Сияние. Остров теней

ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ. СЛУЧАЙНОСТЬ?

Марина сидела в дальнем конце пещеры. Ее привязали к вогнанному глубоко в каменную щель бревну после попытки убить Игоря и Стаса. Эти сволочи привязали меня, как корову! Обе руки за спиной, плотно перевязанные лианой, затекли и нещадно болели. Из всех поз, какие были доступны Марине, она предпочла сейчас сидячую на корточках. Впрочем, в ее распоряжении оставалась еще всего лишь одна поза — стоячая.

Они привязали меня за то, что я хотела пристрелить этого мерзавца! Ведь это он первым пустил пулю в голову моей маме! Почему я не могу сделать то же самое, но уже — ему? Марина коротким выдохом сбросила прядь волос с лица. В пещере сейчас, кроме нее самой, никого не было, и это заставляло нервничать. Девушка видела лишь небольшой кусочек кедровой рощи, растущей почти у самой пещеры, и больше ничего. Да и то — днем. Сейчас же стояла глубокая ночь. Она не могла слышать, где и чем занимаются прочие члены этой общины, занесенные на остров общим горем. Она боялась, что ее могут оставить здесь, в темной и мокрой пещере, подыхать.

Ей быстро удалось выбраться из туннеля под землей. Когда она случайно наткнулась в лесу на компанию мужчин, она поначалу перепугалась до смерти, ведь посчитала их мертвецами. Но мужчины были живы и даже рады видеть ее. Ах, если бы в этот момент они не услышали выстрел в поганом ущелье! Наверняка это стрелял Игорь, ведь о его судьбе Марина ничего не знала. Стас помер в бункере. Не мог не помереть. Но ситуация могла сложиться по-разному, девушка прекрасно отдавала в этом отчет. Она не видела, как Стас погиб, потому считала его скорее пропавшим без вести, нежели мертвым. Меня могут обвинить в попытке убийства Стаса, подумала Марина тут же, как мужчины услышали в ущелье звук выстрела. Потому девушка принялась разыгрывать спектакль со слезами и мольбами «не соваться в страшное ущелье, кишащее ходячей мертвечиной». Но мужики оказались упрямыми.

Впрочем, кто мог знать, что там, в ущелье, на самом деле произошло. Стас, скорее всего, мертв. Скорее всего. А Игорь не сможет ее ни в чем обвинить.

Марина вместе с молчаливым, каким-то побитым мужичком добралась до лагеря тех, кто выжил в страшную ночь катастрофы лайнера «Кристал Серенити». Всего их, включая четверых ушедших в ущелье, насчитывалось тринадцать человек: шестеро мужчин и семь женщин. Неплохой расклад на тот случай, если придется заселять остров человеческими детенышами. Они нашли укрытие в нескольких известняковых пещерах остроконечного пика, соседнего с пиком Свободы. Стас утром назвал это место пиком Огня. Пусть будет так. Пещеры были очень малы — гораздо меньше Пещеры американцев, но зато почти незаметны из лесу и надежно защищены от ветра и дождя. Лишь дыра, ставшая тюрьмой для Марины, представляла собой мокрый грот с капающей водой.

Еще до прихода Игоря Марина узнала, что эти люди выжили точно так же, как она сама. Взрыв или сильный толчок выбросили их за борт в холодную воду ревущего океана. А затем благодаря провидению они оказались на берегу острова. Эти люди пережили одиссею не менее опасную и полную неожиданностей, страхов и ужасов, прежде чем наступили десятые сутки после крушения пассажирского лайнера. У них, надо заметить, было много вещей, выброшенных за борт взрывом — от ручных фонариков до ватных одеял. Потому быт в пещерах они смогли устроить более или менее приличный. Неподалеку, как, пожалуй, и везде на острове Проклятых, произрастали шикарные плодовые рощи, пальмовые деревья. Рядом в одной из пещер текла пригодная для питья студеная вода.

Было у них и оружие, доставшееся потому, что кое-кто из матросов охваченного огнем корабля (горела только корма, дождь, как ни странно, успел затушить пламя, прежде чем оно охватило всё судно) в компании своих сотоварищей решил спастись на шлюпке. Вероятно, на той самой шлюпке, которую Марина видела ранее на восточном берегу. В шлюпку они побросали всякий хлам, но среди него — три охотничьих карабина и коробку патронов. Карабины сослужили хорошую службу пассажирам, выброшенным на остров Проклятых.

Когда Марина почувствовала, что к лагерю приближаются не четверо, а шестеро человек, она вооружилась и вышла их встречать. Шестеро — это даже не пятеро. Значит, Стас каким-то чудом уцелел. Но это поправимо. Марина вряд ли отдавала отчет в своих действиях, ее не смущало то, что она может стать убийцей, может совершить необъяснимое убийство на глазах у многих свидетелей и тем самым приговорить саму себя. Марина вообще не думала. Она просто действовала так, как подсказывал ей внутренний голос.

Который последнее время стал звучать особенно громко. И принадлежал матери.

Она успела выстрелить лишь единожды. После первого выстрела тот тип, что провожал ее до лагеря, выбил из рук Марины оружие и завалил на землю. А дальше — дело ясно. Ее скрутили, связали и попросили объяснить, на каком основании она посчитала себя обладающей правом стрелять в людей. Вялые попытки девушки списать вину на Стаса не увенчались успехом. Тем более после того, как Игорь вкратце пересказал историю предательства со стороны девушки (и откуда ему известны все эти подробности?). Ее привязали к вбитому по случаю бревну, и запретили почти всё.

Теперь Марина не имела представления, как освободиться и что делать после освобождения. Она поразмышляла над возможностью принести извинения всем, в том числе Стасу, и попросить как-то искупить свою вину. В конце концов, она поняла: иного все равно ей не дано. Значит, буду извиняться и искупать вину. С каждым бывает срыв, что уж там. Тем более, мы не в Диснейленде в прятки играем…

Незаметно для себя Марина погрузилась в сон. Напряжение прошедшего дня взяло свое, и уже через минуту девушка спала так глубоко, как никогда со времени, когда еще ходила по большой земле.

Кассета в видеомагнитофоне с жужжанием вышла наружу, покинув чрево аппарата. Вышла сама. Марина не прикасалась к кнопке «Eject» ни на корпусе видеомагнитофона, ни на пульте дистанционного управления…

Лифт лязгнул тремя этажами ниже и медленно пополз к Марине. Она стояла и спокойно ждала кабину, даже не удивляясь, что вызвала лифт лишь волевым усилием. Кнопку она не нажимала…

В квартире темно. Родителей нет, они опаздывают с какой-то встречи. Девочке страшно в темноте. Как любой нормальный ребенок, она испытывает панические чувства, находясь одна в темной квартире. Но вдруг свет сам по себе включается. Везде, в каждой комнате, в каждом коридоре. Темноты больше нет…

Огромный черный пёс несется на девочку по улице. В глазах пса, вероятно, есть какой-то азарт; вероятно, он не собирается причинять девочке боль. Но Марина очень испугалась и зажмурилась, она застыла на месте, ждала, когда же черный пес сомкнет свои жемчужные зубы на ее шее. А еще она представила, как отец, узнав о смерти своей маленькой дочки, вооружится карабином, найдет пса и превратит его в решето. Пес вдруг развернулся и бросился наутек, скуля и жалобно лая…

— Ты всегда была необычным ребенком. Ты временами смущалась, временами опасалась своих способностей, но то, чему суждено прорасти в тебе, рано или поздно проросло бы. Это время пришло, дочка. Я долго опекала тебя, готовила к великой цели. И я сделала всё, чтобы ты стала отличной королевой.

