Сияющий полдень Уренира

Глава 8

Ричард Блейд сидел в стальном кресле под раструбом коммуникатора. Как обычно, он был нагим, лишь набедренная повязка охватывала талию да жгуты спускавшихся сверху проводов цветной паутиной покрывали торс. Овальные контактные пластинки впивались в блестевшую от масла кожу, словно клыки десятков тонких змей.

Да, все казалось привычным и обыденным в этот день, кроме одного: у пульта компьютера вместо сгорбленного седовласого лорда Лейтона стоял Джек Хейдж. Впрочем, он тоже начинал горбиться, и халат американца был таким же старым и давно нестиранным, как и у его светлости — будто бы Лейтон только что сбросил с плеч это одеяние, а Хейдж тут же подобрал его как знак своих новых обязанностей, символ власти. Левый карман халата топорщился — туда была засунута тетрадь, согнутая пополам; из правого, полуоторванного, торчали рукоять отвертки и пассатижи.

Невольно усмехнувшись, Блейд попытался вспомнить, когда же он впервые попал в это помещение, сердце подземного лабиринта, скрывавшегося под древними башнями Тауэра. Июнь шестьдесят восьмого года… да, июнь шестьдесят восьмого, совершенно точно! Тогда он отправился в первое свое странствие, в Альбу… и с тех пор прошло четырнадцать с половиной лет… Ровно четырнадцать лет и шесть месяцев! Он не мог точно припомнить дату, когда первый раз сел в кресло, напоминавшее электрический стул, но это было в начале июня… третьего, или пятого, или седьмого числа… А сейчас -начало декабря восемьдесят второго…

Многое изменилось за этот срок! Ушел Лейтон — навсегда; ушел Дж. — к счастью, пока что на пенсию; скоро уйдет и он сам… Не на тот свет и не в отставку, но, тем не менее, грядущую перемену в его судьбе правильней всего было бы обозначить именно этим словом. Все уходят рано или поздно; сначала — из молодости, потом — из жизни…

Он осмотрел зал, освещенный выпуклыми квадратными панелями, тянувшимися по периметру потолка. Раньше на их месте были длинные цилиндрики ламп дневного света… и почти все помещение ряд за рядом заполняли массивные металлические шкафы с блоками памяти и громоздкие стойки магнитофонов… Теперь здесь стало гораздо просторнее: посреди зала остался лишь пульт, дальнюю же стену от пола до потолка скрывали лицевые панели компьютерных модулей, каждый — размером с ладонь, но способный хранить больше информации, чем шкаф шестифутовой высоты.

Переменился не только этот зал, подумал странник. Год от года подземный центр рос, расширялся, к нему добавлялись новые камеры, вырубались коридоры, лестницы, тоннели, вертикальные шахты лифтов тянулись вниз, в генераторный отсек, и наверх, к поверхности. Чего стоил один только комплекс помещений, связанных с телепортатором! А кроме него была увеличена площадь госпитального блока, создан производственный сектор, где монтировали самые тонкие устройства, оборудована лаборатория психодинамических исследований… Теперь в лейтоновском центре трудилось не меньше полутора сотен специалистов, и еще столько же народа охраняло их: целая рота отборных парней из морской пехоты.

Хейдж кончил возиться с настройкой и обернулся; сейчас, сосредоточенным выражением лица и поворотом головы, он до боли напоминал старого Лейтона. Блейд моргнул, и наваждение рассеялось. Нет, разумеется, нет! Там, у пульта гигантского компьютера, находился совсем другой человек, на пять десятилетий моложе, бодрый и энергичный, с блестящими темными глазами. У Лейтона зрачки были желто-золотистые, редкостного янтарного цвета…

— Что-то вы невеселы, Ричард, — Джек Хейдж поднялся и сделал шаг к помосту, на котором стояло кресло странника. — О чем вы задумались?

— О бренности всего земного. О вечном, мой дорогой!

— Оставьте эти мысли. Лучше вспомните, что мы наконец-то добились своего.

— А именно?

Американец пожал плечами.

— Ну, я имею в виду, что на этот раз вы с гарантией попадете в мир высочайшей культуры… то, о чем мечтал Лейтон… Там будет что взять! Вы возвратитесь с небывалой добычей, Дик. Возможно, вы получите ответ и на свой вопрос — о бренности и вечном… Ха! — он резко взмахнул рукой. — Почему бы и нет? Вдруг перед вами раскроется тайна бессмертия?

— А вы хотели бы стать бессмертным, Джек?

Хейдж поднял глаза к потолку, потеребил пуговицу на халате и покачал головой.

— Не знаю, Ричард. Бессмертие, как и вечность, слишком неопределенная категория, не поддающаяся логическому анализу… Но, разумеется, я желал бы жить долго, очень долго — ровно столько, сколько мне захочется. А потом, потом… потом либо исчезнуть, либо стать чем-то большим, чем человек.

— Богом?

— Фи! Это так скучно! Будь моя воля, я бы через много-много лет пожелал превратиться в чистый разум… в нечто, не связанное этой жалкой плотью, в могучее и свободное существо. И я бы странствовал среди галактик и звезд, изучая устройство Мироздания, опускался на планеты, проникал в разумы их обитателей, чтобы на краткий миг вкусить от их жизни…

— А затем? Когда вам все это надоест?

По губам Хейджа скользнула улыбка.

— Я же сказал, что не знаю. Дик. В этом-то и заключается неопределенность бессмертия и вечности! После каждого «затем» следует новое «потом», и так — без конца. Человеку это не осмыслить, не понять. Но, быть может, те создания, среди которых вы скоро окажетесь, разобрались с этим вопросом?

Он вернулся к пульту и положил ладонь на большой красный рубильник.

