Большую часть дней и ночей я провожу, спрятавшись в швейной комнате. С Пэй я провожу столько времени, сколько позволяет ее плотный график. Пока она тренируется и отдыхает, я изо всех сил стараюсь не испачкать кровью платье, которое пытаюсь закончить вовремя.

Серебряная шелковистая ткань струится по моей ноге, словно множество расплавленных монет. Убедившись, что кровь не сочится из моих ранок, в очередной раз провожу пальцами по материалу. Никогда раньше я не трогала такую ткань, не говоря уже о том, чтобы работать c ней. Вся комната заполнена материалами, о которых я могла лишь мечтать. Рулоны тканей разложены по полкам, а десятки столов стоят на мягком ковре — и все это для удобства швей.

Я думаю, что, возможно, умерла и оказалась в своем собственном раю.

Свет над моим столом гудит от избытка силы — это само по себе удивительно. Я не привыкла к такому количеству электричества, проточной воды, мягких матрасов. Я могла бы привыкнуть к жизни в замке. Могла бы привыкнуть к настоящей жизни.

Глубоко вздохнув, я снова перевожу внимание на тонкий драпированный рукав, который нужно пришить к платью. Поскольку бал состоится завтра вечером, я уже смирилась с тем, что большую часть ночи проведу одна в этой швейной комнате.

Не то чтобы я жаловалась.

Пока Пэй крепко спит, мне все равно нечего заниматься. Кроме того, мне нужно что-нибудь, чтобы отвлечься от него.

После того, как я забралась в карету, мне было несложно улыбаться и смеяться вместе с Пэй. Точнее, сначала было трудно, а после — нет. И только, когда она отправилась на ужин с другими участниками, оставив меня в швейной комнате среди незнакомцев, мне наконец-то пришлось подумать о нем. О предательстве, которое поразило меня, как физический удар — до слез.

Он солгал мне. О своей силе, о своем плане, обо всем.

Я думала, что он заботится обо мне. Думала, что то, что я к нему чувствую, может быть взаимным.

Но Гера ему нужна больше, чем я. Гера, ради которой он готов рискнуть всем.

Качаю головой и c яростью смотрю на ткань, на которой вышиваю. Бежать с Испытаний — это измена. Как он может осуществить этот план, зная, что если их поймают, то предадут смерти?

Я все равно был обречен на смерть.

Его рассуждения столь же трагичны, сколь и ужасно правдивы. Не хочу думать о том, что случится, если обнаружат, что он Владетель. Король позаботится о том, чтобы его не стало.

От этой мысли на глаза наворачиваются слезы, превращая ткань на коленях в серебряное размытое пятно. Моргаю, чтобы прогнать эмоции, и завязываю волосы в небрежный узел,

Я злюсь на него. Он использовал меня. Лгал мне.

Все мысли исчезают, когда стена рядом со мной начинает вибрировать.

Нет, это не стена дрожит, а кто-то появляется рядом со мной.

Вскакиваю на ноги, сжимая иглу между пальцами, как будто это может меня защитить.

Мои глаза расширяются, когда сквозь стену проходит Гвардеец.

Гвардеец в форме с самыми аккуратными швами, которые я когда-либо видела, черными волосами и серебристым локоном.

Его темные глаза разглядывают меня из-под кожаной маски, взгляд задерживается на предмете, направленном ему в грудь.

— Так вот что ты имела в виду, говоря о владении иглой.

Его ровный тон пронзает меня, настолько неожиданно, что я на мгновение теряю дар речи.

— Ч-что… — я едва не задыхаюсь на этом слове, поэтому пытаюсь снова:

— Что ты здесь делаешь?

Он сглатывает, и его неуверенность становится очевидна. Его ноги беспокойно переступают, словно он не знает, как себя вести. И если бы я не пыталась подавить собственные эмоции при виде него, то, возможно бы, рассмеялась.

— Я шел по коридорам и почувствовал твою силу, — говорит он, откашливаясь при упоминании способности, которую он от меня скрывал. — Я знал, что это ты, и мне нужно было тебя увидеть.

Я направляю на него иглу, готовая к удару.

— Это единственная причина, по которой ты пришел?

Он отворачивается и вздыхает.

— Послушай, я пришел сначала к тебе. Это, ведь, должно что-то значить.

— Нет, не должно, — отвечаю я, скрещивая руки на груди и медленно добавляя:

— Не буду задерживать тебя на пути к самоубийству.

— Пожалуйста, — шепчет он, делая шаг ко мне, — просто дай мне возможность объяснить.

— Объяснить? — я смеюсь так громко, что он нервно оглядывается по сторонам. — У тебя было почти две недели, чтобы объяснить мне, что происходит. Вместо этого ты лгал.

Я отступаю, мой голос становится напряженным.

— И каждый день ты знал, что как только я закончу шить эту дурацкую форму, я больше никогда тебя не увижу.

Он делает шаг вперед, настойчиво умоляя:

— Дина, пожалуйста. Если тебе не понравится то, что я скажу, можешь ударить меня иглой, когда я закончу.

Я смотрю на него с недоверием.

— Обещаешь?

Он кивает.

— Да, но только потому, что я знаю, что ты этого не сделаешь.

Я чувствую обиду, хотя он абсолютно прав.

— Ты не знаешь этого.

— Я знаю тебя, — отвечает он тихо, — и знаю, что я создан для борьбы, а ты — для того, чтобы быть любимой.

Я сглатываю.

— Продолжай.

Он тяжело вздыхает, словно ощущая тяжесть того, что нес в себе долгие годы.

— Я сбежал из дома, когда мне было четырнадцать, — говорит он, покачивая головой. — Гере было двенадцать, и она жила с нами, потому что ее родители умерли. Она — моя кузина, может быть, мне стоило начать с этого.

Изо всех сил пытаюсь скрыть нахлынувшее на меня облегчение. Он никогда не говорил, кто она для него, и я беззастенчиво рада, что дело в родстве и ни в чем больше.

— Мы сбежали от родителей и стали жить одни, — продолжает он тихо. — Она была единственным человеком, кто оставался со мной. Единственной, кто помогал мне выжить, пока я скрывался в тени, боясь, что кто-то узнает, кто я на самом деле.

Он подходит поближе, заполняя пространство между нами.

— Вот почему я должен это сделать. Я не могу позволить ей погибнуть. Не после того, как она потратила годы своей жизни, спасая меня.

Молчу дольше, чем он, вероятно, ожидал. Он начинает нервно дергаться под моим пристальным взглядом, поэтому я наконец спрашиваю:

— Почему ты сбежал?

Он слегка покачивает головой.

— Эта история для другого раза.

— Когда? — говорю я более резко, чем когда-либо. — Ты пришел, чтобы попрощаться, не так ли? Так что не лги мне, Мак. У меня нет другого раза, чтобы узнать тебя.

— Здесь мало что стоит знать, — бормочет он.

— Отлично, — говорю я, используя тот пронзительный взгляд, который я переняла от мамы. — Значит, мы закончили.

— Ты действительно хочешь узнать меня? — он срывает c лица маску, обнажая скрытые под ней сильные черты. — Я знаю, что ни один человек до тебя не заставлял меня заботиться о себе.

— Но Гера…

— Гера — это семья, — объясняет он. — Но ты… ты воплощаешь все то, чем я не являюсь. И тем не менее, я возвращаюсь к тебе, как будто ты часть меня.

Он медленно поднимает руку, и я задерживаю дыхание, когда его пальцы скользят по моему локону.

— И это ужасно меня пугает.

— Итак, — вздыхаю я, — что ты хочешь сказать, Мак? Скажи мне простыми словами, что…

— Мне жаль, что я не купил ту синюю рубашку, чтобы привлечь твое внимание хотя бы на время, которое бы позволило убедить тебя, что красный идет тебе больше. Мне жаль, что я не сказал, как мне нравится, когда ты убираешь челку с глаз или как ты хлопаешь в ладоши после того, как заканчиваешь шить… Мне жаль, что я сдерживал каждую улыбку, которую хотел бы подарить тебе. И я сожалею, что не сказал тебе правду. Но больше всего мне жаль, что я не попрощался.

Мое сердце проваливается в живот, наполненный бабочками. Ничего не могу сказать, не могу пошевелиться ни на дюйм, когда он наклоняется ко мне и…Из коридора доносится эхо чьих-то шагов. Мы отпрыгиваем друг от друга, глядя на закрытую дверь и прислушиваясь к нарастающему звуку шагов. Мак снова надевает маску, выражение его лица кажется слишком спокойным для такой ситуации.

— Тебе нужно уйти, — шепчу я настойчиво. — Гвардейцы сюда не заходят, но если кто-то тебя увидит, сразу поймет, что что-то не так.

— Мне нужно забрать Геру, — отвечает он ровным голосом.

— Они тебя поймают, — умоляю я, стараясь донести до него суть. — Насколько мне известно, там может быть Кай.

— Адина.

— Уходи. Пожалуйста, — прошу я. — Не стоит рисковать нашими жизнями.

Шаги становятся громче с каждой секундой. Он качает головой.

— Тогда мне придется вернуться за ней завтра.

— Ты не сможешь, — я пристально смотрю на него. — Охрана будет следить за дверями участников в ночь перед Испытанием и остановит тебя, прежде чем ты до нее доберешься.

Он открывает рот, чтобы возразить, но я шепчу:

— Пожалуйста, Мак. Не делай того, о чем потом будешь сожалеть.

​​Он смотрит на меня долгим, немигающим взглядом. И как раз, когда я думаю, что он собирается принять ужасное решение, он направляется к одному из многих окон, ведущих наружу. Прежде чем пройти сквозь стену, он поворачивается и шепчет:

— Приходи ко мне. Пожалуйста. Не уверен, что смогу пережить потерю вас обеих.

И потом он исчезает, растворяясь сквозь стену в ночи. У меня есть немного времени, чтобы вздохнуть с облегчением, прежде чем дверь распахивается.

При виде мужчины в дверях моя челюсть отвисает, а колени подгибаются в реверансе.

— Ваше Высочество! Эм, здравствуйте… извините… я не ожидала увидеть вас здесь, иначе я бы…

— Не была здесь? — непринужденно ответил мне будущий король так же, как он делал это много раз с Пэй.

— Возможно, — признаюсь я с неуверенной улыбкой.

— Не виню тебя, — он пожимает плечами. — Я уже не такой веселый, как раньше.

— О, я уверена, что это не так, — смеюсь я. И затем внезапно прочищаю горло и начинаю тараторить. — Я имею в виду, не то чтобы я думала, что вы лукавите, конечно. Просто я знаю, что Пэй наслаждается временем, проведенным с вами, так что… вы не можете быть… скучным? — заканчиваю фразу неуверенным вопросом, с трудом сдерживая желание убежать из комнаты.

Мне действительно стоит научиться держать язык за зубами.

— Неужели? — спрашивает он с улыбкой. — Для меня это новость. Я начал думать, что она меня ненавидит.

— Ну, ей следовало бы знать, что лучше не спорить с вами, — говорю я, вздыхая и качая головой. — Ваше Высочество, — добавляю я быстро. — Но она не всегда поступает так, как должна.

Он кивает в знак согласия, на его лице появляется легкая улыбка.

— Это я уже понял, — он подходит к освещенному столу, покрытому серебряной тканью. — На самом деле, именно по этой причине я надеялся найти тебя здесь.

— Правда? — я запинаюсь, и моя улыбка становится шире. — Чем я могу вам помочь?

— Во-первых, — вздыхает он, — я хотел бы, чтобы ты называла меня Китт, а не «Ваше Высочество». И во-вторых, мне нужен совет.

Я сияю.

— Думаю, я смогу сделать и то, и другое для вас, Китт.

— Отлично, — он складывает руки на груди, облаченной в темно-синюю рубашку. — Это то платье, которое она наденет на первый бал?

Я энергично киваю.

— Разве оно не потрясающее? Не могу дождаться, когда увижу его на ней. Этот крой действительно подчеркнет ее… — Я замолкаю, вспомнив, с кем говорю. — В общем, платье будет выглядеть великолепно.

— О, я уверен, что так и будет, — он вздыхает немного неуверенно. — Она точно привлечет внимание.

Я изо всех сил пытаюсь скрыть недовольный взгляд.

— И вы не хотите, чтобы она это делала?

— Я хочу, чтобы она была осторожнее, вот и все, — говорит он, проводя пальцами по гладкой ткани. — Есть люди, которые могут обидеться в ответ на ее смелость. Она нарушает традицию, не надевая зеленое.

Я медленно киваю, не зная, что ответить. К счастью, он продолжает.

— Так что ты думаешь? Костюм и черный галстук? — он проводит рукой по растрепанным светлым волосам. — Не то чтобы это имело значение. Если честно, я сомневаюсь, что кто-то вообще обратит на меня внимание.

Я тихо смеюсь в знак согласия.

— Наденьте серебряный зажим для галстука. И не обижайтесь, если она его даже не заметит. Но для тех, кто внимательно смотрит, это будет приятная деталь.

— О, всегда найдется тот, кто будет смотреть внимательно, — выдыхает он, прежде чем замолчать.

Легкий гул лампы над столом — единственный звук на несколько секунд. Затем я прочищаю горло и говорю:

— Ну, я всегда готова помочь с модными советами!

Его глаза встречаются с моими.

— Можешь сказать, что я делаю не так?

Этот вопрос на мгновение меня удивляет.

— Цвет вашего наряда… — я осматриваю его. — Определенно вам подходит.

— Нет, — он смеется. — Я имею в виду Пэйдин. Она почти не смотрит на меня. — Китт усмехается, в отчаянии поднимая руки. — Я не знаю, что делать. Она меня восхищает так, как никто другой. Как будто она реальнее всего, с чем я сталкивался здесь, в замке.

Я улыбаюсь, слыша его голос и искренность в каждом слове. Чувствую восхищение, которое он, возможно, даже еще не осознал. И часть меня надеется увидеть лучшую подругу рядом с ним с довольной улыбкой на лице. Может быть, в другой жизни они были бы вместе, в жизни, где он не был бы наследником трона Илии, а Пэй не страдала бы за то, что она — Обычная.

— Пэй — сложный человек, — говорю я, опустив руку на бедро. — Поверьте, я знаю это не понаслышке. Но у нее есть те качества, которые она требует от других, — я пожимаю плечами. — Честность. Ей нужен кто-то, с кем она может говорить откровенно. И для вас особенно важно быть непредвзятым к тому, что она говорит.

Он выглядит задумчивым.

— Непредвзятость, да?

Я киваю.

— Вы — будущий король. Могу представить, сколько всего она хочет сказать вам.

