Выписка из архива №3659 от 5 июня 2657 г.
Полное имя при рождении: Кайя Сюзанна Коллинз.
Имя, зарегистрированное в 2648 г.: Кайя Вейбер.
Идентификационный номер: E57783496577815918773.
Дата рождения: 25.03.2630 г. (27 лет).
Место рождения: г. Ромеро, Новый Рим.
Образование: Новоримский центральный университет.
Профессия: журналист.
Место работы: «5 канал», Новый Рим (с 2649 г. по настоящее время).
Прозвище, данное коллегами: Пиранья.
Награды: «Новые лица Галактики» (2652 г.), «Голос Н. Рима» (2655 г.), «Лучшая программа года» (2656 г).
Семья:
- отец: Виктор Д. Коллинз (д.р.09.09.2600 г.). Владелец сети отелей «Империя» (Новый Рим, Лондор, Альфа Крит, Карамедана, Земля). 150 место в списке самых состоятельных людей Вселенной (по версии журнала «Прямой поток», октябрь 2654 г.), 3 место в списке самых состоятельных и влиятельных людей Нового Рима (по версии издания «Говори», февраль 2655 г.). Вдовец.
- мать: Мария Л. Коллинз (Вейбер) (01.03.2607 – 30.05.2643 гг). Журналист. Автор серии скандальных программ «За стеной», посвященной планете Аквилон. Погибла в 2643 г. во время взрыва на заводе «Звезда», Аквилон.
- брат: Шон П. Коллинз (д.р.25.09.2636 г.). Музыкант. Основатель рок-группы «Пьяные бесы». Настоящее местоположение неизвестно. Согласно неофициальной информации, проходит курс лечения от наркотической зависимости.
Выписка из архива №4854 от 6 июня 2657 г.
Полное имя: НЕИЗВЕСТНО.
Известный список имен: Джек Рассел, Джонатан Риллоу, Джейкоб Рид, Джейсон Рестон (список имен пополняется).
Идентификационный номер: НЕИЗВЕСТЕН.
Дата рождения: предположительно 2629г. (28 лет) — точная дата рождения неизвестна.
Место рождения: НЕИЗВЕСТНО, предположительно — Альфа Крит.
Образование: НЕТ ДАННЫХ.
Профессия: наемник (связь с иностранными спецслужбами и другими структурами не установлена).
Родители: НЕТ ДАННЫХ.
Апрель 2657 г.
Гомон, толкотня, запах пластика и металла. Обожаю космопорты, тут своя, особая атмосфера — драйв. И мне это нравится.
Альфа Крит только не люблю.
Планета, где куда ни плюнь — всюду наткнешься на лозунг вроде: «У нас самый низкий уровень преступности во Вселенной!», «Наши парки самые зеленые!», «Наш воздух самый чистый!». Их послушать, так местные и в туалет ходят не иначе как розами.
Все здесь улыбчивые, гостеприимные, везде проводят, все покажут и расскажут, транспорт бесплатный, дороги бесплатные, все максимально автоматизировано, при этом роботы не отняли у людей рабочие места, а только облегчили им жизнь. Не планета — рай.
Прямо-таки идеальное общество.
Пока не заглянешь под коврик, под который заметают неугодных.
Выйдешь из дома в комендантский час — штраф и тюрьма. Не предоставишь документы по первому требованию полиции — рудники. Нагрубишь тем же копам — смертная казнь.
По статистике, к смертной казни на Альфа Крите приговаривают каждого третьего преступника. Штраф тут — манна небесная, и это если есть кому тебя отмазать. А попасть на рудники на пару лет — так это вообще за здравствуй. Не там чихнул — получи год-другой каторжных работ. Все на благо родины, не так ли?
Быстро иду сквозь толпу, звонко цокая каблуками по плиточному полу. Он тут разноцветный, в оранжево-синюю клетку. Люди, двигающиеся навстречу, улыбаются, уступают дорогу, расшаркиваются. С первого взгляда можно понять, кто местный житель, а кто турист: инопланетяне прут вперед, как я, не больно озадачиваясь тем, кого толкнут своим чемоданом на гравиподушке.
Только я не турист, и чемодана у меня нет.
— Кайя! — догоняет меня оператор с камерой на плече.
Можно, конечно, банально заснять все на коммуникатор, но любительская съемка — это не про нас. Мы же профессионалы — «Пятый канал», как-никак, нас смотрит вся Вселенная. Да и любительской съемки по этому расследованию мы сделали уже навалом — только нарезай и монтируй. А сейчас мне нужно личное интервью человека, который, как только понял, что запахло жареным, дал деру с родной планеты.
А если мне нужно интервью, я его получу. Так даже интереснее — будем брать на горячем.
В отпуск он слинял, видите ли. Скажите мне, кто в здравом уме летает на Альфа Крит в отпуск? Тут же только расслабишься, как окажешься в каталажке. Я знаю, о чем говорю, просидела тут в камере целые сутки, пока не пошла к отцу на поклон, и он меня не вытащил. Купила бутылку пива, понимаете ли. Мне было двадцать, и я тогда не знала, что тут это запрещено в таком возрасте. У нас — с восемнадцати. Так они же продали! Система супермаркета запросила документы, уточнила возраст и продала, автоматически вызвав полицию. Гениальная схема.
Вот и этот тут явно не в отпуск, а продолжать свои мутные делишки. Это простые люди здесь огребают по полной за любое нарушение правил, а те, у кого на банковском счете лежат суммы с кучей волшебных нулей, беспределят, как и везде.
Не люблю Альфа Крит, я уже говорила.
Резко торможу перед голографическим табло, высматривая нужный мне рейс. Несущийся за мной Стив едва не сносит меня с ног, равновесие сохраняет, но больно бьет камерой мне в затылок.
— Уй! — шиплю и хватаюсь за голову. Вот же черт, как назло, моя макушка точно на уровне смотрящей с его плеча вниз камеры. И это я на каблуках.
Санта, подари мне на Рождество еще двадцать сантиметров роста, ну что тебе стоит?
— Прости, Кайя! — пугается Стив, тянет руки к моей голове.
Бью его ладонью по наглой конечности. Я полчаса волосы укладывала, не надо их теперь трогать. Надеюсь, шишка из-под волос будет не слишком заметна.
— Как я выгляжу? — спрашиваю у подлетевшей к нам Линды.
Моя новая помощница не слишком расторопна, но кофе варит божественно, поэтому я готова простить ей многое.
— Отлично! — уверяет Линда и тут же проходится по моему носу уже приготовленной пуховкой. С ней в руках она, что ли, бежала?
— Прекрасно выглядишь, — пытается замолить грех за удар по голове оператор.
Адресую ему свирепый взгляд. Да не злюсь я, но подхалимничать не надо. Сама знаю, что похожа сейчас на загнанную лошадь. Пришлось лететь с бешеными пересадками, только за сегодня их было целых три — надо же было обогнать нашего беглеца. Это он отправился с Нового Рима на Альфа Крит прямым маршрутом на неповоротливом круизном лайнере. А нам пришлось «оседлать» крейсер-курьер, потом еще один и оставить половину годового бюджета в кармане капитана частного судна, который высадил нас уже непосредственно на орбите Альфа Крита. Крутой вояж получился. Но оно того стоило.
Все, можно выдыхать: пассажиры лайнера уже в катере, который вот-вот доставит их с орбиты.
— Стив, приготовься! — командую оператору.
Линда сует мне микрофон-наушник, цепляю на голову. Вообще, я предпочитаю держать микрофоны в руках. Так солиднее: сразу видно, кто тут репортер, а кто жертва допроса. Но с этим типом лучше не рисковать — вдруг придется ловить или руками начнет размахивать. Было у меня такое, синяк со щеки сходил две недели — микрофоном и прилетело. Издержки профессии, ага.
Туфель нет. Это фиаско.
Они стоили, как… Неважно, много они стоили. Обувь на высоченных каблуках вообще стоит немало, если ты хочешь в них ходить, а не ковылять, как хромая кобыла. Живая кобыла наверняка обошлась бы дешевле.
Но это же Альфа Крит, не забыли? Стоит мне вмешаться, как меня подхватывают под локоть и тащат с собой. А мои туфли — туфельки от Флер Лу-а! — остаются валяться у безголового трупа.
— Линда! Линда! Туфли! — кричу ассистентке, увидев в толпе ее белое как снег, испуганное лицо, и активно жестикулирую. — Там! Туфли!.. Уй!
Получаю между лопаток чем-то твердым (надеюсь, стволом парализатора, а не чего-то пострашнее) и послушно затыкаюсь. Сейчас у всех адреналин зашкаливает, пока не довезут до участка, не станут даже разбираться, кто есть кто. Так что лучше придержать свои возмущения до кого-то должностью повыше.
Погодите, ребята, дайте мне вашего шефа в мягком кресле тепленького кабинета, вот там я развернусь, и посмотрим, кто кого.
А в теплый кабинет хочется прямо сейчас — полы в этом космопорте холодные до ужаса. Видимо, проектировщики не планировали, что кто-то решит расхаживать тут босиком.
— Да иду я, иду! — Дергаюсь, снова получая тычок в спину.
Зараза такая — двухметровый, в наглухо застегнутой на все кнопки фиолетовой полицейской форме и в ботинках на толстой подошве. И я — дышу ему в пупок, да еще и босая. Где сочувствие, мать вашу?
Третий тычок.
Молча сжимаю челюсти. Ну все, двухметровый мальчик, жалоба тебе обеспечена.
***
Спустя два часа унижений, споров и тыканья международного журналистского удостоверения всем, кто выше меня как минимум на голову (в местную полицию, видимо, берут только от отметки метр восемьдесят и выше), я сижу в мягком удобном кресле, болтая ногой в воздухе, и жду, когда шеф участка принесет мне собственноручно сваренный им кофе. Он «по секрету» поделился со мной своим горем: его предыдущая секретарша ушла в декрет, а новая готовит напитки так, что проще умереть от жажды, чем взять что-то из ее рук.
Кошусь на стеклянную стену с поднятыми жалюзи, за которой грустит за своим столом та самая секретарша. Миловидная, блондинистая, тощая, но грудь при ней — пластика, скорее всего. Что же ты меня обманываешь, капитан Маккинзи? Ты же взял ее на эту должность точно не ради кофе.
Вручив мне горячую чашку с эмблемой полиции на боку, капитан участка, подтянутый мужчина лет сорока с плюсом, с уже явно седыми, но крашеными волосами, обходит стол и занимает свое место. Улыбается. Натянуто так, фальшиво — пятерка за старания.
Улыбаюсь в ответ одной из своих самых акульих улыбок и, уперев руку в подлокотник, пробую кофе. Хм, не соврал — не знаю, как варит напиток та блондиночка, но капитан в этом деле мастер.
Пью мелкими глотками и по-прежнему улыбаюсь, смотрю в упор, не моргая и при этом продолжая покачивать ногой. Да, знаю, чертовски нервирует.
Минута, вторая… Кэп ослабляет галстук под своим горлом. Тут почти все в фиолетовом, только шеф и его секретарь одеты в гражданское. Ну и я. Только я еще и босиком для полного контраста с местными. Но это ничего, кабинет у капитана Маккинзи и правда оказался теплым.
— Мисс Вейбер… — первым не выдерживает коп.
Делаю свою улыбку поощряющей. Давай, давай, любитель юных секретарш, извинись передо мной еще разок, пока я не запустила свою жалобу выше.
— Мисс Вейбер, — повторяет капитан, — ваш арест — чистой воды недоразумение. И я хотел бы извиниться перед вами от лица всего нашего участка…
Да! Четвертый раз! Бинго.
— Если я могу что-то сделать, чтобы сгладить неловкость…
А я сразу поняла, что он молодец — хорошо соображает. Быстро дошло, что юристы нашего канала мигом сделают из него патрульного, если будет жестить. А кто же захочет лишаться такого чудесного кабинета? Тут даже есть цветок в горшке на подоконнике и коврик у входа — я бы тоже поостереглась нарываться.
Выдерживаю драматическую паузу, допивая кофе, а затем тянусь и ставлю чашку на стол. Стол этот, надо сказать, натерт до блеска — в пластик можно смотреться, как в зеркало. С особым удовольствием наблюдаю, как капля конденсата ползет по боку оставленной мною чашки и скатывается на блестящую поверхность столешницы — плюх.
Маккинзи тоже следит за путешествием капли, и у него красноречиво играют желваки, когда она наконец растекается по столу. Что-то подсказывает мне, что, будь на моем месте кто-то из его подчиненных, их за такое уже отправили бы в помощь роботам-уборщикам драить туалеты. Однако мне капитан не говорит ни одного лишнего слова, продолжая натянуто улыбаться.
Ну все, теперь можно и побеседовать.
— Видите ли, капитан… — Откидываюсь на спинку кресла, соединяю пальцы рук домиком и не перестаю хищно улыбаться. С такими дашь слабину — закатают в асфальт. Спасибо, я ученая. — Я уже озвучила свои… хм… пожелания вашим людям.
Маккинзи кивает, бросает взгляд на лежащий на его столе планшет с включенным экраном.
— Насчет того парня… — Пробегает взглядом по данным. — Джека Рассела.
Тупо моргаю, выходя из образа железной леди.
Капитан Маккинзи, похоже, очень хочет упоминания своего участка в репортаже «Пятого канала», потому как отправляется провожать к заключенному лично. По взгляду видно, что он придушил бы меня прямо сейчас собственными руками, но улыбается во все тридцать два и, кроме того «черт с тобой», ни разу не оговаривается. Молодец, старается. Похвалю, как обещала, я свое слово тоже держу.
Коридоры участка ярко освещены. Везде металл и пластик, все серое и блестящее — чуть ли не стерильное. Признаюсь, приятно впечатлена. То полицейское управление, в застенки которого я попала в двадцать лет, и рядом не стояло с тем, что находится под руководством капитана Маккинзи, — в том было сыро и грязно. Но то столица — там таких мелких участков понатыкано через улицу, за всеми не уследишь. А тут окраина вблизи космопорта. Да и размах не сравнится — само здание размером с неплохую гостиницу. А в отелях я спец, можете мне поверить.
Вышагиваем по пустым коридорам. Капитан по правую руку от меня, еще два молодца в фиолетовом — сзади. Сверлят взглядами — еле сдерживаюсь, чтобы не передернуть плечами.
А Маккинзи все улыбается и вещает:
— Как видите, мисс Вейбер, арестованные содержатся в отличных условиях. Камеры все одиночные, питание сбалансированное, никакого насилия.
Энергично киваю, крутя головой по сторонам, и время от времени выдаю многозначительное «угу».
Камеры здесь и правда одиночные: коробки из серого пластика два на два метра с прозрачной со стороны коридора стеной. Изнутри они, надо полагать, непроницаемые потому как наше шествие не вызывает у заключенных в такой же серой, как и стены, униформе никакой реакции. Кто-то лежит на койке, кто-то вышагивает от стены к стене, один парень сидит на полу, спрятав лицо в коленях и подпирая плечом унитаз. Унитаз этот приятно радует глаз своей блистающей белизной, однако его расположение прямо напротив прозрачной из коридора стены лично у меня вызывает вопросы.
— Книги, видео? — не слишком вежливо прерываю своего «экскурсовода». Так ведь и с ума сойти недолго, если сидеть в четырех стенах, где единственное твое развлечение — сходить в туалет напротив «окна».
— Музыка, — важно отвечает Маккинзи.
— Да-а? — тут же заинтересовываюсь. В коридоре тихо, только шаги моего эскорта гулким эхом отражаются от стен. — А можно послушать? — Улыбаюсь одной из самых своих невинных улыбок.
