Поэтично, но увы! - сказала Седа.- А я люблю тебя, Левой.

- Смеешься?

Она маленькими глотками отпила шампанского.

- Любить сразу двоих невозможно...

- Смотря как сложится.

- Теперь вот ты какая-то странная.

- Да, верно,- согласилась Седа.- Хватит, не наливай больше. Голова закружится.

- Пей.

- Мой хороший, мой наивный мальчик...

- Пей.

Мы чокнулись. Пузырьки в бокале взлетели вверх и с шипением лопнули.

- Сейчас закажем еще бутылку! - сказал я.

- Это уже будет слишком.

- Вовсе и нет!..

- Прошу тебя, Левой, не надо! - взмолилась Седа.

Грузная официантка уже давно беспокойно кружила вокруг нас. Свет в кафе беспрестанно мигал, дескать, доброй вам ночи, дорогие уважаемые посетители.

- Как видно, мы здесь лишние, - сказал я. - Пойдем.

Седа наполнила бокалы.

- О, да ты прогрессируешь,- заметил я.

- Я, кажется, чуточку пьяна,- засмеялась Седа. - И мне теперь все равно, хочешь, даже возьмем еще бутылку?

- Хватит, - великодушно отказался я.

- Правильно,- согласилась Седа. - Хватит. А почему мы не заходим сюда чаще?

- Если зачастим, скоро надоест. Удовольствие надо смаковать по капле.

- А счастье?

- Что счастье?

- Каким бывает счастье? -спросила Седа.- Знаешь?

- Немножко горя, немножко невезения, немножло боли и после всего этого - немножко душевного спокойствия. Вот тебе и счастье. А вообще-то абсолютного счастья не существует. Иначе скучнее этого ничего бы не было на свете.

- Почему?

- Потому что тогда жизнь была бы похожа на дистиллированную воду. Без вкуса и запаха. Н2 О и больше ничего.

- Три рубля десять копеек,- раздался над моим ухом вкрадчивый голос официантки.

Я заплатил, и мы вышли из кафе.

По улицам ла бешеной скорости мчались машины. В этот поздний час водители словно мстили за ограничение скорости в течение дня...

- Мы расстанемся на углу, - сказала Седа.-И троллейбусы развезут нас в разные стороны.

- Только дождя нам и недоставало,- посетовал я.

- Что, дождь пошел?

- Не чувствуешь, капает.

- Пусть себе идет, я не боюсь. Хочешь, я буду танцевать под дождем? Или спою тебе песенку про ученика волшебника? Знаешь такую?

- Не знаю.

- А ты бы хотел быть учеником волшебника?

- Я хочу быть учеником волшебницы.

- И волшебница - это я? А ты знаешь, когда волшебницы стареют, они превращаются в ведьм?

- Впервые слышу.

- Ты боишься дождя, - сказала Седа, - а я не боюсь. Те двое тоже боятся.

- Кто?

- Те, на том тротуаре. Видишь, они тоже идут обнявшись. Слышишь, девушка что-то поет?

Я прислушался. С противоположной стороны улицы доносилась тихая мелодия. Что-то очень знакомое. Не знаю, голос или песня.

- Хочешь, и я спою для тебя? - сказала Седа. И не дожидаясь моего ответа, запела чистым голосом:

Я люблю твои глубокие глаза, виноватые,

Таинственные, как ночь.

Твои виноватые, таинственные глаза, темные,

Как чарующие сумерки.

- Почему ты раньше мне не пела?

- Потому что раньше я не пила шампанское! - ответила Седа и громко рассмеялась,.

- Тише. Все люди давно уже спят. Разбудишь, и они станут нас ругать.

- Я не хочу плакать, потому и смеюсь. А если я не буду смеяться, то непременно заплачу. Понимаешь?.. Тебе нравятся плаксы?

- Терпеть не могу.

- Поэтому я и смеюсь. Вот так, послушай!..

И она снова расхохоталась. Громко, от души.

Парочка на другой стороне удивленно воззрилась, на нас, но тут же, равнодушно отвернувшись, они напрадились к трамвайной остановке.

Показался троллейбус.

- Побежали, Седа? Если твой троллейбус, ты поедешь, если нет, я подожду с тобой. Договорились?

- Ага! - кивнула Седа.

Остановки трамвая и троллейбуса были рядом. Недалеко от нас стояла Асмик с каким-то парнем, которого я видел только со спины.

Из-за плеча парня Асмик взглянула на меня.

Ритмично покачивался на ветру висящий на высоком столбе фонарь. Наши тени вытягивались до другой стороны улицы и там резко сжимались, словно стремясь стать невидимыми, исчезнуть, пропасть.

Троллейбус был Седин. Но я вдруг решил, что поеду с ней. Хоть до следующей остановки.

Пассажиров почти не было. Мы села у окна.

Когда троллейбус тронулся, я перехватил взгляд Асмик, полный ужаса и ожидания.

Косые струйки дождя хлестали по стеклам троллейбуса.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Ночь. Поздняя ночь Интересно, звездное ли небо?..

Ты лежишь на кровати и думаешь, стоит ли подниматься, чтоб удовлетворить свое любопытство?..

Не стоит.

Есть они, звезды, или нет их...

Хоть бы и вовсе ничего не было в целом мире. Ничего, кроме часов с их мерным перестуком.

Но есть мир!.. И в мире существуешь ты. В нем есть город, в котором ты живешь... Интересно, что происходит в этом городе в данную минуту?

У тебя никогда, не было таких мыслей, потому что мир для тебя переставал существовать, едва ты, очутившись в постели, закрывал глаза. Стрелки часов показывают двадцать три минуты первого.

Что происходит в городе в эти минуты?

Ты мысленно начинаешь дозором обходить ночной город.

По местному времени 12 часов 23 минуты.

Улица Теряна. Дубляжный зал киностудии. Мелькают кадры. Из полутьмы доносится женский голос. Усталый голос...

- ...По-моему, ты из породы очень тяжелых людей. Все думаешь, размышляешь. И никак, не найдегпь своего места в жизни. Тебе подобные, как правило, ленивы, боятся крови, просто теряют голову при виде ее. К тому же способны выкинуть любую глупость - едва что случится... Сколько тебе лет?..

После долгой паузы мужской голос отвечает: - Шестьдесят.

- Ах, шестнадцати уже не будет!..

Снова пауза.

Потом мужчина говорит с иронией и отчаянием:

- Да, чтобы умереть, я еще очень молод, а чтобы жить - достаточно стар. Ты понимаешь, что значит, когда в кармане нет ни цента? Это голодная смерть, страх перед людьми, бродяжничество, ночлег на соломе, отсутствие крыши над головой!.. Ты понимаешь?.. И никакого выхода. Только жалкое прозябание в людском море.

Женщина: - Конечно, понимаю...

- И всюду тебя гонят!.. Ты понимаешь, что значит, когда тебе шестьдесят?..

- Твой кофе... Остыл? Хочешь,, еще налью?

Несколько секунд на экране свет. Затем новые кадры.

И опять мужской голос: - Жижи?..

- Зачем ты бросил меня одну? - недовольно говорит маленькая девочка.

- Тебе следует уйти отсюда, - наставляет мужчина. Мама будет тревожиться. И сестра тоже.

- Нет. Меня никто не любит. Я хочу остаться у тебя. С тобой...

- Но это невозможно, Жижи, - уговаривает мужчина. - Мне надо удалиться. И взять тебя с собой я не могу. Будь, умницей, Жижи. Завтра я снова приду... И мы поиграем в мяч... Хорошо?.. Ну, иди...

- Я не пойду!.. Не пойду,- сквозь слезы говорит Жижи.

Мужчина быстро уходит.

Уходит, а вслед ему: - Принц!.. Принц!..-не переставая кричит маленькая девочка.-Лринц!..

- Повторить! - сердито требует режиссер дубляжа. - Не получилось...

По местному времени 2 часа 15 минут.

- Эфир!...- требует хирург в клеенчатом переднике, надетом поверх белого халата.

Медицинская, сестра с осторожностью раскладывает на стеклянной поверхности столика хирургические инструменты - ножницы, скальпели и прочее.

Другая сестра подносит маску к лицу человека, лежащего на операционном столе, из желтоватой капельницы начинает по капле сочиться эфир.

Под потолком люстра, в которой много... очень много рожков. И каждый льет свет. Теплый, белый, бестеневой свет.

В зале властвует тишина.

- Один... два... три... четыре... пять...- считает лежащий на операционном столе. Постепенно голос его слабеет, делается сонливым и переходит в бормотание... Потом больной и вовсе, умолкает.

Натянув резиновые перчатки, врач подходит к столу.

Напротив встает ассистент. У больного вдруг судорога.

Два санитара держат ему ноги и руки.

Чуть погодя больной успокаивается. Хирург делает скальпелем первый надрез. Затем над операционным столом начинают мелькать всякого рода зажимы, сверкая никелем под лучами света. Руки в резиновых перчатках действуют уверенно.

Медсестра марлевым тампоном непрестанно стирает с лица хирурга пот, стекающий со лба на брови, на виски, на шею.

- Пульс?..- голос бесподойный.

- Падает,- слышится в ответ.

- Дыхание?..

- Урежается.

И опять: - Пульс?..

- Падает...

- Кислород!..

И спустя мгновение или целую вечность: - Искусственное сердце!..

Операционная наполняется предвестием беды. В стороне усиленно и почти бесшумно работает электрический мотор.

Чуть дальше аппарат искусственного кровообращения, стеклянные сосуды, металлические щипцы...

Медсестра сменила тампон и снова стирает пот с лица хирурга.

- Эфир!..

...Двое вывозят каталку из операционной.

Хирург с .трудом снимает, резиновые перчатки и забрызганный кровью передник, в котором он сейчас несколько похож на мясника.

В коридоре трое окружают его. Старик, пожилая женщина и еще женщина. Очень молодая.

Хирург устало улыбается этим троим.

А время...

По местному времени 5 часов 46 минут.

Магнитофон скрипит: "Твист... твисг..." Старый, скрипучий, глохнущий в стенах комнаты магнитофон.

Стоящие в парадном слышат этот скрип как бы очень издалека.

Один из парней под ритм без устали шаркает ногами вперед-назад. А девчонки безудержно хохочут.

Они вправе хохотать безудержно, потому что им семнадцать-восемнадцать лет.

- Ты довольна тем, как прошел вечер? - спрашивает одна из них подругу, у которой они собирались по случаю ее дня рождения.

- Ага. А ты?

- Очень! - отвечает девочка и резко отталкивает паренька,, попытавшегося было взять ее под руку.

Девочка вправе быть резкой, потому что ей восемнадцать или семнадцать... А может, даже и шестнадцать?.. Кто знает...

- Доброй ночи.

- В понедельник приходите пораньше. Будет контрольная...

- Я боюсь, опоздаю к первому часу, - говорит тот, что шаркал ногами под музыку.- Очень спать хочется. Завтра ведь воскресенье? Буду целый день спать. И потом и ночь, и до полудня...

- Ненасытный!..

- Доброе утро...

Девчонки и мальчишки наконец расходятся. Все парами.

Никто не остается в единственном числе. И ни один из мальчишек. А вообще-то надо бы, чтобы кто-то из парней пришел, на вечеринку один. Непременно, бы надо...

Девушка, которая всю ноль праздновала свой день рождения, с грустью смотрела вслед уходящим. Смотрела, смотрела и де видела того, кто должен бы один уходить домой.

Не видела потому, что его не было... Он не пришел... Не пришел.

Девушка грустна. Девушка печалится... Сегодняшней вечеринкой она довольна? Нет... Зачем все это?.. Зачем где-то скрипит магнитофон?..

Зачем?..

Девушка вправе была грустить-печ-алиться и вправе была задавать себе вопрос: "Зачем?..", потому что сегодня ей исполнилось семнадцать лет.

По местному времени 7 часов 59 минут.

Молочно-белые рассветные лучи едва пробиваются сквозь шторы. В комнате еще царит полумрак. Серебрится только металлическая поверхность столика, на котором вперемешку лежат куски хлеба, баночка из-под икры, размякшее масло, пустая бутылка из-под коньяка и два стакана.

Женщина никак не выйдет из ванной комнаты. А мужчина беспокойно ходит из коридора в комнату и обратно. Ему надо побриться. У него уже не хватает терпения...

Но вот женщина наконец выходит из ванной. И мужчина, хоть и в полумраке, тотчас отмечает, что она сейчас не такая, какою была вчера...

- Я люблю тебя,- говорит мужчина.

Женщина улыбается.

- Не веришь?..

- Не подумай, что я...

- Не думаю!..

- Ни за что бы не пошла с тобой, но...

- Но?..

- Понимаешь, я просто мстила. А ты говоришь: "Люблю".

Мужчина вмиг сделался зеленым. Его качнуло на месте, и он забыл о бритье. Озираясь вокруг, вдруг увидел на спинке стула чулки.

- Возьми, - протянул он их женщине.-И уходи.

Женщина спокойно натянула чулки.

- Ну?..

- Дай, ложалуйста, мою сумочку, - попросила женщина.- Она в спальне... Благодарю...

Мужчина растворил настежь дверь, выпроваживая ее.

По местному времени 9 часов 27 минут.

