ОТ АВТОРА
Все герои и события книги вымышлены. Любые совпадения с реальными людьми случайны. И тем, кому мои вдохновения опять спать по ночам не дают, облегчаю работу: книга написана по мотивам биографии Жаклин Ли Бувье Кеннеди Онассис. Кроме нее у меня музы не было.
ПРОЛОГ
Эта история не о нас, разве что чуть-чуть. Но только потому, что иных уз я не знаю и по-другому чувствовать не умею.
Моей сверкающей Брошке.
«Жена члена Законодательного собрания была уличена в скандальной связи с другим мужчиной», — кричат заголовки газет, пока на документах о моем разводе сохнут чернила. К несчастью, сохнут они недостаточно быстро.
В последние месяцы кажется, что если стряхнуть всю грязь, вылитую на меня таблоидами, то от прежней Ульяны Сафроновой останется не больше половины. Иногда ужасно хочется так и поступить: эгоистично обелить свое имя, рассказав людям правду об этой истории, но, боюсь, не поверят. Все уже давно забыли, кто настоящая и единственная жертва. Да и нужна ли людям честность, пока есть сенсация? Меня называют меркантильной, охотно забывая о том, что я рассталась с мужчиной на самом пике его успеха, к которому мы шли, между прочим, бок о бок. Как они ухитряются это сочетать в своей голове? Без понятия. Но более чем уверена, что реши я указать на этот маленький нюанс, мой слабый писк потонет в дружном хоре громогласных заголовков.
Я утешаю себя тем, что перед самыми близкими и важными людьми я невиновна, а общественное мнение — не более, чем химера: сегодня оно одно, а завтра прямо противоположное. Надеваю эту мысль, как броню, поднимаясь с кровати по утрам. Просто меня заставили выбирать сторону, и я не стала делать вид, что чаши весов в равновесии. И это было правильно. Я все старалась делать правильно и вовремя, но… влюбилась. И теперь уже никто не поверит, что я и не хотела всей этой грязи, всей боли. Что ж, судите. Вот я здесь такая, и ничего уже не исправить.
***
Несколько месяцев назад
— А ну покажи, — велел Сан Саныч, вынуждая Ивана отнять лед от подбитого в ходе спарринга глаза. — Вот ведь ты хорош! — И от досады языком цокнул почти виновато.
Ваня попытался грозно на него зыркнуть, но с начавшей наплывать бровью, да еще сидя на неудобной, низкой лавке это получилось не слишком эффектно, и он решил спустить сенсею — как называли Сан Саныча в зале — ядовитую ремарку.
— Знаешь, что самое пакостное? — фыркнул он, отбросив завернутый в полотенце пакетик со льдом, пользы от которого не наблюдалось. — Сегодня Новийский делает заявление для прессы. Выдвигает свою кандидатуру на выборы. Понимаешь, да? Камеры, репортеры, и начальник службы безопасности с фингалом в пол-лица на экране крупным планом. Лучшей антирекламы бизнесу не придумать, — улыбнулся он мрачновато, уже представляя, что ему на это скажет Зоя вместе с которой они поднимали охранное агентство. На кампанию Новийского возлагали большие надежды благодаря широкой огласке мероприятия, но фингал сводил ожидания на «нет».
Сан Саныч расхохотался и закинул на плечо полотенце.
— А нечего было витать в облаках на спарринге, — с ухмылкой озвучил он прописную истину. — Если предстоит такое ответственное событие, можно и пропустить денек тренировок. А теперь мало того, что тебе разукрасили смазливую мордашку, так еще нервничать в пробках придется.
— Да тут рукой подать, — отмахнулся Иван. О собственной смазливости даже не спорил — давно научился пропускать мимо ушей любые комментарии о своей внешности: и хорошие, и не очень. — И потом, перед подобными встрясками разогнать кровь не мешает.
Но настроение этот разговор немного испортил. Сан Саныч тоже что-то почувствовал и задумчиво потер подбородок, что Ваньку совсем не порадовало. Недомолвки старого друга всегда оборачивались грядущими неприятностями. Нюх у него был на такие вещи. Но только пострадавший открыл рот для вопроса, как послышались голоса: это прибывали новые ребята — галдели, спорили, шутливо перебрасывались шапками. Ваня с Сан Санычем оба были ранними пташками: утро, как правило, принадлежало только им. Какой-то быстро заканчивающийся час, но он был неприкосновенен. Оба мужчины его берегли и нежно любили. Сенсей был тем единственным, кто до сих пор порой клал Ваньку на лопатки, и потому тот каждое утро задавался вопросом: победит на этот раз или нет? Считал день удачным, если это случалось, а всю дорогу до работы самодовольно ухмылялся. Ему это было нужно. Несмотря на то, что юнцом его уже было не назвать, огонь в крови так и требовал подпитки. Потому Ваня каждый день с трудом отдирал голову от подушки в пять утра, выпивал чашку горького черного кофе, брал костюм и туфли, забрасывал их в машину, а сам натягивал спортивный костюм и ехал в тренажерный зал, чтобы снова попытаться сделать свой день чуточку лучше еще на старте.
Отвернувшись от галдящих новоприбывших, Ваня все-таки потребовал от Сан Саныча:
— Давай выкладывай.
Тот посмотрел на него и усмехнулся.
— Экий прозорливый. Я вот подумал: если Новийский баллотируется в Госдуму, то как же Ульянка? Тоже переберется в Москву?
Ваня сжал зубы.
— Ничего об этом не знаю, — ответил резковато.
— А может, так будет правильно? — мягко поинтересовался Сан Саныч. — После всего, что случилось, ей пора жить дальше, своей жизнью. — Заметив, как сжались в кулаки руки парня, добавил: — Не горячись. Ты и сам понимаешь, что я прав.
Глава 1
Сафри
N лет назад… хм, нет, N — мало, возьмем M
© из анекдота про учителя математики
Можно было бы рассказать мою историю с самого начала. С того момента, когда однажды красивая молодая блондинка с двумя дочерями на руках появилась на пороге Петербургского общежития, потратив все средства на расположенные друг напротив друга торцевые комнаты. Но не прижилась, а стала изгоем даже для местной публики, поскольку не вписывалась. Да, можно было бы, но глупо приплетать маму и наше с Илоной неблагополучное детство. Это ни при чем. Пожалуй, отправной точкой перемен стоит считать день, когда мы с сестрой поняли, что настал момент ломать дрова по-взрослому. И на старте череды безумств сестра дала мне сто очков форы.
