Сказания о Мандже [рассказы]

Некоторые особенности калмыцкого здравоохранения

Как-то раз Манджа сильно занедужил. Появились ломота во всем теле, непонятная слабость — даже ложку в руке тяжело было удержать, жар, сменяемый холодным потом, неприятный, надсадный кашель, будто в грудной клетке кто-то орудовал напильником.

В прежние годы обратился бы Манджа в поселковый ФАП — фельдшерско-акушерский пункт, хороший, к слову сказать, пункт, чтобы его полечили. Но лет восемь назад, согласно «новой концепции развития российского здравоохранения», исключительно в целях улучшения медицинской помощи сельскому населению, ФАП упразднили. А потом он и сам разрушился под влиянием многочисленных факторов, и прежде всего — растаскивания местными жителями для личного строительства шифера с крыши, кирпичей из стен, оконных и дверных блоков, а также неблагоприятных погодных условий, завершивших дело.

Почему-то приглянулись исторические руины, уже поросшие кустарником, поселковым выпивохам, которые разбили на этом месте стационарный бивуак. Отсюда они отряжали в ближайший торговый вагончик «Абрахам и Сарият» «гонцов», которые возвращались с пластиковыми полуторалитровыми баклажками-гранатами, наполненными химически агрессивной смесью на спиртовой основе, убойной силы воздействия на человеческий мозг, под безобидным названием «Портвейн 777».

Может быть, в замене фельдшерско-акушерских пунктов и участковых больниц на стихийные распивочные и заключалась часть «концепции развития»? Уже будучи хворым, смотрел Манджа по телевизору беседу премьера с одним из разработчиков «концепции», холеным мужчиной нероссийской наружности, от которого аромат французского одеколона просачивался, казалось, даже через экран телевизора. Разработчик с профессорским апломбом, слегка грассируя, убеждал председателя правительства в том, что участковые врачи — это врачи-неудачники, несостоявшиеся в других, престижных медицинских специальностях, ничего не умеющие и ничего не знающие, закосневшие в своих консервативных взглядах, и толку от них никакого.

Не согласен был Манджа ни с «новой концепцией», ни с аргументами разработчика.

— В старом ФАПе душевные женщины работали, отзывчивые. И роды принимали, а при необходимости и таблетки выдавали, и уколы делали. А теперь что, в каждом случае ездить за пятьдесят километров в районную больницу? А там ни оборудования современного нет, ни «узких» специалистов. Неправильная это концепция, — решил Манджа, — и очень даже вредная для большинства людей.

Так и продолжал бы Манджа чахнуть, да его жена Булгун, посоветовавшись с соседом Эрдней, решила отвезти больного в районный центр, покуда он не преставился окончательно и бесповоротно.

В районной больнице Мандже сделали элементарные анализы, тщательно осмотрели и, ввиду невозможности лечить на месте, выписали направление в Элисту, в самую хорошую больницу.

В приемном отделении самой хорошей больнице Манджа долго лежал на клеенчатой кушетке, пока не выяснилось, что в профильном, по его заболеванию, отделении мест нет, и в обозримом будущем не будет. Озабоченные жена Булгун и сосед Эрдня куда-то ненадолго отлучились, вокруг сновал медперсонал в фисташковых пижамах и ослепительно белых халатах, а Манджа вперил безучастный взгляд в потолок. Ему действительно было плохо!

Через некоторое время вернулись Булгун с Эрдней и радостно сообщили, что они с кем-то договорились и Мандже пообещали койко-место в коридоре профильного отделения самой хорошей больницы. Булгун, зная строгость своего супруга, при этом утаила, что во время переговоров ей пришлось развязывать носовой платок, где она держала «заначку» на всякий непредвиденный случай.

За весь рабочий день к Мандже подходили дважды: взяли кровь из пальца и выдали две баночки для сбора… ну, вы сами знаете, чего? Булгун сидела рядом и с состраданием смотрела на ввалившиеся глаза и запавшие, покрытые болезненной щетиной щеки мужа. Ближе к концу дневной смены к ним приблизилась старшая медсестра отделения с листком бумаги в руках:

— Вам нужно купить в аптеке лекарства для лечения по этому списку, здесь около шести тысяч.