Он возлежит на постели и внимательно изучает потолок и стены. И при этом думает о том, какой удивительной и разнообразной жизнью жил город минувшей ночью. А ведь прежде никогда и в голову не приходило, что город и ночью живет такой же полной жизнью, как днем, и может, даже куда более интересной и поучительной...

Веки его отяжелели, хочется спать.

Он даже не пытался представить, как начинается дневная жизнь этого большого города, которому без малого три тысячи лет и который урартийцы в свое время называли Эребуни.

Не попытаются представить этого и артисты в зале дубляжа, и хирург, и родственники больного, и девушка, семнадцатилетие коей праздновали истекшей ночью, и женщина, отомстившая мужу, и сотни и тысячи других людей...

Последнее, что, пронеслось в голове, была радость по поводу того, что впереди выходной день.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Мне показалось, что я забрел не туда. Коридор, навевавший раньше тоску, теперь встретил меня совсем иначе.

Освещенные лампами дневного света ковровые дорожки на полу, низкие столики, кресла казались очень романтичными.

Но я был зол и любоваться новшествами не расположен.

Быстро, пройдя по коридору и только миг нерешительно помедлив у двери парткома, я постучал и тут же вошел, не ожидая приглашения.

- Можно?..

За столом, покрытым зеленым сукном, сидели несколько человек. И Симонян среди них.

Один из сидящих, обернувшись в мою сторону, выражал явное неудовольствие. Я попятился и уже было нащупал дверную ручку, но тут секретарь парторганизации сказал:

- Конечно, можно. Садись. Мы сейчас кончаем.

Я опустился в черное кресло в углу. Вначале к разговору не прислушивался, все пытался взять себя в руки. И, как обычно бывает, когда человек очень зол, стал мысленно спорить - на этот раз с Симоняном. Горячо нападал на него, а он спокойным, бесстрастным голосом обещал в самое ближайшее, время урегулировать все вопросы. Я грубо оборвал его, обвиняя в бездушном, бессердечном отношении, и только тут сообразил, что спорю с самим собой.

Я взглянул на Симоняна. Может, он вовсе и не откажет, а, наоборот, согласится со мной и разрешит все вопросы...

- Никто не согласится,- раздраженно заметил сидящий рядом с Симоняном лысый мужчина.

- Отчего же? - спросил Симонян.

- Просто мне так кажется. И, если хотите, на то есть основание. И основание это - профсоюзы со своими законами. Вы не имеете права заставлять людей работать в воскресенье.

- Рабочие сами предложили и просят только, чтобы мы помогли им.

- С таким же успехом они могут предложить завод перестроить, - женский голос звучал насмешливо.

- Мягко выражаясь, ваши речи обычная демагогия,сказал сидящий напротив Симоняна молодой человек.

- А выражаясь грубо? - заелозил на .стуле лысый.

- Ну, а если грубо, то, говоря откровенно, в людях вы разбираетесь так же, как я в марсианах.

- Мы попусту теряем время, - вмешался третий до этого мирно рисовавший, чертиков. - Надо поручить товарищу Смбату, чтобы с завтрашнего же дня занялся вопросом снабжения строительными материалами.

Товарищ Смбат пробурчал что-то в ответ и вытер платком лысину.

- Люди проявили собственную инициативу, значит, все сделают! - сказал Симонян.-Сможете обеспечить стройматериалами - хорошо, не сможете - это уже иной вопрос.

- Обеспечить-то обеспечим. Только все равно из этого ничего не выйдет.

- Будет, здорово, если вы ошибетесь, - сказал Симонян.- Вы ведь, кажется, еще никогда в жизни не ошибались?..

- Никогда, - гордо подтвердил лысый Смбат.

- Пора, пора! Надо хоть раз ошибиться, - вставил тот, что рисовал чертиков.

- Итак, товарищ Смбат, - сказал Симонян, - решено. Постарайтесь это дело не провалить. В мае плавательный бассейн должен быть готов.

Товарищ Смбат пожал плечами.

- Все, товарищи...

Когда мы остались в кабинете одни, Симонян подошел и сел рядом.

- В чем дело, молодой человек?

- Коридора я не узнал. Даже подумал, что не туда попал.

- Давно уже мы привели его в порядок.

- Это хорошо,- сказал я.

- Нашлось, как видишь, кому встряхнуть директора, - улыбнулся Симонян.А ты побоялся.

- Я не из пугливых. Просто предпочитаю не совать нос не в свое дело. Но кое-что и я замечаю. Иногда, правда, может, и ошибаюсь... Плавательный бассейн хотите строить?

- Ребята сами вызвались.

- Я к, вам с просьбой.

- Чувствую. Не то бы ты и не вспомнил о моем существовании.

- Ребята из общежития жалуются. Новых матрацев им не дают, а на старых спать невозможно.

- Не дают? - Симонян что-то нацарапал в блокноте.

Я безнадежно Махнул рукой.

- Так и знал,- говорю.

- Что такое? - удивился Симонян.

- Я вам о серьезном деле толкую, а вы...

- Записал, чтобы не забыть...-пояснил Симонян.

- Дней десять назад один человек тоже записал, чтобы не забыть. Секретарь комитета комсомола. А сегодня я заглянул в цех по делам, чуть в землю не провалился со стыда.

Симонян вроде бы смешался, но потом вдруг глянул на меня и расхохотался.

А мне было не до смеха.

Секретарь подошел к телефону и не спеша набрал номер.

На звонки никто не отвечал, но Симонян терпеливо ждал, и я убедился, что он не отступится, пока не подойдут.

- Алло... Кто слушает? - Симонян подмигнул мне. - Это общежитие? Говорит Симонян. Приветствую... Да. Ничего, не беда. Что?.. Не слышу. У вас есть новые матрацы? А вы что, солить их собираетесь? Не ясно? Почему не меняете старые? Ах, еще не старые? А вы на них спали? Нет? Сегодня поспите... Говорю, поспите на них ночь. Да! Чтобы так, не отвечали. Я тоже не спал. Нет. Но людям верю. Коли говорят, что матрацы, никуда не годятся, значит, правда. Да! А вы не хотите верить. И разница между нами именно в этом. Завтра позвоню проверить. До свидания.

Симонян положил трубку и дружелюбно посмотрел на меня.

- Спасибо.

- И тебе спасибо. А записывать больше не буду. Идет?

- Выходит, для виду пишете?..

- Ну и остер ты на язык. Не для виду. Но вообще-то лучше тут же все выяснить, если возможно. А то каждый месяц приходится заводить новый блокнот.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Седа выгладила все мои рубашки и повесила их в шкаф.

- Пожалуйста, больше не стирай их сам,- попросила она.

Я пообещал и объяснил, что представить не мог, какая получится история.

Вчера я вздумал вдруг, затеять стирку и сделал это столь "удачно", что Седа была вынуждена все перестирать. Сушила она рубашки на балконе. Хорошо, что день выдался солнечный. Но воскресенье пропало. Мы сидели и ждали, когда они наконец высохнут, потому что мне нечего было, надеть.

А собирались погулять и потом вместе пообедать в "Арагиле" и непременно покататься на карусели.

Но сорочки не сохли. Уже смеркалось, когда Седа начала гладить. От еще влажной ткани шел пар. Я подумал, что, может, успеем еще хоть поужинать в каком-нибудь кафе. Быстро надев сорочку, повязал галстук, но Седу наше невезение расхолодило, и она не захотела идти из дому, пока не расправится со всеми хозяйственными хлопотами.

Было уже около девяти, когда мы наконец собрались выйти. Я предупредил Вагана, что вернусь, наверное, поздно, пусть не запирает входную дверь. Он молча кивнул.

И только тут я подумал, что они с Арус целый день не показывались. "Демонстрация протеста",- решил я.

- Проводишь меня? - спросила Седа.

- Мы... Ты разве хочешь домой?

- Да.

- А я голоден.

- Идем к нам. У нас приготовлен обед,- сказала Седа.

- Пойдем лучше в кафе.

- Мама сегодня целый день одна. Я обещала ей часов в пять быть дома...

- Ты меня больше не любишь?

- Начинается сцена? - улыбнулась Седа.

И я не удержался от смеха.

- Все наши планы рухнули из-за того, что ты придирчивая чистюля, и потому я не пущу тебя домой.

- Ого!.. Собираешься арестовать меня?

Я не ответил.

- Э, да ты, никак, сердишься? Смотри, пока будешь злиться, закроются все кафе. Идем. И к десяти едва доберемся до центра. О чем ты говорил с соседом?..

- Значит, идем в кафе? - обрадовался я.

- Там видно будет. Не оставлять же тебя голодным. Ничего не поделаешь... Сосед не спрашивал, что за женщина целый день у тебя в доме?

- Ну чего бы это ему задавать мне такие вопросы?

- Выходит, он не из любопытных?

- Совсем нет.

- Мне как-то не по себе, Левой.

- Отчего? Испугалась моих соседей?

- Я не пугливая. Просто за тебя беспокоюсь. Что люди о тебе подумают?

- А о тебе?

- Я люблю тебя, и меня не волнует, что подумают обо мне.

- Ты правду говоришь?!

- Зачем же мне лгать. Незанятые люди любят почесать языки. Но я ведь не для них живу на свете...

- Ладно, идем в кафе.

- Я же сказала, что это еще будет видно.

На улице я взял Седу под руку.

- Чудесный вечер.

- Не успеешь оглянуться, как лето пройдет. Куда ты собираешься летом?

- Никуда, - сказал я.

- Ты не возьмешь отпуска?

- Не знаю. Я сейчас думаю только о моих полимерах, о работе.

- А как насчет излюбленной формулы?

- Если доклад мой пройдет удачно, возьму отпуск, и мы с тобой вместе поедем, к марго...

Неподалеку от остановки автобуса сидел странного вида мужчина с каким-то ящичком на коленях.

- Молодой человек,- окликнул он.

- Вы мне? - спросил я.

- Да, подойди-ка... Я гадаю, предсказываю будущее. Возьми билетик всего полтинник.

- Дорого,- засмеялся я.

- Мадам, не скупитесь. Потом пожалеете.

Мужчине на вид лет сорок. Он в синей сатиновой блузе.

Под хмельком. Ящичек набит сложенными вчетверо бумажками, и по ним беспокойно снует сурок с маленькими блестящими глазками.

- Не нашел более пристойного дела? - сказал я.- И не стыдно?

- Пятьдесят копеек, и мой сурок предскажет вам судьбу.

- Почему ты не работаешь?..

- Мадам... Всего пятьдесят копеек.

- Он сумасшедший,- шепнула Седа.

- Просто пьяный,- ответил я.- И прикидывается сумасшедшим.

Человек пощекотал, сурка за ушком. Зверек забегал еще проворнее, потом, схватив острыми зубками одну из бумажек, вытянул ее из ящика. Мужчина взял листочек и протянул мне: - Всего полтинник!..

- Идем, Левой! - потянула Седа.

Но я взял бумажку.

- Ну зачем? Веришь в предсказанья?..

- Да нет, Седа. Не верю, но любопытно.

- И для мадам тоже.

Сурок вытянул еще листочек.

- Один рубль.

Я дал ему целковый и взял вторую бумажку.

- Это тебе, а это мне.

Седа смяла свою бумажку и выбросила.

- Я свое счастье нашла, - сказала она.-Давно нашла.

- "Смерть - естественное завершение жизни",-прочитал я вслух.-И все?

- Все,- невозмутимо подтвердил предсказатель судеб.

- Какое же это гадание?

- Мало? Попробуй еще раз.

- Нет уж, спасибо.

- Как знаешь, - человек поднялся.- Ну пошли, дружок,- сказал он зверьку.

И ушел, покачиваясь.

- Ну, ведь говорила, что чепуха это?..

- Я понимаю. Так уж, из любопытства.

- Два автобуса проворонили из-за твоего любопытства.

- Я думал, вдруг попадется такой билетик, в котором будет что-нибудь для нас с тобой,- улыбнулся я,- а ты выбросила свою судьбу.

- Ну, уж судьба! - пожала плечами Седа.

- Жаль, рубль пропал.

- Жадина,- рассмеялась Седа.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

В комнате мы были одни - я и Джуля.

Дядя куда-то ушел, но я решил его дождаться.

- Ты очень занята? - спросил я.- Я должен дождаться нашего химика, а ждать - дело скучное.

- Я занимаюсь,- сказала Джуля.- А ты жди, раз надо. Мне ничуть не мешаешь.

- В институте у меня был один товарищ. Теорию математики он вызубрил от корки до корки. Но...

Джуля смерила меня презрительным взглядом.

- ...На практике не мог справиться даже с простейшей задачей, Джуля вздохнула и принялась грызть кончик карандаша.

- На нашей улице человек один обитает с сурком.

Джуля упорно молчала. .Но я бы лопнул, если б не говорил.

- ...Ты знаешь, какой-он, сурок? Удивительный зверек с маленькими глазами. У Бетховена, ..кстати, есть чудесная песенка о сурке. Я помню ее с детства. В кукольном театре тогда все представления шли под эту музыку. Исполняли ее на кларнете. Ты любишь Бетховена?.. А Комитаса любишь?.. И Екмаляна?..

- Ты мне уже мешаешь, Левой, - не выдержала наконец Джуля.

- Больше не буду. Я включу радио. Буду сам себя развлекать.

Джуля в сердцах бросила карандаш на стол.