— Я надеюсь, что так, — произнес Блейд. — Но должен вас разочаровать: скорее всего, их ответы на подобные вопросы покажутся нам непонятными.

— Что ж, это тоже полезная информация. Я полагаю, земное человечество еще слишком молодо, и то, что непонятно сегодня, станет ясным завтра… Не тревожьтесь на этот счет, Дик! Возможно, вы не сумеете осмыслить всех мудрых истин суперцивилизации, но в одном я уверен совершенно точно: вы попадете в прелестное местечко!

Рубильник опустился, и Ричард Блейд взмыл в небеса.

— Какое прелестное местечко!

Миклана, ухватившись за широкий пояс Блейда, вытянула руку вперед.

Местечко и в самом деле было прелестным. Маленькое озерцо среди трех холмов, чистое и прозрачное, как слеза; оно казалось хрустальным глазом, глядевшим в небесную синеву. Оба солнца еще стояли высоко, и до вечера можно было бы одолеть не меньше сорока миль, но тихое уединенное озеро и песчаный пляж неудержимо влекли путников; после жаркого дня оба жаждали искупаться. Кроме того, Миклана собиралась привести в порядок шкуру Блейда — с помощью щетки, напоминавшей лошадиную скребницу.

— Остановимся тут на ночлег?

— Да, пожалуй…

Девушка соскользнула в траву и бросилась к воде, на ходу стаскивая свой комбинезончик.

— Эй! — окрикнул ее Блейд. — Сначала надо бы позаботиться о своем животном!

Она вернулась — уже нагая, с распущенными волосами, улыбаясь во весь рот.

— Ах, бедный мой зверь! — Быстрые пальцы нашарили пряжку под конским брюхом. — Бедный мой зверь! — Седло и вьюк полетели в траву. — Ты совершенно прав! И сейчас я тебя искупаю! — Из вьюка на свет Божий появилась щетка.

Блейд сбросил пояс и наплечник, оставив, однако, перевязь с ножом. Еще у него были три копья с острыми обсидиановыми лезвиями — грозное оружие, если учитывать невероятную мощь, которой одарил его Лоторм. Шагнув в воду, странник воткнул их в песок — так, чтобы до дротиков было легко дотянуться.

Он сделал еще три шага, и прохладная вода сомкнулась над его крупом. Миклана нырнула следом; затем он почувствовал прикосновение жесткой скребницы и вздрогнул от удовольствия. Нет, что ни говори, в лошадиной жизни имелись свои прелести!

Девушка усердно терла его бок.

— Иногда я жалею, что не превратилась в самку эстара, — заметила она. — Наверно, ты испытываешь массу новых ощущений, милый?

— Ты мне нравишься такой, какая есть, — протянув руку, Блейд погладил ее по плечу. — Что же касается ощущений, то они… хм-м… довольно приятны… Очень приятны, должен сказать!

Миклана, хихикнув, скользнула вниз, ему под брюхо, и вынырнула с другой стороны.

— Наверно, ты испытываешь удивительное чувство… Впервые сменить облик! Ведь в твоем мире такое невозможно, да?

— Я много странствовал и побывал в разных мирах, как ты знаешь.

— Знаю. Но ты мне почему-то не рассказывал о них… — Щетка прошлась по хребту Блейда, и он громко фыркнул — словно настоящий жеребец. -Значит, тебе уже приходилось менять тело?

— Ну, не совсем… — Он вспомнил Берглион и милую колдунью Аквию, наградившую его медвежьей шкурой. — Однажды я попал в ледяной мир -совершенно голым, представляешь… Там можно было распроститься с жизнью во мгновение ока, но мне сказочно повезло…

— Да? — Миклана терла его задние ноги.

— Я встретил женщину.

— Ну, конечно! Когда герой на волосок от смерти, он всегда встречает женщину! Молодую и красивую, верно?

— Не смейся. Она была молода и красива, но дело не в том. Я получил от нее какое-то зелье… странное зелье, детка! После него все мое тело покрылось шерстью, таким густым волосом, что я не страдал от холода. Представляешь?

— И это все, что умела та женщина? — Миклана скользнула в воде, словно серебряная рыбка, очутившись перед человеческим торсом Блейда. Не выпуская щетки, она закинула руки ему на шею и пристально всмотрелась в глаза.

— Нет, не только… она умела еще многое, как и любая из вас, — на губах странника заиграла улыбка.

Миклана рассмеялась.

— Расскажи мне о том мире, — потребовала она, но тут же поправилась: — Нет, покажи!

— Показать? Как это?

— Просто представь… снежный пейзаж, льды, лицо той женщины… все, что ты видел, все, что захочешь мне показать.

Он представил. Нарты, мчащиеся по ледяной равнине к древнему замку Берглион, остроконечные торосы, темное небо, глаза Аквии, серебристый блеск панцирей дайров, снежных драконов, стремительных, как удар клинка… Внезапно эта картина сменилась бирюзовой морской гладью, упиравшейся в горный склон, на котором стоял город с дворцами и храмами из цветного мрамора. Плескались по ветру флаги десятков кораблей, всадницы в сверкающих доспехах строились у причалов… Меотида! Фигурка Гралии возникла перед ним, но тут же ее скрыл чудовищный огненный фонтан — то стартовал с пустынь Вордхолма звездный корабль менелов. Потом огонь угас, и Блейд увидел леса: дубовые чащи Альбы, зеленые джунгли Талзаны, гигантские деревья Брегги, лес Гартанга, полный чудовищ, и лес Иглстаза, пронизанный солнечным светом и полный птичьих трелей. Миг — и снова появился океан; большой черный корабль китобоев-хадров покачивался на волнах, затем он превратился в окутанный пороховым дымом галион кархаймских пиратов, в сармийскую галеру, в морское чудище, в утробе которого он путешествовал на Таллахе.