Вроде бы, ничего не предвещало беды, стоял непогожий осенний петербургский вечер, но я вошла в комнату и еще не успела снять пальто, как Лона громко и нервно выпалила, что выходит замуж. Она стояла такая красивая, сияющая, в нарядном платье, видимо, надетом не случайно, а по просьбе новоиспеченного жениха, и мяла в руках подол. Волновалась, зная, что я не люблю Романа, но все равно спешила сообщить первой именно мне — самому близкому человеку на планете.
Оттого было вдвойне стыдно, что я за нее не порадовалась. Напротив, у меня потемнело в глазах и закончился воздух, как это бывает при панических атаках. Я ничего подобного раньше не испытывала и была уверена, что мой организм просто не в состоянии подвести меня столь глупым и девчачьим образом. Но факты были на лицо, и, игнорируя нараставший звон в ушах, я честно попыталась пересилить себя и сказать то, что полагается. Вышло просто ужасно:
— Поздравляю. Так неожиданно!
Красивое личико сестры сразу померкло, а меж светлых бровей залегла морщинка.
— Мы уже год встречаемся, и все еще неожиданно? — попыталась она надавить.
И зря. Потому что стоило мне оказаться на территории царства по имени «Логика», как я тут же взялась ковать железо, пока горячо. И аргументы посыпались пулеметной очередью:
— Я говорю о том, что ты работаешь на почте. Выдаешь посылки с «AliExpress» за девять тысяч в месяц, Лон. Правда, собираешься на эти деньги устроить праздник, а потом содержать семью?
Я делала только хуже, но не могла замолчать. Сматывала с шеи шарф и убирала на полку дрожащими руками, лишь бы не смотреть на сестру. Мне было больно видеть ее разочарование, но эта идея с замужеством тянула на сумасшествие, и я считала своей обязанностью спустить Лонку на грешную землю. Отложить это глупое решение, а лучше вовсе отменить.
— Я, вообще-то, собираюсь жить не одна, — слабо попыталась она защититься.
Ах, точно, и как это я забыла? Хотя, с чего бы не забыть? Ее избранником был парень со смазливым личиком из семьи с крепким средним достатком. Этим его достоинства, на мой взгляд, ограничивались. Романа устраивало обеспеченное родителями теплое местечко, равно как и то, что на работе его… недолюбливали. Он был уверен, что ему упадет в руки само, раз он такой безупречный. Что ж, с Лоной сработало, хотя меня коробило от одной лишь мысли доверить ему сестру.
Откуда я столько знала о женихе? Стыдно признаться, но как-то раз Лона решила познакомить меня с другом Романа, аргументировав это тем, что если к двадцати пяти годам я не найду себе кавалера по душе, то не обрету счастье в лице второй половины уже никогда: с таким-то характером. Возможно, она была права, но на «свидание» я согласилась не поэтому. И вместо того, чтобы томно вздыхать и хлопать ресничками, провела время с умом: на все лады расспрашивая парня о Романе. Надо ли говорить, что второго ужина не состоялось, а незадачливый кавалер, встретив меня однажды в метро, побледнел и сел в другой вагон? Я не расстроилась. Либо парень был достаточно глуп, чтобы не суметь перевести тему, либо я была настолько ему интересна, что говорить ни о чем другом он не хотел. В любом случае, вариант был отстойный.
Ну и правильно пишут газеты, скажете вы, еще бы! Какая черствая и прагматичная особа. Но, поверьте, я была бы счастлива, если бы такая оценка оказалась правдой, я сама раньше так думала… до поры.
— Так, — продолжила я деловито, отметая малейшие мысли о том, что веду себя неэтично. — Если ты действительно серьезно настроена, то завтра мы пойдем в отдел кадров к нам, в «ГорЭншуранс», и спросим, есть ли место в курьерской службе. Беготни, конечно, много, а зарплаты не астрономические, но намного приличнее, чем на почте. А еще там замечательный коллектив и перспектива карьерного роста имеется.
Тогда я не задумывалась о причине, по которой предложила именно этот вариант, но, если разобраться, разрешалось все очень просто: я до ужаса боялась одиночества. Настолько сильно и отчаянно, что готова была скорее привязать к себе сестру узами трудового договора, нежели отпустить из своей жизни вовсе. Ведь она не первая решила меня бросить.
Мать повторно вышла замуж, когда мне исполнилось семнадцать, а Илоне — четырнадцать, и уехала, оставив нас в тех самых обшарпанных комнатах общежития — единственном доме, который мы знали. Не нужно ее винить, то был брак по расчету. Красивая, моложавая, лишенная амбиций женщина из бедняков и весьма поганого нрава мужчина, готовый платить за некоторые ее прихоти — не тот альянс, который есть смысл обсуждать. Разумеется, новоиспеченный супруг не желал видеть под своей крышей лишних сожительниц. В общем, она уехала, переложив на меня заботу о сестре. И я почувствовала себя брошенной, не нужной, лишенной чего-то важного. Я так хотела выбраться из этого ненавистного общежития, из жизни, которой стыдилась. Но вместо этого нас покидала мама, и это словно ставило на крест на моем будущем. Тот самый человек, который должен был защищать, оберегать, помогать, тянуть… просто собрал свои вещи и исчез. Всю ночь меня трясло, как в лихорадке, от нервов. А на следующий день мама появилась на пороге с кастрюлей голубцов и принялась меня лечить. Как выяснилось, она и не думала уходить надолго, бросать или начинать новую жизнь. Со временем я поняла, что первопричиной этого ухода явился стыд. Она всю жизнь проработала на заводе сортировщиком пластиковых контейнеров за копейки. Не могла себя пересилить и подняться хоть капельку выше, а ведь мы росли, начинали понимать, что к чему. К тому же, я, в отличие от сестры, была не сдержана на язык. Да вы уже сами должны были это понять.
Я не помню точно, приняла ли слова Гордеева за чистую монету, однако, положившись на поговорку о том, что не так страшен черт, как его малюют, отправилась в отдел кадров. Решающим фактором, конечно, выступала Лона и необходимость привязать ее к себе как можно прочнее. Но кроме того я испытывала чистый восторг от мысли поработать в поднебесной, почувствовать себя частью чего-то большого и мощного. Из низов курьерской службы это было невозможно. Я не стыдилась своей работы. Напротив, всегда с гордостью называла себя курьером «ГорЭншуранс», но порой чувствовала себя невидимкой. При существующей в этом подразделении текучке кадров, меня знало в лицо считанное число людей. Кроме Риты, Иришки и Егора, никто бы не заметил моего исчезновения. Я прибегала после учебы или, как правильно заметил Гордеев, вместо учебы, перехватывала в бухгалтерии чай с конфетой, забирала комплект документов и исчезала в метро. А дальше то в суд, то в банк, то в клиентские компании. Не жаловалась на работу, мне нравилось не сидеть на месте, быть полезной… Но этого было мало. К чему мне синица в руках, когда небо кишит величественными журавлями?