- Знаешь, что за штука смерть? - спросил я.

- Ты, я смотрю, совсем поглупел.

- Вовсе нет.

- А чего тогда задаешь идиотские вопросы?

- Чтобы ты отвечала.

- Ты мне надоел, - бросила Джуля.

- Зато мне весело. А знаешь, в пустыне Гоби обнаружили след человеческой обувки. Этому следу десятки миллионов лет.

Джуля рассмеялась. Вот и говори с ней о серьезных вещах.

- А десятки миллионов лет назад земляне не носили обуви. Потому предполагают, что это след инопланетянина...

- Да, Рубен ведь говорил мне, что ты какой-то странный...

- Когда же это он говорил, если не секрет?

- Недавно.

- Мнение Рубена о моей личности основывается на данных, потерявших ценность за давностью лет. А ты ему очень веришь? Что, решили пожениться?

- Кто тебе сказал? - вскинулась, Джуля.

- Понимаю, попал в точку? А вы будете отличной парой. Просто созданы друг для друга.

Джуля совершенно растерялась.

- Есть такая притча, думаю, ты ее ле знаешь,- не унимался я.- Говорят, в давние времена всех людей разделили пополам. И тысячелетия кряду эти. половины ищут друг друга. Иногда кажется, вот нашел свою половину. Люди соединяются и образуют цело.е. Но потом выясняется, что то была не твоя половина. Так вот и со мной произошло... Однако выто, я уверен, удачно обрели друг друга.

- Асмик, кстати, просила передать тебе привет! - вставила Джуля.

- Благодарю.

- И очень хотела тебя повидать.

- Сдаюсь, я побежден!..

- Нет, ты действительно поглупел.

- Ну что ты, я никогда не поглупею. Просто, как только ты заведешь речь об Асмик, мы меняемся ролями: мне остается слушать, вздыхать и кусать ногти, а тебе без умолку говорить. Вот почему я и сдаюсь,- объяснил я.- Кстати, ты вообще-то на сцене когда-нибудь играла?

- В институте, в пьесе Л one де Вега...

- У нас Левой? - послышался из коридора голос дяди.- А я выходил подышать воздухом. Здорово потеплело, и теперь приятно .бывает погулять. Джуля, ты еще здесь?

- Здесь,- ответил я за нее.- Грызет науку.

- Ах, вон оно что? В таком случае мы должны ей помешать! - Дядя, улыбаясь, вошел в комнату.

Джуля окинула нас обоих недовольным взглядом.

- Да брось ты, дочка,- сказал дядя.- Все равно ответственный работник из тебя не выйдет.

- Вот видишь? - обратилась ко мне Джуля, потому что другого выхода у нее не было.- Классический пример проблемы отцов и детей.

- Стоит сказать вам разумную вещь, вы тут же притягиваете проблему отцов, и детей,- сказал дядя.

- Дядя, а у меня ведь новость: на ученом совете утвердили тему доклада,- прервал я их спор.

- И когда будет доклад?

- В первых числах сентября.

- Так ты меня и не послушался, - укоризненно покачала головой Джуля.

- Интересный доклад,- сказал дядя.- Я прочел его не отрываясь. Можно бы и напечатать.

- Это на сегодня итог моих поисков.

- Думаешь, мало? Кое-какие вопросы, конечно, вызывают некоторые сомнения. Но это ничего.

- Что значит ничего?

- Играя в шахматы, л иногда делаю неверный ход. Но его можно исправить, я ведь сам с собой играю. Противника у меня нет, возразить некому.

- А какие именно вопросы кажутся тебе сомнительными? - спросил я.

- Я скажу, - пообещал дядя.- Впереди ведь еще два-три месяца, и у тебя достаточно времени кое-что пересмотреть. Чайкунам не дашь, дочка?

Джуля вышла на кухню.

- Не волнуйся только, Левой.

- Ты пугаешь меня, дядя.

- Да это я ведь так, в общем.

Джуля накрыла на стол и пригласила нас садиться.

- Клубника в сяхаре?! - потер руки дядя.- Чудесно. Джуля в последнее время стала очень ко мне внимательна, - обратился он ко мне.- Если это внимание исходит от характера ее работы, я считаю все свои сомнения несостоятельными. И предлагаю торжественный тост по этому случаю...

Мы пили вино "Аштарак" тринадцатого года. Джуля настоятельно угощала салатом из крабов и хотела, чтоб я непременно попробовал.

- А Джуля обманула меня!..- вдруг объявил я.

- Обманула?.. Любопытно,- дядя рассмеялся.- Неужели она на это способна? Глупостей наделать может, но обманывать... Сомневаюсь.

- Что за безответственное заявление? - недовольно сказала Джуля.- Ты ужасный, Левон!..

- Безответственное?.. Подлей-ка мне, дядя. Я хочу выпить за новые матрацы.

- А ты, сынок, не захмелел ли? - ласково спросил дядя.

Джуля побелела от злости.

- Он просто пьян! - подтвердила она.

- В общежитии всем поменяли матрацы,-сказал я. - И это заслуга Джули,

- Слушай, о чем это ты? - заинтересовался дядя, поняв, что я не шучу. И наполнил бокалы.

- О матрацах!..

- Я, в тот же день написала официальную записку соответствующим товарищам! - сказала Джуля.

- Не знаю, не знаю. Мне тем не менее пришлось обратиться к Симоняну.

- Да?

- Конечно. И он обошелся без официальной записки. Только набрал нужный номер телефона. И между прочим сказал, что впредь все будет решать именно так, немедленно. И даже обрадовался, что ему больше не придется записывать себе на память и переводить блокноты. Скупой человек наш Симонян.

- Не понимаю, - сказала Джуля. - При чем здесь скупость?

- Но ты совсем шуток не понимаешь, - заметил я. - Это ужасно - потерять чувство юмора. Особенно тебе.

- С трудом, но, кажется, понял, о чем речь, - сказал дядя.

- Ну, начинается, - протянула Джуля. И ядовито посмотрела на меня.

- Ты очень нехорошо поступила; Джуля, - не отставал я.- Говорю ребятам, что, мол, секретарь комсомольской организации моя двоюродная сестра и обязательно придумает. А ты?..

- Семейственность решил развести? - съехидничала Джуля. - Не выйдет.

Дядя отодвинул тарелку и вытер салфеткой рот.

- Еще одно подтверждение теории наследственности, - сказал он.- Джуля вся в мать. Но не будем сваливать только на гены и хромосомы. Мне, недолго осталось жить, дочка. И лучше тебе услышать правду от родного отца. Талант необходим не только для тoro, чтобы стать артисткой. В работе с людьми, в общестаенной работе тоже нужен талант. Ты согласен со мной, Левой?

- Согласен, дядя.

- В каждом человеке природой заложено какое-либо призвание, талант. Но беда в том, что, сознательно или бессознательно, человек порой до конца своей жизни не отдает себе отчета, как он живет в обществе, использует ли свое призвание на деле.

- Все это очень старо, папа,- недовольно сказала Джуля.

- В природе и человек тоже не новинка.

Джуля начала разливать чай. Один стакан вдруг лопнул, и чай растекся по скатерти.

Джуля нервно рассмеялась и краем передника вытерла слезы.

Я отказался от чая, боясь, как бы не лопнул еще один стакан, и допил бутылку "Аштарака" тринадцатого года.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

- Ты куда собрался? - спросил Ваган, видя, что я ухожу.

- На рынок.

- Скоро вернешься?

- Да. Куплю немного фруктов. Абрикосы ведь уже поспели. Любишь абрикосы?

- Очень. Но моя слабость - виноград.

- Говорят, в этом году виноград не уродился. Не полакомиться тебе, Ваган, - пошутил я.

- А что, если пойдешь чуть попозже? - сказал вдруг Ваган.-Давай сегодня позавтракаем вместе.

Он взял у меня авоську я повесил на крючок.

- Арус, я уговорил Левона, - крикнул он.-Может, на балконе накрыть?

- Давай,- согласился я.

Мы вынесли на балкон стол из кухни. Арус расстелила скатерть.

- Ты нам и водочки дай, - попросил у жены Ваган. - Выпьем немного для аппетита.

Арус поставила на стол .бутылку и две рюмки.

С нашего балкоаа был виден, Арарат. "Какой он огромный",- подумал я вдруг. И удивился, что впервые так четко представил себе это.

- О чем ты задумался? - спросил Ваган.

- Посмотри, Ваган,- сказал я,- на Арарате возлежит женщина. Вглядись внимательнее.

- Какая еще женщина?

- Смотри от вершины по правому склону. Голова... Грудь... Видишь? А ноги полусогнуты. Видишь - колени? И рука свешена вниз.

- Какая громадная! - поразился Ваган. - Каждый день ведь перед глазами, а не замечал. И как ты разглядел? Глаз острый!..

- Это не мое открытие,- признался я.- Мне как-то знакомый художник подсказал. Давно. Когда мы еще были студентами. Интерeсно, что он сейчас делает? Способный был парень. Все говорил, что "Мать-Армения" - это вовсе не то, что в безвкусных копиях продают на рынках. Видал небось: скорбящая женщина на развалинах?..

- Видал, конечно.

- Он еще говорил, что воплотит свое представление о Матери-Армении в образе женщины, взирающей со склона Арарата на свою возрожденную страну.

- И он создал это произведение?

- Не знаю. Это была, как он утверждал, его цель, но до цели ведь,можно и не дойти. Однако само стремление - свидетельство окрыленности. Думаю, что мой знакомый стал художником, и хорошим. Главное в жизни - иметь цель. И, видя ее перед собой, пусть даже только стремясь к ней, человек ужесоздает ценности. Можно быть и обыкновенной песчинкой в растворе, который скрепляет камни в стене здания. Камни видны снаружи, и кажется, будто на них держится огромное строение. Но песчинка?.. В последнее время я часто думаю об этом. Ужасно интересно.

- Что интересно?

- Часто человек, считая, что от него ничего не зависит, что он обыкновенная песчинка, даже не подозревает, что являет собой большой камень в стене здания. Однако я разболтался. Неужто всего с рюмки так разобрало?

- А знаешь, давай-ка еще по одной? - предложил Ваган.

- Давай. На рынок я. сегодня уже все равно не ходок. Очень хотелось абрикосов. Я бы килограммов десять купил и ел бы их с хлебом и сыром по утрам. А то выхожу из дома такой голодный, даже работать не могу. Ты пробовал есть абрикосы с хлебом и сыром?

- Никогда... Арус,- крикнул Ваган,- ребенок напрудил!

- Думаю жениться, Ваган!..- брякнул я.- Одиночество не для меня.

- На Седе?

- Да!

- А она согласна?

- Я ей еще ничего, не говорил. Хочу верить, что согласится. Ты не представляешь, какая она. Ведь не знаешь ее. Между прочим, может, помнишь, Седа как-то целое воскресенье была здесь? Тогда ты так и не зашел к нам. А жаль.

- А как же Асмик?..

- Мы в тот день до вечера провозились с моими сорочками. Собирались вместе пообедать в "Арагиле", и не вышло. Но вечером посидели в кафе "Араке".

- Я там никогда не был,- сказал Ваган.

- Как-нибудь пойдем все вместе: я, ты, Арус и Седа. Отлично проведем вечер. Ладно?

- Сходим. Только угощать буду я. С меня магарыч - приняли мое рацпредложение.

- То, с которым не соглашались?

- Да.

- Ты сумел убедить, что заработает?

- И заработал,- сказал Ваган.-Мне наш инженер очень помог.

- И сколько вам дали?

- Мне только одному дали...

- А ты, я помню, говорил, инженер на премию зарится?

- Чущь я болтал. Он оказался парень что надо. Сделал мне все расчеты. Идею, говорит, жалко. Я сдуру спросил, сколько с меня причитается. Так он сначала остолбенел, а потом просто взбесился и даже послал меня куда подальше, хотя, обычно никогда не ругается. Допек я его - не камень, не выдержал.

- Смотри, в другой раз так не оконфузься,- сказал, я.

- Ну уж нет. Хватит с меня. И так чуть было сквозь землю не провалился.

- В том-то и дело, что в хороших людей мы не сразу верим. Наслушаемся о подлостях иных особей и думаем, что все такие, только мы хорошие. Давай-ка еще по одной за всех хороших, честных людей,. Их, слава богу, больше, чем подлецов. В этом я твердо уверен!..

- Не знаю...

- Люди, в общем-то, ведь плохо разбираются друг в друге. Вот ты. Разве ты знаешь меня?

- Как же не знаю? Бок о бок живем!..

- Тебе только кажется, что ты меня знаешь.

- Ну, пошло-поехало! - развел руками Ваган.- Слушай, а что ты сегодня собираешься делать?

- Не решил еще. Хотел, абрикосов...

- Знаю. А потом?.. Наверное, к Седе пойдешь?

- Да нет... Дел полно. Доклад надо доработать.

- В общем, так - хорошо начали, хорошо кончим. Раз ты сегодня дома, то и пообедаем вместе. Есть, Левон-джан?

- Ты меня ставишь в неудобное положение...

- Что еще за положение?.. Придумал тоже... Я шашлык задумал - вчера барашка купил. У брата, думаю, сделаем. У него удобнее - сад при доме. Как ты на это смотришь?..

- Как, хочешь, Ваган.

