Так о чём это я рассказывала, напомни, милый? Ах да, «долго и счастливо»… Как же, как же… Разбежался! Сказочники ваши врут и не краснеют, уж мне-то поверьте, вряд ли кому другому об этом лучше меня известно.
Десять лет прожила я в первом замужестве, родила четверых прекрасных детей, двое из которых были живы и почти уже доросли до отрочества, когда по вине их беспутного отца всё пошло прахом. Уж простите, не назову вам его имени, не столь далеки его владения от этих мест, как хотелось бы. Правда, как я слышала, несколько лет назад его новый бог призвал к себе своего непутёвого слугу, ну да он ему и судья.
Ладно, ладно! Так и быть. Звали его Энгус, сын Фройха[18], если вам это имя о чём-то говорит. Не слышали о таком? Что ж, оно, пожалуй, и к лучшему… Плохо он закончил, приятель. Умудрился по глупости своей рассориться со всеми соседями да вступить с ними в битву, где и потерял беспутную голову. Да…
Не собираюсь тут порочить ничью память, просто скажу, чего бы там ни говорили после, я была верной женой ему и хорошей матерью своим малышам. И даже если, случалось, оступалась порой, то в мыслях уж наверняка всегда была единственно ему предана. И уж точно за все годы нашего супружества ничего не было такого, в чём я бы ему отказала. Ну, вы понимаете… Впрочем, солгу, если стану утверждать, что это было мне противно.
Однако даже первые месяцы нашей с ним жизни были не то чтобы путешествием на Яблоневый Остров[19], это я вам откровенно скажу! Да, многочисленные слуги и рабы сдували с меня пылинки, спеша предугадать любой каприз, да, муж был со мной участлив и ласков, а молодая наша кровь вскипала с лёгкостью от малого касания. Но всё же в этой его предупредительности и любезности то и дело сквозило нечто такое, от чего у меня прямо зубы сводило, – страх. Муж мой всё называл меня дочерью фей и убеждал, что раз уж нас свело чудо, то, видимо, я и есть единственное, что ему в жизни нужно, даже принял гейс не брать второй жены[20], если только не случится моей преждевременной смерти. А я слушала эти речи и снова видела, как наяву, наглую его пьяную ухмылочку в тот вечер, когда мы впервые повстречались на праздничном пиру, его азарт, его ярость, когда он гнался за мной по двору, словно дикий зверь, и тут же вспоминала, какой испуганный и беспомощный у него был взгляд после, когда пало заклятие Королевы-из-под-Холма, как он тогда шарахнулся от меня, сложив пальцы в обережный знак, будто не юная красавица предстала перед ним, а сам ужасный Балор[21].
Да и не только муж относился ко мне с известной опаской, многие, включая даже короля, проходя мимо, шептали охранное слово и тайком хватались за амулеты, боясь дурного глаза «дочери фей». Ещё больше было тех, кто открыто лебезил предо мной, всеми силами стараясь умаслить и избежать таким образом возможного насланного колдовства. Сначала меня это забавляло, да и ощущать собственную силу и власть после долгих лет унижений было приятно, чего таить, но всё же такое поведение окружающих быстро мне надоело, а после и вовсе стало раздражать. Один верзила Киган улыбался мне всегда от сердца, да и глядел прямо, без страха, без лукавства, скорее с любопытством, но держался уважительно.
Правда, скоро мне стало не до глупцов с их шепотками.
Природа взяла своё, и спустя некоторое время я вдруг обнаружила, что оказалась на сносях. Поначалу нарадоваться не могла такой новости! Думала, теперь-то уж все убедятся, что я не какая-нибудь корыстная колдунья, а хорошая жена и мать будущего наследника. Муж мой, тот и вовсе воспарил, три дня праздновал с друзьями да молочными братьями, а уж вина и пива, что они выхлебали, хватило бы на небольшое озеро. Даже относиться ко мне вроде бы стал иначе, расслабился, что ли… Уж не знаю, как объяснить лучше, но, оставаясь со мной наедине, он больше не глядел так, будто вынужден делить постель с дикой кошкой.
Как же я ждала это дитя! Надеялась, оно примирит меня, наконец, не только с мужем, но и со всем светом. Каждый день благодарила всех известных мне богов, а Клиодне, в исполнение уговора, отправила трёх прекрасных быков для её стада, белых, словно морская пена, и сильных, как штормовой ветер. Но то ли малы оказались мои приношения, то ли боги глухи, а может, и впрямь, как болтали некоторые злые языки, переменчивые обитатели холмов решили сыграть со мной злую шутку, только мой первенец, родившись много раньше срока, не дожил и до заката.
