Сказки

Человек, который не мог плакать

В одном красивом доме, неподалеку от городка Хомбург, жил граф Балдрик; был он человек богатый. Многие дома во Франкфурте принадлежали ему; его замки встречались повсюду. Говорили, что владения графа столь обширны, что не хватит и суток, чтобы выйти за их пределы.

У графа Балдрика было несметное количество слуг и охотничьих собак, но он никогда не прибегал к их услугам. Стол его ломился от обилия яств; но часто граф вставал из-за стола, так ни к чему и не притронувшись.

В погребах Балдрика хранились лучшие рейнские, французские и венгерские вина. Подавались они в золоченых сосудах из серебра. Но нередко он ставил кубок обратно, едва пригубив его содержимое.

А дело было в том, дорогие дети, что этому пресыщенному богатствами человеку недоставало одного: слез. Да-да! Слез! Ибо он совсем не мог плакать!

Ни радость, ни страдание не могли вызвать у графа Балдрика даже крошечной слезинки.

Умер отец, но он не заплакал. Умерла мать, и он не зарыдал. Скончались двое его братьев, а он не смог проронить над их могилами ни одной слезы.

Не смог он заплакать и от радости, когда через десять лет после свадьбы жена, наконец, родила ему дочь.

Однажды, когда Лие — так звали графскую дочь — уже исполнилось четырнадцать лет, она вошла в кабинет отца и увидела, что тот сидит в темном углу и горестно вздыхает.

— Что с вами, батюшка? — спросила она. — У вас такой печальный вид…

— Мне в самом деле страшно тяжело, доченька. Умер мой последний брат, дядя Карл.

Лия очень любила дядю Карла, приносившего на каждый Новый год какой-нибудь приятный подарок.

И потому, узнав от отца печальную весть, она залилась горючими слезами.

— Бедный дядя Карл! — проговорила Лия сквозь слезы.

— Счастливая… Она может плакать! — прошептал граф, с завистью глядя на дочь.

— У вас такое горе, а вы не плачете… Почему, батюшка? — спросила Лия.

— Увы! — отвечал тот. — Слезы — это небесный дар. Блажен, кто может плакать, ибо свое страдание он выплакивает вместе со слезами. Моя же участь печальна.

— Но почему?

— Потому, доченька, что Господь отказал мне в том, что дал последней твари: слезы.

— Господь отказал в них вам, он же и даст!.. Я стану так усердно молиться, что он вернет вам слезы!

Но граф лишь покачал головой.

— Судьба моя решена, — проговорил он. — Я должен погибнуть оттого, что не могу плакать. В тот миг, когда мое сердце переполнится слезами, а глаза будут готовы их пролить — я умру.

Лия встала на колени и протянула руки к отцу.

— Нет! — воскликнула она. — Вы не умрете! Должно же существовать средство вернуть вам слезы! Назовите мне его, и я его достану.

Балдрик заколебался, будто действительно знал такое средство. Но добыть это средство, похоже, было не под силу юной девушке. И, не проронив ни слова, он вышел.

Он не спустился к ужину.

Напрасно Лия прождала его и к завтраку. Пришел слуга и сказал девушке, что Его Светлость просит ее подняться к нему в кабинет.

Лия тут же встала из-за стола и направилась к отцу.

Как и накануне, она нашла его полулежащим в своем кресле. Лицо графа было страшно бледным, как у покойника.

— Любезное дитя мое, — начал он, — мое сердце уже так полно горя, что вот-вот разорвется на части. Слезы бурлят в нем, как горный поток, готовый прорвать плотину… И, поскольку кончина моя близка, я позвал тебя, чтобы сказать, что на мне лежит кара за преступление, которого я не совершал.

— О говорите, говорите, батюшка! — воскликнула девушка. — Может, вам удастся заплакать!

С обреченным видом граф покачал головой и промолвил:

— Я хочу рассказать тебе, как случилось, что Господь лишил меня слез… Слушай же…

«Дед мой был жестоким человеком и за пятьдесят лет жизни не пожалел ни одного несчастного. Сам он отличался отменным здоровьем. Богатства его были несметными. „Болезнь, — говорил дед, — это плод воображения, а нищета — результат беспорядка“. Когда ему сообщали, что такой-то заболел, он отвечал, что тот навлек на себя болезнь либо беспорядочной жизнью, либо неправильным питанием. Так что ни бедняк, ни хворый не вызывали у него жалости и не могли рассчитывать на его помощь.