Странник смотрел в глаза Микланы, и видения бесконечной чередой текли, плыли, вставали в памяти и отлетали вдаль, отсчитывая дни, месяцы, года, мили. Дороги, сражения и побеги, палубы кораблей и крепостные стены, храмы, замки и дворцы, лица друзей и недругов, женские глаза, сияющие то любовью, то ненавистью, звон оружия, мерный топот атакующей фаланги, голубоватый блеск бластерных лучей, горные хребты, засушливые плоскогорья, речные долины, степи, леса, саванна, красные, желтые и чернью пески пустынь… Ханнар, Катраз, Эрде, Альба, Киртан, Кат, Уркха, Зир, Азалта, страна джеддов…

Миклана слабо вздохнула, разомкнув объятья.

— Как много всего, Дик! Людей, стран, городов… И ты все это видел? За каких-то десять или пятнадцать ваших лет?

Блейд хотел ответить, но внезапно глаза его подруги округлились, рот приоткрылся и тело сделалось словно каменным.

— Дик… — прошептала она, — там, сзади…

Оттолкнув девушку, странник развернулся. Для этого ему пришлось подняться на дыбы; затем он снова рухнул в воду, вздымая тучу брызг. Клинок уже сверкал в его руке.

На берегу, между сброшенным седлом и вьюком, стояла невероятная тварь. Шесть толстых слоновьих ног с копытами поддерживали массивное приземистое тело, бесшерстное и чешуйчатое, с длинным тонким хвостом. Над передней парой ног выдавался горб, переходивший в гибкую шею с огромной головой; из треугольной пасти торчали бивни, желтые, прямые и острые, как наконечники копий. Вдоль всего хребта и по шее тянулись шипы размером в фут, и эта костяная пила заканчивалась парой больших удлиненных ушей, на удивление неподвижных, будто монстр напряженно прислушивался к чемуто.

Эти уши приковали к себе внимание странника, но в следующий миг, когда тварь, склонив уродливую голову, с трубным ревом бросилась на него, он понял, что ошибся: то были не уши, а мечевидные рога длиной в руку.

Блейд выскочил на берег и, не пытаясь подобрать копья, помчался к ближайшему холму. Трудно сказать, умело ли это шестиногое чудо плавать, но он не собирался заниматься проверкой: Миклана, добравшаяся до середины маленького озерца, была слишком легкой добычей.

Чешуйчатый рогач, однако, не обратил на нее внимания. Он ревел и гнался за Блейдом, шустро перебирая ногами толщиной с телеграфный столб, и его выпуклые глазки налились кровью. Обернувшись на бегу, странник увидел раскачивающуюся вверх-вниз шею, пасть с плоскими зубами и рога, целившие ему в круп; потом их сменили бивни, не менее острые и устрашающие. Эта зверюга была вооружена на славу!

И, вдобавок, бегала она очень быстро, наверняка быстрее, чем местные кентавры; Блейду приходилось прилагать немалые усилия, чтобы оторваться на десяток скачков. Он взмахнул ножом, словно желая ощутить его успокоительную тяжесть. Справится ли лезвие с бронированной шкурой монстра? Или только царапнет? Конечно, Ройни ок'Доран перерубил этим клинком железный прут, но Блейд не горел желанием проверить, насколько прочна чешуя шестиногого: на вид она выглядела как каменная.

Добравшись до подножия холма, он свернул, решив поводить преследователя по широкому кругу, не приближаясь, однако, к озеру. Он видел, что Миклана плавает в самой середине водоема, и мог различить белое пятно ее лица; подняв нож, Блейд помахал им в воздухе, пытаясь ее успокоить.

Он обогнул озерцо — раз, другой, третий. Тварь, не выказывая никаких признаков утомления, мчалась за ним с упрямством носорога; раскачивались бивни и рога, сверкали налитые кровью глазки, столбообразные ноги молотили по земле. Похоже, у нее были свои счеты с эстара, и Блейд, разумеется, не мог объяснить чудищу, что принадлежит совсем к другому племени. Эта скачка начинала ему надоедать.

Он бросил клинок в ножны, внезапно остановился, взрыв копытами землю, потом метнулся налево и тут же отскочил назад. Голова твари, со всем арсеналом рогов, зубов и бивней, последовала за ним — вернее, в сторону ложного выпада. На мгновение длинная, изогнутая дугой шея оказалась рядом со странником, и он, не долго думая, вцепился в нее железным захватом.

Монстр взревел. Блейд прижимал чешуйчатую шею к левому боку, сжав пальцы обеих рук в замок и пытаясь нащупать горло; тварь попробовала сдвинуть его с места, повалить, но он стоял крепко. Перед ним бешено мотались рога, где-то ниже торчали бивни, и не следовало забывать о том, что шестиногий может дотянуться этими смертоносными остриями до его ног.

Чудовище попятилось, протащив Блейда по размочаленной траве; оно весило вдвое больше и обладало исполинской силой. Странник все еще не мог нащупать горло под толстой шкурой. Не размыкая захвата, он уперся сцепленными ладонями в нижнюю челюсть зверя и начал запрокидывать его голову назад. Рев перешел в утробное мычанье.

Блейд чувствовал, как на лбу выступила испарина, капли пота катились по вискам, жгли глаза. Будь он в прежнем своем теле, эта тварь одним движением подбросила бы его к небесам! Но кудесник Лоторм не подвел; мышцы Блейда едва не лопались от напряжения, но рогатая голова противника медленно и неотвратимо шла вверх и назад.

Теперь монстр уже хрипел; вероятно, его шейные позвонки начали уступать страшному давлению. Внезапно странник присел на задние ноги, всей силой и тяжестью тела сгибая бившееся в его руках живое бревно; раздался сухой треск, и шея чудища обмякла. Выпустив ее, Блейд отскочил в сторону.

