Сказки бабушки Тайги

ПРО КОТА

Моему белому коту Моньке

посвящаю!

Возле леса, на опушке,

Где росли грибы волнушки,

Где черёмуха цвела,

Мирно бабушка жила.

Надо молвить (для порядка),

Что неробкого десятка

Эта бабушка была:

Век свой долгий провела,

Ни пред кем лихой минутой

Будь ты хоть самим Малютой,

Хоть из кожи вон вылазь,

Не сробела отродясь.

Всё ж года её согнули,

Привязалась седина…

И со временем бабуля

Оказалась вкруг одна.

Навалилась неудоба:

То ломота, то хвороба,

То под ложечкой тоска,

То кручина у виска…

Не с кем словом обменяться,

Ни спросить, ни посмеяться…

Всюду точка, всюду край -

Хоть до смерти помирай!

Но однажды в чаще тёмной,

Где кикимора живёт,

Бабке встретился бездомный,

Шелудивый чёрный кот.

Иль блоха его заела,

Иль хвороба одолела?…

Словом, бабушка с собой

Принесла кота домой.

Там сметаной ублажила,

На ряднушку уложила.

И сама в потёмках спать

Повалилась на кровать.

Сон у старых ненадёжный-

Неукладистый, тревожный…

Так что ополночь она

Встрепенулась ото сна.

Что же видит? На подушке,

А не вот те на ряднушке,

Чист,

как снег под Новый Год

Отдыхает белый кот!

Да и всё кругом иное -

Прямо царские покои!

Тут старушка поняла,

Что вечор она легла

Ночевать в родимой хате,

А очухалась в палате,

Вся в батистах и шелках,

На сплошных пуховиках!

Да в таком пригожем теле!

— Нешто можно, в самом деле,

Ни за что про что суметь

На пять раз помолодеть?! -

Шепчет бабка:

— Эка хилость

На башку мою свалилась!

Вряд ли это всё к добру!

Видно, поутру помру.

В страхе крестится бабуся:

— Ах ты, Господи Иисусе!

Отче наш на небеси,

От греха меня спаси

И помилуй!

Боже правый!

Это, видно, сам лукавый

На меня наводит блажь.

Помоги мне, Отче Наш!

Видит: без толку молиться…

И тогда она — девицей -

Хвать за шиворот кота:

— Это что за маята!

Ты затеял заваруху,

Да в мороку ввёл старуху?!

Кто тебя приставил, тать,

Надо мною мудровать?!

Отвечай сию минуту!

А не то устрою смуту,

Наведу таку беду -

Я тя насмерть изведу!

Видно, с явной перетруски,

Взговорился кот

по-русски:

— Отпусти меня, прошу -

Я всю правду расскажу.

И поведал, что на свете,

Тут, на нашей на планете,

А не где-то на луне,

Протекает жизнь вдвойне!

То есть -

Две людских породы,

Разнородных от природы,

Очень тесно и давно

Проживают рядом,

Но!

Друг о дружке не тоскуют,

Не мирятся, не воюют…

Никому ни про кого

Не известно ничего.

В столь надёжном помраченье

Есть, однако, исключенье:

Только кошкам да котам

Жить возможно там и там.

— А во мне к тому ж подспорье, -

Молвил кот. -

У лукоморья

Жил, тому как двести лет,

Мой премудрый прапрадед.

Был он вежей, без сомненья,

Чудеса умел творить.

Удалось своим уменьем

Всех потомков одарить.

Я котёнком был смышлёным.

Стал теперь котом учёным -

В разных штуках преуспел.

Потому-то и посмел

Прямиком к тебе, мамаша,

Поспешить с бедою нашей.

Час грядёт!

Намечен срок!

Дальше медлить я не мог.

Дело в том, что к нашей Тессе,

К нашей сиротной принцессе,

Вдруг посватался Вредин -

Злого царства господин.

И грозил ей:

В одночасье,

Коль она не даст согласья,

Наше царство покорить -

Всех под корень подрубить!

Утром нынешним, с рассветом,

Он прибудет за ответом.

В этой страшной маете

Нет лица на сироте.

И решил я — ночью этой

Постараться до рассвета,

Чтобы страсть угомонить,

Тессу кем-то подменить.

Потому-то в чаще тёмной

Появился я, бездомный,

С лишаями и паршой

Перед доброю душой -

Пред тобой, моя бабуся!

Всей натурою винюсь я,

Что тебя, на склоне лет,

Впутал я в такой курбет.

Ты прости меня — балбеса!

Но пойми, что в этот час

Горемычная принцесса

Ждёт решения от нас,

Сидя в образе старушки

У тебя, в твоей избушке.

Рада вовсе постареть,

Чем немилого терпеть.

Так позволь тебя невестой,

Молодою, интересной,

Этим утром облачить -

Чтоб нахала проучить!

Только он тебя женою

Перед свадебной толпою

Громогласно назовёт,

Тут же грянет оборот:

На глазах у всей пирушки

Снова станешь ты старушкой,

И, минуту погодя,

Уверяю не шутя,

Безо всякого урона,

Ты опять случишься дома,

Что б по-прежнему, как есть,

Щи хлебать и кашу есть.

Молвит старая степенно: -

Всё продумано отменно!

Только как же тот вредин -

Злого царства господин?

Вот развеется завеса

Чар твоих — назад принцесса

Возвернётся, что тогда?

А тогда — опять беда!

Будь я старая Вредином,

Да к тому же господином,

От насмешки от такой

Я б на вас пошла войной!

Потому отвечу смело:

Не пойдёт такое дело!

Предоставьте мне самой

Сладить с этой сатаной.

Я такому воропаю

В миг рога то обломаю!

Если ж нет — твоя печаль…

Но принцессу больно жаль.

Нешто я не понимаю -

Эку лань да в волчью стаю…

Слава Богу — пожила,

Не всегда каргой была.

Лучше заживо в могилу,

Чем покорствовать немилу;

Краше змея целовать,

Чем с немилым пировать.

Согласился кот:

— Сдаётся,

Ты права, и мне придётся,

Нашу хитрость не губя,

Положиться на тебя.

Но и ты моим стараньям

Окажи своё вниманье -

Уж позволь тогда и мне

Не остаться в стороне.

Что, согласна?

— Да, согласна!

Только-только утром ясным

Солнце на небо взошло,

Словно ветром намело

С неоглядных волостей

Расфуфыренных гостей.

Воют трубы, скачут кони -

Словно рвутся от погони…

Вкруг такая кутерьма -

Впору выпасть из ума.

Что ж бабуля?

Молодая

Своенравьем изнывая,

В лентах вся и в кружевах,

Утопала в зеркалах

Няньки-мамки в изумленье:

— Это что за воспаленье?!

То была как снег бела,

То как роза расцвела.

Вот уж истинно ведётся:

Тот, кто в девке разберётся,

Кто каприз её поймёт -

До зари не доживёт!

Вдруг!

Затишье по народу.

Смотрят гости на дорогу,

А по ней Вредин верхом

Прёт на хряке[1] женихом!

Знать у вора за обычай

Не блюсти людских приличий.

Но не в том лишь оборот,

Кто кого верха везёт

Настоящая потеха

До слезы, а не до смеха…

А потеха тут как тут:

Даже черти упадут

От такой тоски в проруху,

Даже старую старуху

Поведёт на все греха

От такого жениха:

Рожа тыквой, уши маком,

Плешь сияет как под лаком,

Нос — пехотным тесаком,

Рот — последним дураком!

А живот! А руки-ноги!

Описать — не хватит сил…

Нашу бабку на пороге

Чуть кондрашка не хватил!

Но! Бабуля молодая,

Тошноту перемогая,

Перед гостем — во дела! -

Вся любовью изошла.

Вроде столь тоской томилась,

Что от счастья прослезилась.

Изумился даже кот:

— Ну и шельма! Во даёт!

А жених?

Не зная толком,

Что случилось, только-только

Не запляшет выходных -

На ногах-то на кривых!

Ах ты,

Господи помилуй!

Прямо сделался дурилой:

Плешь парит, в коленях дрожь…

Говорит:

— Проси, что хошь,

Разлюбезная невеста.

Не сойти мне шагу с места,

Ради скорого венца

Всё исполню до конца!

Молвит мнимая принцесса:

— Ах, угодник!

Ах, повеса!

Мне тебя, мой жаркий сон,

Долго мучить не резон.

Но коль дал ты обещанье,

То всего лишь три желанья,

Без увёрток и нытья,

Ты исполнишь, лань моя!

Если выполнишь, конечно,

Всё загаданное мной,

Тем же часом и навечно

Стану я твоей женой

Если ж нет! -

Свою планиду

Не прими тогда в обиду -

Рок не спрячешь в закуток:

Вот те Бог, а вот порог!

— Рад служить!

— Ну, если рад -

То доставь меня ты в ад!

Даже кот такой загадки

Не задал бы без оглядки.

Но не время пасовать -

Время старой пособлять.

Потому он ухмыльнулся,

Белым телом потянулся,

Замурлыкал, а потом

Злобным сделался котом:

Хвост трубой, спина излукой!

Трижды фыркнул, замяукал…

В раз один, в момент один

Стал антихристом Вредин!

Тут невеста-неспустиха

На него вскочила лихо,

Саданула под бока

Так, что дьявол в три прыжка,

Не запнувшись на ходу,

С нею выскочил в аду

Это что за представленье:

Нет ни чаду, ни кипенья,

Ни чертей, ни чертенят…

И, куда ни кинешь взгляд,

Равнозначная картина:

Лишь осенняя равнина

По которой там и тут

Строем грешники идут!

Все как есть одной породы:

Не красавцы, не уроды,

Не бел и не черны,

Не смешливы, не смурны,

Не худы и не дородны,

Не дурны, не благородны,

Не юнцы, не старичьё,

Не бабьё, не мужичьё…

И! Насколько виден свет,

Всё одето в серый цвет!

Тут воскликни бабка юно:

— Вот коммуна, так коммуна!

Что заладилось кругом:

Занялся вселенский гром!

На равнине всё, что было,

Одинаково завыло,

Одинаково взялось

Выбивать зубами злость,

Одинаково ломиться,

Одинаково грозиться,

Одинаково желать

Завладеть и разорвать!

В одинаковой докуке

Одинаковые руки

Подались в пылу страстей

До непрошенных гостей…

Ложный дьявол с перепугу,

Позабывши про подругу,

В ноги грешникам упал

И дурниной заорал…

Бурей вспенилась равнина,

И с невестою Вредина

Ветром вынесло назад,

Где жених три дня подряд

Безъязыким оставался -

Только за сердце хватался…

День четвёртый прилетел -

Вновь жениться захотел.

Но невеста снова — в гору:

— Не-е-ет! Давай по уговору -

Без увёрток доставляй

Ты меня немедля в рай!

Кот, как прежде, ухмыльнулся,

Ленно телом потянулся,

Замурлыкал,

А потом

Стал задиристым котом:

Хвост трубой, спина излукой!

Трижды кряду замяукал -

Тем же разом, в миг один

Стал Архангелом Вредин!

А невеста? -

Знала место:

Очень шустрая невеста!

Жениху под дых дала

Так, что тот во все крыла

Взвился в небо…

Ну, орё-о-ол!

Дух в раю лишь перевёл.

Боже правый! Эко диво!

Всё в росе, как от полива!

Каждой каплей брызжет свет!

Ни жары, ни гнуса нет!

Хоть никто не жнёт, не косит,

Всё цветёт и плодоносит:

Там малина, тут шпинат,

Там маслина, тут гранат!

Вишня, яблоки, орехи,

Ананасы для утехи,

Виноград и абрикос,

Там черника, тут кокос…

А святые-то, святые -

Чисто мёдом налитые!

В свежих фиговых листах

Сплошь лежат на облаках.

Им не жёстко и не колко…

С чувством отданного долга

То поспят, то попоют,

А потом жуют, жуют…

Все до капельки похожи:

Одинаково пригожи,

Одинаково толсты,

Одинаково чисты,

Все радушны, безусловно,

Все подушно, поголовно

Одногодки средних лет -

Никаких иных примет — Нет!

Приятно, не приятно -

Воля Божья! И понятно:

Этот благостный бедлам

Переделывать не нам.

Всё бы ладно, да, к несчастью

Поднялось подобострастье:

— Ах, ты!

— Ох, ты!