Марина не могла понять, спит ли она или нет. Сон был слишком реален, чтобы не поверить в происходящее. Она стояла у той самой волчьей ямы, на дне которой копошились мертвые люди. А ее мать, совершенно обычная женщина с обычными глазами, вот только в очень грязных, бесформенных, рваных одеждах, спокойно стояла в центре ямы и смотрела на дочь.

— Твой отец постарался, чтобы ты получила как можно больше силы, дочка. Твой настоящий отец создал тебя, и мы все благодарны ему за это. Он сумел объединить науку и магию, факты и вымыслы.

— Настоящий отец?

— О, да, дочка.

— И кто же он?

— Я расскажу тебе всё, но сначала освободи меня. Помоги мне выбраться из западни! Я все еще там, в яме, и мне очень плохо и одиноко без тебя. Не бойся этих, — мать широким жестом указала на шипящих тварей с черными глазами, — они всего лишь трутни. Рабы. Они твои солдаты, и будут подчиняться только тебе. Не бойся, ибо на этом острове не может быть ничего, что несет тебе угрозу. Освободи меня, помоги мне, и я расскажу тебе всё. Я научу тебя, как управлять скрытой в тебе силой. Я объясню, зачем тебе та сила и какую пользу ты можешь принести всем нам. Помоги мне, дочка

— Но я не могу! Они привязали меня к бревну! Они убьют меня, если я попытаюсь сбежать!

— Они тебя не убьют, Мариночка. Они не посмеют. Ты слишком ценна для нас, чтобы тебя убивали ОНИ.

— Но я привязана!

— Ты можешь освободиться. Если захочешь. Тебе не составит труда сбросить путы и стать свободной. А затем приходи ко мне. Здесь ты будешь в безопасности, о тебе позаботятся и защитят. А я поведаю тебе о том, о чем пора знать моей милой девочке. Я жду, Мариночка. Я жду тебя. Поторопись…

— Но я не знаю даже, жива ли ты!

— Я жива, дочка. Я жива точно так же, как жива ты. Мы все здесь живы, Марина, все до единого. Не верь тем, кто говорит, будто мы мертвы. Они ошибаются, глупцы, и еще поймут это.

— Это так странно. Всё, что происходит здесь, на острове…

— Нет ничего странного. Просто ты не знаешь всего. А когда узнаешь, разум твой просветлеет. Ты поймешь: жить и властвовать с нами лучше, чем существовать и бояться — с ними. Мы — новая волна жизни, ее новая грань, доселе не существовавшая, потому что в нас не нуждалась сама природа. Но теперь мы есть, и мы — это те, кому суждено править всем миром. Приходи же, Марина, не медли! Я жду тебя, я очень тебя жду!..

Марина проснулась резко. Так резко, что немного испугалась этого. Не существовало перехода между сном и бодрствованием, случившееся напомнило переключение каналов в телевизоре. Ты смотришь какой-то фильм, полностью погружена в его сюжет, сопереживаешь героям и чувствуешь на себе все их проблемы. И вдруг кто-то из членов твоей семьи переключает программу, и из мира фильма ты переносишься в мир местных новостей или в передачу о дикой природе.

Я жду тебя, Марина…

Зов матери эхом шелестел в ушах девушки. Он гипнотизировал и заставлял немедленно предпринимать какие-то действия. Прежде всего — освободиться. Скинуть путы. Расслабить и развязать тугой узел. Но Марина уже много раз пыталась это сделать, и ничего не выходило. Я не смогу освободиться, печально подумала Марина. Она бы с радостью помогла своей матери выбраться из мерзкой темной ямы, но не имела возможности освободиться сама.

Ты сможешь стать свободной, прошелестело в ушах. Будто ветер коснулся листьев.

Девушка заметила, что на улице начался рассвет. В пещеру кто-то заглянул. Марина подозвала человека:

— Эй! Эй, I need help![27]

Здесь все преимущественно говорили на английском языке. Лишь бородатый тип, назвавшийся Джеком Боулзом, неплохо владел русским. Кто-то сообщил Марине, что Джек служил то ли в американском, то ли в английском посольстве в Москве. Был дипломатом, или кем он там был…

Человек подошел к Марине. Это была женщина лет сорока пяти, с печальными глазами и многочисленными порезами на руках. Большинство порезов выглядели старыми, их нанесли еще до круиза. Женщина молчаливо уставилась на Марину.

— My hands, — попыталась Марина объяснить. — I can't feel them. Please, relax the knot. Just a little![28]

Марина на самом деле не чувствовала своих рук. Узел настолько передавил запястья, что, наверное, кисти давно посинели. Она была бы благодарна этой женщине, если бы так ослабила узел.

Женщина с сомнением посмотрела сначала на Марину, затем на выход из пещеры. На ее лице отобразилась недолгая борьба двух противоположностей, но затем она обошла бревно, нагнулась и стала ослаблять лианы.

А Марине заметила на поясе женщины нож. Длинный нож, не нож даже, а мачете. Наверное, этим мачете женщина рубила кокосы и пальмовые листья, когда готовила еду. А в перерывах между готовками раскраивала черепа мертвецам…

Марина улыбнулась. Осталось почувствовать, когда настанет время взять ситуацию под свой контроль. Девушка ощущала прикосновения теплых пальцев, пока женщина разматывала узел; она ждала.

И вот руки, казалось, на секунду стали свободны. Если посильнее дернуть… Марина что есть духу рванула руки на себя, при этом чуть не вывихнув их в плечевых суставах. Женщина лишь тихо вскрикнула, когда догадалась, что Марина совершает побег. Но Марина не торопилась вон из пещеры настолько, чтобы не позаботиться о своей спасительнице. Сейчас она позаботится о ней, и только тогда направится к волчьей яме.

Женщина не успела произнести ни слова. Она забыла также о своем оружии, лишь глупо сидела на заднице и смотрела снизу вверх на Марину. Та выхватила мачете, взялась за рукоять покрепче и в широком размахе рубанула женщину по лицу.

Отрубленная челюсть упала на грудь женщины, смешно повисла на сухожилии. Женщина схватилась за нее и нелепо пыталась вернуть на место. Но Марина нанесла второй удар, на этот раз — смертельный.

Так тебе, сука…

Марина быстро выскочила из пещеры. На небольшой полянке перед пещерой никого не оказалось, и Марина бросилась наутек. Еще не рассвело окончательно, потому в зарослях царствовал мрак. Но девушка бежала, руководствуясь чутьем. Она стремительно мчалась сквозь бурелом, перепрыгивала канавы, нагромождения камней, опасно огибала глубокие провалы с острыми камнями внизу. Но на очередном обрыве девушке не хватило мгновения, чтобы подкорректировать траекторию своего движения, и, неловко ойкнув, Марина кубарем полетела с большой высоты куда-то вниз. Ей хватило лишь подумать, что сейчас она разобьется в лепешку…

Взвыли двигатели, натужно, сильно. Слабый свист то ли от роторов турбин, то ли от режущих воздух крыльев донесся до ушей Марины, заставляя проникнуться глубоким чувством уважения к самой машине и к тем, кто ее создал. Даже легкая боязнь полета отступила куда-то далеко, уступив место любопытству и почти мистическому трепету.