Шестиногий повалился на бок, дернул головой, взрывая бивнями траву, и замер. Его темные глазки в кровавой сеточке вен смотрели на победителя с горьким упреком.

Помахав Миклане рукой, Блейд принялся рассматривать свою добычу. Зверь явно не был плотоядным — его зубы, если не считать остроконечных бивней, выглядели плоскими, предназначенными для перетирания растительной пищи. Он был огромен и силен и без особых хлопот справился бы и с дюжиной эстара, и с целой стаей местных тигров, обитавших в багровых зарослях. Любопытно, откуда же такая раздражительность? Словно у взбесившегося быка…

Он повернулся к подошедшей Миклане и спросил:

— Как ты думаешь, детка, чем мы ему не угодили?

Склонив головку к плечу, девушка обошла вокруг поверженного гиганта, стараясь не приближаться к уродливой голове. В свете заходящих солнц его чешуя отливала коричнево-зеленым; ноги были заметно темнее, а бивни, рога и шипы вдоль хребта цветом напоминали слоновую кость.

— Я думаю, это Кадж, — задумчиво произнесла Миклана.

— Ты говоришь так, словно это его персональное имя, — Блейд усмехнулся.

— Кадж — не просто зверь… Знаешь, во время прошлого похода мы видели, как пара таких чудовищ разогнала целое племя эстара… Похоже, это единственное, чего они боятся. Кадж — злой демон, объект религиозного поклонения, яростный, грозный, всесильный…

— Но эта тварь не питается мясом, — переднее копыто Блейда ударило по оскаленным плоским зубам.

— Да, ты прав. Не питается мясом, но легко впадает в бешенство и любит убивать. Нам повезло, что ты сумел с ним справиться, милый. Я уже думала, что походу конец.

— Благодари Лоторма, — буркнул странник, опускаясь на колени и ощупывая острые рога.

С изрядным трудом ему удалось выломать эти мечевидные отростки и заточить о твердый шероховатый камень, найденный на берегу озера. Эта работа заняла весь следующий день, и Блейд никогда бы не справился с ней, пребывая в прежнем своем теле. Но сейчас он обладал феноменальной мощью и неутомимостью; час за часом он обтачивал свое новое оружие, добившись того, что режущие кромки стали острыми, как бритва. Теперь у него было два клинка, каждый — длиной в три фута четыре дюйма и шириной с ладонь. Блейд обмотал их концы полосками сырой кожи шестиногого, и когда она высохла на солнце, получились вполне приличные рукояти.

Миклана с некоторым страхом наблюдала за его трудами.

— Надеюсь, тебе не придется пустить их в ход, — заметила она.

— Я тоже надеюсь, — Блейд усмехнулся. — Это в некотором роде символ, знак моей победы… Если эстара боятся Каджа, то они еще больше должны бояться его убийцы.

— Думаешь, они удерут, завидев эти клыки?

— Не знаю. Посмотрим!

С рассветом они двинулись дальше. Свои мечи странник закрепил на спине, три копья были приторочены к седлу, протянув назад руку, он мог быстро выхватить их. Впрочем, теперь никто не смог бы незаметно подкрасться к путникам: страна пологих холмов и рощ сменилась настоящей степью. Тут до самого горизонта простирался ковер серебристых трав, и лишь ручьи да медленные равнинные речки нарушали монотонность пейзажа. Блейд мчался вперед, без устали покрывая милю за милей, могучий и свободный, будто ветер, и такой же неуловимый.

Последнее, однако, было не совсем верно.

Вскоре после полудня от вогнутого горизонта отделилась тонкая темная змейка, распавшаяся на множество крошечных точек. Они двигались на северо-восток, Блейд же держал курс строго на север; миль через двадцатьтридцать их маршруты должны были пересечься.

— Что будем делать? — спросила Миклана. — Может, переждем?

— Думаю, это бесполезно. Если мы их видим, то и они нас заметили.

Не замедляя стремительного бега, странник повернул голову налево. Крошечные точки уже превратились в черточки, летевшие к нему над серебристой травой.

— Тогда надо свернуть к востоку, — девушка приникла к Блейду, и он ощутил, что ее бьет дрожь. — Ты ведь сумеешь уйти от них, Дик?

— Сумею, но не собираюсь бежать. Мы пробьемся!

— Их слишком много…

— Много? Посчитай, сколько, и не паникуй!

Через несколько минут она сказала:

— Сорок или пятьдесят, Дик. И они разделились. Одни движутся в прежнем направлении, другие обходят нас сзади…

— Вижу. Пристегнись к седлу, я не хочу, чтобы ты вывалилась во время драки.

Разумом он понимал, что лучше удариться в бегство, тут не было ни леска, ни холмика, ни груды камней, где удалось бы спрятать Миклану. Сражаться же с ней на спине… Опасная затея! Копье, предназначенное ему, могло пронзить тело девушки, удар палицы переломать кости… На мгновение он вспомнил, что смерть им не грозит, только проигрыш, затем постарался забыть об этом. Пусть Миклана полагается на своего незримого хранителя, он же будет рассчитывать только на собственные силы!

Черточки превратились в маленькие фигурки, быстро перебиравшие ногами. Один отряд двигался наперерез, другой мчался сзади, постепенно отставая. Блейд прибавил ходу.

Через пять миль и десять минут он уже мог хорошо рассмотреть упорных преследователей Эстара мчались плотной кучкой в сорока ярдах слева, и теперь Блейд не сомневался, что может обойти их в любой момент. Но он не спешил, топот копыт и бешеный ветер скачки будоражили кровь. Протянув руки над плечами, он выхватил свои клинки, потряс ими в воздухе и испустил воинственный клич.

— Дик! Дик, что ты делаешь!