— В наш удел

Сам Архангел прилетел!

Обитатели покоя

Вытворять взялись такое! -

Враз Врединовы крыла

Исслюнявили дотла,

В раболепном исступленьи,

Поцелуями смиренья.

От таких пристойных дел

Наш Вредин отяжелел

До того, что свод небесный

Под его ногами треснул!

И конечно, в миг один,

Оземь хряснулся Вредин

Так, что встал не сразу с места.

А невеста? Что невеста?!

Оглядела все бока -

Не нашла и синяка.

У Врединовой постели

Три недели пролетели -

На четвёртую опять

Стал он бабку охмурять.

Ну и нехристь!

Право, слово:

Что настырного, что злого,

Жизнь покуда не проймёт,

Даже Бог не повернёт!

Затвердил одно:

— Женюся!!!

Что же юная бабуся?

Говорит:

— Женись! Давай!

Но сначала света край,

Чтоб вперёд не знать раздору,

Мне представь по уговору.

Вот тогда, милок, ей-ей,

Тут же стану я твоей.

Уговор дороже денег!

Обещание — не веник:

Не закинешь на полок,

Не поставишь в уголок.

Но Вредин являет норов:

Дескать, хватит уговоров!

Обскакал я ад и рай-

Край земли ей подавай!

Ты чего там потеряла?

Иль в тебе понятья мало -

И без края-де вконец

Упластался молодец!

Но принцесса без каприза,

Словно крыша без карниза.

Отвечает:

— Не-ет, жених, -

Не объедешь на кривых!

И не лезь напрасно в гору -

Всё пойдёт по уговору.

Хоть душа из тела вон:

Слово царское — закон!

Но коль терпишь ты тревогу,

Что обратную дорогу

С перепугу не найдёшь

Или сдуру пропадёшь?

То тебе твоя невеста,

Не сходя и шагу с места,

Взявши волю над тобой,

Предоставит край земной.

Кто тут правый, кто неправый?

Что упрямый, что лукавый:

Тот кольцом, а тот концом;

Тот концом, а тот кольцом…

Слово…

Сколь Вредин ни бился,

А с невестой согласился:

— Ладно! Здесь, а не вдали,

Подавай мне край Земли!

Коль представишь в полном виде,

Я останусь не в обиде:

Хоть до смерти, хоть потом;

Хоть конюшим, хоть шутом,

Хоть невольником, хоть в дружбу,

Обязуюсь править службу!

Если ж нет — меж нами счёт

Пусть пойдёт наоборот!

Тут в ответ и прозвучало:

— На себя теперь пеняй!

Где стоишь, там и начало;

Где начало, там и край!

Вот и вся моя побаска!

А теперь пришла развязка,

Распрекрасный удалец,-

Всем грехам твоим конец!

Я томить тебя не буду -

Исполняй мою причуду!

Был ты прежде господин,

Стань же ныне, мой Вредин,

Ни оплотом, ни надёжей,

Ни слугою, ни вельможей,

Ни конюшим, ни шутом -

Чёрным ласковым котом!

Подмигнув хитро Вредину,

Коромыслом выгнув спину,

Потянулся белый кот,

Ухмыльнулся белый кот -

Всю округу, как сном нежданным

Затянуло, что туманом…

Бабку, словно в пустоту,

Окунуло в дремоту.

И! Опомнилась старушка

На заре в своей избушке.

Удивляется спросон:

— Прямо чудо, а не сон!

А когда глаза воздела -

Вовсе чуть не окосела,

Изумлением взята:

Та избушка, да не та!

Брёвна ровными рядами,

Печь покрыта изразцами,

Что посуда, что ковёр -

Словно куплены вечор!

А сама, скажи на милость!

Ровно только народилась:

Светит молодостью взгляд,

Руки-ноги не болят,

Ни одышки, ни ломоты,

Ни изжоги, ни тошноты…

На подстилке чёрный кот.

Кот-то чёрный, да не тот!

Здоровенный да мордастый,

Криволапый да ушастый…

Водит задранным хвостом,

А мурлычет всем нутром!

Блещет каждою шерстинкой!

А уж ласковый скотинка…

Чудо чудное — не кот!

Так-то вот!

НЕБЫЛИЦА О КНЯЖНЕ ДА О СТАРОМ КОЛДУНЕ

Незапамятно порою,

Вековухой ли, вдовою,

У поскотины села

Мирно бабушка жила.

Коли верить говорухам,

Эта самая старуха

До того любила спать -

Аж прогнулася кровать.

Если ведьма не храпела,

Значит пакостное дело,

Изуроку или сглаз,

Затевала всякий раз.

Люди бабку не любили -

Лихолетье ей сулили.

Но пока она спала,

Поправлялися дела,

И миряне меж собою

Лишь качали головою,

Как ведётся исстари:

Дескать, чёрт тебя дери!

Шла ещё другая бредня,

Что когда-то эта ведьма

Не была такой страшной,

А была она княжной,

Не хромой, не кривобокой -

А и стройной, и высокой;

В пояс белая коса,

А глаза что небеса.

Ходят слухи и поныне,

Что она своей гордыней

Всю красу свела на нет.

Было ей шестнадцать лет,

Но ни с кем душа девица

Не желала обручиться.

Уж кого она ждала?

Только выбрать не могла

Ни за деньги, ни за славу,

Жениха себе по нраву.

И, представьте, дождалась:

К ней не витязь и не князь,

Не купец явился сватом,

А предстал старик горбатый,

Что не только лешим был -

Колдовать ещё любил!

Он, своей дурной повадкой,

На красавиц больно падкой,

Не пошёл к её отцу,

А предстал лицом к лицу,

Да ещё ночной порою,

Перед сонною княжною.

Как увидела она,

У постели горбуна,

Поначалу ужаснулась,

А когда совсем очнулась,

Да смогла минут за пять

Суть явления понять,

До того развеселилась

Чуть от смеха не сказилась

А колдун из-за спины

На четыре стороны

Поплевал, пошёл юлою,

Ухнул стреляной совою.

И с княжной случился стих:

Прямо в обморок бултых!

Скоро-нескоро очнулась,

Видит:

Дело повернулось

К ней дурною стороной:

До того страшной каргой

В зеркалах себя узрела -

Чуть совсем не околела!

Но уж коль не померла,

Из хором тайком ушла.

Долго ей пришлось скитаться.

Всё ж смогла она пробраться,

Под конец последних сил,

В те края, где леший жил.

Там она в худой избёнке

Поселилась старушонкой

И взялась, ему под стать,

Злую силу познавать!

А коль с нечистью схлестнулась -

Не на шутку развернулась,

Очень бойко разошлась -

Прямо бойня началась!

Лешака её опала

Так порою донимала,

Что ему не по себе

Стало жить в её злобе.

Вот тогда лешак дознался,

Что старухе сон достался,

Где была она другой:

Не беззубою каргой -

Раскрасавицей былою:

Светлолицей, молодою;

Оттого бабуля, знать,

И любила долго спать.

Леший долго не возился -

Водяным преобразился

И болотным слизняком

Заявился к бабке в дом.

Да обстроил так умело

Им задуманное дело,

Что карга, на пятый кон,

Просадила в карты сон.

Ту ли грёзу проиграла,

Где княжной она бывала.

А колдун, войдя в кураж,

Прибежал к себе в шалаш,

Что таился в том наделе,

Где и птицы не галдели,

Где не хаживал медведь,

Где комар не смел гундеть…

Поплевал, пошёл юлою,

Ухнул стреляной совою

И! Задумок удался:

Сон девицей поднялся -

От колдуньи отделился

И княжной оборотился,

А седая несуразь

Так с каргой и осталась.

Вроде выдалась удача.

Но случилась незадача:

Дева прежней красотой

Появлялась с темнотой,

А с заутреннею дымкой

Становилась невидимкой.

Рад бы выправить лешак

Неожиданный просак.

Но его лихое дело

Сил попятных не имело.

И тогда княжна тайком

Лешев кинула укром.

Не сказалась, не спросилась -

В ясной зорьке растворилась,

Но осталась жить в тайге -

От врага невдалеке.

А каргу, как мухи злые,

Стали жалить сны дурные.

По причине таковой

Ведьма трижды стала злой!

И, при всякой насторожке,

Перекидывалась кошкой -

Не какой-нибудь цветной,

А как сажа — смоляной!

Как злодейку не страшиться?! -

Мало — только не тигрицей

Поднималась эта страсть!

А что силою бралась

Да ухваткою такою -

Не заслонишься рукою!

Без кнута или плети

И во двор не выходи!

Мужики коней порою

Не пускали к водопою,

А в ночное выгонять -

И не смели поминать!

Но при всём, при том на деле

Лишь чесались да гундели:

— Образуется авось,

Кабы хуже не пришлось!

А когда об этой сваре

Доложили государю,

Тот подумал, позевнул

И на всё рукой махнул -

Де не царско это дело…

А старуха обнаглела…

Сторожась её проказ,

Во дворце и то подчас

Караул стоял в заботе…

Вот однажды, на охоте,

Ведьма смела сигануть

Ко царевичу на грудь!

Да лапищей так хватила -

Ладно в глаз не угодила!

Мы-т циклопом поглядим,

А царевичу кривым,

Прямо скажем, несподручно

Оказаться,

Потому что

За наследным царством впредь

В оба надобно глядеть!

Если с ведьмой попускаться,

Не хитро кривым остаться!

И царевич Ларион -

Так по святцам звался он -

Дал коню такого ходу -

Ветерок взыграл погоду!

Вся его дружина враз

За спиною осталась!

А косматая чертовка,

Со сноровистой издёвкой,

Злом царевича пьяня,

Так и лезла под коня:

То подскочит, то взовьётся,

То змеёй в траве метётся,

То исчезнет, то опять

Начинает донимать…

И не сладить с той чесоткой

Ни копытом и не плёткой -

Столь извивиста она,

Будто вихрем создана.

А вокруг той канители

Всё темней вставали ели,

Сыч грознее хохотал,

Ворон громче рокотал…

Наконец царевич сдался -

Словно с дерева сорвался

На таёжный на настил,

Где глубоким сном почил

Без понятья, без догадки,

Что его таким порядком

Затолочила карга

Прямо в логово врага,

О каком ни сном, ни духом,

Ни прикидками, ни слухом,

Не имел понятья он -

Цесаревич Ларион.

По тайге ж колдун скитался,

Знать, княжну сыскать пытался.

Вот и видит нелюдим:

Сам царевич перед ним,

Во пригожестве и силе

Спит, как будто подкосили.

Радом конь его стоит -

Сон хозяина хранит.

Нечисть, даже не потея,

Понял бабкину затею.

Если б кровь кипела в нём,

То лицо б взялось огнём.

Но коль нежитью он сбылся -

Ажно зеленью покрылся,

Мхом подёрнулся со зла!

— Ах ты, старая метла!

Затеваешь колобродье,

Чтобы царское отродье,

Ночью, встретившись с княжной,

На меня пошло войной?!

Где ж те взять такую хватку,

Чтоб меня да за сопатку,

Словно цуцика, таскать?

Век такому не бывать!

И любитель посчитаться,

Продолжая надрываться

Непомерной тягой зла,

Завертелся, что юла,

Заорал совой до звона…

И на месте Лариона

Перед ним в короткий миг

Закипел живой родник!

И хотя лешак отроду

Не терпел живую воду,

Помня матери завет,

Что ему немалый вред

Принесёт вода такая.

Всё же страх перемогая,

Он не мог унять искус:

Какова вода на вкус?

А пока он примерялся,

Чистой влагой наполнялся,

Выбиваемый струёй,

Водостойник небольшой.

Наконец лешак решился -

Над источником склонился

И в показе чистоты,

Стужей схваченной воды,

В первый раз узрел нечистый

До чего ж он неказистый!

Новой злобою его

Передёрнуло всего.

От натуги зеленея,

Он, с ухмылкою Кащея,

На четыре стороны

Поплевал из-за спины,

А затем пошёл юлою,

После стреляной совою

Ухнул по-над скакуном.

Тот свалился валуном -

У ключа лежать остался.

А колдун домой подался,

Как заправский правдолюб,

Повторяя:

— Зуб за зуб!

Кабы ведал старикашка,

Чем грозит ему промашка,

Та, что только сотворил,

Он бы так не воспарил…

Дело близилось к обеду.

