Синий шепот. Книга 2

7. Великое дело

В тот день Чан И твердо решил воспротивиться воле Небес и переписать судьбу Цзи Юньхэ. Монах Кунмин не желал прикладывать к этому руку, утверждая, что проще забраться на небо, чем совершить нечто подобное. Цзи Юньхэ тоже не обрадовалась. Она устала страдать и мечтала спокойно насладиться собственной «старостью». Даже предпочла бы, чтобы отведенное ей время истекло поскорее. Однако Чан И стоял на своем. Он заставил монаха Кунмина осматривать и лечить Цзи Юньхэ, а ее саму – покорно принимать монаха и выполнять все его предписания. Чтобы нерадивый врач и безответственная больная не вступили в сговор и не перехитрили Чан И, тот присутствовал при каждом посещении Кунмина, не отходя ни на шаг. Если же тритон был слишком загружен делами или ему требовалось неотложно принять посетителя глубокой ночью, он перегораживал комнату ширмой. Пока по одну ее сторону работал правитель, по другую за чайным столиком беседовали Кунмин и Цзи Юньхэ. Вдобавок Чан И опечатывал ширму заклятием, которое не пропускало звук.

Цзи Юньхэ была слаба телом, зато мыслила ясно. Едва ей впервые удалось ускользнуть от бдительного взгляда Чан И, как она тут же попыталась переманить монаха на свою сторону. Девушка лучезарно улыбнулась:

– Досточтимый Кунмин, вы не хотите меня лечить, а я не хочу больше жить. Зачем мы тратим время впустую?

– Меня не волнует, хочешь ты жить или нет. Я обещал этому демону тебя вылечить и сдержу свое слово.

– Зачем же так слепо следовать правилам? – недоумевала Цзи Юньхэ. – Тритон не разбирается в лекарствах, а вы каждый день назначаете новое. Просто подсуньте мне яд вместо снадобья, и Чан И ничего не узнает. Лечение всегда сопряжено с долей риска. Что-то нас лечит, а что-то убивает. Никто не станет винить вас.

Монах Кунмин нащупал у девушки пульс и спокойно на нее посмотрел.

– Верховный страж, ты ошибаешься. Я вовсе не слепой поборник правил, но я монах, и мне не пристало лгать…

Цзи Юньхэ громко рассмеялась, перебив лекаря:

– Досточтимый Кунмин, у вас на груди висят костяные четки из ста восьми бусин – и вы говорите мне о соблюдении монашеских обетов? Это что, шутка?

– Я монах, который ест мясо и убивает людей. Однако ж это не значит, что я нарушаю прочие заповеди.

– А как насчет обета безбрачия? – осведомилась Цзи Юньхэ, решив прояснить щекотливый вопрос ради Ло Цзиньсан. Девушка не видела подругу уже много лет, но хорошо знала ее упрямство.

Кунмин растерялся, а при виде улыбки на губах Цзи Юньхэ тут же нахмурился:

– Не твоего ума дело.

Девушка кивнула и со вздохом шепнула себе под нос:

– Бедная глупышка Ло Цзиньсан. Зачем только она повстречала на своем пути монаха с каменным сердцем?

Эти слова больно ужалили Кунмина. Он стиснул ее запястье.

– И еще: кто тебе сказал, что тритон не разбирается в лекарствах? – Монах уставился дерзкой больной прямо в глаза и с ухмылкой нанес ответный удар. – Тот, кто долго болеет, поневоле начинает разбираться в медицине, а тритон чудом выкарабкался с того света. Даже когда пошел на поправку, он еще долго принимал лекарства.

Губы Цзи Юньхэ едва заметно дрогнули, хотя она по-прежнему улыбалась, словно не принимала слова монаха близко к сердцу. Монах Кунмин ослабил хватку, подушечками пальцев все еще ощущая под кожей девушки слабый пульс.

– Верховный страж, я много лет гадал, что ты сотворила с тритоном в долине Покорителей Демонов. Как ты добилась от него столь искренней преданности? Когда ты обманула его, он готов был грызть кости от обиды и ненависти. Он выжил только благодаря лютой злобе, которая питала его. Она поддерживает Чан И до сих пор.

– О какой искренней преданности вы говорите? Тритон ко всему относится слишком серьезно. Он похож на дитя. – Улыбка не сходила с лица Цзи Юньхэ. – А разве трудно обмануть ребенка?

Монах же невозмутимо ответил:

– Детская искренность – редкий дар. Как ты только посмела?

– Чего стоит детская искренность, когда на кону вопрос жизни и смерти? – равнодушно поинтересовалась Цзи Юньхэ. – Тритон доверчив и наивен. Вы почти что его советник, только неужели вы так же наивны?