Ноги сами несли его к кентаврам. Эти были явно из другого племени, чем троица, с которой он сражался у реки. Рыжие, как огонь! Рыжие шкуры, пламенные волосы и бороды, красные перья в волосах, красные нагрудники и попоны! Воины, отправившиеся в набег!

Их вооружение составляли копья и палицы из обожженного дерева. Бумерангов Блейд не заметил; возможно, их использовали только для охоты, или же они вообще не применялись в этой части континента.

— Ляг! — приказал он Миклане. — Пригнись!

В следущий момент он оказался рядом с эстара.

Его мечи опустились — раз, другой. Четыре окровавленных тела рухнули в траву.

Они пытались достать его копьями, но костяные клинки секли дерево древков, словно прутья. Блейд был быстрее, а в конном бою скорость решала все. Никто не мог приблизиться к нему и на шесть футов; он же нагонял кентавров одного за другим и рубил, рубил! Яростные лица, огненные бороды, палицы, наконечники копий мелькали перед ним, его руки покраснели от крови. Рога Каджа наносили ужасные раны, рассекая торсы эстара почти до пояса, перерубая хребты, калеча ноги. Вероятно, этим рыжим бойцам казалось, что на них налетел вихрь — смертоносный черный вихрь, сеющий гибель ударами копыт и блестящих желтоватых клинков.

Когда Блейд убил одиннадцатого, они не выдержали. Часть рассыпалась в стороны, но группа из полудюжины кентавров повернула назад, навстречу второму отряду, отставшему мили на полторы. По-видимому, это были самые испытанные воины, их головные уборы из пунцовых перьев казались страннику более пышными, а бороды, свисавшие до груди, указывали на зрелый возраст. Они мчались к соплеменникам и что-то кричали. Высокие гортанные вопли и свист плыли над степью, не распадаясь на отдельные слова; шум ветра в ушах и мерный топот заглушали их.

Блейд устремился следом за беглецами. Во втором отряде было два десятка эстара, и он уже приготовился разметать их, словно пыль, как вдруг заметил, что они поворачивают. Воины в пышных уборах пристроились в арьергарде, и вся группа ринулась на юг. Это не походило на отступление, скорее, на паническое бегство.

Через три-четыре минуты бешеной скачки странник нагнал их. Впереди, в десятке ярдов, мелькали копыта, вились хвосты, кое-кто из кентавров начал оглядываться, испуская тревожный свист и крики. Сейчас на их широкоскулых лицах не замечалось ни гнева, ни боевого задора — только страх. Смертельный ужас, который эти существа испытывали, вероятно, первый раз в жизни!

Огромный черный жеребец гнал по степи перепуганный табун, настигая его с каждым скачком. Два окровавленных клинка свистели в воздухе.

Внезапно Блейд понял, что кулачки Микланы барабанят по его наплечнику.

— Дик, не надо! Хватит!

Он опомнился. Боевая ярость покидала его огромное тело, но он не замедлил бега, а лишь сунул клинки за спину и протянул назад руку.

— Копье!

— Не надо! — девушка была близка к панике.

— Дай мне копье! Я больше не буду убивать!

Она вложила в его ладонь шероховатое древко. Блейд напряг мышцы, дротик свистнул, пролетел над головами эстара и вонзился в землю шагах в двадцати от передового воина. Учитывая низкую гравитацию Слорама, странник мог метнуть его и вдвое дальше.

Беглецы сообразили, что означала эта демонстрация. Взрывая копытами мягкую почву, они начали тормозить, останавливаться, вскоре весь отряд, сгрудившись плотной кучкой, замер перед Блейдом. Лохматые головы эстара были опущены, взгляды уперты в землю, казалось, они боятся встретиться с преследователем глазами.

Блейд нависал над ними как черная скала. Он помочился на землю у их передних копыт, погрозил огромным кулаком; затем, резко развернувшись, направился в степь, на север. Время от времени поглядывая назад, странник видел рыжее пятно, четко выделявшееся на фоне серебристой травы: кентавры все еще стояли неподвижно, ожидая, когда он отъедет подальше.

Вскоре красноватая полоска исчезла, растаяв в степном просторе. Блейд, перейдя с галопа на рысь, повернулся к Миклане, лицо девушки было бледным, как смерть. Он почувствовал себя виноватым. Не стоило ввязываться в эту драку! В конце концов, он мог доказать свое превосходство и иным способом -просто уйдя от погони…

Нет, не мог, сказал он себе. Примитивные народы уважают лишь силу, преклоняются перед жестокостью, превосходящей их собственную жестокость. Нет крови и смерти, не будет и страха!

— Ты говорила, что эстара ничего не боятся, кроме Каджа, — произнес странник — Но мы, похоже, напугали их больше, чем целое стадо рогачей.

Бледные губы девушки шевельнулись.

— Эстара боятся демонов, — сказала она, — могущественных демонов, с которыми не могут справиться. Наверно, они и людей считают демонами, только слабыми. Ведь мы никогда их не убивали, — добавила Миклана со вздохом.

Блейд пропустил ее последнее замечание мимо ушей.

— Демонов? — задумчиво повторил он — Это хорошо! Пусть считают нас демонами, злобными и жестокими, с которыми опасно связываться! Но почему ты решила, что четырехногие принимают нас за сверхъестественных созданий?

— Знаешь, что они кричали? — Миклана махнула назад рукой — Великий Орм! Великий Орм пришел в степь!

— Я ничего не сумел разобрать, — признался странник — Великий Орм? Что это значит?

— Точно не знаю. Может быть, какое-то божество

Кивнув, Блейд увеличил шаг.