Он смеется.

— Уверен, что так и есть, — он поворачивается к двери. — Спасибо, Адина. Но, не думай, что ты так быстро от меня избавишься. Вероятно, в будущем мне еще понадобится советы.

Расплываюсь в широкой улыбке.

— Я буду здесь столько, сколько вам нужно!

Он отвечает мне улыбкой.

— Когда я стану королем, возможно, мне придется сделать тебя своим советником.


Глава двенадцатая

Макото


С тех пор, как я это увидел, я без остановки кую сталь.

Я делал перерывы только для того, что что-то перехватить что-то поесть.

Превращение каждой эмоции в физический удар — единственное, что помогает мне сохранить рассудок последние сутки.

Потому что я подвел Геру. Обрек ее на смерть. И вина за это угрожает поглотить меня целиком. Я должен был сначала пойти к ней, не следовало так отвлекаться на Адину. Но ее сила была такой знакомой, такой успокаивающей, что я не мог не последовать за этим ощущением. Ее близость очаровывала настолько сильно, что я упустил свой шанс спасти Геру. Чувство вины заставляет меня снова и снова бить по стали. Ритмичный звук убаюкивает, притупляя любые эмоции.

Металл светится красным.

Я не смог ее спасти.

Мой молот бьет с удвоенной силой.

Она умрет на этих Испытаниях.

Волна жара ударяет мне в лицо.

Я потерпел поражение.

По затылку пробегает дрожь от знакомого ощущения ее присутствия.

Я выпрямляюсь, бросая инструменты на землю и чувствуя, как ее сила нарастает с каждой секундой. Мои глаза устремляются к двери, ощущая каждый ее шаг.

Когда она стучит, я почти смеюсь. Распахнув дверь, я вижу широко раскрытые глаза и робкую улыбку. Она дает мне около трех секунд, чтобы посмотреть на нее, прежде чем ее руки обнимают меня, сжимая сильнее, чем я мог себе представить.

Через мгновение я прижимаю ее к груди.

— Ты здесь.

Ее голос звучит приглушенно:

— Только потому, что ты здесь.

Я улыбаюсь, в ответ на ее слова.

— Ты ведь знаешь, что можешь просто пройти сквозь дверь?

— Не хотела тебя напугать.

— Я чувствую тебя, сладкая, — я вдыхаю медовый запах ее волос. — Я всегда знаю, когда ты рядом.

— Верно, — я чувствую, как она пожимает плечами. — Все еще привыкаю к этому.

— А я все еще привыкаю к тому, что ты это знаешь.

Она отстраняется и смотрит на меня своими большими глазами.

— Но мне еще многое нужно узнать.

— Правда?

— Да, — она лукаво улыбается. — И ты все еще должен мне ночь в Форте, помнишь?

— Не припомню, чтобы у меня было такое желание.

Она берет меня за руку и вытаскивает за дверь.

— Мы заключили сделку, Мак!

— Сделка подразумевает взаимную выгоду.

— Ты так драматизируешь, — поддразнивает она.

Мы бредем по темным улицам рука об руку. Она блаженно прижимается к моему боку и, кажется, совершенно не замечает ничего вокруг, когда находится рядом со мной. Я веду нас через тени, позволяя ей наслаждаться возможностью смотреть куда угодно, только не под ноги.

После того как я во второй раз придерживаю ее за плечи, она внезапно поднимает голову и говорит:

— Спасибо за то, что послушался меня и ушел прошлой ночью.

Слегка киваю, вспоминая, чего я не сделал. Заметив это, она добавляет:

— Ты в порядке?

Я долго обдумываю эти слова.

— На самом деле я никогда не был в порядке.

— Мне жаль, что ты не смог ее спасти, — шепчет она. — Но ты сделал все, что мог.

— Не все.

Она хмурится, глядя на меня.

— Прямо сейчас проходит бал, а после него Гера будет под охраной до самого Испытания. Если тебя поймают, это никому не поможет.

Я пожимаю плечами.

— Это определенно ускорило бы неизбежное.

— Тебя не поймают, — фыркает она. — Немногие знают, кто ты на самом деле, и, к счастью для тебя, я великолепно храню секреты, — касаясь пальцем своих полных губ, она добавляет:

— И почему ты так уверен, что Гера не сможет пережить эти Испытания? В конце концов, она ведь Вуаль, — Адина одаривает меня сочувствующей улыбкой. — Возможно, ее не нужно спасать.

Я машинально киваю, вспоминая все те годы, которые Гера провела в трущобах. Может, я ее недооцениваю. И, возможно, именно это она скажет мне после Испытаний.

— Надеюсь, ты права, — мрачно говорю я.

Между нами повисает молчание. Тишина тянется до тех пор, пока не становится для нее невыносимой.

— Вероятно, сейчас не время спрашивать — на самом деле это определенно не время, — но как насчет гвардейской формы? Были какие-то подозрения со стороны других стражников?

Я качаю головой.

— Они едва взглянули на меня. Пройдя почти полтора часа, чтобы добраться до замка, я прошел прямо через вход, ближайший к Чаше, будто только что пришел с дежурства.

Я вижу, как она пытается скрыть улыбку.

— Что ж, я рада, что моя работа оказалась убедительной.

— Да, она была идеальной, — я вздыхаю. — И все впустую. Прости, что потратил твое время.

— Я была с тобой, — она мягко улыбается. — Как это могло быть пустой тратой времени?

Она не дает мне шанса ответить, утягивая нас в угол и ведя к тупику.

— Вот мы и пришли! — радостно восклицает она при виде темного переулка. — Дом, милый дом!

Подойдя ближе, я замечаю кучу разных предметов, сваленных вместе, чтобы создать преграду у стены. Эта куча почти три фута высотой и располагается на нескольких ковриках и рваных одеялах.

— Это, — медленно говорю я, — то место, где ты спишь?

— Да! Вот сторона Пэй, — она указывает на левую сторону изношенного коврика. — А это, очевидно, моя половина.

Пройдя через барьер из мусора, она плюхается на свою часть.

— Это место Пэй, но сегодня я сделаю исключение.

— Как же мне повезло, — бормочу я, медленно собираясь с силами, чтобы сесть на грязный ковер. — Чума, это место — настоящая дыра.

— Эй! — ее ладонь ударяет меня по животу. — Это дом.

— Что ж, твой дом — дыра.

Она смотрит на меня с укором.

— Необязательно быть таким грубым.

— Ты же знаешь меня? — искренне спрашиваю я.

— Знаю. И думаю, что ты добрее, чем кажешься.

Если бы ее ответ не был таким искренним, я бы рассмеялся.

— И что заставляет тебя так думать?

Она внезапно выглядит застенчиво и слегка неуверенно.

— Ты единственный, кто хотел купить мою синюю рубашку.

Мое признание вновь всплывает в памяти, словно это произошло давно, а не несколько часов назад. Я был так сосредоточен на судьбе Геры, что тихий порыв моего сердца еще не коснулся моего разума. Но теперь, когда это произошло, я смущаюсь при виде нее. При воспоминании о каждом произнесенном слове.

— Ты все еще хочешь? — тихо спрашивает она.

Медленно киваю, не отрываясь от ее глаз

— Только если ты позволишь кое-что рассказать в обмен на твое изделие.

— Согласна, — выдыхает она, едва сдерживая улыбку.

Я выуживаю из кармана один шиллинг и предлагаю ей. Она смотрит на монету.

— Я продавала ее за три.

— Да, — растягиваю я слово, — и тебе это удалось?

Она скрещивает руки.

— Три.

— Не знал, что ты в том положении, когда можешь вести переговоры.

— Два, — исправляется она. — И улыбка.

Я взвешиваю ее предложение, покачивая головой.

— Это немного слишком, сладкая.

Она вздыхает.

— Тогда просто улыбка.

— Именно это я и имею в виду.

Ее слова звучат мягко, словно она разговаривает с испуганным зверьком. И, в некотором смысле, это справедливое сравнение.

— Расскажешь мне о себе? О том, почему ты не хочешь мне улыбнуться?

— Ничего личного, Дина, — я прислоняюсь к стене, опираясь руками на согнутые колени. — Я просто перестал это делать в тот же день, когда мы с Герой сбежали из дома.

Она поднимает брови, молча призывая продолжать, отчего я раздраженно выдыхаю.

— Хорошо, но тогда я получу эту чертову рубашку бесплатно, — я делаю паузу, собираясь с мыслями, прежде чем продолжить:

— Я вырос по другую сторону трущоб. Мои родители были — и остаются — воплощением бедных Примитивных. Они едва могли прокормить себя, не говоря уже о детях. Коротко говоря, я появился на свет неожиданно.

— На самом деле это было не очень-то похоже на детство, — говорю я, пожимая плечами, словно это почти не повлияло на то, в кого я превратился. — Они никогда не хотели иметь ребенка и не собирались кормить еще один рот. Но я невольно заставил их стать родителями.

Она внимательно слушает, слегка склонив голову, и, широко раскрыв глаза, упирается локтями в колени. Это, по меньшей мере, трогательно. Даже очаровательно.

— Как и все дети Элиты, я не мог контролировать свои способности, но, поскольку моя мать была Наблюдателем, а отец — Блефом, они думали, что я просто еще один Примитивный, засоряющий трущобы, — вздыхаю. — Так было, пока я не повзрослел и не стал использовать силы тех, кто был рядом.

— Когда мне было пять лет, я чуть не поджег нашу жалкую лачугу. Тогда мои родители подумали, что хоть я и поздно проявил себя, но все же стал Блэйзером. Пока через час я не начал ползать по стенам.

Бросаю на нее взгляд и замечаю на ее лице восторг. Если бы это был кто-то другой, я бы мог подумать, что меня высмеивают. Но это Адина, да и ее взгляд — еще ничего по сравнению с тем, который у нее появляется при виде медовых булочек.

— Что было потом? — спрашивает она и ободряюще взмахивает рукой.

— Потом они начали понимать, кто я такой, — глухо произношу я, пытаясь скрыть горечь, которой пропитано каждое слово. — Они не знали, что со мной делать. Держали взаперти в нашей крошечной хижине. Гера была первым человеком, которого я увидел, кроме своих родителей. Она появилась на нашем пороге, когда мне было семь, и вскоре мы стали неразлучны, поскольку больше у нас никого не было.

Я не замечаю, как мой большой палец скользнул по шраму, пересекающему мои губы, пока не ловлю ее взгляд, отслеживающий это движение.

— Став старше, я начал понимать, почему мне нельзя выходить на улицу. Я все еще учился контролировать свои способности, ведь быть Владетелем означало неминуемую смерть. Я был и остаюсь угрозой для короля из-за силы, которую я не просил. Мои родители все понимали, и было ясно, что я нежеланный. Особенно для своего отца.

Поднимаю взгляд на Адину, надеясь, что найду повод закончить этот разговор, но вижу лишь беспокойство в ее карих глазах, лишь мягкость ее руки, лежащей на моем колене и утешение в каждом прикосновении.

— Он думал, что я бесполезен, поэтому так и сказал мне, — сглатывая, стараясь не запинаться на каждом слове и спешу выплюнуть их. — Я не мог работать c ним в лавке, не мог покидать дом, не опасаясь, что меня раскроют. Я был обузой. Неприятностью. Разочарованием.

— Нет, — выдыхает Адина, уверенно качая головой.

— О, да, — я киваю, мои глаза устремляются к небу над нами. — Мне просто не повезло с любовью родных.

Наши взгляды встречаются, и я жалею, что вообще это сказал. Словно каждое слово притупило блеск ее глаз, заглушило ее улыбку, сделав ее унылой и недостойной этих губ. Я никогда не думал, что она может выглядеть такой угрюмой. И мне претит мысль о том, что я стал причиной столь разительной перемены. Но зная, что она не позволит мне остановиться, я глубоко вздыхаю и продолжаю:

— У меня была Гера. Родители терпели бы скорее ее, чем меня, поскольку она, Вуаль, и могла зарабатывать деньги, занимаясь уличной магией. Но по мере нашего взросления все становилось только хуже. Отец начал пить еще больше, а мать не делала ничего, чтобы его остановить. И именно тогда я начал учиться защищаться.

Я провожу рукой по волосам и качаю головой от нахлынувших воспоминаний.

— Он приходил домой поздно, иногда принося с собой из лавки оружие, которое сделал в тот день. Он кричал — мать пряталась. Я принимал на себя основной удар, защищая Геру и мою мать, когда дело доходило до рукоприкладства. Ведь он злился на меня. На того, кто был для него бесполезен.

Она прикрывает рукой рот, скрывая потрясение на лице.

— Поэтому ты сбежал?

— И да, и нет. Мне было четырнадцать, когда моя паршивая жизнь окончательно развалилась, — она придвигается ко мне, ее рука все еще сочувственно сжимает мое колено. — Та ночь была такой же, как обычно. Отец пришел домой пьяный и готовый к драке. Он застал нас с Герой, когда мы смеялись над чем-то, что сказал один из нас. Именно тогда я увидел отблеск меча в его руке. Я и раньше видел его с оружием, но не c таким острым и смертоносным. Я спрятал Геру за собой и осмотрелся в поисках матери, которой никогда не было рядом. Больше всего меня напугал не меч, а слова отца. Никогда не забуду, что он сказал мне той ночью — что я был бы полезнее, если бы они просто отдали меня королю. Если бы они продали меня вместо того, чтобы терпеть столько лет. А потом… — я моргаю, чувствуя, как эмоции начинают нарастать. Ненавижу это, поэтому продолжаю суровым голосом:

— Он пригрозил это сделать. Сказал, что продаст меня королю за деньги, которые заслужил, и что ему следовало сделать это много лет назад.

— Мак… — шепот Адины почти теряется в шуме моего прерывистого дыхания.

— Я не заслуживаю улыбаться. Именно так он мне сказал, — с каждым словом, ускользающим из моего прошлого и преследующим мое настоящее, мой голос становится все тише. — Не помню, как он замахнулся мечом, помню лишь его голос, когда он обещал стереть улыбку с моего лица.

Мой большой палец находит шрам, пересекающий губы, и проводит по нему неуверенным движением.

— Именно после того, как он порезал меня, мы с Герой сбежали. Я… я не знал, что он сделает с ней, и не стал выяснять, выполнит ли он свое обещание продать меня королю.

Не могу смотреть на нее после всего, что сказал.

— Мы с Герой выживали в трущобах несколько лет, прежде чем смогли позволить себе настоящий кров, — все еще избегая ее печального взгляда, добавляю я:

— Я заставлял себя контролировать растущую силу. Научился скрываться у всех на виду. А потом я стал кузнецом, просто назло отцу. Так что и из этого вышло что-то хорошее, — ее пальцы касаются моего подбородка, и я опускаю веки.

