Синий, белый, красный, желтый

8

Как у всякого нормального предпринимателя, у Нины была «крыша». Первая «крыша» хлипкая – это уличный патруль из двух ментов, которые захаживают в ее кафе поесть, разумеется, бесплатно. Вторая «крыша» – бандюки. Главному из бандюков Нина однажды оказала услугу. Едва только заработало кафе, еще не зная, что всякое заведение в городе платит определенную сумму разным «крышам» – в зависимости от района, – Нина пришла по обычаю раньше всех. Открыла она дверь черного хода, а к ней подлетает мужчина лет тридцати, втолкнул в коридор, дверь закрыл. Приложил палец к губам и шепотом говорит:

– Спрятаться есть где? В долгу не останусь.

Она, конечно, растерялась, но в этот миг раздался стук в дверь. Нина в «глазок» посмотрела, а там менты в форме. Мужичок испариной покрылся и весь такой невзрачный, ростом небольшой, едва достает Нине до подбородка, но одет с иголочки. В его глазах трепетало отчаяние, с каким была знакома и она. Наверное, этот человек что-то натворил, только вот Нина взять на себя роль стукача не смогла. Премию менты не выдадут, а неприятностей нажить можно запросто. Нина осмотрительная. Стук повторился. Она махнула мужичку рукой – за мной иди. Кладовка еще не была оборудована, спрятала его там, подперла дверь досками и на очередной стук откликнулась:

– Иду, иду! Чего барабаните? Вход с другой стороны!

– Откройте, полиция.

Нина открыла, ворвались три человека в полной экипировке.

– Посторонний не забегал к тебе? Куда-то во двор нырнул.

Нина ответила, что посторонних здесь нет, но они все равно решили осмотреть помещения. Прошли на кухню, заглянули в подсобку, в зал, в кабинет, хорошо хоть не перевернули все вверх дном. Остановились у кладовой:

– Там что?

– Подземный ход, ведущий в Кремль, – ответила Нина.

Похихикали и ушли. Нина отодвинула доски:

– Прошу на выход. Облава закончилась.

– Можно мне у тебя до ночи побыть? – спросил он.

– А мы уже на «ты»? – проворчала Нина, но разрешила оккупировать свой кабинет.

Позже выяснилось, что это знаменитый в городе Паша Кореец. Кореец – прозвище, мать у него кореянка, от нее унаследовал некоторые восточные черты. Отец русский, из тюрьмы, по слухам, не вылезал. Паше Корейцу было не тридцать, как показалось Нине, а все сорок, но выглядел молодо, наверное, потому, что компактный. Паша Кореец считался асом по бегам, исчезал из-под носа полиции, будто у него крылышки за плечами или шапка-невидимка имеется. Но тогда Нина об этом не знала. Тогда Паша развлекал ее во время перерывов игрой в карты, показал несколько фокусов и мошеннических приемов. Через неделю он пожаловал легально вечером в окружении парней, которым не доставал до под мышки. Сел за столик, подозвал Нину. Стоило ей подойти и удивленно поднять брови, как он пригласил ее посидеть с ним в компании, заказал роскошный ужин и пальцами прищелкнул. Принесли огромный букет роз.

– Не пойму, – не переставала удивляться Нина, – ты не в бегах?

– Все улажено, Нинуля, – ухмыляясь, разливал он в рюмки коньяк. – У нас главное – вовремя сделать ноги, а отмазаться – дело техники. Смотри, Нина, на этих парней и знай. Если кто тебя обидит, лично мне стукни, мы голову отвинтим. Повезло тебе, Нина.

– Это чем же?

– Ты ж моя, – улыбался он. Она опустила уголки губ вниз, не понимая, что он несет. – Забегаловка твоя стоит в моих владениях. Но не бойся. Ты под моим покровительством. Тебя никто не посмеет обидеть. Паша Кореец умеет быть благодарным.

Потом Нина узнала, что каждое заведение в районе платит сумасшедшие деньги Паше Корейцу, сумму он устанавливает сам. А она не платит. Иногда он захаживает перекусить, благородно расплачивается, но Нина обязательно угощает его каким-нибудь изысканным блюдом за счет заведения. И обязательно ведет с ним светскую беседу. Ей действительно повезло, иначе работала бы в минус.

