Синичка

IV

Так шли дни… недели…

Девушку со двора серого дома занесли на полотно картины, и «Синичка», смеясь, указывала пальцем на пустые глаза и бессмысленную улыбку своего изображения и твердила часто и радостно:

— Я… я… «Синичка».

Это вышла великолепная и страшная по своей красоте и правде картина. А красота и правда дают торжество искусству, дают славу создавшему их творцу.

И бледный человек с добрыми глазами испытывал теперь торжество бога. Он уже не гладил больше спутанные кудри «Синички», не целовал её пустые глаза, не обнимал худенькие плечи…

Картина была кончена. «Синичка» была не нужна ему больше.

Она сидела, забытая, в углу у окна, скрытая от посторонних взоров между папками и картинами, в беспорядке нагроможденными там, и смотрела, как нарядные господа и говорливые дамы приезжали любоваться на новую картину и сулили славу и известность её творцу.

Одна из дам, особенно нарядная и особенно говорливая, выждала минуту, когда все остальные ушли, и, не замечая присутствия «Синички», стала целовать художника в добрые глаза и бледные щеки, так часто и много, как он сам незадолго до этого целовал в последний сеанс бедную «Синичку».

И «Синичка» не выдержала этого зрелища. Она выскочила из своего угла и, вцепившись обеими руками в богатое платье нарядной дамы, твердила, мыча и заикаясь:

— Не смей… мм… не смей… мое… мое…

Нарядная дама сначала вспыхнула, потом побледнела, потом и она и художник заговорили разом громко и много… Дама, не слушая оправданий, ушла в слезах, а рассерженный художник выпроводил виновницу этой сцены, «Синичку», из своей квартиры и запер за нею дверь…

Большая студия, в окна которой так чудесно улыбалось голубое небо, опустела. Бледный художник в бархатной куртке выехал оттуда и увез с собой картину «Счастье в неведении», давшую ему бессмертие и славу.

Он не нуждался теперь ни в скромной студии, ни в сером доме. Он был богат — за картину ему заплатили громадные деньги и увезли ее в Америку…

А там, где высокий желтый забор примыкает к дровяному сараю, где растет крапива и бегают крысы, там не слышно уже больше заунывной песни «Синички», не видно её самой.

Песня затихла. «Синичка» исчезла…

Люди не удивлялись тому, что исчезла «Синичка». Птицы к осени исчезают, улетая в теплые страны, а ведь и «Синичка» была та же птица, по крайней мере с такою же беспомощной и ничтожной душой…

И не мудрено, что «Синичку» очень скоро забыли… Ведь и зло, и добро, и любовь — все скоро забывается в жизни…