Знаете, чем отличается алчность от жадности? Жадный человек пытается удержать то, что имеет, а алчный — дотянуться до большего. Неумеренный в своих желаниях, раз за разом ты отодвигаешь свой предел, пока не понимаешь, что под угрозой что-то внутри тебя, что-то очень важное. Позволишь ли ты себе шагнуть за грань? Мой муж ответил на этот вопрос положительно, а я — нет, и в этом заключалась основная разница между нами. Это и разрушило наш брак. Хотя когда-то я восхищалась этим качеством Сергея, надеялась однажды стать такой же — целеустремленной, несгибаемой, независимой. Это позволило бы выбраться из топи, в которую забросила меня злодейка судьба.
Секретарем Гордеева работала девица по имени Катерина. И я не случайно назвала ее именно так. Она на самом деле была не Катя, не Екатерина, а именно Катерина. Есть такая категория людей, которые слишком самобытны, чтобы откликаться на общепринятые версии имен. Полноватая, с шоколадными волосами и множеством браслетов на руке, она обладала весьма полезным для женщины качеством: неопределенным возрастом. Ей с равным успехом можно было дать как двадцать пять, так и тридцать пять. Истина же, как обычно, находилась посередине. К моему появлению она отнеслась с равнодушием человека, который уверен, что надолго ты не задержишься, рассказала о себе коротко и заученно — лишь самое необходимое — и сообщила, что мне следует сразу пройти в кабинет Гордеева. Тот меня ждал с самого утра.
Если коротко, то мой первый рабочий день в качестве помощника Николая Давыдовича можно было сравнить с высадкой на новую планету. Я не знала ни правил, ни языка, ни схем общения, ни способов наверстать упущенное. Несмотря на это, Гордеев потратил свое утро, чтобы ввести меня в курс дела. Его слова не были пустой болтовней, но перечнем обязанностей с названиями компаний, адресами, именами и должностями. Мне было велено выучить все наизусть и ни в коем случае не путать. Список дел и встреч для Николая Давыдовича составляла верная Катерина, а потому ее надлежало слушаться, отношения не портить (очевидно, прецеденты бывали, во что я легко поверила уже после пятиминутного знакомства с соседкой по приемной). Особняком, что лишь подчеркивало значимость, стоял поиск и проверка материалов для слушаний по делам, которые брал на себя Гордеев. В эпоху правления Youtube это не составляло труда, лишь отнимало много времени. Теперь уже — моего. Гордеев полагал, что в качестве прецедента идет каждое необдуманно брошенное слово, оставалось его найти. В этом месте я немного насторожилась, так как не имела юридического образования и не знала, что является важным для суда. Немного успокаивал факт, что большей частью эта работа была связана именно с поиском, а не обработкой материалов, а также то, что в настоящий момент не велось ни одного громкого процесса, и, ради примера, начальник велел забрать комплект по одному из дел у юристов, таким образом дав возможность поучиться.
Когда меня выпустили из кабинета начальника, Катерина завязывала яркий платок а ручку сумки и, без труда определив, насколько я дезориентирована, выразила сочувствие так, как умела:
— Пойдем-ка на обед.
Внизу многоэтажного здания «ГорЭншуранс» имелся буфет, рассчитанный на тугие кошельки не обитателей здания, но клиентов. Это было весьма аскетичное заведение с единственным изыском: в виде цен. Объяснялось легко: первый и подвальный этажи компании были оборудованы для проведения конференций и симпозиумов; причем пользовались популярностью. А как известно, участники данных встреч чаще задумывались о новых контактах, нежели о стоимости блюд. Я же, обладая иными приоритетами, полагала, что если подкрепиться вместо парочки бутербродов из буфета их денежным эквивалентом в виде непосредственно пачки купюр, то останешься куда более сытым. Гордеев это понимал не хуже и, оставив арендаторам выбор в виде «раскошеливайся или голодай», для сотрудников организовал купонные системы в нескольких близлежащих кафе, где, благодаря этому, можно было поесть по сходной цене, чем мы с удовольствием пользовались.
— Выглядишь паршиво, но сколько я помню личных помощников Гордеева, все они казались актерами фильма про зомби, — не преминула подколоть меня Рита, помахивая бургером. Она не врала: меня действительно немного потряхивало от серьезности должности, на которую я заступила.
Рита и Ирина — две самые классные девушки во всем «ГорЭншуранс». Бухгалтерия, пятый этаж. В общении с ними имелся всего один подвох: в отчетный период подходить к обеим было опасно. Хотя, возможно, это характерная черта любого человека, который рискует потерять между двумя сметами несколько миллионов и получить за это соответствующий штраф. Уверена, вы бы тоже нервничали.
В жизни каждого уважающего себя человека просто обязан быть родственник, которого избегаешь всеми силами. У меня это мама. Нет, она не плохая, отношения у нас тоже нормальные, но этой женщине удалось невозможное: вырастить ребенка с ценностями, диаметрально противоположными собственным — и отсюда все проблемы. Кажется, мы спорили с тех пор, как я начала говорить. Сначала я спрашивала, почему у нас нет папы, почему мы живем в таком гадком месте, почему она не хочет общаться с другими мамами… Но пока это было по незнанию, у меня имелось хоть какое-то оправдание, а вот за следующий этап взросления стыдно по-настоящему.
Где-то в средней школе мое недоумение превратилось в стыд. Лет в двенадцать, когда у подростков начинается период разделения на группы, я стала осознавать, кто мы и где наше с мамой и Лоной место. Меня не травили только из-за отсутствия стимула: за годы учебы я примелькалась и перестала быть интересной. Девочка-невидимка в темной одежде, с плохим почерком и всегда выполненным домашним заданием. Отвергнутая всеми. Было ли больно? Достаточно, чтобы обрасти панцирем. К несчастью, я применяла его не по назначению: не один раз неоднозначно демонстрировала маме свое отношение к нашему образу жизни, а она, не умея защищаться, чувствовала себя виноватой. Постоянно.