- Левой... К тебе гость,- послышался голос Арус.

- Интересно, кто там? - я поспешил в коридор.

Это был Саркис.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

Меня постоянно мучает бессонница, и я никак с нею не расправлюсь. Знаю, что можно бороться с нею, если считать про себя: один слон плюс два слона будет три слона, два слона плюс три слона - будет пять слонов, и так далее. Иногда считаю до тысячи тысяч, а толку никакого. Кто-то, может, и засыпает таким способом, а я нет. Только в счете поднаторел.

...Восемьдесят девять слонов плюс сто сорок четыре слона - будет двести тридцать три слона.

...Через пару лет мне стукнет тридцать. И до сих пор я не совершил ничего такого, чем можно было бы оправдать тридцатилетний отрезок жизни. Учился, потом работал...

Стал, как говорят, самостоятельным человеком. Человеком, который может прокормить себя и достичь определенной степени благополучия. Но не затем же живет человек, чтобы только прокормить себя? От моего существования еще никто ничего не выиграл и не проиграл. Иначе говоря, есть я в этом мире или нет - все одно. Тогда какая разница между мной и амебой или инфузорией-туфелькой?

...Сто сорок четыре слона плюс двести тридцать три слона - будет триста семьдесят семь слонов.

...Вдруг четко ощущаю, что мое "я" начинает раздваиваться. Не знаю, как это явление называется в психиатрии, да и неважно, потому что, думаю, никаких симптомов душевной болезни у меня пока не наблюдается.

Странно только, что, раздваиваясь, моё "я" становится моим детством. Я встречаюсь с ним, вижу свое детство.

Оно появляется совсем неожиданно. Поднимаю глаза и вижу у своей кровати маленького мальчика.

...Шестьсот десять слонов плюс девятьсот восемьдесят слонов - будет тысяча пятьсот девяносто слонов...

На мальчике брюки чуть ниже колен. Их называют брюки гольф. К таким надевают узорчатые носки до колен.

У мальчика нет носков. На нем старенькие, отцовские, которые он раскопал в узле со всяким хламом. Носки очень велики мальчику. Зато у него необыкновенная рубашка. Из настоящего шелка. Мать сшила ее из остатков. У матери мальчика, портнихи Вардуи Давтян, много заказчиц. Они приносят дорогие отрезы на рубашки. Мать кроит так искусно, чтобы непременно выгадать и на рубашку для сына. Сын уже пробует зачесывать волосы назад, но это ему еще никак не удается. Он смачивает их водой, старательно укладывает, но, высохнув, они все равно дыбятся. Я хорошо отношусь к этому мальчику и чуточку жалею, его.

- Здравствуй, - вежливо говорит он, потому что так учила его мать.

- Здравствуй, - отвечаю я.-Ты снова вернулся?

- Я всегда с тобой,- отвечает он.- Разве человек когда-нибудь расстается с детством?

- Нет, не может расстаться.

- Ты не тоскуешь по мне? - спрашивает он.

- Тоскую. И часто жалею, что ты стал уже прошлым. Жалею... Ты все тот же ребенок, но вот я сделался взрослым, оставив тебя там, в своем прошлом.

- И как часто ты жалеешь об этом?

- Как правило, когда наваливаются заботы. Но в общем-то я доволен. Больше того, даже завидую людям, которые уже давно встречаются со своей молодостью так, как мы сейчас с тобой...

- Почему? - спрашивает он, а я вдруг начинаю петь: Que sera, sera...

- Ты что, маленький? - удивляется он.

- Встретившись с тобой, невольно чувствуешь себя ребенком. И это неудивительно.

- Я впервые слышу эту песнь. А почему ты не поешь ту, старую, которую и я тоже знаю?

- Песни я предпочитаю новые. Из старых помню и люблю только те, что пела, убаюкивая меня, моя мать.

- Хорошо, что хоть они не оставили тебя, - с удовольствием отметил он.А ты знаешь, насколько мы отличаемся друг от друга?

- Я вижу это.

- Только видеть - мало. Надо еще и чувствовать. Во мне - целый мир, а что в тебе?

- Во мне?

- Да? В тебе есть этот огромный мир?

- Пожалуй, нет.

- Наверняка нет. Или какой-нибудь осколок от огромного мира.

- Осколок, точно, остался.

- Ничто не проходит мимо леня. Мне все очень интересно. И почему подсолнух называется подсолнухом, почему у кенгуру сумка на животе и откуда берутся дети. Ты все это уже, наверное,, знаешь. Но при случае станешь говорить, что детей ловят в Зангу или в Гетаре.

- А ты правда еще не знаешь этого?

- Конечно, не знаю,- отвечает он.

- Вот видишь, у меня все-таки есть какое-то превосходство над тобой.

- Это не превосходство. Что-верно, то верно, сейчас ты уже многое знаешь, но вот вопрос: хочешь ли знать больше? А я определенно хочу. У меня в голове каждый божий день возникает тысяча вопросов. И я ищу на них ответы, сберегая в себе, пока не найду. А ты их в себе убиваешь. Вопросы. Потолу что твой мир очень сузился. Это уже не мир. Это всего осколочек, который ты позаимствовал у меня.

Он зашел мне за спину и попытался вскарабкаться на плечи.

- Что ты делаешь?

- Поиграем в лошадки? А?..

- Слезай, у меня нет настроения.

С досады он ущипнул меня.

- Эй, мне больно! - сержусь я.- Слезай-ка и лучше скажи, осколок чего я у тебя позаимствовал?

- Что, что?

- Ну, вот ты ведь говорил?..

-- А-а! - он улыбнулся.- Трусость ты у меня позаимствовал.

- Не слишком ли, мой друг?

- Не слишком,-отвечает мальчик.- Когда мама сердится и грозится меня наказать, я.молчу. Потому что боюсь. Она ведь может еще пуще разгневаться и, чего доброго, поддать раз-другой. Вообще-то мама только раз в жизни меня побила. И боюсь я не боли, а обиды. Очень уж унизительно, когда бьют человека. Между мной и тобой разница около двух десятков лет, но в этом мы похожи.

- Не обижай маму! - прошу я.-Когда вырастешь, пожалеешь, что обижал. Как я вот теперь, когда ее давно уже нет и я совсем один.

- Мама есть! - утверждает он.

- Счастливчик! - с завистью вздыхаю я.- Надо, чтоб человеку хоть немного везло.

- Везло? - Мальчик смеется, а мне досадно.- Счастье во власти самого человека,- добавляет он.

- Это только красивые слова.

- Нет, нет! Счастье человека - в его характере.

- Ты пытаешься умничать, и это тебе удается, - язвлю ему в ответ.

- Комплименты ты делаешь сам себе,- невозмутимо говорит мальчик.- Ведь в конце-то концов я же стал тобою?..

"Счастье человека - в его характере",- повторяю я про себя и думаю, что в этом есть определенная доля истины.

А возможно, и не только доля, но полная истина?...

- Да, да! А характер окончательно складывается в зрелом возрасте. Ты взял с собою в зрелость боязнь всего, трусость. Мама этого не заметила. Не то бы она воспрепятствовала, я в этом уверен.

- И видно, трусость-то во мне все и перевесила! - предполагаю я.

А мальчик не унимается:

- Между тем ты с равным успехом мог бы взять с собой мое озорство, мою нетерпимость, даже в отношении к самому близкому другу, если он ради собственной шкуры или ради того, чтобы возвыситься в глазах учителя, может наябедничать, предать, а то и оклеветать. Тебе не повезло, по ошибке ты взял из моего огромного мира в третье десятилетие только трусость.

- Трусость, говоришь?.. Нет, все же ты не прав, я не трус.

- Нет, трус! - горячо возражает мое детство.

- Помнишь ту девушку, она еще носила платье с подставными подушечками, подплечиками, и у нее была маленькая сумочка в руках? - спрашиваю я.

- Я вижу ее каждый день. Она проходит мимо нашего дома, и я смотрю на нее в щель забора.

- А Седу ты знаешь?

- Естественно, нет,- отвечает он.

- Жаль... Я бы очень хотел знать твое мнение о Седе. Я бы очень хотел знать, похожи ли они - Седа и та девушка?

- Ничем не могу тебе помочь.

- Очень жалко, - говорю я. - Кажется, стучат в дверь?

- Вроде да. Ну, я исчезаю.

- Чао-чао, бамблно...- прощаюсь я с ним нараспев.

- Это тоже новая песня?

- Тоже.

- И тоже чужая? - спрашивает он.

- Тоже чужая...

Мальчик говорит: - Попробуй вспомнить колыбельную, которую тебе-пела мама.

- Так и вертится на уме, - оправдываюсь я, - но пропеть ее мне что-то мешает... Не ты ли?..

- Что значит "чао"1?

- Чао - значит прощай. Это по-итальянски.

- Что ж, Левой, чао! - насмешливо улыбаясь, говорит мое детство и этим ужасно меня злит.

Но мальчик действительно готов удалиться.

- Я хочу почаще с тобою встречаться, - говорю ему, присмирев.-При тебе на душе как-то легче. Прошу тебя, вспоминай меня и навещай по возможности чаще.

Он повторяет: - Чао, Левой.

- Стучат в дверь. Открой, пожалуйста.

- Не могу, - отказывается мальчик.- Я ведь твое прошлое. Я только воспоминание, как мне открыть дверь?

- Ах, ленивец! - грожу я ему пальцем.

- А в лошадки ты со мной так и не поиграл, - говорит он и опять пытается ущипнуть меня.

Я сержусь.

- Тебе чужие песни мешают! - задумчиво произносит мальчик. - Я бы так не сказал, если б ты помнил мамину песню. "Спи, мой голубок..." - напел он...-Скоро ты все позабудешь. И меня тоже. И мы уж больше никогда не встретимся...

- Не позабуду. Буду помнить... Всегда...-испуганно обещаю я.- Вот погоди... Вспомнил: "Спи, мой голубок..."

- Так ведь это же я тебе подсказал? - смеется мальчик.

И напоминает: - Слышишь, стучатся в дверь.

Я неохотно поднимаюсь и иду отворить, бормоча при этом: - Чао-чао, бамбино!

...Пятьсот одиннадцать тысяч девяносто слонов плюс восемьсот двадцать семь тысяч семьсот слонов - будет миллион триста тридцать девять тысяч триста шестьдесят слонов.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

В коридоре стояли Ваган и Араик. Ваган был в пижаме.

- Здравствуй, Левой, - сказал Араик.- Ты что, спал?

- Спал? Нет. Просто лежал и думал.

- Мы уже целый час стучимся к тебе,- удивился Ваган.- О чем же ты так задумался?..

- Который час?

- За полночь перевалило - Может, и поспал,- зевнул я.

- Ты, брат, не удивляйся,- говорит Ваган Араику, - сосед у меня со странностями. С восьми часов заперся в комнате и не издавал ни шороха, а еще говорит - не спал.

Я наконец совсем очухался и сообразил, что пора и пригласить Араика в комнату.

Когда мы остались одни, он, положив на стол авоську, которая была у него в руке, глупо улыбнулся.

- Я вот пришел...- сказал он.

- Очень хорошо, что пришел.

- Садись, - предложил мне Араик.

Я удивленно посмотрел на него. Потом невольно сел.

- Знаешь, почему я пришел?

- Не знаю.

- Не сердишься, что я с тобою на "ты"? - спросил он.

- Не сержусь.

- Я ночевать к тебе пришел, - сказал Араик.

Я растерянно огляделся. Ночевать?.. Вот так новость!

- Не смотри так на авоську. Там у меня бритвенный прибор. Ты ведь небось электрической бреешься?

- Да, ты угадал, - подтвердил я.

- А я безопасной. Отец недавно из Ленинграда привез "Жиллетт". Говорит, в парикмахерской с рук продают...

- Ты всерьез пришел ко мне ночевать?

- Всерьез. К Седе зашел, она дала твой адрес. Сказала, что у нее условия не позволяют.

- Боюсь, что я сейчас закачу тебе сцену ревности,высказал я предположение.

- Нет ли у тебя мацуна?

- Нету.

- Я привык перед сном есть мацун, - объяснил Араик. - Ну ничего. Обойдемся хлебом и сыром. А чаю можно?..

- Чай можно поставить, - сказал я.-А вот насчет хлеба и сыра тоже едва ли...

- Ну знаешь, чтобы у человека в доме ни хлеба, ни сыра? - развел руками Араик.

- Я не люблю, когда гость...

- Ведет себя не как гость? - досказал Араик.- Прости, но если я не буду сейчас пороть чушь, то начну озверело ругаться.

- О господи! С чего бы это? В чем моя вина?

- Я зол на свою планиду!

- А знаешь, счастье человека в его характере,- выпалил вдруг я.

- Ты извини, Левой. У меня на. душе очень муторно,проговорил Араик.- А у соседа твоего не найдется куска хлеба с сыром?

- Даже если ты умрешь с голоду, я не стану будить Вагана,-объявил я.-Но, может, тебя устроит вареная баранина?

- О чем речь, хоть сырую давай.

Я направился на кухню в надежде обнаружить в какой-нибудь из многочисленных кастрюль кусок вареного мяса.