Не по тропке, не по следу -

Бродом правила она

Неторопкая княжна.

И никто б на белом свете

Этой девы не приметил -

Только лёгкий ветерок

У её кружился ног,

Только ёлки за плечами

Тихо ветками качали,

Да тетёрки иногда

Поднимались из гнезда…

Вдруг увидела девица:

Родничок живой струится!

А не дале как вчера

Голубика тут цвела.

Ладно — ключ!

Вопроса нету -

Знать давно стремился к свету

Этот радужный поток.

Но откуда валунок?

День парит — живой водицы

Почему бы не напиться,

Коль чиста вода до дна?

Наклонилася княжна,

Да внезапно отшатнулась,

А затем опять нагнулась.

И в потоке чистоты,

Ставшей зеркалом воды,

Хоть поверить не посмела,

Добра молодца узрела!

Да такого, что как раз

Сердцем так и занялась!

Тут опять родник забился -

Милый образ растворился.

Призадумалась княжна:

Чья тут жизнь погребена?

Но догадка не успела

Прояснить лихого дела:

Вдруг наполнился урман

Не набегом басурман,

Не пожаром, ни грозою,

А охотою борзою.

Беспокойствием горя,

Суетятся егеря;

Страхом, словно паром в бане,

Задыхаются дворяне;

У псарей да загонял

Ровно кто язык отнял…

В суете невероятной,

Всё неясно, всё невнятно.

Да, однако же, княжне

Догадалося вполне,

Что царевича в урмане

Ищут потные дворяне,

Что его, в припадке зла,

Ведьма в дебри увела.

Как теперь к царю явиться?!

Каждый до смерти боится,

Что за этакую стать

Можно дыбу схлопотать!

Унеслась в тайгу охота.

А княжна своей заботой

Поспешила в зеленя.

И уже на склоне дня

В нетерпении стояла -

Тайно бабку поджидала,

Чтоб не сном явиться ей,

А воочью — без затей!

И явилась, и предстала -

Все неясности узнала:

Чтобы козни прекратить,

Надо только окатить

Колдуна живой водою.

Но для этого собою,

Не в ночи и не во сне,

Нужно стать самой княжне!

А чтоб днём собой являться,

Нужно будет постараться

От кого-то сон принять

Да старухе передать.

чтоб дело, безусловно,

Сотворилось полюбовно:

Без вранья, без колдовства -

Только силой естества!

Будет ей тогда по силам,

Хоть кунаньем, хоть поливом,

Как букашку с кочана,

Смыть злодейство с колдуна.

Как солдаты на границе,

Для чего, куда явиться?

Обо всём карга с княжной

Сговорились меж собой.

Царь-владыка утром ранним,

Пробудясь в опочивальне,

Был известьем удивлён,

Что не прибыл Ларион.

Вся как есть его охота

Не вернулась,

Хоть ворота

На восход и на закат,

До сих пор враспах стоят.

Царь подумал и в итоге

Не велел трубить тревоги,

А сказал:

— Наследник мой,

Знать охотою ночной

Позабавиться надумал.

Потому не надо шума.

И помыслил под конец:

«Как прибудет сорванец

От забавы ко двору,

Тут же уши надеру!

Вот паршивец — не женился,

А уже от рук отбился!

Я те укажу, бунтарь,

Царь я тут или не царь!»

В этот час лесной дорогой

Оленухой быстроногой

Шла девица во дворец,

Где пока что царь-отец

О беде своей не ведал.

Вот надёжа отобедал

И, свалившись на кровать,

Собрался чуток поспать,

Чтоб со свежей головою

Управлять потом страною.

Но угодливый Морфей

Не успел его очей

Занавесить сладкой дрёмой,

Слышит голос незнакомый

В глубине палаты царь:

— Спать не время, государь!

Посреди сырого бора

Твой наследник и опора -

Цесаревич Ларион

Злою силою пленён!

Царь-надёжа с перепугу

Подхватился звать прислугу.

Только вновь услышал он:

— Цесаревич Ларион

Злою силой колдовскою

Стал теперь живой водою.

Из-под камня родником

Бьётся он в лесу густом!

На колени царь свалился -

Торопливо закрестился.

Да опять услышал он:

— Цесаревич Ларион

Человеком возродится,

Если кто-то согласится

Без приказов пожелать

Навсегда свой сон отдать -

Пусть он к западным воротам

В полночь выйдет доброхотом.

Горе, если до ворот

Благодетель не придёт!..

Только голосу не стало,

Тут охота прискакала.

Видят: царь лежит без сил,

Вроде как удар хватил.

Языком едва владеет -

То трясётся, то потеет!

Прямо непогодь в крови -

Хоть соборовать зови.

Но до вечера продуло -

На погоду повернуло.

Вот собранье, наконец,

Созывает царь-отец

И при всём народном сходе

Таковую речь заводит:

— Глас мне был,

Поведал он,

Что царевич Ларион,

Злою силой колдовскою

Стал теперь живой водою!

Из-под камня родником

Бьётся он в лесу густом.

Вновь свободу он спознает,

Если кто-то пожелает

Ведьме злой свой сон отдать,

Да чтоб больше не пенять!

Тот, кого проймёт охота,

Должен к западным воротам

Подойти сегодня в ночь -

Ко двенадцати точь-в-точь.

Поднялась в народе смута:

Всяк на слове рад как будто,

Чтоб царевича поднять,

Душу вынуть да отдать.

Только кто-то отчего-то

Встал к царю вполоборота;

Кто-то вдруг по самый край

Нахлобучил малахай;

Тот на вече так стремился,

Ажно пояс распустился -

Надо срочно, стало быть,

Этот пояс закрутить;

У того в кармане новом

Просочилась дырка…

Словом,

Мечут жемчуг из пращи -

Да поди-ка поищи!

Всякий до смерти боится -

Вдруг навеки сна лишится!

Страшно!

Боже упаси

Жить без дрёмы на Руси!

Сознавал и сам владыка,

Что в строку — не всяко лыко…

Хош не хош, царю пришлось

Положиться на авось.

Но чтоб новою загадкой

Не страдать, Решил украдкой

Глянуть!

Кто ж горазд рискнуть

На свой сон рукой махнуть?

Время к полночи катится -

Царь прислугою рядится

И тихонько, словно вор,

Покидает царский двор.

К воротам тайком подходит,

Но не видит, не находит

Он в полуночной тиши

Ни одной живой души.

Лишь в пруду лягушки квачут,

Лишь вдали куранты плачут -

Тем часам сегодня, знать,

Страшно время отбивать.

И не зря их жуть томила:

Только полночь отзвонила,

Тут внезапно пред царём

Встала кошка дыбарём!

Гибким телом потянулась -

Чёрной бабкой обернулась,

Прошипела:

— Царь-отец?! Сам явился?!

Молодец!

Тем же временем-порою

Леший брёл лесной тропою:

Иль нечистых задирал?

Иль поганки собирал?

Словом, был горбун в заботе…

Только вдруг на повороте

Перед взором колдуна

Обозначилась княжна

Уж какая тут забота? -

Лешака взяла охота:

Пусть погибель отыщу,

Но своё не упущу!

Как он думал ухитриться

Завладеть красой-девицей,

Коль собой она была

Только видимость одна?

Всё ж он взялся надрываться -

О коряги спотыкаться…

Так девица старика

Довела до родника.

В тот же миг, страшнее беса,

Черной молнией из леса,

Нетерпением горя,

Кошка вынесла царя!

Он сидел, по доброй воле,

На хребте, как на престоле,

И спустился с «лихача»

Лишь у самого ключа.

Ведьма, знать, пока скакала,

Верховому рассказала

О себе, да о княжне,

Да о старом колдуне,

Да о том, что ровным счётом

Ночью к западным воротам

Набежало молодцов -

Уйма!

Только храбрецов,

Ею посланная сила,

В летунов оборотила -

Пусть в обличьях комарья

Поснуют до Чигиря.

Вишь, карга не пожелала

В сон пускать кого попало:

Если ей княжной не стать,

Так хоть царским сном поспать!

Как увидел царь-надёжа,

До чего княжна пригожа,

Пожелал не только сон -

Ай, себя отдать в полон!

Лишь была бы сыну рада

Стать женой такая лада

Перед светом алтаря,

И невесткой для царя!

Потому, без промедленья,

За единое мгновенье

Царь-отец лишился сна,

Чтоб красавица княжна

Им старушку улестила.

Тут неведомая сила

Вихрем бабку подняла,

Закружила-понесла

Во избушку;

На подушку

Уложила спать старушку…

До сих пор бабуля спит -

Пусть судьба её хранит!

И злодея та же сила

Подцепила, закрутила…

Но припало колдуну

Прихватить с собой княжну.

Он, что ястреб, изловчился -

За девицу ухватился,

Приподнял,

Но вместе с ней

Так и ухнулся в ручей!

Вишь ли — девица успела

Обрести живое тело.

Что тут сталось!

Брат ты мой!

Словно кто-то головнёй

Кинул в воду из залесья -

Пар дохнул до поднебесья,

А за ним взвилась волна -

Смыла напрочь колдуна!

В тот же миг родник иссякнул,

Конь живой уздечкой звякнул,

И восстал под этот звон

Цесаревич Ларион!

Тут же, вместе со княжною,

Он склонился головою

Пред царём:

— Благослови

Жить в законе и любви!

Ох, и свадьба разыгралась!

Я бы тоже там осталась,

Но случилась благодать

Эту сказку написать.

ЦАРЬ МАТВЕЙ ДА КНЯЗЬ АГГЕЙ

Не скажу какого года -

Жил на свете воевода,

Тот, что с самых малых дней

Величался князь Аггей!

Был он статный сам-собою,

Жил надёжною семьёю,

От свершенья ратных дел

Уважение имел.

Царь Матвей,

Хотя коварством согрешал,

Но государством

Дорожил

И оттого, от дохода своего,

За надёжные границы,

Часто даривал сторицей

Воеводу

И Аггей,

В тороватости своей,

Проявлял ко всем участье:

Кто впадал судьбой в ненастье,

Он надёжностью дарил.

И народ его любил.

Но желаннее награды,

Краше всяческой отрады

Для него была одна -

Раскрасавица жена!

Не прошло от свадьбы году,

Как обрёл себе в угоду

Князь от венчанной своей

Двух добротных сыновей!

И от этого надела

Счастью не было предела!

Так, за месяцем годок,

Пролетело лет пяток.

Но на счастье,

Кто ж не знает?

Часто зависть нападает

И разит его порой

Хуже язвы моровой.

А поскольку воевода

У соседей-сумасбродов

Недовольство вызывал

Тем, что воли не давал

Над родной землёй глумиться,

Их Король решил добиться,

Чтоб в своей стране Аггей

Впал в немилость поскорей,

Чтоб его, как супостата,

Царь-Матвеева расплата

Развенчала навсегда.

Надо ж!

Именно тогда

Доняло царя-владыку

Взять постельником Лалыку -

Так боярина Квашню

Люд прозвал за болтовню.

Небылицы, да подвохи

В нём плодились ровно блохи.

Тем он, честно говоря,

И снискал любовь царя.

Словно липкою холерой,

Царь к нему проникся верой.

Знать правителю -

Эхма! -

На мозги легла зима.

Как прознал Король соседний

Про постельниковы бредни,

Тут же, целясь на скандал,

К алалыке подослал

Стародавнюю ведунью -

Ворожею и колдунью,

Что могла в любую стать

Самоё себя менять.

И к тому же волховица

Столь умела раздвоиться,

Что являлась по делам

В миг единый тут и там.

Вот велит Король продрыге:

— Ты направь свои улики,

Так, чтоб спальник наповал

Князь Аггея оболгал.

Коль исполнишь повеленье,

То, немедля ни мгновенья,

Я тебя — зарок даю -

Княжьим чином одарю!

Чтоб обещанному сбыться,

Ведьма в сырную седмицу

На приёмах у царя

Воссияла как заря,

Во дворец явясь в личине

Самаркандовой шахини -

Так придворный карнавал

Обаяла наповал!

Не хитро лихое дело:

Ведьма разом овладела

Послушаньем мозгляка.

Подольстив ему слегка,

Чтоб скорей достичь скандала,

Алалыке нашептала:

От тебя-де без ума

Государыня сама!