Через несколько дней они достигли внутренних районов материка, оставив за плечами три с половиной тысячи миль. Путникам пришлось отклониться к востоку, перед ними простиралось одно из пресных морей, огромный водный бассейн, протянувшийся в широтном направлении. В некоторых местах его берега были песчаными, но кое-где встречались скалы и холмы, каменистые или заросшие редким хвойным лесом. Вид равнины изменился, теперь она вновь больше напоминала африканскую саванну, где изумрудные и голубоватые травы перемежались с рощицами и грудами валунов. Среди них паслось множество копытных, и совсем крошечных, напоминавших земных сайгаков, и огромных быкоподобных тварей с двойным рядом изогнутых рогов и длинной шерстью, свисавшей почти до земли. Шестиногие Каджи тут не попадались, вероятно, эти клыкастые чешуйчатые исполины были неким реликтом древних эпох и встречались не часто.

Зато степь, лес и холмы изобиловали другими хищниками, иногда столь же опасными, как шестиноги. Тут не было рыжих тигров, обитавших, вероятно, лишь среди высокой багровой травы, но зато водились твари помельче, вооруженные огромными загнутыми когтями. Они обитали на деревьях и бросались на свою жертву сверху, пытаясь разорвать передними лапами горло. Понаблюдав, как эти местные рыси охотятся на травоядных, Блейд зарекся входить в лес. Разумеется, он мог бы прикончить такого зверя, отделавшись парой царапин, но, вероятней всего, первой жертвой стала бы Миклана.

На каменистых холмах, в берлогах, жили мохнатые приземистые создания, главным оружием которых являлся запах. Пожалуй, в этом отношении они ничем не уступали скунсам, но вдобавок имели мощные челюсти гиен. С ними соседствовали змеи, большие удавы толщиной с мужское бедро и длиной от трех до шести ярдов, правда, они не выбирались в степь, предпочитая греться на теплых камнях и ловить вонючек, запах этих тварей на них, похоже, не действовал.

В степи были свои хищники, но с каждым из них Блейд смог бы справиться один на один. Более всего он опасался прыгунов, охотившихся стаями. Хотя эти существа с длинными задними лапами напоминали кенгуру, у странника они ассоциировались с волками или койотами. Их широкие клыкастые морды скалились в вечной ухмылке, издаваемые ими отрывистые звуки походили на жалкое щенячье тявканье, но не стоило заблуждаться на счет прыгунов: то были местные волки, и все повадки у них были волчьими. К счастью, они, как и прочие твари в степи, в лесах и на холмах, боялись огня, так что костер гарантировал безопасность во время ночлега.

Вблизи морского побережья эстара почти не встречались, но степи и саванны были населены довольно густо. Вероятно, тут обитало множество различных племен, и Блейд заметил, что цвет трав служил как бы указанием охотничьих угодий каждого клана. Рыжие жили там, где серебрились высокие стебли с пышными метелками, из них они сплетали легкие шалаши, стоявшие на берегах ручьев и маленьких речек. Область изумрудных трав занимал совсем иной народ, эти были помельче, белой или светло-коричневой масти, с белокурыми волосами. Они строили вигвамы из жердей и шкур, а на охоте использовали дротики и нечто вроде примитивной копьеметалки. Пространства, поросшие голубой растительностью, скорее мхом, чем травой, принадлежали буланым, каурым и пегим. Человеческие торсы у этих аборигенов Слорама отливали цветом красной меди, цвет волос был таким же, как конская шкура; они выщипывали бороды, но носили длинные усы, заплетенные в косички. Пожалуй, это был самый высокоразвитый народ из всех, встреченных путниками: усачи умели строить землянки и охотились на мохнатых быков с помощью ловчих ям.

Иногда в зеленой, изумрудной или голубоватой саванне встречались заросли красных бамбуков, таких же, как на побережье. Они были необитаемыми, если не считать местных тигров, но на опушках этих багровых островов жили невысокие темнокожие эстара с пепельно-серыми шкурами. Их цилиндрические плетеные хижины напоминали башни с плоскими кровлями; их окружали изгороди, сделанные из того же бамбука и ветвей колючего кустарника. Похожие обликом племена занимали и районы холмов, селясь в естественных или отрытых в мягкой земле пещерах; у входов в их жилища громоздились неуклюжие стены из больших каменных глыб.

Судя по всему, у кентавров Слорама имелись два основных занятия; охота и война. Охотники выезжали в степь налегке, с бумерангами, копьями или дротиками, и обычно объединялись в небольшие группы по три-пять эстара. Воины предпочитали идти в набег целыми отрядами, в которых насчитывалось до полусотни бойцов; они надевали панцири или наплечники, набрасывали кожаные попоны и, кроме копий, вооружались палицами. Зачастую их кавалькады двигались под трубные звуки рогов и грохот барабанов, а передовые несли что-то вроде знамен: пучки ярких перьев или рогатые черепа на длинных шестах.

Их оружие и боевые навыки казались Блейду донельзя примитивными. Он не видел ни щитов, ни шлемов, ни какого-нибудь метательного снаряда вроде пращи или лука; возможно, у эстара имелись костяные или каменные ножи, но до топоров или мечей они пока не додумались. Это было странным, ибо, по словам Микланы, они провели в Слораме не одно тысячелетие, занимаясь охотой и междуусобной резней. Тем не менее их воинские приемы не отличались разнообразием; любая групповая схватка разбивалась на множество поединков, каждый из которых непременно кончался смертью одного или обоих бойцов. В борьбе эстара были грубы, жестоки и прямолинейны, полагаясь лишь на свою силу и быстрые ноги; они не использовали каких-либо фехтовальных приемов и, вероятно, не имели понятия о тактике и стратегии.