Марина закрыла глаза и попыталась уснуть. Но спустя минут пятнадцать, когда дремота только-только подступила, дал о себе знать сосед по креслу. Это был представительный мужчина средних лет в дорогом костюме, любезно пустивший ребенка к месту у иллюминатора, на свое место.

— Какое странное атмосферное явление. — Мужчина указывал пальцем в иллюминатор. Точнее, в то, что было за ним.

Марина посмотрела на облака, на горизонт, но ничего странного не обнаружила. Лишь слой перистых облаков, парящих на высоте километров в двенадцать, стал немного толще. И будто радуга иногда проскакивала меж облаков. Кажется, похожая на северное сияние.

— Посмотрите туда, — попросил мужчина. — Вы не наблюдаете ничего странного?

— Нет, — коротко ответила Марина.

— Смотрите на облака. На те, что находятся выше. Они будто растут.

Марина сдвинул брови, насупилась. Ей казалось попросту нелепым пялиться в иллюминатор на какие-то там облака, которые вдруг «растут». Мужчина, должно быть, переел своих леденцов, что держал в руках в красочном пакетике. Но все-таки девочка стала смотреть на слой перистых облаков, чтобы не обидеть соседа.

Уже через минуту она был заинтересована ими точно так же, как и сосед. Облака действительно росли, набухали, заполняли собой голубое небо. Они были далеко, и потому скорость, с которой формировались эти массы влаги, особенно поражала даже ребенка.

— Наверное, тут скоро будет какая-нибудь буря, — предположил мужчина. — Судя по времени полета, мы уже над океаном.

— Действительно? — Почему-то Марина насторожилась, едва понял: самолет в самом деле пересекает Атлантический океан. Внизу, далеко внизу больше не было земли. Лишь вода, глубокая и холодная.

— Какая же буря может формироваться на такой высоте? — задумчиво и приглушенно, будто сам себе, пробормотал сосед. — И так быстро…

Марина не отводила взгляда от облаков. Она была воистину заворожена ими. Здравый смысл подсказывал, что никакие тучи, никакие бури не могут формироваться ТАК быстро, ведь не прошло и пяти минут наблюдений, как буря (теперь Марина звала то, что видела, только так) уже закрыла собой горизонт.

Впервые за все время полета Марина почувствовала легкий укол паники. Если бы она знала, какой ужас предстоит перенести в ближайшие минуты, то, пожалуй, выбросилась бы за борт без парашюта. Но она не знала, как не знали остальные пассажиры лайнера А-310-300.

И потому она просто смотрела, как голубое небо затягивается белесой дымкой. Как эта дымка затем темнеет, наливается свинцовой тяжестью и мощью, как возникают в ее недрах пока еще слабые, но набирающие силу электрические разряды. Вместе с тучами росла и паника.

И вот, когда от голубого неба практически ничего не осталось, в салоне, среди притихших пассажиров возник первый возглас:

— Господи, что это?!

Никто не понимал, как за десять минут небо может утратить всю дружелюбность и стать сиренево-черным мраком, озаряемым частыми вспышками уходящих в стратосферу молний.

Лайнер встряхнуло. Слабо, но все ж заметно. Кто-то ойкнул. Явно обеспокоенные стюардессы старались не подавать виду, что сами ничего не понимают в происходящем за бортом. Они с улыбками ходили по рядам и успокаивали особо взволнованных пассажиров.

Самолет встряхнуло еще раз. Теперь уже сильно, так сильно, что над рядом кресел прямо перед Мариной открылась багажная полка, и с нее вниз ухнул чей-то чемодан. Кто-то снова ойкнул, но на этом реакция пассажиров ограничилась.

Марина глянула вниз, туда, где все еще простирались белые кучевые облака, обычные и ничуть не пугающие. Вдруг завеса тех облаков ненадолго расступилась, и девочка увидела… землю. Да, именно землю, сушу, твердь. Что-то, похожее на горный хребет.

Но ведь мы над океаном?!

Но еще раз облака расступились, и снова Марина увидела горную цепь, блеснула где-то внизу лента реки, начинавшейся в горах. Суша…

— Под нами материк, — шепотом сказала Марина своему соседу.

Тот нахмурил брови, едва собственными глазами увидел под днищем далекую сушу.

— Значит, экипаж развернул самолет около часа назад, — подумав, ответил мужчина. — Странно, но я ничего не заметил. А вы?

— Совершенно ничего.

Мужчина нажал кнопку вызова бортпроводника. Минуту спустя появилась улыбчивая девушка в униформе авиакомпании.

— Могу я вам чем-то помочь?

— Да, — кивнул адвокат. — Я хотел бы знать, почему самолет повернул обратно.

Стюардесса даже растерялась от такого вопроса.

— Мы не поворачивали. Полет продолжается согласно графику. Мы прибудем в Париж вовремя.

Мужчине, очевидно, не понравилась та категоричность, с которой улыбчивая девушка выдала набор фраз. Ведь внизу была суша…

— Под нами земля, — сказала Марина, вдруг пожелав поддержать соседа, так мило уступившего ей свое кресло у иллюминатора.

— Под нами океан, маленькая леди, — натянуто улыбнулась стюардесса.

— Посмотрите сами, — предложила Марина.

Но стюардесса не пожелала воспользоваться ее предложением.

— Вас интересует что-то еще? — нетерпеливо поинтересовалась она.

— Да, — кивнул мужчина. — Что это за тучи такие слева по борту?

— Обычные грозовые формирования. Над Атлантикой часто возникают подобные тучи. Скоро мы преодолеем их.

— Странно, что я никогда еще в жизни не видал туч на такой высоте, хотя летаю достаточно — сообщил сосед неожиданно холодным тоном.

Стюардесса хотела ответить что-то, но не успела. Гроза, стремительно летевшая перпендикулярно полету лайнера, обрушилась на самолет.

Всё задрожало, загремело, заходило ходуном. Одна за другой открывались багажные ячейки, на головы пассажирам посыпались чемоданы и сумки, вспыхнули таблички, приказывающие не курить и пристегнуть ремни. Кто-то вскрикнул, но ограничился лишь этим — коротким криком ужаса.

Марина и ее сосед по креслам одновременно вцепились в ремни безопасности, защелкнули замки. Сквозь непонятно откуда идущий гул стюардессы кричали пассажирам о том, что нет причин для паники и всё идет отлично.

Неожиданно лайнер провалился в воздушную яму. К этому моменту за иллюминатором уже ничего нельзя было разглядеть, лишь частые всполохи молний озаряли трясущееся в болтанке левое крыло. Заложило уши, к горлу подкатил ком. Замершее от испуга сердце отказывалось гнать кровь дальше, пока не возобновится привычная гравитация.

И она возобновилась. Марину вдавило в кресло как космонавта на старте ракеты. И тут же снова бросило к потолку. Если бы не ремни, девочка с размаху врезалась бы в потолок, как это случилось с одним из пассажиров, сидевших впереди. На свою беду не пристегнувшись вовремя, пассажир при возобновлении силы тяжести упал прямо в проход меж креслами, покатился в носовую часть, отчаянно что-то вопя. Марина не слышала слов бедолаги, ибо тут же забыла о нем — новая воздушная яма вызвала тошноту и стон.

Самолет падал. Стремительно терял высоту. Иначе не могло быть. Никак. Марина, погрязшая в ледяной пучине дикого ужаса, сумела-таки оценить ту мертвую тишину, которая повисла в салоне. Люди не кричали: «Мы все умрем», не носились по салону туда-сюда, не причитали и не рыдали, а ведь именно так Марина представляла себе последние секунды жизни любого авиалайнера, терпящего крушение. Люди сидели молча, вцепившись в подлокотники кресел, и ждали.