И как будто от царицы,

Дуроплёту волховица

Деловой даёт наказ:

Для отвода липких глаз,

Ты Агеем нарядись-ка,

И потёмками явись-ка

В дальний присад.

Допоздна

Любит Матушка одна

Там бродить туда-обратно

Да мечтать ежезакатно -

Этот поздний «моцион!

Дарит ей глубокий сон.

Пусть не примет он в обиду,

Если Матушка (для виду)

В нежеланье вдруг впадёт.

Нежным натиском уймёт,

Снимет гнев её лукавый.

Вот тогда,

Уже по праву -

Так велит любви закон -

Фаворитом станет он!

Словом, сбила с панталыку

Заговорщица Лалыку

И, под возглас — ай, лю-лю!

В тот же вечер королю

Докладала про удачу -

Дескать, сплавила задачу…

А постельник — в меру сил,

Чёрт-те что вообразил:

Сам собою обольстился,

Воеводой обрядился

И в потёмках,

Ну, пострел!

На свиданку полетел.

Тут пора оговориться:

Кабы матушка царица

Да собакою была -

В пятый раз бы померла.

Так что, сослепу да сглуха,

Приняла срамца старуха,

При ущербной при луне

Воеводою вполне.

Что ж Лалыка?

В нетерпенье,

Не помедлив ни мгновенья,

Притянул её за стать

Да схватился целовать!

У неё ж, при этом деле,

Все загрудки обомлели!

И она о землю — хлоп! -

Повалилась ровно сноп.

А когда в себя вступила,

Кринолины подхватила

И, рыдая, как малец,

Припустилась во дворец.

Там, икая с перепугу,

Обсказала всё супругу.

Свирепея, царь Матвей,

Скорой волею своей,

Князя в миг велел доставить,

Чтоб возмездье тут же справить!

Но Аггея, как на зло,

Отыскать не повезло.

А его жена младая,

Всей беды не понимая,

Заявила, что-де князь,

Накануне подхватясь,

С ловчими да егерями -

Хоть кого спросите сами -

Открестясь от прочих дел,

На охоту улетел

И доселе не вернулся! -

То ли конь ногой свихнулся,

То ли тать в лесу нагнал,

То ли зверь Аггея скрал?!

К ночи ловля возвращалась,

Да опять в леса умчалась,

Пояснив, что господин

Канул в запусках один!..

А теперь припомнить надо

Про великую награду,

Что, совсем недавним днём,

Обещалась Королём Чародейке.

Но примета

Не напрасно вторит свету:

Кто посулою богат,

Тот на память дыроват!

Нынче смысла не добиться:

Иль Король успел сказиться,

Иль колдунью ремесло

Больно в жадность занесло?

Но коварной ворожее

Дали — только не по шее!

Словом, тема завелась

Ей убраться восвоясь,

Не подав ни капли виду,

Что она свою обиду,

В подходящий час любой,

Королю вернёт с лихвой! -

Князь Аггей наш в это время

Налегал ногой на стремя

И, уздечкою звеня,

Поторапливал коня.

Целый день пустой охотой

По лесам да по болотам

Он оленя догонял

Да на лешего пенял,

Дескать, нежить, не иначе,

Посылает неудачу

На его досужий глаз,

Потому как всякий раз

Выстрел, в спешке, в суете ли,

Проносился мимо цели.

Только в пуще заблудясь,

О себе хватился князь…

Вдруг, как будто торжествуя,

На прогалину лесную

Вынес прямо на межень,

Красоту свою олень!

Поначалу князь зарделся -

Взвёл курок, но загляделся

И… Красой лишённый сил,

Тихо руки опустил.

Тут олень, в своей заботе,

Повернулся к воеводе,

Вздрогнул телом, трубанул,

Головой, гордясь, качнул.

Видом вдруг преобразился -

Ведьмою оборотился.

Принял свой исконный вид

И Аггею говорит:

— Князь, мужайся, так как вскоре

Ждёт тебя лихое горе.

До конца беду познай,

Но в кручину не впадай.

Помни — светлый день настанет

И душа твоя воспрянет;

С сыновьями и женой

Обретёшь опять покой.

А за то, что по веленью

Сердца доброго,

Оленью

Ты красу не загубил,

Пусть тебе прибавит сил

Зачур мой в лихие годы…

В тот же миг у воеводы

Засиял, как солнца свет,

Против сердца амулет.

Ведьма сгинула,

Как пламя от дождя,

А под ногами воеводы -

Ну, дела!

Тропка торная легла.

Этой самой тропкой торной

Поскакал Аггей проворно

И, гляди, в короткий миг

Града стольного достиг.

Только выправить из лесу,

Тут Аггея, как повесу,

Встретил царский караул! -

Руки за спину загнул,

Оскандалил, обесславил,

Во дворец его доставил,

Где от злости, что дикарь,

Бесновался государь.

Только князя углядел он,

Вовсе чуть не обалдел он:

Накатился, как обвал,

Талисман с него сорвал,

Дале — боле развернулся,

Ладно, только не рехнулся!

И! Под грозный царский глас,

В миг состряпан был указ:

«Царь велит всему народу

Гнать отныне воеводу,

С сыновьями и женой,

От любых дверей долой!

Если ж вдруг, своей охотой,

Приютит бродягу кто-то,

Иль подаст ему чего -

Рвать собаками того!

Что ж!

От страха нет разору:

Открестился, да и — в нору…

А, коль сверху есть указ,

Угрызенья не про нас!

Царь Матвей?

Без лишней спеси,

Талисман на грудь повесил

И за пазуху заклал -

Чтобы случай не украл.

Ах, ты! Господи, помилуй!

Воевода ж (царской силой)

С сыновьями и женой,

В ночь покинул дом родной,

Долго он с семьёй скитался -

Обнищал да обремкался…

И однажды, в горький миг,

Моря синего достиг.

У высокого причала

Море синее качало

Корабли далёких стран.

Тут заморский капитан -

Лет осьмнадцати от роду -

Заприметил воеводу,

Да, навряд ли самого,

А, скорей, жену его.

Сколь ни выпало скитаться,

Благовидной оставаться

Бог княгиню сподоблял,

Да терпеньем наделял…

Капитан тот час сказился -

Красотой её прильстился;

Всё семейство начал тать

На корабль зазывать.

Дескать, надо ваше горе

Увести за сине море -

Кто имеет разум, тот

И за морем проживёт!

Чтоб избыть свою невзгоду,

Бес попутал воеводу

Тем довериться словам:

На корабль взошёл он сам

И возвёл туда с собою

Сыновей своих с женою…

Пробил час. И паруса

Устремились в небеса.

День за днём пошёл-помчался -

В море остров показался.

Но не зрит на нём Аггей

Ни домов и ни людей.

Моряки при этом ловко

На волну спустили лодку,

Капитан же зубоскал

Воеводе так сказал:

— Без борьбы и без истерик

Либо ты сойдёшь на берег

Да с собою, хошь-ни-хошь,

Сыновей своих возьмёшь.

Либо я, без промедленья,

Твой приплод в одно мгновенье

Бросить в море повелю,

Где акулами стравлю!

Да цени мою щедроту,

Потому как я заботу

О жене твоей, поверь,

На себя приму теперь.

Князь Аггею,

Так уж сталось,

Ничего не оставалось,

Как, забрав своих ребят,

Окунуться в новый ад…

Сказка свой порядок знает:

Пусть Аггей себе шагает;

Я уверена, что он,

Ровно Пушкинский Гвидон,

Здесь, на острове, средь моря

Изживёт как зиму горе.

А теперь бы надо нам

Ко царю вернуться.

Там, Потешаясь над соседом,

Возгласил Король победу:

Дескать, правду говоря,

Одурачил я царя.

А когда издёвка эта,

Насмешив собой полсвета,

Добралась, через шишей

До Матвеевых ушей,

Вмиг война заговорила:

Понеслась на силу сила;

Кони скачут, пушки бьют -

Не война, а страшный суд!

Вот тогда-то царь-невзгода

Понял, что без воеводы,

Как пропойце без вина,

Настаёт ему хана.

С неудачи взятки гладки -

Собирать пора манатки.

Где уж тут фасон держать? -

Ноги в руки да бежать

За соратниками следом…

Так пройдохою соседом

Был царю, на старость лет,

Волчий выписан билет!

И, в тревоге превеликой,

Перекинувшись каликой,

Царь, припрятав оберег,

На побег себя обрек.

День за днём, в пустых досадах,

И в деревнях, и в посадах,

Он, с пустою калитой,

Промышлял себе постой.

Негде калике приткнуться:

Тут смеются, там плюются…

На земле повсюду так -

Кто продулся, тот дурак!

Долго царь Матвей скитался -

Отощал да обремкался.

И, в конце концов старик

Моря синего достиг.

У высокого причала

Море синее качало

Корабли заморских стран.

Тот же самый капитан,

Что несчастному Аггею

Сбыл коварную затею.

Стал царя Матвея — тать

На корабль зазывать,

Где калике докладает:

Мол красотка пропадает

Год без малого в журбе

У меня на корабле.

Не на ладан только дышит,

Но меня-де и не слышит -

Стонет даже в лёгком сне

В отвращении ко мне.

Ни с каких-де я позиций

Не могу к ней подступиться.

А во мне её гранит

Прям занозою кровит!

То робею, то злобею…

Пособи мне сладить с нею -

Подбери к ней удила,

Чтоб покладистей была.

Мной-де слыхано, что люди

Божевольных слушать любят.

Коль её уговоришь -

Ты на золоте стоишь!

Если ж нет — твоя забота:

Даже думать неохота,

Что паршивый облик мой

Сотворит тогда с тобой!

Тут помыслил царь-невзгода:

«Это мне за воеводу

Отломил такой ломоть

Справедливый наш Господь!

Как ни вейся путь-дорога,

Стороной не минешь Бога

Так что черпай, старина,

Наказание сполна.

Царь ответил, соглашаясь:

— Я, конечно постараюсь.

Но и ты границу знай -

Через край-то не хватай!

Мне, по сути, всё едино:

Рея, омут, гильотина…

А тебе нужна сполна

Только выгода одна.

Так что, задом-то не брыкай -

Не твори меня заикой.

Если есть во мне нужда,

Урезонь себя тогда!

В рай не въедешь на угрозе.

Ты меня к своей «занозе» отведи,

Чтоб углядеть,

Как ловчей узду надеть?

В корабельную каюту царь вступил!

И в ту ж минуту окатил его испуг,

Что пришёл ему каюк!

Хорошо ещё явиться

Вместе с ним не смел решиться

Шкипер — этот сиводрал

Пред княгиней пасовал -

Аж виски его потели!

Знать, влюбиться в самом деле

Самому себе во зло -

Дуролому повезло.

Встал Матвей перед княгиней,

Что якут перед пустыней;

Головой в единый миг

Как беззубый волк поник,

И взамен разумной речи,

Он, беспомощно лепеча,

Принялся её молить -

И понять, и пощадить

Своего царя-злодея.

Аж рубаху перед нею

Он до гашника рванул.

На груди его блеснул

Амулет.

И как святыню,

Протянув его княгине,

Царь Матвей в слезах сказал:

— Этот зачур я сорвал

С твоего супруга.

Может,

Ныне он тебе поможет!?

Только лишь могла успеть

Талисман на грудь надеть

Изнемогшая княгиня,

Вмиг исчезла, как в пустыне

Мелкой каплей испарясь -

Видно, к мужу убралась.

Растворилась до макушки!

Лишь взамен её полушка -

Интересные дела -

На ладонь царю легла.

Будто в руку на прощанье

Опустилось подаянье -

Сильно жалок царь Матвей

Был в убогости своей!

Той обиженный фигнёю,

Царь о палубу деньгою

Хвать с размаху!

Вдруг!

Изволь!

Пред Матвеем встал король!

О котором в этой были

Мы давным-давно забыли.

Да и он совсем (а зря)

Не признал в царе царя.

Знаем мы, что всяк вельможа

Самомненьем унавожен,

Короля того зело

Той же дурью развезло.

Был к тому ж он от природы

Видом хуже непогоды

И, понятно, облик свой

Обряжал всегда с лихвой!

Вот из этого букета

Перьев, злата, самоцветов,

Извергался каждый раз

Самодурья злачный газ.

Этой химией своею

Так дохнул он на Матвея,

Что тот сморщился (слегка),

Словно гриб от кипятка.