Но не тут-то было, все кастрюлл и миски как вылизаны. Не теряя надежды, я двинул в ванную, и чутье не обмануло меня. Кастрюля стояла в ванне с водой. Поставили в воду, чтобы мясо не испортилось. Чудаки. Ведь сколько таержу, что холодильник у меня совсем пустой. Придется, видать, серьезно поговорить. А вообще правильнее будет вынести холодильник из комнаты в кухню.

Я вынул из кастрюли большой кусок мяса и прихватил еще хлеба на кухне.

- Наконец-то,-обрадовался Араик.-А я уже думал, что ты удрал.

- Чего бы это вдруг?

- Может, от стыда, что в доме ни хлеба, ни сыра,хмыкнул незваный гость.

- Ой, не выношу, когда голодные точат лясы, вместо того чтобы работать челюстями, - сказал я.

- Благодарю,- улыбнулся Араик.- А у тебя тут, оказывается, большое хозяйство. Дает доход?

- О чем ты? - не понял я.- И вообще, брат, не спятил ли?..

- Я имею в виду твое мушиное хозяйство,- Араик показал на проводку, сплошь облепленную мухами, отчего белые шнуры казались черными. И потолок тоже.

- Да это...-смутился я. - Редко дома бываю, вот они и облюбовали себе место.

- Думаешь, если б ты сидел дома, мухи стали бы тебя стесняться,- Араик качнул абажур.

Назойливо жужжа, мухи закружили по комнате.

- Вот здорово! - обрадовался Араик.- Мушиный концерт. Типичная конкретная музыка. И ты можешь спать под такой аккомпанемент?

- Как видишь!

- Сейчас мы их прогоним, - заверил Араик.

- Напрасный труд. Хоть из пушки пали - не поможет. Да ты ешь,- сказал я.

- Хватит, - Араик отодвинул тарелку.-Врачи не велят, наедаться на ночь. Жаль, что у тебя нет мацуна. Надо завтра не забыть, принести с собой.

- Ты и завтра придешь?

- Приду,- сказал Араик.- Я ведь ушел из дому. Пока не сниму комнату, буду жить у тебя. Ты тут прибери, а я все же полробую что-нибудь придумать, как нам от этих мух избавиться.

Я вынес тарелки на кухню, поставил их на стол, накрыл газетой и поспешил в комнату.

Араик курил, растянувшись на кровати.

- Сейчас постелю тебе,- сказал я.

- Не мешай,- отмахнулся Араик.

- На кровати буду спать я,- решительно заявил я.

- Прошу тебя, не мешай. Я думаю.

- А я хочу сдать.

- Нашел!..- вскочил Араик.

- Принести полотенца? - с готовностью предложил я.

- Зачем?

- А ты разве не мух собрался выгонять?

- Выгонишь их. На улице темно, и они ни за что не оставят эти великолепные апартаменты.

- Следовательно...

- У тебя есть пылесос? - спросил Араик.

- Нет.

- Жаль,- он снова улегся.- И у соседей нет?

- Сейчас посмотрю!

Вскоре я уже победоносно вносил в комнату обнаруженный мною после тщательных поисков пылесос. Втянул-таки в игру, шельмец.

- "Нерис"? Чудесно. Сосед твой знает, что покупать.

Загудел пылесос. Я плотнее прикрыл дверь, чтобы не обеспокоить соседей.

Араик снял с трубки щетку и нацелился на потолок.

Мухи, как по волшебству, в мгновение ока исчезли в прожорливой пясти пылесоса.

- Первый этап операции "смерть мухам" закончен! - объявил Араик, когда на потолке и на проводах не осталось ни одной мухи.- Выкурим по сигарете и перейдем ко второму. Согласен?

- Согласен, генерал.

Закурили.

Второл этап, что и говорить, был куда изобретательнее: Араик вылавливал мух в воздухе. Бедные мухи! Едва конец трубки, приближался к ним, они, как обезумевшие, начинали извиваться, пытаясь вырваться из воздушной струи, но в конце концов делили общую участь.

Минут через десять в комнате не осталось ни одной мухи.

- Порядок! - с удовлетворением отметил Араик. - Который час?

- Уже три,- сказал я.- Надеюсь, мы все-таки немного поспим или ты собираешься еще что-нибудь придумать?

- Нет, не собираюсь,- успокоил меня Араик.- Значит, кровать ты мне не уступишь?

- Прости, но я не усну на новом месте,- объяснил я.

- Ладно, - уныло согласился Араик.

Я расстелил на полу матрац, отыскал в шкафу простыни, кинул их Араику и сказал:

- Устраивайся и гаси свет.

- Кто ляжет последний, тот и погасит, идет? - предложил Араик.

Я уже снял рубашку и поэтому с готовностью согласился.

Но он вмиг все успел. И пока я надевал пижаму, Араик уже натянул на себя одеяло.

- Все равно не буду гасить,- объявил я и тоже улегся.

- Пусть так. Я при свете еще крепче сплю,- бросил он и укрылся а головой. Пришлось встать.

- Открой балконную дверь, а то жарко,- как из преисподней донесся голос Араика.

- Вылезай из-под одеяла и открывай,- сказал я,, щелкнув выключателем.Свет погашен, ваше сиятельство.

- В самом деле? - с сомнением протянул Араик и, чуть поколебавшись, все же откинул одеяло, заложил руки под голову и сказал: - Спокойной ночи.

- Спокойной ночи.

И только тут я осознал смысл происшедшего. Выходит, Араик ушел из дома. Но почему? И я не удержался, хотя уже почти спал: - Араик!

- Чего?

- Ты не спишь еще?

- Да нет, очень душно.

- Не зря ли ты ушел из дому?

- Завтра пойду ночевать к кому-нибудь другому, - процедил он.

- Да ты не так меня понял, дуралей! Хочешь, даже уступлю тебе кровать?

- Не хочу.

- Такой конфликт, что никак нельзя было уладить?

- Значит, нельзя было.

- Да-а! Вот уж не думал, что ты такой. Честно говоря, я был о тебе нелестного мнения.

- Вон что?!

- Думал, с Луизой у тебя несерьезно, только голову ей морочишь.

- Луиза очень хорошая девушка.

- Я-то это знаю. А ваши что, против? Наверно, потому, что ты еще учишься?

- Какое эта имеет значение? - вздохнул Араик.

- Трудно ведь будет, Араик?

- Положим.

- Студент... А тут еще комнату снимай... Очень трудно будет.

- Без трудностей жизнь неинтересна, - ответил Араик.

- А я всегда предпочитал иначе,- сказал я.- Ты знаешь, что жена меня бросила?

- Луиза рассказывала.

- А почему, знаешь?

- В таких случаях причина одна - не любили друг друга, и все,тут.

Я не ответил. И, чуть помолчав, сказал:

- Уже, наверно, четыре. Тебе рано вставать?

- Первая пара - теплотехника. Не пойду на нее! - решил Араик.

- А мне никак нельзя опаздывать, даже на минуту...

- Я летом буду работать,- сказал вдруг Араик.

- Удивительно, как сейчас поколения быстро сменяют друг друга. Разница в возрасте между мной и тобой всего ничего, а я уже не могу тебя понять.

- Дело не в возрасте. Просто мы разные люди. Ты, наверное, живешь спокойно, не поддаваясь эмоциям... А я так не умею. Может, мне и удалось бы уговорить моих и не идти из дому на ночь глядя. Но для этого нужно терпение. У тебя бы его хватило. И времени ты не пожалел бы, принимая решение?..

- Наверно, ты прав...

- А я другой. Мы разные. Я хочу сам отвечать за себя, за свою судьбу.

- Завидую тебе.

- Завидуй сколько хочешь, все равно не сглазишь, я стучу по деревяшке.

- Ты еще и суеверен?

- Да нет, это уж так. Ладно, я хочу спать. Не мешай, замолчи.

Но я все же не удержался: - Араик.

- Что?

- Ты очень любишь Луизу?

- Очень?

Араик помолчал. Я слышал, как он дышит.

- Нет. Не очень люблю. Я просто ее люблю.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

Расхаживая по кабинету, Айказян вслух анализировал тезисы Moero доклада. Казалось, о моем присутствии он забыл, словно вовсе и не я сидел тут на кожаном диване.

Время от времени Айказян отходил к доске, выводил формулы, чертил разные схемы, делал вычисления... И молчал, будто и возражений у него не было.

На самом деле шеф просто разбирал те теоретические положения, которые я выдвинул в своем докладе, сравнивал их со скромными результатами, полученными мною и Седой во время наших вечерних опытов.

Я внимательно слушал его, стараясь не прерывать ход его мыслей.. А он писал, стирал и снова писал.

Потом вдруг замолчал. Остановился передо мной и сказал:

- Знаешь, интересная все-таки получается штука. Здесь столько всяких "но" и "если", что, мне кажется, стоит продолжать работу. А может, не стоит?.. Может, и я и ты, мы оба ошибаемся? Трудно сказать...

- Да, очень трудно, - согласился я. - И знаете, на что похожа эта история? Человек с топором в руках прокладывает дорогу в джунглях- Он вырубает густую сеть лиан и не знает, что его ждет впереди. Может, притаился в засаде хищник? А может, наконец покажется какое-нибудь селение?

- Ты бывал в джунглях? - поинтересовался Айказян.

- Нет.

- Я тоже,- сказал он.

Потом подсел ко мне на диван: - Хотя в пробирке все еще получается какая-то ерунда, мне кажется, этот метод имеет перспективы.

- Я тоже так думаю.

- Но перспективы весьма призрачные, - продолжал Айказян.- Вот, к примеру, клей, который мы недавно получили. Ведь его никто не хочет производить. Завод отказывается. У завода свои планы. А наш полимер пока что единственное средство, дающее возможность склеивать резину и сталь. Эх,вздохнул Айказян,- бороться приходится не только с природой, но и с капризами и вкусами различных людей. Мы получили уникальный клей, но никому нет до этого дела. Никому! И вместо того чтобы заняться новыми проблемами, мы вынуждены бороться за признание очевидного с множеством ведомств и министерств. Этим я хочу сказать: найдется ли у тебя столько сил - если, конечно, твой эксперимент удастся,- чтобы продолжать борьбу уже в совершенно иной области?

- Не знаю, об этом я не задумывался.

- А сейчас подумай,- посоветовал Айказян. - Этот вопрос должен тебя волновать.

- Подумаю,- пообещал я.

- Ну как? - спросила Седа, когда я вернулся в лабораторию.

- Ничего особенного. Айказян только сомневается, удастся ли все это внедрить в производство?

- Удастся,- убежденно сказала Седа.

- А я теперь, пожалуй, тоже сомневаюсь. Айказян привел в пример случай с .клеем.

- Это как воду в ступе толочь,- заметил Рубен. - Придумали пустую работу. Скоро ведь, наверное, утвердят новые темы. А вы будете тут топтаться на месте.

- Думай, как тебе нравится, - бросила Седа.

- Вы словно бы проектируете фотонную ракету, для которой в мире еще нет горючего, - продолжал Рубен.Иначе говоря, занимаетесь так называемой чистой наукой. Наука для науки... Кстати, у меня есть отличные новые записи, заходите, как-нибудь вечерком послушать. Не смотри на меня так свирепо, Левой, ты уже начинаешь пугать меня, но не сможешь отнять право высказывать свое мнение.

- Даже в случае, если мнение это никого не интересует?

- Даже в этом случае, - кивнул Рубен.- А все-таки, может, зайдете? Луиза, тебя я не приглашаю, чтобы, не дай бог, жених не закатил сцены ревности.

- И чего ты так любишь точить лясы? - сказал я.

- Тренирую голосовые связки,- невозмутимо ответил Рубен.- Но ты, кажется, против каких бы то ни было тренировок?..

- Пойдем, Седа,- предложил я.- Мутит уже от этого словоблудия. Вставай, Луиза.

Мы вышли из лаборатории.

Разогретый зноем асфальт пружинил под ногами, как тесто. А солнце продолжало нещадно палить. Луиза попрощалась с нами на автобусной остановке. Спешила на свидание с Араиком.

- У меня такое чувство, словно мне предстоит сдавать экзамен,- сказал я.

- И весьма ответственный,- вставила Седа.

Она дышала тяжело, и я замедлил шаг.

- Араик еще не снял комнаты?

- Нет,- ответил я.- А мне, честно говоря, и не хочется, чтобы .это ему удалось так скоро.

- Завидуешь небось?

- С ним веселее. До ночи музыку слушаем, а иногда он читает стихи,сказал я.

- Здорово! - вздохнула Седа.- Теперь уж мне завидно.

- Какое на тебе интересное платье!..- сказал я.

На Седе было платье, похожее на мешок, с отверстиями для головы и для рук.

- Только заметил? - засмеялась Седа.- Внимательный же ты человек.

- Зайдем в кафе-мороженое? - предложил я.

- Тебе очень этого хочется?

- Ну, если ты против...

- Я просто боюсь, что ты опоздаешь и Араик будет ждать на улице,-.сказала Седа.

- У соседей всегда кто-нибудь дома.

- Ну, если так, зайдем.

- В "Арагил"? - спросил я.

- В "Анаит",-сказала Седа.

- Все равно. Такси!..

Народу в кафе было мало. Мы устроились в уголке, у окна. Я заказал две порции мороженого и лимонад.

- Помнишь, какой вкусный был лимонад до войны?

- Не помню.

- Очень вкусный...