Горе моё было глубже океана, шире неба и темнее грозовой тучи, и не находилось на свете средства, чтобы заставить меня забыть о нём!
Муж, тот хоть развлекался охотой да бражничеством. Раз, охваченный пьяным безумством, с одним лишь ножом вышел против дикого вепря. Что, надо сказать, едва не стоило глупцу жизни: пройдись кабан своим бивнем чуть левее, а так бы, верно, и случилось, не подоспей на подмогу верный рыжий Киган, – осталась бы я в тот же миг молодой вдовой. Пришлось выхаживать своего непутёвого охотника, за что я и принялась со всем усердием, с помощью лучших целителей. Ох и спорили мы с иными из них! Парочку даже пришлось прогнать вон за их упрямство и неуважение. Однако большинство из них были весьма удивлены моими познаниями и очень их хвалили. Тогда и подумалось мне, что, будь я искусней, сумела бы уберечь сына, что знаний, переданных матушкой, мне мало, что хочу я стать лучшей целительницей, какую только знал свет!
Сказано – сделано. Принялась я за науку врачевания. Ночи и дни напролёт повторяла названия да свойства трав, плодов, кореньев, камней и существ, как известных в моём родном краю, так и никогда не виданных прежде, осваивала рецепты сложнейших составов, разучивала длинные заговоры и заклинания, тренировалась обращаться с острейшими ножами и шить по живой плоти, как по тонкому полотну. Так велико было моё усердие, что всего за три года я сравнялась в мастерстве с некоторыми из своих учителей, а ещё через три превзошла их всех! Но всего моего искусства, всего старания не хватило, чтобы сохранить жизнь следующего своего младенца. Девочка, будучи всего полутора лет от роду, сгорела от лихорадки у меня на руках, и никакие самые изощрённые средства ей не помогли. Тогда-то я и решилась обратиться к изучению иных искусств, куда древней и темней обычного целительства…
Первое, что хотелось мне более всего узнать, – как воззвать к Королеве Фей так, чтобы она наверняка ответила. Был у меня к ней один важный вопрос. Эх, дружочки, мне бы его задать ещё в первую нашу встречу, сколько горя могла бы я тогда избежать, сколько слёз не пролить! Но, увы, достойная мысль всегда приходит с опозданием.
Не сразу, ой не сразу вышло у меня добиться внимания Королевы-из-под-Холма, но в конце концов одной ненастной ночью упорство моё вознаградилось: раздражённая и недовольная, она явилась на зов. Но жалоб моих в этот раз слушать не стала, нетерпеливо оборвала на полуслове, а в ответ на мой вопрос, не её ли волей лишилась я детей, не забрала ли она их в награду за свою помощь, жестоко рассмеялась. Сказала, дескать, уж не думала ли я, смертная дурёха, что она удовлетворится какими-то худосочными телятами, которых я ей притащила после свадьбы? Мол, должна я благодарить её, что всех трёх она за одну плату засчитала, да и то лишь по своей доброте. Много, мол, просишь – дорого плати, да и уговор был три цены, все кровью, а я лишь раз принесла откуп, как последняя скряга, сбагрила то, что не жаль. Она свою часть дела выполнила, получила я всё, что просила: и месть, и богатство, и власть; а что до моих претензий о несчастливом супружестве, так о любви, верности и прочем речи не было, что заказывала, мол, то и имею. С тем и пропала Королева Фей с моих глаз, пригрозила ещё напоследок почём зря её впредь не беспокоить.
Что это с тобой, милый? А, дым от очага глаза ест. Ну конечно-конечно… Я так и подумала. На вот, утрись. И, будь другом, плесни ещё чуть эля мне в кружку. Вот спасибо! Да пошлют тебе боги доброго здоровьечка и умницу-жену!
Так вот, о чём это я? Ах да, муженёк!