Но совсем не растерялся,

А дослушать постарался

Королевского лица

Приказанье до конца:

— Эй ты, дурень неразменный!

Доложить!

Притом мгновенно!

Капитану соизволь!

Что в каюте ждёт Король!

Царь Матвей не стал вдаваться,

Как сумел тут оказаться

Натворивший уйму бед

Столь урной его сосед.

Он немедля развернулся -

Словно юноша рванулся

Капитану докладать:

Как, мол, шутку понимать?!

Дескать, весь я изгляделся,

Изождался, извертелся,

Словно ветряный корнет

Никакой княгини нет!

А взамен передо мною

Появилось вдруг такое!..

Ты меня-де не суди -

Сам пойди да погляди!

Глянул шкипер и взорвался:

— Кто?! Зачем?! Откуда взялся?!

Ах ты, гнусный карнавал!

Я тебя на судно звал!?

Что икаешь, рот разиня?

Отвечай мне — где княгиня?

Если вдруг за пять минут

Мне княгиню не найдут,

То тебе, моя жар-птица,

Лучше было б не родиться!

Ведай, ряженый сверчок,

Я тя вздену на дрючок!

Тут на палубе в мгновенье,

По его соизволенью,

Закипела суетня:

Заметалась матросня,

Ни в какой успех не веря,

Поскорей найти потерю…

Царь не спрашивал тогда:

Ты куда? А ты куда?!

Он в дознанье не вдавался,

А на берег постарался

Сбыть себя, и со всех ног

Припустился наутёк.

Так и ринулся намётом -

Только пятки пулемётом,

Засверкав во всей красе,

Застрочили по стезе.

Лишь за пятою верстою

Добежал он до покою.

Там от скорости беглец

Отдышался наконец.

И тотчас посмел решиться

На престол свой воротиться.

Докумекал (и не зря):

Нету больше Короля.

Знать, такою местью ловко

Рассчиталась с ним колдовка.

Что ж — властительный шельмец

Заработал свой конец!

Тут могла б я, не жалея,

Вкруг Земли послать Матвея -

Пусть бы жалкий простодум

До конца поправил ум.

Но тогда б меня, и кстати,

Не простил бы мой читатель:

Сказка — это не партсъезд -

Хороша в один присест.

Потому-то обернуться

(без дальнейших экзекуций)

Прямо к царству своему,

Я позволила ему,

Не сломав при этом шею.

В тот же миг перед Матвеем,

Преградила ведьма путь -

Не свернуть, не обогнуть!

И сказала (без коварства):

— Ох, и скор ты прытью царской!

А тебе пора уметь

В голове царя иметь!

Я сейчас перед тобою

Вид земли твоей открою -

Разглядишь в единый миг

То, чего же ты достиг

Безрассудностью своею!

Что ж представилось Матвею?

Видит старый дуралей

На сторонке на своей,

Что бессмысленным владыкой

Во дворце сидит Лалыка!

И, под стать ему, народ

Словно сивый мерин

Врёт!

Врут уклады и законы,

Всюду кража и препоны…

Тот не сеет, тот не жнёт,

Лишь один другого

Жрёт!

Вся страна — не для вида -

(в чём особая обида):

Пустословит налегке

На заморском языке.

И жрецы, не зная меры,

Торг наладили из веры.

Под такую несуразь,

Даже Правда завралась,

Да отчаянье святое

Заливает не водою…

Царь от страха завопил:

— Что я дурень натворил!

И затем воскликнул пуще:

— Помоги мне, всемогущий!

Я Тебя не обману -

Всё обратно возверну!

Но, на призыв этот пылкий,

Ведьма молвила с ухмылкой:

— Ты колдунью извини,

Но попробуй…

Возверни!

МУХА

Не на пир на угощенье,

Не к попу на причащенье,

Не в телеге, не в седле,

Не верхом на помеле,

А побитою дворнягой

Поспешал домой бродяга -

Перевязано чело,

Брюхо голодом свело.

Позади судьба лихая,

Впереди тайга глухая,

В перемётной (как ни шарь)

Лишь огниво да сухарь.

Всё же прежнюю гордыню

Нёс домой он, как святыню;

Видно, жизненный урок

Не пошёл бродяге впрок:

Хоть он жалким возвращался,

Но прощать не собирался

Из былого своего

Никому и ничего.

Даже к собственной невесте

В сердце нежил он возмездье:

Видно та, попав впросак,

Что-то сделала не так.

Хоть она и повинилась,

Но прощенья не добилась:

И тогда она взяла

Перед свадьбой удрала.

Сколь невесту ни искали

Только время потеряли.

Поговаривал народ,

(а народ у нас не врёт),

Что она, устав от свары

Подалась к знахарке старой -

Поношенье ли избыть,

Жениха ли проучить?

А строптивец утром рано

Взял котомку и от срама

В мир отправился сам-друг,

Как ощипанный индюк.

Долго по свету бродяжил -

Ничего, как есть, не нажил

И с сумой своей пустой

Повернуть решил домой.

Так, от участи превратной

И шагал блукарь обратно:

Перевязано чело,

Брюхо голодом свело.

Вот уж начало смеркаться,

Стало шлындарю сдаваться,

Что безмерно он устал

И навовсе заплутал:

Ни тропинки, ни дороги,

В моховине вязнут ноги…

Вдруг раздобрилась судьба:

Перед ним стоит изба!

Хоть пластянка[2] неказиста,

Но внутри тепло и чисто -

Для бродяги благодать.

Только что-то не видать

Ни хозяев, ни постоя…

Сел на ложево пустое

Чужедворок, позевнул,

Повалился и уснул.

В ночь от голода проснулся,

Потянулся, повернулся,

Осмотрелся.

Наконец,

Подивился шатунец,

Что за всю его дремоту

Ни шишига из болота,

Ни лешак, ни домовой

Не прервал его покой!

Вкруг безлюдно и уныло

Будто всё как есть застыло.

Только муха в тишине

Мельтешится на окне.

Да разбуженное брюхо

Донимает голодуха,

Но в избе, и кладовой

Ни куска -

Хоть волком вой!

И промолвил неудатный:

— Сщас доем сухарь остатный

И прощай старуха-мать,

Знать, придётся помирать.

Осознав такую скуку,

Запустил бродяга руку

В перемётную суму.

Вдруг! Нащупался ему

Не сухарик завалящий,

А рукой своей лядащей

Сцапал он за тёплый край

Хлеба целый каравай!

— Быть не может! Эко благо! -

Удивляется бродяга. -

Толь нечистый, толи

Бог Мне столь вовремя помог?

И не пало дуралому

Хоть бы духу избяному

За такую благодать

Слово доброе сказать.

Чтоб умерить голодуху,

Отломил шатун краюху,

Всухомятку стал жевать -

Тощим брюхом оживать.

Тут-те новая забота:

Навязалася икота,

Не икота, а тоска -

Не даёт сглотнуть куска.

Треплет, ровно кот синицу.

— Эх! Сейчас воды б напиться!

Лишь успел он пожелать -

На скамейке (глядь-поглядь)

Сулея стоит с водою!

Вертит парень головою:

Кто потрафил на скамью

Вдруг поставить сулею?

Но в избушке всё как было -

Одиноко и уныло

Только муха в тишине

Мельтешится на окне.

Ни души в лачуге жалкой -

Ни в углах, ни под лежанкой…

Что за хитрость, что за сон!?

Только мухи перезвон…

— Интересная бодяга!

Напузырится бродяга,

Вновь на ложево упал,

Ногу на ногу задрал…

«Ничего себе житуха! -

Поразмыслил, — только муха

Малость портит благодать -

Видно, тоже хочет жрать».

И прищурясь сытым глазом,

Дармоед уже приказом,

Словно тёще строгий зять,

Повелел ей замолчать!

Нуте… фокус не удался -

Гуд того сильней раздался.

Молвил пришлый:

— Поутру я те крылья оборву!

Нагарцуешь, непоседа!

Сам продрыхал до обеда.

Пробудился в тишине -

Нету мухи на окне.

За окном сияет небо!

Снова брюхо просит хлеба.

Вновь немытый сиволдай

Непочатый каравай

Из котомки вынимает

Да с водою уминает

Будто сам широкорот

Заработал ситник тот.

Скоро это угощенье

В нём являет огорченье,

Что приходится опять

Без приварка хлеб жевать!

— Вот бы щей или окрошки…

Можно жареной картошки,

Не мешало б молодцу

Рыбки или холодцу,

Пирога не испугаюсь…

В потолок мечтой уставясь,

Он бубнил, как важный муж.

— Медовухи бы к тому ж!

Опустил глаза бродяга:

На столе стоит баклага

Спелой браги на меду -

Вся от холода в поту!

Здесь картошка в сковородке,

Тут икряная селёдка,

Хрена тёртого судок,

С говорушками пирог

Да говяжий плотный студень…

Вот натрескался наш трутень,

Отвалился от стола -

Вновь тоска его взяла:

Не покоится, не спится -

Так охота похвалиться

Сколь насущность хороша -

Прямо чешется душа!

Но вокруг,

Скажи на милость,

Как чума на мир свалилась!

Чванством некого дивить,

Чтоб гордыню утолить…

Только тьма за дверью бродит…

Да опять тоску наводит

От заката до зари Муха!

Чёрт её дери!

Вот уж сытому сдаётся,

Что над ним она смеётся.

И выходит, стало быть,

Надо шельму изловить.

И настроился сквалыга

По окну руками шмыгать,

Чтоб досадливость унять,

Муху в угол загонять.

Сам грозился: «Ох, поймаю!

Разом крылья обкарнаю!

Ишь, какая чехарда!

Порезвишься мне тогда!

Прямо в корень обнаглела!»

Та ж в потёмках знай гундела -

И велел блукарь:

— Хочу!

Чтобы кто зажёг свечу.

Мигом пламя заиграло.

Только мухи вдруг не стало.

Все углы обшарил хмырь -

Раскраснелся, как упырь.

Но старания не к делу -

Нету поискам пределу.

И ловец махнул рукой:

— Я тебе не князь какой, -

Молвил он, угомонился

И на ложево свалился,

Перед сном успев сказать:

— И при свете можно спать.

Что впустую куролесить?

Лишь собрался занавесить

Дремотою зенки он,

Снова мухи перезвон

В тишине ночной раздался -

Словно гром с небес сорвался.

В гроб готов его согнать -

Не даёт бродяге спать.

До зари кой-как пробился.

Там наелся и напился.

И задумалось ему

Снедью впрок набить суму.

Дескать, я, с таким запасом,

Всякий путь покрою разом!

Разве это благодать -

Из-за мухи да не спать?!

Дело долго не томилось:

Котома едой набилась.

Дальше — вовсе ерунда:

Ноги в руки — и айда!

С торбой, полной интересом,

Вновь шатун подался лесом.

Долго он тайгой блудил? -

Всё как есть приел, припил,

Истолок весь рям[3] окружный -

Не нашёл дороги нужной.

Измотался.

Глядь-поглядь:

Перед ним изба опять!

Делать нечего бедняге:

Или заново в бродяги

Подаваться,

Иль суметь

Мухи звон перетерпеть.

«Ведь навозная провора

Всё равно подохнет скоро.

Знает всякий идиот:

Муха долго не живёт». -

Так смекнул шатун голодный

И в пластянке обиходной

Вновь на ложево упал -

Ногу на ногу задрал

И промолвил без зазренья:

— Эй! Подать в одно мгновенье!

Без разбору, всё подряд,

Что цари в обед едят!

Ботте на вот! Тем приказом

Раздалась избушка разом:

Стол простёрся,

Ну и ну!

И в длину, и в ширину.

В этот раз не стану всуе

Вам расписывать меню я;

На столе узрел блукарь

Всё, чем сыт бывает царь.

Тут, с бродяжьего веленья,

Занялось в избушке пенье -

Чем голодный шалопут

Заглушил мухарный зуд.

Но лишь взял он ложку в руку

Разглядел такую скуку:

Муха в ложке!

Нате вот!

Нога об ногу скребёт.

— Чтоб ты лопнула, прокуда!

Ложку прочь метнул приблуда,

Сам тарелку в руки хвать -

Через край решил хлебать.

Потянул в себя детина

Взвар душистый со свининой.

Глядь! А муха прямо в рот

По течению плывёт.

От досады наш гуляка

Только-только не заплакал:

Понял хмырь — на этот раз

Муха есть ему не даст.