Однако ни одно двуногое создание не ухитрилось бы ускользнуть от них! На девять десятых территория Слорама представляла собой открытые степные пространства, где любое движущееся существо можно было заметить за много миль; а то, что замечено, непременно оказывалось и изловленным. Эстара могли развивать скорость до пятидесяти миль в час, что казалось совсем не удивительным при трети земного тяготения; что касается дальних походов, то за день они могли одолеть двести-триста миль. Если не считать Каджей, они были самыми быстрыми существами в степи и могли догнать тут любую тварь — и сайгаков, и местных антилоп, и мохнатых быков, и прыгунов. Наблюдая за их маленькими охотничьими группками и более многочисленными ордами, проносившимися в отдалении, Блейд постепенно начал понимать причину, по которой эстара страшились шестиногов; эти монстры не уступали им ни в скорости бега, ни в выносливости. Вероятно, кентавры обожествляли быстроту, стремительность перемещений, позволявшую им сражаться, охотиться и покрывать огромные расстояния; главным для них являлись ноги, лошадиное начало, а не руки, не мозг. Может быть, в том и заключалась причина их застоя? Они не нуждались в дарах прогресса, ни в колесе, ни в лодке, ни в постоянном жилище, ни в более совершенном оружии; их, как волков, кормили ноги да изобилие дичи, наполнявшей степь.

Пожалуй, им грозило лишь одно бедствие — перенаселенность охотничьих территорий. Это и являлось, скорее всего, истинной подоплекой их кровожадности и нескончаемых столкновений: война, жестокая тысячелетняя война была единственным способом, позволявшим регулировать их численность. Отсюда вытекала и ненависть к чужакам, двуногим или четвероногим, все равно, ибо любой и каждый ил них рассматривался как потенциальная опасность, как лишний рот, жаждущий мяса. В результате мясом становился сам пришелец.

За первые три-четыре дня после сражения с кланом рыжих у Блейда произошло еще несколько стычек с эстара. Несколько раз они с Микланой натыкались на охотничьи группы, бросавшиеся на них подобно волкам; каждый раз Блейд спускал свою всадницу на землю, а затем устраивал знатную потасовку, повергая противников ниц копытами и ударами своих клинков. Правда, он бил плашмя; этого было достаточно, чтобы расправиться с тремя, четырьмя или пятью нападающими. Все эти схватки кончались одинаково: он отнимал у кентавров копья, мочился на них и, презрительно повернувшись задом, покидал поле сражения с Микланой на спине. Она ничего не имела против драк, тем более — в порядке самообороны, но убийства повергали ее в ужас. Насколько понял странник, она скорбела о существах, до срока поглощенных черной пропастью вечного забвения. Такие мысли были неприятны для уренирцев, не ведавших страха перед неизбежностью смерти.

Однако ему приходилось и убивать. Пару раз путникам встречались воинские отряды, и тут удары плашмя могли бы вызвать только недоумение. С первой ордой Блейд затеял скачку наперегонки, убил троих кентавров копьями, а вдвое больше ранил в ноги, благо дротиков для метания у него теперь хватало. Затем, обнажив мечи, он ринулся в рукопашную, но враг не выдержал и бежал. Второй отряд составляли меднокожие усачи, оказавшиеся упорными бойцами. Блейд прикончил с полдюжины и полагал, что придется расправиться и с остальными, но тут один из эстара обратил внимание на его клинки. Очевидно, вид рогов страшного Каджа потряс кентавров, или же их напугало сверхъестественное существо, победившее демона и теперь готовое уничтожить самих эстара. Они бежали, оглашая воздух паническими воплями — как и встреченные раньше охотники, как и две первые орды.

Теперь Блейд уже не терял головы, а потому мог ясно различить их крики:

— Великий Орм! Великий Орм пришел в степь!

Великий Орм пришел в степь!

Эта новость летела от клана к клану, от друга к другу и от врага к врагу. О ней говорили среди изумрудных трав и голубых мхов, в красных зарослях и на серебристых равнинах, в пещерах и шалашах, в плетеных хижинах и покрытых шкурами вигвамах, у ручьев и рек, на холмах и опушках лесов, на побережьях внутренних морей. Об этом толковали на рассвете, в середине дня и на закате, когда золотистое и медное светила одно за другим скрывались за горизонтом; и ночью, у костров тысяч стойбищ, вели беседы о том же.

Великий Орм пришел в степь!

Все признаки были налицо: он был черен, как говорилось в легендах, и он был огромен, могуч и жесток. Так огромен и могуч, что мог одной рукой разметать десяток воинов, а копытами разбить головы и сокрушить хребты целой сотне! Он убивал двумя острыми рогами страшного Каджа, а это значило, что демон уже повержен, уничтожен и залит мочой победителя — точно так, как утверждали предания и пророчества о грядущем пришествии Великого Орма. И, согласно им же, он вез на спине пленную богиню двуногих, которая прислуживала ему и развлекала его. Орм мог съесть се в любой момент, но, видимо, нужное время еще не наступило.

Великий Орм пришел в степь!

Глупцы, не узнавшие бога, осмелились угрожать ему копьем и палицей; недоверчивые надели доспехи и пустились в погоню; отважные пожелали испытать его силу. Все они были повержены, изранены или убиты! Все они вкусили мочу поражения! Ибо никто не может противостоять Орму, жестокому из жестоких, сильному из сильных, мощному, неуязвимому, победителю Каджа!

Великий Орм пришел в степь!

Он убивал, кого хотел, и щадил, кого хотел; удары его оружия были неотразимы. Он мог догнать любого, ибо был неутомим и быстр, как молния; а догнав, мог поразить или даровать пощаду. Он уничтожал воинов, вставших на его пути, но охотникам, осмелившимся приблизиться к нему, не делал большого зла: лишь сшибал наземь и поливал мочой в знак своей победы. Он шествовал вперед, и никто уже не рисковал пересечь его дорогу

Великий Орм пришел в степь!