Ну а что? Надо же знать, что заставляют слушать заключенных. Классика, наверное, что-нибудь общепризнанное: Вивальди, Бетховен, Моцарт. Моцарт, говорят, вообще благотворно действует на психику, его даже душевнобольным включают.
Шеф участка бессильно вздыхает и дает короткую команду в коммуникатор на запястье. Ему кто-то отвечает, а потом…
— О. Мой. Бог! — вырывается у меня, когда коридор наполняет мелодия, которую не могу описать иначе, как: «тыц-тыц-бамс».
Ты разбила мои мечты.
Виновата во всем лишь ты.
Трупом я лежу под столом
И во всем получил облом…
— Выключите, пожалуйста!
Кажется, начинаю понимать, почему тот парень обнимался с унитазом. Это же просто кровь из ушей! Мало того, что музыка — яркий пример примитива, а молодой мужской голос вызывает ассоциацию с котом, которому наступили на причиндалы. Так еще и текст уровня третьеклассника с задней парты.
— Это новый метод пытки? — спрашиваю на полном серьезе, когда снова становится тихо.
Лицо Маккинзи вытягивается — не ожидал от меня такого вопроса в лоб. Потом возмущенно багровеет.
— Это песня о любви!
Ну да, а поет ее, похоже, сын какого-нибудь мэра или министра. Надо будет поискать в сети — добавит репортажу местного колорита.
Я тот еще меломан, могу слушать разное, но на откровенно бездарное у меня аллергия. А на купленную славу — чуйка, как у собаки. Разоблачающая статья выйдет что надо — уже мысленно потираю ладони.
— Пришли, — буркает капитан. И лицо у него такое обиженное, что у меня закрадываются сомнения, не его ли сынок надрывает гланды на записи.
Передо мной открывают двери, как я понимаю, допросной и приглашают войти. Шаркаю подошвами тапок размера этак сорок третьего (свой у меня тридцать шестой) и чудом преодолеваю высокий порожек, таки не распластавшись на сером полу. К счастью, тапки не скользят. Ну да грех жаловаться: если бы один из подчиненных Маккинзи не поделился со мной содержимым своего шкафчика, щеголять бы мне босиком по холодному пластику. И так в носу свербит — перемерзла еще в космопорте.
Я не ошиблась, это действительно допросная. Такая же серая и безликая, как и все здесь. А одна из стен чем-то неуловимо отличается от остальных трех, и я начинаю подозревать, что с другой стороны она такая же прозрачная, как и камеры вынужденных слушать потуги юного дарования бедолаг, мимо которых мы только что прошли.
Интересно, за стеной кто-нибудь есть? Хотя что мне? Пусть смотрят.
Помимо стен, пола и потолка с ярко горящими длинными узкими лампами, в помещении имеется только стол. Серый, гладкий, холодный даже на вид. А посередине фигурная скоба, к которой наручником пристегнут тот, к кому я пришла.
Хорошо лететь в каюте премиум-класса комфортабельного пассажирского лайнера, когда твоя совесть чиста, счет полон, а сам ты преисполнен чувством выполненного долга. И совершенно иначе возвращаться домой (несмотря на все те же лайнер и каюту), спустив половину годового бюджета, слив две возможные сенсации и, для полного счастья, еще и строча докладную за разбитую помощником камеру.
Уволившимся помощником, кстати говоря. Когда мы встретились на посадке, оператор Стив в не слишком-то литературных выражениях высказался, где он видел работу с такой неуравновешенной личностью, как я (подумаешь, какие мы нежные!). Еще и Линду подбил сделать ноги вместе с ним — у них, видите ли, наметился роман.
Впрочем, Линду я бы уволила в любом случае. Варить кофе — это, конечно, хорошо, но когда тебе указывают пальцем на брошенные туфли, можно шевельнуть извилиной и подобрать то, что просят. Но нет, Линда сказала, будто не поняла, что я имела в виду. Пристрелиться.
Все будто сговорились!
Фиаско, как есть фиаско.
Но сдаваться я не привыкла, а потому первые дни пути все же пытаюсь нарыть в сети информацию о камикадзе Джеке, чтоб его, Расселе. Однако сеть выдает только однофамильцев, а на фото вообще отказывается что-либо показывать.
Развить тему? Подключить программеров канала? Вернуться на Альфа Крит и рыть носом землю в попытке узнать, что из себя таки представляет этот тип?
Тогда, когда его уже казнят?
А на Альфа Крите самые упертые копы в мире: приговорили к казни — значит, казнят.
И что я в таком случае получу, потратив столько сил, времени и денег? Подарю Джеку Расселу красивую эпитафию?
Нет уж, дудки, отказался от помощи — его проблемы.
А мне надо выкрутиться и если не получить новую тему для программы, то хотя бы выдумать материал для статьи на странице канала.
С вариантами навскидку небогато, а из заготовленного ничего нет. Я рассчитывала весь ближайший месяц бессовестно эксплуатировать дело Дерро-загребущие-руки: личные интервью, репортажи из зала суда и беседы с обманутыми им вкладчиками (они уже даже отсняты). Но все это больше не представляет предполагаемой ценности. Без неожиданной встречи в космопорте, брошенных в лицо обвинений и съемки самой первой неподдельной реакции все остальное становится обычными сухими фактами и попахивает бабушкиным сундуком — меня читают и смотрят не ради подобного.
Так что нужно что-то принципиально новое.
Вышагиваю по каюте, отмеряя босыми ногами расстояние между кроватью и дверью в ванную комнату. Тяну носок, маршируя, как солдаты на параде, только на мне не военная форма, а нижнее белье. Зато настрой — очень даже боевой. А куда деваться?
Думай, Кайя, думай…
Пять шагов в одну сторону и пять — в другую.
Одна рука под грудью, во второй — световой карандаш с уже порядком погрызенным кончиком. Пять шагов туда и пять обратно…
Нужно отчего-то оттолкнуться.
Космопорт… У Уоллеса Доджа оказалось смертоносное оружие на его территории… Поднять тему торговлей оружия? Заезжено.
Стив разбил камеру о мою голову… Хрупкость современной техники? Проблемы невысоких женщин? В топку, звучит как статья из дешевой бульварной газетенки.
Пробежаться по лайнеру и провести соцопрос? Тоже вариант. Только о чем?
Постукиваю пальцами по своему предплечью и делаю еще один бессмысленный круг по каюте.
«Что вы думаете о новой волне по внедрению искусственного интеллекта?» Фу, банальщина.
«Как вы относитесь к проблеме бездомных животных?» Ага, это люди-то, летящие с Альфа Крита, девиз которого: «Нет бездомных животных — нет проблем».
Даже симпатичных лопоухих терьеров и тех нет… Джек, чтоб тебя, Рассел, прочь из моей головы!
Однако на сей раз мысль про одного избитого, но очень меткого камикадзе, о котором я решила забыть, дает свои плоды: подумав о нем, я вспоминаю полицейский участок, его серые коридоры и… музыку! Бинго!
Торопливо закручиваю волосы в «фигу» на затылке, закрепляю испорченным карандашом и, устроившись на кровати в позе лотоса, разворачиваю над запястьем голографический экран. Сеть лайнера довольна масштабна, это дает надежду на то, что я отыщу в ней нужную мне информацию.
Мосты. Мосты и облом — это все, что я помню из песни, игравшей в участке. Однако поисковик не находит ни того, ни другого. Вернее, вариантов про мосты и обломы оказывается больше, чем я когда-либо смогу развидеть (кто пишет эти тексты, мать вашу?), но вместе подобное сочетание нигде не встречается.
С психа выдергиваю карандаш из прически и снова вгрызаюсь в него. Волосы водопадом осыпаются вниз, бьют кончиками по голой спине в районе талии.
Думай, Кайя, думай…
Не мосты, а мечты!
Делаю верный запрос и нахожу, что певец даже не сын министра или прокурора, как я думала, а целый племянник действующего президента Альфа Крита. Охо-хо, вот это удача!
«Непотизм или талант?», «Музыкотерапия или легализованные пытки?» — варианты заголовков так и мельтешат перед глазами, пока пальцы летают по голографической клавиатуре, вводя новые поисковые запросы.
Новый Рим встречает дождем и ураганным ветром. В этой части планеты ранняя весна, даже снег еще не везде успел растаять.
Скручиваю волосы в жгут и прячу их за ворот тонкой кожаной куртки, какого-то черта оказавшейся самой теплой вещью в моем багаже. После чего застегиваю ее по самое горло и бегу на стоянку флайеров, обгоняя основной поток прибывших со мной на одном лайнере пассажиров.
Нагло подрезаю какого-то усатого мужика с салатовым чемоданом оттенка «вырви глаз» и ловко запрыгиваю в такси перед самым его носом.
— А-а?.. — растерянно тянет любитель ярких цветов.
— Спасибо! — кричу ему, перекрикивая дождь и широко улыбаясь. — Удачного дня! — И захлопываю дверцу.
Таксист, флайер которого я только что бессовестно оккупировала, неодобрительно покачивает головой.
Корчу ему гримасу. Хорошо быть святым праведником, сидя в теплом салоне, а у меня, между прочим, чуть почки не отвалились от холода. Про прическу вообще молчу.
— Чемодан возле багажника, — напоминаю водителю и, расслабленно растекаясь по сиденью, закапываюсь в коммуникатор.
Хлопает дверца, впуская в душный салон влагу и шум дождя и ветра. Не обращаю внимания: сообщения падают на комм как сумасшедшие — отрабатывает «локалка».
Водитель возвращается, вновь впуская в салон вой непогоды и холодные брызги, и мы наконец взлетаем. Не поднимаю головы, продолжая раскидывать письма по папкам или сразу удалять.
Рекламные рассылки — в топку, я на это не ведусь.
Парочка предложений о сотрудничестве (ребята, меня не зовут, я сама прихожу) — тоже в топку.
Письмо от секретаря шефа с напоминаем, что мне следует предстать пред светлы очи главы канала «по приезде и незамедлительно». Учитывая, что до столицы я доберусь только глубокой ночью, очень «логичное» распоряжение. В топку.
— А можно увеличить температуру?! — прошу водителя, подавшись вперед, и, вновь откинувшись на спинку, возвращаюсь к почте, где меня ждет письмо от отправителя «Виктор Коллинз».
Давлюсь слюной и несколько секунд отчаянно кашляю — неожиданно.
— Мисс, вы в порядке? — любезно интересуется таксист.
— Не дождутся! — откликаюсь, наконец продышавшись, и раскрываю послание.
«Кайя, надо поговорить», — встречают меня три коротких слова. Ни приветствия, ни хотя бы смайла ради приличия.
Не видеться и не общаться с дочерью несколько лет, а потом прислать ей властное «надо поговорить» — просто блеск, премия «Отец года» у папы в кармане.
Хотя о чем я? Виктор Коллинз, как обычно, приберег красноречие для своих деловых партнеров.
Вот пусть с ними и говорит.
И не подумав отвечать, отправляю сообщение в «корзину».
После чего сворачиваю голоэкран коммуникатора и, откинувшись на подголовник кресла, прикрываю глаза. Чертов старпом, я совершенно не выспалась…
***
До столицы добираемся уже в полной темноте. Вернее, в это время было бы уже совсем темно, будь это не столица. Тут же все светится и сияет, словно днем: фонари, окна, вывески, рекламные билборды и огни транспортной сети в небе — красотища.
Вылезаю из ставшего душным салона, расстегиваю куртку и с облегчением взбиваю пальцами волосы, прилипшие от влажности к шее. В Ромеро весна уже в самом разгаре, до лета рукой подать, и ночная прохлада приятно холодит разгоряченную кожу.
Таксист ловко извлекает мой чемодан из багажного отсека, желает приятной ночи (не доброй, ага) и улетает прочь, оставляя меня в одиночестве на узкой подъездной дорожке, ведущей к такому же узкому, но высокому многоквартирному дому. Столица Нового Рима настолько перенаселена, что в ней уже буквально все узко и высоко — осталось расширяться только вверх. Люблю Ромеро. Город небоскребов и амбиций — мне в нем самое место.
Наклоняюсь и жму на кнопку включения гравиподушки, но чемодан, дернувшись и издав то ли скрип, то ли стон, остается на месте. Загорается красная лампочка — гравиподушка повреждена. Подлый предатель!
Вызывать кого-то на помощь слишком долго, поэтому сама тащу чемодан ко входу в здание. Пятясь и подметая растрепавшимися волосами ступени, кое-как затаскиваю этого монстра на крыльцо. Правда, больно бьюсь коленкой о дверь, но это уже мелочи жизни. Кто крут, тот я!
Дотолкать чемодан до лифта — уже плевое дело, подумаешь, пара оставшихся царапин на гладком полу холла. Вталкиваю свой груз в кабину и с облегчением приваливаюсь плечом к стене. Кажется, в спортзале мне следует уделить время не только растяжке, но и работе с весом.
Пока лифт поднимается на нужный этаж, не теряю времени даром и проверяю число подписчиков своей личной страницы, «Правды с Кайей» и самого канала. Рейтинги не радуют: в день заварушки в космопорте Альфа Крита был зафиксирован всплеск и добавления в подписчики, и репостов, потом еще один, когда после прохождения первого «окна» я раздала запись более широкой аудитории, а в последние дни — затишье, как в морге.
Ладно, ожидаемо, но не критично. Тем не менее, если не бросить аудитории наживку в ближайшие пару недель, жди беды.
Отмокаю в ванной, откинувшись на подголовник и покачивая в пальцах бокал с красным вином. Хорошо-о-о! А перестук стеклянной тары за дверью — как музыка. Убирай, убирай, мой хороший, будешь знать, как разводить срач в чужом доме.
В какой-то момент бутылки звенят особенно звонко — видимо, братец протаскивает мешок с мусором мимо ванной комнаты. Хлопает входная дверь, и воцаряется тишина.
Ставлю бокал на бортик и блаженно прикрываю глаза. Однако тут же распахиваю их снова, потому что мой незваный гость не только не убрался восвояси после наведения порядка, но и за каким-то чертом долбится в мою дверь.
— Кайя, ты там?!
Нет меня, я превратилась в русалку и уплыла в недра канализации.
— Здесь! — откликаюсь нехотя.
Подхватываю бокал за тонкую ножку и выпиваю его содержимое залпом.
— Чай будешь?!
— Я буду свою чистую сухую постель! — кричу, прищурившись и любуясь игрой света в пузырьках пены.
— Я уже перестелил! — снова доносится снаружи. Надо же, какие мы сегодня послушные и исполнительные. — Так чай будешь?!
Тянусь к столику за бутылкой из темного стекла. Едва не выронив, обхватываю мыльными пальцами и взвешиваю в руке, после чего переворачиваю горлышком вниз — в белую шапку пены на моей груди падает одинокая красная капля. Печаль.
Решительно возвращаю бутыль обратно на столик.
— Буду!
Раз не ушел, надо же выяснить, какого черта мой великовозрастный братец забыл у меня дома.
***
На барной стойке меня ждет полная кружка парующего чая. Ярко-голубая, с желтой уточкой на боку — моя любимая. Кто-то явно собирается подлизываться.
Задрав длинные полы халата повыше, чтобы не запутаться в них и не убиться, взбираюсь на высокий барный стул. Брат колдует над второй порцией чая с другой стороны стойки — у кухонного стола. Долго готовит, вдумчиво. Чтобы подольше побыть ко мне спиной, ага.
— Ну и? — подталкиваю. Пробую чай. — М-м… Вкусно!
Шон бросает на меня довольный взгляд через плечо.
— Специально для тебя купил.
И ставит передо мной вазочку с конфетами. Молочный шоколад в три часа ночи — додумался!