Она поворачивает мое лицо к себе, несмотря на мое сопротивление. Ее ладонь мягко прижимается к моей щеке, в чуждом мне утешительном жесте. И когда ее большой палец касается моего шрама, я наконец встречаюсь с ней взглядом.

— Он украл твою улыбку, — шепчет она со слезами на темных ресницах. — Неудивительно, что у тебя не было того, что можно мне подарить.

Меня снова охватывает сожаление, ее слова напоминают о каждой упущенной возможности заставить ее улыбнуться и улыбаться самому.

— Я найду ее, — шепчу я, — отберу обратно, если понадобится. Для тебя.

Уголки ее губ приподнимаются, глаза блестят от слез.

— И я буду беречь ее, — ее большой палец согревает мою кожу, продолжая водить по шраму и создавать новые связанные с ним воспоминания.

После долгого молчания она позволяет себе тихий вопрос:

— А где они сейчас? Твои родители?

Я слегка пожимаю плечами, как будто не думаю об этом каждый день.

— Не уверен, что знаю. Вероятно, в том самом доме на другой стороне трущоб. Но я годами прятался от них, скрываясь среди людей. И я все еще жив, так что, думаю, отец так и не добрался до короля, — я усмехаюсь. — Должно быть, они довольны моим отсутствием.

Она медленно кивает, обдумывая эти слова, прежде чем сделать собственное заявление:

— Ты далеко не бесполезен. Ты сильный, умный и действительно можешь носить гвардейскую форму. Даже если это и не по-настоящему, — в ее глазах бушует огонь, даже несмотря на то, что ее большой палец все еще прижат к моим губам. — И никто не сможет отнять твою улыбку. Она принадлежит тебе, Мак.

Я беру ее за запястье и осторожно опускаю вниз, чтобы можно было заговорить.

— Макото.

Она хлопает ресницами.

— Ч-что?

— Макото, — бормочу я. Она вскрикивает, когда я притягиваю ее к себе, придерживая за запястье и колено. — Меня зовут Макото Хитан.

Ее глаза расширяются и приближаются к моим так, как никогда прежде.

— Теперь ты сможешь отчитать меня как следует.

Я слышу, как она глубоко вздыхает.

— И что еще я должна знать о тебе, Макото?

Наклоняя голову, словно пожимаю плечами, я говорю:

— Это может стать для тебя сюрпризом, но иногда я бываю… прямолинейным.

Она ободряюще улыбается.

— Познание себя — первый шаг к переменам.

— О, я не собираюсь меняться. Я просто хочу, чтобы ты знала, что это черта моего характера. Что еще? — я вздыхаю. — Я никогда не умел правильно прыгать через скакалку, не знаю, почему, но меня смущает этот факт. О, и мне не нравятся ложки, только вилки. Я люблю редиску больше, чем большинство людей. Я плохо стреляю из лука.

Я наблюдаю за ее реакцией на мои слова. Она зарождается в ее глазах, прежде чем распространиться на все лицо.

— Продолжай. Знаю, что это еще не все.

— Прости, сладкая. Теперь твоя очередь, — я встречаюсь с ней взглядом. — Мне нужны некоторые детали в обмен.

Она ослепительно улыбается.

— Что ж, это может занять некоторое время.

— Ты действительно думаешь, что я собирался просто спать? — я поднимаю брови. — Нет, я намерен говорить о тебе до утра.

Тогда я делаю медленный вдох, позволяя себе то, чего никогда не хотел делать до встречи с ней.

И, что самое пугающее, мне легко это удается.

Я улыбаюсь.



Глава тринадцатая

Адина


— Пэй не обрадуется, если узнает, что ты драила ее ванну, — нараспев произношу я, улыбаясь согнувшейся фигуре.

Элли с завязанными в узел каштановыми волосами резко оборачивается, отчего тонкие пряди падают ей на глаза.

— Значит, она никогда об этом не узнает.

С насмешкой скрещиваю руки и смотрю на нее сверху вниз.

— И ты доверяешь мне настолько, чтобы считать, будто я ей не расскажу?

Элли поднимает смоченную в воде губку и направляет ее на меня с легкой улыбкой.

— Если меня поймают, то я потяну тебя за собой. Кроме того, я ее горничная, и это моя работа.

Я вздыхаю, прислонившись к дверному косяку. Комната Пэйдин сияет чистотой, поскольку она отсутствует уже практически целую неделю. Меня тревожит мысль о том, что Пэй приходится участвовать в особых Испытаниях, ведь в них и без того достаточно сложно выжить.

Погрузившись в мрачные размышления, я снова обращаю внимание на Элли, которая громко скребет дно ванны.

— Есть идеи для ее следующего платья? До второго бала осталось всего неделя.

— Пока нет, — она повышает голос, чтобы перекричать шум воды. — Кто знает, какой цвет она захочет в следующий раз.

— Что ж, тогда придется дождаться, пока она сама мне скажет, — уверенно говорю я, будто бы точно знаю, что она сегодня вернется живой, — поскольку серебристое платье будет трудно превзойти. Ах, она выглядела так потрясающе с этими ниспадающими рукавами и разрезом на юбке…

— А ты даже не смогла увидеть, как все едва не сворачивали шеи, пытаясь ее рассмотреть, — Элли поглядывает на меня, изогнув губы в многозначительной улыбке.

— Ну, — смущенно отвечаю я, — я была там, чтобы помочь ей подготовиться и пожелать удачи, конечно…

— Верно, — улыбка Элли кажется слишком лукавой для ее милого лица. — Потому что ты была занята встречей со своим парнем.

— Он не… он не мой парень, Элли, — я укоряю ею, несмотря на проступающую на моих губах улыбку. — И я ни капельки не жалею, что сбежала. Я отвела его в Форт, и мы часами говорили обо всем на свете.

Чувствую, как мои щеки начинают краснеть при воспоминании об этом.

— Он рассказал, что у него в детстве была собака. Ну, на самом деле это была бродячая собака, которая приходила к нему, но разве это не мило? Я узнала все о его любимых вещах и то, что он предпочитает зеленые яблоки красным… О! Он сказал, что у меня, — цитирую — упругие локоны.

Я сияю, пытаясь перевести дух.

— В общем, теперь я вижусь с ним почти каждый день. Иногда когда он идет мне навстречу, я ухожу пораньше, чтобы успеть дойти до трущоб до наступления темноты. Кажется, никого не волнует, куда я хожу, пока я вовремя возвращаюсь, чтобы сделать платье для Пэй.

Элли позволяет мне завершить свой эмоциональный рассказ, после чего произносит:

— Вау, ты действительно в него влюбляешься.

Я все еще пританцовываю, но замираю при ее словах. Влюбляюсь — не совсем то слово. Нет, я буквально врываюсь в любовь, не успевая задуматься о своих чувствах или усомниться в человеке, с которым я их разделяю. Я бросаюсь в омут с головой. Раньше мне нравились парни, но ничего не сравнится с тем, как легко я влюбляюсь в этого.

— Ты рассказала Пэйдин?

Я моргаю, выходя из своего задумчивого состояния.

— Что?

Элли слегка прищуривает глаза.

— Ты ей не рассказала, да?

Я вздыхаю, приземляясь на безупречно чистый пол рядом с ней, который, подозреваю, она вымыла перед моим приходом.

— Нет, не рассказала. Но расскажу! Просто не сейчас, — я начинаю ковырять пальцы, возвращаясь к той же дилемме, с которой сталкиваюсь с тех пор, как снова встретила Пэйдин. — Сейчас у нее так много дел, и ей нужно сосредоточиться на Испытаниях. Не хочу, чтобы моя личная жизнь отвлекала ее. Потому что, поверь мне, Пэй не успокоится, пока не встретится с Маком и не одобрит его.

Качаю головой, принимая окончательное решение.

— Нет, я не могу допустить, чтобы она теряла концентрацию и беспокоилась обо мне, когда на карту поставлена ​​ее собственная жизнь.

Элли долго молчит, прежде чем медленно кивнуть.

— Она не будет рада, что ее держат в неведении.

Я улыбаюсь, слегка поддразнивая ее, и киваю в сторону ванны.

— То же самое касается твоей уборки, дорогая Элли.

До того как она успевает плеснуть в меня водой, я выскакиваю из комнаты, выкрикивая:

— Я вернусь! Я иду на встречу со своим парнем!

В коридоре я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы перейти на бег от нетерпения. Едва могу взять себя в руки из-за предвкушения…

И, повернув за угол, чуть не сталкиваюсь с крупной фигурой.

В разгар сбивчивых извинений я поднимаю голову и встречаюсь с зеленым, сверлящим меня взглядом. Моргаю, в ужасе от того, что только что сделала, и приседаю в реверансе.

— Ваше Величество! — пищу я. — Мне так жаль! Мне следует быть более внимательной, когда хожу по такому многолюдному замку, особенно где…

Он поднимает большую руку, и слова застревают у меня в горле. Мой взгляд перемещается с ладони перед моим лицом к человеку, которому она принадлежит.

Все в короле огромное и устрашающее. Он возвышается надо мной, и кажется, что его пронзительный взгляд вот-вот расколет меня пополам. Король изучает меня, задерживаясь на растрепанных волосах и смятой одежде, и я судорожно сглатываю.

Когда его рука, наконец, опускается, я чувствую, что он видит меня насквозь.

— И кто ты такая? — в его глубоком голосе звучит угроза Я переминаюсь с ноги на ногу, стараясь говорить непринужденно.

— Адина, Ваше Величество. Как приятно с вами познакомиться!

Он одаривает меня улыбкой, которая, в лучшем случае выглядит зловещей.

— Давай не будем лгать королю, Адина. Вероятно, я последний человек, которого ты хочешь видеть, учитывая, как ты спешишь встретиться c кем-то другим.

Мои губы приоткрываются несколько раз, прежде чем c них наконец слетают слова:

— Ох, у меня просто много работы перед следующим балом, и я надеялась начать пораньше. Ну, знаете, выбрать ткань и рассчитать размеры…

Его рука снова поднимается.

— Я не видел тебя раньше, — тон звучит ровно. — Что ты здесь делаешь?

— Я швея Пэйдин, — произношу я как можно более жизнерадостно. — Она послала за мной, так как за эти годы я довольно хорошо научилась шить для нее одежду.

Он размышляет над моими словами, сощурив глаза.

— Я полагаю, вы c Пэйдин близки?

— Да, очень, — улыбаюсь я, испытывая облегчение от того, что говорю о чем-то столь умиротворяющем. — Мы много лет жили вместе в трущобах, так что неудивительно, что мы лучшие подруги!

— Понимаю, — мурлычет он. — Она, должно быть, очень рада, что ты здесь, с ней.

Я киваю.

— О, да, мы обе рады!

— Что ж, значит ты будешь рада узнать, что она пережила первое Испытание, — произносит он скучающим тоном, будто надеялся на совершенно иной исход.

Я подавляю вздох облегчения.

— Конечно! Я не ожидала ничего другого от Пэй.

Пэй, — тихо повторяет он, нервно приподнимая уголок рта. — Как мило.

Изо всех сил стараюсь сохранить на лице улыбку, даже когда начинаю неловко переминаться с ноги на ногу. И когда уже собираюсь сделать быстрый реверанс и стремительно уйти, он вздыхает:

— Да, как удачно, что Пэй не стала одной из жертв этого Испытания.

Я моргаю.

— Эм, если позволите, я спрошу, Ваше Величество, кто стал жертвой?

Он слегка пожимает плечами, словно эти смерти мало значат для него.

— Сэйди, какая неприятность. Я близок с ее отцом. Ох, и девушка-Вуаль из трущоб, хотя это неудивительно…

В ушах начинает звенеть, его голос затихает, становится приглушенным. Я перевожу взгляд на стене за его спиной, пока на меня давит вес его слов.

Гера мертва.

Все, о чем я могу думать, это Мак. О чувстве вины, когда он узнает, о боли в его голосе, скрывающейся за каждым словом.

— Как ужасно, — говорю я дрожащим голосом. — Мне очень жаль это слышать.

Его голос звучит пугающе весело.

— Таковы Испытания.

Он больше ничего не говорит, и я опускаюсь в неустойчивом реверансе.

— Для меня было честью встретить вас, Ваше Величество, — я прохожу мимо него и вздрагиваю, когда его громкий голос преследует меня по коридору.

— О, я уверен, что мы еще встретимся, Адина.

К тому моменту, как я выхожу на оживленную улицу, поздний дневной свет уже окрашивает Лут теплым сиянием.

Я бы пробежала всю дорогу, если бы не моя плохая выносливость. Вместо этого я шла по тропе к арене гораздо быстрее, чем обычно.

Улица заполнена кричащими покупателями и визжащими детьми. Я пробираюсь сквозь толпу как можно осторожнее, не отрывая взгляда от полуразрушенного здания, которое служит ему и лавкой, и домом.

Не знаю, как мне удается добраться до его двери, но внезапно я оказываюсь перед ней. Поднимаю руку, чтобы постучать, и…

И дверь распахивается.

При виде его я цепенею.

Он стоит там c блестящими глазами, переполненными чувством вины, и я понимаю — он уже знает, почему я здесь.

— Я почувствовал твое присутствие, — шепчет он слабым голосом.

Мой взгляд скользит по зажатой в его руке листовке, улавливая знакомые буквы.

Листовка об Испытаниях.

Какой ужасный способ узнать о потере.

На глаза наворачиваются слезы, и я делаю шаг к нему.

— Ох, Мак…

Его самообладание рушится, а его тело сталкивается с моим.

Он прижимается ко мне, и когда я крепко его обнимаю, его плечи трясутся. Листовка с известием о смерти Геры падает на землю, забытая в волне эмоций, угрожающих его утопить. Тело Мака содрогается рядом с моим, его руки безвольно повисают.

— Она погибла, — выдыхает он. — Она погибла, и это моя вина.

Всхлипывая, я шепчу:

— Нет, это не так. Не думай, что это твоя вина.

Рыдания сотрясают его тело, заставляя нас двоих дрожать в дверном проеме.

— Это должен был быть я, — его руки сжимают мою талию, удерживая меня на месте. — Это должен был быть я.

— Шшш, — я провожу рукой по его волосам, чувствуя, как горячие слезы катятся из моих глаз. — Все будет хорошо.

— Дина, — его шепот — признание вины. — Это должен был быть я. Я хотел бы, чтобы это был я.