Хуже того, сам вид несчастных был ненавистен деду, а слезы доводили его чуть ли не до бешенства.

Однажды ему сказали, что в округе появился волк, и что зверь наделал уже немало бед: зарезал несколько овец и лошадей, покалечил кое-кого из крестьян. И тогда, скорее из нежелания слышать жалобы и видеть пострадавших, чем из милосердия, дед решил изгнать из своих земель разорявшее их чудовище.

Он созвал соседей, и охотники пошли в лес. Ночью одному ловкому егерю удалось найти логово волка. Зверя обложили, охота началась.

Волк вырвался из кольца и побежал. Через час бешеного бега, видя, что собаки настигают, волк решил где-нибудь укрыться, как нередко случается с этими животными. Тут ему попалась хижина угольщика.

У порога ее играл маленький мальчик.

Разъяренный хищник набросился на него.

Находившаяся внутри хижины мать кинулась спасать свое дитя, да было поздно.

На крик ее прибежал работавший неподалеку муж. В руках он держал топор, которым и размозжил зверю голову.

Тут на своем взмыленном жеребце подскакал мой дед, разгоряченный погоней. Увидев мертвого волка, угольщика с топором в руках и мать, рыдавшую над погибшим ребенком, которого она прижимала к груди, он крикнул:

— Чего ревешь, женщина! Ты сама виновата! Если бы лучше смотрела за сыном, волк не напал бы на него!.. А ты, мужик! Как посмел ты убить зверя, на которого охочусь я?

— Смилуйтесь, сеньор! — воскликнули муж и жена в один голос, а слезы так и лились из их глаз!

— Клянусь рогами дьявола! — воскликнул мой дед. — Мне надоело смотреть на ваши слезы.

Продолжая плакать, пораженная горем мать протянула к нему тельце мертвого ребенка, надеясь, что их несчастье смягчит сердце графа. Но произошло совершенно неожиданное. Еще больше рассвирепев, мой пращур со всего маху ударил женщину рукояткой плетки по голове, и она упала в одну сторону, а труп ребенка — в другую.

Угольщик кинулся было в сторону графа, но тут же, отбросив топор и протянув безоружную руку в сторону деда, сказал:

— Каменное сердце! Ты не можешь видеть слез матери и отца, оплакивающих погибшего ребенка… Хорошо же! Именем Господа Бога нашего заклинаю! Настанет час, когда ты захочешь плакать, но не сможешь, а заполнившие твое сердце слезы разорвут его на части. Уходи! И пусть кара за твою жестокость поразит тебя и детей твоих до третьего колена!

Дед не был впечатлительным человеком, но это проклятие испугало его. Повернув коня, он вонзил шпоры ему в бока и поскакал прочь.

Сыновей у деда было четверо.

Старший был игрок. Промотав свою долю наследства, он отправился в Америку, но погиб во время кораблекрушения, так и не переплыв океана.

Узнав о гибели сына, потрясенный отец хотел было заплакать, но не смог. Второй его сын примкнул к заговорщикам. Заговор был раскрыт, и всем отрубили головы, как предателям.

Увидев сына, поднимавшегося на эшафот с поникшей головой и мертвенно-бледным лицом, он хотел было зарыдать, но глаза его остались сухими.

Его любимый, третий сын был, подобно ему, страстным охотником. Однажды, когда юноша гнал кабана, лошадь его неожиданно шарахнулась в сторону, он упал, ударился головой о дерево и почти сразу же умер.

Видя случившееся, мой дед соскочил с коня, кинулся к сыну, но застал только его последний вздох. Он возвел руки к небу и с отчаянной мольбой в голосе воскликнул:

— Господи! Хотя бы одну слезу!

Но проклятие все еще действовало. И, поскольку заплакать дед не смог, сердце его не выдержало, и он умер.

Остался четвертый сын, мой отец.

Это был добрый, ласковый юноша. Но проклятье не миновало и его. Невзирая на свою доброту, плакать он тоже не мог, как бы велико ни было его горе. Скончался он совсем молодым, спустя некоторое время после моего рождения.

Теперь проклятие угольщика настигло и меня, ибо он, повторив Святое Писание, сказал: „Будь проклят ты, и дети твои до третьего и четвертого колена“.

Поскольку плакать мне не дано, я вскоре умру».

— Батюшка, а не известно ли вам, как снять с вас это проклятие?