Хватаю конфету и, развернув чуть ли не со скоростью света, тут же забрасываю ее себе в рот. Прости меня, Боже, ибо я согрешила.
— Ну и? — повторяю с набитым ртом. Я у себя дома, а не в прямом эфире, хочу — и чавкаю.
— Что «ну»? — пытается сыграть в дурачка братец.
Закатываю глаза.
— Антилопа гну! — Тянусь ко второй по счету конфете и мастерски разделываюсь с оберткой. — Что ты тут делаешь?
Брат мнется, закусывает нижнюю губу, топчется на месте.
— Ау, я, вообще-то, еще здесь! — напоминаю, салютуя ему третьей конфетой. Такие вкусные, заразы. Мне же теперь из-за них два часа на беговой дорожке бегать!
Шон вздыхает и подтягивает к себе второй стул, садится напротив. Смотрит куда-то вниз, избегая встречаться со мной взглядом, отчего светлые несвежие космы завешивают ему лицо. Он, вообще-то, у меня красавчик, когда не отекший с похмелья. Этакий блондинистый ангелок с пухлыми губками и ясными глазками цвета неба в погожий денек — девчонки таких любят. Полагаю, одна из таких «любительниц» и оставила клок длинных рыжих волос в моей раковине.
А тем временем четвертая конфета манит меня яркой этикеткой. Уверена, будь у нее глаза, она бы непременно мне подмигнула. Хитрая обольстительница.
Отворачиваюсь от вазочки. Все, я кремень.
— В общем, я поссорился с папой и ушел из дома, — объявляет брат, вынуждая меня повернуться к нему лицом. Однако коварная конфета тут как тут, и я сдаюсь почти без боя перед ее натиском.
— Прям так и поссорился? — уточняю, шелестя фантиком.
— Угу. — Вид у братца и правда такой, будто кто-то по крайней мере умер. — Он сказал, что я бездарность! — выпаливает, сверкая глазами.
— Гм, — оцениваю, покачивая головой из стороны в стороны. — Жестко.
— Несправедливо!
Тут-то и наступает то самое время, чтобы съесть пятую конфету и ничего не ляпнуть. К черту фигуру.
Дело в том, что несколько лет назад Шон всерьез увлекся музыкой и даже порывался бросить учебу в юридическом, куда, собственно, и поступил-то по настоянию и протекции отца. А юрист, надо сказать, из моего брата такой же, как из меня управляющая сетью отелей. Но папа сказал — сын пошел. И дабы этот сын не загубил свою будущую карьеру, играя на гитаре в сомнительных местах и в сомнительной же компании, папа купил ему собственный клуб и собственную группу, которую тогда еще восемнадцатилетний Шон с гордостью назвал «Пьяные бесы». Из какого бабкиного сундука он извлек это пошлое название, одному богу известно. Но благодаря папиным деньгам и хорошей выпивке в заведении группа стала довольно известна. А клуб «Бунгало» весьма популярен.
В защиту брата: в отличие от песен племянника президента Альфа Крита, от его музыки не идет кровь из ушей.
Здание «Пятого»… Двести пять этажей, десять классических лифтов и три аэродинамические трубы, тридцать конференц-залов для проведения мероприятий с участием трех десятков человек и четыре вместимостью до пяти сотен участников, тридцать три студии, четыре спортивных зала, два бассейна, оранжерея, теннисный корт, два ресторана, восемь фудкортов, три смотровые площадки, пятьдесят одна комната отдыха, полторы сотни санузлов, сорок две душевые кабины и более двух тысяч кабинетов от мала до велика для более чем четырех тысяч сотрудников — масштабно, ярко, амбициозно.
Обруливаю на тротуаре нескольких не спешащих передвигать ноги пешеходов и ныряю в проем револьверных дверей за мгновение до того, как стало бы поздно: пришлось бы ждать следующего оборота механизма или рисковать целостностью пяток. А так пролетаю вовремя — отличный знак и неплохое начало дня. И не больно-то важно, что день этот начался после трех жалких часов сна и еще полутора для того, чтобы превратить меня из объевшегося конфет чучела в красотку.
Холл полон народу: кто-то ещё только спешит к лифтам, груженный сразу несколькими стаканчиками с кофе, а кто-то, наоборот, уже торопится обратно к дверям, то и дело поглядывая на часы. На ресепшен, несмотря на то что посетителей встречает целая толпа «одинаковых девочек», во всю собираются очереди.
Зеркальные панели, потолочные и настенные лампы, постоянно сменяющие друг друга разноцветные страницы информационного табло, мигающие указатели аварийных выходов, гул голосов, грохот каблуков, звук падающих карандашей — все это ослепляет и оглушает, кружит голову и затягивает в бесконечный водоворот рабочей суеты и безудержного драйва.
Йеху, вот теперь я по-настоящему дома!
К черту оккупированную братцем квартиру, этот дом у меня никто не отнимет.
Расплываюсь в довольной улыбке, чуть ли не кожей впитывая окружающую меня неповторимую атмосферу «Пятого». После чего откидываю рассыпавшиеся по плечам волосы за спину, гордо приподнимаю подбородок и плавной, но быстрой походкой от бедра направляюсь в сторону ресепшен для сотрудников канала.
Однако у меня имеются конкуренты: замечаю парочку, движущуюся явно в том же направлении, что и я. Ускоряю шаг, уверенно обгоняя нерасторопных подруг-неразлучниц из местного кулинарного шоу, и первой добираюсь до стойки.
— Пиранья, ты совсем обнаглела?! — несётся мне в спину, но и не думаю оборачиваться.
— Деми, для меня что-нибудь есть? — спрашиваю, успев прочесть имя на бейдже.
Я же не просто так называю их «одинаковые девочки с ресепшн»: в сине-белой, цвета эмблемы канала одежде, примерно одного роста, возраста и комплекции, с однотипными прическами и дежурными улыбками «ваш-визит-очень-важен-для-нас», наши администраторы выглядят сестрами-близнецами, которых я совершенно не различаю.
Мой маневр верен: люди любят, когда к ним обращаются по имени, и адресованная мне улыбка из дежурной превращается в приветливую.
— Сейчас посмотрю, мисс Вейбер, — обещает работница «первой линии обороны» и переводит взгляд к экрану компьютера, который я не могу видеть из-за высоты стойки.
— Вернулась, не поперхнулась, — слышу сварливый шёпот за своей спиной.
— И не говори… — вторит шептунье подруга.
Улыбаюсь, слушая их бубнеж, но по-прежнему не оборачиваюсь. А вот не надо экономить на обуви: покупали бы туфли с правильной колодкой, то и шевелись бы быстрее и не заставляли себя обгонять.
— Триста пятьдесят два письма с внешних источников… — докладывает тем временем Деми. Но, стоит ей поднять взгляд над моим плечом, как ее улыбка меркнет, а брови озабоченно сходятся к переносице. Зуб даю, там идёт игра «Кто первый прожжет спину Кайи взглядом».
Усмехаюсь.
— Забей, — советую слишком впечатлительной девчонке. Останется такой нежной — никогда не выберется из-за стойки на первом этаже.
— И пятьдесят семь — внутренняя, — берет себя в руки администратор. Ну вот, другое дело. — Я сейчас перешлю все Линде. — И уже тянется к клавиатуре.
— Не надо Линде.
Поднимает на меня недоуменный взгляд.
— Кидай мне в личку. — Не хочу вдаваться в подробности, почему не стоит слать мою почту любительнице лохматых операторов. — Я сама посмотрю.
— Слышала? — оживают шепотки у меня за спиной. — Ещё одну изжила, что ли?
— Пиранья — она и есть Пирань…
Непроизнесенная буква «я» повисает в воздухе, потому что в этот момент я резко оборачиваюсь, что заставляет сплетниц за моей спиной от неожиданности заткнуться и синхронно отступить назад. Мои ж вы курочки!
Улыбаюсь им во все свои недавно отбеленные тридцать два.
— Девчонки, так по вам соскучилась! — И ничуть не кривлю душой: «Пятый» я люблю со всеми его недостатками.
Коллеги удостаивают меня скупыми улыбками, но на открытое хамство не идут. Я же Пиранья, ага.
— Спасибо, Деми! — благодарю теперь чуть менее «одинаковую» для меня девчонку с ресепшн и, подмигнув жертвам кулинарии, стартую в сторону лифтов.
Ума не приложу, почему они считают прозвище Пиранья обидным.
— Мисс Вейбер, — подрывается мне навстречу сидящий у дверей приемной охранник.
Торможу и окидываю его взглядом с головы до ног. Видимо, пока я моталась на Альфа Крит, у нас сменили дресс-код. В прошлый раз Луис расхаживал по этажу в черной форме, на манер полевой военной, только без знаков отличия, со множеством карманов на рукавах и брючинах и с широким ремнем. И выглядел этот здоровый детина в таком прикиде более чем гармонично.
Теперь же чернокожий гигант одет в деловой костюм, а в блестящей лысине, лишенной привычного головного убора, отражается свет потолочных ламп. Удивленно моргаю: понятия не имела, что Луис бритоголовый. Или это он побрился под новый образ?
— Привет, Луис, — расплываюсь в ответной улыбке. — Классный галстук, — киваю на ярко-желтое безобразие на груди охранника. — У себя?
Нет необходимости уточнять, кто у себя. На этом этаже и в этом крыле один царь и бог. А по большому счету, не только на этаже — во всем этом здании.
— У себя, — басит Луис и тянется к своему поясу, распахивая пиджак.
Сканер? Серьезно?
Вроде бы меня не было меньше месяца, а тут полностью изменился подход к безопасности. С каких пор автоматической охранной системы на входе оказалось мало?
Вздыхаю и приподнимаю руки, поворачиваюсь перед охранником кругом, позволяя ему водить ручным сканером на расстоянии пары пальцев от моего тела. Мне хочется послать его с этими формальностями куда подальше, но тут везде камеры, а это его работа. Спрошу у шефа лично, что за ерунда тут творится.
— Можете проходить, — серьезно кивают мне, завершив досмотр.
Официоз восьмидесятого уровня. Ну точно, новый протокол по безопасности.
Благодарю и касаюсь сенсора на двери.
— Мисс Вейбер, — лицемерно улыбается мне Кларисса, бессменный секретарь шефа. Та самая, которая накатала мне сообщение с «явиться немедленно» прошлой ночью. Мы с ней друг друга «любим» с первого дня знакомства, ага. — Присаживайтесь и ожидайте, пожалуйста, я уточню, смогут ли вас принять.
Смогут ли меня принять? В смысле захотят ли?
Окстись, детка. Я накосячила, а значит, меня примут во что бы то ни стало. Но какого черта я стану объяснять это вредной Клариссе, не так ли?
Поэтому, не говоря ни слова, продолжаю свой путь мимо секретарского стола и без паузы влепляю кулак в двери кабинета начальства.
— Это я! Я войду?! — кричу, уставившись в высокий потолок с изображением облаков и пухленьких амурчиков с луками и стрелами в коротких пальцах-сосисках. Тут весь этаж как бы намекает: вы пришли не к простым смертным, а к Богам Олимпа. Колонны, лепнина, вазоны в форме полуголых женщин в тогах, и вот — румяные пупсы с оружием на потолке.
Кло спотыкается на бегу и бледнеет, обмирая. Видимо, в ее понимании, меня должно снести с места лавиной, ломающей двери, никак не меньше.
Но я по-прежнему на ногах, а за дверью передо мной не бушует стихия, а лишь раздается властное и холодное:
— Войди!
— Ты… — шипит Кло, до синевы в костяшках сжимая тощие кулаки. — Это вопиющее…
Вопиющее неуважение, надо понимать. Или вопиющее нарушение правил? Во всяком случае, на окончание фразы у нее от возмущения не хватает дыхания.
— Никому не говори, — «прошу» трагическим шепотом, заговорщически прикладывая ребро ладони к губам, и проскальзываю в двустворчатые двери, запирая их за собой прямо перед носом рассерженной секретарши.
Ну все, шутки в сторону, сейчас меня будут распинать за спущенный коту под хвост бюджет.
Клариссе надо бы выучить сочетание «вопиющие траты» — вот это действительно дерьмово.
***
Она сидит за столом со стеклянной столешницей. Высокая, тонкая, вся какая-то удлиненная и угловатая, но при этом притягивающая к себе взгляд и не позволяющая его отвести вновь. Короткие высветленные до белизны волосы, зачесанные вертикально вверх и напоминающие шпили сказочного замка в горах, длинные серьги-цепочки, усеянные бриллиантами, будто капельками льда, белый брючный костюм, пиджак на голое тело, по-мужски широкие плечи, благодаря которым этот пиджак сидит как влитой. И взгляд бледно-голубых льдистых глаз, впивающийся в любого посетителя с порога, будто бойцовский пес, которому невозможно разжать челюсть.
Необычная и по-своему прекрасная, Снежная Королева и Зевс нашего местного Олимпа — Карла Рейверин, властный громовержец, единственная и неподражаемая. Мой босс и мой гуру в одном лице.
Едва двери за моей спиной закрываются, хозяйка кабинета поднимает голову и смотрит на меня не моргая. Лишь серьги еще некоторое время качаются в воздухе в ответ на слишком резкое движение.
Карла молчит, молчу и я. Не разрывая контакта взглядов, иду прямо по направлению к стоящему напротив дверей столу.
Я знаю, как все здесь устроено и как тщательно просчитано. И расположение стола, и узкая ковровая дорожка, ведущая к нему посетителя, словно осужденного на казнь, и панорамное окно за спиной владелицы кабинета, через которое солнце светит в лицо вошедшему, в первые мгновения дезориентируя и сбивая с толку.
В десять лет больше всего на свете я мечтала о собаке. Но папа был непреклонен, а заодно очень доходчиво объяснил: мечты — для слабаков. Мы, Коллинзы, не мечтаем, мы ставим перед собой цели.
Я больше не Коллинз, но ставить перед собой цели научилась.
Так в тринадцать, после смерти мамы, я дала себе слово пойти по ее стопам, и моей главной целью стало поступить на журфак.
Затем была цель получить диплом с отличием. Цель — очаровать Карлу Рейверин и убедить ее взять меня к себе на работу хотя бы на должность курьера. Цель — подняться по карьерной лестнице. Цель — получить собственную программу. Цель — обойти других номинантов и взять престижную премию.
Цели большие и маленькие, энергозатратные и быстродостижимые.
И почти невозможные — как попасть на пресс-конференцию в «ТайлерКорп».
Чего я только ни делала за последние пять лет, чтобы получить то самое заветное приглашение с золотистым тиснением, которое теперь покоится в столе в кабинете Карлы! Льстила и втиралась в доверие, упрашивала и подкупала, трижды летала на Лондор и лично оббивала пороги главного офиса «ТК». Но итог и ответ всегда был один: приглашенные выбираются рэндомно, а список участников конференции тщательно сверяется. Так что перекупить чужую карточку-пропуск нет никаких шансов.
А иначе к легендарной семье Тайлеров не подобраться, я проверяла. Там охрана круче, чем у нашего президента, — врасплох не застанешь. А сами члены семьи принципиально не общаются с прессой и не страдают излишней доверчивостью к незнакомцам.
Пару лет назад прошел слух, что Сидни Шлок из «Нашей реальности» решила всех обхитрить и, прилетев на Лондор инкогнито, попыталась устроиться к Тайлерам уборщицей или поварихой (кто там знает ее таланты).
Так где теперь эта Сидни? Ее шоу на «Реальности» закрыто уже больше года, а руководство категорически отказывается комментировать данную ситуацию.
Любители драмы, ясное дело, уже похоронили дурочку Сидни и поплакали на ее воображаемой могиле. Но лично я даже не сомневаюсь: если кто тогда и скончался, то это и без того не слишком удачная карьера выскочки Шлок.