Паша Кореец заглянул и в воскресенье. Он сел так, чтобы видеть входивших в кафе людей, за его спиной остановились два амбала с тупыми рожами. Заботу о важном госте Нина взяла на себя, приготовилась выслушать заказ.

– Так, – постукивал он пальцами по столу. – Креветки «Генрих IV». – Это блюдо редко кто заказывал, потому что креветки сами по себе не дешевое блюдо, а в «Генрихе IV» еще и шарик черной икры полагался. – Что есть диетическое? Из рыбы?

– Ассорти: отварная севрюга, малосоленая семга и балык из толстолобика. Салат из морепродуктов, а на горячее – судак по-мексикански.

– Наверное, давай все, – тяжело дался ему выбор.

Нина принесла сначала креветки и ассорти, потому что остальное надо приготовить. Он не дал ей уйти, взял за руку и усадил за стол:

– Что это у тебя глазенки грустные, озабоченные, Нинуля?

– Да? – дернулась она. – В самом деле? Я устала… немного.

– Неправда, – легко уличил ее во лжи Паша, мешая в вазочке креветки с икрой. – Когда ты устаешь, у тебя совсем другое личико.

– Смотри-ка, ты так хорошо меня изучил?

– Не совсем хорошо, – возразил он, смакуя креветки. – Не скрою, хотелось бы тебя узнать… поближе, – и хитро сощурил раскосые глаза.

Нина не знала, как реагировать. Вот только Паши Корейца ей не хватало для полного комплекта неожиданностей. Отказать ему – со света сживет, принять ухаживания – нет никакого желания. Да и ростом он не вышел. Конечно, Нина может снять каблуки, тогда Паша достанет ей аж до виска, все равно перспектива стать возлюбленной знаменитого бандюка не улыбалась. Он же, заметив недоумение пополам с растерянностью на ее лице, захихикал под нос:

– Не бойся, Нинуля, приставать не стану, раз не хочешь. Паша Кореец тебя уважает, он твой должник. Знаешь, что это такое? Это когда ты можешь попросить о чем угодно Пашу Корейца, он ни в чем тебе не откажет и не потребует платы. Так в чем проблема? Говори.

Нина колебалась. А ведь Паша может кое-что сделать. У него связи во всех структурах, поэтому гуляет на свободе. Говорят, он замочил нескольких человек, в городе Пашей чуть ли не пугают детей. Недавно нашли обгорелый труп в лесу, по слухам, это тоже дело рук Корейца. С ним опасно связываться, но только он может выяснить, как идет следствие по делу об убийствах в доме Глеба. В конце концов, надо же знать, что думают по этому поводу прокуратура и полиция! Да и самой необходимо освободиться от двоякого чувства. То ей кажется, что Глеб убийца, то не Глеб, так же нельзя!

– Да, – робко начала она, все еще сомневаясь: просить Пашу разузнать об убийствах или нет, – есть некоторые вещи, которые мне хотелось бы узнать…

– Нина, – вдруг озадачился он, отправив в рот кусочек рыбы, – это же не севрюга. С севрюгой я знаком.

– Ну и что? – пожала она плечами. – Осетрина и осетрина, какая разница? Севрюга звучит изысканней.

– Приятно иметь дело с очаровательной мошенницей. Ну так что там?

– Я слышала, в одном респектабельном доме произошло двойное убийство…

– Ну-ну, дальше, – сказал Паша, не удивившись, что кого-то там пришили. Впрочем, в его среде трупы – это норма.

– Паша, я хочу знать, что думают по этому поводу прокуратура и полиция, – выпалила Нина и запила стаканом воды, из которого до этого пил Кореец.

Он уставился на нее с непонятным выражением, прекратив есть. Нина выдержала взгляд, пожалев о просьбе.

– А зачем тебе? – спросил он после длинной паузы. – Признаюсь, твой интерес странный. Это праздное любопытство или нечто большее?