Вот нежданная забота:

Помирать-то неохота.

И задумалось ему

Крушенцом набить суму.

Мол, с наживою такою

Слажу я с любой судьбою.

Уж на этот раз домой

Путь найду любой ценой.

Мигом блажь осуществилась:

Торба золотом набилась!

Муху ж вздумал он обречь -

Заодно с пластянкой сжечь!

Чтоб вперёд, в его успехе,

Больше не было помехи.

Чтоб не встретить больше зря

Ни избы, ни мухаря.

Запалил, твердя:

— Ну, лада,

Вот тебе моя награда!

Надо было понимать,

Как досужных донимать!

Попляши теперь резвушка!

Палкой дверь подпёр в избушку.

Дальше — вовсе ерунда:

Ноги в руки и айда!

С самородным интересом

Долго шёл бродяга лесом.

Время — к ночи.

Глядь-поглядь -

Перед ним изба!

Опять!

Даже прежней поновее.

Вот затея так затея!

Дверь и та враспах стоит -

Вроде как войти манит.

Знать, с избушкою прощаться,

В путь-дорогу отправлаться

Для бродяги смысла нет -

Разгадать пора завет,

Что загадан чьей-то волей

Под его лихую долю,

А иначе от невзгод

И богатство не спасёт.

Пустоброд (довольно смело)

В халупёнке несгорелой

Вновь на ложево упал,

Ногу на ногу задрал,

И приказом (без зазренья)

Мухе бросил дозволенье:

— Чёрт с тобою, суетись!

Только возле не крутись!

Следом он не постыдился

Повелеть, чтоб появился

Суп наваристый, густой.

Глядь-поглядь!

А стол пустой!

Как потом он ни старался:

И молил-то, и ругался,

Всё напрасные труды -

Ни еды и ни воды!

Крушенец не постеснялось -

Сам с котомкой распрощался:

Прям, неведомо куда,

Просочился, как вода…

Так, не солоно хлебавши,

От усердия уставши

Ни в телеге, ни в седле,

Ни верхом на помеле.

А побитою дворнягой

В путь отправился бродяга…

Перевязано чело,

Брюхо голодом свело

Позади судьба лихая,

Впереди тайга глухая…

В перемётной, как ни шарь

Лишь огниво да сухарь.

Ни тебе дороги торной,

Ни тропиночки подспорной

Дело — к ночи.

Глядь-поглядь! -

Перед ним изба!

Опять!!!

Тут шатун признал покорно:

— Да! Житьё моё зазорно…

Вот теперь сообразил,

Как впросак я угодил.

Знать, за прежние парады,

Лучшей нету мне награды,

Как петлю себе скропать

И… прощай старуха-мать!

С тем решением вступает

Он в избу и замечает

Крюк огромный в потолке.

А на том ли на крюке

Беззаботной веселухой,

Подпевая, пляшет муха.

Как заправский эрудит,

Так частушкой и частит:

— Если хочешь удавиться,

Нет причины торопиться:

Гордым норовом глупец

Без того уже мертвец!

Спесью счастья не добьёшься -

Такова у нас судьба:

Если низко не нагнёшься,

Не добудешь и гриба.

Барским чванством не балуйся -

Из назьма в цари не суйся.

Хочешь жить без дураков,

Выбрось ягель из мозгов!..

Нет судьбы на свете хуже,

Пузырём вскочив на луже,

Радугою воссиять,

Чтобы мигом грязью стать…

Тут как есть смекнул бродяга

Кем творится передряга:

Под белёным потолком

Голос больно уж знаком!

До того он удивился -

Слава Богу, не сказился.

Тут себя осилил он -

Отпустить земной поклон

Дорогой своей невесте

Да сказать без прежней мести:

— Ради Господа, прости!

Я на жизненном пути

Завсегда служил гордыне

Полной мерой.

Но отныне

Сколь ни доведётся жить,

Даже муху стану чтить…

Вмиг, без лишней заковыки,

Угляделось горемыке,

Что сидит он за столом,

Да не просто, а вдвоём.

Рядом в платье изумрудном,

Вся как есть в сиянье чудном,

С ним невестушка сидит -

Ручейком живым журчит.

Говорит ему с любовью:

— Угощайся на здоровье,

А потом, любезный мой,

Мы отправимся домой.

ШУТ ГОРОХОВЫЙ

В годы оные в стране,

Не совсем известной мне,

Жил царевич неженатый,

Синеглазый, кудреватый,

Статный — идола твори!

Но ущербный изнутри.

Он, от самого от роду

Взял не царскую породу:

Может быть, и не хотя,

Был доверчив, как дитя.

Но зато его сестрица -

На проделки мастерица -

Сатану, в припадке зла,

Облапошить бы смогла.

При царицыном прощении,

При царёвом попущении,

То расходует казну,

То удумает войну

Меж дворянами затеять,

То зачнёт крамолу сеять,

Раздувая пыл страстей

Среди пахотных людей…

Очернить чужую славу,

Навести в полях потраву,

Диких выпустить зверей

На ристалище князей…

Растравить любую смуту

Ей давалось за минуту.

Всей своей затеи суть

Так могла она загнуть,

Что в любом лихом начале

Люди принца уличали.

А когда к лицу лицом

Перед царственным отцом

Он робел и заикался,

По углам весь двор шептался:

Дескать, принц наверняка

Записного дурака

Из себя в задумке строит.

Для того, знать, беспокоит

Он царицу и царя

Хуже всякого вражья,

Чтоб родители, печалясь,

Поскорее в рай умчались,

Уж тогда бы он обрёл

И наследство, и престол!

Эти выходки (по праву)

Людям были не по нраву.

Принца весь народ притом

Звал гороховым шутом.

Но царевич, как деннице,

Верил собственной сестрице.

Было просто не к уму

Призадуматься ему:

От какой такой напасти

Вкруг него бушуют страсти,

Чья столь подлая нужда

Из него творит шута?

Нужно тут оговориться,

Что помимо злой сестрицы,

Да мамаши, да отца

Не было у молодца

Ни в быту, ни на примете,

Да, пожалуй, в целом свете,

Хоть весь мир перелистни,

Никакой иной родни.

Так что (если что) царицей

Довелось бы стать сестрице…

Этой правде (без «ура!»)

Уступить и нам пора.

О принятии наследства

Суть сестры болела с детства:

Было ей не по нутру

Жить царевной на миру.

Оттого девица брата

Сотворяла дурковатым,

Чтоб не смел и мыслить он

Возвести себя на трон.

Наконец до исступленья

Довело её хотенье:

Засвербело, стало быть,

Разом дело завершить!

Но не даром говорится:

Кто терпения лишится,

Тот лишится головы!

Только на людях — увы! -

Эта мудрость зачастую

Проживает вхолостую.

А ведь создал нашу плоть

Для терпения Господь!

Но в царевне злая сила

Удила, знать, закусила -

Нету в бедной терпежа,

Ровно села на ежа.

Ну а кто того не знает:

Ад без чёрта не бывает…

Вот однажды царь созвал

Новогодний карнавал.

По обычному укладу,

Приступая к маскараду,

В рамках царского двора

Затевалася игра,

Называемая сказкой,

Для неё творились маски,

Чтобы всякий лицедей

Был загадкой для гостей.

Эти сказки-небылицы

Сотворялися сестрицей.

Но она задумки суть

Так опять могла ввернуть,

Вроде как про это дело

И понятья не имела,

Чтобы снова двор твердил:

— Ну, царевич! Учудил!

И на этот раз сестрица

Размечталась изловчиться:

Наведя на брата страх,

У собранья на глазах,

Умыслом принудить братца

От наследства отказаться,

А скорее, может быть,

Вовсе принца загубить!

Ей пришла на ум забота:

Настоящее болото

Сотворить среди дворца -

Для вернейшего конца!

Чтобы, с дьявольским уменьем,

Наведя на всех затменье,

Замысел не обнажить,

И злодейство завершить.

Трепеща душой от злости.

Да, отправив брата в гости,

Повелела холуям

Во дворце устроить рям -

Против праздничного зала,

Там, где маски карнавала

Станут шашни сочинять

Да кадрили вытворять.

Всё, за день до маскарада,

Обустроилось, как надо:

Встал вокруг болота лес -

А с невидимых небес,

Звёзды на землю скатились -

В частых елях заблудились,

Чаруса укрыл плаун,

Посерёдке лёг валун.

Всё в покое разместилось,

На места определилось

И закрылось до поры,

Чтоб не выдать ход игры.

Вот ли гости (по указке)

Во дворец явились в масках,

Чтоб никто не мог понять -

За какой кого признать.

Даже в голову нимало

Никому в тот час не пало,

Чтоб явиться смел тогда

Принц под маскою шута.

И к тому ж его сестрицей -

На проделки мастерицей

Холуям на этот раз

Отдан был такой приказ:

— Срочно бабку отыщите

И принцессой нарядите,

Да чтоб старь имела та

Лет никак не меньше ста!

Слуги старицу сыскали.

И тот час на карнавале

Зашептали все кругом

О венчанье шутовском.

Вот, не глядя на протесты,

Шут явил красу невесты:

Нос крючком, спина дугой,

Подпирается клюкой…

Следом, вместо иерея,

Притащили брадобрея,

И наряженный отец

Их поставил под венец.

Вдруг в минуту окончанья

Непотребного венчанья

Под незримым потолком

Разразился страшный гром!

И ударило такою

Принца огненной струёю -

Словно палицей бойца,

Оглушило молодца.

В этом насланном дурмане,

Как в угарной сельской бане,

Принц понятье потерял:

Кто он есть?

Куда попал?

Как прояснилось немножко,

Различил царевич то, что

На воздушном на шаре

Он снижается к земле,

Где на диком на болоте,

В новогоднем хороводе,

Черти с ведьмами как раз

Затевают перепляс.

А вокруг, как на параде,

Ёлки в праздничном наряде,

В чарусах вода сквозит,

Посреди валун лежит.

Нечисть принца углядела,

Всей оравой загалдела,

Каждый прыгает, вопит: -

Шут гороховый летит!

А царевичу забота:

Он не ведал, что болото,

Для забавы непростой,

Образовано сестрой.

И воспринял шутку эту

Он за чистую монету.

Только ночь на шабаше

Не пришлась ему к душе.

Лишь успел он приземлиться,

Тут болотная царица

На златом престоле враз

Из трясины поднялась!

Как столетней паутиной

Вся обвешенная тиной,

У подножья трын-трава,

На плече сидит сова…

И узрел в ней принц нежданно

Ту старуху, что недавно,

Полчаса тому назад,

Потешая маскарад,

Рядом с ним стояла в зале,

Бестолково очи пяля

И на золото венца,

И на мнимого отца…

Здесь же вкруг неё русалки

Разгалделись, точно галки:

— Любит шут озоровать -

Нужно парня обратать.

Ведьмы вздумали резвиться:

— Принц намерен ожениться?

Мы охотно всем гуртом

За проказника пойдём…

Леший стоном изнывает -

Он своё урвать желает.

Черти прыгают, вопят:

— По шуту страдает ад!..

А вокруг того набега

Нет ни холода, ни снега,

Будто в лунном серебре

Май погожий на дворе.

Звёзды с неба опустились,

В тёмных елях заблудились -

Тоже водят, в свой черёд,

Новогодний хоровод.

За глухой стеною леса

Веселятся, видно, бесы:

Слышны хохот и возня,

Шепотки и беготня…

Всё приемлет принц душою -

Невдогад, что за стеною

Поразвешенной хвои

Люди прячутся свои…

Руку вскинула царица

И, кряхтя, сказала принцу

В наступившей тишине:

— Разбудил ты страсть во мне!

Воспалённая тобою,

Либо стану я женою

Настоящею твоей,

Либо, в гордости своей,

Ты свободен отказаться от меня,

Но впредь остаться,

И безвыходно притом,

Неприкаянным шутом!

Да, однако же на свете

Выход всё ж бывает третий.

Для тебя приспел как раз

Этот выход и у нас.

Я сейчас в большой заботе.

Видишь камень на болоте?

Нынче, прямо на глазах,

Запылало в небесах

И с разлёту этот камень,

Изрыгая дым и пламень,

Во дворец болотный мой

Вход закупорил собой.

И теперь я вся в тревоге -

Холодеют даже ноги,

Жилы сводит на лице…

Дело в том, что во дворце

Раскрасавица девица

У меня в плену томится.