— Есть одно средство. Но оно так сложно, что надежд у меня нет никаких.

— Батюшка! Умоляю вас! Назовите его! Помолчав, Балдрик сказал:

— Проклявший нас угольщик жив. Это уже восьмидесятилетний старец. После гибели жены и ребенка он скрылся в горах где-то под Фалькенштейном… Уже давно, видя, какие несчастья породило его проклятье, он мечтает снять его. Увы! — это не дано даже ему…

Найдя старика, я на коленях умолял его указать, как мне обрести свои слезы. Но, покачав головой, он ответил: «Да, я знаю средство, которое помогло бы вам. Но мне запрещено его открывать. Лишь невинному и чистому сердцу дано отыскать жемчужину, способную вернуть слезы утратившим их».

— Разве не находится перед вами именно такое сердце, батюшка? — воскликнула Лия.

— Да. Конечно. Оно передо мной, — отвечал граф Балдрик. — Но совершит ли Господь чудо ради меня?

— Но разве Он не всесилен? Батюшка, где дорога, ведущая к хижине этого старца? Я обещаю вам принести возвращающую слезы жемчужину.

Отец взглянул на дочь и, вздохнув, сказал:

— Что ж, ступай, бедное дитя мое! Соверши это паломничество. Как видно, Господь избрал тебя, чтобы принести мне помощь и утешение. Впервые я верю и надеюсь на успех.

Граф благословил дочь, и та отправилась в свое опасное путешествие.

Чтобы не удивлять прохожих тем, что дочь графа ходит пешком, Лия переоделась в крестьянское платье.

К концу четвертого дня, ежедневно проходя от трех до четырех лье, она оказалась перед хижиной угольщика.

Уже стемнело, когда девушка постучалась в дверь. Угольщик открыл.

Как отец и говорил, это был красивый восьмидесятилетний старик, седой, как лунь. Одиночество и печаль наложили на его облик печать величия.

Угольщик долго смотрел на путешественницу, прежде чем заговорить с ней. Он понимал, что эти тонкие черты, эта матовая кожа, эти ручки с розовыми ноготками не могли принадлежать крестьянке.

Старик спросил Лию, кто она, и зачем пожаловала.

Ничего не скрывая, девушка рассказала, как пообещала отцу пойти и попросить жемчужину, возвращающую слезы, как отец поверил в нее и как она добралась до избушки старца.

— Бедное дитя! — воскликнул тот. — Нелегкое дело ты затеяла. К несчастью, оно зависит не от меня одного. Но я, как смогу, помогу.

Угольщик открыл встроенный в стену шкаф, заполненный пузырьками. Надо сказать, дорогие дети, что старик занимался изготовлением из лекарственных трав различных эликсиров, и даром раздавал их тем, от кого врачи уже отказались.

Из всех пузырьков он выбрал самый маленький, величиной с ликерную рюмку, содержавший настой красного цвета, и протянул его девушке.

— Возьми, дитя мое, — сказал старик. — Когда соберешься ложиться спать, выпей его содержимое. То, что увидишь во сне, тебе надо будет исполнить, если, конечно, желаешь помочь отцу.

Лия поблагодарила его от всего сердца.

— Но где я смогу провести эту ночь? — спросила она с нескрываемым беспокойством. — В лесу темно и полно диких зверей. По дорогам бродят разбойники.

— Ты заночуешь здесь, дитя мое, — ответил угольщик. — У меня часто ночуют заблудившиеся в лесу. Сам я сплю в гамаке. А ты ляжешь спать в моей комнате, на постели из свежих папоротников и мха.

Устроив в углу комнаты постель для гостьи, он угостил ее ужином, состоявшим из куска хлеба, кружки молока и блюдца земляники.

Лии показалось, что она в жизни еще не ела ничего более вкусного.

Перед сном она выпила содержимое пузырька, и сразу же уснула.

Едва сомкнулись ее веки, как девушка погрузилась в восхитительные грезы.

Она оказалась в огромном саду, в котором росли невиданной красоты цветы. Находился сад явно не земле. Но если еще и не на небе, то, по крайней мере, на какой-то промежуточной планете. Огромные восхитительные бабочки перелетали с цветка на цветок. Из роз и лилий били фонтаны розового и лилового цвета, и вокруг каждого сверкала радуга, переливаясь на солнце яркими красками. Отраженный ими свет не слепил, и Лия могла с удовольствием любоваться их сиянием.