Отчим Александра Тайлера — глава Центральной службы безопасности планеты. И сдается мне, что, захоти он, никто из нас даже не узнал бы о визите Сидни на Лондор — убрали бы ее тихо и по-быстрому. А раз есть след, значит, где-то есть и сама Сид — все просто.
С по-настоящему сильным противником нужно играть честно. И я попаду в «ТК», чего бы мне это ни стоило. Тоже тихо и красиво — по правилам. А для этого мне нужно получить присланное нашему каналу приглашение.
Разгулявшееся воображение тут же рисует, как я крадусь по коридорам двухсот четвертого этажа «Пятого», нарядившись в черное обтягивающее трико и балаклаву… Получить легально, я сказала!
Раздраженно машу перед лицом руками, развеивая видение, и продолжаю вышагивать по своей гостиной в попытках придумать нечто сногсшибательное, что принесет мне славу, успех и премию и наверняка обеспечит билетом на Лондор. Ха-ха, всего-то, да? Сущие мелочи!
С психа сдергиваю с ноги пушистый розовый тапок с меховым помпоном на носу и швыряю его в стену. Тапочек легкий, но по закону подлости попадаю прямехонько в фоторамку, которая, качнувшись то в одну, то в другую сторону, с грохотом падает вниз. Осколки по всему полу.
Закатываю глаза и галопом мчусь в ванную.
После такого денька мне непременно нужна ванна с пенкой.
И вино. Вино, да.
***
Когда уже за полночь мой бестолковый братец возвращается домой, «толковая» я сижу за барной стойкой и, обнимая бутылку, на дне которой еще плещутся остатки белого вина, одной рукой, пытаюсь справиться с оберткой конфеты — второй и зубами.
— Ого!
Шон растерянно замирает в дверях и медленно опускает гитару на пол. Я хорошая сестра, я промолчу, что он притащил черт-те где побывший чехол в мою кухню. Место. Где. Едят!
— Я сейчас выброшу твою гитару в мусоросбор…ик!
Или не промолчу…
Глаза брата ползут на лоб и теряются где-то в волосах, а я отмахиваюсь и отворачиваюсь. Черт с ним. Сегодня я жалею себя и не желаю отвлекаться на других.
«Ты эгоистка, Кайя! — кричал мне отец в один из последних наших полноценных разговоров, когда я зашла домой забрать что-то из оставшихся там вещей. — Ты махровая эгоистка!»
Да, я такая. Снова икаю и делаю большой глоток из почти опустевшей бутылки. Питье всегда помогает при икоте, так еще бабушка учила.
Шон, от греха подальше таки убравший свою гитару с моих глаз, проходит в кухню и останавливается с противоположной от меня стороны барной стойки. Руки в задних карманах джинсов, челка на глазах, покачивается с пятки на носок, чего-то ждет.
Хмыкаю и забрасываю в рот очередную конфету. За последний час я мастерски научилась ловить их губами в полете.
— Сестренка, да ты в дрова, — комментирует братец.
Проверил бы он такое количество почты, какое сегодня пришлось перелопатить мне, напился бы еще и не так. Надеюсь, предательница Линда икает не меньше моего.
— Док, а можно короче? — прошу, бросив взгляд на экран, на котором вертятся, поворачиваясь разными боками к зрителям, цветные химические соединения, и снова возвращаюсь к своему комму. Под опубликованным вчера селфи из холла канала подписчики поздравляют меня с возвращением домой. А помощницы у меня теперь нет, приходится отвечать самой.
Профессор Грегори отрывается от экрана и мученически возводит на меня глаза.
— Куда короче-то? — кажется, искренне недоумевает.
Проводит ладонью по волосам, вздыбливая редкую седую шевелюру. Сдерживаю смешок: с такой прической и в белом лабораторном халате он похож на сумасшедшего ученого из популярного в моем детстве шоу. Не хватает только зеркальных очков и вибропилы под мышкой.
— Строго по делу, — говорю.
Профессор вздыхает и подкатывается на своем кресле ближе к столу. Я же продолжаю листать ленту сообщений.
«Сдохни, ущербная!» — эмоционально, мне нравится. Как тут не ответить? Отправляю в ответ подмигивающий смайл.
«Сколько стоит твой ротик на час?» и десяток лайков под сообщением. Морщусь и пролистываю — вульгарщина.
«Хочу тебя». Ну хоть коротко и по делу…
— Значит, так… Когда этот состав добавляется к правильно измельченному синерилу…
Понимаю, что увлеклась разглядыванием крупного плана мужских гениталий, прикрепленного под одним из комментариев, и, свернув экран, обращаюсь в слух.
— Камень очень хрупкий, и если правильная помолка будет нарушена…
Нет слов, одни матерные выражения. Что за чокнутый гений вообще додумался до такой технологии? Немудрено, что одна доза «синего тумана» стоит как половина моей квартиры в новострое.
Обхожу кресло профессора и опираюсь ладонями на стол, вглядываясь в схему на экране.
— То есть неправильно измельчили, и все? В помойку? — Поворачиваю к Грегори голову.
Профессор приосанивается, довольный тем, что его все-таки слушали.
— Именно так, юная леди, именно так.
Польщенно улыбаюсь. Ах ты старый дамский угодник.
— А где все это приобретается? — уточняю. — Сложно достать?
Пожимает тощими плечами.
— Любой супермаркет или аптека. Главное — синерил и оборудование.
Дерьмово: по расходникам этих зельеваров не вычислить. Барабаню пальцами по столешнице.
— А что, — пользуется паузой профессор, — опять у нас травят молодежь?
Невесело хмыкаю и киваю. Не опять, а снова. «Синий туман» с упорным постоянством всплывает на рынке, несмотря на дороговизну и сложность его изготовления.
— Дурачье, — удрученно качает головой пожилой мужчина.
И он чертовски прав: дурачье — те, кто это покупает. А спрос, как известно, рождает предложение.
— Ну а токсичность? — возвращаюсь к нашим баранам.
Инфосеть единодушна: одна доза — и привет семье. С другой стороны, откуда тогда столько клиник по лечению наркозависимости именно от «синего тумана»? Та же клиника некоего доктора Кравеца на Сьере, рекламой которой пестрит все виртуальное пространство, стоит ввести соответствующий запрос. Грамотный пиар-ход или таки шанс на выздоровление?
— О, токсичность колоссальная! — восклицает профессор. — Привыкание почти мгновенное!
— Почти? — Прищуриваюсь.
Доктор интенсивно кивает, отчего уже и без того вздыбленные космы встают совсем торчком.
— Если не промыть желудок в первые двадцать минут после перорального приема, то да.
Только «синий туман» — такая ядреная дрянь, что его можно не только глотать, но и нюхать, вкалывать и даже втирать в кожу. Что промывать, если богатенький камикадзе сделает себе внутривенную инъекцию? Хотя…
— Экстренное переливание крови тоже может помочь, — вторит моим мыслям профессор и тут же сникает. — Но там минут десять на реакцию.
Ясно, можно побаловаться без последствий, только если у тебя под боком операционная.
— А антидот? Есть?
Что там нам рассказывают шпионские боевики? Накачанный под завязку смертельным ядом героический герой выхватывает из потайного кармашка шприц с адреналином и без промаха вкалывает себе в грудь. Прямо в сердце и в полевых условиях, ага. Но я не могу не спросить.
— Мне о таком неизвестно, — разводит руками профессор.
— А теоретически?
— Даже теоретически. Но могу предположить, что после однократного употребления очистка организма все же возможна.
Ну а если употреблять длительное время, то можно протянуть не больше года, я читала. Годом невероятной физической и умственной активности, притравленной экстравыработкой гормона счастья, ну-ну.
— Спасибо, док. — Отрываюсь от стола и выпрямляюсь. — Вы мне очень помогли.
Профессор дарит мне смущенную улыбку.
— Может, чаю?
Этот диалог повторяется из раза в раз, но я, как всегда, на бегу.
Согласно официальным данным, за последний год на Новом Риме полицией не зафиксировано ни одного случая продажи или употребления «синего тумана».
Статистика радует, количество наркоманов и наркодилеров упорно падает, а глупенькая молодежь балуется разве что почти безобидными травкой и фристилом. Прямо-таки «идеальным» Альфа Критом повеяло, ага. А на деле нынешний президент через полгода собирается переизбираться на новый срок, и все, что портит статистику, тщательно затирается. Знаем, проходили.
Мотаюсь по своей гостиной взад-вперед, как бешеная белка, колесо которой пролегло между стеной, столиком для напитков и угловым диваном. Туда-сюда, туда-сюда, подошвы тапочек шаркают по полу: «шварк-шварк», «шварк-шварк», — но я совершенно без сил и не могу поднимать ноги выше.
«Шварк-шварк» — от дивана к другой стене и обратно.
«Шварк-шварк» — новый круг.
Мне нужно систематизировать данные: полученные от полиции, почерпнутые от доктора химических наук, а также выуженные из сети.
«Шварк-шварк»… Бесит.
Сдергиваю тапок с правой ноги и уже привычно запускаю им прямехонько в фоторамку на стене.
Бинго! Кажется, это теперь мое новое развлечение.
Снимаю левый, намереваясь поразить еще одну цель прямо по курсу, как вдруг замираю и торопливо надеваю тапочек обратно. К черту фоторамки!
Сбрасываю оставшиеся с креплений, освобождая стену, и хватаю фломастер из подставки для карандашей на столе. Мне нужно наглядное пособие, чтобы свести все нити воедино. Плевать на настенное покрытие. Моя гостиная: хочу — стреляю по мишеням, хочу — занимаюсь «наскальной» живописью.
Изображаю большой синий круг прямо по центру — напротив дивана. И, зажав в зубах колпачок от фломастера, старательно подписываю: «Новый Рим». Пусть будет синим, как «туман», и главным, потому что «Пятый», на благо которого я вкалываю как проклятая, все-таки находится здесь.
Сдуваю с лица мешающую прядь, а потом и вовсе скручиваю волосы в жгут и закрепляю на затылке освободившимся фломастером.
Красный круг сверху и слева. «Сьера. Клиника доктора Кравеца - ???!» Три вопросительных знака — потому что у меня есть вопросы к этому доктору. А восклицательный — потому как полученная от врача информация может оказаться полезной.
Откуда деньги на такую масштабную рекламу? Почему лечение в клинике стоит таких бешеных денег? Не в доле ли «добрый» доктор с наркодельцами для обеспечения себе постоянной клиентуры?
Меняю фломастер, добавляя красный в прическу, и зубами срываю колпачок с черного.
Квадрат снизу и справа — космическая станция Альбера. По данным, которыми поделились со мной копы, последний арестованный на Новом Риме распространитель «синего тумана» привез его именно с Альберы.
В волосы добавляется еще одна цветная «шпилька».
Новый фломастер и новый кружок — коричневый, слева и снизу. Подписываю: «Пандора». Двадцать лет назад эта необитаемая планета являлась главным местом добычи синерила. Наркодилеров накрыли в две тысячи шестьсот тридцать девятом году, виновных осудили, а шахты обвалили, предварительно вывезя с планеты все оборудование. Сейчас Пандора принадлежит Лондору, в северном полушарии уже начались процессы терраформирования, а космическое пространство в непосредственной близости от планеты тщательно охраняется. Но мне и не нужно на Пандору. Мне пригодятся люди, участвовавшие в наркобизнесе или в захвате планеты. Их знания могут быть просто бесценны.
Подписываю: «Запросить подробности «Дела о Пандоре» из «Мировых Архивов» и спросить Пола».
Кстати о Поле. Вскидываю руку, проверяя коммуникатор: сообщение моему старому знакомому доставлено, но ответа пока нет. Зараза.
Недовольно морщусь и возвращаюсь к своему настенному творчеству.
Дальше. Зеленый круг — Альфа Крит (ну а какой еще, с их-то лесами?). На Альфа Крите расположены и те самые «Мировые Архивы», самые правдивые в мире, и там же проживает мой «любимый» певец — племянник тамошнего президента. Где-то же он раздобыл свою отраву. Парня я не буду трогать наверняка, но прошерстить его окружение не помешает.
Избавляюсь от очередного фломастера и пячусь, чтобы рассмотреть получившуюся схему во всей красе. Правда, чуть не падаю, споткнувшись о какого-то черта оказавшуюся под ногами диванную подушку. Но ничего, удерживаю равновесие и замираю напротив стены задумчивой статуей — одна рука поперек груди, вторая под подбородком.
Схема вроде бы небольшая, но и разлет в пространстве неплохой — везде за выделенный мне срок сама я никак не смотаюсь.
На Альфа Крите у меня есть несколько агентов, их можно пустить по следу певца-племянника и отправить в «Архивы», но придется платить из собственных средств — бесплатно они бегать не будут, а мой бюджет сам себя без сенсации не пополнит.
Ладно, мелочи. Сейчас главное не терять время и пообщаться с Полом. Копы не слишком-то помогли, поэтому остается рассчитывать, что удастся зайти с «черного хода».
А Пол молчит. Черт.
— Кай, ты в порядке? — осторожно доносится из холла.
Скашиваю глаза: Шон, как всегда, нечесаный, в драных джинсах с низкой посадкой, еле как держащихся на выпирающих тазовых костях, майке с оскалившимся монстром и в распахнутой кожаной куртке, стоит, подперев плечом дверной косяк, и смотрит на меня с опасением во взгляде.
В искусственном фонарном свете ветви деревьев отбрасывают причудливые тени.
Уже почти ночь. В парке можно встретить только собаководов и припозднившихся бегунов, и кто-то, кто не подходит под категорию ни тех, ни других, сразу же привлекает к себе внимание. Поэтому, стоит преодолеть ворота парка, перехожу на бег — специально надела кроссовки, хотя и ненавижу обувь без каблуков.
Двигаюсь по территории легкой трусцой. Встречные бегуны улыбаются и кивают, как старой знакомой, — так у них принято. Радостно киваю в ответ, особенно в местах, где установлены видеокамеры, не помешает.
Нужный мне человек ждет на самой окраине парка, точно в «слепом» участке, где нет ни одного фонаря и на который не направлена ни одна камера слежения. В свете звезд виден лишь темный силуэт мужчины, облокотившегося на парапет и любующегося бликами в черной озерной воде.
Замедляю шаг и «припарковываюсь» на расстоянии полуметра от черной фигуры; копирую позу.
— Привет. — Вместо ответа под колено мне впечатывается собачий нос, а снизу доносится недовольное урчание. — И тебе привет, Мясник.
Пес чихает и отходит. Прелестно. Наверное, от меня пахнет Шоном.
— Опаздываешь.
Перевожу взгляд на заговорившего, но вижу только профиль в глубоком капюшоне, надвинутом на лицо.
— Я тоже рада тебя виде…
— Деньги вперед.
Хм, ладно.
Разворачиваю над запястьем голоэкран и перекидываю обещанную сумму с тремя внушительными нулями на отдельный дебетовый счет. Пол знает его номер, заберет сам, причем выведет средства так, что ни налоговая, ни самый пронырливый комар носа не подточит — он в этом мастер.
«Перевод осуществлен», — загорается на экране зеленая надпись. Поворачиваю запястье так, чтобы было видно: не блефую.
— Спрашивай.
— «Синий туман».
И повисает молчание.
Где-то в глубине парка ухает ночная птица, ветер доносит отголоски чьего-то смеха с другого берега озера, внизу у основания парапета слышится всплеск воды. Отчетливо слышно даже тяжелое дыхание Мясника, совершенно невидимого в густой темноте у ног, а мой информатор молчит и даже не шевелится.
— Что именно? — наконец, когда я уже начинаю подозревать, что спустила деньги на ветер, раздается в ответ.
