Синичкин календарь

Февраль

Опять выглянуло солнышко, да такое весёлое, яркое. Оно даже пригрело немножко, с крыш повисли сосульки, и по ним заструилась вода.

«Вот и весна начинается», – решила Зинька. Обрадовалась и запела звонко:

– Зинь-зинь-тан! Зинь-зинь-тан! Скинь кафтан!

– Рано, пташечка, запела, – сказал ей Старый Воробей. – Смотри ещё сколько морозу будет. Ещё наплачемся.

– Ну да! – не поверила Синичка. – Полечу-ка нынче в лес, узнаю, какие там новости.

И полетела.

В лесу ей очень понравилось: такое множество деревьев! Ничего, что все ветки залеплены снегом, а на широких лапах ёлок навалены целые сугробики. Это даже очень красиво. А прыгнешь на ветку – снег так и сыплется и сверкает разноцветными искрами.

Зинька прыгала по веткам, стряхивала с них снег и осматривала кору. Глазок у неё острый, бойкий – ни одной трещинки не пропустит. Зинька тюк острым носиком в трещину, раздолбит дырочку пошире – и тащит из-под коры какого-нибудь насекомыша-букарашку.

Много насекомышей набивается на зиму под кору – от холода. Вытащит и съест. Так кормится. А сама примечает, что кругом.

Смотрит: Лесная Мышь из-под снега выскочила. Дрожит, вся взъерошилась.

– Ты чего? – Зинька спрашивает.

– Фу, напугалась! – говорит Лесная Мышь.

Отдышалась и рассказывает:

– Бегала я в куче хвороста под снегом, да вдруг и провалилась в глубокую яму. А это, оказывается, Медведицына берлога. Лежит в ней Медведица, и два махоньких новорождённых медвежонка у неё. Хорошо, что они крепко спали, меня не заметили.

Полетела Зинька дальше в лес. Дятла встретила, красношапочника. Подружилась с ним. Он своим крепким гранёным носом большие куски коры ломает, жирных личинок достаёт. Синичке за ним тоже кое-что перепадает. Летает Зинька за Дятлом, весёлым колокольчиком звенит по лесу:

– Каждый день всё светлей, веселей, веселей!

Вдруг зашипело вокруг, побежала по лесу позёмка, загудел лес, и стало в нём темно, как вечером. Откуда ни возьмись, налетел ветер, деревья закачались, полетели сугробики с еловых лап, снег посыпал, завился – началась пурга. Зинька присмирела, сжалась в комочек, а ветер так и рвёт её с ветки, перья ерошит и леденит под ними тельце.

Хорошо, что Дятел пустил её в своё запасное дупло, а то пропала бы синичка.

День и ночь бушевала пурга, а когда улеглась и Зинька выглянула из дупла, она не узнала леса: так он весь был залеплен снегом. Голодные волки промелькнули между деревьями, увязая по брюхо в рыхлом снегу. Внизу под деревьями валялись обломанные ветром сучья, чёрные, с содранной корой.

Зинька слетела на один из них – поискать под корой насекомышей.

Вдруг из-под снега – зверь! Выпрыгнул и сел. Сам весь белый, уши с чёрными точками держит торчком. Сидит столбиком, глаза на Зиньку выпучил.

У Зиньки от страха и крылышки отнялись.

– Ты кто? – пискнула.

– Я беляк. Заяц я. А ты кто?

– Ах, заяц! – обрадовалась Зинька. – Тогда я тебя не боюсь. Я Синичка.

Она хоть раньше зайцев в глаза не видала, но слышала, что они птиц не едят и сами всех боятся.

– Ты тут и живёшь, на земле? – спросила Зинька.

– Тут и живу.

– Да ведь тебя тут совсем занесёт снегом!

– А я и рад. Пурга все следы замела и меня занесла, – вот волки рядом пробежали, а меня и не нашли.

Подружилась Зинька и с Зайцем.

Так и прожила в лесу целый месяц, и всё было: то снег, то пурга, а то и солнышко выглянет, – денёк простоит погожий, но всё равно холодно.

Прилетела к Старому Воробью, рассказала ему всё, что приметила, он и говорит:

– Запоминай: вьюги да метели под февраль полетели. В феврале лютеют волки, а у Медведицы в берлоге медвежатки родятся. Солнышко веселей светит и дольше, а морозы ещё крепкие. А теперь лети в поле.