Боже, да мы УЖЕ мертвы… И прекрасно это понимаем.

И потому никто не кричал. Ведь какой смысл кричать в такой ситуации, где от тебя совершенно ничего не зависит. Ты через несколько секунд умрешь и даже не почувствуешь того. Ты уже, фактически, труп.

А трупам незачем вопить…

Двигатели свистели и ревели, будто сейчас оторвутся от крыльев и отправятся в самостоятельный полет. Стюардессы уже не ходили по рядам, а сидели пристегнутые в своих креслах, бледные, едва держащие себя в сознании.

Бедные девушки, жалостливо подумала Марина и тут же удивилась своей способности жалеть кого-то, когда самой осталось жить лишь мгновение.

Рев нарастал. Гравитация падала. Всё говорило о том, что самолет буквально валится вниз, утратив летучесть.

А внизу земля…

Хотя разницы между тем, земля внизу или вода, Марина не улавливала. Лайнер развалится и от удара об воду — девочка это знала прекрасно.

Время растянулось. Тишина, ревущая двигателями гробовая тишина… Еще недавно всё было отлично, и вот — катастрофа. Нет смысла даже думать о спасении, ибо спастись можно тогда, когда твой самолет уже сел, коснулся шасси взлетной полосы. Но не когда он падает с десяти километров в океан… Или на сушу.

Запоздало выскочили из своих потайных гнезд кислородные маски. Но никто не спешил их надевать. И потому, как плети мертвых деревьев, раскачиваемые призрачным ветром, маски болтались над пассажирами, нагоняя еще больше ужаса.

Вводя в еще больший ступор, будто говоря: «Вы умрете. Все до единого. Так лучше смиритесь с вашей участью».

Марине отчего-то захотелось рассмеяться…

И тут же чудовищный удар сотряс лайнер. Что-то хрустнуло в спине Марины, выскочили изо рта несколько зубов. Грохот и рев рвущегося металла оглушил всех до единого пассажиров.

Вот он, момент смерти, отстраненно подумала девочка. Мир для нее уже перестал существовать, лишь последнее осталось в нем, осталось всего на секунду — это расположенное впереди чужое кресло.

Еще один толчок, новый удар, и сознание Марины затмилось. А может, то был дым, ворвавшийся в салон. Ибо видела Марина, как вспыхнул левый двигатель лайнера, как оторвался он затем и исчез где-то позади, а огонь с жутким воем бросился по крылу, где хранится в любом самолете топливо. Авиационное топливо горит очень хорошо. Очень. И потому оно мгновенно взорвалось там, в баках, а жидкий огонь, будучи пострашнее напалма, хлынул в салон самолета. Пристегнутые ремнями безопасности люди сгорали заживо и даже не кричали. А может и кричали, но их крики тонули в общей какофонии катастрофы.

Последнее, что смогла увидеть Марина — это улетевшее куда-то кресло, располагавшееся перед нею. После чего пришла жаркая волна пламени…

В беспамятстве девушке приходили странные видения. Катастрофа самолета, в которой она стала единственной уцелевшей. Толпа корреспондентов, желающих растерзать маленькую девочку. Каменные лица службы безопасности какой-то могущественной организации вроде ЦРУ, заталкивающие совершенно целую девочку в салон черного «BMW». Трясущиеся руки и синие губы — от переживаемого шока. За окном автомобиля огромное поле горящих обломков, дыма и смрада. Несколько вертолетов парят над объятыми пламенем останками авиалайнера, мелькают повсюду проблесковые маячки спасательных служб.

Марина осталась единственной выжившей в авиакатастрофе. Она в тот день еще не могла полностью осмыслить случившееся, не могла всерьез задуматься, КАК можно уцелеть в упавшем с десяти тысяч метров самолете.

А каменные лица везли ее прочь от папарацци, от маячков и горящих обломков. Везли в ближайший аэропорт, где на частном реактивном самолете Марину быстро переправили к родителям в их загородную резиденцию. К настоящим родителям.

Отец ее работал на правительство, занимался изучением каких-то веществ, свойств, материалов, явлений. В общем, отец был известным и очень дорогим ученым. А мать… Мать Марина вспомнить не могла.

Мой отец был американским ученым. Ученым, а не бизнесменом с Украины. Мои украинские родители — не родные.

Девушка даже в беспамятстве сильно поразилась этому открытию. Выходит, она когда-то жила в Штатах, в большом особняке, по выходным и праздникам летая в Европу. Она жила совершенно иной жизнью, пусть и похожей, но затем… затем пришла тьма. Тьма накрыла разум непроницаемым, плотным одеялом, и стерла память. Марина никогда не вспоминала о жизни в США. Более того, она имела четкие воспоминания о детстве, прожитом на Украине.

Как это понимать? Откуда у меня двойные воспоминания о прошлом?

Девушка отрывками, обрывочными фразами вспоминала многочисленные разговоры настоящего отца, которые тот вел иногда по телефону, иногда — со своими гостями в рабочем кабинете. Фразы эти теперь обретали определенный смысл и кое-что объясняли. Но опять же — не до конца.

Марина не была уверена, верны ли воспоминания, на самом ли деле всё обстоит именно так. Обстояло так. Но уверенность забиралась всё глубже в душу девушки. Уверенность, что и катастрофа авиалайнера, и ее «переезд» на Украину под другим именем, и ее ложные воспоминания о несуществующем детстве, и даже крушение «Серенити» и этот остров Проклятых — звенья одной цепи. Звенья одного эксперимента, который ставил настоящий отец Марины. Эксперимента в рамках некоего проекта «Воскрешение», имеющего какое-то отношение к другому не менее секретному проекту — «Северному сиянию».

«Воскрешение». Что могла подумать сейчас Марина об этой засекреченной работе? Биологические опыты, исследования живых тканей, создание нового оружия, выведение новой расы. Евгеника. Документы, что нашел Стас в бункере — не подтверждение ли этих предположений? Марина не читала тех документов, но решила, что должна это сделать непременно.

Девушка почувствовала кожей легкое дуновение ветерка и поняла, что приходит в себя. Видения отступали, освобождая место реальности. Марина открыла глаза и… Господи, Господи, Господи… завизжала.

Прямо над нею нависли мертвецы. Всего пять, с косматыми, изъеденными язвами лицами, с безумными черными глазами, лишенными белков. Мертвецы скалились, их обветренные и кое-где объеденные губы подрагивали. Изо ртов, похожих на норы в черноземе, сквозило смрадом, с почерневших зубов капала густая слизь.

Девушка попыталась дернуться, но мертвецы тут же впились в нее своими зубами. Все пятеро, они стали вгрызаться в плоть Марины. Дикая, острая, всеобъемлющая боль пришла к девушке из пяти очагов — с левого бедра, живота ниже пупка, правого бока, правого предплечья и правого плеча — и быстро распространилась по всем клеткам тела. Марина уже через минуту не могла выдавить даже писка, так она была шокирована и парализована болью.

А мертвецы, утолив первоначальный голод, схватили девушку и потащили куда-то сквозь лес, по траве и камням. Марина не могла определить направление, куда ее волокли. Она всецело была погружена в борьбу с нечеловеческой болью, режущей, плавящей тело и разум. И потому, когда девушка осознала, что ее больше никуда не тащат, оказалось, что перед нею — яма.