- Едва ли...- улыбнулся я.,- Все дело в том, что тот лимонад ты пила в детстве. А все связанное с блаженными воспоминаниями детства кажется нам лучше, чем это было на самом деле.

- Может, ты и прав,- сказала Седа.- Но разница всетаки есть.

- Пусть будет по-твоему, - согласился я.

- Позвольте? - спросил подошедший к нашему столику старик. Несмотря на жару, он был в коричневой клетчатой куртке, застегнутой на все пуговицы, которые, казалось, вот-вот отлетят. Брюки его с трудом сходились на поясе.

В левой руке он держал шляпу, а в правой были какие-то иностранные газеты.

- Пожалуйста,- сказал я без удовольствия.

Старик сел.

- Спасибо,- сказал он, отдуваясь. - Как вы похожи друг на друга. Брат и сестра?

- Нет,- ответил я.

- Что ж, прекрасно, дети мои. Долгой вам жизни и счастливой старости. Пристрой-ка на подоконнике мою шляпу, сынок..

Я водворил его древнюю шляпу с широченными полями на подоконник.

- Спасибо.- Старик выложил на стол пятнадцатикопеечную монетку и попросил: - Дочка, принесика мне кофе.

Седа подошла к стойке.

- Дочка, ты монету забыла!...

- Ничего, отец. Позвольте вас угостить, - сказала Седа.

- Ну, что же. Да уж принеси по чашечке и для вас.

Старик говорил на диалекте западных армян.

- Вы репатриант? - спросил я.

- Да, сынок.

- Откуда?

- Из .Франции. Из Парижа. В сорок восьмом приехал,гордо ответил он.

- Кофе двойной,- сказала Седа, поставив чашечки на стол.

- Молодец, дочка. Здесь не умеют варить кофе. Открывают кафе, а кофе никуда не годится. Будь у меня в Париже такое кафе, каким бы я вас кофе угощал.

- А кафе вам нравится? - поинтересовался я.

- Хорошее, слов нет. Но, если хотите знать, мало их еще в городе. Вот в Париже они на каждом шагу.

- В позапрошлом году, лосле окончания института, мы с ребятами ездили в Москву.- сказал я.- Остановились в гостинице "Юность". Какая гостиница!..

- Да. что далеко ходить,- прервал меня старик.- В тысяча девятьсот шестнадцатом году, когда я был в Монте-Карло, там открыли гостиницу...- он шумно чмокнул кончики своих пальцев, сложенных щепотью.-Зачаруешься!..

- Отец, а чем вы занимались за границей? - спросила Седа.

- Путешествовал.

- Не работали?

- Был директором итальянского банка, содержал гостиницу. Потом... Э-э, путешествовал, одним словом...- Он опрокинул на блюдце чашечку кверху дном.Туркча биллиорсунуз?.. ПIo-турецки, спрашиваю, понимаете?..

- Извините,- нерешительно сказал я, поднимаясь. - Мы спешим. Приятно было с .вами познакомиться, но...

- Ничего, ничего,- закивал старик.- Вы часто здесь бываете?

- Нет.

- Весьма сожалею.. Я прихожу сюда каждый день выпить чашечку кофе. Мне бы тоже хотелось как-нибудь угостить вас.

- Спасибо, отец.

- Минуточку,- сказал старик. Он стал рыться в глубоких карманах свой куртки. Наконец извлек и протянул нам две маленькие коробочки.Американские. "Чиклетс". Привез еще в сорок восьмом и до сих пор вот все тяну. "Чиклетс". Слыхали? Здесь называют жевательной резинкой. Возьмите, прошу вас.

- Спасибо, отец. До свидания.

Когда мы вышли из кафе, я сказал: - Идем, провожу тебя домой.

Седа только кивнула в ответ.

- Ты, видно, очень устала? На тебе лица ист.

- Я не устала. Помолчи, пожалуйста, Левой... Не надо было мне пить этот кофе. Как-то не по себе...

- Тебя мутит?.. Отвратительный кофе!..

- Нет, кофе был хороший. Но знаешь... Я...

Я взял Седу под руку.

- Тебе непременно надо взять отпуск.

- Конечно,- согласилась Седа.- И мы, очевидно, несколько месяцев не будем вместе работать...

- Почему?

- Ну, я же пойду в отпуск.

- На несколько месяцев?..

- Ну и умник же ты! Не знаешь разве, что женщинам в определенных случаях полагается очень длинный отпуск?..

- Седа!..

- Возьми такси, Левой. Голова кружится. Упаду...

Домой я вернулся на том же такси. И всю дорогу досадовал, что шофер ведет машину черепашьим ходом. Мне бы мчаться сейчас очертя голову.

Одним духом я оказался у наших дверей и долго не отпускал кнопку звонка. Потом забарабанил кулаками в дверь.

- Иду, иду! - донесся из коридора голос Вагана.- Спятил, что ли?

- Привет, Ваган! Хочешь, я тебя расцелую?

- Не хочу, отстань,- Ваган был мрачен.- Ты пьянствуешь, а в дом воры забрались.

- Что?.. Воры?!

- Отрезвел? Так вот, натуральные воры.

- Я вовсе не пьян. А в милицию ты звонил? Что украли? - Я бросился к себе в комнату, но не обнаружил никаких следов воровства. У Вагана тоже.

- Арус целый день была дома. Только на пять минут отлучилась. К соседке пошла за утюгом - наш, как назло, испортился.

- Можешь толком объяснить, что украли-то?

- Пылесос. Пришел с работы домой, думаю, давай дело сделаю, помогу Арус...

Я уже не мог удержаться от хохота.

- Хороший был лылесос, - вздохнул Ваган.

Я влетел к себе, выволок пылесос из-под кровати и вынес его соседу.

- Узнаешь свой товар?

- Неужели был в коридоре? - растерялся Ваган.

- Нет,- сказал я.- Как-то ночью он мне понадобился. Потом забыл на место поставить.

- Ночью пылесосил? - удивился Ваган.

- Нет, - сказал я. - Ты думаешь, пылесос только пыль глотает?

- А что же еще?

- Сейчас увидишь.

Я нажал на рычаги и приподнял крышку. В тот же миг целый рой мух с жужжанием вылетел из пылесоса.

- Ну и ну?!

Я пробовал закрыть крышку. Но это мне не удавалось.

Проклятые мухи в несколько секунд набились в комнату и снова преспокойно устроились на потолке.

- Не по-соседски это. Да разве так поступают? - с горечью сказал, Ваган.- Как я теперь с этими мухами справлюсь? Они ведь съедят ребенка.

- Не съедят, - успокоил я соседа. - Включи пылесос и знай себе собирай мух. Только щетку сними. Это новый метод. А выпустим их потом на улице или, чего лучше, сначала похлорофосим через отверстие, они все передохнут, вот тогда высыпем. Как видишь, изобретен новый способ ловли мух.

- Ну и ну!..

И Ваган рассмеялся.

ГЛАВА СОР0К СЕДЬМАЯ

Я приподнял воротник куртки и ускорил шаги. "Жаль, что Араик так недолго пробыл у меня,- подумал я.- Буду теперь опять сидеть один в четырех стенах".

- Смотри-ка, вот уж не думал, что встречу тебя!..

Я поднял глаза и в нескольких шагах от себя увидел отца Асмик. На нем был потертый пиджак, натянутый как на барабане. Старик, видать, еще шалью обмотался, чтобы не простыть.

- Здравствуй.

Я хотел спросить, что он делает в этих краях, по пути на завод, но он опередил меня.

- Ты куда это?

- Домой.

- А откуда?

- С работы.

- Ваш институт разве где-то здесь?

- Угу!

- Ну, чего стал, пошли вместе,- предложил отец Асмик.- Соскучился я по тебе. Уже около года не виделись?

- Да-а.

- А что ты не показываешься?

- Времени нет.

- Заходил бы, на меня-то ты вроде не в обиде?

- Да нет, конечно.

- А где же ты обедаешь?

- Где придется,- сказал я.

- В ресторане, что ли?

- Нет. Тут поблизости есть один подвальчик. Все больше в нем.

- Беда, брат. Свернул с пути, - пробурчал он недовольно.

До закусочной дошли молча. Я остановился у входа, хотя Седа ждала меня сегодня на обед.

- Я тоже проголодался. С утра из дому,- сказал отец Асмик. - Входи же, чего стал,- уже изнутри позвал он. - И поговорим.

Делать было нечего, пришлось войти.

Мы сели в углу. Он придвинул столик к стене, так, чтобы оставалось место только для двоих, и спросил:

- Что будешь есть?

- Все равно.

- Шашлык?

- Давайте.

- Водки выпьешь?

- Не буду.

- Ну ладно, возьмем пару бутылок "Аракса". Не вино, а водичка.,

- Давайте,- согласился я.

Он заказал и попросил, чтобы салат дали поскорее.

- Твое здоровье.

Я разбавил вино лимонадом. Так вкуснее и не пьянит.

- Видал, что делают американцы,- спросил он и, выпив, утер губы кусочком хлеба.

- Что делают?..

- Одного за другим четырех космонавтов запустили...

- Мы тут просидим. Медленно обслуживают,- забеспокоился я. - Вы, наверное, тоже спешите?

- Никуда не спешу, - сказал он и продолжал: -Вот так-то. Одного за другим. Американцы знают, что делают. Думаешь, они не могут запустить сразу двоих? Могут, да не хотят. Думаешь, не могут сфотографировать обратную сторону Луны? Могут и могут! - убежденно сказал он и добавил: - Но потому, что наши уже сфотографировали, они не захотели зря тратиться. Практичные люди. Думают, пусть другие фотографируют, а мы попользуемся...

К счастью, принесли шашлык, и отец Асмик предпочел еду разговорам. Он то и дело подливал мне вина и настаивал, чтоб я пил. Хотел напоить. Когда я об этом догадался, то уже не отказывался. Но, как ни странно, не пьянел.

- Еще по одной порции,- заказал он Зулуму и опять затянул: - Американцы изобрели, такую подводную лодку, что она и в воде плавает,, и по воздуху летает.

- Вы очень хотели встретиться со мной? - спросил я.

- А как же, скучаю ведь по тебе.,- ответил он.

- Зашли бы ко мне домой. По вечерам я всегда дома. Напрасно ждали на улице.

- Э-э, да у тебя, я гляжу, жало в запасе?..

И он снова наполнил стаканы.

- Почему не забираешь Асмик домой?

- Она сама ушла.

- А тебе и горя мало, - вздохнул он. - Вы, я знаю, как-то повстречались на улице. Она была с сыном моего брата. Ты не знаешь Артюшика?

- Не знаю,- ответил я.

- Из Баку приехал погостить Асмик сказала, что ты ее увидел и не подошел. Это -правда?

- А что она сама нe подошла?

Отец Асмик хитровато прищурил глаза и погрозил пальцем:

- Я тебе в отцы гожусь. Но оба мы мужчины. Ты думаешь, я праведником жил? Заруи, мать Асмик, покоя не знала. Но чтоб из дому уходить, такого не допускал! Закрутило, брат мой, - надо действовать, с умом, чтоб шитокрыто. А пронесло - умыл руки и в сторону. Сам же говоришь, Асмик от тебя ушла. И требуешь, чтоб она же и подошла. А ты бы на ее месте подошел? Бедняжка от стыда даже не сказала Артюшику, что это ты.

Я налил себе остаток вина и залпом выпил.

- Слушай, что я тебе скажу, - продолжал отец Асмик. - Ты сегодня уже хорош. Иди домой, выспись. А завтра приходи честь по чести, забирай свою жсиу и води ее домой. Мало .ли что бывает? По молодости это. Я и сам не такое еще вытворял. Но меру знал. А с Асмик я все улажу, чтобы ничего такого не думала. Договорились? Придешь, значит?

- Посмотрим,- сказал я.

- Нет, ты уж точнее.

- Не приду!..

- Значит, завтра жду тебя,- словно не услышав моих слов, заявил он.

- Не приду! А здвтра - тем более. У меня доклад.

- Да что ты говоришь? Значит, завтра докладываешь? Что же нам Джуля ничего не сказала?.. Хорошая у тебя сестра. Иногда заходит, утешает Асмик. О тебе рассказывает. Недаром же я говорю: зять мой так или иначе, а продвинется. Стой,- он схватил меня за руку, - платить буду я. Наконец мне удалось поговорить с тобой как мужчине с мужчиной...

Расплатившись, он пригнулся и вполголоса спросил:

- Как у тебя с деньгами?.. Возьми, - и протянул мне две десятки.

- Идемте! - сказал я и поднялся.

- Да ты деньги-то возьми.

- Не нужны они мне.

- Не обижайся... Я ведь к тебе как отец.

- Я очень спешу,- уже на улице сказал я.

- Так нам же по пути, - ответил он.

- Да?

- Я ведь правда специально пришел, чтобы увидеть тебя. Который день уж прихожу и все никак не мог поймать. Наивный же ды, брат,- засмеялся он.- А я еще говорю, у тебя жало в запасе.

Телевизор был покрыт толстым слоем пыли. Я вывел пальцем: "Левой". Подумал немножко и кривыми буковками приписал "Седа". Потом, заметив, что Ваган наблюдает за мной, стер ладонью написанное и покачал головой.

- Вот, некогда даже пыль стереть.

- Тебе звонили несколько раз,- сказал Ваган,- женский голос.