«Он умный и умеет считать, – поняла Нина. – Да только теперь задний ход давать поздно – обидится». Нина, хорошенько обдумывая фразы, рассказала почти правду:

– Не праздное любопытство. Там жил… то есть живет мой давнишний знакомый Глеб Печернин. Мне хочется знать, что случилось в том доме. Почему это произошло и кто это сделал. Сам понимаешь, сплетен сейчас море…

– Он твой любовник? – напрямую спросил Паша.

– Вопрос, конечно, некорректный, но отвечу. Был. Давным-давно.

– Угу, – промычал Паша и задумался, глядя на Нину несколько рассеянно. Пауза длилась недолго. – Сколько я должен?

– Ужин за счет заведения, – поспешила сказать Нина и поймала себя на том, что выглядит это подкупом. Наверняка и Паша так подумал.

– Думаю, мой ужин тебе пока не по карману, – сказал он, вставая. Паша положил на стол деньги в баксах. Нина уже решила, что ее просьба выглядит глупой и наглой, он не станет ничего узнавать, но Кореец заверил: – Я все выясню.

На прощание он поцеловал ей руку. Паша Кореец славится изысканными манерами и в противоположность манерам – жестокостью. Он покинул ее ресторанчик в сопровождении двух амбалов, которые за все время разговора ни разу не шелохнулись за спиной Паши. А Нина сидела и ругала себя: было лишним просить Корейца об услуге. Чем теперь это чревато? На стул плюхнулась Долли:

– Уф! Кто это оставил такие деликатесы? – и двумя пальчиками подхватила с тарелки кусочек семги, отправила в рот.

– Паша Кореец, – рассеянно ответила Нина, все еще находясь во власти сомнений. – Принесла?

Долли кивнула, достала листы и передала Нине.

– Переводчица звонила, спрашивала, дословно переводить или дать вольный перевод. Я сказала: дословно. Она чем-то была шокирована, извинилась, потому что получилось несколько грубо, но так в тексте. Некоторые слова написаны английскими буквосочетаниями, но слова русские. Вот жлоб, рыбу по-мексикански даже не тронул! Можно, я съем?

Нина согласно кивнула, сама же поспешила в кабинет, читая на ходу. За ней семенила Долли с тарелкой в руках. Проходя мимо кухни, она попросила чистую вилку, вошла к Нине, когда та уже сидела и читала…

Я знаю: второй раз не повезет, поэтому теперь я зритель. Езжу в горы смотреть на тренировки и соревнования. Скучно. В кубках храню маленькие секреты. У меня появилось хобби – снимать на видеокамеру интересные моменты, вернее, людей за разными занятиями, но чтобы они меня не заметили. Это чуточку будоражит во мне прежние чувства. Если застукают за нелегальным наблюдением, мне попадет. Ах, как попадет! Но пока не застукали. Скучно. Только снег меня немного приводит в норму, но теперь он всегда холодный и больше не шепчет нежных слов, не вызывает на поединок. Мне предлагали стать тренером. И это скучно, я отказалась. Иногда занимаюсь сексом с разными мужчинами. Я что-то ищу, но пока не пойму, что именно. Наверное, поэтому записываю свои мысли. Я хочу разобраться в себе. Скучно, скучно, скучно…

Перевернув страницу, Нина вся сжалась. Вот оно…

Его зовут Глеб. Он сильный, смелый, хорошо владеет лыжами, но не профи, а любитель. В нем нет страсти к снежному полю, всего-то пытливость. Познакомились мы на подъеме, а наблюдаю за ним я три дня. Есть в нем нечто притягивающее, одновременно отталкивающее. Безусловно, внешность притягательна, хотя красавцем в полной мере его не назовешь. А вот чем отталкивает? Возможно, умением смотреть на всех сверху. Это не высокомерие, отнюдь нет. Но, разговаривая с ним, вдруг ощущаешь, что он подавляет тебя. Да, в нем есть властность, хочется подчиниться ему, исполнять его прихоти. Или подчинить его. Он меня заинтриговал…

Далее снова шли рассуждения о тоске по снегу. Это было неинтересно, Нина пропустила. Следующую страницу читала, затаив дыхание.