— Таких денег у меня с собой нет, — ответил Манджа.

— Это ваши проблемы, — заученно сказала медсестра, но потом в ее голосе прорезались участливые, человеческие нотки:

— В больнице действительно закончился бюджетный бесплатный фонд на медикаменты. Подумайте, кто может вам помочь? — и деликатно удалилась.

А тут еще коридорный сосед, видно, «знаток» здешних условий, зудливо порекомендовал для стимуляции лечебного процесса приготовить по конверту для лечащего врача и заведующей. Но он наверняка провокационно дезинформировал простых сельских жителей, такого у нас просто не может быть! Это гнусная инсинуация, направленная на то, чтобы опорочить и дискредитировать медицинский персонал нашей самой хорошей больницы!

Булгун была воспитана в лучших традициях калмыцких женщин и обратилась к мужу уважительно, с мольбой в голосе:

— Манджа Иванович! Давай зарежем одну лошадь из твоего табунчика, вот и деньги на лечение появятся.

Неожиданно твердым голосом Манджа заявил:

— Лечение у нас бесплатное. Об этом и Конституция говорит, а она — основной закон страны, — и тут же процитировал главу 2, статью 41 Конституции Российской Федерации: — «Каждый имеет право на охрану здоровья и медицинскую помощь. Медицинская помощь в государственных и муниципальных учреждениях здравоохранения оказывается гражданам бесплатно за счет средств соответствующего бюджета, страховых взносов, других поступлений».

Пусть они, — Манджа не уточнил, кто такие «они», — сначала уберут эту статью из Конституции, тогда все будет по-честному. А табун я для старшего внука Нарана держу, он в будущем году школу заканчивает, ему хорошее образование надо получить.

Надо сказать, что к хорошему образованию Манджа относился очень правильно, ценил его. Сам он в молодые годы закончил Башантинский совхоз-техникум, где, кроме дипломов, давали бесплатно крепкие, основательные знания. Так что по уровню грамотности он ничем не уступал, а даже превосходил многих выпускников нынешних коммерческих псевдоакадемий и псевдоуниверситетов.

Промаявшись всю ночь, наутро Манджа сказал жене Булгун:

— Вот что! Везите меня с Эрдней обратно. Уж коли помирать, то лучше дома. А вдруг, бабушка Бося мне поможет, ведь у нее в роду настоящие «эмчи»[3] были, да и сама она целительница известная.

…Бабушка Бося целую неделю буквально не отходила от почти бесчувственного Манджи. Она отпаивала его отварами из особых трав, суслиным жиром и кумысом, постоянно шептала только ей известные молитвы, совершала какие-то магические ритуалы. И, о чудо, больной пошел на поправку!

Бабушка Бося принципиально не брала деньги за свою «работу». Может быть, потому, что по неграмотности не читала «концепцию развития здравоохранения», не давала клятву Гиппократа и вообще представления не имела, кто это такой. А может быть, потому, что, научившись искусству исцеления у своего деда — «эмчи», считала, что раз она умеет лечить людей, а люди часто болеют, то это ее долг — ставить их на ноги. Единственное, что она позволяла себе, так это принимать в подарок хороший трубочный табак, ибо, как истинная старорежимная калмычка, постоянно курила трубку — «ганз». С аккуратно заплетенными седыми косичками в матерчатых чехлах — «шиврлг», свисающими вдоль щек из-под опрятного платка, с неизменной трубкой во рту она мало походила на профессора или действительного члена Академии медицинских наук. Но, по сути, она была «профессором» народной медицины.

А выздоровевший Манджа, возблагодарив Небеса, хоть и не был таким уж верующим, серьезно задумался. Он понимал, что ему повезло. Но — что делать остальным обитателям остальных многочисленных поселков, где нет своей бабушки Боси?