- Знаю.

- Говорила, что ты обещал прийти к обеду. Беспокоилась, куда пропал?

- В закусочной был, неподалеку от института...

- Видно, уж потеряла надежду, не то позвонила...

- Если вдруг раздастся звонок, трубку возьмешь ты. Скажешь, что я еще не возвращался домой. Скажешь, что, может, вообще больше не вернусь! Скажешь, чтоб больше меня не спрашивали!..

- Опять взбесился? - покачал головой Ваган. - Что случилось?..

- Ничего! Вовсе ничего не случилось.

- Взволнован ты или пьян?..

- И то и другое. Устал я и хочу спать.

- Сейчас! - сказал сосед.- Сейчас я так спугну твой сон, что... Арус! крикнул он.- Арус джан, не сваришь нам по чашечке кофе?..

- Не хочу я кофе, Ваган!..

- Слушай, помнишь, мы когда-то неплохо ладили и были соседями что надо? Хорошее было время.

- Такие дни, похоже, снова наступят...

- "Дни неудачи, как зима, нагрянут и пройдут", - вдруг пропел Ваган. А Дживани хороший композитор, не правда ли? Народный композитор.

- Дживани - ашуг, - сказал я.-Настоящие композиторы Комитас, Чухаджян..

- Хачатурян, - добавил он.-Знаю, знаю...

- Ваган, - спросил я, - что бы ты сказал, если бы я снова помирился с Асмик?..

- Сказал бы, молодец, умно решил. Без жены ты словно заблудшая овца.

- Не знаю. Ничего не знаю. Наверно, я скоро с ума сойду.

- Не сойдешь, - успокоил Ваган.-Выпей свой кофе.

- С того дня, как я, не знаю почему, стал частенько забывать об основной формуле Эйнштейна, все у меня пошло наперекосяк, всюду сплошные противоречия. И представляешь, Ваган, жить, в общем-то, стало интереснее, но в то же время как-то неприятно...

- Звонят в дверь!..

Чуть спустя он вернулся с Седой. Сам ко мне не зашел, и хорошо сделал, что не зашел.

- Прежде всего ешь, - сказала Седа. - Я принесла твою долю.

И она извлекла из корзиночки маленькую алюминиевую миску.

- Я и хлеба принесла. Соль тоже не забыла. А теперь скажи, где ты пропадал...

Никогда еще не ел с таким аппетитом и наслаждением.

И это после двухчасовой трапезы в закусочной.

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

В тусклом свете .запыленной лампочки над подъездом я вижу, как кто-то все выходит и опять входит в подъезд.

Я решаю незамеченным взлететь на третий этаж и уже оттуда крикнуты "Кто это тут шастает?!" Но человек обнаруживает меня и спрашивает:

- Левой, ты?..

- Я, Ваган. Что случилось?..

- Асмик пришла, - говорит Ваган.-Я спустился вниз, чтобы предупредить тебя...

- Правильно сделал.

- Сидит у нас и ждет твоего возвращения. Что скажешь?

- Я пойду!..

- Куда?.. Да глядя на ночь?..- с недоумением спросил Ваган.

- Мир велик.

- Хочешь немного прогуляемся, Левой?

- Все равно домой не вернусь! А утром...

- Что утром?..

- Не знаю, - говорю я. - Давай пройдемся.

Мы идем в сквер напротив и садимся прямо на траву

- Асмик сказала, что сегодня слушала твой доклад. Как прошло?

- Важно, что прошло, а как...

- Асмик говорит, что и вам уже время завести ребенка. А то все как сычи, одни и одни, не дело это... Я очень обрадовался. И Арус тоже.

- Домой не пойду! - сказал я.

- Не дойдешь сегодня. Ну, а завтра?..

- Завтра?.. Не знаю... Утро вечера мудренее.

- Хорошо сказано, - говорит мой сосед. - Смотри только потом не кайся Я чувствую, что прав...

- Я тоже так думал одно время, - сказал Ваган, - а выяснилось, что ошибался. Теперь твердо решил. Поступаю в институт. Будет трудно, поможешь. Да?

- О чем речь, конечно!..

- Вот и я сейчас хочу тебе помочь. Помирись, и все тут.

- Нет, Ваган-джан. Помириться, и именно сейчас, означало бы жить по формуле. А я этого не хочу. Не хочу!

- По какой еще формуле?

- Х=А-(-В + С. Помнишь? Я говорил тебе относительно этой формулы.

- Ничего не понимаю.

- Это очень сложный: вопрос,- говорю я.

- Упрямый ты человек, знаешь?..

- О, если бы был упрямым...

Ваган без особой надежды снова спрашивает: - Значит, домой не пойдешь?

- Не пойду.

- Ну, коли так, я провожу тебя,-неожиданно решает Ваган.- Только зайду куртку надену...

Я стою у нашего подъезда. А Ваган стремительно поднимается по лестнице. И вскоре я слышу голос Асмик:

- Ваган?..

Пытаюсь улизнуть. Но, как всегда, не успеваю.

Асмик увидела меня.

Сегодня после твоего доклада несколько человек высказались в порядке обмена млениями. Среди них были также Джуля и Рубен. Они основательно раздраконили тебя. Говорили,что оторвался от коллектива и пытался добиться успехов в науке единолично. При этом не отдавал себе отчета в том, что все твои поиски в подобной ситуации похожи на изобретение фотонной ракеты, для которой еще, увы, не создано горючее. Иначе говоря, ты предпочитаешь заниматься чистой наукой и отгородился от актуальных проблем производства...

Другие оппоненты тем не менее отметили, что твоя тема представляет несомненный интерес и заслуживает внимания. Но их речам ты не очень-то поверил.

- Ты что так поздно, Левой? - спрашивает Асмик.

Мы стоим друг против друга. Я прислушиваюсь к звуку шагов Вагана, которые постепенно становятся все глуше и наконец вовсе обрываются за дверью вместе с резким скрипом заржавелых дверных петель...

- Ты что так поздно, Левой?..

А почему Айказян не выступил? Ты так нетерпеливо, волнуясь ждал, что скажет он. И доклад-то делал по преимуществу для него одного. А он только кивал головой, когда ты держал речь, как бы ободряя тебя.

И все же почему он не выступил?..

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

- В последнее время я как-то потерял форму,- сказал дядя.- Испытываю какое-то беспокойство и жалость, что ли... И в голову лезут разные нелепые мысли. Тебе доводилось слышать про Савву Мерки и Рельё Оморьяне?..

- Нет, не слыхал.

- Они двадцать лет кряду ежевечерне усаживались за шахматы и сражались друг с другом под лучами уличных фонарей до самого .рассвета. И при этом за все двадцать лет никто из них не вышел победителем.

- Что, каждый играл сам с собой? - предположил я.

- Нет, - улыбнулся дядя.-.Играли они друг против друга. Но все партии кончали вничью.

- Но это же неинтересно?

- Согласен.

Он подошел к шахматной доске и не спеша расставил фигуры.

- Шахматы дисциплинируют человека, его характер, - чуть помолчав, сказал Акоп Терзян.

На улице уже было темно. И в комнате тоже. С трудом различая контуры фигуры дяди, я подошел к письменному столу и включил настольную лампу.

- Ты уже сделал первый ход и не имеешь права отступать. Этого права тебя лишает твое дитя, которое еще не родилось, твой, внук, который родится очень не скоро, и, наконец, я, твой дядя, который вот уже четвертый десяток лет вынужден играть в шахматы с самим собой. Ты не имеешь права отчаиваться и терять голову от поражения.

- Ты и Джуле даешь такие советы?

Дядя смешал фигуры на доске и вновь расставил их.

- Джулю. скоро будут выше двигать. И она, по всей видимости, вовсе не испытывает необходимости в советах.

- А раньше ты ведь был совсем иного мнения? - напомнил я.

- Я и сейчас того же мнения,- сказал дядя.- Будь уверен, найдется такой, кто в один прекрасный день скажет ей прямо а лицо: "Определи свое место в жизни, свое истинное призвание!.."

- А если никто не найдется и ничего ей не скажет?..

- Непременно найдется! Иначе как же? Нельзя человека все время поднимать выше и выше. Он тогда, чего доброго, и до бога доберется. А мы же с тобой атеисты. Мы знаем, что бога нет. И божества тоже. Есть люди, общество и сила, которая заставляет человека смотреть вперед. И сила эта идеи и убеждения...

- Дядя, ты веришь мне?

- Да, сын мой.

- Я попробую не потерпеть поражения!..

- Молодец,- сказал Акоп Терзян.- И помни, что иное поражение стоит куда больше, чем победа.

Дядя взял меня за руку и потянул к шахматной доске.

- Садись,- сказал он.

Мы сели. Между нами были готовые к действию войска.

Черные и белые войска.

- Сыграем? - предложил Акоп Терзян.

В этот вечер я вернулся домой в приподнятом настроении, хотя дядя выиграл у меня подряд две партии, а мне только одну удалось свести к ничьей, да и то благодаря сицилианской защите.

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

Саркис остановил машину на берегу речки, там, где она берет начало, вытекая из озера. Речка, а точнее, канал, в ширину не более трех метров. Вода чистая, дно устлано крупнобулыжной и мелкой галькой.

Беспокойно заквакали лягушки, но мы не обращали на них никакого внимания.

Саркис вынул из машины ковры, которыми были застланы сиденья, и раскинул их в тени под деревом. Для Арус мы прикатили большой валун, чтобы ей было удобно сидеть, когда станет кормить ребенка. Затем Саркис отогнал машину к зарослям камыша.

- Там попрохладней,- сказал он, возвращаясь.- Машина не накалится от солнца. Я разденусь, можно, Арус?

- Простудишься,- сказала она.

- Ну что ты! И купаться буду.

- Я тоже,- присоединился к нему Ваган.

- А я не умею плавать,- признался я.

- Ваган, не смей купаться! - категорически запретила Арус.-Холодно. Простудишься.

- Нет, вы видали? Она только обо мне заботится! - засмеялся Ваган. - Вы простуживайтесь, а мне нельзя. Какая же это дружба?!

- А Левой пусть вспомнит, сколько он пролежал с воспалением легких! крикнула Арус.

Саркис уже разделся и только сказал: - Ваган!..

- Не люблю отставать!-вскинулся Ваган.

Арус безнадежно глянула на нас и, вроде бы обидевшись, покачала головой.

До того, кажется, не было никакого ветра, но стоило раздеться, как, откуда ни .возьмись, со стороны тростников налетел прямо-таки шквал, и весь я покрылся гусиной кожей.

- Лягте на солнце. На солнце!..-закричала Арус.

Я тут же растянулся на ковре. А Ваган с Саркисом чуть отошли от берега и с разбегу оба сразу нырнули в воду.

Я не хотел им уступать и не без опаски вошел в речку.

Когда вода была мне уже по колено, спросил: - Глубоко там?

Ваган встал, ему было едва до груди. Я закрыл глаза и погрузился с головой в воду. Сначала, как иголками, закололо все тело. Но потом стало легко и приятно.

- Осторожно, не захлебнись! - услыхал я предостерегающий окрик Саркиса.

Нащупав под собой дно, я встал и огляделся вокруг.

Саркис уже выбрался на сушу.

- Так скоро?..- удивился я.

- Еще наверстаю, надо забросить удочки в воду.

Он раскрыл коробочку с. червяками и стал цеплять наживку на удочки. Я тоже вылез на берег, потому что уже закоченел, и кинулся на ковер.

- Вытрись,- сказал Ваган, протягивая мне полотенце.- Не то сгоришь на солнце.

- Не сгорю.

Ваган присел возле меня на корточки и растер мне спину.

- А на хотел ехать! - улыбнулся Ваган.- Ты когданибудь бывал в этих местах?.. Нет. А я еще как-то раз был. У нас устраивали коллективный выезд. Мы тогда барана купили в складчину, шашлык тут делали. Давно это было. Арус еще не было.

- То есть как не было?! - ополчилась Арус.

- Я хотел сказать, мы еще не были знакомы...

- Ваган, а ну помоги! - позвал Саркис.

Ваган бросился закреплять удочки.

Я надел темные очки и посмотрел на небо. Стекла в очках зеленоватые. Когда,через них глядишь на солнце, оно кажется кроваво-оранжевым, как апельсин. Клубы облаков делаются грязно-серого цвета, а небо обретает тревожные краски.

Мне стало не по себе, и я сдернул очки. И очень обрадовался, что солнце золотое, облака .белые, а небо синее-синее.

Вдали шелестел тростник, а в противоположной стороне переливалось озеро и, урча, катила свои воды речка.

...Жужжа опустилась мне на грудь стрекоза с нежно-розовыми крылышками. Когда я был маленький, мы называли строкой самолетами.

Я затаил дыхание, чтобы, не дай бог, не спугнуть стрекозу. А она как окаменела на мне. Я стал считать про себя: "Один, два... девятнадцать... двадцать семь... тридцать восемь... сорок два..."

- Ну что ты наделал! - закричал я.

Ваган растерялся.

- Зачем схватил?..

Ваган держал стрекозу большим и указательным пальцами за трепещущие крылышки.

- Ну чего ты орешь? Пожалуйста, положу обратно.

И он опуcтил стрекозу мне на грудь. Но, едва высвободившись из его лальцев, она взмыла ввысь.