Волчья яма.

Они принесли меня к матери… Они не убили меня…

Марина хрипло кашлянула. Изо рта вылетел густой влажный ком красного цвета. Девушка нашла в себе силы и подползла к краю ямы. Сначала она не могла ничего различить там, внизу. Лишь неясные очертания отвесных стен, какие-то корни, пучки травы. Но потом вдруг увидела, как несколько пар черных глаз смотрят прямо на нее. Смотрят с ненавистью и молчаливой, но оттого отнюдь не слабой, но лютой злобой.

А одна пара глаз была человеческой. Или мне кажется? Эта пара глаз принадлежала матери.

Внезапный голос прозвучал в голове Марины, голос ветра в листве и облаков в небе:

«Наконец ты вернулась, доченька. Я устала ждать тебя».

— Мама? — шепнула Марина хрипло.

«Скоро ты станешь королевой, дорогая. Совсем скоро ты поймешь, какое счастье — быть с нами. Главное — не бойся ничего. Тебе больше ничего не грозит, дорогая. Ты в безопасности отныне и навсегда».

— Что со мной будет?

Марина почему-то не сомневалась, что пятеро искусавших и не убивших ее мертвецов преследовали одну цель: передать заразу своего «бешенства» ей.

«Ты становишься одной из нас. Ты превращаешься в ту, которой должна была стать».

— В труп?

«Трупы не ходят по земле. Трупы не чувствуют боль. Трупы не рассуждают. Не говори об этом так. Ты совсем скоро станешь иным существом, которому подвластно большее, нежели простому человеку. Твое человеческое прошлое — всего лишь прелюдия к твоему великому будущему. Не бойся, дочка. Всё будет хорошо, и очень скоро ты сама поймешь это».

Марина в изнеможении уронила голову на руки. Так она лежала очень долго, ожидая, скажет ли мать еще что-нибудь. Но та молчала, и потому Марина невольно стала вспоминать сокрытое доселе в глубинах памяти. Так, она вдруг вспомнила, как отец, держа ее на своих коленях, мечтательно говорил странные, тогда еще непонятные вещи. Он говорил, что когда-нибудь люди перейдут на новый эволюционный уровень развития, когда-нибудь каждое человеческое существо станет бессмертным или почти бессмертным. Когда старость останется пережитком прошлого, архаичной нелепицей. Когда навсегда отступят болезни и страдания, нищета и горе. Люди обретут настоящее счастье.

«Но они уже будут другими, дочка, — говорил отец. — Мы с тобой по сравнению с ними даже не неандертальцы. Мы — настоящие динозавры. А они… — Отец раскуривал трубку, которую очень любил. — Они будут новой расой. Исключительной расой. Да, придется забыть технологии, отбросить технологический уровень развития вообще. Нам с тобой показалось бы, что планета пришла в упадок, что города вымерли, хлебные поля заросли сорняками, промышленность и производство замерли навек. Но на самом деле развитие жизни не остановится, дорогая. Сегодняшний мир — мир технологий, ортодоксальной науки и капитализма — исчезнет, уступив место миру совершенно иного порядка, качества и перспективы. Развитие жизни пойдет не технологическим путем — ведь так развивается не жизнь вовсе. Технология — это путь эволюции куска металла к микропроцессору, путь эволюции капли нефти к лечебной пилюле, путь эволюции древесной щепки к бумаге для подарочной обертки. Технология, дочь моя, — это всего лишь видоизменение неживого. Это не эволюция как таковая, не развитие жизни. Технология остановила само развитие жизни на планете, застопорила естественный природный процесс. Человечество превратилось в вирус, который пожирает сам себя. И это неправильно, ведь так? Правильно, когда эволюция не останавливается ни за что. Когда она продолжает идти раз и навсегда намеченным курсом. И скоро мир начнет меняться именно так, как задумано самой природой-матерью. Мир станет лучше, дорогая, потому что в мире перестанет существовать зло. Ведь все зло, что сейчас есть — от людей. Не от природы, дочь моя, не от Бога, а от людей. Лишь они виновники всего зла, какое есть и может быть. Вирус, пожирающий сам себя, потому что пожирать ему больше нечего».

Марина вспомнила, как отец часто давал ей какие-то препараты, погружавшие разум в ступор, в непроницаемый туман. Наверное, наркотики или галлюциногены. Пока девочка пребывала в бесконтрольном состоянии, отец проводил над нею какие-то эксперименты. Однажды Марина обнаружила на своем теле шрам, будто от операции по удалению аппендикса. А затем, несколько дней спустя — рубцы на шее и на коже головы под волосами. Она не спрашивала отца, откуда эти шрамы, потому что считала: отец поступает с нею правильно. Марина вспомнила так же, что всё свое детство, проведенное в США, она ни разу не общалась с другими детьми. Ни разу. Она почти не верила, что другие дети могут существовать…

«Мы научились помогать эволюции неживого в неживое. Как я сказал, это трудно назвать собственно эволюцией, но так проще понять суть. Мы помогаем не себе, мы вообще никому не помогаем. Мы просто берем начальный объект и переделываем его в нечто другое, но и первый объект, и то, что из него вышло — неодушевленные конгломераты молекул, больше ничего. И это мы называем развитием! Чушь, абсурд, нонсенс! Развитие, дочь моя, это нечто большее. Попытка создать искусственный интеллект — вот это развитие. Но мы, опять-таки, развиваемся не сами, а хотим дать жизнь новой форме существования материи: искусственному интеллекту. Люди остаются людьми без каких-либо изменений. Но вскоре картина станет иной, милая. Я почти закончил свою работу, и когда закончу ее, то… — Отец глубоко затянулся, с наслаждением выпустил густой вкусный дым. — Есть два пути развития, как считают некоторые: техногенный, когда человечество стремится совершенствовать существующие технологии и открывать новые, и второй, биогенный. Именно биогенный путь развития — единственный истинный путь эволюции человеческой расы. Не технологии должны развиваться, а сам человек. Не компьютер, а человеческий мозг. Не технологии радиопередачи, а телепатия. Не полеты на Марс, а телекинез. В организме любого человека заложен грандиозный, воистину безграничный потенциал, но никто не задумывается над ним, над возможностью его реализовать. Более того, технологии старательно гасят этот потенциал, разрубают связь между человеческим разумом и тем, что сокрыто в глубинах его бессознательного, в глубинах настоящей вселенной его скрытых возможностей. Технологии превращают людей в подобие слизняков, копошащихся в грязи и довольных своей слизняковой участью. Мы уже не думаем, что способны стать хоть богами, хоть творцами новой формы существования разума и материи, хоть чертями в преисподней, хоть ангелами с крыльями. Мы считаем это невозможным, потому что видим: мир технологичен, в нем исключено все, что не описывается математическими уравнениями. Но это не так, дочка. Вселенная, в которой нам посчастливилось родиться, хранит в себе необъятный объем информации, частью воспринимаемой нами как магия. Вселенная готова открыть свои тайны человечеству, но человечество не готово их принять. Более того, человечество даже не догадывается о существовании тех тайн, тех колоссальных возможностей, какие дарует биогенная эволюция. И потому великое дело для каждого ученого — дать человечеству новый шанс. Скоро наш мир изменится. Но никого не станут пугать обезлюдившие мегаполисы, застывшие конвейеры и заросшие сорняками поля. Ведь нам это станет ненужно. Человечество пойдет иным путем, и в идеале я считаю появление коллективного, общего для всех разума, эдакого сверхразума, который будет контролировать каждую особь. Нечто подобное можно встретить и сейчас: инструмент, функционирующий похожим образом — это Интернет. Достаточно запустить туда информацию, и совсем скоро она окажется в голове миллионов пользователей. Но Интернет — это технология. Он не будет существовать без серверов, проводов и радиоканалов. А сверхразуму провода и серверы не нужны. Он способен мгновенно связаться с каждой отдельной особью и дать ей персональную команду. Или же он может дать одинаковую команду всем своим подчиненным, которые и составляют его суть. Он может внушить им веру. А вера, дочка, это очень мощная штука. Вера — один из немногих инструментов, с помощью которых можно покорить всю вселенную. Вера станет инструментом на пути биогенной эволюции разума — именно разума, а не материи. Человек как отдельное существо потеряет ценность. Он станет лишь частичкой общей системы. В микропроцессоре миллионы отдельных транзисторов, и каждый транзистор не имеет никакой ценности сам по себе. Он бесполезен и жалок. Но когда их миллионы и когда они объединены в одну систему, когда они работают синхронно и согласно общей для всех схеме — тогда они представляют собой мощный источник обработки информации. Сверхразум — такой процессор, но в более глобальном смысле. Сверхразум будет не только обрабатывать информацию. Он будет ее создавать».