Пока я пыталась выполнить свой долг и произвести на свет наследника, мой благоверный тоже времени зря не терял. На месте ему никогда не сиделось: вечно у него то поход, то битва, то охота, то гуляние, чуть притих лишь на время, пока рана заживала, но и тогда угомониться толком не смог – вбил себе в голову, что непременно должен стать королём после своего отца! Надо сказать, будущих претендентов, кроме него, было ещё трое, и, как на мой взгляд, все куда достойнее непутёвого моего супруга. Первый – родной его дядя, младший брат нашего короля. Вот уж кто подошёл бы как нельзя лучше! Были у него и сила, и мудрость, и терпение, и острый ум, и воинская слава. Двое других – мужнины двоюродные братья, один по тому самому дядьке, второй по старшей сестре. Те хоть и были не так мудры, сильны и удачливы в битвах, но всё же на голову превосходили моего честолюбца во всём, кроме наглости. По крайней мере, ни один из них не свежевал зверя прежде, чем его поймает, и не рассуждал при живом короле о том, как стал бы править после его смерти.
Мысли об отцовском троне вскоре так завладели моим Энгусом, что для других и места почти не осталось, даже на брачном ложе он то и дело вместо положенного занятия принимался разглагольствовать о своих правах на корону, чем изрядно меня раздражал. Однако же я внимательно слушала, как подобает хорошей жене, и потихоньку прикидывала про себя возможные выгоды и риски такого поворота событий. Так что к моменту, когда мой муж окончательно утратил всякое терпение и обратился ко мне с просьбой колдовством помочь ему утвердиться в праве наследования, план у меня уже был готов.
Конечно, сначала я ему отказала. Возмутилась даже, мол, как посмел он склонять меня к таким грязным интригам, да ещё и против родственников! Но спустя некоторое время смягчилась и дала-таки положительный ответ на его уговоры и многочисленные посулы. Не спешите с осуждающими взглядами, приятели! Вы никогда не были женщинами в королевском дворце и не знаете, каких трудов стоит обеспечить там не только своё влияние, но даже обычную безопасность. И уж точно вы не были матерями!
Да, немалую роль в моём согласии сыграло то, что я вновь понесла и на этот раз уж точно была намерена сохранить дитя живым и здоровым, чего бы то ни стоило. А раз появится ребёнок, рассудила я, то почему бы ему не стать королевским? Ведь он достоин самого лучшего! Ради него и его будущего я была готова на всё. Даже ввязаться в грязные делишки моего муженька и обратиться за помощью к силам столь древним и зловещим, что сами их полузабытые имена вводили большинство людей в трепет. Но я давно уже не была в числе большинства…
Случай разобраться с соперниками Энгуса не заставил себя ждать: те снарядились в большое плавание, уж и не вспомню зачем, видно, замаячила где-то у чужих берегов богатая добыча. Двадцать кораблей сошли на воду под предводительством королевского брата и его сына, ещё десять под рукой мужниного племянника к ним присоединились, соперничая в пышности отделки, свирепости воинов и сладкоречии бардов. Полкоролевства вышло в тот день на берег проводить в поход своих героев, сколько песен было спето, сколько пива и сладкого вина выпито в их честь, не сосчитать. Только всё зря. Едва скрылись они из виду, налетел невиданной силы шторм. Выжившие рассказывали после, что волны кидали просмолённые дубовые суда, словно щепки, ветер рвал кожаные паруса, будто тонкий лён, а цепи, их удерживающие, лопались со стоном, как струны арфы под пальцами неумелого музыканта. Лишь семь изрядно потрёпанных кораблей из тридцати сумели возвратиться к родному берегу. Множество славных воинов и умелых мореходов сгинуло в пучине в ту ужасную ночь, и с ними любимый брат короля, его внук и племянник.
Мой непутёвый муж в одночасье сделался единственным наследником своего отца. Думаете, он явился ко мне с дарами и благодарностями? Как бы не так!
Энгус был в ужасе! Оставшись со мной наедине, этот презренный трус накинулся с обвинениями и упрёками, мол, я своим колдовством вызвала бурю и погубила зря столько народу. Как будто не его тщеславие было тому виной, а лишь моя злая воля! Конечно, я не преминула сказать ему, чья тут выгода в первую очередь, припомнила каждое его слово о будущей короне, каждую просьбу о помощи её получить. Можно подумать, он не понимал, о чём просит! Тут он сник, принялся лепетать что-то о несоответствии цели и средств, но я лишь плечами в ответ пожала. Я ведь предупреждала, потребуется плата, и не моя вина в том, что он рассчитывал уплатить меньше, чем угодно было Силам.