- Вот, видал? А я про себя одно дело загадал. Все ты испортил.

- Тоже мне трагедия. Ты что, суеверный, что ли?..

- Нет. Но могу же я что-то загадать?..

- Ну ладно, не злись. Я же не нарочно... А что ты загадал?..

- Если, пока я досчитаю до пятидесяти, стрекоза не улетит, загадал я, значит, зря в тот день с Асмик не помирился...

- И до скольких же ты досчитал?

- До сорока двух...

- Жаль,- сказал Ваган.- А как же у вас все-таки все будет?..

- Тише,- погрозила им Арус,- ребенок уснул.

- Сейчас будем печь рыбу! - сказал, приближаясь, Саркис, при этом довольно потирая руки.

- Мы тут из-за тебя сегодня с голоду пропадем,- засмеялась Арус.

- Так как же все-таки у вас будет? Чем все кончится? - опять спросил Ваган.

- Чем кончится?.. В ящик сыграю, вот чем, скорее всего, кончится!..

- Аи да сказанул!..-расхохотался Саркис.

- Эй вы, болтуны, есть не хотите? - спросила Арус.

Она уложила ребенка на сиденьях в машине и, взяв сумку, шла к нам..

- Да вот, ждем, когда Саркис приготовит рыбу на вертеле,-сказал Ваган.

- Ну ладно, искупались. Так хоть оденьтесь. А то ведь как дикари,улыбаясь сказала Арус.

- Портрет не полный, - крикнул Саркис и кинулся к тростникам.

- Вот, - сказал он, вернувшись и протягивая каждому из нас. - Ну, три-четыре!..

Он затянул какую-то поистине дикарскую песню и начал плясать. Мы тоже повскакали со своих мест и, подпевая ему, задергались в танце. Надо думать, пели мы ужасно, невыносимо для нормального человеческого слуха, потому что Арус изо всех сил зажимала уши.

Наконец дух из нас вон, и мы как подкошенные бухнулись на,землю. Ваган обхватил себя руками за плечи и жалостливо простонал:

- Ой, братцы, помираю!..

- Врешь? - не поверил Саркис.

- Конечно, врет,- сказала Арус.- Левон-джан, наберика сухих веток.

- Веток?

- Да. На костер..

Я вспомнил, что видел неподалеку обрубок довольно толстого ствола. Сходил, приволок его и наивно так спрашиваю:

- Сгодится?

- Прекрасно! - обрадовалась Арус.- Наберите еще, ребятки! Да побольше.

Скоро мы натаскали и сухих веток и хвороста.

- Костер обеспечен! - торжественно возгласил Саркис и опять взял в руки камышину.

- Не надо! - взмолился Ваган.- Нет уж никаких сил играть в дикарей. Давайте лучше костер разожжем.

- Ценное предложение. И очень изобретательное! - хмыкнул Саркис.

- Не издевайся,- вдруг посерьезнел Ваган и протянул Саркису спички: На, зажигай... Изобретательное, говоришь?.. А ты как думал?..

Саркис с надеждой глянул на меня. Но я неумолимо отмежевался от него.

- Зажигай,- говорю, - зажигай, чего стоишь?

Хворост сухой, сразу разгорелся. Голубой, едкий дым чуть покружил и вздыбился столбом.

- Магический дым! - пробурчал Саркис.

- Сейчас обернется исполинским джинном, - сказал я.

- И этот джинн вас наконец угостит, - хитро улыбнулся Ваган и, чуть помедлив, извлек из сумки наисвежайший суджух1!..

- Долой рыбу,- закричал я,- хоть вареную, хоть на вертеле!

Ваган и Арус нарезали суджух, нанизали его на шампуры и подержали над огнем.

Саркис с выражением безнадежности на лице посмотрел на удочки.

- Я, пожалуй, согласен с поговоркой: не торгуй рыбой, пока она еще в воде!- сказал, он.

- Хорошая поговорка. Давай-ка лаваш.

Поев, мы попробовали виноград, прихваченный Саркисом, и пришли к заключению, что у нашего автомобилиста довольно изысканный вкус.

- Жаль, Седа с нами не поехала,- сказал Саркис, ложась на спину.- Я утром ей позвонил. Она очень обрадовалась, что хочу тебя за город вытащить. Но сама отказалась, сославшись на то, что плохо переносит машину.

- Жаль,- сказал я.- Но и на этом спасибо, Саркис.

- Зря ты так. Мы как-то тоскливо живем. Вот мне и подумалось, что неплохо бы как-нибудь, вместо того чтобы скучать в помещении, поскучать на лоне природы.

- Да ладно!..- Я засмотрелся на преломляющиеся под лучами солнца волны.- Ты знаешь, что равнодушие убивает человека?..

- Знаю.

- А знаешь, что счастье человека в его характере?

- Этого не знаю.

- А знаешь ли, что я должен жениться и создать себе новую жизнь?.. Что самая гениальная формула Эйнштейна - Е=тС2?

- Ты спятил?

- Какого ты обо всем этом мнения?..

- Эгоист!.. Себе создаешь новую жизнь, а мы? Вот, скажем, я? - уже шутливо спросил Саркис.

- ...А ты оставайся вечным холостяком!..

- Но почему же?

- Чтобы я всегда мог встретиться с глуповатым, скучным Саркисом.

- Благодарю!-расхохотался он. - Очень приятный комплимент.

- Не стоит! - с нарочитой небрежностью сказал я и добавил уже серьезно: - Если вдруг засну, укроешь меня чем-нибудь.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

Их бракосочетание прошло незаметно, без шума-гвалта, без пьяных криков, без сватов и сватий, без красных слов.

Луизе удалось найти приличную комнату. Они вместе с Араиком пошли договариваться о цене. Хозяин запросил тридцать пять рублей в месяц, не считая, платы за электроэнергию.

Араик не согласился. Хозяин взял на себя электричество.

Араику и этого было мало.

Спустя три дня хозяин сбавил до тридцати рублей, но все сетовал, что молодежъ-де, взяла его за горло.

Молодожены вселились в свои "апартаменты" и попросили всех друзей в ближайшее время воздержаться от визитов вежливости. У них пока ни стола, ни стульев, ни тарелок, ни ложек. В комнате стояла лишь раскладная тахта, небольшой шкаф и два чемодана.

Седа ждала целый месяц. Потом позвонила мне, сказала, что очень соскучилась по, ребятам и, пока ноги ее еще носят, хочет сходить и поздравить друзей. Седа попросила, чтобы я купил подарок.

"Подарок, который каждую минуту напоминал бы им о нас",- сказала она.

Все воскресенье я проходил по магазинам. Был в хозяйственных, в Ювелирных, в мебельных и даже в продовольственных. Где только не был, и в зоомагазин заглядывал.

И вот я уже искал двухкопеечную монетку, чтобы позвонить Седе и сказать о своих плачевных результатах, как вдруг вспомнил ее слова: "Подарок, который каждую минуту напоминал бы им о нас". Я тут же ринулся и купил маленькие изящные настольные часы в деревянной полированной оправе, а на ней даже вырезан слоненок со вздернутым хоботком. Слон, говорят, символ счастья. И я сразу решил, что сегодня же должен поговорить с Седой. Ведь скоро я уже стану отцом, а многое еще остается неясным. Хотя, может, и ясно?.. Не знаю.

Жилье Луизы и Араика было на одной из улиц, ответвляющихся от Киевского шоссе, в двухэтажном особняке.

Они занимали комнату на первом этаже и примыкающую к ней сбитую из фанеры каморку, которая служила кухней.

- Ну, зачем вы пришли? - налетела на нас Луиза. - Я же просила, пока.. - Она смолкла, и я боялся, что вот-вот разревется от волнения.

- Мы принесли вам подарок,- пробормотал я.- Настольные часы.

Сунув Луизе в руки коробку, я прошел в комнату. Араик оторопело смотрел на нас.

- Ты занимаешься, да? - сказала Седа.

- Луиза,- попросил я,- раскрой коробку. Целый день искал, что бы,вам такое подарить. Нравится?..

Луиза извлекла часы, поставила на стол (они успели ужа купить его). Сама чуть отошла, сложила на груди руки и внимательно рассматривала презент.

Араик завел часы и поставил их на середину стола.

- Садитесь,- предложил он, показывая на тахту. - Наше единственное сиденье, ложе - как хотите называйте... Сегодня я еще как раз купил ножи: большой, средний и совсем маленький. Луиза, покажи-ка им.

...Когда вы шли Киевским шоссе в сторону моста, Седа, прижавшись к тебе понежнее, сказала:

- А знаешь, Левой?.. Он жил в этих краях...

- Кто?..

- Он...

Ты мгновение недоумевал.

- А разве тогда была эта магистраль?

- Не было,- сказала Седа.- Сады тут были. Только после войны дома стали строить. Потом и улицы навели, трамвай пустили, перекинули этот изумительный мост, соединив, берега Раздана. Город поглотил безлюдные пространства. Не правда ли, удивительно? И деревья тех садов в основном сохранены, и иные домишки с плоской крышей еще стоят, прячась за новыми домами. И я вот есть. Иду здесь по асфальту. Есть город, есть Армения, есть мир, есть вселенная!.. А его...

- Очень хорошие ножи, только надо их наточить, - сказал я, возвращая ножи Луизе.- А чтобы от смазки их очистить, подержи в горячем содовом растворе.

- Отличная комната,- похвалила Седа.- Жаль только, что окна на север выходят.

- Ничего,- сказала Луиза,- летом будет прохладнее.

Сделав какие-то знаки Араику, Луиза села, а он тут же вышел.

- Трудно, да? - спросила Седа.

- Вначале всегда трудно, - пожала плечами Луиза.

- У нас таких трудностей не будет, Седа,- сказал я.

- Хозяин ничего человек? - поинтересовалась .Седа.

- Он ничего, а вот жена все недовольна, даром, видите ли, комнату нам сдают.

- Нам больше нечем вас угостить,- сказал Араик, внося большое блюдо с нарезанным арбузом.

- Кто выбирал арбуз? - воскликнула Седа.

- Продавец,- ответил Араик.

- Над дипломом работаешь? - спросил я.

- С февраля начну.

- Мы обязательно придем на защиту. Не правда ли, Седа? Ребенка оставим с Арус и придем...

- А как зимой будете обогреваться? - все спрашивала Седа.

- Электричеством,- сказал Араик.

- А я считаю, надо купить керосинку или керогаз! - упрямо бросила Луиза.- От электрического отопления в помещении сухость большая...

- Ну и керосин плох. Опасно! - не соглашался Араик.

- Другим же не опасно. Будем осторожны.

- От керосинок часто всякие вслышки,- сказал Араик.- А ведь надо же и ночью отапливать, не то заморозимся.

- Ну, ночью-то может и не гореть.

- Нет, я не могу, когда холодно. Ни за что не усну. Ты бы так не говорила, Луиза, если б хоть раз в жизни видела пожар.

- А я видела.

- Я о настоящем, большом пожаре.

- Вот именно большой пожар я и видела. Мы будем жечь керосинку! отрезала она.

- Левой, нам, пожалуй, пора идти,- сказала Седа. - Мы мешаем молодоженам решить их спор.

Араик засмеялся.

- Ничего, это не впервые.

- А до развода еще дело не доходило?

- И не дойдет,- сказала Луиза.- На худой конец будем обогреваться электричеством.

- Или керосинкой, - улыбнулся Араик.

- Ты говорила, что он так и остался двадцати одного года от роду, каким...

- Иди потише,- взмолилась Седа.- Я не могу быстро. Устаю. И вы медленно и молча прошли несколько десятков метров.

- Ты его любишь?..

-- Молчи...

- Тебе жалко его? Горюешь о потерянном счастье? Но ведь счастливых много?.. Сейчас, в наши дни. Вот, скажем, Ваган и Арус... Или Луиза и Араик... Наконец, я и ты!..

- Молчи...

И до самого дома, где квартировали Араик и Луиза, ты больше не говорил. А когда уже стоял у двери и собирался постучать, Седа сказала:

- Я же тебе уже говорила. Говорила, что он для меня только прекрасное воспоминание. И я люблю это воспоминание. Понимаешь? Ну, скажи, скажи?..

Арбуз давно был съеден, и мы теперь с удовольствием грызли семечки.

Я посмотрел на часы.

- Пора,- сказала. Седа.

- Так сразу? - вскричала Луиза.

- Так уж и сразу? - улыбнулся я.

- Гость как воздух. Очень необходим, но, если его задерживать, можно и задохнуться,- сказала Седа.- Изречение не мое, но автора, простите, не помню.

- А сказано хлестко! - И Араик поднялся нас проводить.

Мы пожелали им счастья и доброй ночи. Я взял Седу под руку, было очень темно, и дорога неровная. Едва мы вышли на шоссе, мелькнул зеленый огонек.

- Такси! - крикнул я...

Машина тронулась. Я наклонился к Седе и тихо шепнул ей на ухо:

- Ты, наверно, устала? Хорошо, что подвернулось такси.

- Нет, не устала,- сказала она.- Правда, они хорошие, Левой? И самое главное - это счастье. Они счастливы, потому что сами строят свою жизнь. Пусть c трудностями, мало-помалу, но собственными руками возводят свой очаг...

- А мы? - прошептал я.

Она не ответила.