Синяя песня

3

Капа сидела в «Гноме». На борту было развешано мокрое белье. Капа закончила стирку и отдыхала.

На дне «Гнома» валялись банки из-под краски, черпак, багор, пробковые поплавки для кошельковых неводов, вешки.

Море дремало, и тихие волны не трогали на берегу коричневый поясок водорослей, оставленный большим прибоем. Крабы и улитки перебрались из пояска ближе к воде.

Вокруг «Гнома» вились стрекозы. Цеплялись к мокрому белью и повисали голубыми крестами с прозрачной перекладиной.

Над стрелкой курилось полуденное марево.

Если в него поглядеть повнимательнее, то в дрожании степного жара можно увидеть тонкие деревья и белые горы, высокие в слюдяном сверкании водопады и застывшие выдуманные цветы.

Это был мираж, сказка солнца.

Капе нравилось наблюдать деревья и горы, слюдяные водопады и выдуманные цветы. Тогда и стрелка, и «Гном», и море тоже становились сказкой солнца. И начиналось путешествие, которое Капа придумывала сама для себя.

…Ей чудилось, что старый «Гном», поскрипывая килем, медленно сползает по каткам и шумит парусами, разворачивается, чтобы унести ее в солнечный разлив, где поднимается в небо дым облаков и летают соленые косяки брызг. Часто смотрела она туда вдоль берега.

По темному следу за кормой летят голуби, провожают. Медный флюгер повернулся, тоже провожает — пусть скорее несется баркас, вскидывает носом упругие волны.

В глубине моря лежат корабли, не пришедшие в гавань…

В заросшем скалистом гроте затаились длинные тени. Это рыбы-меченосцы.

Еще здесь хранятся чугунные пушки, из которых стрелял дедушка. На тяжелых лафетах, с затравкой, они бросали ядра в пятнадцать фунтов весом и могли сокрушить любой вражеский фрегат или крепость.

А вокруг грота возвышаются рифы, окаменелые растения, сидят старые бородатые крабы, светятся зелеными искрами моллюски.

Но «Гном» несется все дальше и быстрее. Напрягаются паруса и канаты, срывает пену железный якорь, похрустывают переборки…

Время перешло за полдень. Мираж исчез, сказка солнца оборвалась.

Капа прилегла на скамейке «Гнома», посчитала, когда должен приехать Георгий и привезти воду. Нет, не сегодня. Она решила сделать в доме уборку: помыть полы и окна, побелить потолки. Для этого надо много воды. Дедушка тоже ждет Георгия: кончился табак.

Капа услышала крик чаек. Вначале далекий, а потом все ближе и ближе. Чайки к стрелке прилетали редко, с тех пор как ушла рыба.

Удивленная Капа поглядела в море. Низко над водой кружились десятки чаек, кричали и суетились.

Капа влезла на рыбацкую вышку. Ладонью прикрыла от солнца глаза. На поверхности моря колыхалось огромное бурое пятно.

«Рыба! — догадалась Капа. — Целое поле рыбы».

Капа спустилась с вышки и побежала к дому:

— Дедусь! Дедусь!

Дед Ермак прибивал к форточке нарезанную полосками бумагу от мух.

— Дедусь! Рыба пришла! Много рыбы! У стрелки стоит!

— А не привиделось тебе, вроде гор и водопадов?

— Да нет же! Вы молотком грюкаете и не слышите, что на море чайки кормятся.

Дед Ермак прислушался, потом кинул на землю молоток и заспешил вслед за Капой к вышке.

— Сейнер надо, — говорила на ходу Капа. — А где его взять?

Дед взобрался на вышку, поискал по карманам трубку.

— Пустая она, на лавке валяется, — напомнила Капа.

— Ну и бес с ней, — неожиданно равнодушно сказал о трубке дед. Он уже вглядывался в бурое пятно. — Да. Сейнер требуется, — задумчиво покачал дед головой. Вдруг, оживившись, сказал: — Беги в Джурчи, Капитолина. Во всю мочь беги! Ноги у тебя крепкие. И позвони в Керчь.

— А кого спрашивать, дедусь, в Керчи?

— Кого спрашивать?.. Штаб путины еще не работает. Вот что: спрашивай базу Гослова или правление ближайшего колхоза. И все обскажи. Рыбу где-то спугнули, и она к нам в тишину пришла, спряталась. А может, и пастбища отросли, и она кормится. Ну беги, беги же!

Сначала Капа бежала быстро, потом медленнее, потом пошла шагом.

Передохнула и вновь побежала.

Степной жар, хотя и спал после полудня, все равно затруднял дыхание, обжигал лицо. Сухая трава царапала ноги, хотелось пить.

Ах, повстречался бы Георгий или продавец Витя с велосипедом!

Но нигде никого.

Пусто.

Песок да ракушки.

Георгий, очевидно, уехал за бензином в Славуту, а Витя крутит пластинки и тоже ни о чем не догадывается.

Когда Капа добралась до Джурчей, она раскраснелась и едва дышала.

Ее окликали, хотели расспросить о деде Ермаке.

Она отвечала:

— Некогда мне. После!

И бежала дальше, на почту.

На почте было прохладно от побрызганных водой полов. Тихо постукивал телеграфный аппарат. Пахло штемпельной краской и теплым сургучом.

Телеграфистка Зоя читала ленту, которую отстукивал аппарат.

— Тетя Зоя! — кинулась к окошку Капа. — Мне надо позвонить в Керчь.

— Погоди, освобожусь.

— Нельзя ждать.

— Дедушка заболел?

— Дедушка здоров. Рыба пришла. Тетя Зоя, скорее!

Зоя оставила ленту и подошла к коммутатору:

— С кем соединить?

— С базой Гослова.

Зоя надела наушники, включила линию:

— Алло, Керчь! Алло, Керчь! Отвечайте.

Телеграфный аппарат продолжал стучать и выдавать ленту. Она скручивалась на столе белыми шуршащими кольцами.

— Керчь?.. Дайте базу Гослова. Правление… Занято? С кем разговор? С междугородной? На двадцать минут.

— Дедушка говорил, можно спрашивать ближайший колхоз.

Но Зоя уже вызывала дальше:

— Керчь! Дайте контору Рыбакколхозсоюза. Что? Перерыв на обед? Тогда Госрыбтрест. Алло! Госрыбтрест? Принимайте сообщение о рыбе.

Зоя кивнула Капе на телефонную трубку на полочке возле окошка.

Капа схватила трубку и взволнованно закричала:

— К нам с дедушкой пришла рыба! Очень много рыбы!

— Кто это говорит? Откуда?

— Капа Асанова со стрелки. Мне дедушка велел позвонить вам про рыбу.

— Это где Джурчи?

— Да. Высылайте сейнер. Наш дом один на стрелке. И еще «Гном» на берегу. Против него рыба и стоит.

— Кто на берегу?

— «Гном». Баркас.

— Спасибо, Капа Асанова. До свидания!