Силиконовая надежда

Матвей

– Матвей Иванович!

Звонкий, но какой-то встревоженный голос дежурной сестры из приемного отделения заставил его встрепенуться и оторваться от компьютера, где он уже заканчивал описание прошедшей операции.

– Да, Женя, что случилось? Я нужен?

Сегодня он дежурил в приемном отделении. Это была формальность – обычно к каждому хирургу сюда попадали по записи, однако бывали ситуации, при которых пациентов привозили из других стационаров, это относилось в первую очередь к детям. Поэтому существовал график дежурств, при котором каждый из хирургов раз или два в неделю – как выпадет – должен был в подобном случае спуститься и осмотреть больного, решить вопрос с госпитализацией или просто проконсультировать.

Матвей закрыл окно с историей болезни, взял фонендоскоп и, накинув поверх костюма халат, пошел в приемное.

Женя встретила его прямо на входе, и в глазах ее, к удивлению Матвея, стояли слезы:

– Матвей Иванович, идемте быстрей…

– Что случилось, Евгения?

Когда он шагнул в кабинет, то сразу понял, почему далеко не слабонервная Женя едва сдерживалась. На кушетке сидела девочка. Маленькая девочка с толстыми русыми косичками, на вид лет шести, не старше. Она прижимала к левой щеке какое-то полотенце, закрывавшее также нижнюю часть лица. Но даже не это поразило Матвея, видевшего за годы практики всякое, а глаза. Уставшие глаза взрослой женщины, не выражавшие ничего, кроме этой нечеловеческой усталости. Этот взгляд поразил Матвея, ему стало как-то не по себе – это что же пришлось увидеть такому маленькому ребенку, чтобы научиться так смотреть…

Он присел рядом и спросил:

– И как же тебя зовут?

– Настя, – проговорила девочка, не отнимая полотенца ото рта.

– Анастасия, значит. И что с тобой случилось, Анастасия? – Дав знак Жене записывать, он осторожно попытался забрать полотенце, но девочка вцепилась в него и не отпускала. – Позволь мне посмотреть, пожалуйста. Я доктор, я хочу тебе помочь.

Но ребенок не выпускал полотенца, а отбирать его силой Матвей не решился.

– Женя, кто из взрослых есть? Мама, папа? – Он заметил, как при этих словах девочка вздрогнула и в глазах мелькнул испуг.

– Нет, ее, кажется, не родственница привезла, я так и не поняла… сейчас я ее позову, она куда-то звонила. – Женя выскочила из кабинета, а Матвей снова подступил к девочке:

– Настюша, ты меня боишься? – Ребенок отрицательно качнул головой. – Ну, и отлично. Давай пока вот что обсудим. Тебе сколько лет?

– Одиннадцать, – донеслось из-за полотенца, и Матвей удивленно переспросил:

– Сколько?!

– Одиннадцать, – повторила девочка.

– Я думал, тебе лет шесть. Очень молодо выглядишь, – неуклюже пошутил Матвей.

– Так все говорят.

– Хорошо, а скажи мне, Настя, что же все-таки с тобой случилось?

– Я сама виновата, – проговорила она и снова умолкла.

Наконец вернулась Женя, ведя за собой молодую женщину в длинной юбке и распахнутой кожаной куртке. Лицо у женщины было бледным, а губы дрожали.

– Здравствуйте, – обратился к ней Матвей. – Это вы девочку привезли?

– Да, я. Вы извините, я знаю, что у вас так не делают, нужно по записи, но я так растерялась… а здесь моя мама оперировалась полгода назад, вот я и подумала… а где Аделина Эдуардовна?

– Она занята, а в приемном дежурю я, меня зовут Матвей Иванович. Так что все-таки случилось?

Женщина нерешительно посмотрела на девочку, потом наклонилась к Матвею и спросила:

– Мы не могли бы выйти?

– Хорошо. Женя, вы побудьте пока с Анастасией, мы сейчас вернемся.

Вместе с женщиной Матвей вышел из кабинета и, отойдя в дальний конец коридора, где стояли два кресла, предложил ей присесть.

– Я вас слушаю.

– Меня зовут Инга. Я даже не знаю, с чего начать…

– С того, что случилось и что заставило вас везти ребенка сюда. Вы ей, кстати, кем приходитесь?

– Я соседка. Дело в том, что Настя… как бы так сказать, господи… – Инга вынула из сумочки платок и вытерла лоб. – Словом, Настя – старшая в многодетной семье, их там семеро. Отец у них какой-то сектант, а мать только и делает, что рожает каждый год. Настя ведет все хозяйство, готовит, стирает, убирает, за младшими следит – а их шестеро, от десяти до года, и мать снова беременна. Настя в школе еле тянет, да и когда ей, единственное, что ее интересует, – кулинария, она у меня все книги перетаскала, я ресторанный критик. Я живу с ними на одной лестничной клетке. Возвращаюсь сегодня домой, а Настя сидит на лестнице и плачет. Я спрашиваю: что случилось, мол, а она голову опустила и не поднимает, ревет только. Ну, я рядом села, смотрю – а у нее все лицо в ожогах, щека, губы и подбородок. Спрашиваю: как ты так? Она молчит. Ну, я ее схватила и сюда.