Марина не понимала тогда, о чем говорит отец. Но сейчас она догадывалась. В том числе девушка догадывалась и о том, какую роль отвел ей отец-ученый.

«Но как любая сложная система, сверхразум нуждается в контроле, — продолжал рассуждать отец. — Контроль, дочка, заключается в простой истине: ты контролируешь что-то лишь тогда, когда способен в любой момент это уничтожить. Сверхразум, коллективное сознание, — не способен это сделать, потому что разум как элемент жизни никогда не отдаст сам себе самоубийственный приказ. Инстинкт самосохранения никому не удавалось победить, не подвластен он и сверхразуму. Естественно, моя цель не в уничтожении коллективного сознания, когда оно возникнет. Моя цель — в установлении должного контроля над ним. Во вселенной контролируется все: термоядерные реакции в недрах звезд, движение планет по орбитам, взаимное удаление галактик. Вселенная — сложный механизм, контролирующий сам себя законами физики. Именно физика — инструмент контроля за неживой материей. Физика способна создавать и разрушать. А коллективное сознание нуждается в своем контролирующем элементе, в некой структуре внутри себя, не способной существовать вовне, но имеющей безграничную власть, находясь внутри. Этой структурой, этим элементом суждено стать тебе, дочь моя. Ты будешь контролировать первый этап развития новой цивилизации, этап ее становления. Я позволил себе определить твою судьбу, но, думаю, ты не станешь винить меня в этом. Ведь в будущем в твоих руках сосредоточится колоссальная власть! Такой власти нет даже у Интернета».

Марина еще не знала, что такое Интернет, но посчитала его очень влиятельным человеком. Ей предстояло пережить бесчисленные опыты, иногда — очень неприятные, болезненные, мерзкие, даже грязные. Крушение самолета — один из таких опытов, чередой следующих друг за другом. Отец пытался… повысить уровень ее самосознания? Развить паранормальные способности?

Оказалось, отец готовил ее стать… кем?

«Королева!»

Это был голос матери.

«Королева!»

Приемный отец ничего не знал над работой настоящего отца Марины. «Воскрешение» — проект сверхсекретный, нацеленный на перерождение всей человеческой расы путем заражения каждого человека какой-то болезнью… нет, не болезнью, дура… каким-то вирусом. И этот вирус приведет к новому будущему. В котором роль Марины — самая завидная.

Неплохо.

«Встань, Королева! Встань и прими власть над своим народом!»

Приемный отец ничего не знал о судьбе своей подопечной. Но его жена — она знала всё. Она опекала подрастающую принцессу, и доводила работы ее отца до логического завершения. Вероятно, взрыв на судне — неспроста. Марина не удивилась бы, узнав, что ее ненастоящая мать сама подложила в недра лайнера мощную бомбу.

Впрочем, Марина очень скоро узнала настоящую правду о гибели судна. Узнала она еще много всего — всё, что было сокрыто в памяти ее солдат, стало доступно ей. Ведь она превратилась в Королеву!

Марина с удивлением обнаружила, что уже вечер. Я провалялась весь день! Тело больше не болело, на душе было спокойно и легко. Никакого страха, никаких терзаний. Только спокойное, ровное ощущение всесилия.

Ее «мать» стояла рядом. Как она смогла выбраться из волчьей ямы — неизвестно. В глазах матери больше не было ничего человеческого. Они холодно горели отраженным небесным светом, черные и злые. Марина ухмыльнулась. Она знала, что и в ЕЕ глазах сейчас нет белков, зрачков, ничего. Они мертвы и темны, как космическая пустота.

Королева Тьмы. Неплохой титул.

Марина догадалась: вирус изменил не только ее тело, но и мировосприятие. Она способна была чувствовать весь остров, каждого мертвеца на нем. Она обладала властью над их разумом и поведением. Она могла всё.

Но не только тело и мировосприятие изменились. Марина точно знала: ее душа так же приобрела новую форму. Какую — зависит от того, с какой позиции рассуждать.

Марина считала нынешнюю себя единственно верным и самым лучшим воплощением.

Кто-то сказал бы, что она стала демоном…

Утром в пещерах началась паника. Быстро стало ясно, в чем ее причина: Марина, плененная и лишенная свободы после попытки убийства, сбежала. Но сбежала не тихо и незаметно, а совершив злодеяние. Игорь с катающимися по скулам желваками смотрел на женщину в луже собственной крови. Он буквально видел, как Марина сначала отрубила ей наискосок нижнюю челюсть, а потом раскроила череп поперек лица. Он не знал, откуда у девушки столько сил. Он чувствовал, как бурлящая ненависть вскипает в душе.

Она… Предала… Убей суку…

Игорь пожалел, что не последовал совету Стаса и не прикончил тварь ранее.

— Что нам делать? Искать ее бессмысленно, она могла спрятаться где угодно, — говорил хмурый Джек Боулз. — Да и опасно заниматься поисками в лесах, где обитают монстры.

— Это не монстры. Они заражены какой-то инфекцией, S9.

Игорь всю ночь занимался изучением документов, которые Стас нашел в подземном бункере. Теперь Игорь знал гораздо больше о том, что происходит на острове. И пытался оттолкнуться в рассуждениях от новых знаний.

— Да какая разница. Они очень опасны, вы согласны?

Игорь вышел вон из мрачной пещеры. Он думал над путем спасения. Над путями спасения. Но пока что единственное, что приходило в голову — шлюп на восточном берегу.

Игорь подозвал Джека.

— На северо-восток отсюда есть пещера. Большая пещера, которую когда-то использовали в качестве укрытия американские летчики.

— Какие еще летчики?

Игорю пришлось рассказать о Роще секвой и бомбардировщике «Летающая крепость», о Пещере американцев, где они нашли последний приют, о дневнике и его трагичном содержимом. Джек верил словам Игоря сразу, не нуждаясь в их подтверждении, так как видел: парень не имеет причин для лжи. Причины, конечно, могли быть в принципе, но их не было.

— На восточном берегу есть шлюпка. Она слишком тяжела, потому в свое время мы не смогли даже перевернуть ее на днище. Но если попытаться, то всеми силами нам это удастся. Далее необходимо установить на шлюпке парус и руль, чтобы во время отлива пересечь воду, отделяющую остров от лайнера.