Тут же подбираюсь, инстинктивно подаваясь к собеседнику ближе.
— Где… — Не договариваю, потому как в мое колено упирается нечто большое и ощутимо влажное даже сквозь плотную ткань спортивных лосин — собачий нос. Мясник явно против, чтобы кто-то приближался к его хозяину.
— Фу, — коротко и негромко бросает Пол, даже не обернувшись, но пес слушается мгновенно и снова растворяется в темноте.
Встреть я эту парочку в первый раз, знатно бы струхнула. А так — ничего нового: мне прекрасно известно, что хозяин этой милой собачки с клыками, как у тираннозавра рекса, отмотал несколько тюремных сроков, в том числе за изнасилование и убийство, а сама «собачка» натаскана впиваться жертве в горло по одному его слову. Так что бояться не то чтобы нечего, но совершенно бессмысленно.
Понятливо возвращаюсь на прежнее место.
— Где можно купить «синий туман»?
— На Альбере.
— А здесь?
— Тебе не продадут, только по знакомству.
Прикусываю губу и, раздумывая, барабаню пальцами по прохладному гранитному ограждению. Пол не из болтливых, и если не задашь правильный вопрос — ты на сто процентов в пролете.
— А что Пандора? — спрашиваю. — Кто-нибудь оттуда остался?
И снова коротко:
— В застенках лондорской СБ — возможно.
Ясно, неверный вопрос. Думай, Кайя, думай…
— Копы говорят, «тумана» на Риме нет. — Снова вскидываю глаза к темной фигуре. — Крышуют?
Палю наугад, но попадаю в яблочко. Бинго!
— В доле, — получаю равнодушный ответ и сильнее прикусываю губу — на сей раз в предвкушении.
С одной стороны, худший расклад. Но с друго-о-ой… Не только вывести на чистую воду наркоторговцев, но и разоблачить коррумпированных полицейских. Да за такое Карла отправит меня не только на пресс-конференцию к Тайлеру, а еще и доставит до места на личном крейсере и всю дорогу будет лично подливать шампанское в мой бокал.
Давлю в себе подсознательный порыв снова податься к собеседнику.
— Дай наводку, откуда копать?
Мне нужно хоть что-то: кто употребляет, где покупает, на чем привозят — кончик нити, за который можно потянуть, распутать этот клубок и связать себе свитер чемпиона.
В ответ капюшон собеседника вздрагивает. Сначала мне кажется, что от ветра, но гладь воды безмятежна, а всплески у самого берега — это от рыб.
Надо же, старина Пол умеет смеяться. Ничто человеческое, как говорится, не чуждо.
— Не «куда копать», а «что»? — поясняет он, что его так развеселило. — Себе могилу, если полезешь.
Карла игнорирует мои сообщения, а ее ручной Цербер Кларисса утверждает, что шефа нет в офисе. Ясное дело, врет.
— Нет, мисс Вейбер, мне неизвестно, когда мисс Рейверин вернется и вернется ли сегодня вообще, — в очередной раз лепечет мне в интерком эта недоделанная актриса, и я, не дослушав, нажимаю «отбой».
Ладно, и без нее разберемся.
Часы показывают без четверти три, а в три Карла обычно обедает. Отлично!
Нашариваю под столом туфли, обуваюсь и отталкиваюсь ладонями от края столешницы, резко отъезжая на стуле назад. Если небожитель с двести четвертого этажа не идет к Кайе, то Кайя сама идет на двести четвертый — все просто.
— Привет, Хью, — лучезарно улыбаюсь, когда двери лифтовой кабины разъезжаются на моем этаже и являют мне единственного там пассажира.
— Психичка, — оскорбленно отзывается бывший любовник и демонстративно отворачивается лицом к стене.
Какой обидчивый. Но мне, в общем-то, не до него. Между нами все уже сказано.
Поэтому тоже отворачиваюсь и копаюсь в своем комме. Количество неотвеченных комментариев от подписчиков растет с каждым днем, как снежный ком, и скоро погребет меня под собой, подобно лавине. Вопрос уже не в том, чтобы на все из них ответить — тут хотя бы не прозевать что-то по-настоящему важное.
Листаю, листаю… О, снова фото эрегированного полового члена и предложение об интим-услугах. Хмурюсь, пытаясь понять, предлагают «поработать» мне или для меня, когда коммуникатор принимает новое сообщение.
Отправитель: «Виктор Коллинз». Текст сообщения: «Кайя, нам надо поговорить».
Закатываю глаза к потолку лифтовой кабины. Вот же упертый. Если я не ответила в прошлые пару раз, неужели не ясно, что я не хочу с ним разговаривать?
Свайпаю в сторону окно с сообщением и возвращаюсь к комментариям.
— Тебе уже вручили повестку?
Вздрагиваю от неожиданности и вскидываю голову. Хью же вроде как решил со мной не разговаривать.
— Твою жену снова судят? Опять кого-то преследует? — искренне недоумеваю.
Однако обычно добродушное лицо Хьюи искажается гневом.
— Судить будут тебя, — цедит сквозь зубы. — За моральный и материальный ущерб.
Смотрю на него снизу вверх, удивленно приподняв брови. Он это серьезно? Не знала, что психические заболевания передаются половым путем.
И тут до меня доходит.
— За испорченную рубашку? — Еле как сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться.
— И за домогательства, — необычайно довольный собой, добавляет Хью, и я, уже не сдерживаясь, смеюсь в голос.
Придурок. Буду с нетерпением ждать эту повестку, чтобы увидеть, как его адвокат станет тыкать судье в нос рубашку со следами моей губной помады.
***
— Вот это «Элдридж». — Закрепляю узел и отступаю на полшага, чтобы полюбоваться своей работой. Нет, слишком вычурно, не наш вариант. — Давай попробуем «Балтус».
Луис возводит глаза к потолку, но уже не спорит.
Шипит, отъезжая, дверь, и в то же мгновение на пороге приемной появляется Карла. Сегодня она во всем красном, даже драгоценный камень, висящий капелькой между грудей — как раз на уровне моих глаз, — и тот кроваво-красного цвета.
— Что здесь происходит? — звенит в тишине коридора ее голос.
Луис, только что расслабленно сидящий на стуле и позволяющий мне демонстрировать ему умение завязывать галстучные узлы, мгновенно подбирается и поднимается в полный рост. А так как я стою между его широко разведенных коленей, он просто-напросто берет меня под мышки и переставляет в сторону, как мешающую кеглю. Вид у охранника виноватый, будто его и правда поймали за чем-то постыдным.
— Работаем над имиджем, — отвечаю шефу самым что ни на есть серьезным тоном. — «Элдридж» Луису не к лицу. «Винзор» неплох. Это — «Балтус», — указываю обращенной вверх ладонью.
Карла хмуро смотрит как на меня, так и на творение моих рук у Луиса под горлом.
— А сколько их всего? — спрашивает сухо.
— Больше ста тысяч, — докладываю. — Общепринятыми считаются восемьдесят пять. Два десятка могу завязать по памяти, остальные — со схемой. — Заканчиваю с самодовольной улыбкой.
Карла возводит глаза к потолку и разворачивается к выходу.
— Тебе — выговор, — бросает через плечо все еще напряженному, как большой черный вулкан, Луису и направляется к лифтам.
— Я все улажу, — шепотом обещаю охраннику и спешу вслед за шефом.
Карла несет себя по коридору практически бесшумно. Мои же каблуки отбивают громкое стаккато, отражающееся эхом от стен.
— Что тебе надо? — Начальница бросает на меня хмурый взгляд.
Пристраиваюсь у ее плеча.
— Мне нужен помощник.
Карла фыркает.
— Ладно, — соглашаюсь. — Парня лучше не надо. Тогда помощницу.
— Перебьешься.
Деми повысили. Теперь она работает с Винсентом. Так мало того, Деми прислала мне письмо с благодарностью, мол, ей сказали, что берут ее по моей рекомендации. Это ж застрелиться! Ну Карла…
С раздражением сворачиваю экран компьютера над рабочим столом и снова забираюсь в туфли. Все, я выше на двенадцать сантиметров и жизнь хороша!
***
— Можно? — Заглядываю в кабинет к главному программеру канала, обитающему на минус третьем, самом нижнем этаже нашей высотки.
Сам хозяин подземной обители, развалившись в кресле, спинка которого опущена до положения «лежа», что-то творит сразу на трех висящих над ним в воздухе голоэкранах, а на его груди покоится недоеденный бутерброд. Меня он не слышит, продолжая колдовать в системе, как многорукий Шива. Вечно голодный многорукий Шива, да.
Громко откашливаюсь.
— Кенни, я принесла тебе сэндвич! — Приподнимаю руку с бумажным пакетом. Мне стоило немалых усилий урвать его на ближайшем фудкорте в конце рабочего дня.
Тактика срабатывает безотказно: слова о еде этот парень слышит всегда. Экраны отлетают в стороны, повинуясь резкому взмаху руки, а сам он вскакивает на ноги. Огрызок с груди падает на пол, но, видимо, он недостаточно вкусный, потому как Кенни без сожаления задвигает его ногой под кресло и расплывается в улыбке.
— Привет, Кайя! — И даже приглаживает спутанные вставшие торчком рыжие волосы. Жирной рукой, ага.
Морщусь от запаха: кажется, тот бутерброд был с рыбой.
— Держи. — Вручаю подземному троллю свой дар, и тот тут же закапывается в пакет.
— М-м, — доносится из недр упаковки. — С помидорами!
— И с соусом, — подтверждаю.
Прохожу вперед, ищу, куда бы примостить свой уставший за безумный рабочий день зад, но усыпанный засохшими крошками диван не вызывает у меня доверия. Опираюсь бедрами о его подлокотник и складываю руки на груди.
— Приятного, — запоздало желаю программеру, уже вгрызшемуся в сэндвич. — Узнал то, что я просила?
— А-а, ефтесфенно… М-м… Кайя, ты настоящий друг!
А ты, приятель, настоящая свинья. Но талант редкостный, этого не отнять.
— Щейщас… — с набитым ртом обещает Кенни. Закидывает остатки сэндвича в рот и вытирает руки прямо о рубашку. У нас же дресс-код, ага. — Гляди. — Один из экранов подплывает ко мне. — Так-с… — На экране появляется улыбающаяся физиономия мужчины лет сорока… В полицейской форме! Оч-чень интересно.
Инстинктивно подаюсь вперед, вчитываясь в текст, размещенный под фото, но сытый и довольный Кенни сам озвучивает мне информацию:
— Сержант Фред Эндрюс. Образцовый послужной список. Женат, двое несовершеннолетних детей…
— Какое подразделение? — перебиваю, ища глазами данные на экране.
— А, тут, в Ромеро, четвертый участок. Отдел по борьбе с наркотиками.
Еще интереснее…
— В общем, жил — не тужил, летал с семьей в отпуск раз в год. Скучный тип, скажу я тебе.
Закатываю глаза.
— Кенни, давай без личностной оценки.
— Не вопрос, — соглашается собеседник и шуршит пустым пакетом, снова засовывая туда свой длинный покрытый веснушками нос. — Только один? — вздыхает с сожалением.
— Это был аванс, — утешаю.
На губах Кенни тут же расцветает улыбка.
— Ну, так вот… — Сминает пакет и с меткостью, которой позавидовал бы профессиональный баскетболист, отправляет его в мусорную корзину в другом конце помещения.
Присвистываю и показываю поднятый вверх большой палец.
— Жил скучно, а потом настал кризис среднего возраста. Уволился, сообщил жене, что хочет посмотреть мир, и свалил.
Хмурюсь.
— Куда свалил? То есть как?
Кенни гримасничает и разводит руками.
— Купил билет до Поллака. Дальше не копал — полезу, привлеку внимание спецслужб. Я и так на условном.
Понимающе киваю. Да, Кенни с его талантами к хакерству уже засветился у копов.
— А жена что?
— Осталась с детьми. На развод не подавала, так что, видимо, все еще ждет своего благоверного. Она вообще у него странная.
Теперь я ничего не понимаю. При чем тут жена?
— А что она?
Кенни закатывает глаза, видимо, изображая несчастного мужа. Можно подумать, он был женат и знает, какое это мучение.
— Да подала заявление о его похищении. Мол, не мог он ее бросить, тем более по сообщению, не такой он человек…
— Стоп! — Мысленно делаю стойку, как собака-ищейка. — Он расстался с женой в переписке?
— Ага, — радостно кивает Кенни, явно из солидарности к сбежавшему мужу. — Он и уволился по письму. Во накрыло мужика! — Оттягивает у горла ворот рубашки.
Кажется, я была не права, и Кенни все же в курсе трудностей совместного проживания. Может, бывшая его не кормила?
Рыжая семенит следом — на крыльцо, в холле и даже забирается вслед за мной в лифт, но я настолько погружена в свои мысли, что отмечаю движение за спиной лишь краем сознания.
Да ну… Да быть такого не может… Кайя, ты накручиваешь…
Да, черт возьми, я накручиваю!
Пока кабина поднимается вверх, открываю в коммуникаторе чат с Шоном. Это сообщение не прочитано, и вот это тоже…
Когда мы общались с ним в последний раз? Тру пальцами лоб, пытаясь вспомнить — так замоталась с этим расследованием и повседневной рутиной в отсутствие помощницы, что совершенно не помню. Кажется, дня три назад, когда я бегала на встречу с Полом. Точно, я ушла, а по возвращении Шона уже не было дома. А потом я уходила рано и возвращалась поздно, и…
Моя рука падает вниз, будто марионетке отрезали ниточки.
…И мне было совершенно плевать, что мы не сталкиваемся с братом дома.
Открываю дверь своей квартиры.
— Жди здесь, — буркаю девице и одна вхожу внутрь.
Прямо в туфлях, чего обычно не делаю, прохожу в гостиную. Нечего себя накручивать, будучи под впечатлением об исчезновении Эндрюса и Пи Си. Наверняка Шон просто не знал, как отделаться от надоедливой поклонницы, вот и выдумал байку про переезд. Сейчас я увижу, что гитары нет на месте, и успокоюсь.
Все просто: если ее там нет, то за те дни, что я его не видела, брат возвращался домой, а сейчас бренчит на ней в своем клубе и одаривает вниманием других пышногрудых красоток.
Потому что уехать на полном серьезе Шон никак не мог. У него же и в мыслях не было: универ, группа. Гастроли — возможно. И то если повезет. «Бесы» и тут-то не то чтобы популярны, а кому они нужны за пределами Нового Рима и без покровительства империи Коллинзов?
Да и сказал бы он мне. Хочет уехать — пусть едет. Что здесь такого?
Но дурное предчувствие не оставляет, а я привыкла доверять своему чутью.
Вылетаю на середину комнаты и осматриваюсь, уперев руки в бока. Диван пустой, стол и стул пустые. Вон моя схема на стене, вот тапочки, вот сложенные стопкой снятые со стены фоторамки…
А вот гитара, прислоненная в футляре к стене, — именно в том положении, в каком я ее оставила тем вечером, когда видела брата в последний раз.
— О черт.
***
— Можно мне войти? — робко доносится из холла.
Черт, совершенно забыла о рыжей. Сижу за столом и смотрю в окно рабочей почты. Ее засыпало письмами, и немудрено, что я не заметила еще утром присланное сообщение: «Сестренка, я решил начать новую жизнь и улетаю навсегда. Не ищи меня. Шон».
С моих губ срывается нервный смешок. Это какой-то театр абсурда. Несмешно!
— Заходи! — рявкаю своей незваной гостье и вскакиваю со стула. — Когда ты видела Шона в последний раз? — Наставляю на нее указательный палец, стоит ей переступить порог.