А к двенадцати часам

Прилетит за нею сам

Лета злобный погубитель -

Тьмы полярной повелитель,

В ледяной своей броне,

На серебряном коне

Сын самой царицы Стужи,

Чтобы стать девице мужем!

Каждый раз под Новый Год,

За себя женой берёт

Полуночный этот рыцарь

Раскрасавицу девицу.

А своих недавних жён

На распыл пускает он,

Чтобы северным сияньем

Эти дивные созданья,

Украшая ночи страх,

Извивались в небесах…

Невозможно с ним тягаться:

Ни поспорить, ни подраться,

Потому как трижды он

Злою силой наделён!

И хочу я, не хочу я,

Дань девицами плачу я,

Так как рыцарю назло

Мне когда-то повезло

Избежать его докуки -

Взять меня себе в супруги.

И приходится с тех пор

Исполнять мне уговор,

Что властитель тёмной ночи

Отменить никак не хочет.

Это он в болотный дом

Вход заклинил валуном.

Оттого я вся в тревоге -

Холодеют даже ноги!

Ведь по сговору тому,

Я обязана ему

Каждый раз на этом месте

По красавице невесте

Доставлять под Новый Год!

Коль оплошка подведёт

Иль просак иной случится,

То болотною царицей

Мне, в расцвете юных лет,

Целый век глядеть на свет!

Это он меня такою

Скрючил старою каргою

И у жизни на краю

Спрятал молодость мою.

Если же (по уговору),

Угождать умея впору,

Я урок исполню свой -

Снова стану молодой

В то же самое мгновенье!

Оттого я и в смятенье,

Что обязана сейчас

Долг отдать в последний раз!

Не пытай моё терпенье -

Приступай без промедленья:

Можешь камень раздробить,

Можешь на бок отвалить,

Можешь на сторону сдвинуть…

Да хоть на небо закинуть!

Прежде чем пробьёт полночь,

Ты обязан мне помочь!

Так что действуй!

А иначе,

Коль не выполнишь задачи,

То тебе, царевич, впредь

Государством не владеть!

Но того страшней и хуже

Что от сына Вечной Стужи

Я, за шутку над собой,

Откуплюсь твоей сестрой!

Бабка столь вела охотно

Роль владычицы болотной,

Так умела ведьмой быть,

Так хотела удивить

Всех подряд своим стараньем,

Что порой рукоплесканья,

Звоном вёсел по волне,

Раздавались в тишине.

Только братца это дело

Образумить не сумело.

И старуха, пряча смех,

Продолжала тешить всех:

— Знай!

Сестра твоя родная,

Смертный страх перемогая,

В эту пору аккурат

Мерит свадебный наряд.

Пожалей свою сестрицу!

Но, коль хочешь распроститься

Ты с кровиночкой родной,

То она перед тобой

Может разом очутиться.

А желаешь, чтоб сестрицу

Злая минула беда,

Медлить нечего тогда

Не должно тебя касаться

Всё, что будут сотворяться

На болоте вкруг тебя.

Ты ж, любовь к сестре храня,

Дело делай с прилежаньем!

Знай, что с каждым испытаньем,

Если сможешь ты стерпеть,

Камень примется худеть.

Если трижды ты смутишься

И от дела отлучишься

Ну, хотя б на полследа,

На себя пеняй тогда!

Даже не подозревая,

Что ему страда такая

Уготована сестрой,

Бедный принц со всей душой

Приступил теснить преграду,

Чтобы страшную досаду

Непременно отвести -

От беды сестру спасти.

А сестра (задумки ради)

В чёрном свадебном наряде,

С мокрой осенью в глазах,

С долгим стоном на устах,

Выступая еле-еле,

Показалась из-за ели.

Вроде тиф перенесла,

До престола добрела,

Где в лукавом исступленьи,

Повалилась на колени

Перед старою каргой

И зашлась пустой мольбой:

— Пощади меня, царица!

Забери хоть три девицы

Ты из прислуги моей…

Брат, по глупости своей,

Нынче выходкой дурною

Посмеялся над тобою,

Потому и ты вольна

Покуражиться сполна.

За него, без притязанья,

Я любое наказанье

Понесу! Хоть утопи!

Но за рыцаря, прости,

Не пойду я!

Что тут сталось!

Даже бабка растерялась:

Столь безудержную прыть,

Чтоб принцессу утопить,

Слуги разом проявили.

Может, впрямь бы утопили,

Не успей она понять:

Эту блажь пора кончать!

И, взывая к сердцу брата,

Реванула в три раската…

Тут о чём быть может речь?!

Чтоб сестрицу уберечь,

Принц от камня отшатнулся

Да спасать сестру рванулся -

Вмиг ретивая орда

Разметалась кто куда!

А царевна, в ложной муке,

Протянувши к брату руки,

Что есть мочи голося

Да ладонями тряся,

Тут такое закатила:

— Разве я тебя просила

Дело важное бросать,

Чтоб меня бежать спасать?!

Неужели впрямь ты хочешь,

Чтобы рыцарь тёмной ночи,

В угождение тебе,

Залучил меня к себе

Своевольным супостатом?!

А ещё зовёшься братом!

Коль задумал сделать так,

Не такой уж ты простак!

И злодейка молодая,

По пути дождём роняя

Слёзы искреннего зла,

Вновь к престолу поползла,

Где опять пустой мольбою

Завелась перед каргою…

И покудова простак

С камнем бился, как дурак,

Хитроумная сестрица

Перед ряженой царицей

Извивалась, что змея,

Ливнем жалобы лия.

Дескать, я ли виновата,

Что такого злого брата

Подарила мне судьба?!

Пред судьбою я слаба…

Да, однако ж, сына Стужи

Без венчанья видеть мужем

Не по сердцу мне. Пойми!

Лучше голову сними!

Бабка гневом поперхнулась:

— Как тебе в башку ввернулось

Мне условья разводить?!

Мигом дерзкую казнить!

И холопы, ей в угоду,

Тут же сладили колоду,

Навострил палач топор,

Чтоб исполнить приговор…

Завернув царевне руки,

Приступили к делу слуги:

Потешая карнавал,

Кто фату с неё сорвал,

Кто, под общее веселье,

С шеи сдёрнул ожерелье…

Казнь приблизилась! -

Под стать

Крест нательный целовать!

Но в последнее мгновенье,

Под топор без сожаленья,

Поражая маскарад,

Головой свалился брат!

И опять сестра завыла:

— Я о чём тебя просила?!

Что ты мне наперекор

Сдуру лезешь под топор?!

Неужели вправду хочешь,

Чтобы рыцарь тёмной ночи,

В угождение тебе,

Залучил меня к себе?

Лихо ты ведёшь затею,

Но поверь мне, что злодею

Я себя не подарю,

Лучше заживо сгорю!

И она, с последним словом,

Повернулась до престола,

Простонала:

— Что топор!

Разводи, карга, костёр!

Пусть мне мужем станет пламень,

Если брат не хочет камень,

Чтоб сестру свою спасти,

От запада отвести!

А теперь припомнить надо,

Что болотная преграда,

Тут случилась для игры

По велению сестры,

Что валун сюда прислугой

Вчетвером, и то с натугой,

Был доставлен.

Где ж ему, принцу, было одному

Сладить с тяжестью понятной?

Потому-то многократный

Брата явный неуспех

Вызывал покатный смех.

И отчаявшись добиться

Вызволения сестрицы,

Он, чтоб мук её не зреть,

Вместе с ней решил сгореть!

Только-только над болотом

Заиграла позолота

Скороспелого костра,

Лишь коварная сестра,

Понимая, что в затею

Брат последует за нею,

Тихо двинулась в костёр.

Он ладони распростёр

И опрометью рванулся

Вслед за нею!

Но споткнулся

Возле самого костра

О подножку, что сестра

Подвернуть ему успела…

А сама?

Как оробела.

Прям-таки лишилась сил

Пред огнём, что охватил простофилю…

Той минутой вдруг,

Взметнувшись вьюгой лютой,

В зале вспыхнула зима!

Задышала стужей тьма!

И в единое мгновенье,

Лишь единым мановеньем,

Уняла карга огонь!

А затем её ладонь

Распростёрлась над погодой.

И немедля, ей в угоду,

В ледяной своей броне,

На серебряном коне

Рыцарь ночи появился,

Перед старицей склонился

И промолвил:

— Стужа-мать!

Я давно намерен взять,

По злодейскому завету,

За себя принцессу эту.

Не хватало мне всего

Лишь согласья твоего.

Но теперь и ты спокойна:

Видишь — девица достойна,

Заключая по всему,

Украшать собою тьму!

Ты ж, доверчивому брату,

Помоги забыть утрату.

Чтобы этот филантроп -

Доброты своей холоп,

Осознал бы, что без меры

Не бывает даже веры!

Чтобы мог он понимать

Человеческую стать!

Чтоб не сел на царском троне

Шут гороховый в короне!

Чтоб владыкой на престол

Настоящий царь взошёл!

Тут царица Стужа встала,

И на весь дворец сказала,

Не оттягивая срок:

— Быть по-твоему, сынок!

Вновь с удвоенною силой,

Вьюга зимняя завыла.

В ночь умчала завируха

И принцессу, и старуху вместе с сыном,

И коня…

Но оставила меня.

Если б вдруг такое сталось

Что и я бы потерялась,

То, тогда кому под стать

Было б столько вам наврать?

ЛУНЫШ

Не на дальней на планете,

А у нас на белом свете,

В гости к бабушке своей

Часто ездил Алексей.

Помогал он ей умело -

Исправлял любое дело…

Словом, был хотя и мал,

Но себе управу знал.

И притом скрывать не буду,

Тот Алёшка верил в чудо,

Что однажды, не во сне,

Побывает на Луне.

Долго время не томилось -

Диво дивное случилось,

Чудо чудное сбылось!

Вот как это началось:

Ветер ставнею скрипит,

На печи бабуля спит.

Знать умаялась она…

Всходит на небо луна.

Свет её на половицах

Тонкой льдинкой серебрится.

Бьют часы двенадцать раз -

Наступил полночный час.

Вот ли грезится Алёшке:

Света лунного пятно

Потянулось вроде кошки,

Кверху выгнулось оно,

В ком жемчужный собралось

И мальчишкой поднялось.

Видно малый именитый -

Лунной искрою облитый,

Тем же трепетным огнём

Обруч светится при нём.

Будто жаворонка трелью

Или мартовской капелью

Потревожило покой:

— Доброй ночи, друг земной, -

Говорит он, — не пугайся,

В дело вникнуть постарайся:

Ты — малыш, и я — малыш;

Ты — землянин, я — луныш.

Но беда не в расстоянье.

Не важны у нас дела

В том, что воли на свиданье

Нам природа не дала.

Стоит нам лишь потянуться -

Друг до друга прикоснуться,

Оба мигом — вот беда!

Мы исчезнем навсегда.

Но в познанье умных школ

Всех лунян я превзошёл.

Мне за то Хранитель Сил

Этот обруч подарил,

Чтоб его волшебной силой

Я Луне своей служил.

Если ты не побоишься

В этот обруч пронырнуть -

Мною тотчас обратишься

И взойдёшь не где-нибудь -

Ни в былом, ни в новине,

Ты случишься на Луне!

С кем бы там тебе ни знаться,

Сколько б дней ни оставаться,

На Земле минутам счёт

Не продвинется вперёд.

Если даже так случится,

Что захочешь возвратиться -

Будешь в тот же миг опять

Ты в своей постели спать.

Но!

Пред тем, как соглашаться

В даль заветную умчаться,

Будет кое-что под стать

О судьбе Луны узнать.

Незапамятной порою

С нашей маленькой Луною,

Там, где царствовал покой,

Вышел случай роковой:

Жизнь текла под небом ясным

И вольготно, и прекрасно,

Но изменчив праздник был -

Изолгался лунный мир:

Стал коварством увлекаться,

Небылицы возводить,

Лицемерьем восторгаться,

Даже правдою кривить.

Столько выдумки скопилось,

Что однажды, в судный час,

Эта кривда превратилась

В злое чудище Натасс!

То страшилище не мало

Горы в камни раздирала

Превращала воздух в дым

Дуновением одним!

Повезло тогда народу

Эту лютую невзгоду

В пропасть лунную загнать

И на век замуровать,

А испуганным лунянам

Только Правду признавать.