Признаться, к моменту маминого замужества я уже понимала, насколько мерзко себя вела. Она любила нас, очень любила, как мне столько времени не приходило в голову, что это уже очень много? На месте матери я бы молчать не стала: осадила, чтобы было неповадно. Отчего этого не сделала она? Почему позволила заправлять девчонке?
Справедливости ради надо отметить, что отмщение не заставило себя ждать. Начиная с моих девятнадцати лет, с каждым уходившим годом мама смотрела на меня со все большей жалостью. Она не видела иного способа выбиться в люди, кроме замужества. Ей и в голову не приходило, что одиночество было моим собственным выбором. А я, дожив до без малого двадцати четырех лет так и не встретила принца, который бы удовлетворял взыскательным требованиям. Иногда она теряла самообладание и начинала меня пилить: ну почему ты такая разборчивая, не может быть, чтобы тебе никто не нравился, иногда следует снизить планку, ты умрешь в одиночестве, а когда твой труп найдут, кошки уже обглодают твое лицо (ладно-ладно, это из Секса в большом городе, мама не умела думать в таком кошмарном ключе, но именно так я мысленно заканчивала ее монологи). К несчастью, ее слова не сильно разнились с правдой. Я категорически отказывалась рассматривать парней сразу под несколькими углами в попытке хоть с одного ракурса приблизиться к идеалу.
В общем, как вы уже поняли, при всем том, что мы с мамой испытывали нежную привязанность друг к другу, наши разговоры чаще всего выглядели примерно так:
«Ульяна, как ты поживаешь?»
«Хорошо, мам, я стала личным помощником Николая Гордеева».
«Надо же! А сколько ему лет?»
«За пятьдесят!»
«Он для тебя слишком старый».
Из толкового словаря русского языка: тупик — безвыходное положение, а также вообще то, что не имеет перспективы дальнейшего развития. Короче, мирного урегулирования конфликта «личностный рост vs жажда служения мужчине» не существовало.
Я не преувеличиваю: именно с такого милого обмена новостями начался наш день большого шопинга, причиной которого стал аванс. Полученных денег было не так много, но поскольку Илона за неделю работы в курьерской службе заполучила дыру в сапогах, пришлось озадачиться покупкой новых. Мама тут же подхватилась и потащила нас в торговый центр, ссылаясь на большие распродажи. Я лишь покивала. Каждая трата сестры отдаляла тот день, когда она накопит необходимую сумму для организации свадьбы и уедет прочь — меня устраивало. Оставалось только вытерпеть расспросы о личной жизни.
И… благословенна будь эта идиотская свадьба: предстоящее замужество сестры окончательно вышвырнуло меня из поля родительского внимания. В итоге, пока мама с Илоной примеряли сапоги всех цветов и мастей, рассуждая о букетах и цвете скатертей на столах, я была предоставлена самой себе. Витала в облаках. Точнее где-то на двенадцатом этаже «ГорЭншуранс», где накануне произошел презабавный случай, заставивший меня пересмотреть свое мнение по поводу пазла по имени Николай Гордеев.
Почти с самого начала работы этот человек был ко мне строг до жестокости, и я подозревала, что, несмотря на предупреждения о том, что я не особенная и все личные помощники проходили через ад, меня все-таки пережевывали с большим чувством. Я получала по нагоняю каждый день: из-за неправильно подготовленных документов, не тех материалов, не вовремя отправленных писем, черт возьми, даже едва различимой капельке кофе, оставшейся на оригинальном документе! И я правда думала, что все, «уходя, гасите свет», но под вечер пятницы случилось нечто совершенно удивительное, из ряда вон.
Я принесла комплект документов, заранее готовясь уносить ноги, чтобы не голову, но на этот раз все было иначе. К моему появлению Николай Давыдович отнесся с философским спокойствием, не открыл папку, а лишь задумчиво стукнув пальцами по столу, вперил в меня взгляд и вдруг задумчиво протянул:
— Ульяна Дмитриевна Сафронова. — Он потер подбородок и откинулся на спинку кресла, дабы полюбоваться своим безупречным потолком. — Знаете, вам не стоит менять фамилию, — сообщил внезапно, доводя меня до абсолютного ступора.
Спустя три дня страданий на тему «меня обидел парень сестры», я все еще регулировала глубину депрессии с помощью шоколада, опытным путем проверяя теорию, что люди с повышенным содержанием сахара и холестерина в крови — самые счастливые.
Как-то так получилось, что на меня отовсюду сыпались маленькие гаденькие неприятности, не дававшие продохнуть. Вероятно, пакостей приключалось не больше обычного, но, как и все обиженные девушки, я раздувала мух до слонов и списывала свое дурное настроение на не вовремя вступивший в свои права ПМС. Сетовала, не сдерживаясь: на машину, утром забрызгавшую брюки, на царапину на новеньких красных туфлях, на начальника, который на этой неделе пугал сильнее обычного - в целом на судьбу.
Как выяснилось, толстую папку мы отобрали у юристов не вовремя. Да, дело оказалось хитрым и путаным, но однозначно выигрышным для компании. Даже студент сумел бы однозначно доказать вину наших визави — не уровень Гордеева, в общем. Сложность состояла только в вычислении всех ниточек, которые следовало обрубить — никакой загадки по юридической части. Головоломка больше для меня, чем для Николая Давыдовича, и это было очень даже хорошо — отличный способ чему-либо научиться. Увы, поработать в спокойном, ровном темпе, как планировалось, нам не дали: на горизонте появилась настоящая Большая Проблема, и я опасалась, как бы не велели сдать папку Олесе Александровне обратно. Представляю, что бы она мне на это сказала…
Но отставим мое малодушие в сторону. Все было серьезно: Гордеева пытались загнать в угол, и, видимо, действовали умело. Нашли его «любимого» прокурора, замутили кашу с незаконным оформлением собственности, приобретенной компанией. Подробностей мне не сообщили, но вчера злой как черт начальник велел найти в шкафу самый приличный костюм и подготовиться для визита к важным людям. На попытки выяснить, что требуется от меня ответил: взять с собой глаза, уши и мозг. Обычно он так открыто не грубил, из чего я сделала вывод, что дело — труба.
С таким настроем вместо того, чтобы отправиться на обед и хихикать с друзьями, я решила перехватить порцию шоколада в автомате на первом этаже. Однако недоуменно застыла уже у лифтов, когда увидела, как Егор покупал Иришке дрянной кофе. А теперь еще раз, с розовым текстовыделителем: Егор покупал Иришке… дрянной кофе… перед обедом… и она не отмахивалась от странного презента зонтиком.
— Ну-ну, Саф, — услышала я насмешливый голос Риты за спиной. — Каждый старается в меру своих способностей!