— Я-а… — блеет эта кудрявая овечка.
— Ну же! — рявкаю, отчего та совершенно сходит лицом.
— Четыре дня назад. Все было хорошо… А потом… — Опускает лицо в ладони и начинает… рыдать! Господи ты боже мой.
— Покажи сообщение.
Трясущимися руками лезет в комм, запускает почтовый клиент. Так, важный нюанс: тоже почта, а не обычный обменник сообщениями.
— В-в-вот.
Впиваюсь глазами в экран.
«Вивьен, все кончено. Я решил начать новую жизнь и уезжаю навсегда. Прощай. Шон».
— Вивьен? — поднимаю на нее глаза. — Тебя так зовут?
Часто кивает.
— Но Шонни всегда звал меня Ви-ви.
«Шонни»? О боже.
— Он звал меня полным именем, только когда злился… ы-ы-ы… Значит, это правда-а-а-а!
Меня сейчас вырвет, вот что правда. Что за принцесса-лягушка? Сейчас превратит все вокруг в болото своими слезами.
— Пошли.
Тяну ее за рукав и веду на кухню.
***
— Что это? — Смотрит с подозрением на квадратный стакан с янтарной жидкостью у меня в руках с таким видом, будто я замыслила ее отравить. Делать мне больше нечего в собственном доме — как потом транспортировать труп?
— Лекарство, — огрызаюсь. — Пей.
Забирает стакан, обхватывает обеими ладонями, будто чашку с горячим чаем; делает глоток.
— Фу! Это же виски! Я пью только вино и шампанское.
Ну-ну, а та батарея бутылок из-под пива, которую я по приезде из командировки обнаружила в своей гостиной, не имела к ней никакого отношения.
— Пей, говорю, — уже рычу.
Девчонка давится, но пьет содержимое стакана мелкими глотками. Закатываю глаза: можно подумать, там пол-литра. Хлопнула бы разом, и дело с концом.
Набираю номер Шона — аппарат отключен. Л-ладно.
Вызываю другого абонента.
«Кайя, это правда, что Шон покинул планету?»
Отец… Значит, и ему прилетело послание от имени сына.
«Один и на Сьеру?!» — новое сообщение всего через несколько минут.
Быстро же он напряг своих людей и получил информацию.
«Кайя, у него же скоро экзамены!»
Ну конечно, это самое важное.
«Что ему делать на Сьере?!»
Очень правильный вопрос.
«Кайя, мне начинать беспокоиться?»
О да, пап, пора.
«Кайя, ответь мне!»
Да без проблем, только…
На ходу читаю валящиеся на мой комм сообщения и перебегаю дорогу в неположенном, зато близком к нужным мне воротам парка месте. Мне истерично сигналят.
Не оборачиваясь и не замедляя шага, приподнимаю руку и показываю нервному водителю средний палец. Олень. Здесь, вообще-то, ограничение скорости в двадцатку, ну и что, что ночь и дорога пустая.
Отвлекшись, не успеваю ответить на последнее сообщение (хотя уже собиралась!), и мой комм начинает неистово вибрировать, оповещая о входящем вызове.
Встряхиваюсь и принимаю звонок. Сколько лет мы не разговаривали? Семь, кажется.
— Привет, пап.
— Кайя. — напряженно и сухо в ответ. Даже не сомневаюсь, что сейчас Виктор Коллинз сурово поджимает тонкие губы и хмурит темные густые брови (брови у меня от него, ага). — Кайя, что происходит?
Отец — мастер задавать неудобные вопросы, но в кои-то веки мы с ним играем за одну команду. Так что говорю как есть. Ну почти.
— Пока не знаю, но Шона надо найти.
В динамике — молчание. Отец переваривает информацию. Знает, что, если бы все было в порядке, я сказала бы «отстань» или вообще не приняла бы вызов.
— Понял тебя, — наконец произносит в ответ, и в моем наушнике раздаются короткие гудки.
Отлично, никакого лишнего трепа. А если Шона и можно найти благодаря деньгам и связям, то отец его отыщет. Даром, что ли, у них с мэром еженедельный гольф по субботам?
А я, как всегда, попробую зайти с черного хода.
Опускаю рукав куртки на место и ускоряюсь.
— И вам доброй ночи! — радостно скалясь, приветственно машу рукой встречному бегуну.
Ночь сегодня ясная и теплая — пробежаться самое то.
***
— Мясник, отстань, сделай милость, — прошу, когда мне под колено втыкается мокрый настойчивый нос.
— Фу, — короткое, но емкое от его хозяина, и пес покладисто отступает во мглу.
С досадой тру влажное место на своих лосинах.
— Пол, мне нужна помощь. — Точно как в прошлый раз, опираюсь локтями на парапет и поворачиваю голову к мужчине, стоящему в полуметре от меня.
Из-под капюшона раздается хриплый смешок.
— Уже помог.
Туше. За прошлый взнос помог. Новая услуга — новая сумма, сама знаю.
Снова вздергиваю рукав и вывожу экран над запястьем, колдую с банковским приложением.
«Перевод выполнен».
Демонстрирую безликому собеседнику зеленую надпись.
— Щедро, — сухо комментирует Пол.
И это я тоже сама знаю, но надеюсь, оно того стоит.
— У меня брат пропал.
Равнодушное пожатие плечами.
— А я предупреждал.
Худшая фраза на свете!
— Исчез так же, как Эндрюс и Пи Си, — уточняю на всякий случай.
Но Пол не спешит делиться нужными мне сведениями, несмотря на только что улетевшую с моего счета кругленькую сумму. Однако и не уходит. Значит, есть контакт, нужно всего лишь немного подождать.
Я и жду. Кладу голову на руки, сложенные на парапете, и смотрю прямо перед собой. Ночное светило отражается большим белым шаром в темной глади воды. Стоят тишина и безветрие.
Не могу ждать!
— Пол, мне нужно его найти, — настаиваю, стремительно выпрямляясь. Мясник угрожающе рычит — не любит резких движений. — А ты заткнись, — буркаю на него в сердцах.
Капюшон собеседника вздрагивает и поворачивается ко мне. Толку от этого немного, так как все равно вижу под ним только черный провал вместо лица. Но теперь-то он хотя бы смотрит в мою сторону.
— Мясник не терпит хамства, — предупреждает холодно.
А пес снова рычит, подтверждая слова хозяина. Сговорились.
Поднимаю глаза к чернильному небу над головой.
— Пол, просто «да» или «нет». У меня нет времени, ты знаешь это не хуже меня.
— Согласен, — флегматично соглашается тот и снова отворачивается к озеру.
На сей раз терпеливо жду, запрещая себе бить носком кроссовка по основанию парапета. Хотя очень хочется, даже нога зудит.
Сижу в офисе за своим рабочим столом и хочу кого-нибудь убить.
Человеку, которого назвал мне Пол, я написала сразу же, еще прошлой ночью, но сообщение по-прежнему не доставлено. Чертовы «окна».
Но бездействовать дальше нельзя.
Итак, что мы имеем? Шон якобы полетел на Сьеру через Альберу. Пи Си тоже должен был следовать через ту же станцию хотя бы потому, что прямых рейсов на Гиамму отсюда в принципе нет. Фред Эндрюс… Кенни не нашел точной информации, но на Поллак есть как прямые рейсы, так и через все ту же Альберу. И я склонна полагать, что один транзитный пункт выбран для всех троих неспроста.
Что, если билеты в разных направлениях куплены для отвода глаз, а реальным пунктом назначения является как раз Альбера? Космическая станция, где в случае пересадки разумные люди предпочитают не покидать залы ожидания, прилегающие к стыковочным узлам, и поменьше с кем-либо контактировать. Перевалочный пункт, место сосредоточения наемников и контрабандистов. Станция, где можно купить и продать все что душе угодно, а копы закроют на это глаза.
Стоит ли лететь на Сьеру и искать следы Шона там, если как-то связанные с ним Салливан и Поллак отправились совсем в других направлениях?
А они отправились. Кенни таки вытащил для меня данные из базы перевозчика — по Пи Си и Шону они сохранились. Регистрация до конца маршрута. А там — кто его знает. За приличное вознаграждение экипаж всегда скажет, что человек летел до конечной точки, даже если тот вышел в пункте транзита.
Альбера, копчиком чую, мне нужна Альбера. К тому же отец наверняка уже отправил на Сьеру немаленький отряд своих безопасников, который прочешет всю планету. Если Шон таки тронулся умом и улетел туда добровольно, они его найдут. А если нет…
Словно в ответ на эти мысли, внезапно оживает комм на моем запястье. Сообщение от долгожданного контакта, записанного как «Джейк Рид». Бинго!
«Здравствуйте, Кайя. Да, вы по адресу. В ближайшие десять дней буду на Альбере. Пишите».
Часто моргаю, вглядываясь в текст. В смысле пишите, как будете на Альбере?
Да не вопрос, как говорит Кенни.
«До встречи!» — набиваю ответное сообщение и, оттолкнувшись ладонями от стола, резко отъезжаю на колесиках назад.
Надо — значит, буду.
***
— Привет, Деми! — Заглядываю на ее новое рабочее место, не забыв нацепить на лицо обворожительную улыбку. Ассистент Винсента Холла, с личным кабинетом, жалованием вдвое выше ее предыдущего и человеческим дресс-кодом. — Долой сине-белый чулок, а? — Весело подмигиваю, привалившись плечом к дверному косяку. — А я тут пончики принесла. — Приподнимаю руку, демонстрируя бумажный пакет. Один такой пять минут назад уже осел на минус третьем — в подземелье Кенни.
— Мисс Вейбер? — изумляется Деми и смотрит на меня глазами испуганного олененка. — Вы ко мне?
Прячу ухмылку. Ну конечно, я для нее небожитель не хуже обитателей двести четвертого.
— К тебе. Зашла поздравить с повышением. — Лучезарно улыбаюсь и ставлю перед ней пакет из фудкорта.
— Ой, — спохватывается Деми. — Я сейчас сделаю кофе!
— А давай чай. — Продолжаю гипнотизировать ее своей улыбкой, как ведьма-людоедка из детской сказки. И поясняю в ответ на вновь расфокусировавшийся от удивления взгляд: — А то пончики очень сладкие.
— А-а, — растерянно тянет Деми и направляется к стеллажу в углу кабинета.
Следую за ней тенью.
— Как тебе на новом месте? — Пристраиваюсь точно за ее плечом, и пока Деми достает чашки, сцапываю со стола еще от порога замеченную мною коробочку с растворимым чаем.
— Все хорошо, мисс Вейбер, — улыбается девушка. — Я правда не ожидала, что вы меня порекомендуете. — Поворачивается ко мне, ставя найденные чашки, и я торопливо прячу руку со своей добычей за спину. — Честно говоря, я вообще удивилась, что вы меня помните.
Закатываю глаза, смеюсь.
— Скажешь тоже.
Еще несколько ничего не значащих фраз, хиханьки да хаханьки…
— Ой, а где же чай?
У меня за спиной, рука уже затекла.
— Кончился? — предполагаю вслух.
— Я сейчас закажу, быстро доставят. — И Деми делает решительный шаг в сторону стола.
Демонстративно смотрю на часы.
— Эх, жаль. Тогда позже зайду. Эти доставщики всегда тянут время.
Мои слова настигают доверчивую девушку уже с занесенной над интеркомом рукой.
— Я тогда попрошу у соседей, — кивает она в сторону стены, за которой находится чей-то еще кабинет. Ей очень не хочется отпускать меня ни с чем. На то и расчет.
Благосклонно киваю.
— Только если быстро.
— Я мигом! — обещает Деми и во всю прыть мчится к дверям. Бинго!
Забрасываю украденную пачку в мусорный контейнер и спешу к оставленному включенным компьютеру, встроенному в стол. Так и знала: я напала на Деми с порога и так стремительно, что она забыла его запаролить. Ай-яй-яй, какая беспечность.
Вместе с другими пассажирами лайнера торчу на смотровой палубе. Пузатый бок космической станции закрывает собой весь обзорный экран — прилетели. Подходить ближе судам запрещено, дальше — только на катере. А до его подачи еще не меньше часа бюрократической волокиты, так что можно и поглазеть. Ни разу тут не была.
Все пространство вокруг Альберы мерцает разноцветными огнями. Туда-сюда снуют другие корабли: несколько пассажирских лайнеров, но большей частью небольшие частные суда. Мой взгляд выхватывает серебристый крейсер клиркийской постройки — красавец. В наше время они редкость и скорее коллекционные «игрушки». У отца в собственности похожий, только зеленый.
Облокотившись на поручень, полукругом идущий вдоль всего обзорного экрана, любуюсь тем, как станция беспрестанно открывает шлюзы, впускает и выпускает катера. Больше всего это напоминает гигантскую рыбу-шар, распахивающую широкую пасть, чтобы проглотить стайки мальков. Разве что пастей тут пара десятков.
— Кайя, приятно было познакомиться, — вырастает возле меня один из пассажиров.
Как там его? Майк? Билли? Не помню. Таскался за мной все четыре дня путешествия, норовя зайти в мою каюту на вечернее чаепитие. Прости, приятель, но я не западаю на блондинов.
— Взаимно. — Даже не стараюсь, чтобы моя улыбка вышла натуральной. Достал.
— Может, еще увидимся.
Ага, в следующей жизни. Проваливай уже.
Билли или Майк еще что-то лепечет, а я снова отворачиваюсь к экрану — к принимающему шлюзу как раз идет катер с клиркийского крейсера. Остроносый, блестящий и маневренный, он четко выделяется среди своих неповоротливых тупомордых собратьев. Залипаю, разглядывая его. Ходит слух, что в следующем году «ТайлерКорп» представит общественности свою линейку космических кораблей, которая по своим техническим характеристикам превзойдет даже творения Клирка, но обойдется гораздо дешевле. Так что мне вдвойне интересно.
Отвожу взгляд от экрана только тогда, когда «рыба»-станция «проглатывает» красавчик-катер. К счастью, Билли-Майк уже куда-то свалил, и я без лишних свидетелей пишу сообщение Джейку Риду.
«Через час буду на станции».
«Ок, можем завтра встретиться», — прилетает в ответ меньше чем через минуту.
Как скажешь, приятель, как скажешь.
Ничего не отвечаю и «усыпляю» комм.
Оно и к лучшему: успею заселиться в отель и осмотреться на станции.
***
Внутри космическая станция напоминает самый обычный город, только без воздушного транспорта и без неба, да. Большой торговый многолюдный город, собравший у себя в гостях самую разношерстную толпу, которую только можно представить. Стоит покинуть терминал прилета, глаза тут же слепят яркие светящиеся вывески всех цветов радуги. Тут и там кричат зазывалы, приглашая отведать «незабываемые» блюда именно у них. Любопытное место.
— Девушка, давай помогу! Недорого!
Возле меня вырастает потрепанный жизнью парнишка примерно моего роста и комплекции и прытко тянет свои загребущие конечности к ручке моего чемодана.
— Руки убрал! — рявкаю, глядя на его перемазанные мазутом пальцы с отросшими грязными ногтями.
— Дура! — с ненавистью бросает это немытое чучело и сливается с толпой.
Подтягиваю чемодан поближе к себе и перевешиваю вперед сумку с документами. Невероятно завидую людям прошлого: вшили себе под кожу идентификационный чип — и гуляй — никто не украдет. Ну, без скальпеля уж точно.
— Нет! Не надо мне помогать! — опережаю еще одного приближающегося ко мне «мутного» типа.
Ну, мистер Рид, я надеюсь, хотя бы вы моете руки…
***
Вода не течет. Уперев ладони в края раковины, смотрю на падающие из крана капли. Одна, вторая… С временным промежутком в секунд тридцать. А мне, чтоб вас, надо помыть голову!