Однако больше всего ее поразил вид многочисленных ангелов с серебряными крылышками и в бирюзовых одеяниях! На одних были венки из цветов, на других — из звезд; у третьих надо лбом сиял луч света. Таких было меньше всего, и они, как поняла Лия, были старшими.

Лики ангелов были благолепны и добры.

Каждый из них занимался своим делом.

Один ангел серебряным крылом рыхлил землю, и там, где почва становилась достаточно пушистой, тут же вырастали цветы и другие растения.

Это был ангел весны.

Другой летал по небу, влача за собой длинный шлейф из звезд.

Это был ночной ангел.

Третий взмывал под небеса подобно жаворонку, перстом своим прикасался к востоку, и тот мгновенно загорался розовым светом.

Это был ангел утренней зари.

Четвертый, с печальной улыбкой на устах, но с восхитительной умиротворенностью в очах, будто в пропасть, устремлялся в пустоту мироздания, держа в руках крест.

Это был ангел смерти.

Объяснения давал Лие ангел, увенчанный цветами.

— Ах, как прекрасно здесь! Как величественно! — повторяла она. — Но скажите мне, милый ангел, кто тот, с полными жемчужин золотыми волосами? На вид он такой серьезный, но явно очень добрый!

— О это ангел слез!

— Ангел слез? — переспросила Лия. — Ах, именно он-то мне и нужен!

И сложив ладони на груди, она направилась в сторону этого прекрасного ангела, приветливо улыбаясь.

— Мне известно, зачем ты пришла, — сказал тот. — Но уверена ли ты, что я смогу тебе помочь? Достаточно ли крепка твоя вера?

— Я верю, что ты сможешь помочь мне. Если, конечно, на то будет Господня воля.

— Только вера открывает путь к Господу, — отвечал ангел. — Видишь эти прозрачные, как горный хрусталь, жемчужины? Это слезы любви, пролитые мужчинами над их погибшими возлюбленными… А темные жемчужины — слезы, пролитые невинно пострадавшими от преследований и людской несправедливости. Розовые жемчужины — слезы жалости, пролитые людьми при виде чужих страданий… Видишь те золотые жемчужины? Это слезы раскаяния, наиболее ценные для Бога. Все они собраны мной по распоряжению Господа. В день, когда каждому будет воздаваться по делам его, они будут положены на весы вечности, одна из чаш которых называется СПРАВЕДЛИВОСТЬ, другая — СОСТРАДАНИЕ.

— О добрый и всеведущий ангел! — проговорила Лия. — Ты знаешь, зачем я пришла сюда. Ты — ангел слез. Ты, верно, самый добрый из всех. Прошу тебя, сделай так, чтобы мой отец, невиновный в грехах своего пращура, смог плакать! Иначе сердце его разорвется от невыплаканных слез!

— Это трудная задача. Но Господь поможет нам.

— Как? — спросила Лия.

— Он поможет тебе найти слезу, состоящую из слезы раскаяния и слезы любви, пролитых двумя разными людьми. Эта слеза самая ценная. И только она спасет твоего отца!

— Не мог бы ты сказать, прекрасный ангел, где искать ее?

— Моли Бога, и он направит тебя, — отвечал тот.

Девушка встала на колени и принялась молиться.

Едва молитва закончилась, как Лия проснулась. Видение исчезло.

Утром она рассказала свой сон угольщику, и спросила его, что же теперь делать.

— Возвращайся домой, дитя мое, — сказал старик. — Ангел обещал, что Господь поможет тебе. Жди и надейся. Ангелы не лгут.

Лия поблагодарила угольщика и, позавтракав, отправилась в путь.

Но к середине второго дня пал такой густой туман, что вскоре девушка не только перестала различать служившую ориентиром двойную вершину горы, но и саму тропинку.

Тропа вдруг оборвалась, и перед Лией разверзлась пропасть, на дне которой гремел поток.

Девушка остановилась. Она явно сбилась с дороги, так как по пути к дому угольщика никакое ущелье ей не попадалось!

Путница осмотрелась, но разглядеть что-либо в густом тумане было невозможно. Она крикнула: «Ау!» и — о чудо! — ей отозвались!

Лия пошла на голос.

Пройдя совсем немного, она увидела старую женщину, пришедшую в лес за хворостом. Хотя туман и помешал старушке, она успела собрать достаточно сучьев и хотела уже возвращаться, когда услыхала голос Лии и ответила ей, понимая, что это был голос попавшего в беду ребенка.