Я искала Глеба и нашла в баре. Была плохая погода, все слонялись по базе. Он заказал мне коктейль, разговорились. Мы из одного города, у нас есть общие знакомые, так что темы нашлись. Но самое завораживающее было между фразами и то, как он смотрел на меня – жадно. Я знаю: когда у меня приоткрыт рот, мужики почему-то смотрят только на рот. А когда я поглаживаю кончиками пальцев свои губы, шею, подбородок, то вижу, что у них взгляд становится влажным. У Глеба взгляд стал влажным, но он упорно не сдавался. Странно. Я ведь дала ему понять, чего хочу. Он не понял? Кажется, Глеб не глуп. Что ж, есть еще тело, оно тоже способно передать некоторые позывы. Я предложила потанцевать. Он немного дрожал, когда держал меня за талию и спину. Руки у него возбуждающие, меня просто накрыло: когда же он сдастся? Я намеренно обняла его за шею, приблизила лицо так, что губы едва не касались его губ. Неужели устоит? И вдруг он сказал: «У меня есть невеста». – «Ну и что?» – улыбнулась я. Больше ничего не сказала. Я обещала ему многое без дурацких слов. Пришлось понаблюдать, как он борется с собой. Это было забавно. Я поставила цель: победить его, предложила выпить где-нибудь в тихом месте. Он взял бутылку шампанского, и мы отправились к нему в номер. И там он боролся с собой. Это меня задело. Я сняла свитер, сославшись на жару, а под ним был надет маленький топ на бретелях, которые постоянно соскальзывают. В отличие от плоскогрудых спортсменок моя грудь настоящая, женская, красивая. Уж если он и после этого устоит, я просто отхлещу его как мальчишку. Что хочу, то должно быть моим. Шампанское мы выпили молча. Наступила изнывающая пауза, во время которой он старался не смотреть на меня. Тогда я встала, собираясь уйти. Глеб задержал меня за руку. «Что? – сказала я, разозлившись. – Что ты хочешь?» Он привлек меня к себе и чуть не съел мой рот…

Вдруг Нина покрылась белыми и красными пятнами, а глаза ее непроизвольно расширились. Она сделала небольшую паузу и еще раз перечитала последнюю страницу. Долли, поставив пустую тарелку на стол, удивленно протянула:

– Нинка, что это с тобой?

– Ты читала? – выговорила та, голос стал чужим. Долли отрицательно мотнула головой, тогда Нина протянула ей листы. – Прочти.

Долли принялась читать с заметной скукой. Дойдя до последней страницы, она мельком взглянула на Нину и более сосредоточенно углубилась в чтение, опуская все ниже голову, словно от стыда. Прочитав, Долли положила на стол листы:

– Это даже не эротический роман. Это порнография. Крутая. Автор тетради просто «ш…» и подзаборная «с…».

Долли никогда не ругается, только обозначает первыми буквами то, что хочет сказать напрямую. Нина, находясь под впечатлением прочитанных строк, произнесла:

– Почему же, эта женщина респектабельная дама. Она посещает парикмахерскую, делает маникюр и педикюр, занимается спортом, учит языки… Ты не представляешь, какая она красивая. Кожа у нее – белая-белая, как мрамор. Длинные, белые кудри, густые и шелковые, а глаза синие, как небо в ясную погоду, а губы алые и пухлые, капризные…

– Это ей не мешает так мерзко писать про длину, пардон, органа, который она измеряет, пардон, губами. А потом сравнивает с другими… этими самыми органами. Придумать же надо, сколько раз поместятся ее губы на… этом самом месте. А остальное? Нет, это… порнография.

– Разве в романах, которые ты читала, нет подобных описаний?

– Есть. Но не так цинично написано. Там эротика. Не скрою, иногда грубая эротика, которая… немного смущает, но написано красиво. А здесь грязно, понимаешь разницу? Мама моя, а ее ощущения и действия? Ее мысли! Ее отношение! А слова какие употребляет! Так не выражается даже конченый человек. Теперь понимаю, почему переводчица спрашивала: дословно переводить или нет. Это патология, Нина. Удивляюсь, что тебя интересует какая-то сдвинутая и до безобразия развратная баба.

Нина призналась себе, что хочет, наверное, больше, чем Глеб, прочесть всю тетрадь. Интересно, как он отреагирует на опус жены? Его ждут безусловные открытия.