— Не говори так, — я сжимаю его крепче, чувствуя, как его тело содрогается с каждым вздохом. — Ты мне нужен.

— Не надо, — шепчет он мне в волосы. — Я тебя только разочарую.


Глава четырнадцатая

Адина


На ближайшие несколько дней я ставлю перед собой цель — увидеть, как Мак улыбается. Что само по себе непростая задача.

Именно поэтому мы оказались здесь сегодня вечером.

— Это бред.

И кто-то от этого не в восторге.

— Вау, так ты не шутил, — чтобы не рассмеяться и сохранить на лицо серьезность, я зажимаю рот рукой. — Ты действительно не умеешь прыгать через скакалку.

— Все, с меня хватит, — фыркает он, направляясь к двери, чтобы покинуть переулок, где мы тренируемся. — Я столько лет прожил без этого.

— Давай! — я бегу за ним, хватая за руку, чтобы остановить его. — Чуть больше практики, и у тебя получится. Это отвлечет тебя.

Он резко оборачивается, в его глазах появляется упрек.

— Тебе нужно было практиковаться?

— Ну… Нет, но…

— Видишь, для тебя эта беззаботная девчачья ерунда естественна, — он качает головой. — Для меня — каким бы удивительным это ни казалось — нет.

— Верно, — я меняю тон на более низкий, — ты такой задумчивый и жесткий со своими острыми ножами и неумением улыбаться.

Он скрещивает руки на груди.

— О, так вот я какой?

— И как ты говоришь, — улыбаюсь я. — Правда.

— Прекрасно, — он одаривает меня саркастической улыбкой, хотя его глаза все еще наполнены печалью от потери Геры. — Ну, а ты постоянно хихикаешь и вечно радуешься c этими бантиками и другими вычурными… штучками.

Я медленно киваю, на шаг приближаясь к нему.

— И тебе это во мне нравится?

Он отвечает без раздумий:

— Помимо прочего.

— Хорошо, — просто говорю я и кладу руку на бедро. — Потому что я не собираюсь меняться. Мне нравятся мои милые, девчачьи штучки.

— О, я знаю.

— Видишь ли, я…

— Создана для любви, а не борьбы, — заканчивает он за меня.

Я сияю.

— Именно. Поэтому ударить того парня в лицо было последним, что я хотела сделать.

Мак пожимает плечами.

— Он это заслужил. И тебе нужна была практика.

Этот момент снова всплывает в моей памяти, отодвигая на второй план все, что произошло после. Подбитый глаз мужчины и его очевидный страх при виде Мака. Я не хочу снова испытывать ту боль, что пронзила руку, когда мой кулак столкнулся с его лицом.

Но вдруг я вспоминаю слова, которые Мак сказал тому мужчине, и любопытство подталкивает меня снова спросить:

— Кстати, как ты узнал, что тот человек лгал, когда сказал, что не узнает меня?

— Дина, мы уже это обсуждали, — он вздыхает. — Я просто знаю.

— Как? — настаиваю я.

— Это неважно.

— Не заставляй меня ругать тебя, Макото Хитан, — предупреждаю я, грозя пальцем.

— Ладно, — он легко сокращает расстояние между нами. — Я знаю, потому что заставил его запомнить, как ты выглядишь. Заставил его узнать тебя и никогда не приближаться к тебе. — Он вздыхает, и его лицо наклоняется к моему. — Но он все равно это сделал. И значит я потерпел неудачу.

Я качаю головой, удивленно открывая рот.

— Ч-что? Что ты имеешь в виду, заставил его запомнить, как я выгляжу?

Он молчит несколько мгновений, прежде чем тихо произносит слова, которые удивляют меня еще больше..

— Я заставил его и всех его приятелей, которых нашел, запомнить каждую твою черточку. Я описал цвет твоих глаз и длину ресниц. Тепло твоей кожи и удивительные завитки твоих волос. Твой нос, губы, твою улыбку. Даже шрам на твоей ладони от одного из моих кинжалов. Так что да, он знал, кто ты, и все равно решил проигнорировать мое предупреждение.

Между нами повисает тишина. Выражение его лица становится теплее, хоть я и замечаю в его глазах печаль. Даже в трауре он умудряется изобразить слабую улыбку.

— Не думал, что смогу лишить тебя дара речи.

— Я просто… — я качаю головой, пытаясь подобрать слова. — Не могу поверить, что ты сделал все это ради меня.

Он слегка улыбается, пока я продолжаю:

— И все же, ты отказываешься учиться прыгать через скакалку.

С этими словами он легонько шлепает меня по лбу. Я сияю, счастливая, что могу отвлечь его этим светлым моментом в мрачные времена

— Могу поспорить, что ничто из того, что я мог бы для тебя сделать, не сравнится с этим унижением, — сухо замечает он.

Мой смех следует за ним до конца переулка. И я аплодирую, когда он снова пытается прыгать через скакалку.


Глава пятнадцатая

Макото


— Что я говорил насчет ночевки в этой дыре?

Она улыбается, поджимая под себя длинные ноги, и я чувствуя себя невероятно комфортно на обшарпанных коврах за Фортом.

— Хм, что тебе понравилось и ты был бы рад остаться здесь снова, если бы это означало проводить со мной больше времени?

Я закатываю глаза.

— Эти слова точно не слетали с моих губ, но с последней частью спорить не стану.

Она ослепительно улыбается, и я не могу отвести от нее взгляд.

— Хорошо. Потому что я решила, что мы должны посещать Форт в ночь каждого бала, — она отрывает кусочек сладкого теста от булочки, которой я ее порадовал. — Можешь назвать это суеверием, но мы были здесь в ночь первого бала, и Пэйдин все еще жива и здорова. Так что я планирую продолжить нашу традицию.

А Гера — нет.

Я не обращаю внимания на эту мысль, как делаю каждый день, и медленно произношу:

— Ну, визит подразумевает, что мне не придется здесь ночевать, так что…

— О, еще как придется! — она фыркает. — В прошлый раз все было не так уж плохо.

— У меня до сих пор болит спина.

— Прошла уже неделя!

Я теряюсь, осознавая это. Прошла неделя.

Неделя с тех пор, как я сорвал листовку с полуразрушенной стены и узнал, что Гера убили на первом Испытании.

Неделя с тех пор, как я плакал в объятиях Адины, чувствовал ее успокаивающие прикосновения. Выплескивал свою вину, сожаления, страхи.

Неделя с тех пор, как я начал оплакивать ее потерю.

Плакал, чтобы утопить боль в слезах. Теперь боль кажется не такой острой, но воспоминания о ней еще свежие. Я устал от слез, от постоянного отчаяния. Гера бы отчитала меня за то, как сильно страдаю из-за ее потери. Она бы тихо сказала мне собраться, как делала много раз за эти годы. И вот я здесь, пытаюсь сделать именно это. Хотя на этот раз я не один.

— Ладно, — говорю я, принимая предложение Адины. — Форт так Форт. Слава Чуме, что после сегодняшнего вечера мне придется сделать это всего лишь раз.

— Отлично! — она слегка взвизгивает, взволнованная моим согласием. — И прежде чем я успею оглянуться, Пэй вернется, чтобы составить мне компанию.

Я не успеваю ответить на это с сарказмом, поскольку она снова произносит:

— О, это напомнило мне, что нам нужно сделать небольшой ремонт до ее возвращения!

Адина хмурится, замечая пустое выражение моего лица. Я обвожу рукой все вокруг.

— Конечно, развлекайся, сладкая.

— Макото, — строго произносит она. Звук моего полного имени, сорвавшегося с ее губ, заставляет меня вздрогнуть.

— Это займет всего минуту. Давай, вставай.

Неохотно поднявшись на ноги, я осознаю, что на самом деле это займет не минуту. Адина просит меня закрепить нить по обе стороны стен переулка и растянуть ее по всей длине Форта. Затем она начинает пришивать квадратные куски ткани, создавая красочный баннер, который ей нравится называть «праздничным, но уверенным в том, что Пэй выжила». Вскоре мне приходится расставлять кучу мусора, за которым они спят, делая забор, по ее словам, «более привлекательным». В качестве последнего штриха Адина добавляет новое одеяло и одну подушку на двоих, после чего мне наконец позволяют сесть.

— Видишь! — она хлопает в ладоши, восхищаясь местом для сна, ставшим чуть менее убогим. — Намного лучше. Пэй будет удивлена.

Я ем булочку и говорю с насмешкой:

— Да, ничто так не говорит «добро пожаловать домой», как только что собранная куча мусора.

Она ставит руку на бедро.

— Эта куча мусора — все, что у меня есть.

— Мне казалось, что у тебя есть я, — она закатывает глаза так, что я начинаю задумываться, как бы заставить ее сделать это снова.

— Правда?

Я сглатываю, выдавливая из себя слова:

— Пока ты будешь меня ждать.

— А если не буду? — тихо спрашивает она.

— Тогда никто никогда этого не сделает.

Ее взгляд скользит по мне, и не могу сказать, что мне это не нравится. Прочистив горло и смущенно отвернувшись, она подходит к забору и проходит сквозь него.

Она садится рядом со мной, наши плечи соприкасаются, отчего я напрягаюсь. Не потому, что я этого не хочу, а потому что не привык, что кто-то хочет прикасаться ко мне. Выбирать меня. Считать меня достойным усилий.

Потому что я этого совершенно не заслуживаю.

Не заслуживаю ее. Если тьма — это отсутствие света, то это то, чем я являюсь, когда ее нет рядом.

И я удивляюсь, как я вообще продержался так долго без ее советов.

— На что это похоже? — ее вопрос неожиданно возвращает меня к реальности. — Иметь эту силу?

Я даже не колеблюсь.

— Одиночество.

— Потому что никто не знает о тебе?

Я киваю.

— А я знаю обо всех остальных.

— Всем говорят, что Кай — сильнейший Элитный за последние десятилетия, — тихо говорит она. — И все же, вот он ты, обладаешь его силой и живешь в трущобах.

— Скрываюсь в трущобах, — выплевываю я с горечью.

Она вздыхает, и в ее голосе звучит разочарование.

— Ты правда думаешь, что король убил бы тебя, если бы узнал, что ты Владетель?

— Думаю, он считал бы меня угрозой, — уныло говорю я. — Как и Фаталов. Он оставил по одному из них и теперь у него есть Владетель — его сын, которым он может управлять.

Она изучает меня, как одну из своих швейных строчек.

— Вы двое удивительно похожи. Не только в способностях.

— Ну, он наделал много дерьма. А я просто довольно дерьмовый, — я беру еще один кусок медовой булочки. — Уверен, при других обстоятельствах мы были бы лучшими друзьями.

Ее ответное мычание говорит о согласии. И, видимо, это единственный ответ, который она готова предложить. Ее вдруг очень отвлекает кудрявая прядь, упавшая на плечо, да и меня теперь тоже. Что я ей говорил о волосах? Ах, да. Что-то очень похожее на то, что они упругие.

Какая жалкая попытка быть безразличным. Будто я не восхищаюсь блеском каждого локона, или тем, как они цепляются друг за друга. Будто я могу оторвать взгляд от ее шеи, когда она собирает эти кудри в небрежный пучок, и упущенные пряди струятся чернильным водопадом по ее спине. Будто я могу не восхищаться тем, как легко смех касается ее мягких губ. И солнце согревает ее кожу так, словно она создана для того, чтобы быть окутанной светом. А радость исходит из нее в виде хлопков в ладоши и милых бесед. Именно так мои мысли постоянно возвращаются к ней, а сердце глупо следует за ними. И я боюсь, что восхищаюсь каждым ее частичкой.

— У меня есть кое-что для тебя.

Она сопровождает это признание мягким смешком, одновременно нервным и опьяняющим. Откинувшись на предплечья, я озвучиваю пожелание:

— Надеюсь, это кровать.

— Нет, — отвечает она слишком весело. — Даже лучше. Надеюсь.

— Нет ничего более заманчивого, чем проспать всю ночь, — я смотрю на ее беспокойную фигуру, скрещенные, ритмично постукивающие ноги. — Но постарайся, сладкая.

На ее лице отражается сильное беспокойство.

— Ну вот, теперь я нервничаю! — она поднимает руку. — Все, я не могу тебе это показать. Оно еще не готово.

— Чума, что же я наделал? — бормочу я. — Давай, Дина, покажи мне. Я уверен, это… потрясающе — или любое другое слово, которое тебе нравится использовать.

Она закрывает глаза и делает глубокий вдох. Это смешно, и в то же время драматично.

— Ладно, ладно, — ее глаза распахиваются с внезапной решимостью.

— Я работала над этим в свободное время в замке. И заметила, что у тебя нет ничего, в чем бы ты смог носить свои ножи. Так что, — она протянула слово, — я решила, что могу помочь тебе с этим. В конце концов, жилет Пэй сыграл решающую роль на ее воровском поприще…

— Просто поразительно, сколько слов ты произносишь каждый день.

— …потому что дизайн очень важен в ее деле, — она заканчивает, не обращая внимания на мою реплику. — Поэтому я сделала то же самое для тебя.

После нескольких ободряющих кивков она наконец достает что-то из своей тканевой сумки. Она вытягивает руки, показывая этот предмет, а я пробегаю взглядом по плотной ткани в сочетании с белой кожей, из которой была сделана моя гвардейская маска. Я моргаю, ошеломленный красотой пояса для оружия, с уникально подогнанными карманами для каждого из моих ножей. Протянув руку, я касаюсь пальцами участков кожи, ощущая каждый аккуратный стежок и натяжение прочной ткани.

Я чувствую на себе ее взгляд, медленно выпрямляюсь и осторожно беру подарок из ее рук.

— Тебе… — она замолкает, после чего говорит с легкой улыбкой:

— Тебе нравится? Я могу удлинить карманы для каждого ножа, если хочешь. Я не была уверена, какой длины их делать…

— Нет, — мой голос звучит тихо и спокойно. — Нет, я хочу, чтобы все было именно так, как ты сделала. Это идеально.

— Правда? — в ее голосе слышится неуверенность, хотя ее лицо светится. — Лучше, чем кровать?

Я позволяю себе улыбку, предназначенную только для нее.

— Намного лучше, чем кровать.

Она хлопает в ладоши, и я больше не удивляюсь. Меня больше не раздражает ее радость. Я счастлив быть свидетелем этого.

— О, хорошо! — она облегченно вздыхает. И, поскольку я ничего не могу делать, кроме как разглядывать подарок, она настойчиво машет рукой. — Ну же! Примерь!

Я подчиняюсь без возражений и быстро застегиваю ремень вокруг себя. Он сидит низко на моих бедрах, что позволяет с легкостью доставать из него ножи. Я в неверии качаю головой.