Она выглядела в точности как всегда: поверх старомодных джинсов-клеш с завышенной талией и оранжевой короткой вязаной кофты было надето расстегнутое кожаное пальто до колен и неряшливо завязанный шарф. Ну хоть что-то в этой жизни не изменилось. Это чуть-чуть успокаивало.
— Я что-то пропустила? — уточнила.
— Всего лишь то, как после ночи в клубе Иришка и ее новоиспеченный бойфренд проснулись в одной постели у нее дома. Вчера и позавчера они не разговаривали, а сегодня пришли к выводу, что секс был не так уж и плох… и решили продлить его на пару раз.
— Постой секунду, — я попыталась разложить все по полочкам. — Егор же уже две недели как сменил объект обожания. Да и Иришка воротила нос от нашего Казановы столько, сколько я их обоих помню!
— Ну, так все логично, — усмехнулась Рита. — Только поклонник сделал финт ушами, как Ирка решила, что поклонник вполне себе ничего. А твоя сестра выходит замуж за отморозка. И что с такой возьмешь? Ирка и роднее, и доступнее, — деловито закончила она.
Вслух я ничего не сказала, так как подруга бы не оценила, но мысленно поблагодарила за нелестную оценку Романа. Это было именно то, что доктор прописал. Иногда я начинала подозревать, что у истоков моей ненависти к жениху сестры стоял страх потери близкого человека. Но потом я каждый раз находила доказательство, что ее дружок действительно козел, и становилось легче.
— Ладно, мне пора. Пойду разнимать, пока они не решили снять номер и оставить меня на отчетности одну. — И, критически осмотрев меня, добавила: — А если ты будешь лопать столько шоколада, то перестанешь проходить в двери лифта и не сможешь работать на Гордеева.
— Ничего, с ростом 157 сантиметров всегда останется возможность вкатывать меня боком, — ничуть не обиделась и получила в награду веселый смешок.
Добыв из недр автомата очередной антидепрессант, я поднялась наверх, но только открыла рот, чтобы отправить туда дольку шоколада, как вдруг дверь кабинета начальника отворилась, оттуда вылезла его огнедышащая голова:
— Здесь? Отлично. Вставайте, нам пора.
Не без раздражения закрыв рот, поинтересовалась:
— А поесть можно?
— В машине поедите! — отрезал Гордеев.
На этот раз шоколад был бессилен поднять мне настроение и, отправив в рот всего пару долек, я отложила его до лучших времен.
О пункте назначения Гордеев сказал так: едем ловить удачу. И как-то я поостереглась расспрашивать подробнее. В последнее время хорошее настроение залетало в нашу приемную редко и случайно, поэтому я понадеялась, что просто пойму, куда мы направляемся по ходу движения. Как ни удивительно, мне это удалось: мы приехали в департамент финансов, куда я периодически доставляла документы как курьер. Не скажу, что это было мое любимое место, но поскольку сотрудники всегда были безумно заняты, надолго меня не задерживали: забирали бумаги и тут же отпускали. А еще всегда подсказывали, к кому обратиться. Поверьте, это очень много. Бегать, как курица с отрубленной головой, не зная, куда деть кипу документов, — удовольствие ниже среднего, и случалось это чаще, чем может показаться.
Несмотря на первое впечатление, Новийский исключительно порадовал, когда без дополнительных вопросов согласился установить в телефон супруги приложение для слежки по GPS, а в качестве бонуса скопировал все данные из списка контактов. Ванька, правда, был не в восторге: сказал, что неплохо бы иметь доступ к сообщениям и соцсетям, но я его урезонила. Разве того, что имелось, было недостаточно? Я еще, кажется, сказала, что не может быть Юлия Новийская такой дурой, чтобы переписываться в соцсетях с любовниками, а потом оставлять телефон в доступном для супруга месте, но с последним, вероятнее всего, ошиблась.
Наверняка вы видели репортажи, в которых светские львицы с обесцвеченными прядями, накладными ресницами и в мехах вышагивают от бедра между салонами красоты. Этот собирательный образ воплощала в себе Юлия Новийская. С лицом, застывшим в маске непоколебимой скуки, она прилагала множество усилий, чтобы занять свои ничем не обремененные будни. И я могла это понять: если твоя единственная цель в жизни — быть красивой, то тут, пожалуй, взвоешь. Но отчего ж было не заняться хоть чем-то полезным? Почему единственное, что ее волновало в этой жизни — встречи с подружками и собственная персона? Почему при условии, что они с Новийским подходили друг другу, как два сапога, Юлия считала это несущественным и не делала попыток сохранить брак, обеспечивавший все ее нужды? В общем, я это к тому, что ума у нее было явно не в избытке.
На контрасте особенно остро чувствовалось, как кипела моя собственная жизнь. Просыпаясь каждое утро, я мысленно выстраивала в голове последовательность необходимых действий, среди которых значились и такие банальности, как растолкать соню-Лонку, пока соседи не заняли душ, так и необходимость перепроверить собственную информацию по делам Гордеева. И мне эта круговерть нравилась, в ней я чувствовала себя живой и нужной. События менялись так быстро и приятно, что ощущение причастности кружило голову, пьянило.
Где-то к середине третьей недели испытательного срока, я сидела в машине Ваньки около салона красоты, где проходила комплекс процедур неугодная жена будущего политика. Это был первый раз, когда мы решили пойти на некий контакт с окружением «жертвы», чтобы хоть что-то выяснить. Потому Ванька пошел к администратору салона разыгрывать безнадежно влюбленного поклонника красавицы и разведывать почву: как часто появляется, какие предпочитает процедуры… Разумеется, мое присутствие процессу бы только помешало, поэтому я занялась делом из папки Олеси Александровны, активно тратя мобильный трафик на телефоне. Гордеев отдал мне материалы на доработку, и я очень беспокоилась: уже была назначена дата слушания, а заданию все еще был присвоен низший приоритет.
— Держи, — передал мне Ванька два стаканчика кофе, залезая внутрь салона авто.
— Ты мой герой, — простонала я, хватаясь коробку с теплыми стаканчиками. Даже ручку уронила — было не до нее. — Боги, это чудесно.
Захлопнув дверь, парень усмехнулся:
— Боги? Ты у нас язычница? — пошутил, забирая у меня кофе.
— Нет, просто единственный наделенный суперсилой человек, в которого я верю — я сама.
