3

— Достаточно. Восьмой круг — это уже перебор. Я клипы на раз запоминаю.

— Вы считаете дальнейшее ментоскопирование нецелесообразным?

— А вы что ли испытываете удовольствие от самого процесса? Меня, говоря откровенно, результат интересует, приставку вашу раньше следовало отладить. Кстати, вам никогда не приходилось сталкиваться с загадкой о двух слонах?

— С какой, извините?

— Ну, у одного бедного мадагаскарского крестьянина был ребенок и два слона: один большой, но боевой, второй маленький, но хозяйственный. Какого из слонов крестьянин зарежет в неурожайный год?

— Подождите, дайте подумать…

— Не стоит. Что бы вы не надумали, вам ответят, что вы не поняли вопроса, и повторят загадку слово в слово, прибавив одного ребенка. Я попытался придушить собеседника дубля после… Точно, после четвертого. Отдельные рекордсмены доводили число детей сотен до двух. Боюсь, вы бы скорее довели до истерики тестирующего. Это, видите ли, тест на занудство.

Ни тени оживления не мелькнуло в кротком усталом голосе проницательного прагматика, но его визави, тем не менее, заподозрил, что над ним смеются. И сказал несколько дрожащим голосом, исполненным достоинства — в общем, ужасно забавно.

— Если вы решились отказаться от наиболее совершенных методов получения информации, то руководствуетесь, уж конечно, не отсутствием выдержки — боже упаси, а лишь изобилием позитивных контрпредложений. Я прав?

Его попытки скопировать тон собеседника нельзя было назвать удачными. Да, кстати, диалог происходил между представителями явно одной системы, объединенных принадлежностью к классу, типу, марке и даже дизайном. Но. Корректный чиновничий облик на первом из них сидел как лохмотья на короле-изгнаннике, на втором же и вовсе как собака на заборе. Вот и в покойных креслах они угнездились по-разному: один — как балованный домашний кот, второй — как птичка, присевшая на провода. В окружении поблескивающих пластиком и хромом приспособлений, выпирающих из стен, свисающих с потолка, громоздящихся над и под столами покойные кресла выглядели глубоко подавленными.

Что до собеседников, то корень их противоречий состоял в том, что они не разделяли заблуждений друг друга. Каждый считал единственным делом, достойным настоящего мужчины свое собственное. Первого, шефа центральной ячейки отдела контрразведки, веселые сотрудники называли между собой Ловцом человеков. Второго, между прочим, они же нарекли Железным Пастырем — имея в виду не личностные характеристики, а химический состав его паствы.

Манеры «короля-изгнанника» были под стать скорее лохмотьям, нежели королям. В пиковых ситуациях это особенно царапало глаз и резало слух.

Как, допустим, на том программном заседании. Докладчик сидел на кафедре, болтал ногами и вещал.

— А рецептик-то прост: берем настоящего хорошего интроверта — именно интроверта хорошего, а человеком он может быть совершенно дерьмовым, хоть махровым мизантропом, тем лучше — берем, говорю, и начинаем искать в его бахромчатом рванье ту центральную ниточку, на которую насажены безлюдные миры. Друг за другом, как бусинки. Работа муторная, но прибыльная. Нашел — и режь ее, родимую, она ему дольше не понадобится. Вслед за тем — конец работы. Под аккомпанемент бодрого цок-цок-цок. Думаете, когти по паркету стучат? Никак нет: это они как раз и есть — миры. Тут-то все и окупится. А техническую часть работы я предлагаю поручить специалистам.

Так вот и получилось, что Пастырь со всеми его концепциями и новациями стал придатком лаборатории Ловца, овеществлением его звонких периодов. Что ж, бывает…

— Не перекипите, коллега, — предостерег руководитель, — продолжать-то, разумеется, придется. Однако устройство ваше буксует. Пожалуйста, не воспринимайте мои слова как личное оскорбление, но никогда я особенно не доверял этим дурам железным. (И шизоидам яйцеголовым, добавил он про себя).

— Во-первых, они не железные, — обиделся яйцеголовый коллега, — а во-вторых, где бы вы сейчас были без машин, фиксирующих такие оттенки ощущений, в которых и сами испытуемые себе отчета не отдают? Например, мотивы, толкающие их на измену организациям, а порой и убеждениям. Допустим. на первом плане — инстинкт самосохранения. А чуть отступя — желание пошпионить за нами и, улучив момент, вернуться с богатым уловом, тем самым и послужив и своему делу, и отплатив нам. Только благодаря чувствительности этих «железных дур», — оратор поморщился, — вы используете каждого добытого таким образом сотрудника на все сто процентов, уничтожая его не раньше, чем второе соображение возобладает над первым.

— Ну да. Настоящий случай как раз иллюстрирует собой ответные меры на вдохновенно воспетый сейчас уровень считывания вашего… э… ментоскопа. Что вы о нем скажете? Я имею в виду случай.

— Что блоки не являются монолитом с носителем. Придется, конечно повозиться: может быть, поместить испытуемого в привычные условия — блоки ведь создаются для экстремальных — и поискать «служебный вход», если парадный перекрыт. — Техник натянуто улыбнулся.

— Не на один десяток лет работа, а?

— Не обязательно. К тому же не вижу другого способа хоть чего-то достичь — разве что уничтожить объект — чтоб не мучился.

— Во первых последняя идея вас характеризует, — передразнил Ловец человеков. — А во-вторых, одну подсказку эта унылая заставка таки дает. Так мне, во всяком случае, кажется. Друг мой, вам ее комические куплеты ничего не напоминают?

Вопрос относился к третьему лицу, которое до сих пор в обсуждении участия не принимало. Оно присутствовало в лаборатории в качестве пассивного наблюдателя — из тех скучливых субъектов, которые, заблудившись в театре, обязательно выбредают на сцену в разгар премьеры и прикидываются декорацией. Однако судя по сдержанно-уважительному тону ироничного руководителя, если оное лицо и было случайным зрителем, то случайным зрителем экстра-класса.

Вместо ответа специалист в неизвестной области отлепился от своего поста в просвете между половинками зала и устремился к четвертому участнику мероприятия — «объекту», который действительно отвечал определению. Субъектом он не был по причине полной невменяемости, а также и по функции — гвоздь программы и придаток машины одновременно. Как таковой он и был рассмотрен (с ног до головы и отдельно — голова в путанице проводков) неизвестным ни ему, ни нам другом недруга механизации отработанного за века и века процесса допросов.

— Да есть немного…

Загрузка...