Торопившаяся домой Лия спросила, как перебраться на другую сторону ущелья.

— Дитя мое, ради Бога, не делай этого! — взмолилась добрая женщина. — У этого ущелья не склоны, а отвесные скалы. Чтобы перебраться на ту сторону, надо иметь крылья птицы, а чтобы перескочить бушующий поток, надо стать ланью.

— Тогда, добрая женщина, — попросила Лия, — укажи мне иную дорогу, по которой я смогла бы добраться к моему батюшке.

И она сказала, что отец ее живет в Хомбурге.

— Ах, как ты заблудилась, дитя мое! — воскликнула старушка. — Дорога в Хомбург отсюда далеко!

— Даже если далеко, скажите, где она. У меня хватит смелости найти ее.

— В таком тумане ее не найти, дорогая детка. Лучше переждать. Туман продержится не больше суток.

— Но где же мне его переждать?.. Нет ли поблизости постоялого двора?

— На четыре лье в округе нет ни одного. Но я с удовольствием пригласила бы тебя к себе, в мою бедную хижину.

Лия с признательностью приняла приглашение гостеприимной старушки, которая привела девушку прямо к дому, несмотря на густой туман.

Крошечная хижина доброй женщины ютилась у самого подножья горы. Состояла она из одной, весьма жалкой на вид, комнатушки.

Лия огляделась, ища, куда бы сесть.

— Присядь на эту циновку, — предложила старушка и протянула гостье кружку молока и ломоть черного хлеба.

Затем, вздохнув, проговорила:

— Это все, что я могу тебе сегодня предложить, детка. Но не всегда я была такой бедной! Когда мы жили в деревне по ту сторону горы, у нас были дома, сады, поля и луга, овцы и коровы. Меня называли богачкой. Но мой единственный сын пустил на ветер все наше состояние. И все же — Бог свидетель! — не об утраченном добре я плачу. Мои слезы — слезы любви!

— Но разве ваш сын не был дурным человеком? — спросила Лия.

— Нет-нет! — запротестовала старая женщина. — Никто не заставит меня роптать на сына!.. Нет! Он был добрым, но слишком легкомысленным юношей. В том, что из него не вышло ничего путного, скорей виновата я сама! Я совсем не наказывала его за провинности… Господь дал мне доброе поле, но, по своей слабости, я посеяла на нем плевелы.

И бедная женщина разразилась рыданиями.

Лии было очень жаль старушку, и она, как могла, стала утешать ее.

Утерев слезы, хозяйка постелила на охапке сухих листьев постель для гостьи.

— На то была Господня воля! — проговорила, наконец, она. — И что Бог ни делает, все к лучшему.

Лия уже почти заснула, когда громко постучали в дверь.

— Кто там? — спросила старушка.

— Путник, ищущий ночлега. Пустите переночевать, добрая женщина! — донеслось с улицы.

— Хозяюшка! Умоляю вас! Не отворяйте!.. Вдруг это лихой человек?

— Не волнуйся, дитя мое, — отвечала та. — Какой интерес злодею искать нас в этой глуши? И какая ему корысть убивать ребенка и старуху?.. Нет, это просто кто-то заблудился в лесу, и если я его не впущу, он может упасть в ущелье… Брать такой грех на душу я не желаю.

И добрая женщина открыла дверь.

Неизвестный вошел. Он был закутан в плащ по самые глаза. Раздув огонь, старушка, как и Лие, подала путнику молока и хлеба, пригласив перекусить, чем Бог послал.

Но, тряхнув головой, тот отказался и пристально посмотрел на хозяйку дома, освещенную огнем очага.

— Что же ты не ешь, добрый человек? — спросила та.

— Ты, должно быть, проголодался… Я угощаю тебя от чистого сердца. Ешь. Не стесняйся.

— Я не притронусь к пище, пока вы не простите меня, — отвечал путник, отбросив плащ и показав залитое слезами лицо.

— Сынок! — воскликнула старая женщина.

— Матушка!.. Простите меня!.. Матушка! — раздалось в ответ.

И они обнялись.

Так блудный сын возвратился к матери.

Ах, сколько было радости, восторгов и слез! Когда все успокоились, сын поведал матери свою печальную историю.

Вот ее краткое изложение, дорогие дети.