Ванька рассмеялся, будто не поверив, а я пожала плечами и отвернулась, смутно подозревая, что не соврала ни словом. Разве что с суперсилой немного перегнула, но отчего бы не назвать ею мое ослиное упрямство, толкающее раз за разом вперед?
Отхлебнув кофе я, разумеется, обожгла язык и, дабы дать ему передышку обратилась к Ваньке:
— Ну и?
— Мне охотно сообщили, что моя обожаемая зазноба делает себе мезотерапию — избавляется от целлюлита, — с иронией в голосе сообщил Ванька.
Ну а мне подумалось, что все логично. Еще бы администратор салона спустила счастливо замужней клиентке появление молодого и привлекательного воздыхателя. Я бы тоже попыталась его уверить в том, что овчинка выделки не стоит.
— Это… больше, чем я хотела бы знать, — ответила я сообщнику в тон. — Думаешь, удастся скомпрометировать ее этим в суде?
Переглянувшись, мы расхохотались. В последние дни между нами установились вполне комфортные, дружеские отношения. Я даже почти уверила себя, что это странное чувство, закручивающее в узел внутренности, в скором времени рассосется, что никакая это не влюбленность, что мой повышенный интерес к лежащим на руле мужским пальцам обусловлен чистой физиологией. Почему бы нет? Лона ведь хочет своего Романа, почему со мной такого случиться не может? И поскольку мои чувства невзаимные, все это ненадолго. Занимательное вышло оправдание, но меня оно полностью устроило.
— Что это у тебя такое? — спросил Ваня, наблюдая, как я пыталась пристроить папку на тощих коленках.
— Очередное задание, — пожала плечами.
— Просто ты сидишь с этой папкой уже который день, помощь не нужна?
От удивления я испытующе уставилась на Ваньку и, неожиданно даже для себя, начала пересказывать ему детали дела. О том, как хозяева крупной фирмы решили разбить ее на много составляющих и продать своим же подставным людям, при этом стребовав с «ГорЭншуранс» страховку за развал вполне перспективного и жизнеспособного предприятия. Потом я начала перечислять всех братьев и деверей владельцев, названия компаний, каким образом на них вышли. По итогам пятнадцатиминутного знакомства с содержимым папки, Ванька поинтересовался, как у меня в такой маленькой голове все укладывалось. Он попытался повторить, но не запомнил вообще ничего, и я, засмеявшись, стала снова перечислять все эти компании, потому что было чисто интересно, с какого раза он запомнит.
Не знаю, почему я рассчитывала, что в день окончания испытательного срока Гордеев вызовет меня с самого утра и сообщит о решении, но прогадала: вместо этого в конференц-зале собрался совет директоров и начальник пропал с концами. У меня же в процессе было только одно задание: дело Шульцева. Папку Олеси Александровны я сдала сразу по требованию начальства, и так и не получила ответной информации. Данные о Юлии Новийской и ее романе (который полностью подтвердился по факту расшифровки записи), были также переданы Гордееву для принятия решения. И о них тоже не поступило вестей. Оставалось одно: позвонить Новийскому и узнать, не передумал ли он выступить за нас в суде. Этим я и занялась, вот только секретарша Сергея наотрез отказалась меня соединять… раз пять за утро. Отговорки находились разные и очень уважительные, но список был настолько разнообразен, что я подозревала в ее отношении месть за прошлый визит. В общем, врала она плохо. Если уж на то пошло, Катерина дала бы ей сто очков форы. Но бесило меня даже не это! Присмотритесь: в последний день моего испытательного срока все задания, кроме одного, были выполнены, а новых не поступало, и связаться с Новийским я не могла. То есть все это смахивало на заговор перед увольнением! Или на последнюю из проверок.
После обеда, во время которого меня старались игнорировать даже более тщательно, чем Иришку в отчетный период, я, не выдержав, схватила с вешалки пальто и сообщила ошалевшей Катерине, что направляюсь к Новийскому. Да, я сомневалась, что у меня выйдет проделать тот же трюк, что и у начальника, а именно прорваться сквозь голкипера команды противника и не получить за это по шапке, но разве попытка сохранить работу того не стоила?
Вспоминая деньки курьерской службы, по эскалатору я пробежалась, запрыгнула в вагон метро после того, как загорелся запрещающий сигнал, пролетела по подземке даже не глядя на таблички выходов прямо к зданию департамента финансов. Зная меня в лицо, охранник и не подумал озадачиться целью визита. Это сыграло на руку, так как я влетела в приемную на манер Гордеева, собираясь высказать секретарю все, что думаю, и заставить ее меня пропустить… но той не было на месте. Поэтому я просто постучала в дверь кабинета Новийского и вошла, не дожидаясь разрешения.
Картина, которую я там застала, надолго въелась в память: Сергей Афанасьевич прижимал к себе какую-то белобрысую девицу, причем явно не жену. Несколько секунд я соображала, не находя слов, а они, смущенно откашлявшись, отошли друг от друга не безопасное расстояние.
— Простите, вашей помощницы не было, и я… — начала я сбивчиво, решив, что это единственный приемлемый вариант приветствия в нашем случае.
— Заходите, — велел Сергей. — Но в следующий раз не мешает дождаться разрешения.
И вот мне снова указали на невоспитанность. Только на этот раз после того, как я поймала своего «учителя» на измене жене. Диссонанс был настолько явный, что даже сам Новийский мрачно на меня взглянул, не решаясь развить тему. Ну а мне это было только на руку.
— Простите, — ответила я без толики раскаяния, и Новийский нахмурился еще больше. Должно быть, слишком отчетливо прозвучало осуждение. С другой стороны, как было не ершиться, если он даже не удосужился застегнуть еще парочку пуговиц на рубашке. Благо хоть его подружка мне бюст не демонстрировала — вместо этого повернулась спиной. — Я целый день не могу до вас дозвониться, пришлось приехать. Секретарь не соединяет, ссылаясь на занятость, а… начальник, — не решилась я назвать Гордеева по имени при посторонних, ведь мало ли чьей она шпионской может оказаться, — велел получить ваше решение после той информации, которую мы вам предоставили.
— Ульяна Дмитриевна. — А вот это обескураживало почище зажиманий в кабинете! Он же запомнил имя какой-то рядовой и временной помощницы своего знакомого с первого раза. — Я не бросаю слов на ветер. Вы свою часть обязательств выполнили, теперь дело за вашим боссом, его выход. Если он готов выполнить свою часть договоренностей, то и я готов к сотрудничеству, не сомневайтесь.