Впечатывая босые пятки в пол, вылетаю из ванной.
— Почему у меня в номере нет воды?! — возмущаюсь в интерком, вызвав ресепшн отеля.
— Так напора нет, — кажется, даже удивляются там моему вопросу.
— У меня номер «люкс».
— Поэтому вода есть. Напора нет, — отвечает не иначе как родственник Пола по разговорчивости и вешает трубку. Улет!
Испускаю страдальческий стон и, раскинув в стороны руки, плюхаюсь спиной на кровать. Хотя бы постель чистая, спасибо, угодили.
А вот матрас дерьмо. Черт.
***
— Красавица, зайди к нам, не пожалеешь!
— Мисс! Не проходите мимо!
— Девушка! У нас лучшие десерты на станции, пальчики оближешь!.. — летит со всех сторон, как будто на мне написано, что я вышла из отеля в поисках еды.
Но я непреклонна. Сеть советует не есть на Альбере где попало, а посещать только проверенные другими пользователями места. В одно из которых я и направляюсь.
Людей на улице много, и персонажи попадаются разные. Впереди какой-то мужик с перьями на шляпе и в плаще на голое тело бегает между прохожими, время от времени широко распахивая полы. Женщины визжат, мужчины матерятся, кто-то хохочет.
— Что это?
Меня с моей профессией сложно удивить, но администратору отеля «Звезда», в котором я с дуру, поверив отзывам, сняла номер, удается с легкостью.
— Это — таз, мисс Вейбер. — Вертит в руках пластиковую круглую емкость и улыбается самой что ни на есть любезной улыбкой. — Если поставить его на пол… — Демонстрирует, как надо расположить лохань, как будто я только что вышла из пещеры в шкуре убитого мамонта. — И положить туда лейку от душа, через час-полтора он наполнится водой — и можно мыться.
Мгновение глаза в глаза. Долгое мгновение.
— Остынет, — цежу сквозь зубы.
— Что вы, мисс Вейбер. — Переворачивает свое пластиковое чудо вверх дном. — Вот здесь сбоку есть кнопка автоподогрева, — указывает пальцем.
И снова доброжелательная улыбка. Непробиваемый тип.
В такие минуты мне даже жаль, что мы с отцом не общаемся. Он, с его отельной империй, смеялся бы до слез, если бы узнал о тазиках с автоподогревом.
— То есть насос все-таки установить нельзя? — делаю последнюю попытку.
— К сожалению. — Мужчина разводит руками, в одной из которых все еще находится тот самый таз. — Так берете? — Улыбается еще шире. — Берите. Поверьте, очень удобная вещь.
— Не сомневаюсь. — Засовываю посудину под мышку и направляюсь к лестнице.
Да, у них здесь нет даже лифта. Благо я живу на втором.
— Надеюсь, вам понравится на Альбере! — с энтузиазмом несется мне вслед.
Уже в восторге. Особенно от того, что в других более-менее приличных отелях на ближайшие дни уже нет мест.
Останавливаюсь, преодолев несколько первых ступеней, и оборачиваюсь.
— Генри, скажите, а что такое Большая ярмарка?
Высокий лоб администратора искажает глубокая вертикальная морщинка.
— А вы прибыли не на нее?
Качаю головой.
— Нет.
Морщинка на лбу разглаживается, а на губы администратора возвращается улыбка «я люблю каждого постояльца как родного».
— Тогда вам не о чем беспокоиться. Это просто ярмарка. Торговая площадка с большим выбором товаров.
Вообще-то, я не говорила о беспокойстве.
— Спасибо, Генри, вы мне очень помогли, — широко улыбаюсь в ответ и, покрепче прижав к себе свою ношу, ухожу на второй этаж.
С ярмаркой что-то неладное — пункт первый.
Расспрошу-ка я о ней завтра Джейка Рида, он вроде местный — пункт второй.
А пока — мыться!
***
Через два часа после ритуальных танцев по набору воды в таз и попыткой тщательно промыть в нем свою гриву я выбираюсь из ванной обессиленной, но почти чистой и потому довольной.
Найденный в ванной белоснежный халат радует запахом свежести и мягкостью, и я закутываюсь в него по самый нос. После чего усаживаюсь на кровать, подобрав под себя ноги, и закапываюсь в коммуникатор.
Писем — тьма!
От Карлы ни словечка — оскорбилась на неотвеченный вызов и затаилась. Ладно, потом разберемся.
От отца тоже ничего — значит, Шона пока не нашли.
Зато есть сообщение от Кенни: «Кайя, куда ты подевалась? Я кое-что нарыл».
В предвкушении потираю руки, пролистываю сообщение вниз и… ничего! Серьезно? Он просто кинул мне наживку и ушел в туман — круто.
Едва не рычу от досады — неужели нельзя было сразу написать, о чем речь?
«Что там у тебя?» — отправляю в ответ. Если очень повезет, он получит мое сообщение через сутки после его отправки. Зараза.
Джейк Рид тоже молчит. Видимо, сообщит о месте и времени встречи уже непосредственно перед ней.
Так, а это кто? Не заказывала я никакую кухонную плиту…
В дверь стучат.
Усмехаюсь, неужели таки нашли мне насос?
— Открыть! — командую электронному замку, но тот только переливается красными лампочками. Ясно, тоже «напора» нет. — Иду! — кричу своему визитеру и, подхватив длинные полы халата, встаю с кровати.
«Ваша плита готова. Время доставки…» — читаю на ходу по ошибке присланное мне сообщение.
Хлопаю по замку, дверь медленно ползет в сторону.
Хм, а плита-то ничего, может, не отказываться?..
И тут мой взгляд падает на появившиеся в поле зрения ботинки — грубые, армейские, размера этак сорок пятого. У администратора Генри остроносые туфли от силы сорок второго… Дерьмо!
Закрыть-закрыть-закрыть!
Но на закрытие подлая дверь ползет еще медленнее, чем открывалась, и показавшийся в дверном проеме бритоголовый верзила с легкостью ее перехватывает и отжимает назад. Дверь с глухим стоном возвращается в паз, а незваный гость в черной куртке и широких карго-штанах цвета милитари переступает порог. И выражение его маленьких глубоко посаженных в череп глаз вполне прозрачно намекает на то, что он не установщик насосов.
Сверху льется ледяная вода. Тону! От холода тело сводит судорогой, и мне удается глотнуть воздуха только через несколько мучительных мгновений. Волосы облепляют не только лицо, но и, кажется, всю меня, как хищные водоросли, и в первые секунды я даже не могу сообразить, что мне мешает дышать собственная шевелюра.
Где-то неподалеку слышится хриплый смех, а потом на меня обрушивается новый поток холодной воды. Дерьмо-о-о…
Сжимаюсь в позу эмбриона, обняв руками колени и максимально подтянув их к груди. Голые колени к голой груди, чтоб вас! И лежу я на голом кафельном полу, облепленная своими же волосами с головы до ног.
Наконец поток воды прекращается, но я все еще не рискую менять позу и просто лежу, дрожа всем телом и громко стуча зубами.
— Чего она такая синяя? — спрашивает кто-то, и его голос кажется мне смутно знакомым.
— Так ты сам заморозил, — отвечает ему невидимый собеседник с более низким тембром.
— Я про синяки.
— А-а… Прыткая шибко. — Пауза. — И глупая. Сама же с лестницы и сковырнулась. Чудом шею себе не свернула. Везучая.
— Это ты… везучий, — в голосе первого и откуда-то знакомого мне человека отчетливо слышно недовольство. — Сдохла бы, сам бы искал замену.
Такое чувство, что я действительно его знаю, но только что-то не так: другая интонация, другой набор слов.
— Проверили ее? Внутренних повреждений нет?
— Целехонька. — Гнусный смешок. — Огонь-баба, Барон будет доволен.
Какой, к черту, барон? Вы все тут с ума посходили?
— Угу, вижу, — снова голос первого. Видимо, листает какой-то отчет. — Кости целы… зубы на месте… ушиб мягких тканей… противозачаточный имплантат в порядке… не девственница.
Ребята, мне двадцать семь, какая еще девственница?
— Ну все, поднимай спящую красавицу, — распоряжается все тот же голос.
Шлепанье тяжелых подошв по воде, не успевшей сбежать в водосток, и меня рывком поднимают с пола, впившись пальцами-щипцами в плечо. Кошу взгляд, выглядывая между мокрыми прядями, завесившими лицо: знакомые клешни с переломанными суставами — именно они отжимали дверь в номере «Звезды».
Видимо, от смены горизонтального положения на вертикальное, кровь прибывает к мозгу, и воспоминания полностью восстанавливаются. Ну Генри, ну продажная ты шкура. Чтоб тебе всю жизнь мыться в своих тазиках с автоподогревом!
В зоне моей видимости появляются незнакомые ботинки — не такие громоздкие, как у держащего меня типа, даже какие-то щегольские, натертые до блеска.
А в следующее мгновение мои мокрые волосы раздвигают, как шторы, в разные стороны. Эй, вообще-то это моя единственная одежда!
— Привет, Кайя, — сгорбившись, чтобы заглянуть в лицо, здоровается действительно знакомый мне тип — тот самый настойчивый блондин с лайнера. — Хорошо, что волосы не пострадали. — Все еще не выпускает слипшиеся пряди из своих цепких и длинных, как у пианиста, пальцев. — Барон любит «русалок». Я, как тебя увидел, сразу понял, что ты то, что ему надо.
Серьезно? Я думала, что меня взяли в оборот из-за «синего тумана», а это банальная поставка «девочек» какой-то криминальной шишке?!
Ах ты сволочь!
— Привет, Билли, — отвечаю сквозь зубы.
Кривится.
— Вообще-то, я Майкл. Не узнала?
— Не запомнила, — огрызаюсь.
Его и без того удлиненное лицо удивленно вытягивается. Смотрите-ка на него, считает себя незабываемым?
Уязвленный блондин наконец отпускает мои волосы и отходит, властно взмахивая рукой.
— Готовь ее, Барон приедет к открытию Ярмарки.
Так, так, так… Думай, Кайя. Если дело не во мне лично, то целью этих типов являются всего лишь деньги. А значит, можно попробовать перебить ставку.
Дергаюсь, пытаясь высвободить руку, но подчиняющийся Майклу мордоворот держит крепко. Л-ладно.
— Майкл! — окликаю блондина.
— Пойдем, болезная, — тянет меня в другую сторону обладатель крепкой хватки, вцепившийся в мою руку.
Сам ты болезный!
— Майкл! — Упираюсь босыми пятками в пол, но они скользят по мокрой плитке, а моего веса недостаточно, чтобы остановить этого носорога. — Да послушай же ты! — Выворачиваю шею, пытаясь поймать оставшегося за спиной блондина. — Я дам тебе больше, чем Барон!
Держащий меня верзила насмешливо хмыкает, а вот Майкл заинтересованно изгибает бровь. Ясно теперь, почему он тут главный.
— Погоди, — велит второму и подходит ближе.
Отплевываюсь от упавших на лицо волос и вскидываю к нему глаза.
— Мой отец — Виктор Коллинз, хозяин сети отелей «Империя» и мультимиллиардер. Свяжись с ним, он заплатит за меня выкуп.
Да, вот такая я беспринципная: воюю с папой, отстаивая свою самостоятельность, и готова просить у него помощи, если припекло. Но, черт возьми, меня не просто припекло, мой зад буквально полыхает огнем!
Итак, хорошие новости: моя челюсть оказалась крепче, чем я думала, и не рассыпалась на мелкие осколки.
Плохие новости: меня собираются продать в качестве девочки для утех какому-то криминальному авторитету по имени Барон.
Какой, к черту, Барон? Почему не Граф в таком случае или не Герцог?
Сижу на синтетической подстилке с поднятой вверх рукой в наручнике, цепь от которого прикреплена к металлической трубе над головой. На мне ни лоскутка одежды, но в помещении душно, поэтому не холодно.
Это обычный грузовой контейнер — такими тут выстроена целая улица, — нас в нем больше десяти человек. Все в том же положении, что и я, мужчины и женщины, разного возраста, телосложения и цвета кожи. Женщины — справа, мужчины — слева. Все голые, с прикованной рукой и на подстилке, жесткое плетение которой впивается в колени. Ох уж эта подстилка!
С одной стороны от меня женщина, годящаяся мне в матери, если бы я была поздним ребенком. У нее некрасивая обвисшая грудь, лежащая пустыми мешочками на объемном животе. С другой стороны — девчонка лет двадцати от силы. Миленькая, светловолосая, длинноногая и полногрудая. Кажется, она без сознания, потому что совсем не шевелится. Вроде и сидит, даже глаза открыты, но взгляд бессмысленный и смотрит в никуда. Под кайфом?
Вытягиваю шею, пытаясь рассмотреть побольше деталей, но вижу лишь цепи, наручники и голые тела. Я словно в каком-то историческом фильме — ну никак моя реальность не вмещает в себя рабовладельческий рынок.
Большая ярмарка, чтоб вас. Немудрено, что о ней ничего не нашлось в сети.
Как там сказал Генри? Торговая площадка с большим выбором товаров? Скотина.
Но выбор и правда большой: хочешь — брюнетка, хочешь — блондинка, а если извращенец, бери бабульку, еще и скидку сделают.
И это только один контейнер. А что в других? Вернее, сколько таких везунчиков, как я? Сотни?
Ой, ребята, когда выберусь отсюда, камня на камне не оставлю от вашего подпольного бизнеса. И будет вам не до Большой ярмарки, не до Малой.
— Э-эй, — толкаю в плечо блондиночку. — Ты меня слышишь?
В ответ у нее изо рта срывается тонкая струйка слюны. Фу.
— Она трижды пыталась покончить с собой, — хрипло доносится с другой стороны. — Вот и накачали.
Оборачиваюсь: та пожилая женщина с некрасивой грудью.
— Вы давно тут? — спрашиваю без приветствия.
Пожимает тощими плечами, отчего по цепи, которой она прикована, идет волна, звенья стукаются друг о друга и звенят.
— Две недели Ярмарку ждали.
С опаской кошусь на бессознательную девчонку. Если ее мучали две недели, прежде чем превратить в живой товар, в попытках суицида нет ничего удивительного.
Качаю головой в такт своим мыслям. Всех посажу — слово Пираньи!
— Я Марла, — представляется женщина.
— Кайя.
— А ты не актриса, Кайя? — Подслеповато вглядывается в мое лицо (в контейнере царит полумрак). — Где-то я тебя видела.
Ну-ну, с таким-то отеком меня бы родной отец не узнал. А эта — смотрите-ка…
Инстинктивно дергаю головой, чтобы волосы упали на лицо и прикрыли опухшую щеку.
— Нет, похожа, наверно.
Думай, Кайя, думай, тебе надо отсюда выбираться…
Поднимаю взгляд к своему наручнику: металлический, крепкий, запястье обвивает как вторая кожа — не вывернешься, даже если сломаешь себе кисть (я в одном кино видела). Как и на чем меня сюда привезли, не помню, очнулась я уже здесь, но пока кто-то не снимет с меня цепи, самой мне не выбраться.
— Отсюда нельзя сбежать, — угадывает Марла мои мысли.
— Отсюда, может, и нельзя, — огрызаюсь.
Да, давайте все дружно сложим лапки и пойдем ко дну. Нет уж.
Женщина вздыхает и чуть насмешливо улыбается.
— Молодость. Dum spiro, spero.
Щурюсь.
— Латынь?
— «Пока дышу, надеюсь».
Точно, где-то натыкалась. Но это не мой девиз — на одной надежде далеко не уедешь.