С презрительной усмешкой Цзи Юньхэ выдернула запястье из рук монаха. Тот перевел взгляд. Пристально всматриваясь в ее лицо, он с нажимом спросил:

– За эти шесть лет у тебя не возникло чувства вины? Ты не раскаиваешься?

– Я совершила промах и подвергла себя опасности. Меня подвела жажда власти, свойственная человеку. За что мне винить себя? В чем раскаиваться?

Цзи Юньхэ притворилась, будто слова правды, которую она давно скрывала, сами сорвались с языка, без остатка выдав ее двуличную натуру.

– Не жалеешь, что причинила ему боль?

– Ни капли.

– Наверное, ты знала, что на протяжении шести лет он строил планы и ждал подходящего случая, чтобы вызволить тебя из темницы Наставника государства и переправить на север?

– Я не сомневалась, что он жаждет мести.

– А известно ли тебе, что позавчера с восходом солнца, когда ты искала смерти, его должны были короновать и посадить на трон владыки северных земель? Он почувствовал, что ты в беде, и поспешил сюда, оставив позади себя обескураженную толпу.

В тот день, когда она искала смерти… Цзи Юньхэ вспомнила парадное платье Чан И, заколку гуань с нефритовой шпилькой в его волосах… той самой шпилькой, которой она пыталась пронзить себе горло. Чан И ведь редко носил такие заколки. Вот, оказывается, откуда он тогда примчался…

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Цзи Юньхэ. Тем не менее на ее лице не дрогнул ни один мускул. Без малейшего промедления она спокойно ответила:

– Я этого не знала, и что с того?

– Что с того? – Монах слегка прищурился, разглядывая Цзи Юньхэ. – Верховный страж долины Покорителей Демонов воистину удивительная женщина. Ты с легкостью играешь наивным сердцем ребенка и притом не можешь проникнуть в сердце тритона?

Цзи Юньхэ не нашлась что ответить и наконец замолчала, однако монах Кунмин не намеревался отпускать свою жертву:

– Тебя якобы подвела жажда власти, но сейчас ты не стараешься очаровать тритона, втереться в доверие, убить его и с триумфом вернуться в столицу… Наоборот, всячески пытаешься ему досадить и даже ищешь собственной смерти… Верховный страж, тритон чист и прямодушен, ему не постичь изменчивое сердце человека. Я не такой, как он. Меня ты не проведешь.

Губы Цзи Юньхэ слегка побелели, однако она по-прежнему держалась гордо. Девушка бросила взгляд в сторону ширмы: похоже, Чан И вел трудные переговоры и не заметил, что «врачебный осмотр» свернул не в то русло. Цзи Юньхэ немного успокоилась.

– Досточтимый Кунмин, – с улыбкой обратилась она к монаху. – Вы разумный человек и должны понимать, что правда не принесет пользы ни мне, ни Чан И. Я стою на пороге смерти…

– Ты умираешь, а я монах, который не лжет и не разносит сплетен. Мне все равно, о чем ты когда-то думала и к чему стремилась. Меня не волнует, ради чего ты все это затеяла. Тритон – мой друг. Если впредь ты ему не навредишь, я закрою глаза на твое прошлое.

– Отлично. Просто прекрасно. У тритона появились друзья.

Она улыбнулась, но тут ей в голову пришла новая мысль. Цзи Юньхэ кашлянула, улыбка мгновенно исчезла с ее лица, и девушка уставилась на монаха, ясно давая понять, что готова идти до конца.

– Однако… Советую вам сдержать обещание. Иначе вы убедитесь в том, что я на самом деле очень нехороший человек.

– В мире нет хороших людей, – философски заметил Кунмин. – Не волнуйся, я не открою правды. Не ради тебя, а потому, что согласен с тобой. Тритон очень трепетно относится к чувствам. Правда смутит его разум, и это нанесет вред великому делу северных земель. Восстание против империи Чэнь поднял тритон, чем нажил себе немало врагов, благо сейчас многие жители империи вспомнили былые обиды и встали под наши знамена. На кону дело всей моей жизни. Я могу достичь своей цели в борьбе за справедливость только с помощью Чан И. Я ни за что не помешаю его грандиозному плану.

Цзи Юньхэ опустила голову, разглядывая свою бледную руку:

– Рада, что мы разобрались.

Монах поднялся на ноги и посмотрел на хрупкую фигуру, истощенную тяжким недугом.

– Теперь я знаю, что на твою долю выпало немало страданий. И все равно ты мне не нравишься.

Цзи Юньхэ улыбнулась лекарю:

– По счастливой случайности наши чувства взаимны.