Вот только я ему не верила. Не после того, как он собрался развестись с женой, чтобы… чтобы что? Спать прямо в кабинете с этой тоненькой блондинкой? Разве это честно, что мы собирались оперировать супружеской неверностью женщины, если ее супруг был ничуть не лучше? Как я уже говорила, Сергей и Юлия казались созданными друг для друга. Он зарабатывал деньги, она — тратила, он изменял на работе, она — в кругу друзей. Они оба думали исключительно о том, что было интересно именно им. Так только ли Юлия была виновата в разрушении брака?
Я вдруг поняла, что все это время смотрела в спину девушке слишком красноречиво, чтобы это не сочли невежливым. Спохватилась, опустила глаза.
— У вас что-то еще?
— Да, можно ли получить номер вашего мобильного? Раз уж меня выбрали контактным лицом, неплохо бы иметь возможность связаться без тысячи отговорок.
Я понимала, что если сегодня мой последний день работы, то просьба излишня, но еще казалось, что таким образом я закреплю свое положение. Если у меня есть и то, и это, и просто вязанка достоинств (красные туфли — в авангарде!), то меня всенепременно возьмут. И, чуть успокоившись этой мыслью, добавила:
— Можете, кстати, сообщить секретарю, что если она будет использовать две-три отговорки из бесконечного списка в день, то ей будут верить больше, врываться в ваш кабинет с претензиями — реже, а народная любовь так и вовсе зашкалит.
Следующие недели прошли для меня как в тумане. Когда Гордеев сказал, что после испытательного периода станет сложнее, я подумала, что это ерунда, но, оказалось, начальник не умеет преувеличивать. Первый месяц был цветочками, а вот потом все стало серьезно. Мне, как в сверхсекретной организации, повысили уровень допуска, и теперь я знакомилось с партнерами Гордеева, углубленно изучала рабочий процесс и устройство суда изнутри, у меня даже было право принимать вместо Гордеева некоторые документы, лишь бы главный не отвлекался. А потом я приходила домой и умирала. Не интересовали ни разговоры, ни домашние дела: я падала и засыпала.
Основные события, которые некогда казались ужасно важными, на этот раз пролетали мимо моих трудовых будней кометами. Ванька расстался со своей Олесей Александровной даже раньше, чем предсказывала Рита — спустя неделю. Иришка с Егором тоже разбежались, причем очень некрасиво: некоторое время после этого не разговаривали. Новийский залег на дно, занятый разработкой тактики развода. Лона с Романом активно обсуждали дату свадьбы, но никак не могли прийти к единому мнению на этот счет. Мы же с Риткой смотрели на них и радовались, что у нас с ней было по одной новости: она разбила мобильный, и теперь ходила с неубиваемой допотопной нокией, а у меня сломался обогреватель, и так как отопление до сих пор не включили, мой нос превратился в огромный красный шнобель с неиссякаемым потоком соплей.
— Шла бы ты домой. Жутко выглядишь.
Катерина прицельно бросила в меня новенькой упаковкой бумажных носовых платков, и я подумала, что люблю эту женщину. У меня закончились чистые платки, потому что прошлые не высохли из-за отсутствия отопления и сломанного обогревателя. Нет, я понимала, что можно и не париться — все равно вмиг станут мокрыми слова, но противно же. Плюс, стирать при таком холоде было, честно говоря, противно. Мокрые руки замерзали в два счета.
Кстати о «домой». Не хотелось разочаровывать Катерину, но больше шансов было вылечиться за рабочим столом, нежели дома. И не так давно я схитрила: когда Лона осталась ночевать у своего Романа, я решила расположиться на диванчике в приемной. Впервые за долгое время проспала всю ночь, не просыпаясь. И так хорошо стало, что после этого я в очередной раз решила поругаться с ЖКХ. Ничего не изменилось: мне ответили, что все еще не могут включить отопление, потому что у кого-то из соседей так и течет труба, и запчасти они не покупают. Когда я попыталась уточнить, уверена ли девушка в информации (я, например, не запомнила бы все поломки района), но была вежливо проинформирована о занятости сантехников, которые не намерены попусту ходить по десять раз в один и тот же дом. Ну что тут было сказать? Я попросила у мамы на новый год новый обогреватель, а в ответ получила тираду о том, что я девушка, мне положено думать о другом. К тому же, она уже купила мне красивый свитер. Я, в свою очередь, выразила надежду, что он еще и теплый, потому как собиралась в нем спать. Мы повесили трубки, в очередной раз разочаровавшись друг в друге.
Неприятное положение дел привело к тому, что я начала считать финансы. Для покупки нового жилья все еще не хватало пятисот тысяч и закралась малодушная мысль: раз Лона выходит замуж и уезжает, может, лучше подумать о приобретении комнаты, а не квартиры? Почему нет? Опыт жизни с соседями имелся. Но только я вспомнила о потенциальных оргиях за стенкой и отсутствии личного пространства, как поняла, что путь наименьшего сопротивления не для меня. Это не улучшило бы качество моей жизни: шило на мыло.
Тогда у меня в голове родилась новая идея, и я открыла окошко excel, чтобы посчитать деньги и определиться с вариантами. Мне было страшно — даже очень страшно делать то, что задумывалось, но лучшего варианта в такой ситуации не существовало.
После того, как Катерина ушла домой тем вечером, я постучала в дверь кабинета начальника, чтобы осуществить задуманное. Он был занят, что я почти растеряла всю собранную по крупицам решимость, но спросил, что мне нужно, и пришлось отвечать.
— Николай Давыдович, — проговорила я «в нос», после чего начальник поднял голову и скривился.
— Вы всегда так долго болеете? — поинтересовался.
— У нас дома нет отопления.
Я понимала, что придется пройти акт унижения от начала и до конца, а потому решила ничего не скрывать. Это был тот самый редкий случай, когда честность могла сыграть на руку.
— Сходите в ЖКХ, — легко отсоветовал начальник.
— Уже ходила, но у нас очень старые батареи, и соседи не имеют возможности их починить. Если включат отопление, то случится потоп. — После этого Гордеев взглянул на меня куда пристальнее и даже откинулся на спинку кресла. — Я все это говорю не для этого, чтобы пожалели или что-то в этом духе. Я со смежным вопросом. Дело в том, что мой переезд — вопрос времени. Я давно коплю деньги и имею на руках некоторую сумму, но даже с учетом того, что мне удастся продать комнаты, где мы живем сейчас, на студию-малометражку не хватает примерно полмиллиона. Насколько я знаю, некоторые компании предоставляют кредит своим сотрудникам для приобретения жилья под процент меньший, чем банки, и решила уточнить, является ли «ГорЭншуранс» одной из них.