Сотни лет Натасс томилась

В бездне лунного нутра;

Ею почва уплотнилась

И с годами сотворилась

Из Луна одна кора!

Неожиданно разверзся

В той коре сплошной изъян -

Закружился, завертелся

Несусветный ураган.

Словно лёгкую мякину,

Всех в полночную пучину

Через вольное жерло,

Безвозвратно унесло.

Как жемчужницы ракушка,

Вдруг захлопнулась ловушка.

С той поры случились мы

Обитателями тьмы.

Ось вращения сместилась,

И Луна определилась

Между небом и землёй

На незыблемый покой.

Та жестокая поруха,

На безвременье вперёд,

Превратила в Царство Духов

Вольный некогда народ.

Чтоб на счастье уповать

Мы не смели больше лгать.

А могли свободы ради

Истину лишь понимать.

И представь себе, Натасс

Прямо на глазах у нас

Захворала, исхудала,

Почернела и в клети

Придворцового подвала

Оказалась взаперти.

Неотступно Сил Хранитель

Лунной мудрости учитель

Много времени подряд

За Натасс ведёт догляд!

Алексей, когда согласьем

Ты намерен отвечать,

Об одном ещё несчастье

Я обязан рассказать.

Верь, у лунного народа

Такова была природа:

Мы не гибли, не рождались,

Мы слабея отправлялись

В сад Великого Отца,

Где мы к почве прививались,

Вырастая превращались

Постепенно в деревца.

Те росли и мощь копили,

И в определённый срок,

Над собою возносили

Чудодейственный цветок.

Из бутона в полдень лунный

Вылетал лунянин юный,

Сотни лет готовый жить,

Не желая есть и пить.

Ужас перенаселенья

Не терзал души ни в ком,

Да и страх исчезновенья

Тоже не был нам знаком.

Но в Саду Отцовом вдруг

Появился злой недуг!

Всякий ствол цветок возносит,

Но не всякий плодоносит -

Как предвестник новых бед

Стал случаться пустоцвет!

Знай — Хранитель лунных Сил

Мне лишь обруч подарил.

Может, этим исключеньем

В ком-то ревность возродил?!

Может зависть хитреца

Вводит немочь в сад Отца?

Можно, впрочем, постараться

Мне дознанием заняться,

Чтоб понять, кто из лунян

Вводит в сад Отца обман?

Только хитрость всякий раз

Помогает жить Натасс.

Постарайся согласиться -

Мною видом повториться!

Этим Обручем владея,

С пониманьем чародея,

Ты сумел бы хоть в скалу,

Хоть в соринку на полу

На Луне оборотиться,

Чтобы истины добиться,

Стоит обруч лишь поднять

И задумку загадать.

Так, что можешь не смущаться -

Всюду мною появляться

Где захочешь.

Только знай:

Обруч мой не отдавай

Ни за правду, ни за ложь,

А иначе пропадёшь!

Как откроешь хитреца,

В Сад Великого Отца

Волен ты его доставить,

Чтоб вперёд не смел лукавить!

Лунный Сад его привьёт

Изродит и в жизнь вернёт.

Потому как ты земной,

Ты не примешься Луной -

Садом нашим не привьёшься

И на Землю вновь вернёшься

Без помех наверняка

В лучшем виде.

А пока,

Если мешкать нет причины,

То попробуй изловчись,

И в небесную пучину

Через обруч окунись.

Тут Луныш рукой взмахнул,

Обруч огненный метнул.

Алексейка изловчился -

Головою поднырнул.

Стужей вдруг его облило,

После жаром опалило

И взошёл он среди скал -

Словно тут всегда стоял.

Огляделся, чуть робея:

Небо — чёрного чернее,

И осыпано оно

Золотой звездой сплошно;

Нет ни облачка, ни ветра,

А над самою Луной

В десять, в сто ли километров

Нависает шар Земной!

Он лучами солнца пышет,

Голубым простором дышит,

Облаками шевелит -

Словно Лёшке норовит

По-отцовски наказать,

Дескать, ты не смей дрожать!

А веди такую думу:

Сын Земли — не фунт изюму!

Помни это как букварь -

В грязь лицом-то не ударь!

Тем заботливым наказом

Алексей взбодрился разом -

Минул робости недуг.

И тогда он понял вдруг:

И не тень он, и не свет,

Вроде есть он, вроде нет,

И такая лёгкость в теле -

Ну, как есть голимый бред!

Но работу делать надо.

Вскинул обруч он

И враз

Скал высокая преграда

Постепенно раздалась,

Вход уклонный отворился,

В глубине его струился

Свет, как будто среди скал

Луч вечерний дотлевал.

Тут же силою лукавой

Алексея подняло,

Вроде лётом, вроде плавом,

Прямо в жерло понесло.

Вскоре он, волшебным ладом,

Стену каменной преграды

Миновал, как лёгкий вздор,

И взвился в иной простор.

Там он плавно покружился,

После твёрдо прилунился

Перед зубчатым дворцом,

Что серебряным венцом

Среди льдисто-белах скал

Весь искрился и сиял.

Вот Алёша без утайки,

Веря в силу обечайки,

Полный трепетных забот,

Во дворец себе идёт.

Встреч несётся старина -

По колена седина;

Словно месяц в нетерпенье,

Или даже целый год,

Он и в страхе, и в сомненье

Ждал, когда Луныш придёт!

Впопыхах ответить просит:

Где тебя нечистый носят? -

Вот уже как целый час

В клетке бесится Натасс!

В глубь дворца спешит Учитель -

Сил заботливый Хранитель,

Следом, волею своей,

Поспешает Алексей.

Закоулки, арки, своды,

Тупики да переходы…

Вдруг!

Как в зиму вешний гром!

Под решетчатым шатром,

Перед Лёшкой поднялась

Неописанная мразь,

Грозной пастью паука

Заскулила, а пока

Четырьмя очами враз

Вслед за ним следить взялась.

То бормочет, то сопит…

— Убедился? — Алексею

Всехранитель говорит. -

Я уж к ней и так, и сяк -

Не могу унять никак!

На тебя, Луныш, надежда -

Ты у нас на всё мастак.

Я ж пока передохну -

Истомился.

Ну и ну!

Алексей не думал всё же,

Что немедля дело может

Оборот такой принять.

Как чудовище унять?

И подумалось Алёхе:

«Чем справлять чужие охи,

Может быть домой удрать

Да нырнуть в свою кровать?»

Только он домыслил слово -

Перед ним кровать готова,

Тут и стол, и табурет,

И в окошке лунный свет;

Тонкий луч на половицах

Чистой льдинкой серебрится…

Уж такой родной уют!

Вот часы двенадцать бьют.

С неширокого припечка

Сонно бабушка встаёт

И с тревогою сердечной

Внука милого зовёт.

Растерялся Алексей -

Тут попробуй не сробей.

Знать коварная злодейка

Прозорливостью своей

За короткую минуту

Поняла в парнишке смуту,

Вот и строит миражи -

Для затмения души.

Страхом полнится избушка.

Перепуганной старушке.

Не до сна!

Какой тут сон?!

Из тепла стремится вон.

Алексей кричит ей вслед.

Только голоса-то нет!

Он тогда бежит за нею.

Но! Внезапно гаснет бред -

И! Стоит он взаперти

У чудовища в клети.

И пустилась тварь лапасто

Наползать со всех сторон,

Дескать, ей совсем неясно,

Кто к ней в клетку заточён?

А пока захват сопел,

Алексей понять успел,

Как, не жертвуя собою,

Сладить с этой сатаною!

Он послушною рукой

Вскинул обруч над собой

И сказал:

— А, ну, невзгода,

Притуши свою погоду,

Нервы срочно успокой.

Я ж заделаюсь тобой.

Ты замри-угомонись -

Насекомым обернись.

Если будешь мне мешать,

То смогу ногой прижать!

И чудовище сомкнулось -

Паучишкой обернулось.

Вот вам, только и всего -

Волшебство есть волшебство.

Алексей потом, в тоске,

Пятна счёл на потолке,

Поворчал да поругался,

Заскучал, зевать принялся.

Дальше вовсе задремал.

Кто-то — чу!

Идёт в подвал.

Впору надо удивиться -

Подошла к клети девица,

У которой все черты

Небывалой красоты!

Лишь глаза у этой гостьи

Аж зелёные от злости:

Гнева, знать, не одолеть -

На чудовище смотреть.

Алексей сумел понять:

Если ей не подыграть,

Будет вовсе невозможно,

Правду-истину узнать.

Ладно, я тебя потешу, -

Размышляет Алексей, -

Вот возьму, да и опешу

Перед яростью твоей.

Он притворно зазнобился,

В уголок клети забился -

Дескать, ты уж извини,

Что угодно, поясни.

Я де с каждым днём хужаю -

Забываю всё, что знаю,

Ты поэтому со мной

Обращайся, как с больной.

Видно Лёшкина придурость

Девице не поглянулась,

Потому и говорит -

Мне печаль твоя претит.

Вспомни как ты в день рожденья

Удосужилась посметь

Маску,

С явным наслажденьем,

На лицо моё надеть.

Почему же, дай понять -

Не могу я маску снять?

Сколько я прошу, и что же

Ты твердишь, что всяк поможет,

Кто собрался в Сад Отца

Мне узреть себя с лица.

Но такие только смели

Прочь с меня личину снять,

Тут же слепли и немели!

Я вольна теперь понять

То, что истинный мой вид

Пустоцвет в Саду творит?

Ты тут ладишь небылицы,

Что кончаются страницы

Лживой сущности твоей.

Скоро должно проявиться

Мне наружностью своей?

Но посмею снять я маску -

Грянет страшная развязка:

Каждого доймёт тогда

Слепота и немота!

Если же тому случиться,

Всяк лунянин устремится

В Сад Великого Отца,

Чтобы снова обратиться

Через дерево в юнца.

Но едва ли повезёт

Сделать жизни оборот -

Что, помимо пустоцвета,

Сад Отца произведёт?!

Знай, твоей коварной воле

Я свершиться не позволю!

Чтобы жить моей Луне,

Опочить придётся мне!

Доли я иной не знаю,

Но позволь же, умоляю,

Перед тем как умереть

Мне лицо своё узреть,

Нынче всё, что ни потребно,

Силой обруча волшебной

Ты способна сотворить.

— Значит так тому и быть! -

Алексей себе смекает.

Чтобы наперёд успеть

Личность девичью узреть,

Он свой обруч поднимает -

И с обратной стороны.

Из-за дымной пелены,

Что внезапно накатила,

Лик красотки замутила,

Поначалу ничего

Не увидел взор его.

Но, с минутою-другою,

Алексей перед собою

Вдруг такое разглядел -

Разом чуть не поседел.

Забрала его истома:

По ту сторону проёма

Мразь такая поднялась -

Пострашнее чем Натасс.

Он спешит скорей узнать -

Как прости тебя назвать?

И ответила девица -

Так ведь я твоя сестрица.

Для Луны я свет и честь -

Правда — я, как есть.

Появилась тут догадка,

У Алёшки, что порядка

Не достигнуть на Луне

Видно, что наедине

Ложь и Правда — две сестры

Одинаково страшны.

Чтоб не стать Луне пропащей,

Правде надо быть щадящей;

Чтобы выжила Луна

Ложь святою стать должна!

Обернувшись землянином

Лёшка обруч свой поднял

И сестрицы заедино,

Так как сёстрам он сказал,

Подошли и рядом встали,

Кто-есть-кто не разберёшь,

Будто только что родились

Красотою обновились,

Словно солнцем облучились

Правда чистая и Ложь.

Молвил Лёшка не робея:

— Пусть теперь моя затея

Вашей властвует судьбой!

Оставайтесь обе статны,

И пригожи, и понятны,

Это вам поклон Земной!

Ну а мне пора домой.

Мышь сухариком шуршит.

У печи бабуля спит.

А в избе на половицах

Лунный мальчик серебрится.

Тем же трепетным огнём

Обруч светится при нём.

Словно мартовской капелью

Или жаворонка трелью

Нарушается покой:

— До свиданья, брат земной! -

Говорит он.

И в мгновенье

Исполняется решенье:

Исчезает он. Тотчас

Бьют часы двенадцать раз.

Алексейка засыпает…

Вот и кончен мой рассказ.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.