Пока позволяли унесенные из дома деньги, юноша вел жизнь беззаботную и рассеянную. Затем наступила нищета, а следом — болезни и близкая смерть.

Юноша задумался над своим существованием и понял, сколь велик был его грех перед Богом и матерью. Наступило раскаяние. Он стал молить Бога о прощении и поклялся, что вернется к матери, если только выздоровеет.

Господь внял его мольбам и вернул ему здоровье.

Тогда молодой человек стал думать, как выполнить клятву и вернуться домой. Денег у него не было, а возвращаться нищим ему было стыдно.

Однажды, занятый своими невеселыми думами, он сидел на берегу Дуная и временами поглядывал на купавшегося в реке мальчика.

Отец подростка тоже находился у воды и любовался силой и ловкостью сына.

Вдруг тот стал звать на помощь. Судорога свела мальчику ногу, и он стал тонуть.

Отец прыгнул в воду. Но плавать он не умел, и вместо того, чтобы спасать ребенка, сам потянул его ко дну.

Франц — так звали сына старушки — был отличным пловцом, так как в детстве часто купался в Рейне.

Ему удалось вытащить из воды и сына, и отца.

На следующий день незнакомый человек вручил ему двенадцать тысяч франков. Франц хотел было тут же вернуть деньги, получать которые за добрый поступок ему было совестно.

Но спасенные им отец и сын уехали, и никто не знал, кто они и куда лежал их путь.

Францу уже не в чем было себя упрекать, и с богатством в двенадцать тысяч франков — но еще более богатый раскаянием! — он возвратился к матери.

Еще долго сын и мать беседовали у очага. Многое им нужно было сказать друг другу, и о сне они не помышляли.

Лия же уснула сразу, как только мужчина закончил свою повесть.

Ей приснился тот же сон, что и в доме угольщика. Она увидала тот же сад, те же цветы, тех же бабочек и ангелов.

На этот раз ангел слез позвал ее, и протянув жемчужину, сказал:

— Вот эта бесценная жемчужина, о которой я тебе говорил. Она состоит из слезы материнской любви и слезы сыновнего раскаяния. Положи ее на грудь отца, и он сможет заплакать, а его сердце будет излечено.

Девушка от радости даже проснулась.

Видение исчезло.

Лия подумала, что это был такой же пустой сон, как все остальные, и с грустью в душе стала ожидать наступления дня.

Солнце поднялось и разогнало туман.

Лия тут же собралась в дорогу.

— Погоди, дитя мое! На дорожку следует поесть. Теперь я тебя хорошо накормлю, ведь мы больше не бедняки. А после завтрака Франц выведет тебя на дорогу.

Пока Лия завтракала, старушка занималась устройством постели для сына, не спавшего всю ночь. И вдруг среди листьев, на которых спала гостья, заметила жемчужину.

— Возьми, детка, — сказала она, вручив находку Лие. — Ты, наверно, потеряла ее. Это очень дорогая вещь.

— Ах! — вскрикнула девушка. — Это жемчужина ангела.

И, встав на колени, возблагодарила Бога.

Закончив молитву, Лия попросила проводить ее, что Франц и сделал, как было обещано. А на следующий день графская дочь уже стучалась в дверь родного дома.

На пороге ее встретила заплаканная старая кормилица отца.

— Боже! Что случилось?.. Отец жив?

— Жив, но одной ногой уже в могиле. Он ждал вас вчера, госпожа, но вы не пришли, и он решил, что либо на вас напали дикие звери, либо вы свалились в пропасть. Страдания его ужасны. А поскольку плакать ваш батюшка не может, слезы задушат его.

— Где он?

— У себя. Как видно, Богу было угодно, чтобы вы как раз успели получить благословение и последний поцелуй!

Не дослушав кормилицы, девушка взбежала в покои отца.

— Батюшка! Я здесь! — крикнула она с радостью и тревогой.

Умирающий граф Балдрик с трудом протянул к ней руку и прошептал:

— Ради Бога, прости меня, доченька… Я умираю…

Но в тот же миг Лия положила ему на сердце принесенную жемчужину.

Отец вскрикнул, и поток слез хлынул из его глаз. С невыразимой радостью в голосе он произнес:

— Ах, слезы… Какое счастье! Благодарю Господа Бога нашего и тебя, доченька!..

Граф Балдрик прожил еще немало лет, проливая слезы как в горести, так и в радости.