Сказав все это, я мысленно погладила себя по голове. Прозвучало спокойно и сдержанно, но внутри, конечно, я чувствовала совсем другое. Злость, обида и непонимание причин, по которым никто из моих близких не делал попыток что-то изменить к лучшему, я унесла бы в могилу. Меня просто дико раздражало, что я одна копила деньги, боролась с соседями и органами власти, а теперь еще просила у начальника милостыню. Никто меня в этом не поддерживал, ни единая душа! Как могли мама с Лоной просто полагаться на мужчин, забывая о том, что есть только один человек на свете, который не бросит тебя никогда и ни при каких обстоятельствах, и это ты сам? Как могли они верить чужакам больше, чем самим себе?
Маме не удалось меня остановить, и уже в среду следующей недели я отправилась в банк, чтобы «избавиться от денег». Отдавала все, что накопила за годы. Подумывала смеха ради положить сверху последнюю пачку макарон, но потом решила, что в банке не оценят. Выскребая все до копейки, в дальнейшем я надеялась только на кредит Гордеева. Продать комнату было невозможно почти, а продать ее без отопления — невозможно совсем, поэтому показывать ее кому-либо было бесполезно, а надеяться на скорое избавление от недвижимости — тем более. Существовал только один вариант: дать соседям нужную сумму для починки труб, но сантехник ради одного стояка к нам бы не пошел, а у меня не было средств, чтобы снабдить отоплением весь дом. В общем, я решила отдать за будущую квартиру все до копейки, а потом с самой честной миной жаловаться начальнику на отсутствие заначки.
Я знала, что это важно, так как недавно Николай Давыдович отколол презабавнейшую шутку: велел мне подумать о получении водительских прав. Представив, во что это обойдется, я расхохоталась. Звонко так, весело — прямо при нем. Он юмора не оценил, пришлось сказать, что покупку машины мне в ближайшие годы не потянуть, потому и учиться толку никакого. А начальник закончил поливать очередной свой цветочек и выдал многозначительное «хм».
Сегодня на работу я уехала на такси: испугалась идти с полной сумкой денег по своему дурному району. Был вариант перевести сумму со счета на счет, но из-за пятипроцентной комиссии меня задушила жаба. Теперь же, отдав все накопления кассиру, я чувствовала себя почти счастливой и свободной, как птица. Все-таки в нашей стране деньги — груз. Не знаешь, что с ними сделать: то ли перевести в валюту, то ли положить в банк под процент, чтобы не потерять все нажитое непосильным трудом при очередном дефолте, то ли купить гараж и молиться, чтобы его никто потом не украл…
Сюрприз поджидал меня только один: вернувшись в «ГорЭншуранс», я обнаружила раздраженного начальника, который просматривал папку Олеси Александровны и вдруг вспомнил о прецедентном деле пятилетней давности. Отчего-то Гордеев был в дурном расположении духа и огрызался чаще обычного. В ультимативной форме велел найти мне старые документы по тому процессу и без них не возвращаться, раз уж я посмела задержаться с обеда. Забавно, что задержалась я, отдавая через банк деньги самому Николаю Давыдовичу, но причину уважительной не сочли.
Следующие полдня напоминали концентрированную катастрофу. Оказалось, что вместе с очередным временным помощником начальника пропали и запрошенные данные. Сколько бы мы с Егором ни искали старый компьютер, некогда обитавший в приемной — тщетно. Для меня, к сожалению, как для своей, расстарались и поставили в приемной монстра получше, а куда делся прошлый ПК — не знал уже никто.
Мне было очень страшно идти к Гордееву с такими новостями, но куда было деваться? И примерно за два часа до конца рабочего дня я с понурым видом выслушала громкие обвинения в полной некомпетентности, угрозы увольнения, а затем «выяснила», что помимо электронного документооборота существует еще бумажный, и в подвале есть архив дел. При слове подвал воображение тут же подрисовало декорации из общежития, а еще парочку крыс. Пришлось приложить усилия, чтобы не только выкинуть их из головы, но еще убедить себя, что в «ГорЭншуранс» не может быть никакой сырости или антисанитарии. К счастью, так и было.
Архив располагался напротив поста наблюдения охраны, и открыли мне без вопросов, но на этом приятные новости закончились. Количество полок, где располагались папки с документами, тянулись на метры. Такое можно увидеть, разве что, в американских фильмах. Охранник, по старой памяти сжалившись надо мной, предложил вкрутить лампочку в свисающий с потолка патрон, и я охотно согласилась. Право, представила уже, как буду ковыряться в документах, зажав в зубах фонарик, — то еще удовольствие.
Я мужественно искала стеллаж, подписанный фамилией начальника, однако, когда увидела количество пылящейся на нем макулатуры, с грустью посмотрела на телефон. На часах было шестнадцать пятьдесят… До начала рабочего дня оставалось чуть меньше пятнадцати часов. За это время следовало изучить все документы.
Единственная лампочка, которой меня обеспечили, висела над свободным пространством у входа, и я, подумав, приволокла под нее стоящий около стены стол, чтобы было удобнее вытаскивать коробки. Я знала, что дело было давним, но в системе расстановки коробок пришлось разбираться. Потратив на ковыряние в документах не меньше часа, я обнаружила приблизительное время, когда случился прецедент. Но у меня на подходе было восемь наиболее подходящих по датам коробок и, видимо, вся ночь. Оставалось надеяться, что ни Гордеев, ни сортировщики бумаг ничего не напутали.
Тяжело вздохнув, я начала вчитываться в дела. Получалось не быстро, и, когда примерно на третьей коробке внезапно открылась дверь и на пороге появился Ванька, я не стала отказываться от символического, как мне показалось, предложения помощи. Предпочла даже позабыть об Оксане Александровне и обогревателе, лишь бы выбраться отсюда поскорее. Даже подумала, что, если меня избавят от ночи наедине с одними лишь пыльными бумагами, выйдет своего рода искупление грехов. Отчего было не смилостивиться? Живя в общежитии, я не считала себя нежным цветочком, но и от помощи не отказывалась. Разумное расходование сил, и никакой гордыни. В общем:
— Это тебе, — сказала я Ваньке, плюхая перед ним четвертую коробку.
— Не поднимай такую тяжесть, — раздраженно ответил он и сорвал крышку, взметая в воздух столб пыли. — Я сам, — голос прозвучал приглушенно от сдерживаемого кашля. Разве пристало настоящему мужчине прочищать при даме дыхательные пути?