— Вы хотите попасть на лайнер? Зачем?

Джека больше интересовал бункер, на который вчера наткнулись русские. Он хотел своими глазами увидеть, что на острове когда-то кем-то для чего-то была возведена искусственная постройка из бетона. Однако Игорю удалось отговорить бородача, ведь в бункере на самом деле не осталось ничего ценного. Конечно, можно попытаться открыть дверь, запертую Мариной, и исследовать туннель. Но такое предприятие могло стать опасным, да и что толку в туннелях?

О существовании же бункера красноречиво говорили документы в коробке. Джек не мог не верить, что эти документы — подлинны.

— Связь. У корабля осталась неповрежденной носовая часть. Во всяком случае, с берега она кажется совершенно целой. Где-то там есть узел связи, мы должны попытаться дать сигнал бедствия.

— Вы считаете, нас кто-то услышит?

У пассажиров лайнера была твердая уверенность, поразившая Игоря. Они считали, что оказались на другой планете. И в подтверждение своих слов приводили совершенно незнакомый рисунок звезд. Игорь пытался сказать, что в южном полушарии этот рисунок как раз совершенно иной, ничуть не похожий на тот, к которому привыкли пассажиры. Ведь среди них не было никого, кто жил в южном полушарии Земли. Но отсутствие Южного Креста приводилось в качестве второго доказательства гипотезы об иной планете.

Ну и хрен с вами, идиоты. Считайте, что вы где-то на Альдебаране. Игорь расценивал подобное предположение о перемещении на иную планету как легкое умопомешательство.

— Даже если не услышат, на корабле мы сможем найти оружие.

— Оружие?

— Служба безопасности лайнера имеет арсенал. Что в нем, я точно не знаю, но могу заверить: там есть много чего огнестрельного.

— Откуда вам это известно?

— Я, собственно, был официантом на судне. — Игорь подмигнул. — Так что приходилось общаться с обслуживающим персоналом на самые разные темы.

— И вы полагаете, нам удастся добраться до корабля? — Джек потер переносицу. — А почему бы не сделать это вплавь?

— Течение. Там сильное течение, которое снесет пловца в открытое море. Оно же снесет и шлюп, если не оборудовать его парусом. Сам парус мы можем сделать из остатков парашютной ткани. Мачту — из подходящего дерева. Поэтому я предлагаю направиться в Пещеру американцев, где есть гвозди. Мы нашли их в числе прочих артефактов.

Теперь у Игоря было все необходимое для вооружения шлюпки парусом. Была ткань и веревки, был топор, чтоб рубить им дерево, были гвозди, за которыми, правда, предстояло еще идти. Хотя в любом случае Игорь знал отсюда только один путь, более или менее разведанный, ведущий к побережью на востоке острова.

Потому, недолго думая, Джек собрал команду из четырех крепких мужиков (включая себя). Остальных оставил для защиты женщин.

— Кстати, в Пещере американцев есть пулемет, авиационный пулемет. Если хорошенько подумать, как сделать его мобильным, нам не страшны никакие мертвяки!

Джек был рад слышать это.

Быстро перекусив, группа выдвинулась в путь. Предстояло пройти очень много, и управиться до заката. Ночью никто не хотел оставаться на открытом пространстве или — чего хуже — в лесу или на болоте.

Где-то за полдень к Игорю пристроился странного вида тип. Странного, потому что его манеры двигаться и общаться характеризовались резкими порывами, дерганьем, внезапными приступами гомерического хохота. Игорь, едва познакомившись с этим человеком, понял: он сошел с ума. Притом задолго до катастрофы. А гибель корабля только усугубила его недуг. Но во всем, что касалось быта на острове, этот человек был адекватен, потому его никто не опасался. Лишь относились снисходительно.

И вот, пристроившись рядом с Игорем, Бобби — так все его звали — завязал разговор.

— Я знаю, почему произошел взрыв на корабле.

— Действительно? И почему же?

— Взорвались топливные баки и газовые баллоны для кухонь на корме. Всё это добро было на корме. И они взорвались. Ба-бах! Сильно взорвались, корму разметало в щепки.

— Джек предположил, что причина взрыва — это, скорее всего, топливо или газ, — вспомнил Игорь. — Так что, приятель, ты не сказал мне ничего нового.

Вчера поздно вечером Джек действительно рассуждал о взрыве. Ведь до сих пор непонятно, почему, столкнувшись с рифами, судно вдруг взорвалось, будто его трюмы были перегружены нестабильным нитроглицерином.

— Вы правильно решили плыть на корабль, — продолжал Бобби. Его английский, как ни странно, был очень понятен, литературно верен, так что Игорь понимал его с легкостью. — Радиорубка должна уцелеть. Она находится на второй сверху палубе, сразу за мостиком.

— Откуда вы знаете?

— Я бывший моряк. Плавал на всяких судах. И знаю, где и что у них располагается. Так-то вот, друг мой, я моряк! — Бобби помолчал, пытаясь получить реакцию на свое признание о профессии, но Игорь не торопился ее выразить. И Бобби заговорил снова: — Этот остров расположен в Тихом океане.

— Не удивлюсь, если это так, — буркнул Игорь.

— Этот остров находится на юге Тихого океана, где-то недалеко от Фиджи. Могу вас заверить, что так и есть.

— Фиджи? — Игорю пришлось напрячь мозги и вспомнить уроки географии, полученные в школе.

Фиджи. Государство в юго-западной части Тихого океана, расположенное на многочисленных крупных и мелких островах.

— Почему вы считаете, что мы в районе Фиджи?

— Посмотрите вокруг! Эта флора, эта фауна — только на Фиджи есть такое многообразие растений и птиц. Могу вас заверить!

— Я склонен считать, что подобное разнообразие может встречаться не только на Фиджи. Вы когда-нибудь слышали о Мадагаскаре?

— Мадагаскар — это Индийский океан, невежда вы эдакий! А мы — в Тихом. На Фиджи!

Игорь предпочел остановить спор и просто промолчал. Но Бобби хотелось говорить, и он говорил:

— Флора, фауна, созвездия — это все подтверждает мои слова. Мы на Фиджи, на одном из островов моря Фиджи. И вокруг нас много других островов, которые населены людьми. Вероятно, и этот остров населен, так как он достаточно крупный. Ведь никто еще не бывал на западе, севере и юге острова, верно? Мы смогли побывать лишь на востоке и в центральной части, но не на севере, западе и юге. А оттуда, могу вас заверить, мы увидели б соседний остров. Или нашли бы там поселение. Но вы правильно решили идти и строить лодку. Мы вызовем помощь по рации, и к нам тут же приплывут или прилетят на вертолетах.

— Почему-то они не сделали этого до сих пор.

— О, Фиджи — республика варварская! У них здесь всё делается плохо, даже мониторинг собственной акватории, могу вас заверить. Отсталая страна, что тут скажешь. Но радиограмму они обязательно получат. Иначе и быть не может, верно? Вы согласны со мной?

— Угу.

Бобби удовлетворенно кивнул. Группа продвигалась дальше, и по молчанию Бобби Игорь заключил, что тот устал общаться. Но Бобби вновь подал голос:

— Вы заметили корабли?

— Какие еще корабли? — не понял Игорь.

— Ну, те самые корабли, которые сопровождали нас от самого Лабрадора.

— Нет, я не видел ни одного судна с тех пор, когда мы покинули Средиземное море.