Он являлся самым могучим из всех богов и демонов эстара приносили ему жертвы и выполняли его заветы. Главным из них была неизменность. В древности Орм повелел жить так, как и сегодня жил его народ, охотиться, сражаться и уничтожать чужаков. И эстара охотились, сражались и предавали лютой смерти двуногих колдунов, что изредка забредали в их земли.

Но теперь Великий Орм сам пришел в степь!

Наступало время перемен, эпоха новых божественных откровений.

В пяти тысячах миль от южного побережья материка и в тысяче — от северного, Блейд с Микланой неторопливо поднимались по склону пологого холма. Он был довольно высок, этот поросший кустарником увал, тянувшийся с равнины куда-то вверх, словно гигантский пандус, с которого можно было шагнуть прямо в небеса, рядом простирались другие холмы, поменьше, с такими же покатыми склонами и плоскими, точно срезанными ножом вершинами.

Блейд расспрашивал спутницу, каким образом обитателям Большой Сферы удалось переселить эстара в Слорам. Учитывая их неуживчивый характер, эта операция, как ему казалось, должна была отнять немало сил — даже с учетом всех фантастических возможностей уренирской техники. Но, по словам его подружки, дело не стоило выеденного яйца: на планете кентавров установили несколько сотен пространственных врат, невидимых и совершенно неощутимых, пройдя через которые, эстара очутились в новом мире, ничем, впрочем, не отличавшемся от их собственного. Очевидно, они до сих пор не понимали, что живут в тысячах световых лет от того места, где родились их далекие предки.

Склон под ногами тянулся бесконечно, но Блейд не спешил. За время долгого пути он успел натешиться стремительной скачкой, погонями и бегством, сейчас же, ярким солнечным утром, ему хотелось немного помедлить, полюбоваться зеленой холмистой равниной и голубым небом с двумя солнцами, прежде чем снова ринуться в бешеный галоп. Последние дни эстара им не докучали, наоборот, он заметил, что кентавры поспешно освобождают дорогу, что обещало спокойное завершение путешествия. Прислушиваясь к болтовне Микланы, странник думал о том, что и здесь, в Большой Сфере Уренира, в сказочной стране мира и счастья, он вкусил толику приключений — пусть не столь опасных, как в иных реальностях, но от этого не менее захватывающих. Время его близилось к концу; он знал, что пора уходить, но не испытывал при этой мысли печали. Уренир словно примирил его с судьбой, ждавшей на Земле, с тесным кабинетом, со столом, на котором громоздилась батарея телефонов, с белесыми лондонскими туманами.

Да, скоро он вернется! Вернется к обыденному существованию, к серым будням, но вечный сияющий полдень Уренира всегда будет с ним! Как и прекрасная Меотида, зеленый Иглстаз, бирюзовый Таргал! Как океаны Кархайма, горы Брегги и леса Талзаны! Как сармийские пустыни, просторы Ханнара и колдовская реальность Таллаха! Как все остальное, что он успел повидать, услышать, запомнить за эти четырнадцать с половиной лет!

— Я думаю, за этими возвышенностями снова ровная степь, — сказала Миклана, и он очнулся.

— Да, милая.

— Наш холм самый высокий. Наверно, мы увидим с него берег океана.

«За тысячу миль?» — с удивлением подумал Блейд, потом вспомнил, что находится в Большой Сфере, и усмехнулся.

— Да. Если впереди нет других холмов, то увидим.

— Через три дня мы будем там… или через два, мой скакун? — Она ласково погладила Блейда по плечу. — Майк, конечно, ждет… И все остальные… Торм, Сана, Ройни и Кродат…

— И твои друзья, любители странствий в опасных резерватах, -подсказал Блейд.

— И они тоже…

— Для них ты станешь героиней, детка!

— Если ты не проговоришься, что всю дорогу я ехала на твоей спине.

— Я буду молчать. И к тому же…

— Да?

— Мне пора возвращаться, Миклана.

Она вздохнула.

— Я знаю…

Они поднялись на вершину. Впереди, заворачиваясь вверх, лежала степь Слорама, зеленая, желтая и золотая; над ней синел океан, в котором плавали другие материки и острова — необозримый великолепный простор Уренира, реальности вечного полудня. У самых ног Блейда холм круто обрывался вниз, и там, на равнине, волновалось море пегих, рыжих и гнедых крупов, колыхался лес поднятых рук, развевались по ветру хвосты, блестели наконечники копий, глухо рокотали барабаны. Странник замер.

— Целое войско? — пробормотал он. — Против нас двоих?

— Непохоже, — Миклана свесилась с седла, пригляделась, приставив ладошку ко лбу. — Я думаю, они не собираются сражаться.

— Тогда что же?

— Это иное… Видишь, тут разные племена, много кланов… Кажется, у них праздник, Дик.

— Хм-м… Не помню, чтобы ты рассказывала о праздниках, детка! Или этот фестиваль в нашу честь? Ты нигде не видишь костра с двумя вертелами?

Их заметили. Бой барабанов стал громче, взревели рога, пестрое море у подножия холма расступилось, образовав широкий проход. В конце его не было ни костра, ни вертелов; только степь, бескрайняя, свободная. К ней вел прямой, как клинок меча, путь, а по бокам стояли на коленях тысячи эстара.

Странник двинулся вниз. Мечи побрякивали за его спиной, Миклана, уцепившись за пояс, глубоко вздыхала.

Когда они достигли середины склона, рога и барабаны внезапно смолкли. На степь пала тишина; секунду, другую, третью царило мертвое молчание, потом над зеленым простором раскатилось:

— Орм! Могучий Орм! Великий Орм!

Блейд почувствовал губы Микланы на своей щеке.

— Иди, Великий Орм! Они ждут тебя!

Не замедляя шага, он продолжал спускаться.