Барабаню пальцами по колену. Думай, Кайя, думай. Выхода нет только из гроба…
Иногда в контейнер заходят люди. Хорошо одетые, вполне приличные на вид.
Какая-то дамочка в сапогах на шпильках ощупывает молодого мужчину в углу. Тот сцепил зубы и молчит, терпит. А та даже высунула язык от удовольствия, что-то там орудует.
Местный главнюк Майкл, топчущийся чуть в отдалении, ни во что не вмешивается, ждет решения о покупке.
Парень в углу стонет.
Не выдерживаю.
— Лучше бы сапоги себе новые купила! Носить позапрошлую коллекцию — себя не уважать!
— Что-о-о? — Женщина резко выпрямляется, ища взглядом обидчицу.
— Ничего-ничего. — Между нами тут же материализуется Майкл, лебезит: — Мисс, все в порядке, это не вам.
Прихожу в себя как-то резко и сразу: вот я была в отключке, и вот уже смотрю в потолок в совершенно ясном рассудке.
А там люстра, большая и вычурная, с висячими элементами, которые били бы проходящих мимо по голове, будь потолок пониже. Но он высокий, трехметровый, как минимум.
Приподнимаюсь на локтях и осматриваюсь. Входная дверь прямо по курсу, а датчик замка светится красным — заперто.
Комната небольшая и с минимумом мебели. Огромная кровать, занимающая чуть ли не половину пространства, шкаф-купе у стены и туалетный столик с зеркалом и множеством ящичков. Пушистый ковер на полу, плотные шторы и прикроватный пуфик насыщенно-бордового цвета. Стены розовые. Мебель — с красноватым отливом. А я сама возлежу на кровати, застеленной темно-бордовым стеганным покрывалом из шелковой ткани.
Что это еще за будуар куртизанки? Барон, Барон, а показался вполне приличным человеком…
Но эта мысль тут же отходит на второй план — куда больше меня волнуют мои синие ноги. То есть не естественно синие, какими я видела их в последний раз, — от синяков. А блестящие жирным блеском с синеватым отливом.
Трогаю пальцем и подношу его к носу. Фу. Запах — сочетание хвои и антисептика.
Вытягиваю руки — такие же, тоже голубые и покрытые чем-то жирным. Касаюсь щеки кончиками пальцев — та же история.
Похоже, меня лечили. Какая забота.
Сбрасываю ноги с кровати и поднимаюсь. Босые ноги тонут в высоком ворсе ковра. Во всем теле поразительная легкость, что с учетом моих предыдущих приключений действительно удивительно.
Что это за чудесная хвойная мазь? Хочу себе такую!
И противогаз.
Кажется, мои обонятельные рецепторы включились не сразу после пробуждения. Теперь в носу свербит от запаха хвои, а глаза начинают слезиться. Такое чувство, что я заблудилась в лесу, а потом закусила парочкой елок.
Окно!
Отвлекшись от окутывающей меня вони, бросаюсь к окну и рывком раздвигаю шторы; гремят, сталкиваясь, крючки на карнизе.
За стеклами — темень, лишь вдалеке виднеются огоньки то ли чужих окон, то ли фонарей. Этаж не понять, но явно не первый. Яркий свет люстры внутри не дает толком разглядеть, что творится снаружи, и лучше всего я вижу собственное отражение в стекле. Хотя вру, кое-что еще я вижу очень даже отчетливо — решетки. Вот дерьмо.
Распахиваю раму и для верности пробую прутья на крепость. Как я и думала: с такими не убежишь, даже голова не пролезет. Можно, разве что, воспользоваться голубиной почтой.
Грохаю фрамугой, оставляя на ней синие разводы от мази. Стекла дребезжат.
Спокойно, Кайя, выход есть всегда.
Отворачиваюсь от окна и опираюсь бедрами о подоконник. Барабаню по нему пальцами.
В стене есть еще одна узкая дверь, помимо широкой входной. Явно ванная. А в ванной должна быть вентиляция и, если повезет, вентиляционная шахта, в которую может пролезть кто-то не слишком крупный, например, я.
Загоревшись этой идеей, уже делаю шаг в сторону выбранной двери, когда прямо передо мной в воздухе собирается голографический экран.
— Доброе утро, русалка, — приветствует меня Барон собственной персоной.
Вот дерьмо, тут наверняка понатыкано камер.
— Доброй ночи, — выдавливаю из себя улыбку. Он все равно уже видел мои манипуляции с окном и решеткой, нет смысла делать вид, что я потерялась во времени.
Мужчина усмехается.
— Вообще-то, еще вечер, — поправляет меня. Снимает солнцезащитные очки с переносицы (зря, в них он симпатичнее и моложе), откладывает куда-то в сторону. — Значит, так, Кайя… Тебя ведь так зовут?
Молча киваю.
— Теперь тебя зовут Русалка.
Серьезно? Прикусываю изнутри щеку, чтобы не рассмеяться.
— И ты принадлежишь мне.
Ну, это мы еще посмотрим, кто и кому принадлежит.
— А сейчас я хочу, чтобы ты искупалась и привела себя в порядок. — Мясистый нос морщится. О да, пахну я как освежитель воздуха в туалете дешевого кафе. — Платье в шкафу. Ужин через час.
— А-а?.. — начинаю, но меня обрывают властным жестом поднятой руки.
— Постучишь в дверь, тебя проводят.
Тянется куда-то за пределы видимости камеры, и экран, мигнув в воздухе, исчезает.
Выдыхаю. Спокойно, Кайя, спокойно… Где наша не пропадала.
Привести себя в порядок? Да не вопрос. Избавиться от запаха елок — с превеликим удовольствием!
Тем более, что в ванной таки нет вентиляционной шахты…
***
Каблуки отбивают частую дробь по блестящему паркету.
На мне красное платье на тонких бретелях, длиной в пол и с огромной шлицей, почти полностью оголяющей правую ногу, и туфли на умопомрачительной шпильке. Вымытые и тщательно расчесанные волосы струятся по обнаженным плечам и спине. Этакая пошлая русалка, ага.
Занавес поднимается, открывая полукруглый подиум с тремя шестами. К ним выходят три гологрудые девицы в набедренных повязках. Включается медленная музыка. Начинается танец.
Прищуриваюсь, разглядывая танцовщиц: все невысокие и длинноволосые. Только я еще ниже и волосатее каждой из них. Предел тайных желаний Барона, ага. Майкл — сволочь.
— Не нравится? — участливо спрашивает хозяин дома, что-то прочтя в моем лице.
Мне не нравится, когда людей продают, как мясо, а так все отлично.
Кстати о мясе — пахнет чудесно!
— Очень нравится, — заверяю и отворачиваюсь. На стол смотреть и правда приятнее.
— Вина?
— Нет, спасибо.
— Вина, — с нажимом и утвердительно.
Хм, ладно.
Улыбаюсь.
— Конечно. — Послушно подставляю бокал.
Девицы танцуют, музыка сменяется — продолжают.
— Если они тебя отвлекают, можем их прогнать, — предлагает Барон, снова ловя мой взгляд.
Куда больше меня отвлекает ждущая под дверью охрана, поэтому качаю головой и принимаюсь за еду. Мясо и правда великолепно, только есть его ложкой — то еще издевательство. Сам Барон орудует ножом и вилкой, то и дело поглядывая на меня, мол, что буду делать.
Просить дополнительные приборы? Я вас умоляю, это слишком очевидно.
Откладываю ложку и беру самый красивый кусочек прямо пальцами. Я не ела целые сутки, мне наплевать. М-м… Божественно!
Барон с явным наслаждением наблюдает за тем, как я ем. Да пожалуйста.
— Русалка, а чем ты занималась раньше?
— М-м? — Промокаю губы салфеткой. — Торговала косметикой, — выдаю первое, что приходит в голову. — Ну знаешь, такие: «А вы пробовали? Да? Тогда купите сестре или тетушке».
— Да-а? — Похоже, Барон разочарован. — Я думал, ты актриса. Очень знакомое лицо.
Приятно, когда тебя узнают, ага.
— Что ты, — отмахиваюсь. — Я совершенно не умею врать.
И рабыня из меня выйдет так себе, можешь даже не сомневаться.
Барон же откидывается на спинку своего стула, подперев одной рукой локоть второй, а свободной кистью — подбородок. Смотрит оценивающе, плотоядно прищуривается.
— Наелась?
Чем дольше я ем, тем дольше меня не тронут, не так ли?
Поэтому интенсивно машу головой.
— Голодная как стадо слонов.
Неверный ответ.
— Люблю, когда в женщину много помещается, — протягивает Барон с многообещающей улыбкой.
И я захлебываюсь только что набранным в рот вином.
— Воды? — любезно предлагает собеседник.
На глазах выступают слезы. Все еще кашляя, мотаю головой и сама хватаю стакан. Пью мелкими глотками, чтобы восстановить дыхание. Зараза, нельзя говорить такое под руку!
— Русалка, а как ты любишь в сексе? — настигает меня новый «невинный» вопрос.
Возвращаю стакан на стол.
— Люблю приковывать партнера к спинке кровати, — заявляю с самым невинным видом.
Взгляд Барона предупреждающе холодеет. Ясно, наручники мне никто не даст — не прокатило.
Что-то в горле пересохло. Тянусь к бокалу с вином.
— А как должна? — спрашиваю прямо.
Глаза Барона сужаются.
— Жестко…
Ну кто бы сомневался.
— С кровью и криками.
Дерьмо! Я попала!
Видимо, от последнего заявления я таки сбледнула с лица, потому что Барон подается вперед и накрывает мою ладонь своею, заглядывая в глаза.
— Боишься меня?
Да, черт возьми!
Спокойно, Кайя, покерфейс — наше все.
Широко улыбаюсь.
— А надо?
— Иди ко мне, — получаю вместо ответа. Выпускает мою руку и снова откидывается на спинку стула, постукивает по своему колену, будто подзывает собачку.
Л-ладно.
Поднимаюсь, пытаясь сделать это максимально неспешно и грациозно. Подхватываю полупустой бокал и собираюсь забрать его с собой.
— Не-а, — хитро улыбается Барон. — Вино оставь.
Улыбаюсь в ответ (уже лицо сводит) и возвращаю бокал обратно на красную скатерть. И вовсе я не планировала садануть им об стол, чтобы потом всадить острую ножку в кое-чье горло. Так, пофантазировала немного.
Огибаю стол.
Девчонки продолжают танец, глядя прямо перед собой, будто кроме них, тут никого нет. Сколько таких, как я, они видели в этой комнате? И сколько раз были на моем месте? Вон какие послушные. Может, под дозой?
Но, блин, целые! Значит, есть шанс, что кровь и крики не связаны с расчлененкой?
Что-то пищит…
Поднапрягшись, сталкиваю с себя обмякшее тяжелое тело. Перекатываясь, оно со скрежетом давит оставшуюся на столе посуду. А я, обхватив ладонью передавленное горло, просто судорожно дышу, глядя на блестящую люстру над своей головой.
Воздух, пропитанный парами разлитого вина, ароматом великолепно приготовленного мяса и запахом свежей крови в этот момент кажется мне самым свежим и чудесным на свете.
А потом я возвращаюсь в реальность и резко сажусь. Осколки скрипят под ладонями, но я еще на адреналине, ничего не чувствую. Взгляд на дверь — заперта. На сцену — одна танцовщица стоит, обняв свой шест, как дендролог молодое деревце, вторая упала на колени и жалобно скулит на одной ноте, спрятав лицо в ладонях, а третья опустилась рядом с ней на корточки и успокаивающе гладит по волосам, при этом испепеляя меня взглядом.
Так вот что так противно пищало.
Голова сейчас треснет.
— Заткнись, а? — прошу истеричку и спрыгиваю на пол. — Да блин! — Осколок разбитого бокала тут же впивается в ступню. — З-зараз-з-за! — Выдергиваю стекло и отбрасываю в сторону.
Кровь из разрезанной глотки Барона уже пропитала скатерть и лужей собирается на полу, поэтому не поймешь, где моя, где чужая.
Отступаю от стола, оставляя кровавые следы на паркете.
— Тихо-тихо, она нас не тронет…
Чего? Резко вскидываю голову. Вы в себе вообще?
Но картина на сцене не меняется: одна стоит и смотрит в пространство, вторая воет, третья смотрит так, будто хочет придушить. Меня, ага.
Морщусь.
— Да заткнись ты уже.
Ноль реакции.
Ладно, пусть воет, саундтрек в духе Барона никого за дверью не смутит. Пока. Но валить отсюда надо как можно скорее.
— Здесь есть другой выход? — спрашиваю.
Злобная снова испепеляет меня взглядом и, будто нехотя, кивает на занавес. Точно, они же откуда-то вошли.
Валим-валим-валим…
Бросив взгляд на все еще закрытые главные двери, опускаюсь на корточки, широко расставив ноги, чтобы не сесть в лужу, и проверяю содержимое карманов пиджака на спинке стула. В одном ключ-карты и салфетка, зато во втором — парализатор. Бинго!
Выпрямляюсь. Агрессия блондинки мне не нравится, но не оставлять же их здесь?
— Вы со мной? — спрашиваю, отступая от стола и на ходу проверяя заряд у своей главной находки — на треть, но сойдет.
— Мы никуда с тобой не пойдем! — вскидывается злобная. — Ты нас погубишь!
Есть такая вероятность, ага.
— Мы-ы-ы… жи-ы-ыть… хо-о-оти-и-им, — неожиданно включается в беседу другая, та, что рыдает все это время.
Третья так и не шевелится, будто в коме. Да что ж с вами делать-то?
— Ты сдохнешь! — вдруг с особенной злостью заявляет блондинка. — Наследник не простит!
Да мать вашу, тут еще и баронет имеется?!
— Сдохнешь! Охра!..
Дура!
Парализатор все еще у меня в руке, расстояние между нами — от силы метр, поэтому стреляю ей прямо в лоб, даже не целясь.
— Ы-ы!.. — громче заходится вторая, и приходится уложить и ее тоже.
А третья вдруг отрывается от своей «пальмы» и с невидящим взглядом шагает на меня.
Да чтоб вас всех!
Получив свою дозу из парализатора, последняя мешком падает поперек уже лежащих на сцене танцовщиц. Дурдом.
Дерьмо! Я же вас спасти хотела!
К черту. С по-прежнему зажатым в руке парализатором делаю шаг к занавесу, но тут понимаю, что из одежды на мне только платье, превратившееся в пояс. Возвращаюсь и набрасываю на плечи пиджак мертвеца. Лужа на полу становится все больше.
Валим-валим-валим…
Таймер в моей в голове визжит о том, что счет идет на минуты.
Бегу к занавесу, рывком отбрасываю тяжелую ткань. Бинго! Не соврали: за шторой прячется узкая потайная дверь. Дергаю на себя ручку.
Дерьмо! Это кладовка!
И в этот момент щелкает замок на главных дверях, а сами двери распахиваются.
Полный абзац.
***
Двери распахиваются.
Инстинктивно вскидываю руку с оружием. Щелчок, щелчок, щелчок…
Только вошедший не падает… Потому что я спустила на танцовщиц весь заряд своего парализатора!
— Живописно, — знакомым голосом комментирует гость, рассмотрев представшее перед ним кровавое пиршество, и я пораженно вскидываю глаза к его лицу.
Джек, чтоб тебя, Рассел! Один одинешенек, а за дверным проемом, оставшимся за его спиной, отчетливо видны ноги кого-то, прилегшего отдохнуть посреди коридора.
У меня вырывается нервный смешок. Я все еще стою у занавеса, полуголая, в наброшенном на плечи чужом пиджаке, с бесполезным парализатором в руке и перемазанная кровью с головы до ног, будто побывала на скотобойне. О да, приятель, живописнее некуда.