— Возможно, это единственное, что мне когда-либо дарили, но я совершенно уверен, что нет ничего лучше этого.

— Звучит как вызов, — замечает она с привычной улыбкой. — Следующий подарок должен быть еще великолепнее.

Я отвечаю с пустым взглядом:

— О, больше никаких подарков не будет.

Ее нахмуренное лицо могло бы расстроить меня, если бы не было связано с такой нелепой причиной.

— И почему это?

Я наклоняюсь ближе, наблюдая, как ее глаза расширяются.

— Потому что я знаю, как ты расстроишься, когда ничто не сможет сравниться с этим.

Она рассеянно накручивает на палец свободный локон, как это делает обычно.

— Посмотрим.

— Дина, — говорю я тихо, и она резко вскидывает голову. — Спасибо.

Она грустно улыбается

— Мне жаль, что я первая, кто сделал тебе подарок.

— Я не жалею, — слова поспешно слетают с моих губ. — Я бы ждал еще девятнадцать лет, если бы это значило, что ты станешь первым хорошим воспоминанием, которое мне подарили.

Ее ореховые глаза встречаются с моими.

— Но ты заслуживаешь больше одного хорошего воспоминания.

— Тогда хорошо, что я планирую держать тебя при себе.

Она улыбается мне, словно освещая темнеющий переулок вокруг нас.

— Мне бы этого очень хотелось, Мак.

Едва она успевает это сказать, как ее слова заглушает зевок. Я приподнимаю бровь.

— Устала?

— Измотана, — говорит она, снова зевая. — Добраться сюда от замка — настоящее испытание.

Я усмехаюсь

— Да, напомни мне добавить тренировку на выносливость к нашим боевым занятиям.

Она стонет, умоляюще глядя на меня.

— И что это будет?

Я пожимаю плечами, откидываясь на руки.

— Не знаю. Заставлю тебя пробежать пару раз по улице. Может, уворачиваться от детей, — уголки моих губ изгибаются в улыбке. — Это утомит тебя настолько, что к вечеру твой словарный запас поубавится.

Она скрещивает руки на груди в защитной жесте, ее тон становится еще более оборонительным.

— Что ж, возможно, мне стоит уйти вместе с моими словами, если здесь нас не ценят.

— О, сладкая, ты даже не представляешь, как ценят. Осмелюсь сказать, что этим даже восхищаются.

Она смущенно сглатывает.

— И поэтому ты едва смотришь на меня, когда я говорю?

Раздраженно киваю головой.

— Дина, если бы я посмотрел на тебя, пока ты говоришь, то вряд ли смог бы гарантировать, что обращу внимание на то, что ты говоришь

— Оу, — наступает долгая пауза, пока она обдумывает мои слова. — Понятно.

Даже в сгущающихся тенях я могу разглядеть ее растерянное лицо. Она несколько раз откашливается, прежде чем медленно опуститься на грубый ковер. Набросив на себя все одеяла и лоскутки ткани, она заворачивается в кокон. Из-под груды вылезает рука, похлопывая по пространству рядом с собой.

— Ложись, — настаивает она. — Я даже поделюсь своими одеялами.

Я настораживаюсь.

— Кажется, под ковром что-то шевельнулось.

— О, здесь так тепло! — мурлычет Дина, игнорируя мои опасения.

— Да, оставайся там, чтобы все, что ползает вокруг, зарылось там вместе с тобой.

Прежде чем я успеваю убежать, она тянет меня за оружейный ремень. В одно мгновение я оказываюсь рядом с ней, не совсем понимая, как попал в эту неприятную ситуацию.

— Видишь, не так уж и плохо! — я слышу улыбку в ее голосе.

— Конечно, если тебе нравится беспокойный сон.

Ее тело приближается к моему, прижимаясь обнаженным плечом к моему. Ее тепло согревает меня, успевая распространиться даже на мои щеки. Она оказывается такой хрупкой рядом со мной, и мне трудно подавить желание обнять ее и защитить.

— Я считаю звезды, — тихо говорит она. — Это помогает мне заснуть.

Поворачиваю голову, наблюдая за ней, смотрящей на небо. Каждое сорвавшееся с ее губ слово окутано трепетом.

— Мне всегда было интересно, как что-то может светить так ярко в непроглядной тьме.

Мой взгляд пробегает по контуру ее лица, покрытого тенями.

— Я тоже пытаюсь это понять.

— Надеюсь, они там, наверху, знают, как ими восхищаются, — шепчет она. — Я ведь считаю их каждую ночь перед сном.

Я качаю головой при виде того, как она восхищается чем-то, что бледнеет в сравнении с ней.

— Уверен, что даже звезды тебе завидуют.

Она поворачивается ко мне, глаза отрываются от неба и впиваются в меня.

— Что?

— Тебе завидуют даже звезды, — повторяю я мягко, наклоняясь к ней. — Потому что однажды — не сейчас, а в будущем — ты будешь там, рядом с ними, затмевая каждую.

Не знаю, что пробудило во мне желание говорить такими поэтичными фразами, но если я чему-то и научился у нее, так это тому, что не стоит скрывать свои чувства. Даже если это значит признаться в том, в чем, возможно, не следует признаваться.

Чувствую ее учащенное дыхание и почти слышу лихорадочные мысли. Каждый дюйм ее тела напряжен, и когда мои костяшки пальцев касаются ее кожи, она задерживает дыхание. После нескольких судорожных вздохов она шепчет:

— И ты будешь там рядом со мной?

— Если мне повезет.

— Обещай мне, — настойчиво шепчет она. — Я не хочу быть одна.

Я киваю, уткнувшись в ее волосы.

— Обещаю, Дина.



Глава шестнадцатая

Адина


— У меня есть для тебя еще один подарок.

Я сажусь на его кровать, прячу сюрприз за спиной и наблюдаю, как он направляется ко мне. Зола полностью покрывает его руки. Мои глаза скользят по черным прядям волос, спадающим на лицо, по рубашке, плотно обтягивающей его тело. Я сглатываю, стараюсь держать себя в руках.

Его длинные ноги быстро сокращают расстояние между нами.

— Я думал, мы решили больше не делать подарков. Ради твоего же спокойствия.

— Это ты так решил, — я пожимаю плечами. — А я решила попытаться превзойти прошлый.

— Знаешь, меня это пугает..

— Ничего страшного, честное слово! — я указываю на пустой матрас рядом с собой. — Садись.

Кровать скрипит, когда он медленно опускается.

— Теперь, — говорю я, — закрой глаза.

Он вздыхает и подчиняется.

— Да, я очень напуган.

Не обращая на него внимания, я поднимаю подарок и показываю его.

— Отлично, теперь открывай!

Он смотрит на меня сквозь полуприкрытые ресницы, проверяя, что все ли в порядке, а затем полностью открывает глаза. Как только это происходит, его челюсть слегка отвисает от удивления.

— Он отличается от жилета, который я сделала для Пэй, — торопливо говорю я. — Во-первых, он черный, а не зеленый. Я подумала, что этот цвет подходит тебе больше, — осторожно передав подарок ему в руки, я указываю на карманы на его подкладке. — А еще твой обшит остатками той кожи, так что ты можешь хранить там несколько ножей и не бояться пораниться!

Он качает головой, проводя испачканными золой пальцами по каждому шву.

— Как ты можешь быть такой талантливой?

— Что ж, мама позаботилась о том, чтобы я могла прошить прямую строчку с закрытыми глазами, а карманы потребовали практики, но…

— Нет, — мягко перебивает он, тихо посмеиваясь. — Я имею в виду тебя. Как один человек может быть настолько хорошим?

Уголки моих губ растягиваются в робкой улыбке.

— Это не очень сложно, когда тренируешься всю жизнь.

Он смотрит на меня так, как частенько делает: словно видит меня впервые, открывая что-то совершенно новое для себя. Этот взгляд заставляет меня чувствовать, что я — единственное, что когда-либо привлекало его внимание.

Вскоре его взгляд опускается, и пальцы скользят по ткани, задерживаясь на одном из карманов.

— Что это?

Я смущенно улыбаюсь.

— Я оставила тебе послание.

Его глаза встречаются с моими, после чего он скользит взглядом по фиолетовой вышивке. У меня никогда не получалась красиво писать, но курсив получился достаточно аккуратным, чтобы его, по крайней мере, можно было прочитать.

— «Увидимся на небесах», — шепчет он, проводя пальцем по буквам и звездам, которые я вышила рядом. Его улыбка становится шире. — Выглядит немного зловеще, ты не находишь?

— Нет, если думать об этом с любовью, — просто отвечаю я.

— Ты довольно странная, Дина.

Я грустно улыбаюсь в ответ.

— Спасибо.

— Нет, — он вдруг становится серьезным. — Это тебе спасибо, сладкая. Я буду носить его с любовью.

Наши взгляды встречаются на несколько долгих секунд, прежде чем я наконец решаюсь задать вопрос:

— Почему ты так меня называешь? — заметив его приподнятую бровь, я быстро уточняю:

— Сладкая.

— Я думал, это очевидно, — он пожимает плечами, словно это не имеет значения. — Ты — то, что ты ешь.

Я лишаюсь дара речи, и он пользуется этой возможностью, чтобы продолжить. Но только после того, как приближается на несколько дюймов, наполняя меня теплом от простого прикосновения его тела. Когда его рука медленно тянется к моему лицу, мне кажется, я перестаю дышать.

Вижу, как его кадык поднимается, в тот момент, когда он убирает пряди волос с моих глаз, щекоча кожу кончиками пальцев. Его дыхание развевает мои волосы, пробуждая бабочек в животе, и мои ладони становятся влажными. Пальцы скользят по щеке, и я оказываюсь слишком заворожена, чтобы задаться вопросом, оставил ли он следы золы на мне. И когда он говорит, уверена, что он обращается прямо к моей душе.

— Ты — сладость, которую я никогда раньше не пробовал, — еще одно прикосновение его пальцев, — и сомневаюсь, что желал чего-то больше.

Черт возьми.

Не люблю ругаться, но эта ситуация, кажется, оправдывает меня. Мне хочется закричать, нырнуть под его руку и бежать до самой Скорчи. Но я словно приросла к месту, охваченная взаимными чувствами, о которых и не мечтала.

И это пугает меня.

Я никогда никому не принадлежала. И понятия не имею, каково это.

Я так боюсь сделать что-то неправильно, что подумываю вообще не начинать. Его чувства ко мне сводились к мечтам и бредовым размышлениям. Мы были фантазией, которую я создала в своей голове, неделями гадая, станет ли она когда-нибудь реальностью. И теперь, когда это произошло…

— Чума, эта челка! — я отстраняюсь от его соблазнительного прикосновения, нервно смеясь. — Они постоянно лезут в глаза и сводят меня с ума!

Он моргает, пытаясь понять причину моего внезапного эмоционального всплеска. Обмахивая разгоряченное лицо рукой, я продолжаю говорить.

— Обычно Пэй подрезает мне челку, поэтому она такая кривая. Ну, она считает, что это из-за того, что я дергаюсь во время стрижки, но я с этим не согласна. А последнее время она так занята, что теперь моя челка настолько длинная, что постоянно лезет мне в глаза…

— Я подрежу ее.

Его слова заставляют меня на несколько секунд замолчать.

— Ты… Ты правда сделаешь это?

Он самым милым образом фыркает.

— Я тренировался прыгать ради тебя. Это пустяки.

Прежде чем я успеваю ответить, он встает и начинает копаться в ближайшем шкафу. Через мгновение он возвращается ко мне с пыльными ножницами в руках. Опустившись на матрас рядом со мной, он подносит лезвия к моему лицу.

Я откидываюсь назад, нервно смеясь.

— Ладно, эм, ты когда-нибудь делал это раньше?

— Стриг ли я волосы? Нет, — говорит он ровным голосом. — Но я много чего резал в своей в жизни.

— Прекрасно, — я начинаю ерзать, когда ножницы приближаются к моему лицу.

— Если ты будешь продолжать в том же духе, я ткну их тебя в глаз, — ужас, отразившийся на моем лице, должно быть, заставляет его добавить:

— Не нарочно.

— Хорошо, хорошо, — я глубоко вздыхаю. — Я спокойна и совсем не боюсь.

— Достаточно убедительно, — говорит он весело.

Первый срез заставляет меня прикусить язык. На третий я уже хихикаю.

Он вздыхает.

— Что теперь?

— Ничего, — фыркаю я. — Просто щекотно.

— Пэйдин была права. Эти кривые челки — твоя заслуга.

Скрещиваю руки, пытаясь сидеть спокойно.

— Может быть, мне нравится, когда моя челка немного кривая. Это добавляет характера.

— Тебе это не нужно.

Он делает последнее движение, и волосы падают мне на колени. Я собираю кончики своих локонов в ладонь, молча оплакивая их потерю, словно они чувствовали, как их стригли.

Когда я снова смотрю на него, он медленно поднимает руку к моему лицу, давая мне время уклониться. Но я замираю, позволяя ему провести пальцами по только что подрезанной челке.

— Все еще кривая? — тихо спрашиваю я.

Он кивает, улыбаясь уголком рта.

— Нет, если наклонить голову.

Печали в его взгляде с каждым днем становится все меньше, и теперь, когда я смотрю на него, вижу только спокойствие. Принятие. Улыбаюсь в ответ, кивая на его блестящие волосы и каждую прядь, выбивающуюся из наспех завязанного хвоста.

— Что ж, не можем же мы все иметь идеальные волосы.

Он смеется, и я вздрагиваю от этого звука.

— Мои волосы, вероятно, наименее идеальная вещь во мне, — он указывает на серебряную прядь, затесавшуюся среди черных волос. — Они подпорчены этой полосой…

Его голос затихает, когда мои пальцы находят эту прядь. Я провожу по ней, запоминая ее на ощупь. Я слышу его дыхание, чувствую, как он становится все ближе с каждой секундой.

— Думаю, это идеально, — шепчу я, улыбаясь блестящему серебру. — Как моя маленькая частица Пэй.

Его рука находит мою талию, и касается так, что у меня кружится голова. В тот момент, когда я думаю, что могу взорваться от его прикосновения, его рука начинает подниматься вверх по моей спине, притягивая меня к себе.

Он притягивает меня ближе, и я втайне надеюсь, что он никогда не остановится. Крепко обхватив меня рукой, он наклоняется вперед, пока наши лбы не соприкасаются.

И тогда он шепчет:

— А я думаю, ты мой маленький кусочек совершенства, — мое сердце бешено колотится от его слов, от его объятий и прикосновений.