— А я видел. И не одно, а много, уж вы мне поверьте. Много судов нас сопровождало до самых Фиджи, а в шторм они подошли особенно близко к «Серенити». А еще была подводная лодка.

Игорь покосился на сумасшедшего моряка. Он не сомневался, что тому просто привиделось. Или же он придумывает историю о каких-то кораблях и подводной лодке на ходу, просто ради развлечения. С психов станется, черт побери…

— Корабли без опознавательных знаков, без флагов и без огней. Они ходили на самом горизонте в ненастную погоду, оставляя под лайнером субмарину. Когда море было спокойным, корабли пропадали из поля зрения, но субмарина — она оставалась. Она неотрывно следовала за «Серенити» от самого Лабрадора и до Фиджи. Как вы думаете, чья это субмарина?

— Не имею понятия, — отмахнулся Игорь.

— И я, — вздохнул Бобби. На его морщинистом лице с седой чахлой бородкой поселилось глубокое горе. — Но зато понятно, почему произошел взрыв. Ведь топливо не могло взорваться само по себе, даже удар о рифы не вызвал бы детонации.

— И почему произошел взрыв, по-вашему?

— Когда начался тот шторм, последний, я видел, что один из кораблей подошел особенно близко к лайнеру. Он плыл параллельным курсом не далее чем в трех милях.

— У вас потрясающее зрение, — скептически проговорил Игорь. — Вы и на горизонте корабли видите, да еще замечаете, что они без опознавательных знаков. И субмарину в океане углядите. И при сильном шторме с расстояния в три мили узрите какой-то «летучий голландец» без огней. Вас можно поздравить!

— Вы мне не верите, — хмыкнул Бобби, ничуть не обидевшись, хотя в голосе Игоря сквозило иронией. — Но вы еще поверите мне, у вас будет на это и время и повод, могу вас заверить. Вы поверите, что нас от самого Лабрадора сопровождали какие-то корабли. Они сопровождали нас досюда, до Фиджи. А еще была субмарина.

— Вы это уже говорили. Что там насчет взрыва?

— Взрыва? Ах, да, конечно, простите. Так вот, взрыв стал следствием ракетного удара.

— Чего?

— Ракетного удара, — терпеливо повторил Бобби. — Корабль, шедший параллельным курсом не далее чем в трех милях от «Серенити», пустил по лайнеру ракету. Думаю, она специально была нацелена на корму, где много топлива, где есть газ. На корме очень сильная система пожаротушения, потому огонь удалось быстро сбить, пламя не охватило все судно. Но ракета была — могу вас заверить.

Позади шел Джек. Он случайно услышал слова Бобби и почти с отвращением окрикнул его:

— Бобби! Закрой рот и не говори всякую чушь!

Бобби обиженно глянул через плечо, затем насупился и какую-то часть пути шел молча, с отсутствующим видом.

Игорь не воспринимал слова моряка всерьез. Но вдруг, молчаливо и задумчиво шагая сквозь лес, он внезапно почувствовал холодок на спине. Черт, я кое-что вспомнил… Игорь не был уверен, вспомнил ли он реальное событие или сновидение, происходило ли с ним подобное, или же это игра воображения. Но он, черт возьми, вспомнил кое-что, косвенно подтверждающее слова Бобби. И потому, когда Джек немного отстал, Игорь спросил у моряка:

— Вы действительно видели военные корабли, сопровождавшие «Серенити»?

— Конечно. Не буду же я вам врать.

— А вы случайно не видели… черных людей? — Именно так Игорь окрестил то, что вспомнилось пару минут назад.

— Да, они были в воде, когда я упал за борт — кивнул Бобби. — И вообще, мне кажется, что все мы угодили в какой-то правительственный эксперимент. Уж можете мне поверить.

В этот день сумасшедший моряк больше не разговаривал с Игорем.

Группа вместе с заходом солнца достигла Пещеры американцев. К ужасу Игоря и его спутников, кладбище, где летчики закопали своих погибших товарищей, превратилось в нагромождение земляных куч. Все могилы оказались разрыты, повсюду лежали человеческие кости, изъеденные временем и червями.

Здесь побывали мертвяки… Они зачем-то раскопали могилы… Игорь с трудом сглотнул ком, застрявший в горле. Оставаться здесь не хотелось, слишком сильное впечатление произвела на уставших путников картина разрушенного кладбища и земли, усеянной костями. Потому, быстро отыскав в пещере гвозди и молоток, Игорь предложил:

— Милях в четырех севернее есть подходящее для ночлега место. Давайте отправимся туда. Тем более, если мертвяки рыскали здесь, они могут вернуться.

Игорь вспомнил о нападении мертвецов, в результате которого более или менее ровный быт американцев окончился их полным истреблением. Повторять опыт летчиков не хотелось совсем.

— А пулеметы?

— Возьмем с собой этот, — Игорь указал на рабочее оружие.

Двое мужчин взяли тяжеленный пулемет, остальные помогли с патронами. Группа пошла прочь от проклятой Пещеры и от разрытых могил.

Бедного Стаса женщины в лагере сразу же окружили заботой. Они раздели его, обмыли тело и наложили на многочисленные раны компрессы из каких-то трав. Они сделали несколько уколов, напоили Стаса, заставляли в большом количестве есть сладкие плоды и пить кокосовый сок. Появилось даже предложение влить этот сок Стасу в вены, дабы восполнить недостаток крови, но Стас решительно отверг эту сомнительную и вряд ли выполнимую в нынешних условиях процедуру.

Большую часть времени Стас либо спал, либо бредил. Он потерял счет времени, не узнавал своих докторов и даже Игоря принимал за кого-то совершенно чужого.

В моменты бредовых состояний Стасу чудились странные картины. Он отчетливо вспоминал момент катастрофы, тот момент, когда улетел с палубы в воду, однако кое-что новое добавилось к воспоминаниям. Стас в бреду видел за высокими волнами прямо перед взрывом какой-то свет в отдалении. То ли вспышку, то ли на миг включившийся прожектор. Через несколько секунд, уже оказавшись в воде, Стас наблюдал страшную картину: постоянно исчезая за высокими волнами, неподалеку проплывал… военный корабль. Военный, потому что на его носу Стас видел большую пушечную турель.

А потом… потом что-то начало тянуть его за ноги в воду. Стас умел плавать и продержался бы на плаву даже в шторм достаточно долго. Потому, когда вдруг нечто начало засасывать его под воду, он растерялся. Воображение рисовало подводных чудовищ, огромных спрутов, кальмаров, мобидиков, но в какой-то момент всего лишь на мгновение Стас, в очередной раз отбившись от цепких щупалец чудовища, увидел вынырнувшую из-под воды… черную плавательную маску с аппаратом для дыхания. Затем его сердце взорвалось острой болью, сознание померкло, и Стас…

Я ведь продолжал плыть, рассуждал он в бреду. Я плыл дальше, пока не оказался на берегу, так откуда же ЭТИ воспоминания?

Стас вспоминал отрывки каких-то смутных картин: волны, но они больше не накрывают его с головой; всплеск воды и качку; речь то ли на немецком, то ли на английском языке; звук работающего лодочного мотора… Стас вспомнил так же, что в определенный момент этих ложных воспоминаний он открыл глаза и увидел над собой, под низкими грозовыми тучами красивейшее сияние, занявшее почти все небо. Цветная бахрома сияния переливалась всеми тонами и оттенками, завораживала и успокаивала.

А что было дальше, он уже не помнил.