Всю свою жизнь я мечтала быть желанной. И вот он умоляет меня позволить ему сделать это.

Я отстраняюсь ровно настолько, чтобы встретиться с его глазами, и вижу благоговение в его взгляде. С глубоким вздохом весь страх исчезает, и я сосредотачиваюсь на нем. Я отпускаю ожидания и просто существую. Он — моя фантазия и моя реальность.

С этой мыслью все колебания исчезают.

И я целую его.

Мои руки обхватывают его лицо, пальцы ложатся на высокие скулы. Этот поцелуй легкий, невинный и милый. Он целует меня нежно, бережно. Его мягкие, нежные и теплые губы на моих.

Я немного отстраняюсь, смотря на него через только что подстриженную челку. Но его взгляд прикован к моим губам, отслеживая их форму. При виде этого мое сердце бешено колотится, а в голове зарождаются идеи, на которые до этого момента у меня никогда не хватало смелости.

Его рука на моей спине напрягается, заставляя меня судорожно вдохнуть.

— Я… я не очень хороша в этом, Мак, — задыхаюсь. — Я не привыкла к тому, чтобы парни, которые мне нравятся, вообще разговаривали со мной, не говоря уже о том, чтобы прикасались ко мне, как…

— Ты собираешься замолчать, чтобы позволить мне поцеловать тебя как следует? — его голос тяжелый, а глаза скользят по моим губам.

— Эм… — я сглатываю, медленно приближаясь к нему. — Ну, я еще не выполнила свою норму по словам…

Его губы врезаются в мои.

Этот поцелуй совершенно не похож на первый. Его руки в моих волосах, скользят по шее. Он глубокий и затяжной, и это все, о чем я когда-либо мечтала.

Он опускает руку на мою талию, притягивая меня так близко, что я смутно задаюсь вопросом, чувствует ли он, как бьется мое сердце. Прежде чем я успеваю передумать, я перекидываю ногу, внезапно оказываясь у него на коленях.

И тут он делает что-то. Что-то гораздо более интимное, чем любой поцелуй или прикосновение до этого момента. Он отстраняется, чтобы я могла увидеть его улыбку.

Она широкая, яркая и прекрасная.

— Это для меня? — задыхаюсь я, глядя на его улыбку.

— Каждая из них, — шепчет он.

Я целую его страстно. Целую его так, как всю жизнь мечтала кого-то поцеловать. Целую его так, будто наступил конец света.

Мозолистая рука обнимает мое лицо, пока другая скользит по спине. Его губы двигаются в унисон с моими, он вдыхает меня. И я с радостью позволяю ему это. С радостью стану больше, чем частью его совершенства. Я могла бы заполнить его полностью, насытить его моими чувствами до тошноты.

Я бы отдала ему каждую частичку себя, если бы он только попросил.

Я отстраняюсь, тяжело дыша.

Мак делает то же самое, прижимаясь своим лбом к моему. Признание поднимается по моему горлу, раскрывая сомкнутые губы, и, наконец, вырывается наружу.

— Я падаю в тебя3, Мак.

Его большой палец нежно касается моей щеки.

— Падаешь в меня?

Я киваю, а дыхание сбивается.

— Я не влюбляюсь в кого-то. Я бесконтрольно спотыкаюсь, прежде чем неизбежно упасть.

Он мягко улыбается, нежная улыбка подчеркивает его суровые черты. Его взгляд блуждает по моему лицу, а пальцы заправляют непослушные волосы мне за ухо.

— Что ж я бы поймал тебя, Дина, но, похоже, мы падаем4 вместе.

Я моргаю, и моя улыбка становится шире.

— Правда?

Он медленно кивает.

— Правда.

Я сжимаю губы, пытаясь скрыть восторг, но быстро сдаюсь и вместо этого целую его в губы. Лишь после долгих секунд мне удается оторваться от него.

— Сегодня ночью мне нужно вернуться в замок, — мои слова переходят в хихиканье, когда он обхватывает меня руками за талию, снова овладевая моими губами. Я смеюсь ему в рот, едва успевая выговорить следующее предложение. — Мне все еще нужно закончить… — очередной поцелуй прерывает меня. — Платье Пэй для… — этот поцелуй начинаю я. — … завтрашнего бала, — заканчиваю я с головокружительной улыбкой.

Мне удается слезть с его колен, прежде чем он успевает меня остановить. Быстро перекинув холщовую сумку через плечо, я направляюсь к двери. Мак обнимает меня и следует за мной по пятам, обнимая со спины.

Смеясь, я кладу свои руки на его, обхватывающие мою талию.

— Я была права, — весело говорю я, — ты и вполовину не такой угрюмый, каким кажешься.

Чувствую, как он выпрямляется позади меня.

— Что ты, черт возьми, со мной сделала?

Я смеюсь, разворачиваясь к нему лицом.

— Увидимся завтра вечером, — тычу пальцем ему в лицо. — В Форте, помнишь?

— О, я не буду спать, — он саркастически улыбается. — Буду ждать с нетерпением.

Закатываю глаза, вставая на носочки, чтобы чмокнуть его в щеку. Он сладко улыбается, и его холодный внешний вид тает в считанные мгновения.

Когда он внезапно приподнимает край своей рубашки к моему лицу, я открываю рот, чтобы задать вопрос, на который он тут же отвечает.

— У тебя пепел на лице, сладкая. Возможно, это моя вина.

Я улыбаюсь ему, пока он чистит мое лицо. А после этого я мягко и нежно целую его на прощание.

— Скоро увидимся, — шепчу я.

— Считаю часы, Дина.



Глава семнадцатая

Адина


Мои ладони погружены во тьму.

Пока я спешу из швейной комнаты, по моим рукам растекается черная ткань. Улыбаюсь, глядя на шелковое платье, будучи не в силах сдержать радость. Это, может быть, мое самое красивое творение, и не могу представить более красивого человека, который мог бы его надеть.

Коридоры заполнены слугами: все готовятся к стремительно приближающемуся финальному балу. С этой мыслью я ускоряю шаг, лавируя среди толпы Гвардейцев, направляющихся в бальный зал. Меня не было там на первом балу — и, если уж на то пошло, и на втором — поскольку я проводила время с Маком в Форте. Но, тем не менее, я слышала о нападении.

С тех пор число Гвардейцев значительно возросло. Вздрагиваю, несмотря на возросшую степень безопасности, которое они дарят.

Плюшевый ковер смягчает мои шаги, и это ощущение внезапно меня отвлекает. Могу себе представить, как сложно было бы разбудить Пэй, если бы ковер в нашем Форте был таким же удобным. Но если она победит в этих Испытаниях, то мы первым делом найдем что-то столь же мягкое…

Я внезапно врезаюсь в кого-то очень твердого. Подняв голову, я встречаюсь c рассеянным взглядом. Эти серые штормовые глаза — да поможет мне Чума — принадлежат принцу Каю.

Я исполняю реверанс, прижимая к груди шелковое платье, чтобы оно не выскользнуло из моих потных ладоней.

— Принц Кай, я вас не заметила! Этот ковер ужасно отвлекает.

На этот раз я успеваю прикрыть рот, прежде чем окончательно испорчу ситуацию. Когда мой взгляд наконец отрывается от его черной рубашки, я с облегчением замечаю на его лице удивление.

Чума, он так красив.

Надеюсь, он не заметит, как я качаю головой, пытаясь выбросить из нее эту мысль. Ведь у меня уже есть свой красивый парень. Хотя я могу признать, что Пэй очень повезло.

Уголок его рта приподнимается.

— Ты, должно быть, Адина.

— Да? — отвечаю я, и из-за моего замешательства слово звучит как вопрос. — Как вы… — я отступаю в сторону, пропуская спешащего слугу. — Как вы узнали?

— Что ж в этом замке есть только одна девушка, которая осмелится надеть на вечерний бал что-то, кроме зеленого, — он пробегает взглядом по ткани в моих руках, — что означает, что ты ее швея из Лута.

Я моргаю.

— Эм, да, это так, — и с улыбкой добавляю:

— Вы весьма наблюдательны!

Он продолжает рассматривать плать.

— Я провожу много времени с твоей подругой-экстрасенсом.

Я прикусываю язык.

Очень странно знать об обмане, в который верят все остальные. Улыбаюсь ему, чувствуя гордость за то, что храню тайну Пэй.

— О, я знаю, — мои глаза расширяются. — Вернее, приятно это слышать, Ваше Высочество!

И снова эта легкая усмешка.

— Значит, для этого вечера она выбрала черный.

Я бросаю взгляд на платье.

— Да, именно так. И не сомневаюсь, что она будет выглядеть сногсшибательно.

— В этом я с тобой соглашусь, — медленно произносит он. — Она определенно привлечет внимание, что неудивительно.

Внимательно глядя на него, я в этот раз осторожно подбираю слова.

— Значит, вы не против того, что она наденет не зеленый цвет?

Он почти не задумывается над вопросом.

— Конечно. Не хочу, чтобы она сливалась с толпой.

Мои губы изгибаются в улыбке. Будущий Силовик совсем не похож на своего брата. Кажется, что Кай предпочел бы, чтобы Пэйдин выделялась. Чтобы ее заметили.

Вот так я решаю, за какого красавчика-принца буду болеть. Какой бы трагичной ни была их история и какими бы противоположными ни были их роли в жизни, Кай — единственный, кто предназначен Пэйдин. Возможно, в следующей все будет иначе.

— Приятно слышать, — тихо отвечаю я.

Он небрежно закатывает рукава своей рубашки и произносит:

— Почему тебя это отвлекло?

— Простите?

Он кивает под ноги.

— Ковер.

— О! — я пожимаю плечами, стараясь подобрать нужные слова. — Я пыталась запомнить, как именно он ощущается под ногами. Чтобы мы c Пэй могли найти такой же пушистый для нашего Форта.

На его лице мелькает эмоция, которую я не могу их распознать. Темные ресницы, обрамляющие его светлые глаза, на мгновение вздрагивают, и кажется, что он хочет что-то сказать. Вместо этого он отступает назад, завершая наш разговор одним движением. Коротко кивнув, он говорит:

— Надеюсь, вы найдете этот ковер, — затем он поворачивает голову, ухмыляясь через плечо.

— Ты скорее доберешься до ее комнаты, если пройдешь сквозь стену. Поверь, я делал это много раз.

С этими словами Силовик удаляется по переполненному коридору, а Гвардейцы расступаются перед ним.

Я растерянно моргаю, глядя ему вслед. Внезапно мне становится трудно дышать.

Как я могла забыть, кто он такой?

Я только что встретила равного Маку. Человека, который мог бы убить его в мгновение ока. Все потому, что у них одна и та же способность. Казалось, что сила, волнами исходящая от принца отличается от силы Владетеля, скрывающегося в Луте. Хотя в чем-то они были схожи, оба навевали дурные предчувствия.

Я качаю головой, гудящей от мыслей, и уже собираюсь идти дальше, как останавливаюсь, засмотревшись на стену.

Может быть, мне стоит прислушаться к его совету.

Пройдя сквозь стену, я оказываюсь в нескольких шагах от спальни Пэй и вздыхаю с облегчением, когда, наконец, распахиваю дверь.

— Пэй, надеюсь, ты готова к тому вниманию, которое привлечешь в этом платье!

Ее голова выглядывает из-за ширмы, и серебристые волосы двигаются в такт.

— Я очень надеюсь, что ты преувеличиваешь.

Приблизившись к месту, где она прячется, я вижу раздраженную Элли в борьбе с серебристой копной волос. Но это извечная проблема, о которой не стоит беспокоиться.

Вместо этого я разворачиваю платье, прикладывая его к себе.

— Скажи мне, — отвечаю я с самодовольной улыбкой. — Ты не думаешь, что это платье достойно внимания членов королевской семьи? Особенно одного конкретного?

Пэй замирает, глядя на платье перед собой, ее глаза пробегают по его длине.

— Боюсь, что да.

— Отлично! — удовлетворенно пожимаю плечами. — Значит, я прекрасно справилась.

— Адина, — фыркает Пэй, несмотря на восхищение, отражающееся на ее лице. — Ты, возможно, слишком хорошо справилась.

— Ты что, беспокоишься, что кое-какой принц упадет на колени при виде тебя? — мечтательно говорю я.

Щеки Пэй краснеют, когда она скрещивает руки и произносит:

— Понятия не имею, о чем ты, Ади.

Я прижимаю палец к губам.

— Хм. Ну, его имя рифмуется со словом «глаз»5

— И со словом «парень»6, — мягко добавляет Элли.

Мое лицо озаряется.

— О, и я только что разговаривала с ним в коридоре.

Она разворачивается так быстро, что я едва не набираю полный рот ее серебристых волос.

— Не может быть.

Вздохнув, я блаженно улыбаюсь.

— Может.

— О чем вы могли говорить? — раздраженно интересуется она.

— Хм, дай-ка подумать. Какие у нас могут быть общие интересы? — я лукаво улыбаюсь. — О, точно. Ты!

Элли хихикает, а Пэйдин сдерживает стон.

— Чума, может быть, мне лучше не знать.

— Ну, в итоге, — все равно продолжаю я, — он согласился, что ты будешь выглядеть сногсшибательно сегодня вечером. И он точно захочет c тобой потанцевать.

Я сжимаю губы. Он не произносил этих слов, но Пэй не обязательно знать об этом. И, кроме того, я уверена, что он об этом думал.

Пэй вздыхает, не переставая крутить кольцо на большом пальце.

— Не напоминай мне.

Я хмурюсь.

— Что-то случилось?

Она грустно смеется.

— Слишком много всего произошло.

Я помогаю ей снять оставшуюся одежду, прежде чем она наденет платье.

— Расскажи мне все, — говорю я, желая узнать о каждой детали.

Она просовывает руки в элегантные, свободно свисающие рукава.

— Можно я расскажу после Испытания, Ади? — ее голос звучит устало. — Я все еще пытаюсь это переварить.

Я помогаю ей подтянуть корсет.

— Конечно, Пэй. Тебе нужно сосредоточиться на Испытаниях.

Говорю это, чтобы унять свое чувство вины. Я еще не рассказала ей о Маке и о каждом мгновении, который провела с ним. Она знает, что у меня есть привычка к кому-то привязываться, но будет последней, кто обо всем узнает.

— Спасибо, Ади, — с облегчением улыбается Пэйдин.

— Не благодари меня, — я размахиваю пальцем, призывая ей развернуться. — Я еще не затянула твой корсет.

— Чума, — бормочет она. — Если бы это платье было хоть немного менее красивым, я бы не дала тебе надеть его.

— Да ладно, — поддразниваю я. — Тебе нравится наряжаться, даже если ты не признаешь этого. Разве не так, Элли?

— Ну… — Элли колеблется. — Кажется, ты и правда наслаждаешься этим…

Пэй фыркает, но затихает, когда я тяну за шнурки на ее корсете.

— А по-моему, мне совершенно точно не нравится, когда я не могу дышать.

— Но от тебя захватывает дух, — я пытаюсь сдержать смешок. — В буквальном смысле.

— Мне кажется, ты слишком этим наслаждаешься, Ади, — она задыхается.

— Быть может, это мой последний шанс нарядить тебя, — я затягиваю шнуровку, за что получаю недовольное ворчание в свой адрес. — Так что я должна им воспользоваться!

После многочисленных просьб Пэй я наконец завязываю шнурки на корсете и разворачиваю ее, чтобы полюбоваться своей работой. Большая часть лифа прозрачная, и показывает ее загорелую кожу под бусинами и узорами на корсете. Изящные рукава, свисающие c ее плеч, носят исключительно декоративный характер, поскольку не поддерживают платье.

Мои глаза осматривают подол платья и разрезы по бокам. Пэйдин раздвигает ткань, чтобы пристегнуть серебряный кинжал к бедру, затем выпрямляется и переводит взгляд на нас с Элли.

— Ну как? Что думаете?

— Ты выглядишь прекрасно, Пэйдин, — улыбаясь, отвечает Элли.

Нежеланные слезы щекочут мне глаза при виде этой картины.

— Ты выглядишь опасно. Но самым элегантным образом.

Она словно тает от моих слов.

— Возможно, это самый лучший комплимент, который я когда-либо получала.

Элли вздыхает.

— Тебе скоро надо быть в бальном зале, а я все еще не знаю, что делать с твоими волосами.

— Нужно что-то простое, — предлагаю я. — Может, собрать их наверх? Я хочу видеть ее ключицы.

Элли соглашается, собирая волосы Пэй в свободный пучок на затылке, позволяя прядям свободно обрамлять ее лицо.

Я складываю ладони перед собой, сияя от удовольствия.

— Великолепно! Теперь ступай, пока не опоздала!

Пэйдин легко смеется, протягивая руки, чтобы сжать мои.

— Спасибо, Ади. Не могу выразить, как сильно люблю каждое платье, которое ты для меня создала.

— Я знала, что ты полюбишь их, — лукаво говорю я. — Так же, как и я.

— Так же, как и тебя, — она улыбается. — Конечно же.

Моя улыбка вдруг сменяется на более серьезное выражение.

— Обещай, что вернешься ко мне после этого Испытания?

— Обещаю, что постараюсь изо всех сил, — искренне шепчет она. — Еще одно, и я буду свободна. Мы будем свободны.

Мои губы расплываются в неожиданной улыбке:

— Я все время буду болеть за тебя, Пэй.

Мы некоторое время смотрим друг на друга, прежде чем я начинаю подталкивать ее к двери.

— Ну все, иди танцевать со своим принцем!

— Вряд ли я смогу этого избежать! — отвечает она, бросая улыбку через плечо и исчезая в коридоре.

Как только за ней закрывается дверь, Элли поворачивается ко мне.

— Ты идешь к своему парню?

Я сияю.

— Да, верно, — собрав тканевую сумку, я направляюсь к двери с блаженной улыбкой. — Вернусь завтра, как раз перед Испытанием, так что не волнуйся. Хотя не уверена, смогу ли выдержать это зрелище.

Попрощавшись с Элли, выхожу в коридор и подавляю желание запрыгать от волнения. Я в предвкушении нашей ночи в Форте и…

И внезапно кто-то встает у меня на пути.

Это слуга. Он молод и робок, и смотрит на меня с неуверенностью.

— О! — восклицаю я. — Привет.

Но он не отвечает на мою любезность и вместо этого лишь произносит заученную фразу:

— Король желает увидеться с вами этим вечером.


Глава восемнадцатая

Макото


Направляясь к Форту, я чувствую себя безумно счастливым.

Я не могу вспомнить, когда в последний раз был так рад, даже когда рядом была Гера.

Гера.

Мне кажется неправильным наслаждаться жизнью, когда ее больше нет, но я все еще оплакиваю ее каждый день. Вижу ее в улыбающихся прохожих, вспоминаю, как она своими фокусами смешила детей и восхищала взрослых. Слышу ее в звуках заточки лезвия, вспоминая, как она умоляла меня позволить ей попробовать, когда мы были детьми. Я чувствую ее запах в дожде перед надвигающейся бурей.

Она повсюду, и в то же время, нигде.

Я скорблю один. В тишине. Хоть и на одну ночь, но я позволил себе быть слабым в объятиях Адины.

Но другие наверняка уже давно позабыли о Гере, как об очередной жертве Испытаний, в которых у нее не было ни шанса. Я стараюсь не думать о том, какую роль сыграл в ее смерти, или о своей неудачной попытке ее спасти.

Это слишком больно. Подумать только, я лишил ее свободы. Нашей свободы.

И сейчас я не могу сбежать. Не тогда, когда Адина все еще здесь.

Расталкивая людей, пробираюсь сквозь переполненную улицу, что постепенно пустеет к вечеру. Пока я пробираюсь к знакомому тупику, до моих ушей доносятся обрывки скучных разговоров.

Мне трудно сдержать улыбку при виде ее приветственного красочного плаката. Он так похож на нее: такой же уютный, невинный и милый.

Хотя ее поцелуй совсем не был таким.

Ну, вначале, может быть. Но затем она быстро ответила на мой порыв.

Ее губы двигались в такт моим, завораживая. И если бы в тот момент она попросила меня о чем-нибудь, я, боюсь, не смог бы ей отказать.

Перешагнув через барьер, я сажусь на временно отведенную мне часть ковра. С каждой секундой я все больше чувствую неловкость. Пэйдин явно не стоит переживать, что я могу занять ее место.

Эта мысль перетекает в другую, и я внезапно начинаю задумываться, рассказывала ли Адина обо мне своей лучшей подруге. Но эта мысль быстро перерастает в более тревожную: что Адина действительно рассказала своей подруге обо мне. О моей силе. И все королевство гудит о том, как близки стали участница и будущий Силовик за время этих Испытаний. Всего лишь одна ошибка заставит принца понять, кто я такой…

Отмахиваюсь от череды беспокойных мыслей. Меня заверили, что Дина умеет хранить секреты. Хотя у меня нет этому подтверждения.

Я ерзаю, сидя на ковре, изо всех сил стараясь ни к чему не прикасаться. Нетерпеливо ожидая прихода Адины, я вытаскиваю небольшую коробочку из кармана жилета, что она сделала. Крышка легко соскальзывает, позволяя мне полюбоваться ее содержимым.

Игла немного крупнее тех, что я видел у нее раньше. Даже при тусклом свете серебро сверкает. Я едва могу различить изящные полумесяцы, выгравированные по всей длине.

Я никогда не дарил подарков. По крайней мере не таких.

Не что-то, что создано с любовью или из желания. Лишь то, что необходимо.

Это правда, вот, что ужасно. Я хочу ее.

Как она это называла? «Упасть в меня»7?

Я смотрю на сверкающую иглу, словно она может призвать Адину в этот переулок, в мои объятия. Потому что где-то по пути она сбила меня с ног. И теперь у меня нет возможности остановить свое стремительное падение.

Проходит время. Переулок погружается в темноту. Я прячу подарок обратно в карман. Веки тяжелеют, и я опираюсь спиной на грязную стену.

Где же она?

Сомневаюсь, что она пропустила бы нашу встречу в Форте без веской причины. Скорее всего, ее задержала Пэйдин. Возможно, ей пришлось помогать в решении какой-то модной проблемы.

Я улыбаюсь при этой мысли. Наверняка она сейчас восторженно раздает всем советы по поводу одежды и стиля.

Вздохнув, я поднимаюсь на ноги.

Она, безусловно, занята. И она будет извиняться передо мной за то, что просто выполняла свою работу. Я скажу ей, что теперь она должна мне поцелуй. Может, два. Или даже дюжину.

С другой стороны, мне не придется ночевать в Форте.

Выйдя на пустынную улицу, я пробираюсь обратно в лавку. Замечаю кривой плакат на стене и пытаюсь разглядеть его в темноте.

Как и ожидалось, он посвящен финальному Испытанию, которое состоится завтра. Я с горечью закатываю глаза, предвкушая пять лет спокойствия, прежде чем эти Испытания снова начнут нас преследовать.

Мой взгляд цепляется за крупную надпись в самом центре плаката:

«Завершающее Испытание этого года пройдет на Арене Чаша — все желающие могут прийти и посмотреть».

В любой другой год это не имело бы для меня никакого значения. Испытания и так обычно проходят на арене для развлечения королевства. Но этот год оказался особенным. В этом году соревнования на арене еще не проводились.

Уже собираюсь забыть об этом, как вспоминаю, кто там будет.

Адина.

Она будет на трибунах, наблюдая за своей лучшей подругой и прикрывая глаза руками. В прошлом я никогда не осмеливался войти в Чашу, чтобы понаблюдать за Испытаниями, но тогда у меня не было Адины.

Я мог бы удивить ее. Сесть рядом. Поддержать ее.

Это опасно, но это ради Дины.

Я провожу ее обратно в Форт — уже одно это будет для нее сюрпризом. А потом я подарю ей подарок, который все еще надежно хранится в моем кармане. Она будет визжать, а я улыбаться только для нее.

Сворачиваю в переулок, ведущий к моему магазину, едва сдерживая улыбку.

Потому что впервые в жизни я с нетерпением жду возможности пойти на Испытание.


Глава девятнадцатая

Адина

Возможно, я больше никогда его не увижу.

Никогда не увижу ту улыбку, которая проскальзывает на его лице, когда мы вместе.

Никогда не увижу его в том жилете и не смогу обнять так крепко, как хотела бы прямо сейчас.

Никогда не увижу ту серебристую прядь волос, которая меня так успокаивала.

Никогда не увижу, как мы влюбимся друг в друга.

Но хуже всего то, что я, возможно, никогда не смогу извиниться за то, что пропустила наше свидание в Форте.


_________


В подземельях холодно.

Что ж, этого следовало ожидать. Хотя я и не планировала испытать это на собственном опыте.

Влажная стена, к которой я прижимаюсь спиной, заставляет пожалеть о том, что на мне не было свитера, когда король вызвал меня. Или, может быть, моего жакета с кружевной отделкой. С другой стороны, мне бы не хотелось впервые надевать его в подземельях, где никто, кроме Гвардейцев, не смог бы полюбоваться моей работой.

Я закрываю глаза от одиноко мерцающего света за решеткой и прислоняюсь пульсирующим виском к каменной стене. Мой желудок оказался гораздо разговорчивее всех, кто здесь находится — он громко урчит от нарастающего голода. Приоткрыв глаз, я смотрю на черствый хлеб, небрежно брошенный в угол моей камеры. Поморщившись при одной только мысли о том, чтобы пошевелиться, я злобно прикусываю язык, придвигаясь ближе. От кандалов, стягивающих лодыжки, у меня щиплет глаза, а кожа рвется, словно тонкая ткань. Ржавый металл до крови натер мне кожу, оставив под ней красные волдыри.

Тяжело вздохнув, я тянусь за хлебом.

Я знаю, что увижу. Я даже зажмуриваюсь, чтобы отсрочить неизбежное, чтобы притвориться, что это кошмар, от которого меня разбудит Пэй. Потому что она всегда так делала. Она всегда находила способ побороть страх, быть сильной за нас обеих. Я чувствовала прикосновение ее пальцев к кривой челке, которую она мне постригла, и этого успокаивающего жеста было достаточно, чтобы вырвать меня из сна. После чего я склоняла голову к ее плечу, и мы сидели рядом, наблюдая за звездами, пока те не растворялись в утреннем свете.

Но это не Форт. Здесь нет ни звезд, ни плеча, на которое можно было бы опереться. Окончательно проснувшись, я открываю глаза и…

При виде своих пальцев я едва сдерживаю рыдание. Лучше бы они связали мне руки за спиной, хотя бы для того, чтобы я не могла на них смотреть.

Не знаю, почему они это сделали. Или почему я вообще здесь.

Я кричала, когда они начали ломать мне пальцы, умоляла, несмотря на боль, пощадить то единственное, ради чего я жила. Мои пальцы — мое ремесло, мое утешение, моя связь с прошлым, которое мне удалось пережить.

А потом я заплакала.

Сначала это было тихое горе, слезы текли из-под опущенных век. Но я никогда не отличалась выдержкой. Вскоре я уже рыдала от звука ломающихся костей и разбитой мечты.

Лишь когда моя вытянутая рука становится размытой, я понимаю, что плачу. Снова. С тех пор как король приказал бросить меня сюда, я только и делаю, что плачу. Почему это произошло? Я до сих пор не могу разобраться. Хотя, возможно, я была поглощена другими мыслями.

Всхлипывая, тянусь к хлебу и с усилием вздыхаю, когда цепи на моих лодыжках туго натягиваются. Боль становится невыносимой. Я не такая, как Пэй. Я не привыкла к такой боли. Я привыкла к исколотым пальцам и уставшим рукам, но не к ноющему телу и сломанным костям.

Хрипло вздыхаю, облокотившись на стену.

На самом деле в этом нет ничего страшного. Я привыкла быть голодной. На самом деле, я даже не хочу этот черствый хлеб.

Мой желудок протестует. Очень громко.

Я уже собираюсь напомнить ему, что мы и дольше страдали без еды, поэтому не надо делать из этого трагедию, как вдруг тени начинают говорить. Это так странно.

— Ты не могла бы быть потише? Я пытаюсь уснуть.

Я вздрагиваю от грубого голоса и прищуриваюсь, вглядываясь в соседнюю камеру.

— Я-Я ничего не говорила, — мой голос хриплый и шершавый, словно шерсть.

— Да, — ворчит мужчина, — но твой желудок чертовски много болтает.

— Верно, — вздыхаю я. — Я вообще довольно болтливая.

Я обвожу глазами слабые очертания фигуры, сидящей в углу камеры, ближе всего к хлебу. Возможно, он сможет достать его для меня.

— Давай так, — начинаю я весело. — Если ты бросишь мне этот хлеб, мой желудок успокоится. Так что мы оба получим то, что хотим: я поем, а ты сможешь уснуть.

Он, кажется, находит это забавным. Конечно, если предполагать, что исходящий от него шум действительно является смехом.

— Правда? И откуда ты знаешь, что я сам не съем этот хлеб?

— Так ты здесь за кражу?

— Нет. Хуже.

— Тогда я рискну, — весело говорю я. — Судя по всему, у тебя нет опыта в воровстве.

Он снова издает тот звук, который я принимаю за смех. Затем он перемещается, просовывая костлявые пальцы между прутьев, чтобы достать мой хлеб. После, когда ему удается ухватить буханку, он с грубым ворчанием швыряет ее мне. Хлеб катится и останавливается, столкнувшись с моей ногой.

Улыбаюсь находящемуся в тени человеку.

— Видишь, ты не вор. Спасибо, — я замираю, глядя на свои пальцы. Изуродованные, сломанные и бесполезные.

Боль парализует.

Опускаю хлеб на ладонь, вздрагивая от ощущения. Через мгновение я набираюсь смелости, сжимаю хлеб обеими руками и пытаюсь поднять ко рту.

Слезы стекают по щекам, но я откусываю кусок. Потом еще один. И каждый из них — черствый и соленый от моих слез.

— Что ты сделала, малышка? — раздается голос, прерывая мои всхлипы.

— Я… — всхлипываю. — Я была швеей. Раньше была швеей. — На моих губах появляется тень улыбки. — Лут всегда нуждался в помощи в плане моды. У меня был небольшой бизнес по продаже одежды. Моя лучшая подруга, участвует в Испытаниях, знаешь ли. Хотя, — я хмурюсь, — ты, наверное, вряд ли знаешь о ней, раз уж ты давно здесь. В общем, она добывала мне ткани, а я шила из них наряды. Конечно, я всегда позволяла ей первой выбрать что-то из того, что я создавала. Ох, а еще я сшила для нее жилет со множеством карманов, потому что, скажем так, она была опытной воровкой…

— Нет, малышка, — кажется, он раздражен. — Черт, ты действительно много болтаешь, не так ли? Я спросил, что ты сделала, почему оказалась здесь?

— Ох. Эм. Твоя догадка так же хороша как и моя, — говорю я, пытаясь прожевать жесткий хлеб. — Однажды я пыталась что-то украсть. Это закончилось плохо. Пэй все еще удивляется, как я могу быть такой ужасной воровкой, будучи Фэйзером, — я откусываю еще кусок. — Она всегда говорит, что если бы могла проходить сквозь стены, то была бы непобедимой. И очень богатой.

— Что, тебя просто бросили сюда без всякой причины? — он фыркает. — Не похоже, что ты Обычная или что-то в этом роде.

При мысли о том, что это могло случится с Пэйдин, у меня внутри все переворачивается.

— Нет. Нет, я определенно Элитная. Но это мне здесь не поможет, — я смотрю на каменные стены и чувствую, как Безмолвие подавляет мои способности, из-за чего я не могу просто взять и пройти сквозь эти решетки.

Он вдруг становится серьезным.

— Интересно, что они собираются с тобой сделать.

— Что ж, — я поднимаю руки, чтобы он увидел, — они вряд ли смогли бы сделать что-то похуже.

— Да, — грубо произносит он, — я слышал, как это случилось.

— Тогда извини, что не давала тебе спать, — говорю я без особого энтузиазма. Он смеется, заставляя меня улыбнуться. — Ита-ак, — растягиваю я, — что ты сделал, чтобы оказаться здесь?

Я чувствую, как он смотрит на меня.

— Нечто, за что меня заслуженно отправили в это подземелье. В отличие от тебя.

— Люди могут меняться, — тихо говорю я.

— Не я.

— Не знаю, — весело отвечаю я. — Помощь незнакомцу — это, наверное, первый шаг к самосовершенствованию.

Почему-то мне кажется, что он улыбается.

— Как тебя зовут, малышка?

— Адина. Но мои друзья — точнее, подруга — зовет меня Ади8, — в ответ он лишь фыркает. — А тебя как зовут?

Его тон звучит почти обвиняюще.

— Почему тебя это интересует?

Я пожимаю плечами.

— Может быть, я пытаюсь завести еще одного друга.

Не знаю, почему, но он смеется над этим.

— Тебе не стоит со мной дружить, малышка. Все мои друзья умирают.

— Значит, тебе нужно больше друзей.

Еще один грубый смешок.

— Ты говоришь верные слова, малышка. Ладно. Меня зовут Ал.

— Ал? — повторяю я. — Это сокращение от чего-то?

— Понятия не имею, — он кашляет, почти задыхаясь. — Никогда не разговаривал с родителями. Сколько себя помню, я всегда был сам по себе.

— Понятно, — тихо отвечаю я, вспоминая, что тоже никогда не знала своего отца. Мое молчание, кажется, выбивает его из колеи и заставляет его заговорить.

— Да, и у меня нет друзей, которые могли бы дать мне прозвище.

— Ну, теперь у тебя есть, А9.

— Что? — переспрашивает он. — Разве это не твое прозвище, малышка?

— Да, данное мне Пэй. А ты, похоже, остановился на слове «малышка».

Он смеется, и этот звук заставляет меня улыбнуться.

— Ты абсолютно особенная, ты знаешь об этом, малышка?

Я кидаю остатки буханки в его сторону и наблюдаю, как он неохотно ее поднимает.

— Спасибо, А. Я…

Тяжёлые шаги эхом отражаются от стен темницы, заглушая мои слова.

Дверь камеры распахивается, и меня внезапно окружает толпа Гвардейцев. Двое из них поднимают меня с земли, не обращая внимания на мои сломанные пальцы. Я кричу, пытаясь защититься от них руками, и…

Вдруг начинаю задыхаться.

Они заткнули мне рот чем-то, похожим на хлопковую тряпку, которая заглушает мои крики, пока они тащат меня из камеры в коридор. Я в ярости, мои глаза встречаются с глазами Ала по ту сторону решетки. Теперь я вижу его лицо, покрытое морщинами и наполненное тревогой. Он качает головой, съежившись в своем углу.

Все его друзья в конечном итоге погибают. И я начинаю думать, что я не исключение.

Он отворачивается от очередного обреченного друга, его образ размывается, а мои веки начинают смыкаться.

А затем…

Затем ничего.

Тьма и ослепляющая боль — это все, что я помню.


Глава двадцатая

Макото

Люди выстраиваются на пути к Чаше, словно на параде. Солнце опаляет мою склоненную голову, отчего я покрываюсь потом. Оглядываюсь вокруг, рассматривая сотни илийцев, появляющихся со всех сторон. Кажется, что все трущобы собрались, чтобы увидеть исход финального Испытания.

Я чувствую давление каждой способности, что прибавляет весу ногам. Следуя за течением, я сливаюсь с окружающими фигурами и продолжаю путь к возвышающейся арене. При других обстоятельствах дорога заняла бы чуть больше часа. Но с такой толпой и их раздражающей способностью передвигаться как можно медленнее, это занимает гораздо больше времени.

К тому времени, как мы подходим к одному из многочисленных тоннелей, ведущих в Чашу, солнце достигает самой высокой точки. Покрытая бетоном арена выглядит холодной и неприветливой.

Разговоры и шаги эхом отражаются от арки тоннеля, через который мы проходим, прежде чем перед нами приподнятая над Ямой.

Ряды сидений, тянущихся к небу, заполнены тысячами ликующих Элитных. Размер этого места сам по себе устрашает, не говоря уже о том, что происходит ниже, в самой Яме. Гигантский лабиринт из зловещих живых изгородей тянется вдоль песка, окружая большую площадку в центре.

Я стою, глядя на арену, пока люди проходят мимо в поисках места. Только тогда я вспоминаю, что мне тоже необходимо найти его, и продолжаю двигаться дальше.

— Вы должны не только первыми добраться до центра…

Из большого стеклянного куба, дальше по пути, разносится громкий голос.

Король.

Сглатываю, чувствуя, как годы страха подступают к моему сжимающемуся горлу. Всегда считал, что день, когда я увижу короля, станет для меня последним. Но у меня еще есть время.

— … но и убить того, кто ждет вас там, — заключает он. Его глаза осматривают арену, и я нелепо беспокоюсь о том, что он найдет меня.

Однако его слова меня волнуют меньше всего. Меня не удивляет его готовность пожертвовать заключенными ради хорошего шоу. Все, что угодно, лишь бы повысить ставки для участников.

Оставшаяся часть его речи уходит на второй план, поскольку я направляю свое внимание на поиск того единственного человека, ради которого я здесь.

В моей крови гудят сотни способностей, и мне сложно подавить их, чтобы найти ее. Я почти не пользовался силой, которой обладаю, учитывая, что всю свою жизнь мне приходилось ее скрывать. Так что я задерживаюсь на первом слабом Фэйзере, которого могу найти.

Испытание начинается, и пространство наполняется криками и топотом ног. Моя внимание рассеивается. Я наблюдаю за тем, как участники мчатся сквозь густую листву к центру арены.

Закрыв глаза, я снова погружаюсь в поиск ее способности. И на этот раз, когда она щекочет мою кожу, я цепляюсь за нее.

Следуя за этим ощущением, я иду по проходу и осматриваю трибуны. С каждым шагом она становится все сильнее, все ближе.

До тех пор, пока не перестает нарастать.

Сила слабо гудит под кожей, и независимо от того, как далеко я прохожу, радиус ее действия не увеличивается.

Не успеваю оглянуться, как обхожу всю арену, отчаянно пытаясь зацепиться за ее яркую улыбку в толпе. Или, может быть, ее активную жестикуляцию руками, когда она увидит, что я приближаюсь.

Ничего.

Я резко останавливаюсь и разворачиваюсь. Замешательство поднимается к горлу и вырывается изо рта в виде разочарованного вздоха.

— Где же ты, Дина? — бормочу я в сторону раскинувшихся надо мной трибун.

Может быть, я сосредоточился не на том Фэйзере. Может быть, я ищу не свою Адину, а кого-то другого.

Снова закрываю глаза, заставляя себя сфокусироваться. Но эта сила кажется знакомой, очень личной. Она меня притягивает, и я понимаю, что это может быть только она.

И меня ведет вправо.

Я приоткрываю один глаз, находя рядом с собой лишь перила арены, и фыркаю, качая головой. Со мной явно что-то не так. Неужели Безмолвие, покрывающее трибуны, мешает моей способности даже чувствовать силы?

Попробовав снова ощутить ее, я быстро поворачиваюсь к перилам.

Вглядываюсь в Яму, рассматривая листву лабиринта, а над ней трансляцию записи происходящего. Пепельно-серебристые волосы подсказывают мне, что в данный момент передают изображение Пэйдин, пробегающей между изгородями.

И меня снова тянет.

Мой взгляд скользит по сцене, останавливаясь на песчаной поверхности в центре.

Я вижу фигурку. Маленькую и напуганную.

«… но и убить того, кто ждет вас там».

Так вот, как выглядит тот преступник, которому не повезло перенестись из тюрьмы в гораздо худшие условия.

Я моргаю, глядя на фигуру.

И внезапно у меня пересыхает во рту.

Мне приходится хвататься за перила перед собой, чтобы не упасть на колени.

Потому что я знаю эти темные волосы, эти кудри, подпрыгивающие при каждом испуганном повороте головы.

Я могу различить эти кривые пряди челки с того места, где стою.

Мой крик заглушает ревущая толпа.

Я нашел ее.

В сердце Испытания.


Глава двадцать первая

Адина


В Яме очень жарко.

Хотя, полагаю, этого можно было ожидать.

Я прихожу в себя от топота ног. В ушах звенит гул тысяч голосов, когда ко мне постепенно возвращаются чувства. Как только я раскрываю тяжелые веки, то ужасаюсь от вида окружающей меня живой изгороди.

Встать на ноги оказывается крайне трудно: мои ноги и руки связаны. Растерянно разглядываю кустарники вокруг, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за густой листвы. Хоть теперь я и не вижу свои пальцы, боль все равно не дает о себе забыть. Я стараюсь игнорировать образ треснувших костей и опухших суставов, который настойчиво мелькает в сознании.

Должно быть, вижу сон. Скорее, кошмар. Пэй придет ко мне, проведет пальцами по моему вспотевшему лбу, и мы устроимся под звездами за нашим Фортом. Ведь мысленно я именно там. Именно там я хочу быть физически.

Но я не там.

Под моими босыми ногами горячий песок, и солнечные лучи пробиваются сквозь лозы над головой. Это место — стена зелени, клетка из листвы, которая давит на меня. Это место одновременно чуждо и знакомо.

Мои глаза расширяются от осознания.

Это и есть Яма.

Почему я в Яме? Я не могу быть в Яме. Сегодня же должно быть последнее Испытание и…

Разве я не проснулась на последнем Испытании? Не может быть… Почему я вообще здесь?

Медленно поворачиваюсь, пытаясь бороться c путами, связывающими мои лодыжки. Голова болит от удара, от которого я потеряла сознание, мое зрение мутное.

Громкие шаги и нарастающие возгласы — единственные признаки того, что Испытание началось.

Я стою, не двигаясь, оглушенная, в надежде, что все это происходит лишь в моем воображении.

Пэй найдет меня. Она знает, что делать. Она всегда знает, что делать.

Капли пота скатываются по моему лицу. Пальцы пульсируют от боли. Голова болит. Живот урчит.

Кажется, что время замедляется. Я слышу приглушенный крик и поворачиваюсь в его сторону.

Этот ужас не может принадлежать Пэйдин. Нет, она сильная, она в безопасности, возможно, она уже прямо за этими кустами и вот-вот меня найдет. Терпение никогда не было моей добродетелью.

Четыреста девяносто три.

От скуки я начинаю считать секунды.

Я плохо стою из-за дрожи в ногах.

Четыреста девяносто четыре, четыреста девяносто пять, четыреста девяносто шесть…

Не совсем понимаю, что представляет собой это Испытание, но уверена, что мне досталась самая ужасная роль. Трудно не заметить, как пульсируют мои пальцы, и не думать о том, что меня бросили сюда не случайно.

Что им нужно от бесполезной швеи?

Пятьсот двадцать один, пятьсот двадцать два, пятьсот двадцать три…

Пэй обязательно победит.

Ее награда будет заключаться в том, чтобы найти меня.

Со всех сторон раздаются крики, звучат имена, которые я не могу разобрать.

Они знают, что я здесь? Видят, как я пытаюсь удержаться на ногах?

Мир начинает вращаться вокруг меня на пятьсот сорок седьмой секунде.

Горло настолько пересохло, что я едва могу глотать.

Пятьсот пятьдесят два.

Секунда тянется за секундой. Она вот-вот меня спасет.

Загрузка...